Текст книги "Чаша пятого ангела"

Автор книги: Инна Жерневская

Гагарин в Оренбурге

А. Коваленко,
первый секретарь Оренбургского обкома КПСС
НАШ ГАГАРИН

ЭТА НЕБОЛЬШАЯ КНИГА О ГОДАХ УЧЕБЫ И О ПРЕБЫВАНИИ В ОРЕНБУРГЕ ПЕРВОГО КОСМОНАВТА ЗЕМЛИ, ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ЮРИЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ГАГАРИНА. НЕТ НА ЗЕМЛЕ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ БЫ НЕ ЗНАЛ ГАГАРИНА, 12 АПРЕЛЯ 1961 ГОДА СОВЕРШИВШЕГО ВПЕРВЫЕ В МИРЕ БЕСПРИМЕРНЫЙ ПОЛЕТ В ПРОСТОРЫ ВСЕЛЕННОЙ.

СНАЧАЛА ОН ОБЛЕТЕЛ, А ЗАТЕМ ОБЪЕХАЛ ВЕСЬ ЗЕМНОЙ ШАР. ЕГО ВСТРЕЧАЛИ ДЕСЯТКИ СТРАН МИРА, ОРБИТАМИ МИРА И ДРУЖБЫ НАЗЫВАЛИ ЛЮДИ ЭТИ ПОЕЗДКИ ГЕРОЯ КОСМОСА. НО ОРЕНБУРГСКИЙ МЕРИДИАН БЫЛ ПО-ОСОБОМУ ДОРОГ ЮРИЮ ГАГАРИНУ. МНЕ ПОСЧАСТЛИВИЛОСЬ НЕ РАЗ ВСТРЕЧАТЬ ЕГО В ОРЕНБУРГЕ, БЕСЕДОВАТЬ С НИМ, И В ПАМЯТИ МОЕЙ, КАК И В ПАМЯТИ МИЛЛИОНОВ ЛЮДЕЙ ЗЕМЛИ, НАВСЕГДА ОСТАЛАСЬ ЕГО ПОКОРИВШАЯ ВЕСЬ МИР УЛЫБКА, ЕГО НЕИССЯКАЕМАЯ ДОБРОТА И ДУШЕВНАЯ ЩЕДРОСТЬ.

«МНОГОЕ ДАЛ МНЕ ОРЕНБУРГ – И СЕМЬЮ, И ВЛАСТЬ НАД САМОЛЕТОМ», – С ОСОБОЙ ГОРДОСТЬЮ И ТЕПЛОТОЙ ЧАСТО ГОВОРИЛ ЮРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ. ОН ПРЕКРАСНО ЗНАЛ ОРЕНБУРГ РАБОЧИЙ, ОРЕНБУРГ УЧАЩИЙСЯ, ОРЕНБУРГ МОЛОДЕЖНЫЙ. И ГОРОД НАШ ВСЕГДА ВСТРЕЧАЛ СВОЕГО ВОСПИТАННИКА ПО-РАБОЧЕМУ ТЕПЛО И ИСКРЕННЕ. ОН БЫЛ СПОСОБНЫМ КУРСАНТОМ ОРЕНБУРГСКОГО ЛЕТНОГО УЧИЛИЩА. ЗДЕСЬ 8 ЯНВАРЯ 1956 ГОДА ЮРИЙ ГАГАРИН ПРИНЯЛ ПРИСЯГУ. ЭТОТ ДЕНЬ «ЗАПОМНИЛСЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ, – ВСПОМИНАЛ ПОТОМ ЮРИЙ. – КАЖДЫЙ С ОРУЖИЕМ В РУКАХ ВЫХОДИЛ ИЗ СТРОЯ, СТАНОВИЛСЯ ЛИЦОМ К ТОВАРИЩАМ И КОМАНДИРУ И ГРОМКО ЗАЧИТЫВАЛ СЛОВА ВОЕННОЙ ПРИСЯГИ. ОДНИМ ИЗ ПЕРВЫХ, ПО АЛФАВИТУ, ВЫШЕЛ ВПЕРЕД Я И, ЗАМИРАЯ ОТ ВОЛНЕНИЯ, ПРОИЗНЕС: «Я, ГРАЖДАНИН СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК…»

ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ ОН С ВЕЛИЧАЙШИМ ДОСТОИНСТВОМ НЕС ЭТО ВЫСОКОЕ ЗВАНИЕ ГРАЖДАНИНА СТРАНЫ СОВЕТОВ. И КОГДА ЕГО НА ОДНОЙ ИЗ ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЙ СПРОСИЛИ, БЫЛ ЛИ У НЕГО В КАБИНЕ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ «ВОСТОК» КАКОЙ-НИБУДЬ ТАЛИСМАН, ОН ОТВЕТИЛ: «ДА, В КАРМАНЕ МОЕГО СКАФАНДРА НАХОДИЛОСЬ УДОСТОВЕРЕНИЕ, ЧТО Я – ГРАЖДАНИН СОВЕТСКОГО СОЮЗА. ЭТО САМЫЙ НАДЕЖНЫЙ ТАЛИСМАН…»

