Текст книги "Blood diamond (СИ)"
Автор книги: Инна Владимирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Почему он не открывает? – спросила девушка, идя рядом с Джоном.
– Не знаю, – ответил он. – Управляющий сказал, что он сегодня не выходил из гостиницы. Да и из номера вроде бы тоже…
– Может быть, он заснул? – предположила она.
– Я стучал в дверь несколько минут, так что он должен был проснуться от такого.
Они втроем остановились возле двери. Стучали ему еще пару минут, но результат был тот же – дверь им никто не открыл и не ответил.
– Случилось что-то, – произнес Берни, нахмурившись.
– Я же говорила, что доверять Гийому нельзя, – вздохнула Мэри.
– Сейчас мы с вами все узнаем, – воровато оглянувшись по сторонам, Джон ловко вскрыл замок двери и смело заглянул в номер.
Он ничего не произнес, лишь движением руки позвал своих друзей пройти за собой. Те молча прошли внутрь номера.
Весь номер был перевернут с ног на голову – видимо, здесь происходила борьба. На кровати на пропитанных багровой кровью простынях лежало, жалко раскинув руки в стороны, тело мужчины. Голова его была накрыта разодранной по центру подушкой, из которой из-за малейшего дуновения ветра во все стороны летели мелкие перышки.
Медленно подойдя к кровати, Джон приподнял подушку и взглянул на лицо застреленного мужчины.
– Это Гийом, – произнес он, чувствуя, что в горле встал сухой ком, и опустил подушку назад.
Мэри, стоявшая позади него, тихо ахнула и испуганно закрыла рот ладонью. Бернард застыл у распахнутого окна, молча оглядывая улицу.
– Нам нужно убираться отсюда, – сказал Джон и решительно направился к двери. – Сейчас же.
Глава 10
Спустя два часа Мэри, Джон и Бернард уже находились на другом конце города, подальше от гостиницы, где убили Гийома Дифенталя.
Покинув гостиницу вместе, они вышли на улицу и уехали на первом такси, таксисту которого Джон назвал какой-то адрес. Доехали до нужного места они в полном молчании.
Это было четырехэтажное жилое здание, самое обыкновенное, каких в Кале было великое множество. Почти во всех окнах дома горели теплым светом окна, лишь на последнем этаже окна были закрыты и темны. Именно в ту квартиру на последнем этаже они и направились. Позже Смит объяснил, что он знал об этой квартире уже давно – она была давно брошена прежними хозяевами, поэтому была нужна для крайних случаев. Он узнал об этой квартире давно, еще когда сам ездил по Европе, так что здесь их никто не мог найти и они могли спокойно пожить здесь пару дней, не беспокоясь ни о чем.
Вся мебель в этой квартире стояла на тех же местах, где ее оставили ее старые хозяева. К диванам были прислонены пустые картинные рамы. Ящики всех шкафов были выдвинуты, кое-где на полу валялись выцветшие бумажки. На полках стояла запылившаяся посуда. Зеркала и стекла в шкафах были покрыты толстым слоем пыли. Все выглядело так, будто бы хозяева этой квартиры в спешке покидали ее, не особо заботясь о ее будущем. И сейчас на ее пороге стояли трое друзей.
Теперь же среди их вещей насчитывался на один чемодан больше – по пути они заехали в один магазин и на оставшиеся от мистера Адамсона деньги купили его. Сначала Мэри с Бернардом не понимали, зачем он нужен, но уже на квартире Джон им все объяснил.
– Мэри, помните, – объяснял им Джон, – я спросил у вас, помните ли вы как выглядит чемодан мистера Тейлора? Я ведь не просто так спросил это… Мы обменяем чемоданы местами. Когда он прибудет на вокзал, кто-то из нас троих будет ждать его там. Столкновение, чемоданы падают, мы извиняемся за это недоразумение, берем его чемодан, оставляем ему наш и уходим.
– Гениально, – после недолгого молчания Морель захохотал. – Но как мы сами не перепутаем их и не уйдем со своим же чемоданом?
– Я уже думал об этом и нашел решение, – американец подмигнул ему. – Мэри, у вас есть лак для ногтей?
