Текст книги "2/3 успеха"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Какое-то время оба с интересом рассматривали большой потрёпанный блокнот с густо исписанными страницами.

– Ну, не знаю… – с сомнением произнесла девочка.

– О блокнотах уговора не было, так ведь? – напирал Павлик. – И давай поскорей просмотрим блокнот, пока ты снова ещё не успела пообещать, что мы его читать не будем. Ну, что уставилась? Я же не советую его украсть. А прочесть можно.

Отобрав у брата блокнот и подсунув ему тетрадь, Яночка сказала:

– Блокнот отдадим, но перепишем записи в нем. А теперь пиши ты, рука совсем занемела, а я буду диктовать. Готов? Внимательней! Вицковский фальш.

– Что? – не понял Павлик.

– Я начала диктовать, пиши дословно: Вицковский фальш. Точка. Пять обычное, десять римскими. Похоже на пятое октября.

– Покажи! Ага, 5.Х. О Езус, а дальше, гляди-ка: Гиб. Фелек. Это что такое? Яночка рассердилась:

– Ну что пристал? Пока я сама не знаю, что такое Гибфелек. Вот поэтому и считаю, что нам надо все переписать. Пиши и не задавай лишних вопросов. Ясь Ясинский, Пулавская одиннадцать, кв. шесть. Ботинки и два маленьких «п». Бронек среда восемнадцать. Портной Цвейг 18.Х зачёркнуто. Не пиши «зачёркнуто», только зачеркни написанное. Портного зачеркни, болван! И вообще, лучше записывай все в столбик, одно под другим, так, как здесь. И внимательнее!

– Да я ведь ничего не понимаю…

– Тебя просят не понимать, а только записывать! Понимать потом начнём.

Блокнот был битком набит всевозможными фамилиями, адресами, непонятными сокращениями, заметками на память, датами. С ним было гораздо больше возни, чем до этого с книгами. Дети и половины блокнота не переписали, когда спохватились, что уже поздно и пора домой. А мусор они так и не выбросили. – Не знаю, как и быть, – рассуждал Павлик. – Просто так выбросить мусор нельзя, надо бы его просмотреть, я уже и так вижу, есть вон та шайбочка подходящая. Как быть?

– Давай выбросим все стеклянные грязные банки, – решила Яночка. – Их тебе не жалко? И я прихвачу остатки тряпья. Только вот как с этим быть? Не хотелось бы оставлять на видном месте.

Павлик ни секунды не сомневался:

– Блокнот забираем с собой, и говорить не о чем! Ведь взломщик может заявиться и ночью. Да не бойся, мы позвоним пани Амелии и скажем, не возьмём без спросу. А завтра принесём обратно.

Яночка кивнула головой и вскочила со стула.

– Правильно, так и сделаем. Дома перепишем до конца. Выноси понемногу мусор, я займусь мукой.

Все время пребывания детей в квартире пани Амелии Хабр сладко проспал под столом, предварительно тщательно обследовав всю квартиру. Проснувшись, он выбежал за Павликом и терпеливо дожидался вместе с ним, пока маленькая хозяйка посыпет белым порошком все, что только можно. При этом Яночка пользовалась найденным в кухне ситечком, благодаря которому удалось рассыпать муку тонким и довольно ровным слоем. Очень довольные собой, дети покинули квартиру пани Амелии.

* * *

Последующие три дня принесли много нового и интересного. Збиня через Стефека передал сообщение: Файксат проживал один, и лишь изредка в квартире оставалась какая-то пани, кажется невеста. А несчастный Зютек совсем замотался с наследниками покойника, квартира которого находилась на Праге, по ту сторону Вислы. Файксат велел Зютеку глаз с них не спускать, и теперь у Зютека не жизнь, а просто каторга. Наследники все друг с другом перегрызлись, никак не поделят наследство, ключи от квартиры они расхватали ещё до судебного процесса, причём у каждого оказалось по одному, а замков там три, вот никто и не может попасть в квартиру, потому как друг с другом наследники не общаются, только через адвокатов. Зютек как-то застукал одного из наследников, который пытался проникнуть в квартиру с помощью отмычки, и донёс об этом другим. Такая буря поднялась! Теперь наследники посещают квартиру умершего родственника только все вместе и ссорятся при этом страшно, потому как в квартире вещи до сих пор не поделённые, а Файксат велел Зютеку не спускать с них глаз и быть в курсе событий. С ума сойти!

