Текст книги "Автобиография. Старая перечница"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Жуткий рев смолк.

Ну ладно, а как же теперь с охлаждением в жаркие дни и ночи? Правда, по причине акустической катастрофы я напрочь забыла о желанной прохладе, так что не заметила, веяло ли прохладой во время рева.

Все-таки что-то здесь не так.

Скажите, я когда-нибудь хвасталась, что у меня легкий характер? Правда же, никогда? И не собираюсь такое утверждать. Понятное дело, наутро я устроила скандал, по сравнению с которым рев агрегата мог показаться просто тихим мурлыканьем.

И выяснилось, что тут все действительно не просто… Во-первых, пан Ришард первый раз в жизни занимался кондиционированием воздуха в частном доме и твердо придерживался указаний, фигурировавших в проекте, во-вторых, если и монтировал дважды одну установку, так это не его вина, а в-третьих… не стану же я его упрекать за то, что он хотел сделать подешевле, экономя денежки заказчика. Так, давайте по порядку. Проект климатизации на деле оказался проектом вентиляции, то есть механической системой, потому и пришлось все переделывать. А полная климатическая установка – жутко дорогая вещь, ее, почитай, никто в частных домах и не устанавливает. А в-четвертых, с агрегатом не все было в порядке, должно быть, подсунули устаревшую модель… Но зато недорогой, уж за это он ручается! Остальных «в-пятых» и «в-шестых» я уже не слышала, от бешенства разум у меня помутился, а в глазах потемнело.

Возможно, я бы вела себя более сдержанно, если бы не поездка в Лонцк с Витеком и его дочкой Мартой. Марта – отчаянная лошадница, мы поехали полюбоваться на стадо чистокровных жеребцов. На обратном пути остановились перекусить в забегаловке на трассе. Ну и в той забегаловке, которая называла себя рестораном, работала климатическая установка.

Работала она себе тихонько, почти бесшумно, но очень эффективно. И, как в моем доме, агрегат находился снаружи. Потеряв всякий стыд, мы не только не спускали с него глаз, но подошли вплотную и даже приложились ухом – нет, не шумит. Сообща сравнили размеры охлаждаемых помещений – ресторана и моего дома. Боюсь, мы произвели странное впечатление на хозяина заведения и его немногочисленных клиентов, хотя от громких высказываний я тогда воздержалась. Поговорили потом, уже в машине. Возможно, эта замечательная установка и обошлась ресторанчику недешево, но разве я требовала экономить?!

Окончательно проблема разрешилась лишь после приезда моих канадских детей на Рождество. В конце концов, Роберт несколько лет вплотную занимался холодильными установками, ему ли не знать сути дела. Оказалось, и у нас есть специалисты в этой области, они быстро и качественно установили необходимое оборудование, в результате чего я лишилась доступа к двум электрическим розеткам, зато прибавилось еще три пульта. Но не будем мелочными, устройство действует отлично, издавая лишь едва слышное урчание, не громче компьютерного, да и стоило не таких уж бешеных денег.

Агрегат и трубы исчезли с глаз долой, осталась лишь оргия вентиляционных решеток, сквозь которые зимой ужасно дует.

К сожалению, нечто подобное пришлось пережить мне и с освещением. Боюсь, не сумею толково объяснить, ведь все, что касается электричества, всегда являлось для меня абсолютно чуждой областью, и я не намерена вникать в эти дебри на старости лет. При подключении дома к электросети можно каким-то образом регулировать потребление электроэнергии, заложив мощность заранее. Мне и заложили слишком маленькую, чтобы вышло подешевле. А я инстинктивно тянусь к свету, при сороковках в голову почему-то приходят мысли о самоубийстве и черной оспе, требую ввернуть более яркие лампочки, а они летят одна за другой, не успеваю вкручивать. Вру, конечно, вкручиваю не я, а пан Ришард. Потеряв терпение, клятвенно пообещала ему, что вот так будет вкручивать мне лампочки до конца дней своих, если не приведет хорошего электрика, ибо душа – заметьте, не разум, а душа – говорит мне, что дело можно исправить. Нутром чую.

