Текст книги "Требуется Золушка средних лет"

Автор книги: Инна Туголукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Инна Туголукова
Требуется Золушка средних лет

1

Телефон звонил не переставая. Пришлось вылезать из-под теплого одеяла. Катерина нашарила шлепанцы, накинула халат, захлопнула распахнутую на ночь форточку и взяла наконец трубку.

– Это кто же такой настырный? – спросила недовольно и бросила взгляд на часы. Господи! Восемь! Могла бы спать еще час как минимум.

– Катюня, прости ради Бога. Это Леля. Я и так уже еле дождалась, когда можно будет позвонить.

– Да что случилось-то? Пожар? – Катерина посмотрелась в зеркало и пригладила вставшие дыбом волосы.

– Ты мне очень нужна. Очень! Вопрос жизни и смерти! Можешь прямо сейчас приехать в театр? – Голос Лели звенел от возбуждения.

– Да ты что, угорела? Какой театр?! Я сегодня выходная. – На другом конце провода повисло молчание. – Там сейчас и нет никого, – уже не так уверенно отбивалась Катерина. – Алло! Ты слышишь меня? Да что случилось-то?

– Катюня! Только ты сможешь мне помочь. Я тебе при встрече все объясню. – Голос Лели предательски задрожал.

– Вот еще беда-то, – расстроилась Катерина. – Ну давай приезжай ко мне…

– Нет! Это можно только в театре! – уперлась Леля.

И Катерина сдалась.

– Ладно. Через час у служебного входа!

Она бросила трубку и, сердито ворча, отправилась в ванную комнату.

Когда через час с небольшим Катерина показалась из подземного перехода, Леля бросилась ей навстречу, подхватила под руку и потащила за собой, приговаривая:

– Давай! Давай быстрей! Дорога каждая минута!

Катерина, невольно заражаясь волнением двоюродной сестры, уже и сама спешила изо всех сил.

Наконец они переступили порог гримерной, захлопнули за собой дверь и плюхнулись в кресла, стоящие по обе стороны журнального столика.

– Ты помнишь мою подругу Люську Кузьминскую? – с места в карьер начала Леля.

– Такая шумная красотка, училась с тобой на филфаке?

– Да. В прошлом году пошли мы с ней устраиваться на работу в одну фирму. Там требовался секретарь-референт. Английский, компьютер – все по высшему разряду. Собеседование, то да се, народу тьма, но в итоге все претенденты отсеялись и остались мы с ней вдвоем. Последний тур – встреча с шефом. И вот заходим мы в кабинет. Я как глянула на него – и обратилась в соляной столб…

– Что, так хорош?

– Не знаю, хорош он или не хорош. Но вот у тебя так никогда не бывало: увидишь вдруг человека – и глаз не можешь от него отвести? Как будто половинку свою нашел…

– А он?..

– А он на меня и не взглянул ни разу. На Люську уставился, словно привороженный. А уж она перед ним перья распустила по полной программе. И ведь хороша, сволочь! Глаза голубые, волосы золотые, брови соболиные, зубы – жемчуга! Все про нее! Ноги от ушей, задница как у породистой кобылы, шея лебединая, грудь…

– Ну, ты тоже не топором рубленная…

– Меня еще разглядеть надо. А она вся как на ладони. И знаешь, есть у нее один приемчик. Действует безотказно. Уронит что-нибудь, словно невзначай, задницей своей повернется и переломится пополам, не сгибая коленей. А юбочка короткая… И реакция у всех одна: раз руку в карман!

– Зачем?

– Наверное, чтобы не убежал.

– Кто?

– Ну кто? Конь в пальто! Что ты, не понимаешь? И на этот раз она свой аттракцион проделала. Крутила, крутила колечко, да и обронила. Со стула вспорхнула – и все как по нотам: задницей повернулась, пополам переломилась, а у него уже рука в кармане! Ну и все! Пожалуйте на место референта! Еле вас дождались…

– Ну а ты?

– А я, как собака побитая, ни одним взглядом не удостоенная, ушла, поджавши хвост.

