Текст книги "Требуется Золушка средних лет"

Автор книги: Инна Туголукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

8

И снова жизнь как будто бы вошла в свою колею. Буданов работал, стремясь колоссальной нагрузкой заполнить зияющую пустоту в душе и мысли не допуская, что сделать это может только женщина, любимая, любящая.

Сам того не желая, он постоянно наблюдал за Лелей, пытаясь разглядеть признаки влюбленности, о которой говорила ему мать. И ничего не видел! Леля вела себя безукоризненно: одевалась стильно, но строго, не допускала ошибок в работе и не пыталась его соблазнить…

Он понимал, что она сидит не на своем месте, что давно уже переросла должность секретарши и нельзя дольше держать ее в этом кресле, нехорошо, неправильно, но не мог себя переломить. Не хотел лишиться первоклассного секретаря? Или просто боялся выпустить ее из поля зрения? Но ведь вне работы она живет своей неведомой ему жизнью, с кем-то встречается, с кем-то общается, с кем-то…

«А ты что думал? – усмехался он. – Вечерами грустит у окна, подперев щеку ладошкой, и ждет, не очнется ли от своих комплексов Петр Андреевич Буданов, не подъедет ли на белом «Мерседесе»: вот, мол, и я, Пульхерия Егоровна, заждались небось добра молодца?..»

А ведь ей все это может надоесть. И секретарская должность, и эта игра в одни ворота. Хотя он уже и сам понимал, что давно бежит по этому полю, просто не готов пока дать ей пас. Но она-то этого не знает, не чувствует.

Надо было искать компромисс. И Буданов его нашел. На очередном совещании руководителей подразделений он распорядился перевести Пульхерию Егоровну Калашникову на должность его помощника и передать под ее начало сотрудницу, которая будет исполнять обязанности непосредственно секретаря. В приемной оборудовать еще одно рабочее место, для чего расширить ее за счет соседнего помещения. А на время ремонта стол Пульхерии Егоровны перенести в его кабинет…

В тот же вечер сенсационное это решение подверглось всестороннему обсуждению на Лелиной кухне, где, кроме нее самой, уютно устроились верная Катерина и… Елена Ивановна Буданова, с которой Леля вот уже несколько месяцев поддерживала самые тесные отношения.

Великое переселение на территорию шефа было признано не только огромной удачей, но и значительной победой в завоевании неприступной твердыни. А в том, что твердыня дала слабину, никто уже не сомневался. Требовалось максимально использовать ситуацию и развить успех.

На эту тему хотелось говорить до бесконечности, но была еще одна проблема, которую следовало обсудить: Люська Кузьминская не оставляла Лелю своим вниманием и отравляла ей жизнь всеми доступными способами.

Она распускала о бывшей подруге грязные сплетни, приписывала ей отвратительные высказывания в адрес общих знакомых. В своем почтовом ящике Леля находила письма с дурацкими угрозами, ей постоянно звонили какие-то идиоты.

– Никогда бы не поверила, что Люська способна на такое, – потрясалась Леля. – Она, конечно, та еще штучка, но это же полный дебилизм, инфантильность какая-то. Ну не в милицию же на нее заявлять?!

– Она тебе простить не может, что ты у нее жениха увела.

– Ну, во-первых, я еще никого не увела. К сожалению! А во-вторых, это же она ушла чуть ли не из-под венца! Вы что, забыли?!

– Да мы-то помним, а вот Люська, похоже, запамятовала.

– Слушай! – озарилась вдруг Катерина. – А может, Матвея попросить, чтобы он с ней разобрался?

– Ну вот, только Матвея еще не хватало сюда впутывать, – отмахнулась Леля.

– Это какого такого Матвея? – ревниво поинтересовалась Елена Ивановна.

– Да это парнишка соседский. Лелька его с малолетства знает, – пояснила Катерина.

– Ну насчет парнишки, это ты погорячилась, – засмеялась Леля. – Он уже дяденька давно. Он артист, играл в «Современнике», снялся в нескольких сериалах. Да ты знаешь его, Катюнь, – повернулась она к сестре. – Матвей Качалин?

Катерина задумчиво наморщила лоб и отрицательно покачала головой:

– Может, если увижу, вспомню…

– Он сейчас опять учиться пошел. На сценариста, – сказала Леля и вдруг схватила сестру за руку. – Слушай! Как же это я раньше не додумалась! Ты же ему здорово можешь помочь!

– Я?! – вытаращила глаза Катерина.