– Конечно, – она нерешительно кивнула головой.
– Отлично, – Джон улыбнулся. – Мы пометим наш чемодан на каком-нибудь заметном месте… Например, рядом с защелкой. Но так, чтобы этот знак видели только мы, чтобы он не слишком бросался в глаза. Потом мы положил в наш чемодан каких-нибудь ненужных вещей, чтобы по весу он примерно походил на чемодан мистера Тейлора – так он точно ничего не заподозрит.
– А ведь план и вправду неплох, – согласился Берни, закуривая сигарету. – Только остался последний вопрос: кто же пойдет?
– Я думал предложить это дело Мэри, – Джон вздохнул и хотел продолжить, но девушка прервала его.
– Думаете, он не узнает меня? – усмехнулась она. – Какая-то молоденькая девушка полвечера запудривала ему мозги, а потом его ограбили. Думаю, он хорошо запомнил и мое лицо, и мой голос. Если я пойду, то все будет зря – он меня узнает.
– Мы прикроем вас.
– Как? – девушка вздохнула. – Если он меня узнает, то сразу же позовет жандармов, и тогда мне уже не отвертеться. А знаете ли, меньше всего я хотела бы попасть в тюрьму из-за вас.
– Ну сделайте себе прическу, накрасьтесь как-нибудь, говорите писклявым голосом… Сделайте так, чтобы он вас не узнал! Мэри, я же…
– Джон, скажите, что вам не ясно было в слове «нет»?
– Но Мэри, – продолжал упрашивать ее Джон, – из нас троих только вы можете настолько ловко устроить «нечаянное» столкновение с ним, чтобы он не заподозрил, что это было сделано намеренно. Только вы с вашей женской…
– Прекратите, – Мэри резко поднялась со своего места. – Я сказала, что не буду этого делать. Мой ответ – нет. И точка.
После этиx слов она развернулась и быстро скрылась в соседней комнате, захлопнув за собой дверь. Джон, проводив ее взглядом, тяжело вздохнул. Он знал, что Мэри – это их единственный шанс. Берни уж точно не сможет сделать этого, а он сам… самому ему не хотелось идти – он боялся, что если что-то пойдет не по плану, то его легко схватит французская полиция. Он не хотел рисковать собой.
– Что ж… Придется идти мне, – после недолгого молчания произнес Джон, взглянув на Берни.
– Именно так, – согласился тот. – Ты же знаешь, я на эту роль точно не подхожу.
– Но Мэри все равно сделала бы это намного лучше…
– Она отказалась – это ее дело. Кстати о деле… Надеюсь, ты помнишь наш разговор на барже?
– Конечно помню.
– И что же? Она ведь…
– А ты не боишься говорить об этом, когда она сидит в соседней комнате? – приблизившись к французу на максимально близкое расстояние, зашептал Джон. – Она ведь может подслушать…
– Меня это не особо уже беспокоит, – также шепотом ответил ему Берни. – Я был весьма разочарован, узнав, что она вернулась к нам, проделав этот далекий путь из Марселя. Мы должны избавиться от нее…
– Не боишься ее гнева? – Смит растянул губы в довольной ухмылке.
– А ты не задумывался о том, почему Гийом был убит сразу же после ее появления? Ты не думал, что это точно не странное совпадение? У нее были свои счеты с ним, свои тайны, о которых они оба нам не рассказывали… Ты не думал, что это она убила его?
– С чего бы ей его убивать? – растерянно спросил Джон. А ведь ему и вправду не приходила такая мысль в голову.
– У нее спроси!.. Мне откуда это знать? Она меня в свои планы не посвящает.
– Она вряд ли бы стала его убивать… Сам посуди: мы в одной гостинице, ты с ним на одном этаже, рядом живут другие постояльцы. Она не могла бы сделать это так тихо да еще и в одиночку. Да и вспомни ее реакцию!.. Она ведь сама испугалась, увидев его…
– Просто признайся, что она тебе нравится. Поэтому ты отказываешь логически мыслить. Поэтому она все еще с нами…
– Ох, Берни…
– Я все вижу, Джон. И своей долей я делиться с ней не собираюсь.