И как этот человек еще меня терпит?..

Я все больше теряю надежду придерживаться хронологии, ничего у меня не получается. Ладно, попытаюсь хотя бы тематически как-то организовать свои мемуары. То есть если уж затронула какую-то тему, то хотя бы за нее держаться. Раз не получается хронологически, попробую излагать тематически.

Вот мелькнуло замечание о том, что ни грипп, ни простуды меня особенно не донимают, зато от жары я как-то чуть не померла.

Это чистая правда. Мои безответственные прогулки в тропиках уже не раз выходили мне боком, но это мелочь по сравнению с тем, что пришлось пережить в памятном двухтысячном году. Однако, прежде чем я приступлю к подробному описанию пережитого, вынуждена данную тему слегка расширить. Хочешь не хочешь, а придется сказать несколько слов о моих заграничных путешествиях вообще. Пыталась воздержаться от этого, но вижу – не получится.

Мои поездки за границу делятся на служебные и личные. Личных больше, зато некоторые служебные оставляют совершенно незабываемые впечатления. Про свою первую поездку в Москву я уже рассказывала, теперь настала очередь Франкфурта.

Перед этой поездкой я отправилась отдохнуть на Балтику, на свою любимую косу. Здоровье того требовало. Отдыхалось неплохо, хотя спокойствием и не пахло. Помешали кретинские запреты, отравлявшие жизнь всем местным рыбакам, не только Ягоде с Вальдемаром. Мне тоже. Ну и пришлось вмешаться, похлопотать. Речь идет о местных законах, регламентирующих проезд по дорогам, ведущим к порту. Домой я вернулась после Пасхи.

Летом приехали канадские дети, и мы отправились в вояж, запланированный еще в прошлом году. Тогда уже мы присмотрели отель «Флобер» в Трувиле. По дороге, разумеется, заехали к Гражине в Штутгарт, к Михалу с Иолой в Париж, к…

Постойте, опять запуталась.

Пропустила самый ветреный отпуск, который мне пришлось пережить за год до этого в Кабурге. Возвращаюсь к нему. Наверняка это было в июле, и Роберт с раздражением допытывался у меня, бывает ли лето в этой части Франции. Почти все время лили бесконечные дожди, то слабые, то настоящие ливни, и сопровождались дождевые потоки жуткими ветрами, шквал следовал за шквалом, так что и речи не было о морских купаниях. Пришлось заняться экскурсионной программой. Мы отправились поглядеть на гору Сан-Мишель и тамошний монастырь.

Поехали. Уже недалеко от горы и монастыря движение по шоссе застопорилось, потом остановилось совсем. Откуда-то сбоку на проезжую часть неторопливо вышло небольшое стадо коз. Одной из них захотелось именно посередине шоссе остановиться и покормить козленка. Машины терпеливо ждали, водители схватились за фотоаппараты.

Разумеется, Роберт тоже выскочил из машины, Моника за ним. Я сидела за рулем, не сводя глаз с умилительной сцены на шоссе, но тут у меня за спиной раздался страшный крик:

– Открой дверцу! Открой дверцу! Дверцу!!!

Вздрогнув, я поспешила открыть свою дверцу, причем налетевший вихрь чудом не сорвал ее с петель. Возможно, до того я с перепугу заблокировала все остальное, поскольку крики усилились. Теперь каждый из них кричал свое, нагнетая панику. Оказалось, Роберту понадобилось что-то достать из машины, а Моника захлопнула переднюю дверцу, когда рука ее отца была внутри машины. Просто чудом не раздробила ему пальцы! Зося орала на заднем сиденье. Роберт вопил от боли, я пыталась, тоже криком, довести до их сознания, что уже открыла, но меня не слышали. Захлопнуть же свою дверцу я не могла из-за ветра. Обернулась, увидела сына в глупейшем положении – одна рука заблокирована в машине, в другой он что-то держит, понятно, сам дверцу открыть не может. И такой у него был комический вид, что я не удержалась от смеха. Ну не чудовище ли? Боюсь, именно это подумали мои родные.

