355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Инна Максимовская » Neлюбoff (СИ) » Текст книги (страница 5)
Neлюбoff (СИ)
  • Текст добавлен: 21 декабря 2021, 06:32

Текст книги "Neлюбoff (СИ)"


Автор книги: Инна Максимовская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Софья, ты можешь мне помочь? – зовет меня Лена из кухни, и я спешу на ее зов. Она стоит у стола, выставляя на него, немыслимое количество банок, с домашней едой. Интересно, когда она успела столько наготовить?

–Чем вам помочь, Лена? – спрашиваю я, глядя, как ее ловкие руки, с идеальным маникюром, расставляют на столе, все новые и новые, банки и контейнеры.

– Софья, я слукавила, мне не нужна помощь. Я, просто, хочу поговорить с вами – говорит Лена, и под ее взглядом мне становится неуютно. – Вы любите Анатолия? – прямо, спрашивает она, глядя мне в глаза.

–Не знаю – честно отвечаю я. – Мне кажется, что да, я люблю его, но я боюсь ошибиться. Боюсь дать ему напрасную надежду. – Софья, Анатолий заслуживает любви, а не сомнений. Он, больше чем кто либо, заслуживает счастья. Если вы не уверены в своих чувствах, оставьте его. Он, и так, натерпелся, не делайте ему еще больнее. Поймите меня правильно, мы переживаем за него, любим его, хотя, он часто этого не понимает. Софья, я в курсе вашей ситуации, мы поможем вам материально, сделаем все от нас зависящее, только не разрушайте его жизнь.

–Да, Лена, вы правы. Нельзя только брать, нужно что – то и отдавать взамен – соглашаюсь я, глядя на суетливые движения моей собеседницы. Этот разговор для нее, еще более сложен, чем для меня.– Но, мне не нужно ничего. И, если я решу, что мои чувства к Анатолию, лишь фантазия, я уйду сама. Это, я вам обещаю. Меньше всего в этой жизни, я хочу сделать ему больно.

– Простите меня, Софья. Я, иногда бываю несдержанной и глупой. Простите, если обидела вас.

– Бог простит – говорю я, и выбегаю из кухни, едва не сбив с ног огромного Лениного супруга. Я стою, привалившись к стене, слезы душат меня, текут по щекам горячими, обжигающими струйками. А ведь, она права, рано или поздно, я разрушу жизнь моего Анатолия. У меня дурная кровь, уродливое мировосприятие. Я не для этого мира, не для его мира.

– Что ты лезешь всегда? – бубнит за стенкой голос Павла, – Анатолий счастлив, ты давно его видела таким? Что ты ей наговорила? На девочки лица не было.

Я слушаю, как всхлипывает Елена, как меряет шагами кухню Павел, как, с веселым гиканьем, носятся по квартире их дети, и понимаю, что могу быть счастлива, только лишив счастья мужчину, безоглядно любящего меня.

– Софья, с тобой все хорошо? – спрашивает меня, удивительно тихо, для своей комплекции, подошедший Павел.

– Да, хорошо, – говорю я, утирая слезы.

– Софья, никогда не слушай советов про любовь, потому что у каждого она своя. Ленка, дура. Она, как наседка, заботится только о том, кто ей близок, не видя ничего, дальше своего носа. Но не понимает, что уйди ты сейчас, это будет катастрофа. Любите, не любите – сами разберетесь, это только ваше дело, но, по – крайней мере, ты честна с ним и это главное.

[Он]

– Толя, она не любит тебя, понимаешь? – говорит мне Павел, пока Софья в соседней комнате, играет, с атаковавшими ее, разбуянившимися близнецами.

– И, как ты это определил – с любопытством, глядя на приятеля спрашиваю я.

– Видно, невооруженным глазом. Да, она этого и не скрывает, особенно. Софья, просто видит в тебе защитника, ну и любовника, естественно. Ленка, такие вещи насквозь видит.

– А, разве это не любовь?

– Нет, Анатоль, к моему огромному сожалению, это не любовь.

–Ты же знаешь ее историю. Научится Софья любви, я в этом уверен – начинаю злиться я, хоть и понимаю, что, в сущности, Павел прав. – Любви нельзя научиться. Она либо есть, либо ее нет. Она состоит из мелочей: прикосновений, взглядов, нежных глупостей, или безудержного геройства, в стремлении защитить любимого, укрыть его от бед. А ее взгляды, обыденные, как рукопожатие, в них есть секс, но не любовь. Секс бывает без любви, ты не мальчик уже, наверное, понимаешь. Во взгляде Софьи нет нежности, он не безразличный, но и не любящий.

