Текст книги "Укради мой поцелуй (СИ)"

Автор книги: Инна Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава 22

Мне было физически плохо. Я выбежала из кабинета, едва успевая до туалета. Меня вырвало. Всё, во что я пыталась верить – что отец просто жёсткий бизнесмен, что Сергей просто циничный карьерист – рухнуло в одночасье. Они были убийцами. Или заказчиками убийства.

Мне нужно было к Марку. Сейчас же. Я должна была рассказать ему. Предупредить его об опасности. Он искал правду, даже не подозревая, насколько она чудовищна.

Я снова улизнула из дома. На этот раз я поехала прямо в тот район, где, по словам Сергея, он искал ту уборщицу. Я обходила дворы, подъезды, спрашивала старушек на лавочках. И нашла. В одном из ветхих домов мне сказали, что тут живёт «та самая, которую какие-то люди в чёрном ищут». И что она «прячется у подруги этажом выше».

Я поднялась по тёмной, замызганной лестнице и постучала в указанную дверь. Мне открыла та самая женщина, Антонина Семёновна. Увидев меня, она побледнела и попыталась захлопнуть дверь.

– Я не от них! – быстро сказала я. – Я друг Марка Орлова. Я хочу помочь.

Она смотрела на меня с опаской, но впустила. В крошечной комнатке пахло капустой и старостью.

– Он был здесь, – прошептала она. – Вчера. Спрашивал про

того молодого прокурора. Я ему всё рассказала. Всё, что видела. Про коробки. Про угрозы. – Она схватила меня за руку, её пальцы были холодными и цепкими. – А сегодня пришли другие. Спрашивали про него. Грозились. Скажите ему… скажите, чтобы он бежал. Пока не поздно.

Моё сердце упало. Они уже здесь. Они вышли на его след.

Я выскочила из дома и, не думая, помчалась к заброшенной автомойке. Это было единственное место, где он мог быть.

Он был там. Стоял спиной, разглядывая карту города, разложенную на ящиках. Услышав мои шаги, он резко обернулся. В руке у него был пистолет. Увидев меня, он опустил его.

– Опять ты? – его голос был усталым. – Я же говорил…

– Они знают! – перебила я его, задыхаясь. – Они знают, что ты ищешь ту женщину! Они были у неё! Тебе нужно бежать! Сейчас же!

– Успокойся, – он положил пистолет и подошёл ко мне. – Что случилось?

И я выложила ему всё. Про найденные файлы. Про видео. Про дневник его отца. Я говорила быстро, сбивчиво, и слёзы текли по моим щекам.

Он слушал, не перебивая. Его лицо становилось всё мрачнее, всё тяжелее. Когда я закончила, он молча отвернулся и ударил кулаком по железной стене. Звук был оглушительным.

– Так значит, он… он не просто помог скрыть. Он мог… – он не договорил, но я поняла.

– Марк, пожалуйста, уходи из города. Они тебя убьют.

– Нет, – он обернулся, и в его глазах горел адский огонь. – Теперь я не могу уйти. Теперь у меня есть доказательства. Настоящие.

– Они ничего не стоят против их власти! Ты погибнешь!

– А что мне ещё остаётся? – он крикнул, и его голос сорвался. – Простить? Забыть? После того как они отняли у меня отца? Испортили жизнь матери? А теперь… теперь оказывается, что это был не просто несчастный случай? Что это было… хладнокровное устранение?

Он подошёл ко мне вплотную, его глаза были дикими.

– И ты… ты всё это время знала? Ты знала, с кем связалась? И всё равно была с ним? Целовала его? Пускала его в свою постель?

– Я не знала! Я узнала только сегодня!

– Врешь! – он схватил меня за плечи. – Ты всегда знала, что он – чудовище! Но тебя это устраивало! Пока он покупал тебе дорогие платья и водил в рестораны! Ты такая же, как они! Гнилая изнутри!

Его слова жгли больнее любого ожога. Потому что в них была доля правды. Я закрывала глаза. Я позволяла.

– А ты? – я вырвалась из его хватки. – Ты что, святой? Ты вор! Ты преследовал меня, пугал! Ты ворвался в мою жизнь и перевернул всё к чёрту!

– Я пытался докопаться до правды! А ты… ты просто хотела пристроиться к самому сильному самцу! Ты предала память моего отца! Ты предала себя! И ты предала… нас!

Он кричал это последнее слово, и в его голосе прозвучала такая боль, что у меня перехватило дыхание. «Нас». Он говорил о нас. Как о чём-то реальном.

– Никаких «нас» нет! – закричала я в ответ, сама не веря своим словам. – Есть ты и твоя мания! А я… я просто пешка в твоей игре!

– Пешка? – он дико засмеялся. – Ты никогда не была пешкой! Ты была… ты была проклятием! С того момента, как я увидел тебя в том клубе! Ты свела меня с ума! Я ненавижу тебя! – он схватил меня снова, притянул к себе так, что наши тела слились воедино. – Я ненавижу тебя за то, что ты заставила меня чувствовать! За то, что ты есть!

И его губы снова нашли мои. Но на этот раз это не была битва. Это было падение. Стремительное, неудержимое, страшное.

Его поцелуй был огнём. В нём была вся его ярость, вся боль, вся отчаянная, неистовая потребность. Его руки рвали с меня одежду, его пальцы оставляли следы на моей коже. Я не сопротивлялась. Я отвечала ему с той же дикой силой. Я впивалась ногтями в его спину, притягивала его ближе, глубже.

Мы упали на груду старых брезентов в углу помещения. Жёсткая ткань царапала кожу, но мы не замечали боли. Была только всепоглощающая буря ощущений. Его губы на моей шее, груди, животе. Его руки, исследующие каждую клеточку моего тела, будто пытаясь стереть с меня следы другого мужчины.

– Ты моя, – рычал он, входя в меня резко, почти болезненно. – Только моя. Никогда… никогда его. Слышишь?

Я не могла ответить. Волна желания захлестнула меня, слепая, всесокрушающая. Я кричала, извивалась под ним, цепляясь за его мощные плечи. Это был не секс. Это было уничтожение. Стирание границ. Слияние двух яростей, двух болей, двух потерянных душ.

Он двигался с жестокой, неумолимой силой, словно пытаясь вбить себя в самое нутро моего существа. И я принимала его. Вся. Без остатка. Каждый толчок был и болью, и наслаждением, и покаянием, и обетом.

Когда пик настиг нас обоих, это было похоже на взрыв. Мир распался на миллионы искр. Мы кричали в унисон – немой, животный крик, в котором было всё – и ненависть, и прощение, и обещание, и отчаяние.

Мы лежали, тяжело дыша, наши тела покрытые потом, наши сердца колотились в унисон. Брезент под нами был мокрым. Где-то за стенами шумел город. А здесь, в этой грязной, заброшенной комнате, мы нашли друг друга. В самом страшном, самом прекрасном, самом настоящем моменте нашей жизни.

Он лежал на мне, его лицо было укрыто в моих волосах. Его дыхание постепенно выравнивалось.

– Я не ненавижу тебя, – прошептал он наконец, его голос был хриплым и сломанным. – Я люблю тебя. Чёрт возьми. Я люблю тебя с того самого первого поцелуя.

Слёзы снова навернулись мне на глаза. Но на этот раз они были сладкими.

– Я тоже, – выдохнула я, обвивая его руками. – Я тоже люблю тебя.

Мы лежали в темноте, и мир снаружи больше не имел значения. Были только мы. И наша правда. И наша любовь, рождённая в гневе и выкованная в страсти. А впереди была война. Но теперь мы были вместе.

Глава 23

Тот день после нашей бурной ночи на автомойке стал для меня днём тихого, внутреннего перерождения. Мир не изменился. Сергей всё так же звонил, отец обсуждал детали свадьбы, свадебный консультант присылал бесконечные образцы тканей. Но внутри меня всё было иначе. Теперь у меня был секрет. Тихий, тёплый, живой комочек в груди, который согревал меня изнутри, даже когда я улыбалась своему «жениху» и кивала отцу.