В НАШЕМ ЛЕТНОМ УЧИЛИЩЕ ЮРИЙ ГАГАРИН ПРОШЕЛ НЕЛЕГКУЮ АРМЕЙСКУЮ ШКОЛУ. ОН ЖИЛ ПО УСТАВУ, УЧИЛСЯ ПО УСТАВУ – С ЧЕСТЬЮ НОСИЛ ВОЕННУЮ ФОРМУ, ОВЕЯННУЮ ПОРОХОВЫМ ДЫМОМ СВЯЩЕННЫХ БИТВ И СРАЖЕНИЙ, ЛЮБИЛ ВОИНСКИЙ ПОРЯДОК, СТРОЕВОЙ ШАГ И СОЛДАТСКИЕ ПЕСНИ.

НЕДАРОМ ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ ИЗ КОСМОСА В ТЕЛЕГРАММЕ КУРСАНТАМ СВОЕГО РОДНОГО ОРЕНБУРГСКОГО УЧИЛИЩА Ю. А. ГАГАРИН ПИСАЛ: «ТОВАРИЩИ КУРСАНТЫ! ТОВАРИЩИ КОМСОМОЛЬЦЫ! ПОМНИТЕ, ЧТО В ЖИЗНИ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ УСПЕХА БЕЗ ВЫСОКОГО ОВЛАДЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ТЕХНИКОЙ, КРЕПКОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ ЗАКАЛКИ И ВЫСОКОЙ СОЗНАТЕЛЬНОСТИ ВОИНСКОЙ ДИСЦИПЛИНЫ». БЕЗ ПРЕУВЕЛИЧЕНИЯ МОЖНО СКАЗАТЬ, ЧТО ОРЕНБУРГСКОМУ ВЫСШЕМУ ВОЕННОМУ АВИАЦИОННОМУ КРАСНОЗНАМЕННОМУ УЧИЛИЩУ ПРИНАДЛЕЖИТ БОЛЬШАЯ РОЛЬ В ВОСПИТАНИИ ПЕРВОГО КОСМОНАВТА НАШЕЙ ПЛАНЕТЫ. ЗДЕСЬ ЮРИЙ ГАГАРИН ОВЛАДЕЛ ВЫСОТАМИ ЛЕТНОГО МАСТЕРСТВА НА РЕАКТИВНЫХ МАШИНАХ, ЗДЕСЬ ЗАКАЛИЛСЯ ЕГО ХАРАКТЕР, СФОРМИРОВАЛИСЬ ТАКИЕ КАЧЕСТВА, КАК БЕССТРАШИЕ, МУЖЕСТВО, ВЫНОСЛИВОСТЬ, СОВЕРШЕННОЕ ЗНАНИЕ АВИАЦИОННОЙ И ВОЕННОЙ ТЕХНИКИ.

ОГРОМНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ИМЕЛИ БОЕВЫЕ ТРАДИЦИИ УЧИЛИЩА, БЕССМЕРТНЫЕ ГЕРОИЧЕСКИЕ ПОДВИГИ ЕГО ВОСПИТАННИКОВ В ГОДЫ ФИНСКОЙ И ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙН. ИВАН ПОЛБИН, АНДРЕЙ ЮМАШЕВ, МИХАИЛ ГРОМОВ, АНАТОЛИЙ СЕРОВ… ЗДЕСЬ УЧИЛСЯ ГРИГОРИЙ БАХЧИВАНДЖИ, ПЕРВЫЙ ПОДНЯВШИЙ В НЕБО РЕАКТИВНЫЙ САМОЛЕТ… ДЕСЯТКИ ЛЕГЕНДАРНЫХ ИМЕН, СЛАВНЫХ СОКОЛОВ, ИСТИННЫХ СЫНОВ ОТЕЧЕСТВА. БУДУЩИЙ КОСМОНАВТ СВЯТО ЧТИЛ ИХ ПОДВИГ, ВПИТЫВАЛ ЛУЧШИЕ ЧЕРТЫ. ОН БЫЛ ИХ ОДНОПОЛЧАНИНОМ ПО ДУХУ, ПО УСТРЕМЛЕНИЯМ, ПО ИДЕЙНЫМ УБЕЖДЕНИЯМ И ГОРЯЧЕЙ ЛЮБВИ К РОДИНЕ.

