Текст книги "Автобиография. Старая перечница"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

К теме этой я наверняка еще вернусь, уж слишком она тяготит меня.

Хотя, впрочем, не более, чем жара.

По сути дела, страдания мои были связаны с приездом Роберта и его семейства. До сих пор они приезжали в начале лета, июнь на французских курортах жарой не балует, напоминая скорее северные страны. Мне же хотелось порадовать своих детей солнечной погодой. Вот почему через год после перипетий с мошкой, в кошмарном 2003 году, мы запланировали отдых на конец июля и на август. Ясное дело, в Трувиле, в отеле «Флобер».

Ну и опять судьба показала, на что она способна. Отчебучила такое, что и не снилось Канаде. О Канаде я уже неоднократно высказывала свое мнение. Страна, казавшаяся некогда раем, теперь настолько мне опротивела, что с большой охотой и мстительным удовлетворением еще раз напомню о канадских прелестях.

• Летом температура тридцать восемь по Цельсию и жуткая влажность.

• Миллион абсолютно идиотских запретов, которые приходилось записывать, поскольку мозг отказывался их запоминать.

• Кошмарные ограничения в отношении отпусков у всех работников как умственного, так и физического труда.

• Тысячи бессмысленных препятствий, чинимых студентам во время каникул.

Думаете, преувеличиваю? Хотите конкретные факты? Пожалуйста. По окончании второго курса моя внучка, как только начались каникулы, висела двое суток на телефоне, чтобы получить программу на следующий год. Ее обязали выбрать предметы, которые она желает изучать на третьем курсе, явившись к началу учебного года ровно первого сентября (как ученики средних школ) уже с заявленным расписанием. А расписания этого студентам не дали ни сразу после окончания второго курса, ни через неделю, но без него на третий курс их бы не приняли.

Конечно, Моника пожелала продолжить учение в очень сложной области, по-польски это звучит примерно так: компьютерное программирование. Что это за зверь такой, я не знаю и знать не хочу, а то еще приснится ночью. Но ведь это не повод портить каникулы одной из лучших студенток. На всякий случай замечу, что обучение этому странному предмету в Канаде уголовно не преследуется. А теперь продолжу перечень канадских прелестей.

• Тьма всевозможных мерзких насекомых – во главе со знаменитой мошкой.

• Почти равное им количество ненормально жирных граждан обоего пола. А все потому, что бедняжек заставляют питаться отвратительной, якобы экологически чистой и здоровой пищей. Она такая же здоровая, как я епископ Кентерберийский.

• Один негр, который загнал меня в иммигрантскую службу.

• Чай с сахаром и луком.

• Абсолютно кретинские правила дорожного движения.

• Бешеное поголовье тараканов в местах проживания людей, вдобавок к тараканам – не выветриваемый чесночный дух и еще какая-то гнилостная вонь неизвестного мне происхождения.

И учтите, никакой политики здесь нет, одни лишь голые канадские реалии. Я всего лишь хочу постичь непостижимое – с какого перепугу сократили отпуск моему сыну? Он так ждал августа, чудесного солнечного месяца на берегу моря, и в результате вынужден был бросить в этом раю меня с Моникой и вернуться в проклятую Канаду.

Минутку, пока мы еще не доехали до рая…

Мы тщательно продумали программу нашей летней поездки во Францию, причем немало времени отвели для осмотра замков на Луаре. Дети вдруг заинтересовались историей, я же ее любила всегда, так что всецело одобрила их планы. Правда, многие исторические сведения из головы моей выветрились, но основные персонажи там подзадержались – и Франциск I, и Диана де Пуатье, и Катерина Медичи, и Ричард Львиное Сердце. Опять же, в одном из замков с незапамятных времен хорошо сохранился королевский санузел, в другом – впечатляют акустические эффекты. В общем, было на что поглядеть и чем полюбоваться.

Поглядеть-то мы поглядели, а вот насчет того, чтобы полюбоваться… С этим возникли проблемы.