– Ну, Лелька, у тебя прекрасная работа, и Матвей…

– Матвей просто мой приятель и таковым и останется. И дело совсем не в этом.

– А в чем?

– Ты слушай дальше!

– Я не понимаю, ты что, дома не могла мне все это рассказать? Зачем мы в театр-то приехали?!

– Сейчас объясню!

– Ну давай, – покачала головой Катерина.

– Оказалось, что Люськин шеф – Петр Андреевич Буданов его зовут – не женат. Ну и Люська, сама понимаешь, решила его окрутить. А я не знаю ни одного ее «избранника», который бы перед ней устоял, если уж она на него глаз положила.

– Так кто же откажется от такой конфетки, если она сама в рот лезет?!

– В том-то и дело, что она решила его не соблазнить, а женить на себе.

– Ну, для этого задницы с ногами маловато будет.

– Ну, во-первых, она далеко не дура, а во-вторых, у нее в арсенале кое-что и покруче имеется.

– Что, например?

– Представляешь, она специальные курсы закончила, сексуальные, «Суперледи» называются. Меня, говорит, мужику один только раз попробовать стоит, и все – мой навеки, палкой не отгонишь.

– Да ты что! Есть такие курсы?

– А чего сейчас нет? Только плати…

– Вот стерва!

– Не то слово! И что ты думаешь? Ведь добилась своего! Уже и заявление подали, и кольцо он ей купил с бриллиантом, и тур оплатил во Францию на медовый месяц…

– Это она тебе все рассказывает?

– Да. И хохочет. Она ведь холодная, Люська. Это у нее внешность ангельская, а душа пустая. Она только деньги считает, а любить не может. Не умеет.

– И когда же свадьба?

– Свадьбы не будет.

– Прозрел бедолага?!

– Какое там! Пришел к ним в офис какой-то крутой бизнесмен, увидел Люську и сделал стойку. Дальше все по сценарию: колечко на пол, задницу кверху, руку в карман.

– Ну и?..

– Оказался той же породы, что и Люська. Тут же открытым текстом нарисовал ей перспективу будущей совместной жизни. В цифрах, так сказать, по прейскуранту.

– И она…

– Ни секунды не колебалась. Сумочку взяла и ушла, даже ручкой своему без пяти минут мужу на прощание не помахала.

Сестры помолчали.

– А вчера она меня попросила зайти в офис и забрать ее вещи. Я позвонила кадровику, который нас на работу принимал, он меня вспомнил. Мы же тогда с Люськой вдвоем в финал вышли. И вот, пока я ее барахло из ящиков выгребала – целый парфюмерный магазин! – он пошел к Буданову рекомендовать меня на Люськино место, а дверь осталась приоткрытой…

Леля вздохнула и покачала головой.

– Ну? – поторопила ее Катерина.

– Буданов только услышал, о чем речь, и словно с цепи сорвался. Орал, как подстреленный!

– Чего орал-то?

– Что не потерпит больше у себя в приемной ни одной вертихвостки. Что ему нужна здесь Золушка, рабочая лошадь, серая мышь, и чем старше, тем лучше. Чтобы она вкалывала самозабвенно, а не жопой махала направо и налево.

– Так и сказал?!

– Да он еще и не так сказал. Это уж я тебе перевожу на литературный язык.

– А кадровик?

– Вылетел как ошпаренный и руками развел. А я ему говорю: «Антон Семенович, завтра в три часа у вас будет то, что нужно вашему шефу».

– Ну и где же ты откопаешь такой раритет? – удивилась Катерина.

– Это я, – решительно заявила Леля. – И ты мне поможешь. Ты гример, профессионал…

– Да ты что, Лелька, об угол стукнулась?! – вытаращила глаза Катерина. – Ты же не на сцене! Да чтобы молодую женщину превратить хотя бы в сорокалетнюю, над ней каждый день четыре часа работать надо, и то заметно будет. Забудь об этом! Что на нем свет клином сошелся? Вбила себе в голову ерунду. Работу перспективную бросаешь, секретаршей идешь… Не стану я этим заниматься!