С книгами пани Амелии Яночка с Павликом наконец управилась. Среди них были обнаружены два каталога марок, один польский, а другой иностранный – Цумштайна. Покончив с мусором, дети позвонили хозяйке квартиры.

С пани Амелией они совсем подружились. Она позвонила их дедушке, все поняла, согласилась помогать и принять аметист. Теперь она приехала в воскресенье с пустыми коробками для книг и, преисполненная благодарностью, без колебаний подарила детям оба каталога. И вообще приняла без возражения абсолютно все: шайбочки, муку, блокнот, потом просмотрела составленные детьми списки её книг, и все трое принялись укладывать их в коробки.

Павлик обвязывал верёвкой последнюю, когда лежащий на полу в прихожей Хабр вскочил и тихонько тявкнул. Яночка отреагировала молниеносно.

– Тихо! – приказала она.

Хабр приблизился к входной двери и принялся нюхать воздух под щелью внизу. Пани Амелия замерла с ножницами в руках, глядя на всех с недоумением и не понимая, что происходит. Отступив от двери, Хабр сделал стойку, потом оглянулся на Яночку, опять припал к щели под дверью и царапнул лапой пол. Пёс принялся крутиться у двери, то садился, то вскакивал, всеми силами давая понять, что нужно выйти в подъезд. И все оглядывался на свою маленькую хозяйку.

– Ушёл! – сообразила Яночка. – Павлик, за ним!

Павлик с собакой выскочили из квартиры. Только тогда Яночка объяснила хозяйке квартиры, что произошло:

– Кто-то подозрительный подошёл к двери. Возможно, тот самый человек. Павлик с Хабром помчались посмотреть на него.

– Не может быть! – не поверила пани Амелия. – Откуда ты знаешь?

– Хабр сказал. Да вы ведь сами видели. Сначала сообщил, что кто-то идёт сюда, потом – что пришёл и стоит под дверью, а потом, что тот ушёл. И этот человек Хабру знаком, то есть он его уже когда-то нюхал… Знает его запах.

– Предположим, все было действительно так. А почему ты решила, что тот человек подозрительный?

– Будь это человек знакомый или незнакомый, но просто обычный, он бы себя иначе вёл, – пояснила девочка. – Зачем стоять под дверью и не звонить в квартиру? Почему он старался подойти неслышно? Вон когда жильцы вашего дома идут по лестнице, как слышны шаги! А главное – Хабр. Он нам сказал, что там – человек подозрительный, сделал на него стойку. На порядочного человека никогда не сделает!

Изумлённая, заинтригованная пани Амелия не верила своим ушам.

– Разве такие собаки бывают? Нет, трудно поверить. И вы сумели так превосходно обучить своего пса! Просто поразительно! Таких собак я ещё не встречала.

– Вы убедитесь, проше пани, что наш Хабр действительно особая собака, таких и в самом деле больше нет! – с гордостью сказала Яночка. – И вообще, это не пёс, а брильянт чистой воды, да куда до него брильянту! Погодите, вот увидите, когда они вернутся.

Павлик с Хабром не заставили себя ждать. Морда собаки выражала полнейшее удовлетворение, Павлик несколько запыхался.

– Зютек, – бросил мальчик, едва переступив порог.

Яночка сорвалась с места.

– Я так и знала! Хабр, золотце моё, иди сюда, пёсик ненаглядный. Здесь был Зютек, Зютек! Ты его только что обнюхал! Покажи нам, где был Зютек в этой квартире? Зютек! Здесь!

В изумлении, не веря собственным глазам смотрела пани Амелия на собаку, которая принялась кружить по квартире, останавливаясь и принюхиваясь. В некоторых местах она оглядывалась на свою хозяйку, негромко рыча. Дольше всего Хабр задержался у шкафа, где раньше были книги, у письменного стола и у комода с бельём в спальне. Ванную собака просто проигнорировала.

– В ванную он не входил, – прокомментировал Павлик.