Вот интересно, в Блуа всегда идет дождь? Этим летом дождей вообще не было, вся Европа изнывала от жары и засухи, так что, возможно, дождь в Блуа был вообще единственным в сезоне. Но раз я там оказалась, как же без дождя? Не имею понятия, как нас занесло к замку герцога де Шевреза, но все решили – его непременно нужно сфотографировать. А как же! Взаимоотношения между герцогом, герцогиней, Анной Австрийской и кардиналом Ришелье были до того увлекательны, что не запечатлеть замка, чьи стены помнили его знаменитых обитателей, просто непозволительно. Сфотографировать его можно было лишь издали, подъехать ближе не удалось, а топать пешком под ливнем никому не хотелось. Я остановила машину на какой-то улочке, прошу читателей меня извинить, что не называю ее, просто не помню, а рыться в дорожных картах не хочется. Позже выяснилось, что встали мы у ворот местной пожарной команды. Роберт с Моникой выскочили из машины. Роберт щелкал своим новым замечательным фотоаппаратом, Моника держала над отцом раскрытый зонт. А потом я вдруг увидела, что мой сын мечется с аппаратом в руках по одной стороне улицы, а внучка с раскрытым зонтом – по другой… От увиденного я потеряла дар речи и, боюсь, выглядела так, что Зося в панике решила – свекровь спятила.

Наконец оба оставили герцога с его замком в покое и сели в машину, а я еще долго не могла успокоиться.

В случаях, подобных описанному, я ничего не могу с собой поделать. Ситуация не просто смешная, чистой воды гротеск, да еще с какой-то сумасшедшинкой, и это вижу только я, остальные же не осознают комизма. И вот так со мной всю жизнь. Вижу комическое, где оно другим незаметно, и предаюсь ему всей душой, без оглядки на приличия.

А может, только благодаря этому я еще держусь? Может, тут проявился один из тех антистрессов, которые, в противоположность стрессам, сводящим нас в могилу, напротив, продлевают жизнь?

Ладно, черт с ними, со стрессами. Дождь закончился, от него осталось лишь воспоминание. И навалилась жара! Теперь все замки мы осматривали по-американски, издали, с того места, куда можно было подъехать. Роберт с Моникой изредка покидали машину, чтобы хоть немного приблизиться к снимаемому объекту, я же вышла лишь раз, взять из багажника бутылку минеральной, поняла, что снаружи температура за сорок, и поскорей нырнула в прохладу машины.

Единственный объект, который мы сумели как следует осмотреть, был музей Леонардо да Винчи в Амбуа, в замке du Clos Luce. Туда легко было подъехать, и туристов оказалось немного. Да и то большую часть времени мы провели в этом замке, не осматривая достопримечательности, а бессильно сидя в огромном, неряшливом, мрачном, но вполне цивилизованном туалете. И не потому, что там было прохладно, просто не так уж свирепо жарко. Роберт сфотографировал все, чего касалась рука Мастера, и снял мокрую рубашку. Да и не он один. Никто не выражал протеста против неглиже в таком месте, жалели только, что больше уже решительно ничего нельзя было с себя снять.

Очухались мы в машине, слегка оживились и, петляя по прекрасной французской земле, добрались до отеля.

Конец июля в Трувиле уморил нас страшной жарой, август же прикончил совсем уж невыносимой.

Остались мы вдвоем с Моникой, и неожиданно выяснилось – угодили в самое жаркое место Европы. Даже в Испании и на Лазурном Берегу было прохладнее. Газеты с садистской дотошностью не упускали случая ежедневно подсчитывать и доводить до нашего сведения число умерших от жары. Ее жертвами во Франции стали около шести тысяч человек, в основном люди пожилые. Я по блату получила точную информацию – не шесть, а десять тысяч. Как я не угодила в их число – до сих пор не понимаю.

У меня под носом плескался океан, зонт на пляже я арендовала на все время нашего пребывания в отеле, но и в тени на пляже можно было выдержать лишь до одиннадцати утра. К тому же море совсем не считалось с ситуацией, сложившейся на суше, и иногда было близко от берега, а иногда очень далеко. Если счастливцу повезло и он угодил в прилив, мог посидеть в воде. Но тут начинался отлив – счастью конец, три четверти километра под тропическим солнцем обратно до берега редко кто способен преодолеть.