– Катюня! – В глазах у Лели заблестели слезы. – Помоги мне! Как хочешь называй: дурь, блажь, но это мой единственный шанс оказаться рядом с ним…

– Да как ты не понимаешь, глупая ты курица, что если он сейчас на тебя, молодую, красивую, даже не взглянул, то на кой ляд ты ему сдалась в образе старой лошади?!

– Ой! – растерялась Леля. – Действительно… – Но тут же упрямо тряхнула головой: – Ну, там видно будет. А пока мне просто надо сесть на это место. И учти, у нас осталось совсем мало времени!

– Ну ладно, ладно! – раздраженно сдалась Катерина. – Все мечтают стать красивыми, но наша Леля шагает к счастью непроторенными путями. Хочешь быть уродом? Будь им! Старой барыней на вате. Тем более, что имя соответствующее у тебя уже есть…

Катерина прикусила язык, но слово было произнесено. Леля вспыхнула и ощетинилась.

– Ну извини, – примирительно сказала Катерина. – Но согласись, что в данной ситуации это большой плюс: играет на образ.

С этим трудно было поспорить. Плюс действительно был немалым, ибо по паспорту Лелю звали Пульхерия Егоровна Калашникова.

Это невероятное и не слишком благозвучное по нынешним временам имя дал ей отец, Егор Кузьмич. И назвал он так единственную дочку в честь своей бабушки, тоже Пульхерии Егоровны, которая вырастила его вместо рано умерших родителей и которую он нежно любил и высоко почитал.

Бедная Леля немало горя хлебнула из-за этого. В детстве ее дразнили то Пулей, то Херой, и только ленивый не упражнялся в остроумии по сему благодатному поводу. Ей не раз советовали сменить имя, но она никогда бы так не поступила, боясь обидеть отца и чтя память прабабушки, и стоически несла свой крест, жестко пресекая любую попытку пройтись на сей счет.

Время между тем действительно поджимало, и Катерина окинула оценивающим взглядом сестру, прикидывая, как бы ее покруче изуродовать.

Для начала чудесные Лелины волосы остригли «под горшок» и зачесали назад, закрепив дешевой пластмассовой гребенкой. На нос водрузили допотопные очки с толстыми стеклами без диоптрий. В костюмерной отыскали бесформенную блузку с металлическими пуговицами и штапельную юбку на резинке ниже колена. Белые носочки с отворотами и туфли «Прощай, молодость» фабрики «Скороход» высветили создаваемый образ новыми гранями. А довершил наряд потрепанный дерматиновый портфельчик.

Катерина отступила к двери, критически разглядывая произведение своих рук.

– Ну как? – деловито осведомилась Леля, безжалостно состригая свои безукоризненные ногти, уже отмытые от лака.

– Не знаю, как там насчет рабочей лошади, но за городскую сумасшедшую сойдешь вне всяких сомнений.

– Что, переборщили, – забеспокоилась Леля.

– Да ладно, для первого визита сойдет, – махнула рукой Катерина. – Гардеробчик я тебе подберу. Никакой косметики, естественно. Из духов разве что «Ландыш серебристый» или «Тройной одеколон». А ногти лучше бы не срезать, а обгрызть, – не удержалась она. – И ноги не брей…

Леля нервно засмеялась и поднялась.

– Ну, все. Пошла. Спасибо тебе большое. Вечером позвоню.

Катерина смотрела вслед удаляющейся по темному театральному коридору нелепой фигуре и горестно покачивала головой.

2

Ровно в три часа на пороге кабинета Антона Семеновича нарисовалась особа неопределенного возраста и впилась в него тревожным взглядом.

– Вы ко мне? – настороженно поинтересовался кадровик, горячо надеясь, что нелепая посетительница ошиблась дверью, но не угадал.

– К вам, – развеяла она его надежды и тряхнула головой, отчего тяжелые очки сползли на кончик носа.

Леля вернула их на место и шагнула в комнату.

– Чем могу быть полезен? – сухо поинтересовался кадровик.

– Антон Семенович, вы что, меня не узнаете? – Леля, не дожидаясь приглашения, присела к столу. – Это же я, Калашникова.

– Вы?! – выпучил глаза кадровик. – Что же вы с собой сделали?!

– Ну как же? Мы же с вами договорились, что нужна зрелая женщина, скромная… Несовременная…

– Ну разыграли вы меня, старого солдата, – засмеялся Антон Семенович. – Попробовать, конечно, можно. Против такой кандидатуры шеф не устоит. Но вы-то сами разве сможете постоянно изображать такой вот синий чулок? – усомнился он. – Молодая женщина…

– Я смогу, Антон Семенович, не сомневайтесь, – твердо сказала Леля.

– Неужели так хочется у нас работать? – Кадровик впился пытливым взглядом в странную посетительницу, словно стремясь проникнуть в ее мысли и разгадать ускользающий от его понимания тайный умысел.

Леля молчала.

– Ну, что ж, – хлопнул он ладонью по столешнице. – Пойдемте к шефу, попробуем…

Он порылся в бумагах, выудил тонкую папочку с ее резюме и, галантно пропустив даму вперед, тут же обогнал ее и решительно зашагал по длинному коридору в сторону дирекции.

Леля семенила следом, чувствуя, как увлажняются ладони и во всем теле нарастает противная мелкая дрожь.

В пустой приемной Антон Семенович попросил ее подождать, а сам, постучав костяшками пальцев в дверь, слегка изогнул хребет и шагнул в кабинет шефа.

Через несколько минут, показавшихся Леле вечностью, кадровик пригласил ее войти.

Буданов сидел за столом, держа в руках ее резюме. Он поднял глаза, и Леля увидела, как изумленно вытягивается его лицо. Пауза явно затягивалась.

– Позвольте представить, Петр Андреевич: Пульхерия Егоровна Калашникова, – пришел на выручку кадровик, явно наслаждаясь всем происходящим.

– Прошу садиться, – очнулся Буданов и, помахав в воздухе бумажкой, спросил: – Это ваше резюме? – словно не в силах поверить, что видит перед собой не кастеляншу психбольницы из города Шишаки Полтавской губернии, а действительно москвичку с высшим образованием, в совершенстве владеющую двумя иностранными языками, компьютером и прочими суперсовременными вещами.

– Да, – хрипло выдохнула Леля.

– А как вы узнали, что нам требуется секретарша? – неожиданно поинтересовался Буданов, и Леля, абсолютно не готовая к этому простому вопросу, растерянно заморгала, с ужасом понимая, что это конец.

– Пульхерия Егоровна была одной из претенденток в прошлом году, – нашелся кадровик. – А сейчас я сам позвонил ей, понимая, что она как никто другой соответствует тем высоким требованиям, которые вы, Петр Андреевич…

Буданов поднял руку, и кадровик мгновенно замолчал.

– И что же заставляет вас сменить довольно перспективную должность в солидной фирме на кресло секретарши? – продолжил шеф свой допрос.

– Это мои личные обстоятельства, – туманно пояснила Леля.

– Ну что ж, – подытожил Буданов, – здесь, в Москве, у нас, так сказать, координационный центр. Наши заготовительные, деревообрабатывающие и лесоторговые предприятия разбросаны по всей стране. Число наших зарубежных партнеров постоянно растет. Это огромный и сложный механизм. Поэтому от своих сотрудников мы требуем высочайшего профессионализма, строгой дисциплины и полной конфиденциальности. Предательства мы не прощаем.

– В каком смысле? – не поняла Леля.

– В смысле коммерческой тайны, – усмехнулся Буданов. – Это, конечно, не нефтяной бизнес, но тоже весьма лакомый кусок… У вас будет трехмесячный испытательный срок. Затем мы заключим с вами контракт на один год. И только после этого, если сработаемся, возьмем вас в штат.

– Когда я могу приступить к исполнению своих служебных обязанностей? – деловито поинтересовалась Леля, изо всех сил стараясь скрыть охватившее ее ликование.

– Чем раньше, тем лучше, – пожал плечами Буданов.

– Сегодня четверг. В понедельник я выйду на работу.

Она вся лучилась счастьем и буквально выпорхнула из кабинета, грохоча ортопедическими лодочками фабрики «Скороход».

Буданов и кадровик молча переглянулись.

– Странная какая-то особа, – задумчиво проговорил шеф. – Вы уверены, что она справится со своими обязанностями?

«Ну, уж если предыдущая справлялась…» – хотел сказать Антон Семенович, но произнес совсем другое:

– Абсолютно уверен, Петр Андреевич.

– Ну смотрите. Под вашу ответственность. – И Буданов склонился к бумагам, давая понять, что аудиенция окончена.

3

Распугивая соседей, Леля промчалась по многолюдному в этот час двору, не дожидаясь лифта, взлетела на свой четвертый этаж, скинула туфли, плюхнулась в кресло и набрала телефон Катерины.

– Катюня! – победно закричала она. – Получилось! Он взял меня на работу!

– Поздравляю, – усмехнулась сестра.

– Сейчас я тебе все расскажу…

– Нет, подожди. Я лучше приеду, заодно привезу твою одежду и еще кое-что из костюмерной.

– Вот здорово! Давай! А я пока ужин приготовлю.

Леля сняла наконец дурацкие тряпки, облачилась в легкий халатик и пошла на кухню – единственное место в квартире, которое она решилась слегка модернизировать в угоду даже не моде, а современным требованиям и удобствам. Все прочее оставалось неизменным по меньшей мере лет пятьдесят, с тех пор как родители мамы в конце сороковых вернулись из Германии и дед-дипломат получил эти трехкомнатные хоромы в «сталинском» доме на Кутузовском. Тогда же здесь появились эти глубокие кожаные кресла, массивная дубовая мебель, картины в роскошных рамах, тяжелые шелковые портьеры, изящные фарфоровые статуэтки, старинные часы и т. д., и т. п., и проч.

Леля с детства помнила великолепные мейсенские сервизы, столовое серебро, медную кухонную утварь, огромный мрачный ковер на полу в гостиной, книжные стеллажи под потолок, куда приходилось взбираться по особой лесенке.

Не то что их квартирка в Сокольниках, в которую они переехали в конце семидесятых, незадолго до смерти мамы.

Леля вздохнула. Сначала умерла мама от сердечного приступа, а вскоре и прабабушка Пульхерия, ласковая прозрачная старушка с ясной головой и острым умом, тихо ушла в 94 года, угасла, как свечечка.

И остались они с папой вдвоем. И жили душа в душу. И любил он свою дочку, баловал и за себя, и за маму, и за бабушку Пульхерию. А потом женился. И привел молодую жену (всего-то на десять лет старше дочери) в их трехкомнатную «распашонку» в Сокольниках. И Леля, тогда уже семнадцатилетняя девушка, очень старалась не показать своего разочарования и не огорчать отца, уважая его право на личную жизнь. А тот, захваченный сильным чувством, своей неутоленной еще страстью, не заметил, как бесцеремонно утверждается в правах новая хозяйка.

Леля все чаще пропадала у бабушки с дедушкой на Кутузовском. А потом и вовсе к ним перебралась. А два года назад старики уехали на постоянное жительство в Германию, где давно уже обосновалась их младшая дочь Татьяна, Лелина тетка, вышедшая замуж за немца.

А квартиру со всем ее чудесным содержимым оставили Леле. И это было счастье – все эти красивые, добротные вещи, вобравшие в себя тепло любимых людей, хранящие их память, как талисманы, обереги, как добрые духи.

«И ведь вот что удивительно, – думала Леля, касаясь потемневшей от времени поверхности буфета, шкафа, комода, всматриваясь в серебристое свечение старинного зеркала, – годы только подчеркивают красоту и благородство этих вещей. Потому что они сделаны с любовью? Руками мастера? Каждая в единственном экземпляре…»

Она вовсе не была оголтелой мещанкой, но красивый, уютный, теплый дом являлся необходимым ей уровнем комфорта.

С отцом они теперь встречались только на ее территории. Он страдал от сложившейся ситуации, но и сам понимал, что так лучше.