– Эх, Паша, но я то, люблю ее.

– Этого не достаточно. Ты напрасно злишься, я за тебя переживаю. Невозможно любить за двоих – задумчиво говорит Павел, и резко переходит на другую тему, видя, что еще немного, и я взорвусь, но мне наскучили его разговоры. Я прислушиваюсь к визгливому шуму, издаваемому моими крестниками и веселому смеху моей Софи, и понимаю, что если встанет выбор между Пашкой и Софьей, я не буду сомневаться в своем выборе не минуты. Павел, словно прочтя мои мысли, говорит – Она чудесная, Толь, но не твоя.

– Зря ты Паша – вдруг встает на нашу защиту, всегда сомневающаяся провидица Леночка, чего в принципе, никогда себе не позволяла, – у Софьи есть чувства к Анатолию, я увидела их в ее глазах, когда разговаривала с ней на кухне, и должна признаться, я была не права. Просто ее любовь еще не созрела, не дошла до нужного накала. И это не просто благодарность, нет – это страх. Она боится любить, боится вновь обмануться. Борись за нее, Толь, вы оба этого заслуживаете.

– Спасибо тебе, Леночка – говорю я, глядя на жену Пашки, совсем другими глазами. Когда, интересно, она успела стать такой мудрой?

– Ну, что ж, если моя жена, так считает, оспаривать не буду, но голову не теряй.

– Ох, как же я устала – говорит Софья, закрыв дверь за беспокойным семейством Павла. Близнецы, никак не хотели уходить, и ревели белугой, повиснув на Софье. – Они хорошие люди, а мальчишки, просто прелесть.

– Да, самые лучшие, замечательные, – согласно киваю я, – я их очень люблю. Кроме них у меня не осталось никого.– Софья молчит, у нее, правда, нет ко мне любви, и от этого сердце мое наполняется черным, душным отчаянием.

– Анатолий, я знаю, что ты ждешь от меня чувств, все понимаю, но ты должен дать мне время. Мне хорошо с тобой. Наверное, так хорошо мне и не было никогда. Но, этого ведь мало для тебя. Я сейчас только жизнь ощущать начинаю, и хочу насладиться этим, тобой хочу насытиться. Ты мой желанный, но еще не любимый. Меня пугает моя привязанность к тебе, до икоты, до дрожи. Я хочу тебя постоянно, желаю, но не люблю. И учеба предстоящая, я не знаю, что дальше будет. Не знаю, и не хочу знать. Пусть все идет, как идет.

– Я понимаю все, Софи, и не тороплю.

– Ну и славно – веселеет она и легко целует меня в щеку, заставляя, и без того, скачущее галопом, сердце пуститься в странный, чувственный танец.

Люблю ли ее я? Да, люблю, умираю от любви и желания, полного обладания ею: ее телом, душой, сердцем. Но, пока, только она всецело владеет мною. Она стала для меня идолом, культом, которому я поклоняюсь, теряя частицы своей души. Я запираюсь в своем кабинете в надежде немного поработать, но мысли мои в соседней комнате, где голая Софья сидит, по – турецки” в своем кресле и запивает очередную книгу, терпким, ничем не разбавленным ромом. Нагота стала ее привычкой, ее манией. Софи всегда скидывает одежду, прямо у порога, едва зайдя в дом и, переступив через нее, шествует по дому, с видом царствующей особы, предоставляя мне право убрать, пахнущие ею вещи, в шкаф. Я вдыхаю тонкий аромат ее тела, словно дорогой парфюм, желая только одного – ее любви, потому, что в доступе к своему телу она мне не отказывает никогда и нигде. Мое счастье рядом, но оно пока недосягаемо. – Анатолий, а ты думал, когда – ни будь о детях? – спрашивает меня вечером Софи. Положив голову на мое плечо, она легко дышит мне в шею. – Думал, конечно же думал. Но вот, не срослось как – то. Детей нужно рожать в любви, а моя жена меня не любила. – Но, ты то любил ее? – Думал, что да. Людям свойственно ошибаться Софья. Теперь ясно, что это была просто влюбленность, и животное притяжение. Хорошо, что она разорвала этот порочный круг, расставив свои приоритеты. – А ты не думал, что и твои чувства ко мне ошибочны? Что, это просто желание любви, а не любовь? – Я уверен, что детей я хочу, только от тебя. Что это ты вдруг о детях заговорила? – У твоих друзей чудесные мальчишки. Вот я и подумала, что ты мог бы быть хорошим отцом. Анатолий, тебе нужна нормальная женщина, способная быть хранительницей очага, любящая, а ты тратишь время на меня. Это не правильно и глупо. – Мне нужна ты – говорю я, и закрываю поцелуем ее губы, лишая возможности продолжать этот бесполезный разговор, способный завести нас в густые дебри непонимания.