Зато козы на снимке вышли отлично.

Видать, никогда мне не научиться уму-разуму. Я сдуру предложила внучке отправиться на берег – пособирать ракушки. Внучка охотно согласилась, должно быть, в бабку пошла, никакого здравого смысла. С пляжа пришлось спасаться бегством, наше семейство в полном составе приютилось в прибрежной забегаловке, с ужасом и восхищением наблюдая, как шквалистый ветер гонит огромные волны, поднимая тучи пенистых брызг. Служащие бистро гонялись за летающими стульями, столиками, зонтиками и прочим барахлом.

После отлива ветер немного унялся, вода отступила метров на восемьсот от берега, а по мокрому утрамбованному песку легко ходить. Вот мы с внучкой и пошли, одни-единственные на совершенно безлюдном пляже. Больше никто до такой глупости не додумался.

На мне была непромокаемая куртка с капюшоном, который я плотно натянула на голову. Мы повернули к берегу, внимательно глядя под ноги, стараясь рассмотреть в черных водорослях запутавшиеся ракушки. Скорей, скорей к берегу, пока не налетел… Очередной шквал ударил нас в спину, второй почему-то сбоку. Чуть голову не оторвал. Пощупала – голова на месте, даже капюшон на месте, но вот под капюшоном что-то не так. Не пойму.

– Моника, глянь-ка на меня, что у меня с головой? На месте?

Внучка с трудом обернулась, преодолевая ветер и дождь.

– Вроде бы. И капюшон, и голова. А что?

– А парик?

– Парика не видно! – прокричала Моника.

– А не заметила, он не пролетал мимо тебя? К тебе ветер дует. Погляди хорошенько.

Внучка послушно заозиралась, но безрезультатно. Я ускорила шаг, продолжая ощупывать голову. Сдвинула капюшон, но так и не смогла понять, на голове ли парик.

Мы ворвались в бистро.

– Дети, – жалобно прокричала я, – поглядите, есть ли у меня на голове парик?

Вот когда я расплатилась за свой неуместный смех на шоссе. Первой расхохоталась Зося. Это был такой приступ смеха, что не устоял ни один столик в небольшом зале. И хотя за ними сидели туристы, по-польски наверняка не понимавшие, они так и покатились со смеху. Все бистро ржало, выло, визжало и утирало слезы. Возможно, я еще подлила масла в огонь, перетряхивая куртку и выворачивая ее рукава, а также выражая опасение, что нашедший парик примется искать прочие части утопленника. Парик же мой пропал самым непонятным образом, хорошо, что имелся запасной.

Во время той поездки во Францию – оказывается, она была такой занимательной! – мы умудрились наделать французам немало хлопот в самом центре Парижа. Вообще-то не в центре, немного с краю, на авеню Карно у площади Звезды.

Бывая в Париже, мы останавливались в разных гостиницах, тогда выбрали «Regence Etoile», рядом с площадью Звезды, как я уже сказала, на авеню Карно, где-то посередине улицы.

Как известно, все отходящие от Триумфальной арки улицы идут вниз, арка, можно сказать, возвышается на холме. Вечером мы возвращались в свой отель со стороны авеню Де Терн, шли медленно, поскольку двигались в гору. Видимо, ужинали где-то рядом, иначе не шли бы пешком. Уже стемнело. Недалеко от входа в наш отель я почувствовала резкий неприятный запах.

Дети тоже отметили – чем-то воняет. Поглядели под ноги. Машины были припаркованы в длинный ряд у тротуара, из-под одной что-то натекало. Весело журча, ручеек бежал вниз по улице.

Остановившись, мы пытались определить, что за дрянь течет. Бензин? Тормозная жидкость? Вода из радиатора? Автомобильное масло? Скорее всего, бензин или масло. Струйка увеличивалась и набирала скорость.

– Что без толку стоять? – разозлился Роберт. – Течет из чьей-то машины, я тут при чем, какое мне дело до чужой тачки?