Это была любовь. Странная, болезненная, рождённая в гневе и выстраданная в боли, но – любовь. Когда я думала о Марке, а думала я о нём постоянно, моё сердце сжималось не от страха или тоски, а от нежности. Я вспоминала его руки на своей коже, не те – грубые и требовательные, а те, что позже, когда буря утихла, мягко гладили мою спину. Я вспоминала, как он прошептал «Я люблю тебя». И эти слова значили для меня больше, чем все клятвы Сергея.

Я понимала, что должна ему помочь. Он был один против двух могущественных кланов. Его ярость и боль ослепляли его, заставляли идти на неоправданный риск. Мне нужно было стать его якорем. Его разумом. Я решила действовать.

Через два дня, под предлогом посещения антикварного аукциона (я знала, что Сергей презирает «старьё» и не поедет со мной), я снова улизнула. Мы договорились встретиться в заброшенной оранжерее в старом парке – месте, которое я любила в детстве и о котором ему как-то рассказала.

Он ждал меня там, прислонившись к стеклянной стене, заросшей плющом. Солнечный свет, пробиваясь сквозь грязные стёкла, рисовал на его лице золотистые узоры. Увидев меня, он улыбнулся. Это была редкая, неуверенная улыбка, но она преобразила его суровое лицо.

– Ты пришла, – сказал он просто.

– Я сказала, что приду.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Воздух между нами был наполнен невысказанными словами, воспоминаниями о той ночи. Он сделал шаг вперёд и взял мою руку. Его пальцы осторожно переплелись с моими.

– Я боялся, что ты… передумаешь, – признался он тихо.

– Я не могу передумать, – я посмотрела ему в глаза. – Это не выбор. Это… данность.

Он притянул меня к себе и поцеловал. На этот раз поцелуй был нежным, почти робким. В нём не было ярости, только бесконечная, щемящая нежность и лёгкий привкус страха – страха потерять.

– Что будем делать? – прошептала я, когда мы разомкнули губы.

– У меня есть план, – он провёл рукой по моим волосам. – Те доказательства, что ты нашла… их недостаточно. Нужно оригинальное видео. Не копию. И живого свидетеля. Ту уборщицу.

– Но она в ужасе! Она ни за что не выступит!

– Она выступит, если мы предложим ей защиту. И новую жизнь. Деньги у меня есть. Накопил. – Он горько усмехнулся. – Воровал не только ради мести.

– А как мы её вывезем? За нами следят.

– Есть люди. Не те, что на стороне твоего отца. Те, кому Морозовы тоже насолили. Я нашёл их. Они помогут. Но для этого… – он замолчал и посмотрел на меня с такой болью, что мне стало не по себе. – Для этого тебе нужно сыграть свою роль до конца. До свадьбы. Ты должна быть идеальной невестой. Никаких подозрений.

– Три недели, – прошептала я. – Всего три недели.

– Двадцать один день, – он поправил меня. – Я буду считать каждый час.

Мы провели вместе всего пару часов. Гуляли по заросшим дорожкам парка, держась за руки, как обычные влюблённые. Он рассказывал мне о своём детстве, о том, каким был его отец – весёлым, изобретательным, как они вместе мастерили скворечники. Я рассказывала о своей золотой клетке, о тоске по чему-то настоящему. Мы смеялись. Мы молчали. Мы просто были. И в эти моменты вся боль, вся опасность отступали. Существовали только мы двое и хрупкое, чудесное чувство, что связывало нас.

Когда пришло время уходить, он обнял меня и прошептал мне на ухо:

– Будь осторожна. Я не переживу, если с тобой что-то случится.

– Со мной ничего не случится, – я поцеловала его в последний раз. – Я теперь не одна.

Возвращение в реальность было болезненным. Сергей встретил меня холодным взглядом.

– Аукцион прошёл хорошо?

– Да, – я улыбнулась, доставая из сумки случайно купленный старый бинокль. – Приглядела себе вот это. Для нашей будущей охоты.

Он фыркнул, но, кажется, поверил. Или сделал вид.

Следующие дни я провела в напряжённой игре. Я была мила, внимательна, предупредительна с Сергеем. Я участвовала в подготовке к свадьбе с показным энтузиазмом. Я даже поехала с ним и отцом на смотр того самого «семейного гнезда» – недостроенного особняка на берегу реки. Я восхищалась видами, одобряла выбор отделки, а сама тайком смотрела на часы, отсчитывая дни до свободы.

Но чем ближе была свадьба, тем более нервозным становился Сергей. Он чаще замолкал во время разговоров, его взгляд становился отстранённым. Иногда я ловила на себе его изучающий взгляд – холодный, вычисляющий. Он что-то замышлял.

И вот, за неделю до свадьбы, грянул гром.

Мы были в театре, в ложе. Шла какая-то претенциозная современная пьеса. Во время антракта ко мне подошёл отец. Его лицо было бледным и злым.

– Лера, пройдём, – он взял меня под локоть и повёл вглубь фойе, в пустой боковой коридор. Сергей шёл за нами, его лицо было каменной маской.

– В чём дело, папа? – спросила я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

Он развернул передо мной планшет. На экране была фотография. Чёрно-белая, снятая скрытой камерой. На ней были я и Марк. В оранжерее. Мы стояли близко, его рука касалась моего лица. Качество было отличным.

Кровь отхлынула от моего лица.

– Это… это не то, что ты думаешь…

– Молчи! – отец ударил кулаком по стене. – Я всё знаю! Знаю про ваши тайные встречи! Знаю, что ты передаёшь ему информацию! Знаешь, как это называется, дочь? Измена. Не только ему, – он кивнул на Сергея, – но и семье!

Сергей стоял молча, его глаза были пустыми.

– Мы дали тебе шанс, Валерия, – тихо сказал он. – Мы простили тебе твоё… увлечение этим отбросом. А ты… ты продолжала нас обманывать. Прямо у нас под носом.

– Я… я люблю его, – выдохнула я, понимая, что скрывать уже бесполезно.

Лицо отца исказилось от ярости.

– Любишь? Вора? Убийцу? – он засмеялся, и это был ужасный звук. – Он тебя использует, дура! Он тебя сдаст при первой же возможности!

– Нет! Он…

– Заткнись! – крикнул отец. – Слушай и запомни. Свадьба состоится через неделю. Как и планировалось. Ты выйдешь за Сергея. И ты забудешь об этом… Орлове. Навсегда.

– Иначе? – спросила я, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Ответил Сергей. Его голос был ледяным и абсолютно спокойным.

– Иначе твой возлюбленный Марк Орлов предстанет перед судом по обвинению в убийстве. У нас есть свидетель, который готов подтвердить, что видел, как он убивал того охранника из ночного клуба. Того, с которым у него была стычка. И есть вещественные доказательства. Его отпечатки на оружии.

Мир поплыл перед глазами. Они подставили его. Они готовы были уничтожить его, посадив в тюрьму на всю жизнь.

– Вы не сможете! – прошептала я.

– О, мы сможем, – улыбнулся Сергей. – И мы это сделаем. Если ты хоть на йоту отступишь от нашего соглашения. Ты поняла? Ты – наша гарантия его молчания. И его… благополучия.

Я смотрела на них – на отца, с его багровым от ярости лицом, и на Сергея, с его ледяной маской. Они были не просто жестокими. Они были дьяволами. И они держали в руках самое дорогое, что у меня было. Не свою свободу. Его свободу. Его жизнь.

– Ты поняла? – повторил отец, впиваясь в меня взглядом.

Я медленно кивнула. Слёз не было. Был только холод. Холод и страшная, бездонная яма отчаяния, разверзшаяся у меня под ногами.

– Хорошая девочка, – отец похлопал меня по щеке. – Теперь идём, спектакль скоро продолжится. У нас столько планов на наше будущее.

Он повёл меня обратно в зал. Сергей шёл с другой стороны. Я была зажата между ними, как преступница, которую ведут на казнь.

Я сидела в ложе, глядя на сцену, но не видя и не слыша ничего. Внутри у меня всё умерло. Они победили. Они нашли моё самое уязвимое место. И теперь у меня не было выбора. Чтобы спасти Марка, я должна была погубить себя. Стать женой человека, которого ненавидела. Жить в аду, зная, что где-то там, в тюремной камере, томится тот, кого я люблю.

А он… он ничего не знал. Он ждал. Верил в наш план. В наше будущее.

И я должна была сделать выбор. Между его жизнью и нашей любовью. И я знала, что выберу его жизнь. Потому что любила его. Больше,

чем себя. Больше, чем свою свободу.

Это была моя жертва. Самая страшная и самая молчаливая. И никто, кроме меня, никогда не узнал бы о ней.

Глава 24

Семь дней. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят минут. Я отсчитывала каждую секунду, как приговорённая к казни. Каждый тик часов в моих роскошных апартаментах отзывался эхом в пустоте, что разрослась внутри меня.

Свадьба была назначена на завтра.

Последняя неделя прошла в каком-то сюрреалистичном кошмаре. Я стала идеальной невестой. Безропотной, улыбчивой, послушной. Я примеряла свадебное платье – настоящее произведение искусства из французского кружева и шёлка, которое весило на мне, как саван. Я повторяла клятвы перед зеркалом, и слова застревали в горле, как комья грязи. Я встречалась с Сергеем, и моя кожа холодела под его прикосновениями, но я заставляла себя отвечать на его поцелуи, имитируя страсть, которой не было и в помине.

Он был доволен. Его холодные глаза светились удовлетворением хищника, наконец-то загнавшего добычу в угол. Он купил меня. Не деньгами. Угрозой. Угрозой уничтожить того, кого я любила.

Отец тоже был доволен. Он видел мою покорность как признак благоразумия. «Наконец-то ты стала вести себя как подобает Соколовой», – сказал он как-то раз, и мне стало физически плохо.

А ночами я плакала. Тихо, чтобы никто не услышал. Я смотрела в окно на огни города и представляла, где сейчас Марк. Думал ли он обо мне? Строил ли ещё планы? Или, может, чувствовал, что что-то не так? Я не могла предупредить его. Не могла рискнуть. Любое моё действие, любой намёк на неповиновение мог стоить ему свободы. Или жизни.

Сегодня был канун свадьбы. По традиции, мы с Сергеем должны были провести вечер порознь. Он уехал на какую-то «мальчишнику» с друзьями – такими же холодными, отполированными манекенами, как он сам. Я осталась одна в своём будущем «доме» – огромном, бездушном пентхаусе, который должен был стать моей тюрьмой.

Горничная помогла мне надеть вечернее платье – ещё одно творение дизайнера, на этот раз тёмно-синее, усыпанное кристаллами, как ночное небо. Мне предстоял ужин с отцом и Еленой Викторовной, матерью Сергея. Последний ужин в статусе невесты.

Я стояла перед зеркалом, и в отражении смотрела на меня невеста. Идеальная. Безупречная. Мёртвая.

И вдруг я заметила что-то. На туалетном столике, среди моих флаконов с духами, лежал маленький, смятый клочок бумаги. Его там не было час назад.

Сердце заколотилось. Я метнулась к нему и развернула. Всего два слова, нацарапанные знакомым угловатым почерком:

«Жди знака. В полночь.»

Марк. Он был здесь. В этом здании. Рискуя всем. Но какой знак? И что он задумал?

Надежда, острая и болезненная, пронзила меня. Но тут же её сменил страх. Если его поймают… Отец и Сергей не пощадят его.

Раздался тихий стук в дверь.

– Валерия, можно? – это был голос матери.

Я спрятала записку в ладонь и глубоко вдохнула.

– Войдите.

Мама вошла. Она была прекрасна, как всегда, в тёмно-бордовом платье, но сегодня в её глазах я увидела что-то непривычное – тревогу. Лёгкую, почти незаметную, но настоящую.

– Ты готова? – спросила она, подходя ближе. – Ты… хорошо выглядишь.

– Спасибо, – я механически поправила прядь волос. – Ты тоже.

Она остановилась передо мной и внимательно посмотрела на меня. Её взгляд, обычно скользящий по поверхности, сегодня был проницательным.