ИМЕННО ОБ ЭТОМ ЮРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ ГОВОРИЛ В СВОЕМ ЗНАМЕНИТОМ ЗАЯВЛЕНИИ ПЕРЕД СТАРТОМ: «…ВРЯД ЛИ СТОИТ ГОВОРИТЬ О ТЕХ ЧУВСТВАХ, КОТОРЫЕ Я ИСПЫТАЛ, КОГДА МНЕ ПРЕДЛОЖИЛИ СОВЕРШИТЬ ЭТОТ ПЕРВЫЙ В ИСТОРИИ ПОЛЕТ. РАДОСТЬ? НЕТ, ЭТО БЫЛА НЕ ТОЛЬКО РАДОСТЬ. ГОРДОСТЬ? НЕТ, ЭТО БЫЛА НЕ ТОЛЬКО ГОРДОСТЬ. Я ИСПЫТАЛ БОЛЬШОЕ СЧАСТЬЕ… НО ВСЛЕД ЗА ЭТИМ Я ПОДУМАЛ О ТОЙ КОЛОССАЛЬНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ, КОТОРАЯ ЛЕГЛА НА МЕНЯ… ЭТО ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД ВСЕМ СОВЕТСКИМ НАРОДОМ, ПЕРЕД ВСЕМ ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ, ПЕРЕД ЕГО НАСТОЯЩИМ И БУДУЩИМ. И ЕСЛИ, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, Я РЕШАЮСЬ НА ЭТОТ ПОЛЕТ, ТО ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО Я КОММУНИСТ, ЧТО ИМЕЮ ЗА СПИНОЙ ОБРАЗЦЫ БЕСПРИМЕРНОГО ГЕРОИЗМА МОИХ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ – СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ…»

ПОДВИГ ТРУДНО СОВЕРШИТЬ В ОДИНОЧКУ. ЭТО БЫЛО ЛЮБИМОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ЮРИЯ ГАГАРИНА. СЫН СМОЛЕНСКОГО КРЕСТЬЯНИНА, ЧЕРЕЗ РЕМЕСЛЕННОЕ УЧИЛИЩЕ ПРИШЕДШИЙ В РАБОЧИЙ КЛАСС, ВОЕННЫЙ ЛЕТЧИК Ю. А. ГАГАРИН ЧУТКО ВОСПРИНИМАЛ ВЕСЬ КОМПЛЕКС, ВСЕ СОСТАВЛЯЮЩИЕ СВОЕГО ПОДВИГА. В НЕМ СЛИЛИСЬ ВОЕДИНО ТРУД РАБОЧИХ, ХЛЕБОРОБОВ, ИНЖЕНЕРОВ, УЧЕНЫХ, ПАРТИЙНЫХ ОРГАНИЗАТОРОВ – ВСЕХ ТЕХ, КТО ГОТОВИЛ ЭТОТ ПЕРВЫЙ В МИРЕ КОСМИЧЕСКИЙ ПОЛЕТ. А ПИЛОТ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ «ВОСТОК» ЮРИЙ ГАГАРИН КАК БЫ ЗАВЕРШИЛ ПОДВИГ НАРОДА-СОЗИДАТЕЛЯ, ВЫПОЛНИВ ПРИКАЗ ПАРТИИ, ПРИКАЗ РОДИНЫ.

МЫ ГОРДИМСЯ ТЕМ, ЧТО ПЕРВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, ПРОЛОЖИВШИМ ДОРОГУ В КОСМОС, БЫЛ НАШ СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК, КОММУНИСТ! ЭТО – СОБЫТИЕ ОГРОМНОЙ ВАЖНОСТИ, ПРОДЕМОНСТРИРОВАВШЕЕ ВСЕМУ МИРУ МУДРОСТЬ И РЕЗУЛЬТАТИВНОСТЬ ЛЕНИНСКОЙ ПОЛИТИКИ КПСС И СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА, ПРЕИМУЩЕСТВА СОЦИАЛИЗМА, КОЛОССАЛЬНЫЙ ТВОРЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ. ЭТО БЫЛ МИРНЫЙ ПОЛЕТ ПОСЛАНЦА САМОГО МИРОЛЮБИВОГО НАРОДА.

И КОГДА ЮРИЙ ГАГАРИН ВЕРНУЛСЯ ИЗ КОСМОСА, НА ОДНОЙ ИЗ ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЙ ОН ВЫСКАЗАЛ ТАКУЮ МЫСЛЬ, ЧТО ПРИ ВЗГЛЯДЕ НА НАШУ ЗЕМЛЮ С КОСМИЧЕСКОЙ ВЫСОТЫ ПОРАЖАЕТ НЕ ТОЛЬКО КРАСОТА ТОГО ИЛИ ИНОГО КОНТИНЕНТА, БРОСАЕТСЯ В ГЛАЗА ИХ БЛИЗОСТЬ ДРУГ К ДРУГУ, ИХ ЕДИНСТВО. ВСЕ ЧАСТИ СВЕТА КАК БЫ СОСТАВЛЯЮТ ОДНО ЦЕЛОЕ.