ГЛАВА 10


ГЛАВА16

[Она]

– Вставай, соня – будит меня Анатолий, дразня запахом, принесенного с собою кофе. – Не Соня, Софья – на автомате поправляю я. Он смеется и ставит на прикроватную тумбочку, маленькую кофейную чашку, призывно манящую меня ароматом, свежесвареной арабики. – Я не ошибся, Софья, но ты самая настоящая соня. Как можно спать в такое прекрасное утро? Вставай, пойдем гулять, а то ты скоро корни пустишь в этой квартире. Утро, и впрямь прекрасное – солнечно – румяное, умытое ночным дождем, и поющее птичьими голосами, заглядывает в окно, красуясь новизной проснувшегося дня. И какой – то счастливчик, один из наших многочисленных соседей, получит на завтрак коричные булочки, аромат которых проникает в нашу квартиру, сквозь открытую фрамугу окна, дразня вкусовые рецепторы, заставляя меня выбраться из кровати. Анатолий пьет кофе, и читает свою привычную газету. Когда мне было так уютно, как здесь, в этом чужом доме, наполненном детским счастьем Анатолия, и любовью его родителей. Никогда. Даже у бабушки, я не чувствовала себя так спокойно, потому что жила постоянным ожиданием своей матери, которая в любой момент, даже среди ночи, могла выхватить меня из уютного бабушкиного мирка, совершенно не сожалея о моем прерванном сне. – Дай поспать, малышке. Завтра заберешь – увещевала ее бабушка. – Какая она малышка? Здоровая уже лошадь, ничего с ней не случиться, а мне завтра через весь город за ней переться, не ближний свет. – Ну, так останься, поспи тут, есть место. – Мама, мы уже с тобой все решили, и ты знаешь прекрасно, что спать в доме женщины, разрушившей мою жизнь, я не буду – нервно отвечала мать, вытряхивая меня из теплой постели. – Ты ребенка, идиоткой сделаешь с таким воспитанием – качала головой бабуля. – Ну, ты то меня воспитала, прям на зависть всем. Нормальным человеком вырастила – хохотала мать. Этот разговор повторялся из раза в раз, въевшись в мою память, как ржавчина. Чем моя святая бабушка, разрушила жизнь матери, для меня загадка до сих пор. – Эй, Софья, о чем задумалась? – спрашивает меня Анатолий. – Да, так, вспомнилось. Так куда мы пойдем? – Просто, погуляем, поедим мороженого. И не смотри на меня обреченно, гулять нужно. Полезно даже, я бы сказал. Видно, что Анатолий сегодня в прекрасном настроении, которое мне, совершенно, не хочется испортить, хотя гулять, желания нет совсем. На улице чудесно, не жарко, легкий ветерок, принесенный с моря играет моими волосами, и мне весело и не понятно, почему я сопротивлялась прогулке. Анатолий купил мне мороженое, которое я, кстати, не люблю с детства, мать мне его разогревала, и давала в виде рассопливившейся молочной бурды, опасаясь ангины, привив к мороженому жуткое, тошнотворное отвращение. С эскимо в руке чувствую себя маленькой девочкой, оно тает, стекая по руке липкими, сладкими струйками. – Ты почему не ешь? – спрашивает меня Анатолий, протягивая чистый, кипельно – белый носовой платок. – Терпеть не могу мороженое – отвечаю я. – Почему же не сказала мне сразу? Смешная ты. – Боялась расстроить тебя. – Глупая, – смеется он и, ловко, выхватив у меня из руки липкое эскимо, выкидывает его в первую, встреченную нами урну. – Ну, вот мы и пришли – Анатолий останавливается возле старого, поросшего вертлявым плющом, очень красивого дома. Я не могу налюбоваться этим воздушным, но обветшалым, потерявшим свой лоск, строением, глядящим на меня выбитыми окнами, и крыльцом, в обрамлении, некогда белых, колонн. От дома веет благородством, и в то же время чем то сверхъестественным. Именно