Мне, в отличие от Роберта, с погодой всегда везло. Вот и я один раз рискнула пойти к морю в час отлива. Сначала успела посидеть в прохладной воде довольно далеко от берега. Но ведь надо было возвращаться! Обратный путь мне показался сущей Сахарой. И я предупредила внучку, хоть она и моложе меня на два поколения. Пусть знает, чем ей грозит купание в час отлива.

У молодежи своя голова на плечах. Предупрежденная Моника помчалась-таки искупаться в море в неположенное время. Великолепно охладилась, насладилась прохладой и вернулась. Правда, последние метры по мокрому песку дались ей с трудом. И она призналась:

– Ты была права, бабуля. Возвращаться трудно…

Около двух ночи жара немного спадала, а в четыре утра становилось и вовсе хорошо. Два прохладных места были в зоне досягаемости: машина и казино. Все остальные помещения не имели кондиционеров.

До казино от моего отеля оказалось ровно сто пятьдесят метров, это я лично проверила. Чтобы добраться туда под безжалостным солнцем – почему-то на улицах нигде ни клочка тени, – я предварительно минут двадцать сидела в своей машине на стоянке, набиралась впрок холода. Очень хотелось замерзнуть, но такого со мной не случилось. И все же набранного холода хватало на то, чтобы живой добраться до входа в казино.

Вряд ли стоит удивляться, что остаток отпуска мы провели в казино, и даже не очень-то дорого это нам обошлось. Где-то ближе к концу каникул мне повезло в игре. Выигрыш практически покрыл наши счета…

А, вот еще что! Я собиралась об этом написать и, кажется, даже где-то пообещала, да опять позабыла. Теперь у меня получится лирическое отступление вспять.

Роберт собирался купить машину. Зося в приливе легкомысленной щедрости предложила купить новую тачку. Когда же спохватилась, то напрасно кусала локти, было поздно, и бедняга ломала голову, что бы придумать. Денег на новое авто решительно не хватало. Отпуск они свой начали с приезда в Польшу, и мы всем семейством отправились в казино. Зося терпеть не могла все эти злачные места, никогда не играла, но на этот раз решила притвориться, будто ею завладел азарт. Неудобно как-то стоять столбом и пялиться на других. Вот она и села за первый подвернувшийся игровой автомат и принялась неторопливо совать в него монетки по пятьдесят грошей. Рассуждала так: даже если и проиграет, то не больше пятнадцати злотых. Ну ладно, пусть двадцать, тоже не разорится и не умрет от разрыва сердца.

Через какое-то время невестка подошла ко мне и тронула за плечо.

– Иоанна, я сломала автомат, – сконфуженно призналась она. – Не знаю, что делать.

Я обернулась, поскольку невестка играла у меня за спиной. Испортила, как же! Сорвала джекпот, те самые знаменитые три яйца. Агрегат тут же застопорился, и на нем мерцала сумма: семьдесят четыре тысячи злотых.

Таким образом, на новую машину для мужа ей не хватило лишь две тысячи с грошами, которые я свободно могла добавить в Трувиле. Но даже и с учетом этого, свои отпускные расходы я покрыла…

Жары одной было вполне достаточно, чтобы прикончить человека, так что дополнительные неприятности – это уже совсем через край. Догадались, наверное? Да-да, речь пойдет о всевозможных шумах. Никогда прежде, за всю мою жизнь, мне не приходилось жить при таком уровне децибел. Громыхание было самого разного пошиба, но, увы, не смолкало ни на минуту. Трудно было даже определить, когда кончается один шум и начинается другой. Я просто жила… нет, существовала в этом постоянном шуме.