– Не волнуйся за это.
– Учти, Джон, если мы не избавимся от нее, до того, как мы получим деньги, то я…
– Что – ты? – Смит усмехнулся. – Лично задушишь ее?
– Возможно, – выдохнув дым в лицо Джону, Берни как-то странно блеснул глазами и, развернувшись, пошел к окну. – Считай наш разговор оконченным.
Джон же, засунув руки в карманы брюк, посмотрел ему в след, снова усмехнулся и пошел к двери, за которой скрылась Мэри. Он хотел поговорить с ней – он все еще надеялся, что сможет уговорить ее пойти завтра на вокзал.
Он только успел подойти к двери, как услышал, что хлопнула входная – Бернард куда-то ушел. Что ж, для Джона это было только на руку – никто мешать не будет.
Несмело открыв дверь, готовый, что в любой момент в него может прилететь что-нибудь тяжелое, Смит заглянул в темную комнату, освещенную лишь светом уличных фонарей, проникающим через распахнутое окно. Мэри сидела спиной к мужчине на небольшой кушетке, обитой полосатым сатином, и, обхватив себя руками, молча смотрела в окно. Тихо закрыв за собой дверь, Джон проник в комнату и замер, стоя позади девушки.
– А ведь раньше здесь жили люди, – внезапно произнесла она, все также не поворачиваясь к нему. – А теперь… теперь это пустая квартира. Здесь все осталось так, как и было при этих людях, все на своих местах. Только лишь люди ушли…
– Философствуете? – Смит растянул губы в улыбке, радуясь, что Мэри пока что не настроена убить его за нарушение ее покоя.
– Он убит, Джон, – упавшим голосом проговорила девушка, все еще не отрывая своего взгляда от окна. – Его убили, понимаешь? Гийома убили. Мы охотимся за кровавыми бриллиантами…
– Он знал, на что он идет, – вздохнул Джон.
– Он-то знал, он точно знал, но… Он ведь всегда получал все, что хотел…
– Белая полоса удачи тоже когда-нибудь заканчивается, смеясь на темную. Человеку не может везти вечно.
– Но ведь он сказал, что у вас один и тот же заказчик…
– Я так не думаю. Да и я догадываюсь, что ты сама это понимаешь.
Они провели в молчании еще пару минут. Джон, стоя позади девушки, оглядывал ее силуэт, мягко обрисованный слабым светом с улицы. Теперь он смог рассмотреть, что на ней был надет длинный шелковый халат в ярких цветах. Кажется, это были пионы… или розы – Джон никогда не умел разбираться в цветах.
– Ты хотел услышать ответы на все свои вопросы? – неожиданно спросила она. И, не дожидаясь ответа американца, продолжила: – Что ж, подойди ближе и ты все узнаешь.
Джон не успел даже шелохнуться, как Мэрион, продолжая сидеть на своем месте, успела ловким движением скинуть халат с плеч, обнажив часть спины – остальную часть, чуть ниже, скрывал край комбинации. На нежной коже спины девушки он увидел несколько длинных страшных шрамов, уходящих вниз, под комбинацию. Он непроизвольно вздрогнул, когда увидел их.
– Вот, что я скрывала все это время, Джон, – произнесла она и слабо вздрогнула, когда он легко коснулся пальцами ее шрамов.
– Откуда они? – шепотом спросил американец.
– Садись, – вновь накинув халат на плечи, она похлопала рукой по месту на кушетке рядом с собой, – я все расскажу. Это будет долгий рассказ…
Джон быстро присел рядом с ней, приготовившись слушать. Мэрион же, снова уткнувшись невидящим взглядом в окно, начала рассказывать:
– Все началось с того, как я…
Глава 11
Мэрион начала свой рассказ:
– Все началось с того, как я, двадцатилетняя девчонка, попыталась самостоятельно выжить в этом чудовищном мире, где ты никому не нужен. У меня не было родителей, у которых были бы влиятельные друзья, у меня не было ничего, кроме тетки, которая меня растила. Помню, когда я была маленькая, она давала мне разбавленное вино, вместо чая или молока, чтобы я ее поменьше беспокоила. Это были чудовищные девятнадцать лет моей жизни…
Вначале мне удалось устроиться на работу к мадам Каруа – тогда в своем доме она держала горничных. Но долго я у нее не проработала. Однажды она заявила, что я украла какие-то украшения одной из постоялиц, хотя это была не я. К тому же, я знала, что это сделала сама мадам, но доказать ничего не могла. Поэтому просто сбежала оттуда, не проработав там и трех месяцев.