СЕГОДНЯ НЕТ С НАМИ ЮРИЯ ГАГАРИНА. ОН ПОГИБ, КАК СОЛДАТ, 27 МАРТА 1968 ГОДА, ВМЕСТЕ С ОТВАЖНЫМ ИСПЫТАТЕЛЕМ ИНЖЕНЕР-ПОЛКОВНИКОМ ВЛАДИМИРОМ СЕРЕГИНЫМ, СОВЕРШАЯ ТРЕНИРОВОЧНЫЙ ПОЛЕТ НА САМОЛЕТЕ. НО ДЕЛО ЕГО ПРОДОЛЖАЕТ ОТРЯД КОСМОНАВТОВ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. КОСМОС СТАНОВИТСЯ АРЕНОЙ МИРА И ДРУЖБЫ. ЛЮДИ ПОБЫВАЛИ НА ЛУНЕ. КОСМИЧЕСКИЕ АППАРАТЫ ДОСТИГЛИ ДАЛЕКИХ ПЛАНЕТ: ВЕНЕРЫ, МАРСА. УСПЕШНО СОТРУДНИЧАЮТ В ОСВОЕНИИ КОСМОСА СТРАНЫ СОЦИАЛИЗМА.

ОРЕНБУРЖЦЫ, КАК И ВСЕ СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ, СВЯТО ЧТУТ ПАМЯТЬ ПЕРВОГО КОСМОНАВТА ЗЕМЛИ ЮРИЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ГАГАРИНА, БЕРЕЖНО ХРАНЯТ ВСЕ, ЧТО СВЯЗАНО С ЕГО ИМЕНЕМ, С ЕГО ПРЕБЫВАНИЕМ В НАШЕМ КРАЕ. ЮРИЙ ГАГАРИН ЛЮБИЛ МОЛОДЕЖЬ, ЧАСТО ВСТРЕЧАЛСЯ С НЕЙ, ОН ГОВОРИЛ, ЧТО ВСЕГДА «ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ СЫНОМ МОГУЧЕГО КОМСОМОЛЬСКОГО ПЛЕМЕНИ И НЕ СЧИТАЛ СЕБЯ ВПРАВЕ ИСКАТЬ ТИХИЕ ГАВАНИ И БРОСАТЬ ЯКОРЬ У ПЕРВОЙ ПРИСТАНИ».

ЮРИЙ ГАГАРИН – ПОЧЕТНЫЙ ЧЛЕН ОРЕНБУРГСКОЙ ГОРОДСКОЙ КОМСОМОЛЬСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ. ЕГО ИМЕНЕМ НАЗВАНЫ ПЕРВАЯ В СТРАНЕ ОРЕНБУРГСКАЯ ШКОЛА ЮНЫХ КОСМОНАВТОВ, ОДИН ИЗ ЦЕНТРАЛЬ НЫХ ПРОСПЕКТОВ ГОРОДА.