Начнем с утра. С восходом солнца поднимали хай чайки. Человек еще вроде бы спит, но сон его уже нарушен. В половине седьмого на пляж с грохотом и бряканьем, фырча и стуча, выезжал колоссальных размеров мусоровоз. Он подбирал весь вчерашний мусор и разравнивал песок. А еще урчал, шипел, гремел, грохотал так, что человеку казалось – у него под окном то ли строем трактора проезжают, то ли перемещается танковая дивизия. С прицепами. Не придирайтесь, знаю, что прицепы – это у тракторов. И тут же к механическим и металлическим звукам подключались людские крики. Это по пляжу расставляли зонты, лежаки, столики, шезлонги. Учтите, все это время чайки не унимались, казалось, цель каждой из них – перекричать товарок. Чайки и оставались на пляже дольше всех – дожидались детей, которые после завтрака с энергичными воплями начинали свой день.

На пляже… ну, на пляже все как обычно – люди, музыка, дети, чайки, поезд. Да, я не оговорилась, маленький туристический поезд, каждый час проезжающий по пляжу, при этом он старательно изображает из себя большой состав – так же грохочет. Впрочем, на пляже это обычные звуки, всегда так было, с незапамятных времен, с тех пор как я стала бывать на пляжах. И везде одно и то же, независимо от страны. Правда, в последние годы на некоторых пляжах свою лепту в шум вносят аттракционы, но я от таких держусь подальше.

Вечерами – казино. Мощный, постоянный шум – характерная черта всех казино. Его усиливает музыка, которую включают специально для того, чтобы вконец оглупить клиента-игрока. Надо отдать должное владельцам казино – это им удается. Впрочем, шум в казино довольно монотонный, если очень постараться, к нему можно привыкнуть, ну вот как в заводском цехе к шуму станков. Но дудки! Не успеет клиент немного освоиться с шумовым фоном, как в десять часов вечера его вышибают из седла какие-то уже совсем дикие выкрики и грохот. Это под музыку на эстраду с пронзительными воплями выскакивают молодые девушки и начинают отчебучивать канкан.

Мы с Моникой, намереваясь поужинать, заранее подыскивали место подальше от динамиков. Сидеть рядом с ними крайне опасно для здоровья: или оглохнешь, или спятишь, или и то и другое вместе. Девицы вопили, надсаживая глотки, а музыкальное сопровождение честно отрабатывало свой гонорар. Но уж коли вам удавалось такое вынести, наступавший после культурной программы обычный шум казино казался уже ласковым шепотом.

Около часа ночи закрывались забегаловки вокруг отеля. Сопровождалось это такими звуками, что однажды я даже в ужасе выскочила на балкон – в полной уверенности, что кто-то надо мной проламывает крышу. Я отчетливо слышала, как тяжелыми кувалдами крушат и корежат металлическую кровлю, а потом листы железа с ужасающим лязгом и грохотом валятся на землю. И все это сопровождалось подбадривающими выкриками бесчинствующих молодчиков, сопеньем, кряканьем и диким хохотом.

Да, я еще позабыла сказать: ужиная в казино, гость имел возможность насладиться и нормальной музыкой, хозяева приглашали иногда даже хороших музыкантов, да что толку, все равно не услышишь.

И вот вроде бы наступала ночь, но шум не умолкал, только принимал другой характер. По бульвару прогуливались орды туристов, главным образом молодежи. Разумеется, их распирала радость жизни, они свистели, хохотали, горланили песни. А иногда ссорились, но и это делали так, чтобы окружающим жизнь медом не казалась. Раньше трех эта публика не расходилась.

А в полседьмого на пляж с лязгом и грохотом вкатывалось мусороуборочное чудище…

Как-то в одну из ночей мы услышали африканские тамтамы. Пан Тадеуш описал их в своей книге, но вышло у него слабо и неубедительно. В конце концов, сам он их не слышал, узнал от меня и не смог передать того кошмара, что пришлось мне вынести. Вот если бы он сам все пережил, тогда другое дело!

Нет-нет, я не желаю своему агенту ничего плохого, но вообще-то не мешало бы ему хоть раз испытать на своей шкуре нечто подобное, а так в его небрежном, сокращенном пересказе получилось нечто невыразительное.