– Лера… дорогая. Ты уверена, что всё это… то, чего ты хочешь?

Вопрос повис в воздухе. Я замерла. Мама никогда не спрашивала меня о моих желаниях. Она всегда знала, что для меня лучше. Вернее, что лучше для семьи.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила я.

– Всё это, – она сделала неопределённый жест рукой. – Сергей. Свадьба. Эта… помпезность. Ты всегда была такой… живой. Бунтаркой. А сейчас… – она замолчала, подбирая слова. – Ты как будто угасла.

Слёзы подступили к моим глазам. Она видела. Видела сквозь маску.

– Мама, я… всё в порядке. Просто… предсвадебное волнение.

Она покачала головой и неожиданно взяла меня за руки. Её пальцы были холодными.

– Лера, я не слепая. Я вижу, как ты смотришь на Сергея. В твоих глазах нет… света. Нет того огня, который был, когда ты говорила о том воров… о Марке.

Я аж подпрыгнула, услышав это имя из её уст.

– Мама!

– Я знаю о нём, – тихо сказала она. – Я видела, как ты смотрела на его фотографии в газетах. И я видела боль в твоих глазах, когда отец и Сергей говорили о нём. – Она глубоко вздохнула. – Я не одобряю твой выбор. Он… не нашего круга. Но, дочка, я твоя мать. И я хочу, чтобы ты была счастлива. По-настоящему.

Я смотрела на неё, и во мне боролись удивление, надежда и страх. Я никогда не была с матерью по-настоящему близка. Она всегда была частью этого мира – красивой, холодной, далёкой.

– Мама, – прошептала я, и голос мой дрогнул. – Я не могу говорить об этом. Это опасно.

– Для него? – она поняла без слов. Её лицо стало серьёзным. – Лера, я не буду тебя останавливать. Если ты решила… если это твой выбор… – она замолчала, и в её глазах мелькнула тень той женщины, которой она могла бы быть, если бы не вышла замуж за отца. – Просто знай… что бы ни случилось… ты моя дочь. И я хочу, чтобы ты была жива. И счастлива. Даже если твоё счастье не вписывается в наши планы.

Она обняла меня. Это был не светский, небрежный жест, а настоящее, тёплое, материнское объятие. Я прижалась к ней, чувствуя, как комок в горле рассасывается.

– Спасибо, – прошептала я ей в плечо.

– Ничего, дочка, – она отпустила меня и отерла слезу с моей щеки. – Теперь иди. Приведи себя в порядок. Ужин ждёт. И… будь осторожна.

Она вышла, оставив меня одну с новым, странным чувством – я была не одна. У меня была мама. Пусть не та, о которой я мечтала в детстве, но та, что была готова принять мой выбор.

Это придало мне сил.

Ужин прошёл в том же кошмарном ключе. Елена Викторовна, элегантная и холодная, говорила о традициях, о важности нашего союза для репутации семей. Отец поддакивал. Я улыбалась и кивала, а сама смотрела на часы. До полуночи оставалось три часа. Мама сидела молча, но несколько раз я ловила её взгляд на себе – тёплый и понимающий.

– Ты какая-то нервная, дорогая, – заметила Елена Викторовна. – Предсвадебное волнение?

– Да, – я сделала глоток воды. – Очень волнуюсь.

Наконец, ужин закончился. Отец уехал. Елена Викторовна удалилась в свои покои. Мама, перед тем как уйти, ещё раз обняла меня и прошептала на ухо: «Удачи».

Я осталась одна в гостиной, прислушиваясь к тиканию огромных напольных часов.

Половина одиннадцатого. Одиннадцать. Одиннадцать тридцать.

Я ходила по комнате, как тигрица в клетке. Каждый шорох заставлял меня вздрагивать. Что он задумал? Взорвёт ли он здание? Устроит перестрелку? Нет, он не был самоубийцей. У него должен быть план.

Без пятнадцати двенадцать я услышала странный звук. Тихий скрежет, доносящийся из камина. Я подошла ближе. Камин был огромным, старинным, но нерабочим – чисто декоративным. И звук шёл именно оттуда.