ПО ПРОСЬБЕ РАБОЧИХ СОВХОЗА «КАРАВАННЫЙ» ОРЕНБУРГСКОГО РАЙОНА ЭТОМУ ХОЗЯЙСТВУ ПРИСВОЕНО ИМЯ ГАГАРИНА. ПИОНЕРСКИЕ ОТРЯДЫ И ДРУЖИНЫ МНОГИХ ШКОЛ ОРЕНБУРЖЬЯ ГОРДЯТСЯ ВЫСОКИМ ЗВАНИЕМ ГАГАРИНЦЕВ, СТРЕМЯСЬ ВО ВСЕМ ПОХОДИТЬ НА СЛАВНОГО ВОСПИТАННИКА ЛЕНИНСКОГО КОМСОМОЛА, КОММУНИСТА. У ЦЕНТРАЛЬНОГО ВХОДА В ОРЕНБУРГСКОЕ ВЫСШЕЕ ВОЕННОЕ АВИАЦИОННОЕ КРАСНОЗНАМЕННОЕ УЧИЛИЩЕ ЛЕТЧИКОВ ЗАСТЫЛ НА ПЬЕДЕСТАЛЕ ЗНАМЕНИТЫЙ РЕАКТИВНЫЙ ИСТРЕБИТЕЛЬ, ТОТ САМЫЙ «МИГ», НА КОТОРОМ ВЗЛЕТЕЛ В ОРЕНБУРГСКОЕ НЕБО БУДУЩИЙ КОСМОНАВТ ЮРИЙ ГАГАРИН. «ЛЕТАТЬ ЛЮБИТ. ЛЕТАЕТ СМЕЛО И УВЕРЕННО», – ТАКУЮ ВЫСОКУЮ ОЦЕНКУ ДАЛО КОМАНДОВАНИЕ УЧИЛИЩА СВОЕМУ ВЫПУСКНИКУ. ТЫСЯЧИ ОРЕНБУРЖЦЕВ, ГОСТИ НАШЕГО ГОРОДА ЕЖЕГОДНО ПРИХОДЯТ К ЭТОМУ СВОЕОБРАЗНОМУ ПАМЯТНИКУ ГЕРОЮ КОСМОСА, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ МОЛОДОЕ ПОКОЛЕНИЕ, МЕЧТАЮЩЕЕ О ПОЛЕТАХ В ПРОСТОРЫ ВСЕЛЕННОЙ, И ЗАВЕЩАЛ: «МЕЧТАЙТЕ! ДЕРЗАЙТЕ! НО ПОМНИТЕ: ДОРОГА В КОСМОС – ДОРОГА НЕ ТОЛЬКО СМЕЛЫХ, НО И СИЛЬНЫХ И ДУХОМ, И ТЕЛОМ, И ЗНАНИЯМИ!»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ОТКРЫВАЕТСЯ РАССКАЗОМ ЮРИЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ГАГАРИНА О ПРИЕЗДЕ В ОРЕНБУРГ, В ВОЕННО-АВИАЦИОННОЕ УЧИЛИЩЕ ЛЕТЧИКОВ, КУДА ОН ПОСТУПИЛ В 1955 ГОДУ И КОТОРОЕ ЗАКОНЧИЛ В 1957 ГОДУ. ГЛАВА СОДЕРЖИТ ТАКЖЕ ДОКУМЕНТЫ И ВОСПОМИНАНИЯ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ, ДРУЗЕЙ Ю. А. ГАГАРИНА.

Ю. Гагарин
ПРИСЯГА НА ВЕРНОСТЬ РОДИНЕ [1]1
  Глава из книги Ю. А. Гагарина «Дорога в космос».


[Закрыть]

Степной Оренбург встретил нас приветливо. Город выглядел так, как о нем рассказывал Мартьянов, окончивший здесь суворовское училище. Ровные, прямые улицы, невысокие дома, сады с уже облетевшей листвой. На рынках – изобилие колхозных продуктов, лошади и верблюды. Словом, город поменьше Саратова, но со своим строгим уральским колоритом. Здание военного училища стояло на высоком берегу Урала, сливалось с пейзажем, вписывалось в необозримый простор. Из его окон открывался красивый вид на зауральскую лиственную рощу и голубые, без конца и края степные дали. Оттуда доносился шум авиационных двигателей. Там, на аэродроме, ключом била жизнь, к которой мы так стремились.

В главном корпусе на стенах в обрамлении дубовых листьев и гвардейских черно-оранжевых лент висели портреты знаменитых летчиков, в свое время окончивших училище: Михаила Громова, Андрея Юмашева, Анатолия Серова… Больше ста тридцати фотографий Героев Советского Союза, научившихся летать на просторном Оренбургском аэродроме. Мы становились наследниками их славы и внимательно всматривались в их такие разные, но «одинаково мужественные лица, припоминали, кто чем прославил Родину. Тут были те, кто совершал первые дальние перелеты по стране, и те, кто вслед за экипажем знаменитого летчика своего времени Валерия Павловича Чкалова прокладывал пути через Северный полюс в Америку. Много было здесь советских асов, совершивших беспримерные подвиги в воздушных сражениях Великой Отечественной войны. Эти стенды напомнили мне галерею героев 1812 года, которую несколько лет назад пришлось увидеть в Зимнем дворце. Но там были только одни генералы, а здесь встречались и лейтенанты.

Нам предстояло научиться летать на реактивных самолетах, которые уже прочно вошли в повседневный быт советской авиации. Было интересно узнать, что пионер реактивного летания Григорий Яковлевич Бахчиванджи, сын слесаря-механика и сам бывший рабочий, став летчиком, еще в начале 1942 года первым поднявший в небо реактивный самолет, тоже учился в Оренбургском училище летчиков. Под его портретом висело описание этого подвига и шел рассказ о том, как рабочие авиационного завода, построившие первый реактивный самолет, радостно встретили летчика-испытателя. Они подбрасывали его в воздух, обнимали, жали ему руки. Все это происходило возле плаката, на котором было написано: «Привет капитану Бахчиванджи – первому летчику, совершившему полет в новое». О таких полетах, об эре реактивных самолетов прозорливо мечтал К. Э. Циолковский. Она уже наступила, эта новая эра, и нам, будущим курсантам, предстояло продолжать и развивать замечательное дело, которое еще в годы войны начал смелый советский летчик. Глядя на его безусое, молодое лицо, каждый из нас невольно представлял себя «однополчанином» этого замечательного пилота.