такими показывают в фильмах дома с привидениями – таинственными и старыми, захваченными в плен вездесущим плющом. – Что это? – спрашиваю я, не в силах отвести взгляд от величественного строения. – Дом. Я купил его, тогда, когда думал о детях. Помнишь наш вчерашний разговор? Я мечтал, что мои сын или дочь, будут играть во дворе этого дома, а я буду работать на веранде, под их веселые крики. А вечером, мы будем сидеть всей семьей за большим столом, делиться всем, что произошло за день, и будем счастливы – задумчиво говорит Анатолий. – Он еще больше обветшал, я не смог наполнить его счастьем, как впрочем, не смог наполнить смыслом и свою жизнь, до тех пор, пока не встретил тебя. Я молчу, разглядывая мужчину, открывающего передо мной свою душу. Его желания естественны. Это желания зрелого, сформировавшегося, умеющего любить человека. Жаль, что именно я заполнила пустоту в его душе. Мне хочется обнять его, прижать к себе и дать ему то, что он желает. Хочется сделать его счастливым, но внутренние демоны ведут свою разрушительную работу, не покладая рук, или какие там у них конечности. – Пойдем домой, – говорю я, беря его за руку. Мы идем медленно, думая каждый о своем, а дом провожает нас укоризненным взглядом, выбитых окон, словно сожалея о тщетности своих надежд. – Софья, осторожно – говорит Анатолий, буквально выдернув, задумавшуюся, меня на тротуар, из – под колес красивой, ярко – красной и видимо, безумно дорогой машины. – Вот так встреча – слышу я мелодичный голос из окна автомобиля. В жизни она еще прекраснее, эта женщина со снимка. Это именно она едва не сбила меня, бывшая жена Анатолия. Портит идеальное лицо только капризное выражение, и опущенные уголки пухлых, идеальных губ. – Это твоя зазноба, Толик? Знаете, девушка – продолжает она, брезгливо, словно боясь испачкаться или заразиться – он всегда тащил в дом всякую дрянь. Щенков разных, котят, однажды даже крысу приволок. А теперь вот, до людей дошла очередь. Ты ее хоть проверил? К доктору сводил бы, а то схватишь чего. – Господи, Майя, тебе какая забота до меня. Ты давно уже живешь своей жизнью. Я не буду уподобляться тебе в злословии – устало говорит Анатолий, глядя на бывшую жену с долей жалости. – Ой, опять этот взгляд. Тебе меня жалко? Себя пожалей. Даже ответить не можешь. Я тут бабу твою полощу, а ты интеллигентничаешь. Как тряпкой был, так и остался – зло смеется она, и я вдруг вижу, проглядывающую сквозь прекрасную маску, уродливую душу . Красный автомобиль резко стартует с места, скрипя баснословно дорогими колесами. Я чувствую себя, словно вывалянная в жирных, несмывающихся нечистотах. Мне жалко Анатолия, жалко, что он потерял столько лет, в погоне за счастьем, растратив его на уродливую красавицу, а теперь тратит на меня. – Прости – говорит он – она не ведает, что творит. – Да, бог с ней, лучше расскажи, что там за история с крысой приключилась. – Выкинул кто – то, вместе с клеткой, представляешь, а я подобрал. Побоялся, что замерзнет, ноябрь был. Она мне потом, двенадцать “ внуков” родила, представляешь – смеется он – ох, и умная была животина. В этом он весь, мой Анатолий – добрый и великодушный, не могущий оставить в беде, даже крысу. Я смотрю на него и вижу, как отпускает его болезненная обида, нанесенная женщиной, которую он любил когда – то. Мои руки, словно живущие отдельно от тела, обвивают его шею, а губы ищут его губы. – Ты, мое счастье, посланное свыше – шепчет он. – Интересно, за какие грехи, тебе послано такое кривое счастье?– улыбаюсь я.