– Вот и получается, что вор-взломщик – это Зютек! – сделала вывод Яночка. – Видите, рылся в ящиках письменного стола, в книжках и в комоде под простынями. Думаю, много он не успел найти, пани его спугнула, а потом у него не было времени, был занят на Праге. Мы уверены, он в квартире не появлялся, ведь на муке никаких следов не было видно.

Хабр очаровал и покорил пани Амелию.

– Чудесная собака! Бесподобная! И он так показывает, что даже я поняла! А кто такой этот Зютек?

– А, один тип, который жутко интересуется марками, – пояснил Павлик в общих чертах. – Он думал, они здесь есть.

– И правильно думал, только немного опоздал, – добавила сестра.

– Хорошо, что я начала с бумаг, – сказала пани Амелия. – И Яночка забрала чемодан с письмами. А начни я, например, с книг, чемодан бы лежал и этот ваш Зютек мог его украсть…

– Наверняка бы украл, – убеждённо подтвердил Павлик, – ведь он охотился главным образом за марками. А теперь мы можем спокойно закончить работу.

– Вот и опять у нас на голове снова две вещи сразу! – раздражённо говорил Павлик сестре, когда, распрощавшись с пани Амелией, дети возвращались домой. – Надо показать Хабру Файксата и понаблюдать за наследниками Зютека. А от Файксата до наследников километров сто, ведь их квартира по ту сторону Вислы, на Праге! На нескольких автобусах придётся ехать.

– Три вещи! – поправила брата пунктуальная сестра. – А про блокнот ты забыл? Нам ещё надо расшифровать записи в нем. Как хорошо, что у нас уже есть опыт работы с шифрами.

* * *

С Файксатом покончили в рекордно короткий срок. Всего каких-то пять минут ожидания в понедельник. Дети даже не успели толком договориться, как следует поступать и где лучше его поджидать, на улице или на лестнице его дома, когда он внезапно вышел из квартиры. Яночка дала указания Хабру, и проблема была решена. Не слишком много времени отняла и вторая проблема – обнаружить квартиру, недоступную наследникам умершего филателиста. Зютек и в самом деле ездил туда как на работу, так что проследить за ним не составляло особого труда. Находилась она в доме на Саской Кемпе, на втором этаже. Дом стоял внутри квартала новых, недавно построенных зданий. Табличка на дверях извещала, что здесь проживает Бронислава Спайерова. На всякий случай дети записали фамилию, видимо, умерший филателист был мужем владелицы квартиры и носил фамилию Спайер.

Больше всего времени потребовалось для разрешения третьей проблемы.

Изучая тетрадь, в которую они с Павликом старательно перенесли все записи из старого блокнота, Яночка решила:

– Все эти прачечные, почты, рубашки и ботинки можем сразу отбросить. Ну смотри, написано: прачечная, корзина, шесть, пол. 12. Ясно же, что отнёс в прачечную шесть штук своих сорочек, ничего другого ведь не понесёт, и получил тоже шесть, а не двенадцать, так что цифра 12 может означать лишь дату. Получить двенадцатого, значит. Или вот это: поч. перч. Вильча пятница. На Вильчей как раз мастерская по починке перчаток.

– Сплошные сокращения, догадайся тут, – ворчал Павлик. – Ага, вот написано по-человечески: сантехник, четверг, восемнадцать. Не надо голову ломать. А, черт, опять сокращённо: маг. электр. ламп. удл. Ну, это понятно: магазин электротоваров, лампочка и удлинитель. Так выбрасываем всех этих сантехников и прочие удлинители?

– Выбрасываем, – согласилась сестра, – чтобы не забивать голову. Но вычеркнем тонкой чертой. На всякий случай.

Переписанный блокнот занял две школьные тетради в клеточку. Вычеркнули остро заточенным карандашом все не вызывающие сомнений хозяйственные записи – осталась ещё половина. И принялись над ними ломать голову.

– «Вроцлав о. 9.30, р. 1.20.», – угрюмо зачитывал Павлик. – И дальше: «о. 0.30, п. 6.54». Лопнуть мне на этом месте, если речь идёт не о расписании поездов!

– Тогда вот здесь тоже о поездах речь, – подхватила сестра. – Смотри: «Замость 7.45» и ещё разные цифры. Так ты считаешь, это время отправления поездов?

– Железно! Нам ни к чему. Вычёркиваем!

– Очень хорошо! Все меньше остаётся. Гляди, вон сколько вычёркивается. Давай оставшееся перепишем отдельно.

– Зачем?

– Мне кажется, легче будет угадывать, когда все подозрительное окажется вместе и не будут мешать посторонние записи. Ну, начинаем с самого начала. Пиши: «Вицковский фальш.» – Минутку! – взволнованно воскликнул Павлик. – Вроде бы эта фамилия мне ещё где-то попадалась.

Отобрав у сестры тетрадь, он принялся перелистывать её и вскоре удовлетворённо сказал:

– Вот, видишь? Правильно мне показалось Умер этот Вицковский. Читай, записано: «Вицковский, похор. Брудно, 10, зак. цв.» Цветы заказать, правильно?

– Правильно. Вычёркиваем Вицковского!

– Разбежалась! Нет, пока не вычёркиваем, – возразил брат. – Гляди, тут дальше записано: «Фальш, п.п. Казик». Сечёшь?

– Ты прав. Тогда тем более следует переписать оставшиеся записи. Всех фальшивщиков перепишем, мёртвых и живых. На всякий случай. Как ты думаешь, что означает такое обилие фальшивщиков?

– Пока ясно одно – усопший дядя вращался в очень подозрительном обществе, – пришёл к заключению Павлик. – Пока. А окончательно решать будем, когда расшифруем все интересные записи. Ну, диктуй!

К сожалению, таинственных личностей, снабжённых припиской «фальш.», оказалось не так уж много, зато много столь же непонятных сокращений «Гиб.» во всевозможных модификациях.

– Смотри, «Гиб. Фелек, Гиб. Казик, опять Гиб. Фелек», – удивлялась Яночка. – Подозрительный какой-то этот Казик.

– Всесторонний, – вторил брат. – И гибами занимается, и в фальшивщиках состоит. На месте дяди я бы с таким не связывался.

– Не так-то все просто, – задумчиво произнесла девочка, грызя карандаш. – После гибов всегда стоит точка, значит, это сокращение, точно так же, как и после фальшей. Видишь, везде:

«Гиб.», «фальш.» Мы ещё не знаем, что это означает. Так что это не гибы и не фальшивщики, а что-то другое. И похоже, что этот покойный дядя отдавал разные такие гибы и другие вещи на время разным людям.

– Почему ты так думаешь?

– Слишком уж часто в оставшихся подозрительных записях встречаются вот такие: «кат. рыбы Густав, возвр. первого мая». Возвратить!

– Или сам дядя брал что-то у этих Казиков и Густавов. И записал, чтобы не забыть, когда обещал вернуть.

– Нет, мне кажется, именно отдавал. А когда сам брал, немного по другому записывал, – возразила Яночка. – Вот, гляди: «Экономия из библ. возвратить до 15.VI». Взял из библиотеки какую-то «Экономию» и должен был возвратить её до пятнадцатого июня, вот и записал нормально, чтобы не забыть. А вот тут: «500 Фелек» и зачёркнуто. Одолжил этому самому Фелеку пятьсот злотых, тот ему вернул долг, он его и вычеркнул.

– С чего ты взяла, что злотых?

– Да так как-то записано, сразу думаешь – деньги.

– Долги я бы тоже повыбрасывал, особенно те, что возвращены, – подумав, сказал Павлик. – А это что означает? «Спр. М.Наховская, клуб Пшеворский» и вопросительный знак. И потом опять Казик и при нем доски в полторы минуты.

– С чего ты взял? – удивилась Яночка.

– А видишь, у доски поставлены две запятые? Так в спорте обозначают минуты, – объяснил брат и спохватился:

– Нет, не минуты, секунды!

– Все равно, минуты или секунды, доска не может измеряться ни в минутах, ни в секундах, – возразила сестра.

– Ну, не знаю, – чесал в затылке мальчик. – Может, досками здесь называют лыжи, так говорят, и речь идёт о каких-то показателях…

– При чем тут спорт! – возражала Яночка. – Может, доска она и есть обычная доска, он должен был достать для Казика какие-то доски.

– Какие-то доски в полторы минуты… в полтора дюйма толщиной! Вспомнил! – обрадовался Павлик. – Такие две запятые означают ещё и дюймы. Так вычёркиваем доски?

– Вычёркиваем, и Пшеворского со знаком вопроса тоже, – решила Яночка. – Раз он для дяди был сомнителен, мы тем более его не разгадаем.

– Ну, ладно, а теперь давай те самые сокращения. «Фальш.» Как ты думаешь? Фальшивый?

– Фальшивый Вицковский, фальшивый Казик, – начала перечислять Яночка и с сомнением заметила:

– Что-то не то. А перед Казиком кроме «фальш.» ещё и два «п» стоят.

– Фальшивый подлец Казик, – предположил Павлик – Или «последний подонок»!

– Ну ты даёшь! И с таким фальшивым подлецом покойный дядя всю дорогу имел дело? – не поверила Яночка.

– А кто такой вообще этот Казик? В письмах нет такого?

Пришлось Яночке доставать другую тетрадь, где были переписаны выброшенные письма.

Пролистав тетрадь, девочка ответила:

– Нет здесь никакого Казимира, разве что он был одним из отправителей, которые не написали свой обратный адрес. Надо порасспросить о нем пани Амелию.

– Я бы тогда уж расспросил обо всех сразу: и о Казике, к о Густаве, и о Вицковском, и о Пшеворском, и о всех остальных.

– Тогда давай я составлю список, – предложила Яночка, но брат возразил:

– Нет, так мы с тобой запутаемся. Давай сначала покончим с сокращениями. Что там было? Ага, «фальш.» – Возьми словарь и просмотри все слова, которые так начинаются, – посоветовала девочка.

– Правильно! Ну вот, «фальшивить, то есть лицемерить». Не то. «Фальшивка, значит подделка». Подходит? Слушай, тут ещё много всякого. «Фальшиво, фальшивость, фальшивый», ну это мы с тобой уже испробовали. А потом идёт «фальшь» и все!

– А что было перед «фальшивить»? – поинтересовалась девочка.

– Да много всего. «Фальсификат, фальсификация, фальсифицировать», – зачитывал словарь Павлик.

– Ладно, хватит. Какие у нас там ещё сокращения? Ага, кат. Вот, например, кат. Гиб., – начала Яночка, но Павлик уже отыскал нужную страницу в словаре и привычно забубнил:

– «Кат, катаклизм, катакомбы, каталепсия, каталог, катафалк…». Спятить можно, полстраницы катов!

– А ну-ка, прочти ещё раз, да с чувством и не торопясь! – потребовала сестра.

Павлик начал снова зачитывать слова, начинающиеся с «кат». Их действительно было много. «Катамаран… катапульта… катаракта… католик». Вот Павлик доехал до «каторжника» и вопросительно посмотрел на сестру. Та сделала знак остановиться.

– И какое из этих слов подходит к рыбам? – ломала голову Яночка. – Ничего не подходит.

– А с «гибом» ещё хуже, – угрюмо бормотал Павлик и опять взялся за спасительный словарь. – И словарь не помогает, одни «гибкий» да «гибкость». Вот ещё «гиблый». Гибкий Фелек? Идиотизм.

Яночку вдруг озарило.

– А ты обратил внимание, что наш «Гиб.» всегда пишется с большой буквы? Выходит, это имя собственное. Какие имена начинаются на «Гиб»? Или фамилии?

В старом французском словаре – толковый не годился – были имена, да все не те. Какие-то Гертруды, Густавы, Гвендолины. Ни одного «Гиба» не оказалось.

– И что у нас получается? – уныло рассуждала Яночка. – Кат с рыбой и гибкий Фелек.

– А ничего нормального там нет? – поинтересовался уставший Павлик.

С помощью словаря детям удалось расшифровать большинство нормальных сокращений. Неразгаданные составляли ясное меньшинство.

– Нас интересуют, собственно, лишь вещи, связанные с марками, – сказала Яночка. – Давай спросим дедушку. Если он тоже этих сокращений не расшифрует, значит, они не имеют отношения к маркам и нам нечего ломать над ними голову.

– Правильно! – обрадовался Павлик. – Но сначала позвоним пани Амелии и поспрошаем её насчёт фамилий.

* * *

Пани Амелия оказалась дома. Её все мучили угрызения совести за то, что она столь беззастенчиво использует труд бедных детей и ещё приняла драгоценный аметист – и все за какие-то марки, которые все равно собиралась выбросить. Поэтому она была преисполнена желанием чем-то ещё отблагодарить своих благодетелей и, услышав, что у них снова небольшая просьба, без колебаний ответила на все вопросы, даже не интересуясь, зачем им это надо.

– Казик – крестник моего дядюшки, – с ходу ответила пани Амелия. – Сейчас это уже взрослый человек, несколько лет назад уехал на постоянное жительство в Швецию и женился там. И знаете, теперь вспомнила, он собирал марки! Начал ещё мальчиком, но и взрослым очень ими интересовался. Ведь вам нужно знать об этом, правильно я понимаю? Главное для вас – марки.

– Правильно, спасибо, – поблагодарила Яночка и задала следующий вопрос:

– А Фелек кто такой?

Теперь пани Амелии понадобилось время для того, чтобы вспомнить.

– А, это один из хороших знакомых дядюшки. Фамилии его я не знала, и где он сейчас – тоже не знаю. Кажется, тоже коллекционировал марки. Да, да, смутно припоминаю, вроде бы дядя их и познакомил друг с другом, Фелека с Казиком, ведь они оба были филателисты. Но как давно это было!

Остальных неизвестных лиц пани Амелия не знала, но ей казалось, что Густав когда-то работал вместе с дядюшкой, хотя не уверена. На вопрос о том, почему в чемодане не нашлось ни одного письма от Казика, пани Амелия объяснила, что Казик присылал дядюшке только почтовые открытки из Швеции, по большим праздникам поздравлял. А все открытки она выбросила с самого начала, за что очень просит её извинить.

Не очень-то помогла пани Амелия, от дедушки оказалось гораздо больше пользы.

– Разумеется, я знаю, кто такой Иеремия Плошинский, – сразу же заявил он. – Вернее, был. Не только филателист, но тоже эксперт, весьма известный у нас. Уже несколько лет как умер.

– А поточнее не помнишь? – добивался Павлик.

– Поточнее сейчас не скажу, но если вам это очень нужно, завтра в Обществе филателистов уточню. Кто там ещё у вас? Вицковский? Не знаю такого. М.Наховская, Мария, эта женщина раньше работала в магазине «Филателия», время от времени появляется у нас в клубе. Сама она марок не коллекционировала, но очень хорошо разбиралась в них, многие через неё и продавали, и покупали. Человек очень порядочный, честный. Правда, что-то в последнее время её не видать, странно… Так, давайте дальше. Пшеворского не знаю. Махняк и Филипек – первый раз слышу. Судзиковский… – тоже не знаю. Но учтите, мои милые, я могу и не знать всех польских филателистов, ведь их тысячи!

– Ничего, дедуля, и за этих спасибо, – радовались внуки. – А теперь у нас кое-какие сокращения, мы уже головы сломали. Например, что, по твоему, может означать «фальш. пп»?

– Конечно, «фальшивые польские», – не задумываясь ответил дедушка.

– А что это значит?

– Значит – поддельные марки. Слышали ведь о фальсификации марок? Целые книги об этом написаны. Конечно, может означать и подделку, например, подписей или ещё чего, но вы просили меня называть первое, что приходит в голову в связи с марками? Так вот, первая ассоциация – фальшивые марки, польские.

– Лопнуть мне на этом месте! – с горечью воскликнул Павлик. – Так просто! Чем я думал, где была моя дурацкая голова?

– Оба мы неизвестно чем думали, – согласилась сестра, – и давно надо признать, что на нас нашло какое-то умственное помрачение. Дедуля, а заграничные марки тоже подделывают?

– Ещё как! – ответил эксперт-филателист. – По этому поводу написана целая литература. Вон полка, видите?

Повернувшись, дедушка указал на одну из полок своего стеллажа. Она была тесно заставлена множеством книг, толстых и тонких, на разных языках.

– Во всех странах существует специальная литература на эту тему, – пояснил дедушка.

Брат с сестрой издали одновременно тяжёлый вздох. Нет, этой литературой им ни за что не овладеть!

– Ладно, дедушка, литературу оставим в покое. Давай отгадывай дальше. «Кат рыбы».

Тут дедушка призадумался, потом не очень уверенно произнёс:

– Может быть, так прозвали какого-нибудь выдающегося удильщика? Люди чего только не придумают. Но тогда логичнее было бы его прозвать «катом рыб». Палач одной рыбы? Сомнительно…

– Да нет же, – вмешалась Яночка, – там после слова кат стоит точка, значит, сокращение. Кат, точка, рыб.

– Каталог? – предположил дедушка. – Каталог рыб?

– А разве такие бывают? – удивился Павлик.

Очень не хотелось дедушке выглядеть в глазах внуков этаким незнайкой, но честная натура победила.

– Не знаю, – признался старый джентльмен. – О каталогах не слыхал, а энциклопедия рыб существует. А может, после «рыбы» ещё что написано? Или все-таки там у вас «рыб» и точка, тоже сокращённо? Тогда можно предположить, что речь идёт, например, о «Каталоге рыбака», знаете, описание всякого там рыбацкого снаряжения и повадок рыб, правил ужения и прочее. У нас я такого не видел, а за границей встречал.

– Ладно, пока оставим рыбу. Пошли дальше. Гиб. С большой буквы.

– Гиббонс, что же ещё? – удивился дедушка.

– Чтоб мне…

– Точно! – перебила брата девочка. – Каталог Гиббонса! Тогда «Цум.» обозначает каталог Цумштайна. Есть же у нас оба эти каталога, пани Амелия подарила.

– И умственное затмение тоже есть, – с горечью заметил Павлик. – Чтобы такого не расшифровать, какими же надо быть идиотами! Полный маразм! Дедуля, вот ещё – «сант.» – Как ты сказал? – удивился дедушка.

– «Сант.» Тоже сокращение.

– Тут у меня никаких ассоциаций с марками что-то не появляется, – сокрушался дедушка. – Должно быть, ваше умственное затмение заразное и на меня распространилось. В голову одни сантехники лезут.

– Наверное, это действительно сантехник, – предположила внучка. – Там указан адрес, проверим. Тогда нам осталось всего-навсего «ск. Ф. и ст.» и «ан, лаб».

С этими таинственными сокращениями умный дедушка справился одной левой. Может, потому, что совсем недавно бабушка посылала его в мастерскую по склейке фарфора и стекла отдать в ремонт разбившийся абажур настольной лампы. А в аналитическую лабораторию дедушка неоднократно обращался самостоятельно, там для него делали всякие необходимые анализы. К сожалению, к филателии это имело столь же отдалённое отношение, что и сантехник.

Павлик был сильно разочарован.

– Выходит, из всего блокнота нам пригодилось всего ничего, – мрачно говорил он, когда они с Яночкой наконец оставили дедушку в покое и вернулись к себе на первый этаж. – Что мы узнали в результате всей этой каторжной работы? Что у покойного дядюшки были каталоги Гиббонса и Цумштайна, книга о фальшивых марках и все?

– И что книгу он одалживал двум типам, Казику и Фелеку, – дополнила Яночка. – И ещё у него был польский каталог марок. Но самое странное то, что сам он не был филателистом, не коллекционировал марки! Зачем тогда ему были нужны каталоги?

– Может, собирался коллекционировать? – предположил брат. – Или получил от кого-нибудь марки и хотел их в каталоге найти. Или, может, когда-нибудь в молодости и собирал марки, а потом перестал. И ещё тогда приобрёл старые каталоги. Давай-ка посмотрим, какого они года выпуска.

Каталог польских марок был выпущен восемнадцать лет назад, каталог Цумштайна был ещё старше. Оба выглядели вполне прилично, хотя и несколько потрёпанно.

– Не просмотреть ли каталоги? – с возродившейся надеждой предложил Павлик. – Будем хотя бы знать, что его интересовало.

Оба кинулись к каталогам. Павлик схватился за Цумштайна, Яночка за польский. Действительно, хоть какая-то надежда, а то оба совсем пали духом. Таким заманчивым представлялось расследование марочной афёры и такие ничтожные результаты! Правда, принимаясь за расшифровку записей в блокноте давно умершего дядюшки пани Амелии, они весьма туманно представляли, зачем им это нужно и чего, собственно, ожидают, но все-таки… И вот теперь, тоже не зная толком, что им могут дать пометки в каталогах, они тем не менее со вспыхнувшей вновь надеждой занялись ими. И тут, похоже, судьба решила смилостивиться над несчастными…

Сначала оба трудились в полнейшей тишине, нарушаемой только сопением и шелестом переворачиваемых страниц. Первой сделала открытие Яночка.

– Есть! Гляди.

Павлик поглядел и быстренько раскрыл свой каталог на разделе польских марок.

– Вот это да! – присвистнул он. В швейцарском каталоге цена первой польской марки оказалась зачёркнутой, а рядом карандашом были написаны несколько значительно более высоких сумм. То же самое было и с доплатными марками. Напечатанные цены были исправлены мелким почерком на более высокие. В польском каталоге птичками были помечены марки всех образцов, а на полях виднелось множество заметок. Совершенно неразборчивых, ибо сделаны они были карандашом, а потом ещё их пытались стереть ластиком. Не очень тщательно стёрли, но прочесть все равно было невозможно. – Вот и получается, что дело нечисто! – в волнении говорила Яночка, пытаясь сквозь лупу разглядеть надписи на полях. – Наверняка это тот самый Бонифаций…

– Заливаешь? – крикнул Павлик и вырвал у сестры лупу. На полях одной из страниц каталога среди смазанных, полустёртых записей с трудом можно было разглядеть слово «Бонифац». Потом шло грязное пятно от ластика и цифра 30.

– Вот мы и поймали Бонифация! – с удовлетворением произнесла Яночка. – Отдай лупу! Да только не знаю пока, что нам это даст.

– Все-таки какой-то улов, – оптимистично заметил брат. – Там было записано 30? Давай действовать методично. Сначала посмотрим, не номер ли это какой марки.

Под номером 30 фигурировала марка номиналом в 3 геллера с надписью «Польская почта». Из той самой серии за 10 крон. Павлик собирался на этом закончить свои методичные изыскания, но теперь вмешалась Яночка.

– Что-то тут не так. Гляди, после «Бонифац» сколько оставлено места, а там всего-то осталось дописать две буквы. А зато перед 30 совсем нет места на номер. Ведь как он пишется? № и потом цифра, а тут ничего не поместится. Выходит, записано лишь число, без номера.

– Тогда что же он записал за Бонифацием? Бонифаций всплыл совершенно неожиданно и явился превосходным стимулом для последующих изысканий. Ведь недаром же подозрительный Файксат так настойчиво напоминал о нем Зютеку. Яночка с Павликом единодушно решили – в покое Бонифация не оставят! Опять загадка, опять сложность, но ведь им не привыкать. Так и эдак разглядывал Павлик затёртое пустое место между Бонифац и 30 и решил сбегать к дедушке за самой сильной лупой. У него было несколько, и среди них одна с десятикратным увеличением.

С помощью чудесной лупы удалось обнаружить на стёртом месте букву «я». Что бы это значило? «Бонифац» и сразу «я».

– Бонифация! – заорал Павлик. – Улица Бонифация, а вовсе не паршивец Бонифаций. Бонифация, 30, теперь все умещается. Адрес!

– Зачем же было Файксату упоминать это имя? – засомневалась Яночка. – Ты не ошибся, хорошо расслышал?

– Ещё как расслышал! Ведь он орал на лестнице так, что стены тряслись. И не «Не забудь о Бонифация, 30», а «Не забудь о Бонифация».

– Может, специально так кричал, вдруг кто услышит, а Зютек все равно догадается, раз знает, о чем речь. Ладно, давай, пока у нас эта лупа, ещё кое-что попытаемся рассмотреть.

Смертельно обиженный на Файксата Павлик постепенно оттаял и тоже энергично принялся за расшифровку стёртых надписей. К сожалению, прочитать удалось не много. Записи делались мягким карандашом, который не оставлял следа на бумаге. Стирали грязным ластиком, после него остались лишь грязные пятна. Удалось разобрать только одну фамилию, и ту не целиком. Сохранилась лишь надпись «ховск», а впереди большая буква, похожая на «Н». После неё маленький интервал и потом «ховск».

– Голову даю на отсечение, что это Мария Наховская, ведь она и в блокноте фигурирует, – сказала Яночка. – Дедушка считает её очень порядочным человеком.