Текст книги "2/3 успеха"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Ваши родители, – гневно начал дедушка, – ваши родители…

Но внуки не дали ему кончить. Шокированный Павлик с возмущением воскликнул:

– Никак ты собираешься подрывать авторитет родителей в глазах их собственных детей? Нехорошо!

Старый джентльмен тут же овладел собой.

– Я не собирался подрывать, просто хотел сказать, что удивляюсь лёг… то есть несколько излишней… гм… доверчивости… их мужеству, можно сказать.

– Дедуля, так нам же ничто не угрожает, мы ничем не рискуем. Мы клятвенно обещали родителям, что не станем излишне рисковать, а слово своё мы держим, ты же знаешь. Вот они нам и доверяют.

– А может, ты считаешь нас младенцами? Или какими-то недоразвитыми? – обиженно поинтересовался Павлик. – Я уже не говорю о том, что этот самый Медянко вряд ли затаился с топором в подъезде и только ждёт…

– А хотя бы и затаился, – поспешила Яночка загладить впечатление от топора, – мы же не полезем в подъезд! Загадки мы разгадываем с помощью дедуктивного метода, как Шерлок Холмс.

Дедушка немного успокоился и даже слегка придвинулся со стулом к столу с марками.

– Дедуктивный метод, говорите? Что ж, это неплохо, это развивает логическое мышление. Но только зачем вам лезть в такие неприятные… гм… я бы сказал даже – омерзительные дела?

– Новое поколение должно с детских лет привыкать к окружающей его суровой действительности, – философски заметил Павлик.

– Это так, но все-таки… – не сдавался дедушка.

– А бороться со злом – дело благородное, служить на благо обществу ты всегда нас призывал, – добила старика девочка.

– Может, вы и правы, – наконец согласился тот. – Только не говорите бабушке.

– Ты что? Неужели мы сами не понимаем?! – дружно возмутились внуки.

Придвинув к себе огромную пепельницу, дедушка вытряхнул в неё пепел из трубки и принялся набивать трубку заново. Дети терпеливо ждали. Помолчав, дедушка неторопливо заговорил:

– В каждое, даже самое благородное дело, может затесаться паршивая овца. Филателия не является исключением. Медянко, по всей вероятности, как-то связан с типографией, где печатаются марки, кто-то выносит ему листы бракованных марок, которые положено уничтожать. Но это не доказано, он очень осторожен, инкриминировать ему пока ничего не удавалось, за руку, как говорится, не пойман, но что знаем, то знаем. Знаем и то, что Медянко связан с кем-то, кто подделывает печати экспертов. А вам не надо объяснять, что бракованная марка с печатью эксперта сразу приобретает особую ценность… Мы не знаем, кто этим занимается. До сих пор не удавалось поймать преступников, так что ничего определённого я сказать не могу. Что же касается Файксата…

Тут дедушка сделал паузу для того, чтобы раскурить трубку. Пододвинув себе стул, Яночка уселась рядом, по своему обыкновению упёршись локтями в стол и положив подбородок на скрещённые кисти рук. Павлик втиснулся в угол между столом и книжными полками и присел на ступеньке маленькой переносной лесенки-стремянки.

Раскурив трубку, дедушка задумчиво выпустил клуб душистого дыма и продолжал свой рассказ:

– Файксат – это совсем другое дело. Тут особая история. Видите ли, Файксат беспокоит меня, так сказать, в личном плане.

Этого внуки никак не ожидали. Павлик даже подъехал немного ближе на своей стремянке.

– Почему? – спросил он.

– Длинная история, – вздохнул дедушка. – Если хотите слушать, я начну сначала.

– Начни, конечно! – воскликнула девочка, а Павлик только фыркнул и решительно заявил:

– И вообще мы не двинемся с места, пока ты нам всего не расскажешь!

И он придвинулся ещё ближе к дедушке. Дедушка тоже придвинулся вплотную к столу со своим стулом и тоже опёрся о стол одним локтем. В другой руке он держал трубку.