ГЛАВА 11


[Август 2009]

[Он]

– Поступила твоя красавица – гудит в телефонную трубку веселый Пашкин голос. – Сама поступила, без моего вмешательства. Умная девка.

– Что там, это Павел? – вертится возле меня, возбужденная от нервного напряжения, Софья, вот уже который день, изнывающая от неопределенности.

– Паша, подожди, я Софью успокою и договорим – прерываю я словесный поток моего друга.

– Ну, не томи, Анатолий. Скажи, я поступила?

– Конечно, ты же умница. Я сейчас, только с Павлом договорю и будем отмечать – говорю я возбужденной Софи, придерживая телефон плечом. Софья устремляется в сторону кухни, аппетитно виляя белыми, круглыми ягодицами, от чего мой рот, тут же наполняется слюной. “ Как у собаки Павлова”– мелькает веселая мысль.

– Конечно, будем отмечать – радостно несется из телефона нахальный голос Павла,– бери пузырь и ко мне бегом. Только, чай свой десятилетний не таскай. Бутылочку ‘ Белоголовой” купи, только ледяной, а то жара несусветная, теплую водку хлебать.

– Паша, ну как я Софью оставлю, она ведь виновница торжества? – взываю я к голосу разума своего друга, но он продолжает, словно не слыша меня.

– Только лед не бери. Водка со льдом, это насилие над нашим, исконным напитком.

– Павел, ты слышишь вообще, что я тебе сказал?

– Иди, – говорит, появившаяся, откуда ни возьмись, Софья, прижавшись к моей спине голой, упругой грудью, – ведь, все равно не отстанет. А мы с тобой вечером отметим, неспешно, и страстно – горячим шепотом, заканчивает она.

– Ну, хорошо, – обреченно соглашаюсь я, соображая, где в этом городе можно купить ледяную водку.

Выйдя на улицу, я вдыхаю полной грудью, пропитанный пылью городской воздух. Я не люблю Август. Он знаменует умирание лета, его угасание – несвежестью деревьев, неясностью переменчивой, еще не осенней, но и не летней уже, погоды. В этом году жарко, и от позднего зноя зелень листвы, выглядит, еще более жалко, словно линяло. Я не хочу пить водку с Павлом, не хочу вообще уходить из дома. Моя жизнь там, где царит моя Софи. Восемь месяцев она живет в моем доме и сердце. Я знаю каждую черточку ее тела, могу предугадать любое движение, но так и не разобрался, что же происходит в ее душе. Небо хмурится, черной, тяжелой тучей, готовой в любой момент разверзнуть свои хляби. Водка, как это ни странно, ледяная, есть в первом же магазине, но только не “Белоголовая”, Финская. Не знаю, как к этому отнесется, квасной патриот, Пашка. Софья не любит водку, она пьет ром – красный, крепкий, ее любимый. Ловлю себя на мысли, что все мои мысли, о чем бы я ни думал, возвращаются к ней. Моя привязанность пугает меня, она болезненна, словно проклятье.

Павел ждет меня в своем кабинете, из – за двери которого несется его голос, и смех Олега, заставляющий меня передернуться. Я не видел его с момента нашей, неудачной охоты, и желания встречаться с ним, совсем не испытываю. Пашка подружился с Олегом, когда родились близнецы. Уж не знаю, почему жестокий Олег Анатольевич, так проникся, но мальчишек выходили не без его финансового участия, хотя помогали все.

– О, Анатоль, водку принес? – устремляется мне навстречу Павел.

– Конечно, принес, как ты и просил, ледяную – отвечаю я.

– У, финка – разочарованно тянет Павел, вертя в руках запотевшую бутылку – сейчас, стаканы принесу – говорит он и исчезает за дверью.

– Финская – этот хорошо,– потирает толстые ладони Олег. – Как ты, Толян? Давно тебя не видел, через Пашу узнаю о твоих делах бренных. Говорит, любовь у тебя неземная. Посмотреть бы на твою зазнобу. Молоденькая? Майка то уже, кобыла старая, менять пора.

– Интересно, что в тебе, кроме денег, нашла Майя? Ты же обыкновенное хамло, раздувающееся от собственной, дутой, значимости – выплевываю я, в лоснящееся, толстое лицо. – Не смей даже в разговоре касаться моей женщины. Майя – твоя, вот над ней и глумись, но мою не трожь.

