Текст книги "Введение в святоотеческое богословие"

Автор книги: Иоанн Мейендорф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

Неудивительно, что в скором времени Златоуст нажил себе врагов не только среди монашества и духовенства, но и во влиятельных слоях светского общества. Нападками на роскошь женских нарядов и украшений и суетность поведения он привел в раздражение столичных дам, включая саму императрицу Евдоксию. В одной из проповедей он говорит, что лучше уж ходить нагими, чем расфуфыриваться, как иные столичные модницы. Евдоксия так навсегда и осталась его врагом, что впоследствии непосредственно отразилось на судьбе Иоанна.

Как уже упоминалось, на него ополчилось и духовенство. Поводов к тому помимо уже изложенных было предостаточно. Однажды Иоанну стало известно, что епископ Эфесский занимается продажей церковных должностей. Он отправился в Эфес и сместил провинившегося, хотя канонически он не имел на это никакого права ― он был епископом, а не патриархом. Но Златоуста не интересовала каноничность его поведения ― он заботился лишь об установлении справедливости и порядка.

Другой случай произошел в 401 году, когда в Константинополе появились пятьдесят египетских монахов, которых Феофил Александрийский отлучил от Церкви по обвинению в оригенизме. Иоанн принял монахов и, побеседовав с ними, решил, что ничего опасного они не говорят, в Христа веруют, а обвинение в ереси вряд ли серьезно, ибо монахи оказались неграмотными. Но Златоуст этим не ограничился, а попросил императора пригласить Феофила в Константинополь для объяснений. Тут уж Феофил рассердился ― с какой это стати он должен давать отчет в своем поведении своему конкуренту, константинопольскому епископу? На этом история не кончилась, ибо Феофил пожаловался на Иоанна своему другу, святому Епифанию Кипрскому. Этот Епифаний был первым в истории коллекционером ересей. У него была шкатулка под названием «панарион», где хранился список всех известных ему ересей. Узнав от Феофила о новой «ереси» ― поддержке оригенизма, Епифаний, несмотря на свой преклонный возраст (ему было тогда почти сто лет), прибыл в Константинополь и представил Златоусту свои обвинения. Златоуст настолько не принял этого всерьез, что отказался даже принять Епифания. Но в это время в столицу приехал и Феофил, и тут начались настоящие неприятности. Будучи тонким политиком, Феофил быстро разобрался в обстановке и понял, что у Иоанна множество врагов. Ему удалось убедить императора Аркадия в необходимости устранить константинопольского епископа, и в 403 году Феофил собрал собор, о котором нам известно из подробного описания в «Библиотеке» Фотия. Собор состоялся на предоставленной императором вилле под названием «Под дубом» в окрестностях Константинополя, отчего он остался в истории как «собор под дубом». Собравшееся духовенство, включая пятьдесят епископов, специально приехавших из Египта, единодушно осудило Иоанна Златоуста, к которому все они были заведомо нерасположены.

Против Златоуста выступили два обвинителя: его собственный бывший диакон Иоанн и епископ Исаак. В «Библиотеке» представлены отдельно обвинения каждого из них: это не что иное, как собрание сплетен, многие из которых совершенно смехотворного характера. Диакон Иоанн обвинял Златоуста в его, Иоанна, незаконном преследовании за то, что он ударил одного из слуг. Далее некий монах по имени Иоанн был избит и закован в кандалы вместе с «бесноватыми». Также Златоуст обвинялся в распродаже священных сосудов и мрамора, предназначенного для отделки церкви. Вполне возможно, что так оно и было и что Златоуст употребил деньги на помощь бедным. Говорилось также, что Златоуст оскорблял духовенство, называя их людьми без чести, распущенными и никчемными ничтожествами. И это вполне возможно ― и не без оснований ― имело место. Далее Златоуст якобы сказал, что «епископ Епифаний ― сумасшедший; организовал заговор против епископа Севериана, настроив против него высшее духовенство Константинополя; написал клеветническую книгу против духовенства; созвал заседание клириков и обвинил трех диаконов ― Акакия, Евграфа и Иоанна ― в том, что они спрятали его одежду с целью «употребить на Бог знает что»; избрал епископом Антонина, о котором якобы было известно, что он «ограбил гробницу». И так далее в таком же духе, всего 29 пунктов. Очевидно, обвинения были либо откровенной клеветой, либо извращением действительного положения дел. Обвинения епископа Исаака были подобного же рода, и в них особенно подчеркивались сношения с оригенистами (См. «Библиотека» Фотия, гл. 59).

Сам Златоуст на соборе не присутствовал, трижды отклонив приглашение явиться. После третьей неявки он был смещен in absentia и выслан из Константинополя. Это вызвало негодование некоторых епископов и простого народа, который был на стороне Златоуста. В столице начались уличные волнения. Во избежание беспорядков он решил добровольно подчиниться распоряжениям собора и отправился в место своей ссылки, в Вифинию, неподалеку от Константинополя. Феофил Александрийский не замедлил взять церковные дела в свои руки и начал восстанавливать смещенное при Златоусте духовенство. Но тут произошло непредвиденное событие, изменившее ход дела.

Едва Иоанн отбыл в ссылку, как в столице произошло землетрясение. Императрица Евдоксия увидела этом знамение гнева небесного на гонения, которому подвергли праведника, поэтому по императорском указу Иоанн получил приглашение вернуться в Константинополь. Остановившись в воротах города, он потребовал созыва собора для официального восстановления его на архиепископской кафедре. Но энтузиазм толпы был настолько велик, народ так просил его поскорее вернуться назад, что формальностями решено было пренебречь. Немедленно по возвращении Златоуст прочитал в соборе Святой Софии очередную обличительную проповедь. Для описания всего происшедшего с ним он пользуется аллегорией брака между Саррой и Авраамом как образом союза между епископом и его Церковью. Несмотря на попытки фараона отнять у Авраама жену, Сарра сохранила свою чистоту. В фараоне все сразу же узнали Феофила, упоминание которого толпа встретила негодующими свистками. Очевидно, урок не пошел Иоанну впрок, и научиться дипломатическому такту он не умел и не хотел. Как и прежде, в своих проповедях он обличал пороки общества, обрушивался на роскошь двора и на распущенность нравов. Когда по случаю праздника в честь Иоанна Крестителя в столице была воздвигнута статуя Евдоксии, Златоуст опять использовал это как тему для гневной проповеди, в которой императрица сравнивалась с Иродиадой.

В скором времени он опять восстановил против себя двор и привел в крайнее раздражение императорское семейство. Был поднят вопрос о нелегальности восстановления смещенного архиепископа. На Рождество 403 года императорский двор не пришел на богослужение. На Пасху, 17 апреля 404 года император приказал запретить Иоанну служить в Святой Софии. Изгнанный из своей церкви епископ служил пасхальную службу в поле под открытым небом, собрав вокруг себя толпы народа, так что для сохранения порядка потребовалось вмешательство полиции.

9 июня 404 года Иоанн был арестован и насильно отправлен в ссылку. Его вторичное смещение снова вызвало негодование народа и уличные беспорядки, в ходе которых был сожжен весь центр столицы и собор Святой Софии. Кафедру архиепископа константинопольского занял престарелый Арзакий. В Антиохии на место скончавшегося Флавиана был назначен враждебный Златоусту Порфирий. За Златоуста теперь некому было заступиться: все восточные кафедры были заняты либо его врагами, либо людьми, не имеющими влиятельных связей.

.Сначала Златоуст был сослан в город Кукуз в Армении, где он провел два года. Оттуда он был отправлен в Пициус (как тогда называлась Пицунда), но он туда не доехал, ибо скончался по дороге в Команах 14 сентября 407 года. Причиной его смерти было плохое состояние здоровья, усугубленное дурным обращением.

Память об Иоанне Златоусте живо хранилась среди любившего его народа. Его популярность была настолько велика, что уже в 417 году преемник Арзакия епископ Аттик восстановил имя святого Иоанна в диптихах. В 438 году его мощи были торжественно перенесены в Константинополь и положены в храме Святых Апостолов.

Творения святителя Иоанна Златоуста

Большинство творений Иоанна Златоуста представляют собой проповеди на различные книги Священного Писания. Они сохранились как в собственном его изложении, так и в отредактированных записях стенографов. Основными его произведениями считаются следующие:

1. Беседы на книгу «Бытия» (67 проповедей).

2. Беседы на псалмы (58 проповедей).

3. Беседы на книгу пророка Исайи (6 проповедей)

4. Беседы на Евангелие от Матфея.

5. Беседы на Евангелие от Иоанна.

6. Беседы к Деяниям апостолов.

7. Беседы ко всем посланиям Апостола Павла.

8. Катехизические беседы.

9. Несколько проповедей на нравственные темы.

10. Трактат «О священстве».

11. «О непостижимости Бога», богословский трактат, содержащий апофатическое учение о Боге в контексте полемики с аномеями.

Литургия, носящая имя Златоуста, на самом деле не принадлежит ему, а представляет собой византийский обряд евхаристической службы, принятый в Константинополе в раннесредневековый период. Из проповедей Иоанна Златоуста (особенно из «Катехизических слов») видно, что он служил по тексту, близкому к нашей Литургии Василия Великого.

Учение святителя Иоанна Златоуста

В то время как в изложении догматического учения Златоуст не занимает выдающегося положения среди учителей Церкви, он является непревзойденным толкователем Священного Писания. Его экзегезис ― в антиохийской традиции: ясный, простой, почти совершенно чуждый аллегоризации, но зато изобилующий типологическими толкованиями. Его мысль невозможно изложить систематически. Поэтому мы ограничимся отдельными пунктами его учения, призывая слушателей самим прочитать его проповеди.

Подход Златоуста к новозаветным писаниям часто предвосхищает критические проблемы, ставящиеся учеными в наше время. Например, обсуждая вопрос о четырех Евангелиях, Златоуст говорит, что наличие четырех разных авторов, писавших в разных местах, в разное время и независимо друг от друга, служит веским доводом в пользу достоверности евангельской истории. Даже расхождения между евангелистами говорят в пользу Истины. Эти по существу мелкие расхождения в описании конкретных событий ― при наличии полного согласия по существу ― доказывают, что евангелисты писали об одном и том же, не сговариваясь.

В своей богословской полемике против арианства (вернее, «аномейства») Златоуст следует в основном святому Григорию Нисскому и другим каппадокийцам. От Григория он воспринял преимущественно апофатическое богословие.

В христологических вопросах святой Иоанн, не иначе как Духом Святым, всегда избегал двусмысленной терминологии. Он был учеником Феодора Мопсуэстийского и жил на пороге христологического спора. Все троичные проблемы были улажены, и в воздухе носился вопрос: если Христос ― Бог, то как Он может одновременно быть и человеком? Поводов для разного рода христологических оговорок было предостаточно. Однако Иоанн Златоуст ни разу, ни в одном своем творении не употребляет таких имен, как Богородица, Христородица или Человекородица, которые спустя лишь короткое время положили начало столь бурным дискуссиям. В одной из его проповедей на послание к Филиппийцам мы читаем: «Оставаясь Тем, Кто Он был, Он стал тем, кем Он не был». Избегая туманных терминов, святой Иоанн никогда не вдавался в философские тонкости и навсегда остался в церковной истории как идеал христианского пастыря и проповедника высокой христианской морали.

По своим взглядам на жизнь святой Иоанн Златоуст был человеком до-Константиновой эры. Он всегда говорил людям в глаза все, что о них думал. Иными словами, ему недоставало такта, дипломатического чутья в отношениях с людьми. Зачастую это ставило его в затруднительное положение, особенно принимая во внимание его близость ко двору и необходимость волей-неволей, прямо или косвенно участвовать в делах политических. Этот недостаток непосредственно следовал из его строго христианского отношения к миру. О чем бы ни говорил Златоуст, он всегда интересовался этической стороной ситуации и неизменно соотносил это со Священным Писанием. Мы займемся здесь рассмотрением двух связанных между собою тем ― учения о первородном грехе и почитания Девы Марии.

Учение о первородном грехе

Проблема первородного греха или, иными словами, положение человека в падшем мире была предметом богословских дискуссий, особенно на Западе, начиная со времен блаженного Августина. Ключевым текстом этой проблемы считается Рим. 5, 12 ― единственная во всем Новом Завете формулировка отношения к грехопадению Адама. Это один из наиболее часто цитируемых и наиболее часто неправильно понимаемых текстов Писания, его цитируют при обсуждении таких тем, как оправдание, спасение, примирение. Как нарочно, Апостол Павел, не зная, что его послание станет Священным Писанием, в этой фразе выразился весьма туманно. В русском синодальном переводе этот текст звучит так: Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили (Рим. 5, 12). Для того чтобы разобраться в этом малопонятном утверждении, заглянем в греческий оригинал. Смысл придаточного предложения εφ' ω πάντες ήμαρτον, эф'о пантес ймартон («потому что в нем все согрешили») меняется в зависимости от того, к какому члену главного предложения относятся связующие слова εφ' ω. При этом возможны три варианта:

а) εφ ω (в латинском переводе in quo) означает «в котором» и относится к «одним человеком» в главном предложении. Такой перевод предполагает идею унаследованной от Адама вины: поскольку все люди находились «в Адаме», все они провинились и подвержены смерти. В таком смысле понимал Рим. 5, 12 латинский переводчик Библии, а за ним и блаженный Августин. Следует отметить, что грамматически греческий текст никак не допускает такого перевода, так как существительное «человек» (то есть Адам) слишком удалено от местоимения εφ' ω. Кроме того, предлог εφ' не значит «в», а выражает последовательность или причинность.

б) Если εφ' ω относится ко всему главному предложению, то его следует перевести «потому что», и тогда все предложение звучит следующим образом: «...смерть перешла во всех человеков, потому что все согрешили». Иначе говоря, подобно Адаму, мы умираем, потому что каждый из нас грешит индивидуально. Заметим, что русский синодальный переводчик совместил этот смысл с предыдущим: «...потому что в нем все согрешили».

в) εφ' ω относится к подлежащему главного предложения ― смерть, и тогда все предложение переводится так: «...смерть перешла во всех человеков, ибо из-за нее (из-за смерти) все согрешили». Такой перевод предполагает, что смерть Адама, последовавшая за его грехом, стала смертностью для всех его потомков. До Моисея не было закона, а потому не было и греха, а люди все равно умирали (ср. Рим. 5, 14). Смерть, вошедшая в сотворенный Богом мир вместе с грехопадением Адама, понимается Апостолом как личностная космическая реальность, отождествляемая с самим сатаной ― «человекоубийцей от начала». Большинство греческих отцов понимало этот текст именно в вышеизложенном смысле.

В беседе 10 на Рим. 5, 12 Златоуст объясняет свое понимание мысли Апостола Павла: «Ибо в ней (смерти) все согрешили» означает, что смерть, войдя в жизнь людей через грех одного человека, Адама, распространилась на всех людей, которые хотя и не согрешили, но унаследовали от Адама смертность. Смертность ― это своего рода болезнь, порождающая страх, который в свою очередь служит причиной борьбы за существование. В этой борьбе каждый стремится выйти победителем за счет своего ближнего: в этом и состоит суть греха, который есть обратное любви, то есть отдачи всего ближнему. Интересно, что такое объяснение, общепринятое у восточных отцов Церкви, не связано, как у блаженного Августина, с идеей унаследованной вины и греховности половых отношений. Последовательное христианское поведение, внутренняя победа над страхом смерти описываются заповедями блаженства: мы не должны думать о завтрашнем дне, нужно оставить все и в конечном счете самое жизнь ― в этом любовь и истинная жизнь.

Таким образом, в учении святителя Иоанна Златоуста результат первородного греха есть наследственная смертность, которая в свою очередь порождает грех. Грех и смерть, взаимно порождая друг друга, образуют порочный круг, в котором человек был заключен до прихода Христа. Смерть и Воскресение Спасителя разорвали этот круг и принесли миру спасение, благодаря которому христиане милостию Божией могут теперь жить вне рабства греху и смертности. Милостию Божией ― значит во Христе, Его благодатью, которой мы облекаемся в крещении, умирая и воскресая вместе с Ним, и в Евхаристии, которая есть «лекарство бессмертия» (святой Ириней Лионский).

Результатом победы над смертью явилось прощение грехов; мы крестим младенцев не потому, что они грешны, а потому, что они смертны. В самом обряде крещения нет ни одного слова о грехе, в нем говорится лишь о смерти и о вечной жизни.

Мариология

Как уже отмечалось, Златоуст жил в эпоху, непосредственно предшествующую христологическим дискуссиям, но тем не менее счастливо избежал употребления слов, вокруг которых впоследствии разгорелись такие пылкие споры.

Уже после смерти святого Иоанна и после Эфесского собора 431 года, провозгласившего Деву Марию Богородицей, Ее культ расцвел таким пышным цветом, что стало почти нечестивым (не канонически, а фактически) даже упоминать Ее человеческие качества, ибо все в Ней считалось совершенным. В западном христианстве, где восторжествовало учение о первородном грехе как об унаследованной от Адама вине, почитание Богоматери логически привело к провозглашению в 1854 году догмата о Ее непорочном зачатии. Согласно этой догме, Дева Мария волею Божией свободна, даже в момент Своего зачатия, от наследственной вины и, следовательно, безгрешна. Но в свете святоотеческого понимания первородного греха нет ни оснований, ни надобности для такой догмы. Богоматерь была женщиной, израильтянкой, ни в чем не отличавшейся от других людей, кроме степени Своего совершенства. Она была лучшим результатом, венцом всей ветхозаветной истории. Совершенством Своей человечности Она всей этой истории принадлежала, почему и удостоилась «осенением Духа» стать Матерью Того, Кто эту историю исполнил и завершил.

В свете этого понятно, почему мы находим у Златоуста отношение к Деве Марии как к обыкновенной женщине. В комментарии на Мф. 12, 46-49 (...кто Матерь Моя? и кто братья Мои?) он прямо говорит о наличии у Нее простой человеческой слабости и несовершенства. В таком же духе, без всякой экзальтации он говорит о Марии в проповеди на Ин. 2: «...да они и не знали Его, как должно, ни даже Мать Его, ни братья... Ты Моя Мать, и потому ты само чудо делаешь подозрительным».

Мы видим, что для Иоанна Златоуста не представляло никакого затруднения читать в Священном Писании именно то, что там было написано. И Восточная Церковь никогда не протестовала против такого трезвого отношения: никто никогда не обвинял Златоуста в ереси, хотя некоторые современные ученые и предполагают, что чрезвычайное превознесение Богоматери Ефремом Сириным представляет собой скрытую полемику против Златоуста. Доказать это предположение вряд ли возможно.

Остановимся на нескольких других моментах учения святого Иоанна. Евхаристия стоит в центре внимания Златоуста, склонявшегося в понимании этого таинства к прямому реализму, к почти физической наглядности. В беседе 46-й на Евангелие от Иоанна, обсуждая значение слов Апостола Павла о Церкви как о едином Теле, он так говорит о причастии: «...чтобы ввести нас в большее содружество с Собою и показать Свою любовь к нам, Он дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами плоти Его».

Златоуст также часто цитируется в контексте спора, начавшегося в XIV веке между католиками и православными по поводу эпиклезы. Обсуждая освящение Даров в Тело и Кровь Господни, он говорит:

Тогда и ангелы предстоят священнику, и целый сонм небесных сил взывает, и место вокруг жертвенника наполняется ангельскими ликами в честь Возлежащего...

Некоторый пресвитер, муж дивный и неоднократно видевший откровения, и самое сие время сподобился видеть множество ангелов, одетых в светлые одежды, окружавших жертвенник и поникших главами...

(«О священстве», 6)

Это таинство и здесь делает для тебя землю Небом; открой же врата Неба и взгляни, или лучше, врата не Неба, а Неба Небес, и ты увидишь тогда сказанное. Что там есть самого драгоценного, то же самое я покажу тебе на земле.

(На 1 послание к Коиифяпам, беседа 24)

Западные богословы аргументировали, что такое понимание эпиклезы в сущности не отличается от молитвы призывания ангела, который должен понести освященные Дары к Престолу Божию, в католической мессе.

В своих взглядах на семейную жизнь святой Иоанн, хотя и всегда оставался строгим моралистом, тем не менее обнаруживал глубокое понимание и терпимость. Он положительно относился к семье и никогда не настаивал на необходимости монашеской жизни для всех. Поучения о семейной жизни рассеяны во многих его проповедях, особенно в комментариях на послания к Коринфянам, Ефесянам и Колоссянам. Так, в одной из проповедей на Колоссян он говорит о великом таинстве, в котором два человека становятся одно, но затем, в детях, это единство становится множеством. Говоря о величии этого таинства, которое служит типом отношений между Христом и Церковью, Златоуст использует это как повод для осуждения сопутствующих свадьбам разнузданного веселья, пьянства и плясок.

Святой Иоанн пользуется всевозможными предлогами для обсуждения социальных проблем, в особенности проблемы собственности, о чем, пожалуй, ни один христианский писатель не написал более него. Златоуст считал, что собственность и богатства ― великий соблазн и что они стоят на пути между человеком и Богом. В беседах «О статуях» он неоднократно говорит о тщете материального благосостояния: «...нет ничего ненадежнее богатства... истинное богатство и изобилие состоят в благах совершенных и неподверженных никакой перемене» (Беседы «О статуях», 2, 4).

Возражения Златоуста против богатства в особенности касаются Церкви. Церкви положено печься о человеческих душах, а не о своем внутреннем убранстве. Спаситель во время Тайной Вечери дал своим ученикам пить не из золотой чаши, а подарил им заповедь любви друг к другу.

Помимо всего прочего, богатство происходит из неравенства, а следовательно, из несправедливости. Это вполне согласуется с пониманием первородного греха как поражения смертностью и боязни смерти, которые в свою очередь заставляют искать мнимое и временное спасение путем накопления богатств. Согласно святому Иоанну, все принадлежит Богу, поэтому такие слова, как «мое», «твое» и т.п., должны быть изгнаны из христианской общины. Проблемы собственности всесторонне обсуждаются в его комментарии на «Деяния апостолов».

Касаясь вопросов, связанных с существованием государства, Златоуст утверждал, что власть есть последствие греха, и не скрывал своего неодобрения по поводу методов наказания, практикуемых государством, противополагая их принципу милосердия, осуществляемого в Церкви. Примером его отношения может служить уже упоминавшийся случай с министром Евтропием, который искал убежища у алтаря. Произнесенная в то воскресенье длинная проповедь в сущности сводится к следующему: вот видишь, куда тебя завела политика, а теперь ты пришел в церковь за защитой! Признавая светский авторитет императора, Златоуст считал священство намного выше. Он бесстрашно выступал против императорской власти во всех тех случаях, когда она пыталась вмешаться в церковные дела. С другой стороны, он никогда не пытался использовать государственный авторитет для решения церковных проблем, как это делал его западный современник святой Амвросий Медиоланский. Будучи человеком до-Константиновой эпохи, Златоуст был чужд принципу «симфонии», зарождавшемуся в Византии. Напротив, он склонен был четко разграничивать сферы влияния Церкви и государства.