«Сейчас, конечно, тоже много красивых вещей, – думала Леля, хлопоча на кухне, – но вот таких, «одушевленных» больше нет. И как же это я, ценительница прекрасного, – усмехнулась она, – решилась так себя обезобразить? Волосы остригла, как у подпаска, оделась пугалом огородным. Что это за волна меня накрыла?..»

Теперь, когда прошел ажиотаж, «азарт погони», она начала сомневаться, сможет ли вот так изо дня в день жить в образе серой мыши? И как объяснить свое странное преображение друзьям, знакомым? Неужели она так сильно влюбилась?

Перед глазами возникло лицо Буданова: зеленоватые глаза, породистый крупный нос, тяжелый подбородок с ямочкой. Коротко стриженная лысеющая голова…

«Господи! Он прекрасен!» – подумала Леля, и сердце сладко замерло в груди. Мышкой, лошадью, подпаском, но она будет рядом. А как еще бороться за свою любовь?

Трель звонка возвестила о приходе Катерины, и Леля пошла открывать дверь.

– О, какие запахи! – обрадовалась та, вваливаясь в прихожую с двумя огромными пластиковыми сумками. – А я просто умираю от голода!

– Тогда сразу мой руки и за стол, – скомандовала Леля, перетаскивая поклажу в комнату.

Ловко расправляясь с содержимым тарелки, Катерина внимательно выслушала Лелин отчет, откинулась на высокую спинку массивного стула – почти трона! – и удовлетворенно похлопала себя по животу.

– Ой, Лелька! Ела бы у тебя три раза в день, да боюсь в дверь не пролезу. Бедный твой Буданов! Раскормишь ты его, как рождественского гуся!

– Твоими бы устами, – вздохнула Леля. – К сожалению, он не мой…

– Будет наш, – уверено предрекла Катерина, – если вести себя по-умному. На работу тебя приняли, а вот дальше, как говорил великий Ленин, «мы пойдем другим путем».

Леля открыла было рот, но сестра предостерегающе подняла руку.

– Слушай меня внимательно. У тебя сейчас есть только две дороги, и обе ведут в тупик. Первый вариант самый безнадежный: ты не нужна ему ни в каком виде – ни в образе принцессы, ни в образе лягушки. Ну, ты не в его вкусе, или он Люську забыть не может, или еще по какой причине – не важно. Не нужна и все. Как говорится, полный абзац. Второй вариант, в общем-то, тоже абзац. Как мы уже говорили, в таком прикиде он на тебя будет смотреть, в лучшем случае, как на пишущую машинку тысяча девятьсот двадцать девятого года выпуска. «Ундервуд» называется…

– Но что же делать? – расстроилась Леля. – Я же не могу изменить внешность! Он сразу догадается, что это был спектакль, и выставит меня за дверь!

– Вот! – торжествующе уперла в нее палец Катерина. – Значит, внешность надо менять не сразу, а постепенно! Понимаешь? Ну, конечно, месяц, как минимум, придется потерпеть. Хорошо хоть лето на дворе – нацепила бабушкин сарафан и вперед!

– Тебе легко говорить. А представь, каково мне?!

– Ну, милая моя! – саркастически протянула Катерина. – Ты сама это придумала, никто не неволил. Теперь или сразу плюнь на свою затею, или иди до конца.

– Ну, ладно! – прервала ее сентенции Леля. – Давай рассказывай, что ты там придумала.

– Идея проста, как все гениальное. Примерно через месяц, когда все устаканится, мы начнем потихоньку менять стиль: по вещичке, по детальке, по малюсенькому штришку перейдем от образа замшелой канцелярской крысы к современной деловой стильной женщине. Понимаешь?

– Ой, Катюня! Ты гений!

– Ну! – не стала предаваться ложной скромности Катерина и увлеченно продолжила: – Конечно, ничего легкомысленного, экстравагантного. Элегантная строгая классика! Ну и, естественно, легкий макияж, изящные очки, сумочка, обувь. Может быть, со временем, какие-то украшения. Но только эксклюзив!

– Господи! Неужели это время настанет?!

– Даже не сомневайся! А пока ты должна работать так, чтобы он Бога благодарил каждый день за такое приобретение.

– Ну, это я смогу! – уверенно пообещала Леля.