Спустя какое-то время я очутилась в парижском кабаре, куда меня привела одна моя знакомая. Я помню, что тогда мне до безумия понравилось выступление местной дивы – Матильды. Она была прекрасна… Спустя еще месяца два или три мне удалось пристроиться в это же кабаре на подтанцовку. Мне нужны были деньги, а это было единственным, чем я могла заниматься. Танцы, короткие платья, блёстки, мишура, множество пьяных зрителей – все это на какой-то момент стало неотъемлемой частью моей жизни. Так в этом мире появилась Вивьен Бонье.
За месяц или два до того, как я ушла оттуда, появился Гийом. Он тогда сказал, что это было его первым посещением нашего кабаре. После он стал наведываться чаще, не пропускал ни одного шоу на выходных.
Все было прекрасно на протяжении тех трех лет, что я работала в этом кабаре. Но постоянно быть девочкой из подтанцовки мне не хотелось – я решила попросить собственный номер. К тому же, наша дива стала явно сдавать – за последние месяцы она значительно набрала в весе, а голос ее до того стал прокуренным, что мне было от него тошно, не то что зрителям.
Помню, я зашла в кабинет нашего директора после очередного выступления, даже переодеться не успела. Матильда была в это время там, сидела на краю стола директора. С моим появлением она ловко соскочила с него и, шурша подолом платья, быстро скрылась в коридоре, многозначительно улыбаясь. Я же, твёрдо решив поговорить с директором сейчас же, начала свою речь.
Не помню, что произошло за те несколько минут, но под конец мы кричали друг на друга. Он обещал уволить меня и добиться того, что ни в одно приличное заведение Парижа меня работать не возьмут. Я, заметив на столе оставленный Матильдой пистолет (это был пистолет из нашего реквизита, он нам нужен был для сегодняшнего номера, где мы изображали американских гангстеров), решила угрожать им директору. Я даже не удивилась тому, что он по-настоящему испугался его. Но он быстро пришёл в себя и, поняв, что зря теряет время, набросился на меня и попытался выхватить его из моих рук. Раздался выстрел… Оказалось, что пистолет тот был не из реквизита, а принадлежал директору. И заряжен он был не холостыми патронами…
В тот же вечер я сбежала из Парижа вместе с Гийомом – он давно предлагал мне уехать вместе с ним. О случившемся в кабаре я ему ничего не рассказала ни тогда, ни после.
Сам же Гийом никогда не говорил, чем он занимается на самом деле, лишь упоминал о частых разъездах и путешествиях. И лишь когда мы приехали в Марсель, я поняла, что меня ждёт впереди, – я узнала, что Дифенталь занимается археологическими раскопками. И только уже в пустыне я поняла, что никакой он не археолог, а самый настоящий вор… Но об этом позже.
Из Парижа я сбежала без каких-либо документов. Да и Вивьен Бонье по-настоящему никогда и не существовало – это был всего лишь мой сценический псевдоним. Но благодаря Гийому мне удалось получить документы на это имя, и мы продолжили свой путь.
Спустя пару дней мы прибыли в Марокко, в Касабланку. Все это для меня было как… своего рода приключение или путешествие. Я даже и не воспринимала это всерьез. Но когда мы переехали куда-то под Буарфу и пробыли в пустыне месяц, я наконец поняла всю серьезность своего положения.
Нам приходилось работать в день по десять-двенадцать часов. Если бы ты только знал, какая это утомительная работа – рыться в раскаленном песке под горячим солнцем. А о таких простых радостях как душ вообще пришлось забыть на это время. Спать приходилось в палатках, которые не особо защищали от вездесущего песка.