– Все уже сделано до нас, ребята, – сожалеюще сказал кто-то из нашей группы. – И война выиграна, и новая эра в авиации открыта…

Я ничего не ответил, но про себя подумал, что в Советской стране всегда есть и будет место для подвига, за примерами далеко не надо ходить. Достаточно было взять любой номер «Правды» и убедиться в том, что буквально каждый день наш народ совершает трудовые подвиги, добивается новых успехов в социалистическом строительстве. В эти дни была пущена первая очередь Омского нефтеперерабатывающего завода, труженики сельского хозяйства Саратовской области сдали государству хлеба в два раза больше, чем предусмотрено планом, на реке Нарве построена гидроэлектростанция, первый агрегат Каховской ГЭС дал промышленный ток, городу Севастополю вручили орден Красного Знамени, бригада экскаваторщика Михаила Евец на строительстве Куйбышевской ГЭС вынула 1800 тысяч кубометров грунта, вышла книга колхозного опытника Терентия Мальцева «Вопросы земледелия», Владимир Куц установил новый мировой рекорд в беге на пять тысяч метров. Каждый день приносил что-то новое, значительное, волнующее, заставляющее думать. В те дни прочитал я в «Правде» беседу с академиком Л. И. Седовым «О полетах в мировое пространство» и вырезал ее на всякий случай.

В училище начались приемные экзамены. Я их не сдавал, так как у меня был диплом об окончании техникума с отличием, да и аэроклуб также дал хорошую аттестацию. Все время я находился с ребятами, помогал им по физике, математике. Требования были жесткие, и более половины прибывших оказались отчисленными либо еще до экзаменов медицинской комиссией, либо как не выдержавшие испытаний по теоретическим предметам. И хотя уезжали они из Оренбурга с не очень-то легким сердцем, но от всей души желали нам, остающимся в училище, плодотворной учебы, хороших полетов.

– На будущий год снова приедем поступать, – говорили некоторые из них.

И действительно, через год, когда мы уже начали летать на «мигах», кое-кто из этих ребят, проявив завидную настойчивость, добился своего и попал в число курсантов. Упорство в достижении поставленной цели – одна из отличительных черт нашей молодежи. Люди, которые страстно желают стать летчиками, обязательно станут ими.

Итак, началась моя военная жизнь! Нас всех, как новобранцев, подстригли под машинку, выдали обмундирование, сапоги. На плечах у нас заголубели курсантские погоны, украшенные эмблемой летчиков – серебристыми крылышками. Я нет-нет да и скашивал глаза на них, гордясь и радуясь, что приобщился к большой семье Советской Армии. Училище жило веселой жизнью молодых, здоровых людей, стремящихся к одной цели.

Нас разбили по эскадрильям, звеньям, экипажам. Я попал в эскадрилью, которой командовал подполковник Говорун, звено майора Овсянникова, экипаж старшего лейтенанта Колесникова. Это были мои первые командиры. Обращаться к ним надо было не так, как мы все привыкли – по имени и отчеству, а по воинскому званию, и говорить о них тоже надо было, упоминая звания и фамилии. На первых порах это казалось странным, но мы быстро привыкли к такому армейскому порядку. Все теперь определялось уставами: за проступок – взыскание, за усердие – поощрение, за отвагу – награда.

Наше знакомство с военной авиацией началось с занятий по программе молодого бойца. Командиром взвода оказался капитан Борис Федоров – человек требовательный и строгий. Он сразу же, по его выражению, принялся вытряхивать из нас «гражданскую пыль», приучать к дисциплине. Трудновато поначалу было курсантам, особенно тем, кто пришел в училище из десятилетки; их учили всему: наматывать на ноги портянки, ходить легким, красивым шагом. Мне было значительно легче, чем им, так как я всю свою юность прожил в общежитиях, где все делалось хотя и не по воинскому уставу, но по определенному распорядку дня.

Мне не надо было привыкать к портянкам и сапогам, к шинели и гимнастерке. В казарме всегда было чисто, светло, тепло и красиво, все блестело – от бачков с водой до табуреток.

С детства я любил армию. Советский солдат-освободитель стал любимым, почти сказочным героем народов Европы и Азии. Я помню стихи о нашем солдате:

 
Да, неспроста у пулемета
он глаз две ночи не смыкал,
и неспроста среди болота
он под обстрелом пролежал, —
ворвался в город на рассвете,
и, завершая долгий бой,
он слезы радости заметил
в глазах у женщины чужой.
Прошел по бревнам переправы,
прополз по грязи под огнем,
и грязь в лучах солдатской славы
горит, как золото, на нем!
 

Я тоже становился солдатом, и мне по душе были и артельный уют взвода, и строй, и порядок, и рапорты в положении «смирно», и солдатские песни, и резкий, протяжный голос дневального:

– Подъ-е-ом!

Нравились мне физические упражнения, умывание холодной водой, заправка постелей и выходы из казармы в столовую на завтрак.

Много времени проводили мы на полевых занятиях, на стрельбище и возвращались в казарму порой промокшими до нитки от дождя и снега. Глаза сами слипаются от усталости, скорее бы заснуть, но надо чистить и смазывать карабины, приводить в порядок снаряжение… Вначале у нас буквально не хватало времени ни книжку почитать, ни письмо домой отправить. Но постепенно размеренный строй армейской жизни научил не терять даром ни одной минуты, мы стали более собранными, подвижными, окрепли физически и духовно.

День 8 января 1956 года запомнился на всю жизнь. За окнами на дворе трещал мороз, поскрипывали деревья, ослепительно сверкали снега, освещенные солнцем. Всех молодых курсантов выстроили в большом зале училища. Каждый с оружием в руках выходил из строя, становился лицом к товарищам и командиру и громко зачитывал слова военной присяги. Одним из первых, по алфавиту, вышел вперед я и, замирая от волнения, произнес:

– Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик…

Подняв голову, я увидел, что со стены напротив глядит на меня с портрета прищуренными глазами Ленин, быть всегда и во всем таким, как Владимир Ильич, учили меня семья, школа, пионерский отряд, комсомол… Сейчас мы давали клятву на верность народу, Коммунистической партии, Родине, и Ленин как бы слушал наши солдатские обещания быть честными, храбрыми, дисциплинированными, бдительными, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять воинские уставы и приказы командиров и начальников. Каждый из нас клялся защищать Родину мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Присяга! Твердое, большое и емкое слово. В нем выражена любовь советского человека к своей социалистической Отчизне. Присяга вела в бой отцов и братьев. Она придавала им силы в ожесточенной борьбе с врагами и всегда приводила к победе.

Вся жизнь моя прошла перед глазами. Я увидел себя школьником, когда мне повязывали пионерский галстук, ремесленником, которому вручали комсомольский билет, студентом с ленинским томиком в руках и теперь воином, крепко сжимающим оружие… Страна доверила нам оружие, и надо было быть достойными этого доверия. Отныне мы становились часовыми Родины.

О торжественном событии – принятии военной присяги – я написал домой, поделился с родителями своими чувствами. У всех курсантов было приподнятое настроение. Мы с жаром принялись за изучение теоретических дисциплин. С первых же занятий всем понравились уроки в классах материальной части и теории полета, которые вел инженер-подполковник Коднер. В очень интересный, совсем новый мир ввел нас и преподаватель тактики капитан Романов – человек с пышной курчавой шевелюрой, как у Пушкина. То, о чем мы знали только понаслышке: о формуле воздушного боя – «высота, скорость, маневр, огонь», которую разработали и применили летчики эскадрильи Александра Покрышкина во время знаменитого сражения на Кубани, о штурмовых ударах дважды Героя Советского Союза Талгата Бегельдинова, о действиях пикирующих бомбардировщиков генерала Ивана Полбина – теперь как бы оживало в лекциях капитана Романова, зримо представлялось на схемах, которыми он иллюстрировал и дополнял эти лекции. Мы получили ясные понятия о том, как надо вести воздушный бой на вертикалях и горизонталях, узнали, какую огромную роль играет слетанность ведущего и ведомого. Современный воздушный бой предстал перед нами как бой групповой, где каждый летчик обязан поддерживать товарища, где одним из решающих факторов является коллективная воля к победе.

После занятий в классе воздушной тактики среди нас, курсантов, обычно возникали оживленные споры. У каждого был свой любимый ас. Одному нравился Сергей Луганский, другому – братья Глинки, третьему – Петр Покрышев. Словом, сколько курсантов, столько и привязанностей. Нас интересовали и действия бомбардировщиков, летавших на Берлин в первый год войны, и штурмовиков, атаковавших колонны танков на Курской дуге, и дальних разведчиков, в одиночку проникавших в глубокие тылы противника, и экипажей женского полка, поддерживавших десантников в Керченском проливе. Транспортники, подбрасывавшие боеприпасы партизанам в Брянские леса и в Карпаты, нас тоже интересовали.