– Ты, берега то, не путай. Я, ведь, при желании, в порошок тебя сотру. Посмотрим, через какое время шалава твоя слиняет, когда финансовый ручеек перекроется. Ты сейчас от меня зависишь. Это в детстве ты меня игнорил, а сейчас кишка у тебя тонка – говорит Олег, уставившись на меня заледеневшими, как водка в бутылке, прозрачными глазами.– Пойду я Паша, дела у меня нарисовались,– говорит он вернувшемуся Павлу.– Срочные. А ты Толя, подумай, надо ли тебе ругаться со мной. Стоит ли, оно того? И на шутки, реагируй спокойнее. На первый раз, я, конечно, прощу тебе твои, неосмысленные претензии. Я человек великодушный, да и обидеть меня трудно. Но, это мое последнее тебе предупреждение.

– Не нужно, Толя, не ругайся с ним – говорит Павел. Он вертит в руках граненые стаканы, задумчиво, уставившись на закрытую дверь.

Водку мы пьем молча, в гробовой тишине, нарушаемой, лишь звоном бокалов. Я знаю, Олег не простит мне сегодняшнего разговора, мстительность и изощренность этого человека безграничны. И Паша это знает, поэтому нервничает.

– Я его не приглашал – говорит он, словно оправдываясь.

– Ладно, Паша, подойдем к переправе, будем думать, как переправляться.

– Нет, не ладно. Ты когда в последний раз отдыхал? Олег прав, эта любовь твоя, с ума тебя свела, разума лишила. Любишь – люби, но себя не теряй. Софья твоя, не полюбит тебя никогда. Бабы сильных мужиков любят, а не тряпки, об которые ноги можно вытирать. – Паша, не нужно. Ты же знаешь, кого я выберу, если встанет вопрос. Я не хочу этого. Вы мне родные, но она моя жизнь. – Дурак ты, Анатолий. В конце – концов, ты ни с чем останешься, при таком подходе. Будем считать, что я не слышал, произнесенных тобой глупостей, и не обиделся, потому что, на дураков не обижаются. Но, думаешь ты не головой сейчас – одним глотком, допив водку из стакана, заканчивает Павел.

– Я устал, Паша. Даю, а в замен не получаю, того что хочу. Мне мало физической близости, я желаю владеть ее душой. Но, пока, только у Софьи бессрочный контракт на мои душу и сердце.

– Мне жалко тебя, Анатоль. Ты свои грабли, похоже. с собой носишь. И когда приспичит тебе, наступаешь на них. С Олегом не ругайся. Он злопамятный и мстительный. Это сочетание, я тебе скажу, убойная вещь. Всегда камень за пазухой держит.

– Не понимаю, почему он ко мне так неровно дышит. Что я ему сделал? Да и не игнорировали мы его, во всех наших вылазках он участвовал. Почему так, Паша? Почему люди видят и помнят только плохое, какие – то свои чувства, которые нереальны. А они их пестуют, раздувают в лютые, отравляющие мозг и душу обиды.

– Потому, что Толя, эти чувства посильнее радости будут. Тот же Олег, он ведь завидует тебе всю жизнь, – вздохнув говорит Паша, опрокидывая в себя водку,– ты же всегда большим уважением пользовался, девчонки тебя любили, деньги раньше всех, умом своим зарабатывать начал, а не “шестерил” как Олежек, не унижался. Да, и он другим был раньше. Вот только, с деньгами легко быть сильным, самый простой путь. Он и сейчас тебе завидует, по инерции. Ты думаешь ему Майка, так уж нужна. Нет, тут как в песочнице, кто отобрал игрушку, тот и сильнее. Мачо – мен.

– Ничего я не понимаю в этой жизни, Паша. Налей мне еще, что ли. Водка пьется тяжело, охватывая мозг в липкий, алкогольный дурман. Каждый глоток, разносится по жилам горячим льдом, сковывая движения. Нет той разухабистости, свойственной молодости, когда после приема горячительных напитков, хотелось петь и делать глупости. Сейчас, хочется упасть в кровать, спрятаться от всех, в том числе и от себя, и просто забыться.

– Пойду я, Паша. Софья заждалась, наверное.

– Поздно уже, темно. Может отвезти тебя?– спрашивает Павел, хватаясь за ключи от машины.