Спустя три месяца раскопок мы поехали назад в Касабланку, где встретились с каким-то мужчиной, которому Гийом продал все, что мы выкапывали в течение этого времени. Только потом я узнала от самого Гийома, что это были какие-то ценности бедуинов, которые проживали там несколько веков назад. Тогда-то я и поняла, чем по-настоящему занимается Гийом.
Около года мы потратили на раскопки, изъездив всю северную Африку от западного побережья до восточного. Постепенно я свыклась с тем, чем мы занимаемся. Мы раскапывали гробницы, могилы, захоронения – все, что угодно, если там нас ждало золото или другие ценности. Меня уже ничто не заботило, лишь за мою работу мне заплатили, а платили за это неплохо.
Через какое-то время Гийом получил новый заказ и мы вновь отправились в Марокко. В этот раз все оказалось намного серьезнее – нам надо было достать какой-то рукописный Коран не то одиннадцатого, не то двенадцатого века, который был утерян в начале прошлого века.
Коран мы нашли быстро – его у себя в доме хранил местный богач, любящий древние ценности. Нам удалось его выкрасть, но мужчина быстро заметил пропажу Корана, поэтому за нами отправилась погоня. Нам удалось незаметно пересечь границу с Алжиром на юге Марокко – мы надеялись, что тогда сможем оторваться от погони. Но как же серьезно мы заблуждались…
В Алжире мы нашли на свою голову другие проблемы. Каким-то образом мы натолкнулись на племя туарегов. Теперь нас преследовали не только марокканцы, но и алжирские туареги. Мы больше уже не могли продолжать путь – верблюдов мы бросили еще в Тиндуфе, а лошадей загнали недалеко от Реггана. Мы думали, что оторвемся от погони ближе к югу, но мы, блуждая по пустыне двое суток, только набрели на поселение тех самых туарегов. Уйти от них уже не удалось – у нас просто не было сил.
Корана мы лишились, как и всего, что у нас осталось с собой. Нет, нас не выдали тем преследователям из Марокко – не знаю, что они сделали бы с нами, – но и просто так не оставили. Мы стали самыми настоящими рабами. Ах да, ты ведь не знаешь, кто такие туареги…
Это в христианстве гордыня – порок. Туарегам сей постулат неведом, равно как смирение и покорность. Вот уже больше тысячелетия они не знают ни запретов, ни границ. Как и много веков назад они по-прежнему кочуют по пустыне, и горе тем, кто встанет на их пути. Они возникают из ниоткуда, нападают на путников, грабят и убивают и продолжают это делать до сих пор. То, что мы остались в живых – огромная удача, ведь нас вполне могли оставить умирать от жажды в пустыне.
Нам повезло, в каком-то смысле, потому что мы попали к одному из тех туарегов, что и схватил нас. Он был братом вождя, так что… как ты понимаешь, какой-то властью он обладал.
Гийома я видела редко – в основном он был с другими рабами. Меня же, несмотря на то, что у них особым почтением и правами в обществе пользовались женщины, он тоже заставлял работать – каждый день я занималась то стиркой, то готовкой, позже стала заниматься созданием украшений, какие носили все местные. Его шатра я никогда не покидала.
Так прошло еще несколько месяцев. Я понимала, что мне надо сбежать. Не важно – одной или вместе с Гийомом, но сбежать.
И вот однажды такой момент настал – я не зря следила за этим туарегом все это время. Я уже наизусть знала, когда он приходит и уходит, когда он находится рядом с шатром, когда уходит куда-то далеко и надолго. В тот вечер я знала, что после захода солнца его не будет около часа или полутора, так что время у меня будет.
Мне удалось сбежать вместе с Гийомом – я заметила его недалеко от моего шатра. У нас не было ничего с собой – мы просто пытались скрыться как можно дальше.