Люди наконец-то разошлись, наступила редкая минута тишины, и вот в этой тиши я отчетливо расслышала то, что до сих пор скрывалось за другими шумами: бум-бум, бум-бум, бум-бум. И эти бум-бум крепли, набирали силу, вдирались не только в уши, но, казалось, и под ребра. Звуки доносились со стороны пляжа. Выглянула. Темно, как у пресловутого негра в… в общем, мрак, пляжа не видно, моря не видно, ничего не видно. И где-то во тьме притаились уроды, сволочи, свиньи холерные! Как бы поэлегантнее выразиться?

Так вот, притаились в темноте эти свиные рыла и колотят по своим барабанам. Вообразили, будто у себя в Камеруне!

Разные мысли посетили меня в тот момент, среди них особо привлекательной показалась одна. Есть у меня перочинный нож, большой такой, вот достану его сейчас, выйду из отеля, разыщу паршивцев на пляже и покрошу на мелкие куски проклятые барабаны! А если кто-нибудь из негодяев воспротивится, то могу и малость промахнуться… Мимо барабана.

И все же не достала я ножичек свой. А утром на пляже, в обычной пляжной какофонии, я вдруг разобрала до боли знакомый «бум-бум». В глазах у меня потемнело, я вскочила и двинулась на звук, пожалев лишь, что не прихватила на пляж холодное оружие. Вот, где-то здесь, совсем уже близко грохочет. Поозиралась я и обнаружила источник звука. Нет, это были не уроды с барабанами, это были уроды без барабанов. Три молодых, но вполне взрослых парня сидели на лежаках и чем-то там занимались (не видела чем, говорю же, от ярости в глазах потемнело), а рядом с ними на весь пляж упоенно грохотал магнитофон.

Я вернулась к нашим шезлонгам, тронула внучку за плечо. Молодое поколение, должна разбираться в электронике.

– Моника, послушай, если в их шарманку воды плеснуть, это ей повредит?

– Повредит! – заинтересовалась Моника и села в шезлонге.

Я осмотрелась. Может, у какого-нибудь малыша попросить ведерко? Наберу морской воды и, проходя рядом с этими «камерунцами», неловко споткнусь и залью их чертову бухтелку.

Увы, как назло, ни одного ребенка с ведерком поблизости не оказалось.

– Моника, а если насыпать песка?

– Тоже повредит.

Лопатка! Дети вечно возятся с песком, у них должны быть лопатки! Как бы не так! У этих современных засранцев имелись только дурацкие уточки, лебеди, крокодилы, мячики… И ни одной лопатки!

Пришлось идти по воду без посуды. Проходя мимо «камерунцев» – а все они были белые, пусть и очень загорелые, – я остановилась и посмотрела на их агрегат. Всего лишь долю секунды!

Уж не знаю, что там излучали мои глаза, но все трое вдруг замолчали, подняли головы, взглянули на меня и моментально приглушили шарманку.

Я же направилась в море, окунулась и вернулась на свое место. Моника, наблюдавшая за мной, не смогла скрыть восторга.

– Бабуль, как ты это сделала?

– Не знаю. Я просто посмотрела на них.

– Умоляю, покажи, каким взглядом ты на них посмотрела!

– По заказу не получится. Я малость охладилась в воде.

До конца нашего пребывания мы больше ни разу не слышали африканские тамтамы.

Неожиданно выпало нам счастье – прохладный день, всего тридцать четыре градуса. Я поспешила использовать его для давно запланированного похода по магазинам. И в первую очередь – за кальвадосом, ведь мы находились в самом центре производства этого прославленного напитка. Отправились в винный магазин. Как и положено, продавец устроил нам дегустацию. По малюсеньким рюмочкам он разлил яблочную водку двадцатилетней, двадцатипятилетней и сорокалетней выдержки. Пробуйте, выбирайте.

Выбирать предстояло нам с Моникой. Внучка, не привыкшая к крепким напиткам, пришла в ужас, но я не знала жалости.