– Ты же пьяный, куда ты поедешь? Я не девочка, дойду, как – нибудь, а ты береги себя, у тебя дети. Пока Паша. Приходите в гости. Софье очень твои мальчишки понравились.

– Придем, конечно. Софье – привет большой. И позвони, как дойдешь. А я сегодня, тут посплю, пожалуй. Что – то я, правда, поднабрался

Улица встречает меня темнотой, свежим, после дождя, воздухом, пахнущим прибитой пылью и тонкой свежестью, уходящего дня. Поборов в себе желание вызвать такси, я иду по лужам, вспоминая свое счастливое детство. Тогда все было понятно, не было полутонов. Плохо – значит плохо, хорошо – хорошо. Резкий удар сзади, сбивает меня с ног, вышибив из легких весь воздух. Рот, тут же наполняется соленым, металлическим вкусом крови. Удары сыплются на меня один за другим, не давая мне возможности сгруппироваться. Их двое, удары моих обидчиков точные, выверенные, как стрелы, достигают своей цели, заставляя мое тело разрываться от боли. “Да уж, никогда не думал, что умру вот так, от рук уличных подонков” – отрешенно думаю я, вслед уплывающему сознанию. Блаженная тьма накрывает меня, лишая тело возможности чувствовать боль. Периферией сознания, все же улавливаю удаляющийся топот ног нападающих, бросивших меня лежать на мокром после дождя тротуаре. Странно, они ничего не взяли: ни бумажника, полного денег, ни часов, подаренных мне Олегом, и стоящих целое состояние. Ничего. С трудом встав, я преодолеваю последние несколько метров до моего подъезда. Из рассеченной скулы, на белую рубашку, стекает, струйкой, неестественно красная, почти рубиновая кровь, расплываясь уродливым пятном. Я звоню в дверь и, теряя сознание, падаю в руки Софьи.

ГЛАВА 12


ГЛАВА17

[Она]

– Здравствуйте, Софья – говорит мне, стоящий в дверях невероятно полный, дорого одетый мужчина. Мне он не нравится, не нравится его липкий, оценивающий взгляд, лоснящееся, словно вымытое с мылом, холеное лицо. Хорошо, что у меня хватило ума накинуть легкий, купленный мне Анатолием, халатик. В глазок я не посмотрела, по моему обыкновению, хотя умом понимала, что это не Анатолий, который ушел, всего час назад. – Меня зовут Олег, я начальник Анатолия. Он, наверняка рассказывал вам обо мне.

– Нет, не рассказывал. Он вообще ничего не рассказывает мне о своей работе. – В этом он весь, наш Толик. Но, о вас я наслышан. Но, Анатолия нет дома – говорю я, закрывая собой дверной проем, не желая впускать неприятного мне посетителя.

– А я, собственно, к вам. Вы позволите – говорит Олег и просачивается в квартиру, сдвинув меня полным плечом, затянутым в дорогой пиджак. – О чем вы хотели со мной поговорить – спрашиваю я, глядя на устроившегося в моем любимом кресле Олега.

– Ох, ну что же в ы, сразу к делу. Что ж позвольте – плотоядно улыбаясь, он разглядывает меня, как рабыню на невольничьем рынке, от чего я чувствую себя неуютно. Он, буквально ощупывает мое тело взглядом.– Ну, что ж, я пришел предложить вам сделку, от которой вы отказаться не сможете.

– Мне не нравится этот разговор, уходите – говорю я, глядя ему прямо в глаза. Этот взгляд я знаю, взгляд самца, увидевшего новую жертву, готового на все, что бы заполучить ее.

– Хорошо, я уйду. Но, вы ведь не желаете, что бы я разрушил жизнь вашего любимого, поверьте, это в моих силах. Лишу его работы, и сделаю так, что ни один здравомыслящий человек, больше никуда его не примет. Будет Толечка, махать метлой и постепенно спиваться, так и будет, поверьте, я знаю. От вас мне нужно только полное повиновение, и постоянный доступ к телу.

– Зачем это вам – пораженно, спрашиваю я, стараясь уловить, хоть какую – то человеческую эмоцию в омерзительном лице, нахально раскинувшегося напротив меня мужчины.