– Когда я был ещё совсем молодым человеком, – задумчиво начал он, попыхивая трубкой, – знал я одного филателиста. Это было ещё до войны. Самого настоящего филателиста. Его дед работал на почте в тот период, когда как раз появились первые польские марки, значит, где-то между 1860 и 1865 годом. Именно тогда была выпущена первая марка Королевства Польского, и она очень заинтересовала этого почтового служащего. Работая на почте, он имел возможность приобретать там чистые марки, в его распоряжении были все поступающие на почту листы с марками, и он собрал все модификации первых польских марок. Просматривая листы, он имел возможность выявлять разницу между одной и той же маркой, например, в оттенках цвета, каких-то неточностях в написании букв и цифр и прочее. Собрал, значит, коллекцию и оставил её внуку, тому самому моему знакомому филателисту.

– А почему не сыну? – поинтересовалась Яночка. – Отцу того филателиста.

– Филателиста звали пан Франтишек, так и будем его называть, чтобы не запутаться. Так вот, отец пана Франтишека умер раньше своего отца и вообще марками не интересовался. А пан Франтишек очень даже увлекался! Вскоре после первой мировой войны он тоже пришёл работать на почту, ту самую, где работал раньше его дед, и продолжал коллекционировать марки, только делал это уже более профессионально. К коллекции чистых первых марок Королевства Польского он постарался подобрать идентичную коллекцию марок гашёных и, представьте, подобрал почти полностью! Разумеется, собирал он и другие марки. Была в его коллекции знаменитая марка в десять крон, имеющая хождение в австрийской части Польши. С надпечаткой – «Польская почта». Таких марок осталось штук восемьдесят, а с надпечаткой всего штук пятнадцать, насколько мне известно.

– Пятнадцать штук в Польше? – спросила Яночка.

– Вообще на свете, – ответил дедушка. – А у пана Франтишека они были, чистые и гашёные, я видел собственными глазами!

– И что дальше? – поторопил дедушку слушавший с волнением Павлик, потому что дедушка замолчал, тяжело вздыхая.

– А дальше началась война. Во время Варшавского восстания дом пана Франтишека был разрушен, вы знаете, немцы методично разрушали город. Правда, в то время самого пана Франтишека не было в Варшаве, он жил у каких-то родственников в деревне. Умер он через три года, то есть уже после войны. Я виделся с ним незадолго до его смерти.

И дедушка опять замолчал. Внуки не перебивали, понимая, как нелегко вспоминать старику тяжёлые годы войны. И подгонять его не следовало, раз уж начал сам рассказывать. Повздыхав, дедушка продолжал:

– Как вы знаете, меня в военные годы тоже не было в Варшаве, как в 1939 году я выехал на каникулы, так и остался в горах. После войны я разыскал пана Франтишека и узнал, что, уезжая из Варшавы, он всю свою коллекцию марок уложил в железные ящики и собирался закопать в погребе, но пришлось спасаться от облавы, и закопать они с женой не успели. А потом дом был разрушен и сожжён немцами. Остались одни руины.

Дедушка занялся своей трубкой. Пришлось снова выбивать пепел, прочищать, набивать свежим табаком. Внуки ждали, наконец мальчик не выдержал:

– А как же это связано с тем, что Файксат беспокоит тебя сейчас? Ты рассказываешь о делах давно минувших дней.

– Все взаимосвязано, – ответил дедушка, раскуривая новую трубку. – Сейчас я до этого дохожу. Пан Франтишек жил на последнем, пятом этаже дома. В той части дома, где он жил, оказались разрушенными пятый и четвёртый этажи, остальные сгорели. И пан Франтишек считал, что марки в железных ящиках могли и уцелеть, если они сразу же провалились внутрь подвала дома и оказались среди развалин. Развалины уже не разваливали, и они не горели внутри. И пан Франтишек велел мне покопаться в развалинах его дома. Сам он был уже тяжело болен и как бы завещал мне свои марки, дело всей его жизни, зная, что я страстный филателист. Ну и наверное, верил в мою честность, знал, что марки не будут распроданы, останутся в стране как её филателистическая ценность.