– Какое дело? – фыркнула я. – Да ты погляди, куда течет! Через четыре машины стоит наша.

Все тут же признали мою правоту. Достаточно какому-нибудь сопливому кретину бросить окурок… Отголоски взрыва долетят аж до Марселя.

В отеле дежурил молодой человек, который поначалу не оценил всей важности нашего сообщения и не выразил ни малейшего желания что-либо предпринять. Ну что ж, он и нас не оценил. Мы уперлись всеми четырьмя лапами и не думали отступать. Двое из нас говорили по-французски, а молодой француз владел английским. Он не выдержал массированной двуязычной атаки, пошел посмотреть и понюхать.

Ручеек струился по-прежнему, и не думая уменьшаться.

Все дальнейшее мы наблюдали уже из окон нашего номера на втором этаже, как раз с видом на дырявый автомобиль. Сидели удобно, ну прямо как в королевской или президентской ложе. Приехали пожарники, полиция, дорожная служба и мусорщики. Причем первой прибыла полиция. Собралась толпа, будничное событие превращалось в сенсацию. Дорожники стали примериваться, как бы вытащить прохудившуюся тачку из ряда плотно стоящих машин. Пожарники подключились к уличному гидранту, и на мостовую обрушился мощный поток воды, смывая жалкую струйку подозрительной жидкости. Полиция отгоняла припозднившихся зевак, а те упорно не желали расходиться. Струйка затерялась в мощном потоке воды, добравшемся до конца улицы, где мусорщики споро насыпали перегородивший улицу песчаный вал. А из машины все текло и текло.

Последним, уже около двух часов ночи, прибыл владелец дырявого авто. Настал кульминационный момент.

Полиция разыскала его по номеру на машине. И представляете, этот пройдоха вовсе не проживал в отеле, он вообще обитал в другом районе, а здесь пристроился втихую парковаться. Его вырвали из объятий Морфея, вытащили из дому, силой приволокли и ткнули носом в незаконно припаркованную машину, наделавшую столько переполоха. Хитрец, ничего не скажешь. Как во всякой метрополии, в Париже проблемы с парковкой, так он нашел выход. И это в разгар туристического сезона, когда каждое место у отеля на вес золота. Многим постояльцам просто некуда поставить машину, приходилось бросать ее где получится и издалека волочь свой багаж.

Кончилось тем, что машину проходимца забрала дорожная полиция, ему не разрешили включить двигатель.

Нет-нет, я не забыла про Франкфурт, к нему-то мы и продвигаемся.

Поскольку уже всем очевидно, что я запуталась в двух турпоездках, то скажу просто: вернувшись после какой-то из них довольно поздно, то ли в конце августа, то ли в начале сентября, я вдруг узнаю, что удостоена чести стать почетным гостем Франкфуртской книжной ярмарки. Не такая уж неожиданная для меня новость, но я надеялась как-то отбояриться. Увы, не удалось.

Разумеется, я поехала через Штутгарт, чтобы забрать с собой Гражину: для переговоров по изданию моих книг на немецком языке был совершенно необходим личный переводчик. Из Штутгарта мы выехали накануне открытия ярмарки – времени более чем достаточно. И не страшно, что весь этот путь мы провели в нескончаемой пробке, двигаясь со средней скоростью пять километров в час. Гражина только радовалась. Она не любит быстрой езды и призналась мне, что наконец-то едет со скоростью, которая представляется ей безопасной.

А нужна я была там, в этом Франкфурте, ну прямо как собаке пятая нога или дыра в мосту.

Оказалось, это был польский год на ярмарке, Польша выступала там в качестве почетного гостя. Ага, не я, а Польша. Какое счастье, что я не знаю, кто был организатором этого гостеприимства, и не запомнила ни одной фамилии, иначе меня бы таскали по судам до конца дней моих. А так могу без опасений сказать, что сделали это какие-то безмозглые и бестактные кретины.