– У нас с ним свои счеты. Так уж получается, милочка, что именно ты стала разменной монетой в наших с Анатолием отношениях. Так что давай, раздвигай ножки, как я вижу, под халатиком у тебя ничего нет – говорит Олег переходя на ты. Он, расстегивая зиппер ширинки на брюках, подходит ко мне, и резко распахивает мой халат, обнажая грудь.

– Да, пошел ты – говорю я по слогам, в эту противную, похотливую морду. Резкая, звенящая пощечина отбрасывает меня на диван, лишая сил сопротивляться насилию. Он наматывает на руку мои отросшие волосы, и резко входит в меня. “ Только бы не вернулся Анатолий, только не сейчас” – бьется в моем мозгу единственная мысль. После нескольких резких движений, мой мучитель застывает, по его телу проходит сладострастная судорога, и он отшвыривает меня, как использованную вещь, с превосходством глядя на то, как я размазываю злые слезы унижения.

– И что Анатолий нашел в тебе? Я помясистее люблю. Так что, мы договорились?– спрашивает меня Олег, гадко улыбаясь.

– Я подумаю – не в силах соображать, с трудом говорю я.

– А кто дал тебе возможность думать? Я ведь не премину рассказать твоему любовничку, как ты проводишь время в его отсутствие.

– Ты же изнасиловал меня, сволочь. Ненавижу тебя, пошел вон отсюда – кричу я в исступлении, но его это, похоже, совсем не трогает, даже забавляет. Ему нравится чувствовать власть надо мной.

– Ну, что ж. Позвони если передумаешь – говорит Олег и, подойдя ко мне, больно кусает за сосок, слезы брызжут из глаз от боли и унижения. По ореолу груди расползается уродливый сине – красный синяк. Он уходит, бросив на стол свою визитку и сто долларов. Ну что ж, оценил он меня недорого, значит именно столько я и стою

– Это тебе, за услугу – издевательски смеется, довольный собой Олег – жду звонка. Я уверен, ты не заставишь себя долго ждать. Теплые струи душа текут по своему оскверненному телу, которое я скребу мочалкой, почти до крови, в попытках смыть с себя грязь и отвращение, но это у меня не получается. Вода смешивается со злыми слезами, не принося облегчения. Выйдя из душа я наливаю себе целый стакан крепкого рома, но и он не может вернуть мне того короткого чувства счастья, которое я испытала встретив Анатолия. Я боюсь его возвращения. Как я буду глядеть в его чистые, лазурные глаза, после того как меня изнасиловало это животное, как смогу дарить ему себя, грязную, порочную, после того, как Олег осквернил и унизил мое тело. Почему, интересно, я приношу людям несчастья?

Я вздрагиваю от дверного звонка, как от удара. На непослушных ногах, я отправляюсь в прихожую, открываю дверь, опять не посмотрев в глазок, чего уж теперь. Крик застывает в моем горле, превращаясь в испуганный хрип, когда я вижу, избитого, теряющего сознание Анатолия. Я люблю его. Почему, я не сказала ему об этом раньше, почему не сделала счастливым хотя бы его. А теперь, это просто невозможно. Я затаскиваю его в квартиру, и не зная, что предпринять мечусь от неподвижно лежащего Анатолия к ванной и обратно.

– Софья, помоги мне – слабо говорит Анатолий. Я с трудом, помогаю ему подняться и укладываю на диван в гостиной. Я обмываю, обрабатываю его раны, а он сидит, сжав зубы от боли, от чего мое сердце просто разрывается.

– Телефон звонит, возьми трубку. А то от его звонка, у меня сейчас лопнет голова.

Я не хочу подходить к телефону, но выполняю просьбу.

– Ну, как тебе? – весело спрашивает трубка, голосом ненавистного мне Олега. – Это только начало, цветочки, так сказать.

– Ну, ты и сволочь – шепчу я, что бы Анатолий, не дай бог не услышал.

– Ох, как я люблю непокорных. Так что, ты согласна?

– Да, но ты дашь мне слово, что больше, никоим образом, не прикоснешься к нему своими грязными лапами.

– Зуб даю. Будь на связи, вызову, когда понадобишься.

– Кто это был? – спрашивает меня, чуть пришедший в себя Анатолий

– Ошиблись номером. Может скорую вызвать.

– Не нужно, Софья. Все пройдет – он целует мою трясущуюся руку, а я не зная, как вести себя провожу рукою по его голове, покрытой запекшейся кровавой коркой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю