Текст книги "Проселочные дороги"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

* * *

Марек опять появился неожиданно, на второй день после нашего приезда, и вел себя странно. Отвечать на расспросы решительно отказался, заявив, что говорить будет только там, где его наверняка не смогут подслушать, чем донельзя заинтриговал всех нас. Стоял спокойный, тихий вечер, солнце утомленно садилось после целого дня тяжелой работы, в воздухе пахло нагретыми за день травами и вечерней прохладой. Тишь да благодать, кто тут может подслушивать?

И все-таки Марек повел нас на зады огорода, где не было никаких построек. И никого из подслушивающих, мы все хорошенько осмотрели.

– Под грушей ничего нет! – заявил Марек. – Я все проверил, под корнями тоже ничегошеньки! А теперь прошу вас, уважаемые пани, постараться припомнить, как тут все выглядело до войны, где она могла еще спрятать что-то ценное.

– Интересно, как можно было проверить под корнями? – недоверчиво прошептала мне Тереса. – Он запустил туда дрессированного крота, что ли? Ведь если бы сам рылся, мы бы заметили...

Марек прекрасно расслышал ее шепот и дал исчерпывающий ответ:

– Я копал по ночам. А теперь будьте любезны выполнить мою просьбу. Вспомните и постарайтесь описать, как тут все выглядело до войны.

Старшее поколение поднапряглось и выдало очень интересные воспоминания, от некоторых волосы вставали дыбом на голове. Вот тут, у этой лавочки... Как не видите? Вот же еще от нее пенечки сохранились! Так вот, в этом самом месте лошадь вцепилась зубами в волосы мамули, потому что та зазевалась и забыла ее напоить. А вот в это окно выскочил Антось. С этим Антосем вообще произошло нечто незабываемое. Все видели – он, как сумасшедший, мчался по полю, словно за ним кто гнался, кричал и размахивал руками, ворвался в избу и тут же выскочил вот в это окно, которое сейчас забито досками, и опять умчался в поле, все так же крича и махая руками. Все подумали – с ума сошел парень, а оказалось, за ним действительно гналась на редкость въедливая пчела, догнала наконец в поле и там ужалила. А вот тут росла другая груша, ее моя прабабушка особенно ценила, какая-то необыкновенная. Садовник магнатов Радзивиллов на коленях умолял прабабушку дать ему черенок для прививки. Уточнить место, где упомянутый садовник стоял на коленях, мамуля не могла, зато очень хорошо помнила: вот тут, на этом месте стоял большой пень, на нем рубили дрова, и она, мамуля, как сейчас помнит, чуть не отрубила себе руку. Вот на этом плетне висела Тереса. Как висела? Обыкновенно, зацепилась платьем и повисла и орала благим матом, пока ее не отцепили. А вот здесь была помойка. Сюда как-то раз выбросили остатки заспиртованной вишни, и вся домашняя птица упилась вдрызг...

– Какие-то ваши воспоминания... неосновательные, – недовольно сказала Лилька, – несолидные. Ничего прочного, все какое-то зыбкое, подвижное, особенно это ваш Антось...

– А самое неприятное – Эдита прекрасно знает, где припрятала свой клад, это только мы такие темные. Напрасно ломаем голову, – заметила Тереса.

– Может, в таком случае применить военную хитрость? – предложила Люцина. – Сделаем вид, что уезжаем отсюда, освободим ей поле деятельности, а сами подглядим, где она начнет копаться...

Мамуля все переживала прискорбный случай с домашней птицей:

– Бабушка слезами заливалась, как же – вся птица враз полегла мертвая, верно, какая-то эпидемия. Засадила нас всех ощипать и кур, и индюшек, чтобы хоть перо не пропало. А они были только мертвецки пьяные, потом вытрезвели и долго еще ходили лысые...

– Я все-таки не понимаю, почему вы не хотите сообщить в милицию, – как всегда неожиданно вмешался отец. – Хотя, с другой стороны, преступление уже не считается преступлением, просрочен срок давности.

– Что просрочено?!

– Преступление.

– Какое преступление?

– Как какое? Я же слышал – эта самая особа, панна Эдита, утопила в колодце своего внебрачного младенца. Тут, в Тоньче. Сами же об этом только и говорите! Мне лично это не нравится, я лично не желаю иметь дело с такими вещами, ими должна заниматься милиция, а не мы. А я бы спокойно пошел себе половить рыбку...

Поскольку, по словам Марека, нас могут подслушивать, я не имела возможности громким криком вывести отца из заблуждения – в такую тишь мои вопли разнеслись бы по всей округе. Не для того мы выбрали для секретных переговоров пустое место, вдали от строений и густого кустарника. Отказавшись от разъяснений отцу, мы не могли проигнорировать его замечание, ибо в нем, как всегда, невзирая на казалось бы полную абсурдность, было заключено гениальное зерно истины.

Итак, замечание отца дало новую пищу нашим размышлениям. Рассматривались всевозможные аспекты деятельности панны Эдиты той поры, эти аспекты увязывались с обрывками наших воспоминаний той поры, сопоставлялась топография Тоньчи тех лет и наших дней, и делались в связи с этим выводы о шагах, которые нам следует предпринять. Выводы сделать было трудно, ибо воспоминания были довольно противоречивы. Например, росла ли еще во дворе вторая груша, когда Эдита посещала Тоньчу, было ли это еще во время оккупации, жив ли был еще дядя? По мнению одних – груша росла, другие с пеной у рта заявляли – ее давно спилили. Это было при немцах, утверждали одни, другие столь же категорично заявляли, что никаких немцев уже давно не было, и все в таком же духе. С ума можно сойти! В ходе жаркой дискуссии незыблемо установили лишь один факт – последней из нас всех в Тоньче была Тереса.

– Тереска не топила ребенка в колодце! – вступился отец за Тересу. Ему казалось, что мы опять ее обижаем.

– Да отвяжись ты! При чем тут ребенок в колодце! Постойте-ка... А что стало вообще с колодцем? – вдруг спохватилась я. – Что с ним сталось? Откуда мамуля должна была брать воду, чтобы напоить ту самую лошадь? Не вижу никакого колодца.

– Воду мы брали из колодца, – подтвердила мамуля. – И в самом деле, нигде его не видать.

– Он крапивой зарос, вон там, – показала Люцина. – Я чуть не свалилась в него вчера. Прикрыт досками, а я и не заметила. Правда, все равно не утонула бы и никого в нем не утопишь, воды в колодце нет, забит мусором.

– И вы туда же! – рассердилась Тереса. – Какое вам дело до колодца? Ведь это Янек выдумал, что в нем утопили младенца, никого в нем не утопили, ребенка Эдита оставила у одной бабы в деревне, я даже фамилию помнила, вроде как Гундосиха.

– Гундоцка, – поправила сестру мамуля. – Какая жалость, в этом колодце всегда была прекрасная вода. Помню, глубиной он был в семь метров, но вода стояла уже на пяти.

– А чем ее доставали? – заинтересовалась я. – Ворот? Журавль? Маховое колесо?

– Шестом ее доставали, – рассеянно отвечала мамуля, погрузившись в сладкие воспоминания молодости. – Такой длинной-предлинной жердью с крючком на конце, которым цепляли бадью.

– И крючок зацеплялся крепко? – спросила Лилька. – Бадья не слетала?

– Слетала, а как же, но редко. Раз, помню, у кого-то слетело ведро. У кого – не знаю, он так и не признался, не то бы получил от дедушки. Уж как ни старались достать ведро – так и не достали, осталось в колодце.

Я не поверила:

– Как же можно доставать воду шестом с такой глубины? Это ж какой длины должен быть шест...

– А его делали из двух крепких жердей. Дедушка сам их скреплял и постоянно следил, чтобы прочно держались. И вообще колодец был построен солидно – верх по краю выложен камнем, все прикрывалось сплошным деревянным навесом с дверцей, прочно, по-хозяйски. Куда все это подевалось?

Тересу злили эти разговоры о колодце, в них она усматривала инсинуации в свой адрес и вообще пустую болтовню, предлагая лучше выработать конкретный план действий. Марек неожиданно поддержал ее и даже предложил вернуться к идее Люцины – тайно подглядеть, в каком месте начнет копаться Эдита, если ее допустить на нашу территорию. Тетя Ядя почему-то упорно твердила о второй груше, рекомендуя обратить на нее внимание. Мне стало скучно, захотелось курить, а тут еще принялись докучать комары. Оставив своих вырабатывать план действий, я пошла за сигаретами в вагончик.

Уходя, мы оставили в вагончике гореть свет, и сейчас его окна ярко светились. Электричество к своему вагончику Хенрик провел от деревенской электролинии. Ночь уже наступила, но ярко светила лупа, так что света во дворе было достаточно, и мне показалось – у полуразвалившейся хаты что-то темное шевелится. Я замерла на месте, напряженно вглядываясь. Вот опять между бывшей скамейкой и зарослями крапивы, скрывавшими старый колодец, пошевелилось какое-то темное пятно. Днем там ничего такого не было, я хорошо помню! Не скажу, чтобы я слишком уж испугалась – в конце концов, все наши тут недалеко, в любую минуту могу позвать на помощь. Однако и соваться очертя голову в неведомую опасность тоже желания не испытывала. Что делать? Подумала и выбрала компромисс.

Сделав несколько шагов, я огляделась по сторонам и громко произнесла: «Кис-кис». Подождала, позвала вымышленную кошку еще раз, после чего свернула в глухую черную тень за вагончиком, где росли кусты и деревья. И оттуда стала наблюдать. Если кто-то там прятался, он просто обязан думать – я его не заметила и о его присутствии на нашей территории не имею ни малейшего понятия. Никого не трогаю, ищу кошку...

Из моего укрытия я хорошо слышала голоса наших. Вот они зашевелились, задвигались, похоже, собираются возвращаться в вагончик. А от скамейки, с которой я не сводила глаз, к дому метнулась чья-то гибкая, темная фигура и, обежав дом с той стороны, исчезла в проеме ворот.

– Появилась конкурирующая фирма, – сообщила я Мареку, когда после ужина мы шли к его палатке, разбитой в рощице неподалеку от нас. – Кто-то явно интересовался колодцем, сидел над ним, что-то делал, услышал, как вы идете, и сбежал.

Казалось, мое сообщение заставило Марека испытать двойственные чувства – с одной стороны, оно его встревожило, с другой стороны – порадовало.

– Слава богу, что твои не обратили внимания на колодец, – сказал он. – Странно, что еще не угодили в него, когда каждый метр тут буквально ощупывали. Ведь сейчас глубина его больше двух метров, можно и шею свернуть. Не вздумай им напоминать о колодце, не заводи о нем и речи! Сейчас останешься в палатке, а я через часок проберусь туда, может, что и высмотрю.

– Что ты высмотришь в темноте? Через час луна взойдет... Но мы-то хороши! Ломаем головы, где можно спрятать нужную вещь, а о колодце ни одна не подумала! Самое подходящее место!

Естественно, я не приняла во внимание глупых возражений Марека, – вряд ли воду можно считать идеальным местом для хранения документов. Ведь колодец сухой! – напомнила я ему. Потом мы поспорили относительно времени, когда мог быть засыпан колодец, потом – кем засыпан, потом – почему засыпан не до конца. И в самом деле, если крестьянин из каких-то соображений решил засыпать колодец на своей усадьбе, зачем оставлять глубокую яму, в которую могут угодить и люди, и всякая живность? Вскоре мы дошли до палатки.

– Да, кстати, – вспомнила я, – расскажи, как тебе удалось добраться до корней груши? Там ведь и в самом деле не видать никаких следов подкопа. Не верю, что ты копал под покровом ночной темноты и не оставил следов.

– Конечно же я не раскапывал сверху, потому и нет следов. Я подобрался к корням груши снизу. Из того самого колодца. Вынул несколько камней из внутренней облицовки колодца и прокопал ход к груше. Эх, допустил оплошность – вынутую землю утрамбовал в колодце! Теперь, если Доробеки заглянут в колодец, сразу догадаются, что мы что-то ищем.

– Они уже заглянули. И, если нашли твой подкоп, должны радоваться, что мы ищем не в том месте. Послушай, почему мы должны скрывать колодец от наших? Нам и внешних врагов достаточно!

Марек отреагировал так, будто я выстрелила в него из пушки:

– Так они же тогда ни на шаг от меня не отойдут! Так и будут торчать в полном составе у меня над головой! Хорошо, хорошо, пусть ты им все объяснишь, торчать не будут, но хоть два разочка в день каждой из них захочется посмотреть, как продвигается моя работа. А этого вполне достаточно! Вас тут все знают, вон сколько деревенских старух приходит поболтать, через день вся деревня будет в курсе – «что-то там они ищут в колодце». Э, нет, мне еще жизнь дорога.

Я вытаращила глаза:

– При чем тут жизнь? Даже если и сбежится вся деревня, не станут же тебя так сразу и убивать! У нас еще не принято убивать людей за то, что они копаются в колодцах.

Марек снисходительно поглядел на меня, тяжело вздохнул и принялся заряжать в фонарик новые батарейки.

– Значит, я буду первым, – растолковывал он мне, как маленькой. – Ну сама подумай. Наш враг ведет себя спокойно, ибо не знает, что мы напали на след, а вот если узнает... Неизвестно, на что они способны. Работать я буду на глубине двух метров, подкрадутся и сбросят камень, например. Мне бы не хотелось рисковать.

Я прекратила дискуссию. В голове сразу возник гениальный план, о котором я, разумеется, Мареку говорить не стала. Он наверняка его не одобрит, а я уже устала от споров. Как же, так и позволю всяким мердяям забить камнями любимого человека в колодце моей прабабушки! У меня уже давно выработана своя версия относительно панны Эдиты. Согласно этой версии, Эдита вполне могла быть и шпионкой, а что Тереса это отрицает, так ведь Тереса могла быть не в курсе, лишняя реклама Эдите ни к чему. А уж мне ли не знать, какую ценность представляют старые документы и какая кровавая борьба ведется за обладание ими! И после этого я оставлю своего любимого одного в колодце? Ни за что!

Меж тем Марек давал мне указания:

– Ты отправляйся спать, а я ночью немного поработаю. До рассвета просижу в колодце, как рассветет, посмотрю, не крутится ли тут кто поблизости. А тебе задача: разузнать как можно больше о колодце.

Я же решила, что для меня самой срочной задачей будет закупить сигареты, причем не обычные мои «Кармен», а «Спорт» или, еще лучше, «Экстра крепкие». И не только потому, что разорюсь на закупке того количества «Кармен», которые мне понадобятся в самое ближайшее время, по и потому, что комаров дым от «Кармен» совсем не отпугивает. Более того, создается впечатление, притягивает. Надеюсь, уж «Спорт» и «Экстра крепкие» подействуют. И к тому же они намного дешевле.

К решению задачи разузнать побольше о колодце я, с разрешения Марека, привлекла Лильку. Сначала мы с ней вдвоем продумали методы действия, потом приступили к действиям.

Начали с того, что хитростью завлекли тетю Ядю с ее фотоаппаратом к колодцу, расписав живописность окружающей его крапивы, и щелкнули ее несколько раз на фоне этой самой крапивы, останков лавочки и развалин хаты. Пока щелкали, несколько раз смогли незаметно заглянуть в колодец.

Колодец был очень старый, можно сказать даже – старинный. Думаю, копал его дед моего прадеда. Сквозь дыры в прогнившей, проломившейся покрышке виднелась глубокая яма, на дне которой просматривалась земля и всевозможный мусор. Стенки колодца сделаны были не из железобетонных колец, а из камня разной формы и разной величины. Из камня же когда-то было выложено кольцо поверху колодца, но теперь оно практически сравнялось с землей, а вокруг буйно разрослась крапива, лопухи и кусты выродившейся смородины.

– Как разузнать что-нибудь путное про эту дыру? – вполголоса спрашивала Лилька, осторожно присаживаясь на трухлявый столбик, оставшийся от античной скамейки, повернувшись задом к интересующему нас объекту. – Кого расспрашивать и о чем?

– О чем – я знаю, только вот не знаю, как это сделать, чтобы не догадались, зачем расспрашиваем, – отвечала я, примостившись на втором столбике, в то время как тетя Ядя, глядя на нас в объектив аппарата, устанавливала резкость. – Сразу начнутся расспросы – зачем вам да почему. И догадаются. Может, свалиться туда? Тогда расспросы будут выглядеть естественно.

Сваливаться не пришлось, помогла тетя Ядя со своим фотоаппаратом. Оказывается, она обследовала все уголки нашего участка и осталась очень недовольна, что и высказала нам за обедом:

– Нет, с этим невозможно примириться! Такая живописная тут местность и такой заброшенный участок. А ведь если привести в порядок – игрушечка будет! Ну почему тут все такое захламленное, заросшее, почему? И вот эта развалина так портит вид!

Обедали мы на свежем воздухе, возле вагончика поставили стол, так что вся захламленность была как на ладони, вместе с полуразвалившейся хатой на переднем плане.

– Война наследников, – пробурчала Люцина.

– Не только, – поправила сестру Тереса. – Разваливаться все тут начало еще при жизни дяди. Прекрасно помню, когда я была здесь последний раз, вернее говоря, не была, а скрывалась вместе с этой лахудрой Эдитой в деревне, так незаметно заглянула сюда, чтобы родичи не увидели. И меня еще тогда поразило общее запустение, заброшенность какая-то... Половинка ворот была сорвана, другая покосилась, сад зарос. И колодца, кажется, не было, зато лежали бетонные кольца для колодца.

– Потому что дядя собирался вырыть новый, – сказала мамуля. – Мне Анелька говорила.

– Какая Анелька?

– Какая может быть Анелька? Павловская, конечно! Утром к нам приходила, мы еще долго с ней разговаривали. Ты что, не узнала Анельку?

– Не узнала, – ответила Люцина.

– И что же говорила Анелька? – жадно спросила я.

– О, она много чего рассказывала. Оказывается, дядя уже тогда был тяжело болен, сам почти не мог заниматься хозяйством, а никто из детей ему не помогал, да и не было их тут, разлетелись кто куда. Вот почему он и не смог вырыть новый колодец, хотя уже закупил для него бетонные кольца. Анелька рассказывала – это ее муж возил с полей камни, чтобы засыпать старый колодец. Она видела дядю за несколько дней до смерти, он говорил, ему осталось еще два с половиной метра засыпать и он вряд ли дождется. И действительно не дождался, умер через два дня. А Анелькиного мужа немцы как раз в тот день забрали с его лошадью на какие-то работы, и ни он, ни лошадь так и не вернулись. Вот почему ей все это так хорошо запомнилось.

– Выходит, это уже дядя засыпал колодец? – задумчиво произнесла Люцина, размышляя о чем-то, и Марек поспешил перевести разговор на другую тему:

– Странно, что панны Эдиты здесь никто не видел, – сказал он. – Раз она здесь бывала, могли ее узнать...

– Да была-то всего раз, ребенком, – все так же рассеянно сказала Люцина. – Не запомнили, наверное.

– Почему только ребенком? – возразила тетя Ядя. – Потом ведь она еще приезжала, со своим маленьким Войдарским.

– Анелька сказала, что видела ее, – сообщила мамуля. – Видела я вашу подружку, говорит, ту самую девочку с такими кукольными голубыми глазами. Ну ту самую, что до войны приезжала вместе с вами. Так она тут появлялась не то под конец войны, не то уже после войны. Я еще удивилась – приехала одна, без вас...

Эта Анелька оказалось прямо кладезем ценнейшей информации! Сейчас мамуля неторопливо передавала ее нам, совершенно не отдавая себе отчета в ее ценности, мы же с Лилькой слушали затаив дыхание, с горящими глазами. Марек делал вид, что вовсе не слушает, всецело занятый обслуживанием обедающих. Зато Люцина навострила уши и, судя по ее виду, явно связывала некоторые события, что вызывало во мне растущее беспокойство. Ох, надо принимать какие-то меры!

По словам Анельки, панна Эдита была в этих краях вскоре после окончания войны, еще весной сорок пятого года. И в связи с ее пребыванием в Тоньче Анельке запомнилось еще то обстоятельство, что тогда в деревне поднялся переполох, кто-то эту Эдиту разыскивал, кажется партизаны, она и тогда не совсем поняла кто, во всяком случае, на другой же день панна Эдита исчезла. И больше ее здесь не видели. Но позже, уже через много лет, появился какой-то неизвестный мужчина и расспрашивал о ней. Крутился вокруг нашей хаты, но тогда там проживал кто-то из наследников и того мужчину быстренько прогнали. А наследники тоже вскоре куда-то уехали. Может, мамуля и еще рассказала бы что-нибудь интересное, но ей помешала Тереса, неожиданно заявив:

– Предупреждаю – если ты еще будешь мне шелестеть в четыре утра, огрею тебя палкой! Если сама не можешь спать, не мешай другим. Лежи тихо!

– Я шелестела? – удивилась мамуля. – И вовсе я не шелестела! Я просто читала себе «Пшекрой».

– Это называется читала? Мух, наверное, разгоняла этим журналом! Такой шум подняла, что спать невозможно! Это ж надо придумать – читать в четыре утра!

– Правда, правда, – поддержала подругу тетя Ядя. – Шелестела! Я тоже проснулась, посмотрела, кто шелестит, и опять заснула.

– А мне ни за что не заснуть, если меня разбудят в такую рань! – жаловалась Тереса.

– Но что же мне делать, если я в такую рань просыпаюсь и больше спать не могу? – защищалась мамуля. – Так и мучиться? Да и не в четыре это было, а в полпятого!

Люцина очнулась от своих мыслей и посоветовала:

– Можешь отправиться на прогулку. Дверь не скрипит, оденься и выйди потихоньку. Помоги Анельке коров доить.

– А уж если тебе обязательно читать, читай что-нибудь маленькое, чтобы страницы не шуршали, как эти простыни «Пшекроя». Спать не даешь порядочным людям!

– Так я, по-твоему, не порядочная?!

Вот так благодаря Тересе, к счастью, были забыты и панна Эдита, и колодец, не пришлось переводить разговор на другую тему. Сами перешли.

Военный совет Марек, Лилька и я держали после обеда, уединившись под предлогом мытья посуды. Согласна, предлог не очень убедительный, но другого под рукой не оказалось. Впрочем, тот факт, что мыл посуду Марек, никого не удивил, он давно прославился в нашей семье своим трудолюбием и умением выполнять любую работу. Мое участие в ненавистном домашнем занятии родные могли объяснить желанием побыть вместе с любимым человеком, участие же в нем Лильки сразу всех насторожило.

– Они решили, что ты собираешься отбить у меня Марека, – сказала я Лильке, – вон как пялятся! Приготовься, теперь начнут тебя шпынять.

– А пускай шпыняют! – совсем не огорчилась Лилька. – Как-нибудь отобьюсь. Главное, сейчас пялятся издалека, не услышат, о чем говорим. Дайте мне тоже что-нибудь вытирать.

Итак, вопрос с колодцем прояснился. Его засыпал дядя незадолго перед смертью, и Эдита могла воспользоваться этим обстоятельством. Зная настроение наследников, она могла быть уверена – никто из них не станет засыпать колодец до конца, не продолжит дело отца. И вообще ничего в усадьбе не тронет, так что и через пятьдесят лет все здесь останется в том же состоянии, как тогда, разве что еще больше обветшает.

– Два с половиной метра, – задумчиво сказал Марек, драя горшок. – Сейчас осталось около двух, учитывая землю, что я сам по глупости подсыпал. Сегодня ночью я уже немного вытащил. Для начала придется осторожно снять верхний слой в полметра, камни с мусором...

– И куда ты денешь этот мусор? – поинтересовалась я.

– Затолкаю в тот подкоп, что сам вырыл, под корнями груши. Туда много поместится, все-таки я не все оставлял в колодце.

– А почему осторожно?

– Потому что мы не знаем, что спрятано и как оно вообще выглядит. Может, взорвется? А может, такое маленькое, что придется внимательно разглядывать каждый ком земли. И делать это надо бесшумно, а там полно разных железок...

– Работа адская! – посочувствовала Лилька, натирая до блеска одну и ту же тарелку. – Не представляю, как ты справишься, ведь работать придется под землей.

Я ее успокоила:

– Справится! В свое время ему пришлось поработать шахтером. Да и кем только не приходилось! Зато теперь навыки пригодятся.

– Очень мне мешает там проржавевший таз, – вздохнул Марек. – Большой железный, с дырой посередине. Надо бы в первую очередь его как-то незаметно извлечь.

Я внесла конструктивное предложение:

– Пусть одна из нас завтра вывезет всех наших баб в лес. Отца можно оставить, тот и тысячи тазов не заметит. Вторая же из нас поможет тебе с тазом.

Как-нибудь незаметно выбросит его на свалку за амбаром.

Марек выразил сомнение в том, что такую операцию можно провести незаметно, а это необходимо, ведь за нами следят. Кто следит? Да кто угодно. Панна Эдита с биноклем скрывается где-нибудь на крыше. Молодой Доробек притаился за углом хаты или вообще спрятался в ее трубе. Доробек-старший, переодетый пастухом, пасет коров за дорогой. И кто-нибудь из них может заметить, как извлекают таз из колодца. Тогда конец!

Ну, если уж такой уравновешенный человек, как Марек, выдумывает несусветные глупости, значит, все мы постепенно теряем способность мыслить трезво...