– Понимаешь, его на пробы пригласили, и роль очень интересная. Там герой целую жизнь проживает, от молодого совсем парня до пожилого человека. Вот завтра как раз его под парня должны гримировать. А он здоровый, под два метра. А там же свои интриги – страшное дело! Его как-то пригласили на пробы и не звонят. Он поехал, посмотрел снимки и чуть с ума не сошел – так его изуродовали! Он говорит, туда надо со своим гримером идти, чтобы бороться за чистоту эксперимента.

Катерина, уже понимая, куда клонит Леля, поджала губы.

– Сходи, Катюня! Всего один денек, – упрашивала сестра. – Ты и живешь рядом. А он талантливый парень, и роль эта…

– Ну ладно! – сдалась Катерина. – Но ему это дорого будет стоить! А уж если он роль получит – вовек не расплатится!

– Да он тебе верой и правдой служить будет до конца своих дней, – пророчески предрекла Леля.

– Пусть позвонит, – милостиво разрешила Катерина.

– Да зачем же звонить! – удивилась Леля. – Пойдем, я тебя с ним познакомлю, вы все и обсудите. Пробы-то завтра! А мы тут пока с Еленой Ивановной чайку попьем.

Она выпорхнула из-за стола и потащила за собой сестру.

9

Матвей жил в квартире напротив и дверь распахнул сразу, едва Леля нажала на кнопку звонка. Он возник на пороге, большой, белозубый, шумно обрадовался:

– Здравствуй, соседка! – и увидел маленькую Катю.

Она смотрела на него снизу вверх, и он смешался, плененный этим странным взглядом.

– Познакомься, Матвей! Это Катерина, моя двоюродная сестра. Она гример, очень хороший… Она тоже работает в театре… Она хочет тебе помочь завтра на пробах… Ау!

Никто ее не слышал! Леля постояла еще немного, пожала плечами и ушла.

Первым очнулся Матвей.

– Почему ты так на меня смотришь, малышка? – Он взял ее за руку и мягко потянул за собой в квартиру, нимало не смущаясь тем, что сразу и так естественно перешел на «ты».

– Знаешь, – легко вписалась в заданную тональность Катерина, – у меня такое чувство, будто я сто лет тебя знаю. Леля часто о тебе говорила, и у меня в сознании нарисовался образ. Такой смешной вихрастый мальчишка. Я, когда тебя увидела, просто обалдела: это был ты – ты! – только повзрослевший! Просто фантастика какая-то!

– А может, это судьба? – поддразнил он ее.

– А ты веришь в судьбу? – спросила Катя.

– Да, – серьезно ответил Матвей. – В судьбу, в случай, в стечение обстоятельств. Знаешь, когда в твоей жизни происходит что-то значительное и ты начинаешь раскручивать назад цепочку событий, то потрясает, с какой неотвратимой последовательностью цеплялись друг за друга все эти звенья! Ты никогда не обращала внимания?

– Еще как обращала!..

Они говорили, говорили, и только когда Катерина сладко зевнула, прикрывая рот ладошкой, Матвей взглянул на часы и ахнул: половина четвертого!

Беспокоить Лелю в такое время было невозможно, и Матвей постелил Кате в родительской спальне. Уже возвращаясь из ванной, она засунула нос в его комнату и спросила на всякий случай:

– А где же твои родители?

– На гастролях. Они музыканты. Спокойной ночи, малышка!

– Спокойной ночи!

Катерина приоткрыла форточку, отчего комната сразу наполнилась морозным воздухом, нырнула под теплое одеяло, сладко потянулась и мгновенно уснула, как будто у себя дома.

А Матвей долго еще ворочался, покачивал головой, чему-то улыбался и забылся только под утро, а когда открыл глаза, часы показывали девять. Значит, Леля уже на работе…

– Вставай, соня, на студию опоздаем! – ворвался он в спальню и потянул за кончик одеяла.

– Сначала форточку закрой, а то я не вылезу, – потребовала Катерина и укрылась до самого носа.

Глаза ее лучились, и он тонул в их сиянии, не в силах отвести взгляд.

– Ну, иди, иди, – отпустила она его. – Ставь чайник. – И добавила, смеясь, поскольку он не трогался с места: – На студию опоздаем!..

На съемку она поехала в куртке Аллы Алексеевны, мамы Матвея, и ее же сапожках, правда, на два размера больше, чем требовалось. Но все это только добавляло веселого куража в их совместное предприятие. И в этом лихом состоянии она за считанные минуты превратила его в того самого смешного вихрастого мальчишку, лопоухого и веснушчатого, который неизменно вставал перед ее глазами, когда Леля упоминала о своем соседе Матвее Качалине.

А он, захваченный водоворотом ощущений, сыграл так отчаянно, бесшабашно, так весело и страстно, что ни у кого не осталось сомнений – главный герой найден.

Не теряя времени на снятие грима, Катя и Матвей поехали к Леле за ключами.

Она уже сидела напротив шефа у противоположной стены его огромного кабинета и раскладывала по ящикам стола сваленные грудой рабочие папки, когда зазвонил телефон.

Леля сняла трубку и, услышав голос Матвея, прикрыла ее рукой:

– Господи! Я уже не знаю, что и думать, – тихо зашипела она. – Ты где?

– Внизу в машине, – засмеялся Матвей. – Давай неси ключи, а то Катюша голая-босая, а ей на работу.

Леля накинула шубку, извинилась перед шефом и спустилась вниз.

Она не сразу узнала Матвея, а узнав, всплеснула руками. Он захохотал, схватил ее в охапку и закружил.

– Лелька, я роль получил!

– Поставь меня немедленно на землю, – отбивалась Леля и, освободившись наконец от его ручищ, сказала: – Медведь! Поздравляю! – Она заглянула в машину и погрозила Катерине пальцем.

Та только развела руками.

– Спасибо! Но это не главное! – загадочно заявил Матвей.

– Нет? А что же тогда главное?

– Я влюбился, понимаешь?!

– Опять? – деланно изумилась Леля. – И надолго на сей раз?

– На сей раз навсегда!

Матвей охватил ее лицо ладонями, смачно поцеловал в нос, сел за руль, и они укатили.

Леля помахала вслед удаляющейся машине и взглянула вверх. Буданов стоял у окна и смотрел на нее.

Она запахнула шубку и поспешила обратно, размышляя, хорошо это или плохо, – то, что Буданов видел разыгравшуюся под окнами сценку?

10

Приближался день Лелиного рождения, а значит, обязательная встреча с отцом. Поначалу на этих маленьких семейных торжествах присутствовала и Зоя, жена отца, но постепенно под разными предлогами перестала участвовать в их редких праздниках. Теперь они встречались с мачехой, только когда Леля приезжала с поздравлениями к Егору Кузьмичу, раз в год.

Она не понимала, чем вызвала столь сильную неприязнь со стороны этой женщины, но чувствовала, что та отторгает ее всеми фибрами своей души. «А может, и нет у нее никакой души», – думала Леля, больше всего жалея страдающего отца.

Но на сей раз мачеха превзошла самое себя в диком своем стремлении развести любящих друг друга людей: купила билеты в театр именно на пятницу, день Лелиного рождения.

И Егор Кузьмич, прекрасно сознавая, что в данной ситуации не должен идти на поводу у жены, понимая движущие ею тайные мотивы, сторону дочери вновь принять не решился и мучился от этого еще больше. Наверное, он был слабым человеком.

Леля не обижалась на отца, и каждый раз, когда тот пытался объясниться, мягко прерывала: «Не надо, папа, я все понимаю».

«Ужин на двоих», как они называли свои встречи, перенесли на неопределенное время, но Егор Кузьмич, чувствуя свою вину перед дочерью, все же придумал для нее маленький праздник втайне от недоброй жены.

В своей вотчине Буданов завел строгие порядки. Здесь не пили кофе, не толпились с сигаретами в специально отведенных для этого местах, не слонялись по кабинетам с дружескими визитами. А застолья по поводу и без повода были исключены категорически. Чествовали только юбиляров. Ритуал был краток и неизменен: в кабинете шефа виновнику торжества вручали роскошный букет и некий конверт, звучал начальственный спич, выпивался бокал шампанского и все возвращались на рабочие места.

Именно поэтому в свой день рождения Леля шла на работу без торта, без шампанского и без ощущения праздника. Но праздник все же состоялся!

Еще издали она заметила припаркованную машину отца. Тот тоже увидел ее и вышел навстречу – красивый, подтянутый, в элегантной короткой дубленке, с огромным букетом чайных роз. Она побежала и обняла его вместе с цветами, вдыхая смешанный аромат дорогого одеколона и нежных нераспустившихся еще бутонов.

Отец засмеялся, легонько отстранил ее, положил букет на крышу своего серебристого «Рено» и достал из кармана узкий бархатный футляр.

– Это тебе, дочка. Двадцать пять лет – чудесный возраст. Жизнь тебя не очень-то баловала. И я, увы, оказался не слишком хорошим отцом. Но я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива.

Леля открыла футляр и ахнула: на белой шелковой подкладке лежала изящная золотая розочка с бриллиантовой капелькой росы на причудливо изогнутом тонком лепестке.

– Спасибо, папа! Ты замечательный отец, и я тоже очень, очень люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив.

Они обнялись и немного постояли так, отец и дочь, самые близкие люди на земле.

– Ну, беги, дочка, – первым заговорил Егор Кузьмич. – А то вон какой-то суровый товарищ давно уже посматривает на нас весьма неодобрительно.

Леля оглянулась. В нескольких метрах от них стоял у своей машины Буданов. Она еще раз поцеловала отца, взяла букет и скрылась в дверях офиса.

Она ставила цветы в воду, когда в кабинет в распахнутом пальто вошел шеф, хмуро поздоровался и прошествовал в смежную комнату. Через некоторое время он появился, уже в костюме, сел за свой стол, включил компьютер и вдруг ядовито заметил:

– А вам все возрасты покорны, Пульхерия Егоровна. С тех пор как обрели былую привлекательность, ни старого ни малого не обделяете вниманием. Поразительная всеядность!

– Это был мой отец, – вспыхнула Леля.

– Вот как? А намедни вы тут не с братишкой ли под окнами кувыркались?

– Кувыркалась?! Я…

– А завтра, – не дал себя перебить Буданов, – к вам кто сюда подъедет? Дедушка? Или дядя из Арзамаса?

– Какой дядя?! – вспылила Леля. – Я не обязана перед вами отчитываться в своей личной жизни!

– Свою личную жизнь ведите вне этих стен!

– А я как раз за стенами…

– И запомните: неразборчивость в связях до добра не доводит, – отрезал Буданов.

Леля открыла было рот, но зазвонил телефон, и она гневно схватила трубку.

Противный мужской голос попросил Петра Андреевича Буданова.

– А кто его спрашивает? – сердито осведомилась Леля.

– Главный врач кожно-венерологического диспансера Антон Степанович Кожемякин.

– Одну минуточку! – промурлыкала Леля и елейным голосом сказала: – Петр Андреевич, возьмите, пожалуйста, трубку. Теперь я понимаю, откуда у вас этот ужас перед случайными связями…

Буданов снял трубку, а Леля нехотя положила свою и навострила уши, стараясь не пропустить ни слова. Но шеф и не собирался секретничать.

– Я слушаю…

– Петр Андреевич? Вас беспокоит главный врач кожно-венерологического диспансера Антон Степанович Кожемякин.

– Чем могу быть полезен? – удивленно вскинул брови Буданов.

– Очень даже можете, очень даже можете, – горячо уверил его главврач, и Буданову показалось, что тот не слишком трезв.

– Я вас слушаю, – нетерпеливо повторил он.

– У вас работает некая Пульхерия Егоровна Калашникова? – заторопился Кожемякин.

– Одну минуту! – Буданов жестом приказал Леле снять параллельную трубку. – Так что вы говорите?

– Я спрашиваю, работает ли у вас Пульхерия Егоровна Калашникова?

– Да, а в чем дело?

– Дело в том, что уже несколько наших пораженных сифилисом пациентов указали на нее как на источник своего заболевания.

Буданов услышал в трубке сдавленные смешки и посмотрел на Лелю. Она вытаращила глаза и хватала ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, и на лице ее отражалась такая гамма чувств, что Буданов едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Вы хотите меня предостеречь? – насмешливо осведомился он, уже понимая, что кто-то затеял то ли с ним, то ли с Пульхерией отвратительную игру.

– Естественно… Нет, ну что вы, – запутался «главврач», видимо направляемый своим сообщником. – Она не является на лечение и продолжает заражать мужчин. Мы шлем повестки… Мы просим вашего содействия…

– Пошел ты… – неожиданно грубо прервал его Буданов, положил трубку и нажал кнопку АОНа. На табло высветился номер, и номер этот был ему хорошо знаком. Слишком хорошо…

Он резко встал и направился к двери. Леля сидела ни жива ни мертва.

– Петр Андреевич, – потрясенно залепетала она, и из глаз ее брызнули слезы. – Вы не должны этому верить! Я… Я знаю, кто это. Она меня уже замучила! Но то, что сегодня… Это чудовищно, чудовищно…

Он шагнул было к ней, но сдержался и просто сказал от двери:

– Успокойтесь, Пульхерия Егоровна. Вам никто больше не причинит зла.

Он остановил машину у знакомого подъезда и поднялся по лестнице, по которой так недавно взлетал, томимый любовью. Сейчас его гнали наверх совсем иные чувства.

Буданов нажал кнопку звонка и ощутил, как глухо бьется сердце. Дверь распахнулась, обдавая запахами и шумом затянувшееся застолья, и на пороге нарисовалась Людмила. Несколько мгновений она зачарованно смотрела на него, потом резко ногой захлопнула дверь и упала к нему на грудь, запуская руки под пиджак.

Он содрогнулся от омерзения, почувствовав на спине ее горячие ладони и кисловатый запах изо рта, и оторвал от себя так, что она отлетела к стене.

– Петенька, Петенька, – зашептала она, изготавливаясь к новому прыжку, но натолкнулась на его взгляд, осеклась и медленно сползла по стене на грязные плитки пола.

Буданов, не спуская с нее обжигающих глаз, сказал несколько тихих отрывистых фраз и ушел, переступив через ее длинные, неловко подогнутые ноги. А она осталась сидеть на заплеванной площадке – такая, видно, сила таилась в его словах.

11

Вернувшись в офис, Буданов первым делом заглянул к кадровику, который, увидев шефа на пороге своего кабинета, тут же встал по стойке смирно.

– Антон Семенович, дайте-ка мне личное дело Калашниковой.

Кадровик протянул тонкую папочку, раскрыв которую, Буданов убедился, что его предположения оказались верны: у Пульхерии Егоровны Калашниковой сегодня день рождения и исполнилось ей ни много ни мало двадцать пять лет. И Людмила не могла об этом не знать. Вот и подарочек приготовила. Впрочем, он тоже постарался: «случайные связи до добра не доводят»… Дурак ты, Буданов. Или ревнуешь?..

Он быстро прошел в свой кабинет. Леля мельком взглянула на него, и он заметил, что глаза у нее красные. Он подошел к ее столу и почувствовал, как она напряглась.

– Пульхерия Егоровна! Оказывается, вас можно поздравить? Двадцать пять лет – прекрасный возраст, – повторил он фразу отца.

– Спасибо, – попыталась улыбнуться она, но губы предательски дрогнули, и у него защемило сердце.

– Вы можете уйти пораньше. Вечером, наверное, ждете гостей…

– Да нет, – вздохнула Леля. – В этот день мы обычно встречаемся с папой. Но сегодня он не сможет приехать, поэтому и поздравил меня утром. – Она кивнула на цветы.

– А вы катаетесь на лыжах? – неожиданно спросил Буданов.

– На лыжах? – удивилась Леля. – Катаюсь. То есть не то чтобы катаюсь, но могу… Умею…

– Вот и отлично! – обрадовался шеф. – В таком случае, приглашаю вас на загородную прогулку!

Леля приоткрыла рот, не в силах вымолвить ни слова, а Буданов продолжил, старательно не замечая ее замешательства:

– У вас есть лыжи?

– Нет… То есть старые лыжи есть, еще школьные, но они остались у папы.

– Ну и Бог с ним! – Он взглянул на часы и поверг ее в еще большее смятение: – Надевайте шубу. Сейчас экипируем вас по полной программе и поедем к моим друзьям. Отметим вашу славную дату, а завтра с утра отправимся в лыжный поход. Часа на четыре. Там такие места – Швейцарские Альпы! Вы любите кататься с гор?

– Нет, с гор я не умею… Я вообще не очень хорошо катаюсь… И я не уверена, удобно ли…

– Значит, походим по лесу. Ну, давайте выключайте компьютер. В двадцать пять лет все надо делать быстро и весело!

Леля подчинилась, просто не зная, как следует вести себя в подобной ситуации.

Через двадцать минут они остановились возле магазина «Спортмастер». Буданов помог Леле выйти из машины и распахнул перед ней двери огромного спортивного салона. Навстречу уже спешил предупредительный молодой человек в форменном костюме.

– Этой даме нужен полный комплект для лыжной прогулки, – бодро сказал Буданов и добавил: – У нас мало времени!

– Прошу вас, мадам! – оживился продавец, почуяв выгодных покупателей.