Когда я приступил к очистке дома пана Франтишека, там уже шли работы по расчистке от развалин. От других рабочих я узнал, что ещё до меня тут кто-то разыскивал железные шкатулки, так как знал, что до войны в доме жил известный филателист. Говорили, что этот человек даже нашёл одну шкатулку. Другие говорили – нашёл несколько железных ящиков. Разное рассказывали, толком никто ничего не знал. Больше в развалинах железных ящиков не нашли, а я принялся разыскивать того человека, который их забрал. Не буду вам рассказывать в подробностях все мои перипетии, но человека я так и не нашёл. А вот марки из коллекции пана Франтишека вдруг стали время от времени всплывать… Я вместе с паном Франтишеком делал опись его коллекции, он по памяти мне диктовал, так что не ошибаюсь. Был у пана Франтишека Меркурий, да ещё знаете какой? Чистые квартблоки всех номиналов и вариантов, представляете? То есть четыре марки вместе, расположенные в две строки. И все Меркурии гашёные тоже были, но уже по отдельности. Ну и нашлись люди, которые видели эти квартблоки, с Меркурием. Видели также серию австрийских марок с польскими надпечатками, тоже чрезвычайно редкую. Вряд ли такие марки ещё у кого были…

– Дедушка, а нам ты покажешь эту опись? – не выдержала Яночка, невежливо перебив старших.

– Покажу, конечно, – согласился дедушка. – Рафалу я уже дал копию. Погодите, на чем я остановился?

– На том, что нашлись люди, которые видели марки пана Франтишека, – напомнил внук.

– А, в самом деле. И у меня закрались подозрения. Но окончательно подтвердились после того, как я получил письмо от одного филателиста. Он сообщал, что купил кое-какие марки у человека, который нашёл их в развалинах на улице Хмельной между домами № 104 и 108. Фамилии человека он не сообщал.

– И что дальше, дедуля? – поторопила старика девочка, потому что тот опять замолчал на самом интересном месте.

– Итак, мы убедились, что по крайней мере часть коллекции пана Франтишека была найдена и присвоена каким-то, скажем так, не очень честным человеком. А дальше тот самый филателист, который купил часть коллекции пана Франтишека, сообщал, что её у него похитили. Украли, говоря проще. И украл какой-то родственник, вроде бы даже племянник, я уже не помню точно, во всяком случае близкий родственник. Поэтому этот филателист не стал поднимать дело, только известил меня, чтобы я знал; коллекция пана Франтишека уцелела и находится в настоящее время в руках как минимум двух человек. Поскольку в письме сообщались чрезвычайно ценные сведения, я попытался связаться с его автором, что было отнюдь не просто, ибо тот своего адреса не сообщил. А когда я наконец его адрес раздобыл, было уже поздно – автор письма умер.

– Дальше, дальше, дедушка, – подгоняли внуки.

– А потом до меня из разных источников стали доходить вести о том, что, кроме меня, ещё кто-то занимается поисками коллекции пана Франтишека. Разыскивает её, в основном, у пожилых людей, не филателистов. Мы, филателисты, как правило, знаем друг друга, и знаем, какие у кого коллекции, вот и считаем, что основная часть утерянной коллекции пана Франтишека хранится у нефилателиста, который или не подозревает, какую ценность она представляет, или, наоборот, считает её хорошим помещением капитала. А сам сбором марок и их обменом не занимается. И вот тут я приступаю к самому главному…

Тут дедушка замолчал, поскольку в пылу повествования забыл про свою трубку, и она погасла. Пришлось раскуривать снова. Яночка с Павликом слушали не дыша. Дунув на спичку, дедушка сказал:

– Так вот, выяснилось, что этот человек в поисках коллекции обращается к семьям людей, которые недавно умерли, расспрашивает, собирал ли покойный марки или просто их хранил. Выдаёт себя за большого специалиста и, в зависимости от обстоятельств, или даёт хорошие деньги за марки, или предлагает свои услуги по приведению их в порядок. И выяснилось, что этим искателем коллекции является Файксат!

Павлик удовлетворённо фыркнул.

– Да, да, – вздохнул дедушка, – именно Файксат. И поступает очень, очень непорядочно. Люди, которые не имели с марками дело, как правило, или считают их ничего не стоящими клочками бумаги, которые надо выбросить, или, напротив, необычайно большими ценностями, особенно старые марки. Вы знаете, что как первые, так и вторые не правы. Так вот, этот Файксат… Учтите, я не голословно обвиняю, у меня есть свидетельства весьма уважаемых людей… Так вот, Файксат, уверяя, что даёт хорошую цену, на самом деле скупает иногда весьма ценные коллекции за смехотворно малую. С теми наследниками, которые считают марки просто мусором, у него не бывает проблем, они рады всякой малости, на которую и не рассчитывали. С теми же, которые дрожат над каждой старой маркой, он поступает очень просто – предлагает вместе с ним отправиться к какому-нибудь независимому эксперту-филателисту. Выберет из коллекции самые на взгляд клиента ценные марки – например, австрийского императора или парочку послевоенных американских президентов. И потрясённый клиент узнает у почтённого специалиста, что красная цена его драгоценным маркам – по два злотых за штуку. Разочаровавшись в своей коллекции, он охотно соглашается спустить всю коллекцию за предлагаемую Файксатом сумму. Нет, достохвальной такую деятельность никак не назовёшь…

Сняв локти со стола, Яночка подняла голову и взглянула на брата. Тот посмотрел на сестру, и оба поняли, что теперь им ясен смысл действий Зютека.

Дедушка в очередной раз принялся за чистку трубки.

– Лично меня, – говорил он, вытряхивая пепел в большую пепельницу, – больше всего из утерянной коллекции интересует доплатная марка в 10 крон с чертой надпечаткой. Серию я вряд ли соберу, потому что уже давно сам купил парочку, одну чистую и одну гашёную, с одной матрицы, с одинаковыми неточностями. Купил я их у знакомого, а тот приобрёл у посредника. Посредника мне удалось отыскать, но он так врал и изворачивался, что я не смог узнать, у кого же он приобрёл марки.

– Собаки у тебя не было! – пробормотал вполголоса Павлик.

К счастью, занятый трубкой, дедушка не расслышал, а Яночке удалось незаметно наступить брату на ногу, и тот понял, что совершенно незачем намекать дедушке на участие Хабра в их дедуктивных изысканиях.

– Ты что-то сказал, Павлик? – поинтересовался дедушка.

– Да нет, ничего особенного. А как обстоит дело сейчас?

– Очень неважно, все мои подозрения подкрепляются фактами. Кто-то определённо разыскал коллекцию, однако нам неизвестно, у того ли она, кто в своё время нашёл, или уже перешла к другому человеку. Владелец коллекции мог умереть, а его родные запросто выбросить марки, как это собиралась сделать та женщина. Выбросить Меркурия! Так что нам неизвестно, у кого в настоящее время находится коллекция и вообще сохранилась ли она. Из двух зол я бы уж предпочёл, чтобы она попала в руки Файксата, хотя в таком случае наверняка была бы вывезена за границу.

Огорчённый дедушка совсем потерял над собой контроль и, изливая душу внукам, сообщил им намного больше, чем решился бы на это при обычных обстоятельствах. И долго бы ещё жаловался дедушка на нечестных людей, затесавшихся в среду филателистов, если бы в его кабинет не заглянула бабушка. Она решительно погнала внуков делать уроки.

Переполненные новыми впечатлениями, брат с сестрой, разумеется, принялись решать, как им поступать дальше.

– Мне кажется, надо с конвертов переписать все адреса, – предлагала Яночка. – Не только этот варшавский, но вообще все. На всякий случай.

– Я и сам так думал, – согласился брат. – Прямо сейчас и приступим, пока мама не спохватится, что мы ещё не легли спать.

Писем оказалось ровно пятьсот двадцать шесть штук. Адресатами были три человека: Люд-вика Вислинская, Юзеф Боровинский и Людвика Боровинская. Дети сделали логичный вывод, что панна Людвика Вислинская вышла замуж за пана Юзефа Боровинского и стала пани Боровинской. Это она свято сберегала и хранила все письма, которые они с мужем получали. Жила она сначала в Краснике, потом в Лодзи, а потом в Варшаве, причём в Варшаве проживала по трём адресам, в такой последовательности: сначала на улице Кошиковой, потом на Пулавской и, наконец, на Селецкой.

Когда уже половина конвертов была обработана, Яночке пришла в голову мысль переписать также адреса и фамилии отправителей.

– Это ещё зачем? – скривился Павлик. – Такая прорва!

– На всякий случай, – был ответ. – Ты уже притомился, бедняжка? Посмотрим, может, и фамилии отправителей повторяются. Неизвестно, вдруг кто нам и пригодится.

Жалобно ойкнув, мальчик послушно принялся переворачивать конверты обратной стороной, списывая адрес отправителя, который обычно помещался на самом верху обратной стороны конверта.

– Мы с тобой прямо как два почтовых работника, – ворчал он. – Два бюрократа каких-то, вся работа которых в том, чтобы перекладывать письма из одной стопки в другую. В конце концов, это не так уж и трудно, вот только мы с тобой денег за это не получаем. Скучная работка…

– Скучная, говоришь? – воскликнула девочка, потрясая одним из конвертов. – А это что? Да нет, вот сюда гляди.

Павлик поглядел на один из обратных адресов и присвистнул: Зиновий Файксат, проживающий на проспекте Вызволеня.

– Прочитаем? – оживился мальчик. Сестра покачала головой.

– Нет, я ведь обещала той женщине. Пока оставим так. Надо же, как здорово получилось, что у нас все не находилось времени сжечь письма.

– Так что будем делать?

– Придётся разыскать ту незнакомую женщину. Дедушка велел, а теперь получается, в этом и наш интерес есть. Попросим разрешения прочесть одно письмо. Может, придётся ей немного рассказать, в чем дело, это мы посмотрим по обстоятельствам.

– А если она не разрешит?

– Попросим се, чтобы сама прочла. Но она разрешит! Мы её тайной заинтригуем.

– Как это?

– Очень просто, скажем: если не позволит нам прочесть письма или сама не прочтёт и нам не перескажет, мы тогда не откроем ей жутко интересную тайну. Ей же хуже будет! И ещё скажем – тогда очень много потеряет. Что ты, такого не выдержит! Ручаюсь! А если даже тайна её не соблазнит, то аметист соблазнит обязательно! Потому что потеряет она аметист, который мы с тобой собираемся ей подарить за помощь в нашем расследовании. Ведь собираемся?

– Факт! – подтвердил брат. – Это ты здорово придумала.

Дети успели переписать с конвертов всех отправителей – их оказалось четырнадцать штук, – пока пани Кристина не спохватилась и не погнала детей спать. Спохватилась бы раньше, но они с тётей Моникой были заняты пришиванием подкладки к жакетам, которые собственноручно скроили. Кто знает, насколько трудное занятие – правильно вшить подкладку, не удивится, что мама совершенно позабыла о своих родительских обязанностях.

Яночка первой заняла ванную. Когда она освободила её для брата, тот ещё успел поделиться с ней новыми соображениями:

– Я бы вообще пока не сжигал эти письма. Мало ли что нам ещё может там понадобиться. Ты заметила – на некоторых конвертах отправителей не было вообще?

– Правильно. И надо скорей отыскать ту женщину, – ответила сестра.

* * *

Целых три дня изо дня в день Яночка приходила к нужному дому на улице Селецкой и честно дежурила. Незнакомая женщина не появлялась, а в квартире её умершей тётки никого не было. Номер квартиры дети узнали из адреса на конвертах, да что толку, если в ней никто не обитал? Яночка стала терять терпение. Поджидать незнакомку девочка могла лишь после школы, а торчать у дома все дни напролёт и поздно вечером она не могла. Посовещавшись с братом, они решили написать письмо и отправить его по адресу умершей тёти. Письмо следовало написать как можно дипломатичнее.