– Пей, дитя, пей! – наставляла я. – Сегодня холодно, может, выдержим.

Как видите, выдержали, а кальвадос я выбрала удачный.

Итак, мы страдали от жары, и при мысли о том, что у меня в Польше пустует прохладный и удобный дом, здешний зной становился совсем уж невыносимым. Я бы уже давно сбежала из благословенной Франции, но из-за Моники не могла. У нее еще не закончились каникулы, а билет на самолет был заказан на конец месяца. И с собой забрать внучку я не могла, лететь она может только из Франции. Ладно, хорошо, что здесь хоть море плескалось под боком.

Не знаю почему, но такая уж выпала мне доля – вечно приходится иметь дело с экстремально высокими температурами, хотя, клянусь, никогда я не мечтала о лаврах победителя на соревнованиях по выживанию.

На следующий год черти занесли нас в Вену.

На этот раз у Моники вообще не было каникул. Я уже высказала свое мнение относительно странных порядков в ее учебном заведении. Впрочем, не буду упорствовать, возможно, она сама решила отказаться от развлечений и каникул, столь милых сердцу студента.

Зато приехала весной, кажется в мае, вместе со своим бойфрендом (у нас таких принято называть женихами), неким Т. J., то есть Тиджеем. К этому имени мы удивительно быстро привыкли. Парень учится с Моникой на одном курсе и изучает то, о чем я решительно ничего не знаю и знать не желаю. Нечто компьютерное.

Вот из-за этой молодежи я снова поехала в Познань, поклявшись себе не выходить из машины на свежий воздух. А вдруг меня уже поджидает там проклятая мошка? Ко вступлению в Европу я отнеслась сдержанно и непосредственного участия в этом не принимала. Зато заблудилась на автостраде. Я ведь почему поехала в Познань? Хотела показать детям Гнезно, Гопло, Стшельно, Тшемешно и вообще наши так называемые польские корни. И ничего не показала, кроме собора в древнем Гнезне, да и то без знаменитых Врат Гнезненских. Их как раз сняли для реставрации. А потом пришлось срочно возвращаться в Варшаву. Выяснилось, что там мне собираются вручить высокую награду. Вот такой сюрприз! Приятно, ничего не скажешь. Приятности стали такими редкими…

Знай я об этом раньше, наплевала бы и на молодежь, и на корни и не потащилась бы в проклятую Познань. Раньше мне не раз приходилось насквозь проскакивать всю Польшу туда и обратно, но так это раньше, когда я была моложе на тридцать пять лет. А кроме того, в те времена шоссе не были так забиты, к тому же о рытвинах и ухабах не приходилось слышать. А теперь! А теперь Познань, «Маевка с книгой», автографы, интервью, Объединенная Европа, телевидение и прочие пакости. Да к тому же из Гнезно я выехала на автостраду в противоположную сторону. Я и не то еще умею!

Итак, в спешке возвратилась в Варшаву, и там сразу торжество…

Не могу же я, черт побери, получая высокую награду из рук самого президента – мне вручили орден Офицерский крест, – выглядеть патлатой ведьмой, к тому же едва передвигающей ноги. Это ведь могут и неправильно понять. Будто меня этот самый Крест придавил…

Почему-то с годами все, ну абсолютно все требует от человека больше усилий, чем прежде.

А вторую радость, тоже нежданно-негаданно, устроило мне канадское семейство Тиджея. Парню не поверили, когда он рассказывал, что стоило ему впервые в жизни приехать в Польшу, как – бац! – тут же его повели на торжественный прием в президентском дворце, причем в качестве гостя. Пришлось в качестве доказательств предъявлять фотоснимки. Канадцы были потрясены. Словом, сделала я парню приятное – и ему радость, и мне.

Моника же, отхватив в мае свободную неделю, от прочих каникул была избавлена, и в летнее путешествие мы отправились втроем – Роберт, Зося и я. Через Вену, ибо Вроцлавское шоссе у меня уже в печенках сидела.

Политикой я никогда не занималась, бежала от этого болота как черт от ладана, даже говорила о ней неохотно. Но посудите, как утерпеть и не сказать двух слов о Вроцлавском шоссе? Вот интересно, каким чудом почти полвека, начиная с сорок пятого года, она держится до сих пор, не оскверненная ни одним ремонтом? Не секрет, ее построили немцы, она связывала два крупных центра – Вроцлав (бывший Бреслау) с Берлином и, наверное, в те времена была отличной трассой. Но прошло столько лет, и теперь дорога напоминает стиральную доску на последнем издыхании. И все молчат, ну ни одного слова никто не скажет, причем как молчали деятели нашей любимой ПНР, так и нынешние правители. Что тогда, что теперь властям наплевать на главную транспортную артерию силезского региона. Ведь по ней страшно ехать, у человека мясо отстает от ребер и поневоле вспоминается фильм «Плата за страх».

К каким только фортелям я не прибегала, пытаясь отделаться малой кровью! Экспериментировала, старалась подобрать оптимальную скорость, начиная с десяти километров в час и кончая двумя сотнями, последовательно проходя все цифры между ними. Все без толку – трясешься как эпилептик.

Интригует меня Вроцлавское шоссе. Ведь все эти годы должен же кто-то за него отвечать! И в социалистической Польше, и в нашей интегрированно-европейской всегда хватало всевозможных премьеров, директоров, министров, да и учреждений было навалом – начиная с Дорожного управления. И что, никто из этих чиновников никогда по Вроцлавскому шоссе не ездил?

И что самое смешное, Вроцлавское шоссе каким-то загадочным образом повторяется потом в главнейших городских артериях Вроцлава. Дорожное покрытие автострады и улиц славного города Вроцлава до смешного похожи. Аж плакать хочется. Городские власти тоже не выделили на ремонт улиц ни гроша?

А если выделили, то что же стало с этими деньгами?

Ладно, что бы с ними ни стало, именно из-за Вроцлавского шоссе мы двинулись через Чешин и Вену.

И разумеется, опять стояла жуткая жара.

Видите, как я придерживаюсь темы? Обещала о жаре – и продолжаю. Никак не могу покончить с полуденным зноем (хотя это некорректное определение, в те летние дни зной стоял весь день, спадал лишь глубокой ночью). Но что ж поделать, пунктик у меня по поводу жары. Одни не выносят пауков, другие боятся мышей, мне же к старости стала невыносима жара. Боюсь, именно она меня и прикончит.

Из-за жары мы и поехали к морю, там все же немного легче, на сухих плоскогорьях мне совсем невмоготу.

Увы, Австрия – это не голландские приморские низменности.

Итак, для начала мы оказались в Вене.

В Вене мне довелось бывать всего раза два, и все дни были заняты интенсивным трудом. Особенно много сил отнимала дорога. И все же многое запомнилось, разумеется, все достопримечательности, и сверх того целая череда мелких казусов. Главное же, я научилась ездить по городу, уже узнавала Дунай, Пратер и даже могла добраться до Кернтнерштрассе.

А тут вдруг неприятность. Гостиницу я заказала случайную, главное – нужное число звездочек и чтобы недалеко от казино. Вроде бы знала, как до нее добраться, а когда мы попытались к ней подъехать, она оказалась недоступной. Как думаете – почему? Правильно, из-за дорожных работ. И вдобавок ее окружала пешеходная зона. Вот и оставалось биться головой о стену. А головой, как известно, стену не прошибешь.

Я вот чего не понимаю – почему в тот момент, когда выяснились все эти сложности, я пожирала шницелек, обернутый в бумажную салфетку?

Этот шницелек запомнился моим детям на всю жизнь. Я же не могу вспомнить, откуда он взялся. Скорее всего, дело было так. Уже в конце пути нам захотелось есть, и мы остановились по дороге перекусить. Смутно припоминаю на тарелке два огромных шницеля. Один я съела, оставлять другой было жалко, я и обернула его в бумажную салфетку и незаметно сунула в сумочку.

Когда обнаружилось, что до гостиницы добраться невозможно, я объявила:

– Поймаем такси, пусть оно как штурман доставит нас до самого входа в гостиницу. Быть не может, чтобы к четырехзвездному отелю нельзя было подъехать. По улицам Вены никто не таскается со своими чемоданами и сумками.

Все согласились. Ни один из нас немецкого толком не знает, зато все нахватались всяких международных словечек из разных языков, с помощью которых можно объясниться с аборигенами на любую тему. Такси же легко опознать. Ага, вон стоянка. В странном, правда, месте, узкий тупичок, одна сторона заставлена машинами, развернуться негде. Но мы исхитрились и, даже не нарушая правил уличного движения, протиснулись к первому такси на стоянке.

Водителем оказалась толстая блондинка. Она как-то совсем не заинтересовалась нами. Зато остальные водители, толпившиеся возле первой машины, приняли самое оживленное участие в нашей судьбе. Все они что-то нам толковали, перебивая один другого. Тем временем толстая блондинка села в свою машину и стала разворачиваться. Значит, поняла, что нам требуется? Значит, приняла наш заказ? Мы поспешили развернуться и пристроились за ней, чтобы не потерять такси из виду. На поднявшийся вокруг нас хай – все остальные шоферы кричали и размахивали руками – мы уже не обращали внимания.

Правильно я боялась, толстуха сразу же оторвалась от нас, пришлось ее догонять, Роберт даже рискнул проскочить на красный свет. Она мчалась во всю прыть, вовсе не обращая внимания на нас, а ведь могла сообразить, что таким макаром нас легко потерять. Уже через пару минут мы преисполнились сомнений. Похоже, что она не дорогу нам показывает, а пытается от нас сбежать.

Минутку, а кто это рядом с ней? Уж не пассажир ли? Ведь когда мы с ней торговались, никакого пассажира в ее машине не было. В голову закрались сомнения.

– Может, это не она?

– А кто? – проворчал Роберт. – Ее сестра-близнец? Тоже водитель и тоже за рулем. Машина ее.

– Тогда откуда же взялся пассажир?

– Уверена? Нам не почудилось? Нет никакого пассажира.

Когда же по бокам замелькали явно пригородные строения, мы поняли, что стремительно приближаемся к выезду из Вены. Еще через две минуты сомнения превратились в уверенность. Не бывает такого, чтобы в одну из центральных гостиниц можно было попасть лишь кружным путем.

– Да она вовсе не ведет нас, а убегает. Решила, должно быть, что мы ненормальные. А пассажира могла посадить еще на стоянке, там один крутился, я видел. А если и сказала нам об этом, так мы не поняли.

Роберт был абсолютно прав. Я согласилась с ним и дала команду возвращаться и отлавливать другое такси. Оно подвернулось молниеносно, и, представьте, за рулем тоже сидела толстая блондинка. Но другая. Не было времени задуматься над вопросом, все ли венские таксисты – толстые блондинки, надо было хватать подвернувшуюся машину. На светофоре я стремительно выскочила из машины и бросилась к блондинке, полная решимости сесть к ней и лично довести нашу машину до цели. Дети уверяют, что я свирепо размахивала шницелем, и со стороны это выглядело так, будто я преисполнена решимости запихнуть его блондинке в рот. Ну и ладно, может, я и выглядела полной кретинкой, зато такси поймала. А шницель потом доела сама.

Уж не знаю, на каком языке я растолковала таксистке нашу ситуацию, но она меня поняла! Очень развеселилась, смеялась всю дорогу и доставила нас куда требовалось. К нашей гостинице не только можно было нормально подъехать, но там еще оказалась и отличная стоянка, только что с другой стороны отеля.

Обосновавшись в гостинице, мы стали знакомиться с городом. А жара становилась все сильнее. От осмотра Шенбрунна отказались еще раньше, понимая, что два дня – слишком мало на такой город. Пратер обязательно, как же без Пратера, а к нему еще парочка достопримечательностей Вены, в том числе и Музей бабочек, чтоб ему провалиться!