Еще через полчаса на прилавке возле кассового аппарата высились бело-голубой лыжный комбинезон, ботинки, шапочка, тонкая шерстяная водолазка, перчатки, носочки, какие-то хитрые специальные колготки, а рядом стояли лыжи – все в той же нежной бело-голубой гамме.

– Отлично! – одобрил Буданов. – Пробивайте!

Защелкали клавиши, замелькали цифры, и наконец на табло показалась итоговая сумма, при виде которой Леля тихо ахнула:

– О, простите, Петр Андреевич! Я… У меня нет с собой таких денег!

– Я вас заманил в эту авантюру, мне и расплачиваться, – сказал Буданов, доставая бумажник. – Кроме того, не забывайте, что у вас сегодня день рождения, а значит, надо принимать подарки.

– Но это невозможно! – решительно запротестовала Леля. – Вы ставите меня в неловкое положение…

Буданов положил ей руку на плечо, отчего она сразу замолкла, и прошептал:

– Тс-с-с! Продавцы Бог знает что о нас подумают!

– Я даже не знаю, что сказать… – совсем растерялась она.

– Воспитанные девочки в таких случаях говорят «спасибо», – назидательно заметил Буданов, принимая красочные пакеты и поудобнее перехватывая лыжи.

– О, конечно! Большое спасибо! – горячо поблагодарила Леля и, встретившись взглядом с его смеющимися глазами, покраснела. – Просто… Ну вы же понимаете, что я имею в виду?! – в отчаянии взмолилась она.

– Я понимаю, что время идет, а нужно еще, наверное, заехать к вам домой? Вы же хотите переодеться, взять с собой какие-то вещи?

– Да, да, конечно! – согласилась Леля, сознавая, что пути назад у нее уже нет.

Лыжи прикрепили к багажнику, покупки сложили на заднее сиденье, и Буданов, выруливая со стоянки, неожиданно спросил:

– А чаем вы меня напоите?

– Обязательно напою, и не только чаем. В смысле: чаем напою и еще накормлю. Я же думала, что папа приедет. Наготовила всего, пирожков напекла, даже торт сделала, – похвалилась Леля. – Ой! – повернулась она к Буданову. – А можно все это взять с собой? Жалко, если пропадет…

– Не только можно, но и нужно! Но сначала вы покормите меня, а уж если что-то останется…

– Останется! – засмеялась Леля, чувствуя, как ее затопляет ощущение сумасшедшего счастья. «Неужели? – думала она. – Господи, неужели?!»

Пока Леля хлопотала на кухне, Буданов с ее разрешения прошелся по квартире.

– У меня такое ощущение, будто я побывал в собственном детстве. Вы любите старые вещи? – спросил он, появляясь в дверном проеме и с наслаждением вдыхая божественные ароматы.

– Люблю, – согласилась Леля. – Но это не просто старые вещи. Для меня это символы иной жизни и иного отношения людей к миру и друг к другу. Это моя любовь, моя память, мои корни. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Кажется, понимаю, – задумчиво проговорил Буданов и собрался добавить еще что-то, но пустой желудок, истомленный ожиданием и манящими запахами, предательски заурчал.

– Садитесь за стол, – улыбнулась Леля.

– С удовольствием! – с готовностью откликнулся Буданов.

Некоторое время он молча поглощал закуски, изредка удовлетворенно покачивая головой, наконец, отправив в рот последний кусочек нежнейшего паштета, неожиданно изрек:

– А вы опасная женщина, Пульхерия Егоровна.

– И в чем же опасность, Петр Андреевич? – удивилась она, ставя перед ним тарелку с горячим блюдом.

– Ну как же? – Буданов с удовольствием потянул носом, занося нож над аппетитнейшим куском хорошо прожаренного мяса, гарнированного ярко-зелеными кочешками брокколи. – Не зря же говорят, что можно ставить крест на мужчине, у которого жена – отличная повариха. Боюсь за свою талию!

– А вы что же, собираетесь здесь столоваться? – деланно изумилась Леля.

– Человек слаб, – туманно ответил Буданов, – а плоть глупа.

– Ну, я думаю, что ваш «возмущенный разум» сумеет обуздать не в меру расходившуюся плоть, – обиделась Леля.

– А вот я начинаю в этом сомневаться… – Он промокнул губы салфеткой, заметил Лелину пустую тарелку и удивился: – А вы что же ничего не едите?

– А я умнее вас и талию свою берегу, – засмеялась она.