Думаю, итог уже заранее понятен – у нас ничего не вышло. Туареги заметили нашу пропажу и бросились в погоню. Догнать нас было легко – на своих двоих и без воды мы недалеко ушли. Я помню, как мой хозяин-туарег смотрел на меня, сидя на своем светлом коне, когда он и еще несколько его соплеменников настигли нас в пустыне. Тогда я еще подумала, что не знаю не то, что как выглядит, но и даже его имени. Знаю только лишь взгляд его темных глаз…
Я и вправду не знала, как он выглядит. У туарегов есть такой обычай, что после того, как молодому человеку исполнится восемнадцать лет, то ему дарят платок – тагельмуст, – и он носит его всю оставшуюся жизнь, не снимая ни во время еды, ни даже во сне. И вот за все это время я видела только лишь его глаза – темные, почти черные, он постоянно смотрел на меня ими так, что я ничего не могла понять в его взгляде, не могла прочесть ни единой эмоции.
Кстати, мы даже почти и не общались с ним и потому я не знала, как его зовут. Это было невозможно хотя бы по той простой причине, что я не знала их языка – тамашек. Тем не менее, он часто кричал на меня, когда я делала что-то не так, – тогда его не особо заботило то, что я его совершенно не понимаю.
Но после того, как нас вернули назад в поселение и высекли за попытку сбежать, я пришла в себя спустя какое-то время, то первым, что я увидела перед собой – это его темные глаза. Он снова смотрел на меня так, что я не могла ничего понять. Так, в полном молчании мы просидели пару минут. Потом он протянул мне серебряную флягу с водой и тихо заговорил на арабском – его я успела немного выучить за все то время, что провела в северной Африке.
С тех пор я стала часто разговаривать с Амессаном (именно так его и звали), от него я узнала про все местные обычаи туарегов, об их истории, об их быте и многом другом. Теперь шатер мне разрешалось ненадолго покидать. Постепенно из рабы я превращалась в друга.
Но мысль о побеге раз за разом возвращалась ко мне. Не важно, чем я была занята: стиркой, готовкой, плетением бус или окраской ткани в цвет индиго. Все это время я вновь думала о том, как сбежать отсюда – Амессан никогда бы не отпустил меня. Я не могла, просто не могла добровольно остаться здесь на всю оставшуюся жизнь.
Спустя еще какое-то время однажды я, выйдя ночью из шатра, поняла, что рядом никого нет. Соседние шатры были пусты, лошади были привязаны невдалеке. Меня никто не видел – это был отличный шанс, который мне вновь услужливо подсунула судьба. К тому же, Амессан должен был вернуться еще очень нескоро. Поэтому, не медля ни секунды, я попыталась выбраться из поселения. В этот раз у меня с собой была небольшая фляга с водой – я была научена опытом, поэтому теперь везде носила ее с собой. Искать Гийома времени не было – меня могли заметить в любой момент, поэтому я решила уйти одна. У меня был план вернуться за ним, когда я доберусь до цивилизации.
Но снова я не успела уйти далеко. Я не отошла от поселения и полукилометра, как заметила неспеша едущего из пустыни на лошади Амессана – он, видимо, решил вернуться раньше. Он тоже заметил меня. Он быстро догнал меня – ведь как бы быстро я ни бежала, с лошадью мне было не сравниться.
Нагнав меня, Амессан попытался схватить меня и затащить на коня, но я продолжала упорно отбиваться от него и не оставляла попытки убежать. Ему пришлось слезть с лошади. Между нами завязалась борьба.
Мы повалились на песок. Я била его со всей силы, что была во мне, отчего вскоре костяшки стали синеватого оттенка – из-за осыпавшейся краски. Я била его, уже мало заботясь о том, что будет со мной потом – мне было уже все равно.
Амессан, которому явно надоело возиться со мной, достал из складок своего халата небольшой кинжал и попытался угрожать им мне. Но разве это могло испугать меня тогда?..
Но внезапно я задела платок Амессана… и сдернула с его лица. Согласно их обычаю, того, кто увидел лицо туарега, ждала смерть от рук самого туарега. В случае, если это сделать не удавалось, то туарег обязан был покончить жизнь самоубийством. Так что я знала, что меня ждет. Вот тогда-то я по-настоящему испугалась.
Мы оба замерли, молча смотря друг на друга. Тогда я в первый и последний раз увидела его лицо. У него было красивое, чрезвычайно спокойное, твердое и чуть смуглое лицо. Его черные, пронзительные глаза, обрамленными темными ресницами, я уже знала. Над ними были густые брови, выше – широкий незагорелый лоб. Нос его был прямым и, как и остальные черты лица, благородным, словно профиль короля на старых монетах. Тонкие, резко очерченные губы были плотно сомкнуты, их скрывала темная щетина. Из-под края платка выглядывали черные курчавые волосы.
Амессан молчал, и красивое лицо его было серьезно, но совершенно спокойно. Он тихо дышал, глядя прямо мне в глаза. Я же боялась сделать лишний вдох – меня до ужаса пугало то, что ждало меня впереди. Ведь кинжал-то он до сих пор держал в руке…
Он медленно сел рядом со мной и знаком руки приказал мне сделать то же самое. Я также медленно приподнялась с песка и села, опираясь одной рукой о землю. Я все не сводила с него взгляда, в то время как он опустил глаза и стал разглядывать синий в ночи песок, вычерчивая на нем кривые линии кинжалом. Платок он пока что не поднимал.
– Что мы будем делать? – тихо спросил Амессан на арабском, поднимая взгляд на меня.
– А разве есть выбор? – прошептала я, следя глазами за рисунком на песке, который оставлял после себя кинжал. – Это же ведь обычай, ты сам мне рассказывал. А я к тому же хотела сбежать…
– Но не сбежала ведь.
– Потому что ты меня остановил. Во второй раз, причем.
– И ты всегда хотела сбежать?
– А сам ты как думаешь?
– Ну так беги, – он рывком поднялся с песка и стал наматывать свой платок, снова закрывая лицо.
Я замерла. Я просто не верила в то, что происходит. Такого просто не могло быть.
– Ты не?.. – начала спрашивать я, но Амессан перебил меня.
– Беги, пока я даю тебе шанс, – сказал он, отходя к лошади. – Другого шанса не будет, я не буду вечно милостив к тебе. Или беги, или я убью тебя.
Я встала и, отряхивая песок со своей одежды, через пару секунд спросила:
– Но если я уйду, то ты убьешь себя? Ведь так?
– Почему ты еще здесь? – прорычал он, оглядываясь на меня.
Я понимала, что должна была уйти в ту же секунду, когда Амессан разрешил мне. Уйти, не оборачиваясь и не оглядываясь – пока мне давали шанс. Но я медлила не только потому, что мне стало страшно из-за того, что этот мужчина может сделать с собой, но и потому, что я должна была забрать с собой Гийома.
– Ответь же мне, – попросила я, подходя к нему сзади. Мне хотелось положить руку ему на плечо, но я боялась, поэтому просто стояла рядом.
– Нет, – быстро ответил он мне. – Здесь нас никто не видел, а ты… Я рассчитываю, что ты достаточна умна, чтобы никому не рассказывать об этом. Надеюсь, что Аллах простит мне это.
– Амессан, ты…
– Я же сказал тебе бежать! – закричал он, разворачиваясь ко мне лицом. Глаза его оставались такими же безэмоциональными и спокойными.
– Я не уйду без своего друга, – произнесла я. Я знала, что после этих слов Амессан вполне мог исполнить свой долг и убить меня, но я не хотела уходить без Гийома. – Если остается он, то остаюсь и я.
Амессан долго внимательно смотрел на меня взглядом своих темных глаз. Потом он тяжело вздохнул, закрыл глаза и проговорил:
– Ты так преданна своему другу, несмотря на долгую разлуку, что даже ради него готова пожертвовать собственной свободой… Это…
Но он так и не сказал, что же – «это». Он приказал мне оставаться здесь и ждать, а сам поехал на лошади в поселение. Через пару минут рядом со мной стоял Гийом. Он передал мне, что Амессан приказал уходить сейчас же – он дал нам пару часов форы. Если мы не успеем уйти достаточно далеко и он не настигнет нас, то мы останемся в живых. Если же мы не уйдем далеко, то судьбе нашей не позавидуешь… Но я знала, что Амессан всего лишь припугнул Гийома – он так и не нагнал нас.