Начать с того, что нас никто не встретил, номер в гостинице нам не заказали и спросить было не у кого. Если бы речь шла только обо мне, я, возможно, стерпела бы и промолчала, но душа болит за наших нобелевских лауреатов, Виславу Шимборскую и Чеслава Милоша, к тому же, не в обиду им будет сказано, постарше меня.

Всемирно признанных польских поэтов с почетом поселили в гостинице где-то на окраине Франкфурта, вручив каждому бумажку с инструкцией, как добраться до книжной ярмарки. Они совершенно спокойно доедут туда, если из гостиницы выйдут в восемь утра. Городской автобус доставит их до железнодорожного вокзала, откуда на скоростной городской электричке следует доехать до такой-то станции, там пересесть на другую электричку, а затем на автобус, который и довезет до ярмарки. И уже в половине одиннадцатого можно приступить там к своим почетным литературным обязанностям.

Так и вижу, как пани Шимборская и пан Милош мечутся по поездам, остановкам и автобусам. Впрочем, вижу и других литераторов, в том числе себя. Похоже, не одна я это видела, поскольку утренние развлечения нам скоро отменили, выделив каждому такси. И опять идиотское решение, ведь два человека, которых требуется доставить из одной и той же гостиницы в определенное место, вполне поместились бы в одной машине. Да и три персоны запросто можно впихнуть, среди нас не было лиц, страдавших слишком уж избыточным весом. А если встречи на ярмарке и начинались с получасовой разницей, ничего страшного. Столько времени пропадало зря, что даже час казался сущей чепухой.

Может быть, организаторы подозревали, что польские писатели ненавидят друг друга и, воспользовавшись оказией, перегрызут друг другу глотки, оказавшись в одной машине? Мне о таком слышать не приходилось.

У самого входа на ярмарку, по другую сторону улицы, находился очень приличный отель, который не создал бы никаких транспортных проблем ни для организаторов, ни для нас. Да и вообще поблизости не было недостатка в гостиницах. В этом отношении Франкфурт не какая-нибудь Пипидувка. На мой вежливый вопрос, почему, черт возьми, своих почетных гостей хозяева не могли разместить в каком-нибудь отеле в центре города, я услышала ответ – не было мест. Не поняла. Отели всегда строятся с местами. Тогда мне с некоторым смущением пояснили, что слишком поздно взялись бронировать места для участников ярмарки.

И опять я не поняла. Организаторы не знали, когда открывается ярмарка? Не знали об участии польской делегации? Не поинтересовались, кто там, в составе этой группы, – люди старше среднего возраста или молодые спортсмены? Приезжая во Франкфурт ежегодно, эти деятели не имели понятия о том, что о приглашенных гостях надо позаботиться? Или отель в три-четыре звезды показался им слишком дорогим? И что, наезженные на такси километры оказались дешевле? Инсинуации восхищенного пана Левандовского по поводу того, что в кругу лиц, преимущественно не знающих польского языка, я проявила потрясающий темперамент, видимо, в какой-то мере оправданы. Я не помнила себя от ярости, какой-то темперамент из меня наверняка выплескивался. Только сомневаюсь, что это кому-нибудь пошло на пользу.

Я уж не заостряю ваше внимание на таком маловажном факте. Рядом со стендом, где я неизвестно зачем сидела, оказался представитель крупнейшего немецкого издательства, к тому же прекрасно владеющий польским языком. И нас даже не представили друг другу! А если бы такой Версаль соблюли, глядишь, мое мотанье по трети Европы и приобрело бы какой-нибудь смысл. Хотя… кто знает? Может, наоборот, оно и к лучшему, что личное знакомство не состоялось. А вдруг бы ему моя физиономия не понравилась?

Прошу обратить внимание: в данном отрывке промелькнула первая ласточка моего отношения к творческим встречам, и обещаю, что ласточка скоро превратится в огромную стаю летающих страусов. Да знаю я, страусы не летают. Не имеет значения, уж у меня-то они еще как полетят!

Воспользовавшись случаем, в первый и последний раз, хочу сообщить, что я больше не летаю самолетами. Не знаю, может, где-нибудь об этом я уже и писала, ничего, охотно повторю.