«Уважаемая пани! – написали они. – В чемодане было обнаружено нечто потрясающее! Наш дедушка считает, что мы обязаны об этом Вам сообщить. Кроме того, для Вас припасена одна классная вещица, и мне обязательно нужно с Вами встретиться. А я никак не могу, жду Вас у дома Вашей уважаемой усопшей Тёти, а Вы не появляетесь. Очень прошу или позвонить, или написать мне, как мы можем увидеться, потому что дело чрезвычайно важное и загадочное.

С уважением

Яночка Хабрович»

– А зачем ты приплела дедушку? – прочитав письмо, удивился Павлик. – Лучше бы без него.

– А мы и так без него обойдёмся, – пояснила девочка. – У дедушки другой номер телефона, так что, если пани позвонит, все равно попадёт на нас. И письмо мне отдадут. А дедушку я для солидности подбросила, знаешь какие эти взрослые? Ещё подумает, что раз дети – значит, дело несерьёзное.

– А письмо по почте пошлёшь или в ящик ей опустишь?

– Мне кажется, по почте лучше, солиднее как-то.

– А вдруг она в почтовый ящик тётки вообще не заглядывает? Кто может писать покойнику? – возразил мальчик.

– Тогда сделаем так, – решила сестра. – Письмо я все равно отправлю по почте, а в дверь квартиры воткну записку, что в ящике письмо. А мы время от времени станем проверять, торчит ли ещё записка или нет.

Подумав, Павлик внёс свои коррективы в предложение сестры:

– Я бы воткнул записку так, чтобы её снаружи не было видно. Чтобы её обнаружили лишь после того, как откроют двери. А то знаешь сколько хулиганья водится в подъездах? Запросто вытащат записку.

Сделали, как решили, а в ожидании звонка от незнакомки не теряли времени даром. Написали письмо отцу о брелочках и отвезли его человеку, отправлявшемуся в Алжир, в ту же группу польских специалистов, в которой работал и их отец. Нельзя было оставить Зютека на произвол судьбы, время от времени следовало присматривать за ним. Медянко со своими подозрительными махинациями пока мало их тревожил, но вот Файксата следовало обязательно увидеть и на всякий случай познакомить с ним Хабра. Сначала брат с сестрой попытались действовать испытанным способом, поджидая объект у его дома, но ничего не получилось. Из дома выходило и входило в него такое множество людей, что вычислить среди них Файксата не было никакой возможности. Ведь они не знали, как выглядит этот объект, а сидеть на лестничных ступеньках у его двери было слишком рискованным. Пришлось подумать над другими вариантами.

– Самое лучшее – позвонить в квартиру и войти с чем-то таким… – задумчиво рассуждал Павлик. – Может, он вообще редко выходит из дома. А так заловим его в собственной квартире.

– Как заловишь? – возразила сестра. – Позвонить и спросить, здесь ли живёт пан Малиновский?

– Нет, не так. Во-первых, кто его знает, может, там и окажется какой Малиновский. А во-вторых, открыть дверь может вовсе не он. Я же говорю – прийти с чем-то таким… чтобы лично для него. Для пана Файксата и больше ни для кого. Вроде он потерял что-то…

– И на этом чем-то написано: «Потерял пан Файксат», – съязвила Яночка.

– Именно! Написано! – обрадовался Павлик. – Письмо!

– Какое письмо? Мы сами ему напишем?

– Нет, зачем же. Ведь бывает, что почтальон ошибается, бросает письмо не в тот ящик. Что делает владелец ящика?

– Бросит его в ящик Файксата, посмотрит на адресе, какая квартира.

– А чаще ему не хочется смотреть, и он просто ставит письмо на почтовых ящиках, сверху. Правда ведь? Сколько раз я видел. Просто ставит на ящик или воткнёт за какую-нибудь трубу на стене. Бывают ведь такие ящики, что в них ничего не вбросишь, только ключиком открываются, тогда в него положить корреспонденцию может или владелец, или почтальон, у которого универсальный ключ. Посмотрим, какие почтовые ящики в доме Файксата. А если такое письмо, по ошибке попавшее в чужой ящик, кто-то поставил на ящик сверху, оно очень свободно может упасть. А я, вежливый мальчик, его поднял и отнёс владельцу в квартиру. Он живёт на третьем этаже, я, допустим, живу на четвёртом, по дороге заброшу, ничего особенного.

– Он может знать соседей с верхнего этажа, – предостерегла Яночка. – Это во-первых…

– А я там не живу постоянно, я их племянник из Гданьска, приехал в Варшаву на недельку.

– Допустим. А во-вторых, так и будешь выжидать, пока по ошибке его письмо бросят в чужой ящик?

– Не смеши меня, – презрительно пожал плечами Павлик. – Тоже мне проблема – открыть чужой почтовый ящик. Да я двадцать ящиков могу открыть, если хочешь знать, и никто не заметит.

Сестра пришла в восторг.

– Молодец! В таком случае у каждого своё задание. Завтра я после школы отправлюсь проверить, как там наша записка незнакомой женщине, а ты давай к Файксату. А когда уже будешь знать, как он выгладит, подумаем, как действовать дальше.

– Я вовсе не уверен, что именно завтра он получит письмо, – сказал Павлик. – Несколько дней может пройти, пока придёт письмо. Буду каждый день проверять после школы.

Несмотря на страшную занятость, дети все же нашли время внимательно изучить список марок, который им дал дедушка. Сопоставив его с марками из каталога, они только теперь поняли, какой страшной бедой для филателии обернулась потеря коллекции пана Франтишека. И долго тяжело вздыхали, точно так же, как и их дедушка.

– Вот бы её отыскать! – размечтался Павлик. – Разные заслуги были у нас, но эта…

– Это будет уже не заслуга, а грандиозная удача!

– Невероятный успех!

– Просто триумф!

– И я верю в то, что мы с тобой разыщем её! – горячо выкрикнула Яночка.

– Куда нам! – сомневался Павлик. – Дедушка вон сколько лет ищет, а толку чуть. И вообще неизвестно, сохранилась ли она.

– Во-первых, он ищет без Хабра, – не сдавалась девочка. – А во-вторых… Ну ладно, пусть и не вся сохранилась, пусть хоть часть её… Одна четвёртая, например.

– Тогда это будет лишь четвертушка успеха.

– Пускай хоть четвертушка. Все лучше, чем ничего.

Похоже, оптимизм Яночки вскоре нашёл подтверждение. Операцию «Файксат» Павлик провернул за каких-то два дня, и закончилась она полным успехом!

Подбегая к знакомому подъезду дома на Проспекте Вызволеня, Павлик столкнулся с выходящим из дома почтальоном. В сердце зародилась надежда, и не напрасно! В ящике для писем пана Файксата белело письмо. Открыв ящик совершенно свободно одной из своих отмычек, мальчик вынул небольшой конверт. Официальное послание из банка. Очень хорошо, что конверт маленький, очень кстати. Маленькие предметы легче потерять, легче незаметно уронить. Для придания правдоподобия своей версии Павлик бросил конверт на пол и постарался посильнее наступить на него. Жаль, стояла сухая погода, а то ещё можно было бы и в грязи немного повалять. Во всяком случае уже при одном взгляде на конверт ни у кого не могло возникнуть сомнения, что он где-то валялся.

Двери на третьем этаже открыл мужчина среднего возраста с буйной шевелюрой, аккуратно подстриженной бородой с проседью и чрезвычайно приятным выражением лица. Увидев такое приятное лицо, Павлик сразу засомневался, что это разыскиваемый ими мошенник и марочный аферист. Он уже настроился на то, что Файксат – отвратительная личность, угрюмый тип с лицом типичного уголовника, сама внешность которого вызывала антипатию. Пришлось ещё раз переспросить, и ещё раз приятный мужчина с обаятельной улыбкой подтвердил, что именно он и есть Зиновий Файксат. Павлик рассказал сказочку о найденном на полу у почтовых ящиков письме. Зиновий Файксат обрадовался, очень мило поблагодарил, взял письмо и запер дверь за собой, не задавая никаких дополнительных и, может быть, затруднительных вопросов. Так Павлик и остался в растерянности. Правда, этот человек слегка горбился, но все равно никак не походил на матёрого преступника, вызывающего страх и отвращение у честных людей.

Все ещё пребывая в растерянности, помчался Павлик домой. Ворвался в комнату Яночки, а та встретила его триумфальным возгласом:

– Звонила!

– И что? – притормозил брат на полном ходу.

– И сразу же согласилась с нами встретиться, сегодня, в семь вечера.

– Интересно, а как же ужин?

– Нет проблем! Мама идёт в гости, а бабулю дедушка возьмёт на себя.

– Быстро она отозвалась.

– Да, всего два дня шло письмо, а она как раз сегодня поехала в квартиру тётки, нашла в дверях нашу записочку, а в ящике письмо. Очень хотела узнать, в чем дело, но я ей ни словечка не сказала. А у тебя что?

– Дети, обед на столе, – железным голосом информировала бабушка, входя в комнату. – Павлик, не забудь вымыть руки. И быстро, а то все остынет.

– Опять двадцать пять! – проворчал Павлик. – Все руки да руки! Чистые они у меня.

Хотел ещё добавить, что после поездки в Алжир мытьё рук стало их второй натурой и нет необходимости об этом напоминать, но решил воздержаться от комментариев, чтобы не злить бабушку, раз уж вечером у них намечено экстраординарное мероприятие, по времени совпадающее с ужином. Поэтому он послушно отправился в ванную, по дороге зашвырнув ранец в свою комнату.

Обедали в кухне, вместе с бабушкой и дедушкой. Мама ещё не вернулась с работы. О деле нельзя было говорить, и Павлик чуть не лопнул от распиравших его новостей и эмоций.

С трудом дождались дети окончания обеда и уединились в комнате Яночки.

Павлик наконец мог поделиться с сестрой своими достижениями.

– Пришло письмо! – выложил он, бросаясь на тахту.

– Ну! Рассказывай! – обрадовалась сестра. Павлик по возможности связно изложил события и поделился своими сомнениями относительно личности мужчины, принявшего письмо.

– Совсем не похож на мошенника! Как раз наоборот, и я не знаю…

– Очень старый? – задала Яночка конкретный вопрос.

– Не очень. Наверное, постарше отца, но намного моложе дедушки. Я совсем не уверен, что это он! Может, он там живёт не один, может, у них квартира битком набита Файксатами.

– А ты и имя спросил?

– Спросил. Сказал, он и есть Зиновий. Но может, у него там живёт какой двоюродный брат, так его тоже могут звать Зиновием. А у меня большие сомнения. Если бы хоть смотрел исподлобья, или грубо разговаривал со мной, или дверью хлопнул. Так нет же! На вид совсем нормальный человек, никак не подумаешь, что мошенник.

– Тогда это точно он! – заключила Яночка, которая уже давно, слушая брата, стала зловеще кивать. – Голову даю на отсечение – он!

Павлик от удивления даже съехал с тахты на пол.

– С чего вдруг такая уверенность?

– Да ведь давно известно – все мошенники и аферисты производят самое благоприятное впечатление на легковерных людей. Вроде тебя.

Иначе в их деле нельзя. Возьми, к примеру, нашего Файксата. Как ты думаешь, продаст кто ему марки, если он будет глядеть исподлобья, ругаться последними словами и хлопать дверью? Нет, он должен производить на людей хорошее впечатление, улыбаться им…

– …точно, мне улыбался, – вспомнил Павлик.

– …и вообще нравиться с первого взгляда! – продолжала сестра. – Только тогда люди будут вообще с ним иметь дело. И только тогда он сможет их обманывать.

Слова сестры не очень убедили Павлика.

– В чем-то ты, может, и права, но чтобы до такой степени… Нет, надо проверить, ведь, может, тот его двоюродный тоже симпатичный, но не подозрительный.

– Как убедиться?

– Через Збиню, пусть потянет за язык Зютека. Но для этого нужны брелочки. Когда отправлено наше письмо отцу?