В последний раз Амессана я видела, когда мы с Гийомом уходили, – я тогда решила все-таки обернуться. Он стоял на вершине холма, сидя верхом на своем коне, и, вероятно, смотрел нам вслед. Позади него слабо виднелись шатры остальных туарегов. Но когда я, спустя пару минут, обернулась снова, то уже не увидела Амессана – ночная тьма скрыла его вместе с лошадью.
Спустя чуть больше, чем неделю мы с Гийомом добрались до Алжира. Но и там нас не ждало ничего хорошего – нас разыскивала египетская полиция за то, что однажды мы с ним влезли в одну из гробниц в Долине царей. Нас схватила полиция Алжира, и мы оказались в местной тюрьме – по местным законам, нас не могли выдать полиции другого государства, только если мы не являлись его гражданами, но вот судить – вполне могли.
Мы провели в этой тюрьме около двух недель. С нами ничего не происходило, ведь у нас не было документов – мы их потеряли, когда попали к туарегам, – а поэтому нас не могли судить, ведь они даже установить наши личности не могли; а полагаться лишь на домыслы египетской полиции они не могли. Но мы оба понимали, что здесь нас ждет одно – виселица. И все равно продолжали надеяться на очередное чудо. Мы даже попытались сбежать однажды ночью, но охрана тюрьмы оказалась умнее – нас заметили и высекли, а затем вернули в камеру, став только строже следить за нами. И все равно мы продолжали надеяться…
Чудо произошло – в городе появились немецкие офицеры. Черт его знает, что они там делали… Каким-то образом они очутились в нашей тюрьме, но не как заключенные, а как гости, которых привели посмотреть на заключенных. Кажется, они искали себе людей для какой-то экспедиции… Я не знаю точно. Но вот Гийом этим заинтересовался.
В общем, ему удалось выбраться из тюрьмы с помощью немцев. О мне он, конечно же, благополучно забыл, лишь на прощание пожелал удачи – теперь я была сама по себе. Он просто бросил меня, когда ему подвернулся шанс.
Именно в тот момент, когда я увидела его удаляющуюся по коридору фигуру в окружении немцев, я возненавидела Гийома Дифенталя. Ведь я дважды рисковала, чтобы выбраться из племени туарегов вместе с ним. Я потратила больше года жизни, колеся с ним по северной Африке и копаясь в горячем песке. Я делала все ради него. Я думала, что он… любит меня. Но я жестоко ошиблась в нем – Гийом больше любит деньги, чем кого-то другого, кроме самого себя.
Но за эту ошибку я заплатила сполна. Хотя бы всеми теми месяцами, что я провела у туарегов. А потом еще двумя месяцами в алжирской тюрьме, ожидая своего приговора. Знаешь, на что похожа алжирская тюрьма? О, это страшное место. В одной камере содержали до дюжины человек зараз. Между собой камеры были отделены лишь не слишком узкими решетками – спать, прислонившись к ней, нельзя было, иначе на утро бы обнаружили тебя либо задушенным, либо с перерезанным горлом.
Уже когда я потеряла всякую надежду, перестала верить в чудо и стала медленно готовиться к эшафоту, это самое чудо и произошло. В тот день в тюрьму пожаловал давний друг начальника тюрьмы, которому решили устроить парочку показательных казней – чего уж греха таить, начальник тюрьмы любил таким образом себя развлекать. В числе тех, кто должен быть к полудню повешен во внутреннем дворе тюрьмы, была и я – содержать меня в тюрьме было невыгодно, поэтому от меня решили избавиться, не вынося даже приговор. Но когда я стояла напротив висевшей меня петли, это самое чудо и произошло – друг начальника тюрьмы каким-то образом заметил меня, и меня увели со двора.
Он узнал от своего друга, за какие такие заслуги я сюда попала, и сказал, что его это очень впечатлило. Также он сказал, что именно такая, как я, ему и нужна для выполнения какого-то очень важного задания. Для чего именно он не сказал. Но тогда я была согласна на что угодно, лишь бы избежать виселицы.