Так вот, теперь авиалинии не вызывают у меня ни симпатии, ни доверия. Поскольку причин много и они взаимосвязаны, неважно, в какой очередности я их перечислю. Во-первых, авиалинии отбирают у тебя абсолютно все, к чему ты так привыкла: зажигалки, маникюрные принадлежности, пилочки для ногтей, пинцеты, множество самых нужных и просто необходимых вещей. И никогда не возвращают. Во-вторых, тем самым они сразу настраивают нас на то, что в нашем самолете бомба или террористы, а это не поднимает настроения, тем более что террористы и в самом деле пролезают во все щели. В-третьих, они запрещают курить на борту, а в мои планы, может, вовсе не входило отвыкать от курения именно во время этого рейса. В-четвертых, они не желают предоставлять мне место в первом классе, и я вынуждена лететь в жуткой тесноте. Уже не один раз совершенно посторонние мне мужики и в ночное, и в дневное время храпели у меня на коленях. В-пятых, они не дают никакой гарантии, что у меня в самолете не упадет вдруг давление и я не окочурюсь на месте. В-шестых, аэропорты находятся на таком расстоянии, что маршруты, чуть короче, чем от Варшавы до Австралии, быстрее одолеешь на автомашине. В-седьмых, постоянно теряют багаж. В-восьмых, черт возьми, кто кому, наконец, платит – я им или они мне? Не позволю запрещать мне делать, что я хочу, или заставлять меня делать то, чего я не хочу, за мои собственные деньги!

Во Франкфурт, естественно, я ехала на машине, обратно тоже. Прямо на трассе находился Вурцбург, и сколько труда стоило мне его объехать – трудно описать. А обогнуть его я должна была любой ценой. И другим советую. На двадцать три километра там уходит два с половиной часа, да и то если очень повезет и не случится автопроисшествий. Дело в том, что именно на этом кусочке трассы сходятся в одну пять автострад, хоть ты лопни!

Половину Германии пришлось проехать, чтобы избежать этого удовольствия, и уже после Байрета стало темнеть. Разумеется, и дождь не заставил себя ждать. От усталости, раздражения и нервотрепки мне с каждой минутой становилось хуже. Я просто ощущала, как разбушевалась моя проклятая аритмия. Впрочем, может, что и посерьезнее аритмии. Я уже была в таком состоянии, что попадись мне на дороге мотель, отель, даже самая паршивая придорожная забегаловка, я бы остановилась и попросилась отлежаться.

Для отдыха я заранее забронировала отель в Болеславце, но не тот, что обычно, его сняли целиком под какое-то сборище, то ли съезд, то ли прием, неважно. Оно даже к лучшему, новая гостиница находилась на окраине города – с той стороны, с какой я ехала. Мне, однако, становилось все хуже, такое ощущение – вот сейчас помру, машина едет сама, из жалости, спасибо, я старалась лишь не мешать ей. В отчаянии я высматривала впереди огонек какого-нибудь пристанища, но на территории бывшей ГДР по обе стороны дороги тянулись лишь живописные леса. И никаких указателей, даже заправочных станций не видно.

Вынужденная дотащиться до границы, я переползла ее и двинулась дальше, ведь не попросишься на ночлег у погранцов с таможенниками. Да и куда бы они меня поместили? В склад с контрабандой, изъятой у путников? Нашла свою гостиницу и порадовалась, что перед ее входом нет ступенек, зато стоянка оказалась далеко от входа. Уж не помню, кто доволок мой чемодан до номера. Мужчина небось. И тут, порывшись в сумке, я не обнаружила в ней сотового.

И опять не помню, какого черта он мне так до зарезу понадобился. Вот просто помру, если не позвоню. Значит, я оставила мобильник в машине, на кресле рядом с водительским. Ни минуты не сомневаясь – мне не жить без мобильника, я заставила себя подняться и медленно, величественно протащилась до стоянки. Ох, как же страшно далеко она была!

В машине сотового не оказалось.

Видимо, надо мной тяготело какое-то проклятие, придется помирать. А раз придется – какая разница, где это произойдет. Да пусть даже тут, в машине.

И все же я доползла обратно до гостиницы, взяла себя в руки и как следует перетрясла сумку. Сотовый лежал на дне.

Я схватила его, сразу поверив в свое спасение, и тут выяснилось, что он не работает.

Трудно описать, что я почувствовала. Стало совсем худо, а я и без того уже настроилась свести счеты с жизнью. Выходит, нет спасения. Надежда меня покинула, отчаяние захлестнуло душу, слабость одолела тело. И вдруг все это смела дикая, вулканическая ярость. Ведь я же специально оплатила роуминг и автоматическое переключение моего сотового после всякого пересечения границы, специально оговорила эту услугу, а сейчас и вовсе нахожусь в Польше, холера ясна и черт их всех подери!

Хозяевами небольшой гостиницы, где я остановилась, были молодые супруги в возрасте моих сыновей. Значит, электронное поколение. Остаток вечера молодой супруг, бросив все дела и передав бизнес жене, провел над моим сотовым, пытаясь заставить работать вредное устройство. Кажется, дело было в том, что я находилась слишком близко от границы, идиот мобильник просто не заметил, что я ее пересекла, и не перенастроился. Наконец молодой человек достиг цели и с триумфом вручил мне усмиренный сотовый, готовый выполнять все мои желания. Да благословит Господь этого парня, пошлет ему здоровья и всяческих успехов в его многотрудном хозяйстве.

Из всех этих передряг я вышла живой, но больше во Франкфурт не поеду.

И все-таки, если посмотреть с другой стороны, я извлекла из ярмарки кое-какую пользу лично для себя.

На одной из встреч или приемов, не помню, в огромном холле я вдруг увидела пани Шимборскую в окружении читателей, почитателей, фанов и журналистов. Толпа вокруг нее клокотала и галдела, у бедняги не было ни секунды покоя, ее буквально закидали вопросами. И я, зная, как это тягостно, наблюдала за происходившим с искренним сочувствием и удивлялась, как бедная нобелевская лауреатка такое выдерживает.

И тут у меня раз и навсегда пропала охота получить Нобелевскую премию. Нет, спасибо, не надо. Вот уж никогда не предполагала, что отсутствие оной окажет мне такую грандиозную услугу, избавив от этой адской муки.

Раз уж я погрязла в описаниях своих деловых поездок, сразу уж опишу и путешествие в Познань. Правильно, речь пойдет о майской книжной ярмарке, «Маевке с книгой». Тут я знала, зачем еду, кто меня там ждет. Люди. Читатели. Жаждут получить мой автограф. А если жаждут получить автограф и задать вопросы, я, конечно же, поеду. Они имеют право ожидать от меня ответной реакции, если уж читают мои книжки, и мне приятен их интерес к моей особе, это вдохновляет, подстегивает к дальнейшей работе, знаешь, что работаешь для тех, кто ждет твою новую книгу. И я всегда терпеливо сижу, подписываю книги и просто подсунутые открытки, пока рука не онемеет. И до полного изнеможения отвечаю на вопросы.

Только вот просьба к вам, мои симпатичные читатели, – не подсовывайте мне на подпись листочков в клеточку. Не знаю почему, но расписаться на бумаге в клеточку для меня неимоверно трудно, теряется ритм, клеточки сбивают меня с панталыку. Умоляю! ТОЛЬКО НЕ В КЛЕТКУ!

Ну так вот, стоял май, в Познани была прекрасная погода, тепло, солнечно, встречу с читателями организовали на свежем воздухе. Но стоял май! Тогда еще никто не знал, что у нас в Польше появилась одна из казней египетских – мошка. Майскую мошку, страшное бедствие, хорошо знают в Канаде, где-нибудь в сибирской тайге, может, еще в каких-то регионах земного шара, а вот на этот раз мошка решила в массовом порядке посетить Польшу, налетев тучей.

Первая волна накрыла нас в тот момент, когда я как раз уселась за столик подписывать книжки и общаться с читателями. Поскольку жителям Познани случалось встречаться с единичными экземплярами зловредных насекомых, то некоторые из присутствующих тут же закурили, надеясь, что дым отгонит эту гадость. Но в полной мере никто не оценил опасности.

В густом дыму приступила я к раздаче автографов.

И скоро выяснилось, что мошка – не дура, она нашла выход из положения. Сигаретный дым вьется высоко, над головами, а не стелется по земле. Вот она и кусала мне ноги под столом, там ей ничто не мешало. Надо заметить, что укусы мошки чувствуются не сразу, тот же комар ведет себя куда благороднее. Летит, пищит, предупреждает. Я и понятия не имела, какая опасность мне грозит. О том, какое несчастье обрушилось на меня, я узнала только по возвращении в Варшаву.

Дома я вдруг обнаружила – с ногами у меня что-то неладно. Гангрена? Обе ноги ниже колен воспалились, жутко чесались и болели. Зуд разрастался, принимал гигантские размеры. Тут я вспомнила, что в пятидесятых годах, в Варшаве, меня укусила такая мошка. Один укус порой заставлял человека ложиться в больницу. Тогда мне повезло. Попался знающий врач, посоветовал делать примочки из раствора очищенной соды и часами пребывать в неподвижности. Ясное дело, в примочках не попрыгаешь. Я и просидела несколько часов над чашкой с целительной субстанцией, читала и радовалась вынужденному отдыху. Через двое суток была здорова.

На сей раз дела обстояли намного хуже, сода не помогала. Я поехала к дерматологу, и меня удивила его тревога, которой он не сумел скрыть. Лечение оказалось сложным, мне прописали несколько лекарств, в том числе и антибиотик. К тому же лекарства непременно следовало применять строго по расписанию, с часами в руках. Одно каждые двадцать минут, другое каждые два часа и так далее. К счастью, все наружное, никакой отравы не пришлось глотать.

Через неделю врач с удовлетворением констатировал первые успехи – болезнь приостановилась в своем развитии. И это замечательный результат, хотя чувствовала я себя совсем не замечательно. Болезнь испортила для меня чудесную свадьбу старшего сына пана Ришарда.

Свадьбу играли в начале июля, и тут я впервые встретилась с интересным явлением, которое позже стало принимать все более широкие масштабы, – благотворительность, приуроченная к бракосочетанию. На свадебных приглашениях молодые вежливо просили гостей вместо цветов и подарков приносить игрушки для бедных детей. Приглашенные приняли близко к сердцу благородные пожелания молодоженов, и потом я собственными глазами видела шесть мешков, содержимое которых могло осчастливить любого ребенка, не только из бедной семьи. Мне сказали, что я видела не все мешки.

Стояла страшная жара, я была еще не совсем здорова и решила ехать на такси. Глупее ничего не придумала, ведь в моей машине имелся кондиционер. Свадьбу играли на широкую ногу, организовано все было прекрасно – за исключением температуры. И во всех помещениях, и на воздухе свирепствовала такая жара, что я еле держалась на своих еще не окрепших ногах. Ругая себя на чем свет стоит, я с трудом дождалась такси, вынужденная покинуть торжество, которое только-только набирало обороты.

Приехали дети, и мы отправились отдыхать в Трувиль, опять в отель «Флобер». У него два огромных достоинства: он недорогой и расположен в прекрасном месте. Отель, стоящий на самом берегу моря, уже по одной этой причине должен быть безумно дорогим, но «Флобер» – гостиница старая. Мебель столетняя, какие-то комодики допотопные с застревающими ящиками. Лифт такого размера, что вещи приходится возить по частям. Нет ресторана и даже кафе, разумеется, никаких кондиционеров, а стоянка теоретически рассчитана на четыре машины, практически же забита десятком.

И при всем при том ни с чем не сравнимое очарование старины. Впрочем, комнаты просторные, ванные со всем необходимым. Правда, не знаю, как выглядят номера на противоположной от моря стороне.