– Но ведь все это уже история, хоть и недавняя, но история, – говорили некоторые курсанты. – А теперь и техника другая и люди другие.

Капитан Романов шутливо называл этих курсантов скептиками и тут же на примерах совсем недавней войны в Корее доказывал, что и в пору новой авиационной техники – реактивных самолетов, радиолокации, более мощного бортового оружия истребителей – основы воздушной тактики, творчески разработанной передовыми советскими летчиками в годы Великой Отечественной войны, наступательный стиль, которого они придерживались в боях с врагом, их принципы взаимной поддержки и многое другое, присущее нашим авиаторам, нельзя сбрасывать со счетов.

– Боевой опыт, – говорил он, – добыт большой кровью. То, что с приходом новой техники устарело, мы не должны брать на вооружение. Ну, а то, что может быть полезным и для реактивных самолетов, нужно всячески развивать.

К творческому совершенствованию всего того, что уже накоплено нашей авиацией, призывали и другие преподаватели. Они говорили, что даже самый отличный летчик опирается на опыт своих предшественников. На занятиях по теории летного дела они приучали нас не только заучивать уже установившиеся понятия и истины, но и критически мыслить, искать в нужных случаях новые решения. И хотя, конечно, «мыслители» из нас были еще не ахти какие, ведь мы только-только начинали приобщаться к военной авиации и даже не пробовали летать на реактивных машинах, но уже одно то, что командиры и преподаватели видели в нас свою смену, говорило, что именно нам, летной молодежи, предстоит развивать отечественную авиацию. Это поднимало нас в собственных глазах, и всем от этого сознания своей будущей роли хотелось учиться как можно лучше, как можно скорее освоить дело, которому мы целиком посвятили себя.

Я всегда любил боевые знамена. Они как неувядаемые листы книги, на которых навечно записаны ратные легенды, по которым многие поколения будут читать историю нашей Родины. Еще будучи в Ленинграде на производственной практике, я с интересом рассматривал в музеях нетленные петровские знамена, изодранные штыками в Полтавской битве, любовался боевыми штандартами непобедимых армий Суворова и Кутузова, прошумевшими чуть ли не по всей Европе. Незабываемое впечатление произвели на меня увитые цветными орденскими лентами знамена частей наших Вооруженных Сил, хранящиеся в Центральном музее Советской Армии. За каждым знаменем, овеянным пороховым дымом, казалось мне, незримо стоят тысячи живых и мертвых героев, победителей германского фашизма.

Помню, как мне впервые довелось стоять часовым у Знамени части – символа воинской чести, доблести и славы.

Я заступил на пост в полночь и бодрствовал на часах, когда все мои товарищи спали в казарме. В какой-то мере я отвечал за их покой и сон. Еще не испытанное, ни с чем не сравнимое чувство гордости наполнило все мое существо. Я чувствовал себя часовым, ответственным за судьбу всей Родины, и ясные, хорошие мысли приходили в голову. Я стоял неподвижно, прислушиваясь к тишине, и размышлял о военной службе.

Я думал, сколь велика честь быть советским воином, непоколебимо стоящим на страже Родины, быть человеком, которого все любят и уважают, а многие народы называют не иначе, как освободителем. В памяти моей сохранилась любительская фотография. На ней снят пожилой русский солдат, видимо, до войны бывший рабочим или колхозником, которого доверчиво обняла за шею немецкая девочка. Снимок этот был сделан в Берлине в первый день освобождения города Советской Армией от фашистских вояк.

В военной службе есть много суровой прелести, она возлагает на человека немало обязанностей, требует ежедневного труда. Помнится, что мама моя во время войны, когда я еще был мальчишкой, называла наших солдат неутомимыми тружениками. И действительно, они целыми днями были заняты тяжелой физической работой: то на околице нашего села рыли траншеи, то копали окопы, то наводили в балках мосты. Потом они пошли в бой.

За время службы в армии я не имел ни одного взыскания, строго соблюдал внутренний распорядок. Меня радовало, что все в части происходит по расписанию, в точно установленное время, и работа, и еда, и отдых, и сон. Меня ни чуточки не тяготило, что это повторялось изо дня в день. Я видел, а еще более чувствовал, как сознательная воинская дисциплина, постоянное поддержание образцов внутреннего порядка сплачивали личный состав, делали воинскую часть дружным боевым коллективом, обеспечивали единство действий, согласованность и целеустремленность, поддерживали постоянную боевую готовность и неусыпную бдительность.

Армия приучила меня жить и учиться по уставу. Уставы отвечали на все вопросы, связанные с жизнью, учебой и службой, ясно указывали, как служить, изучать военное дело, овладевать оружием и боевой техникой, повседневно повышать политическую сознательность.

Как только мне удавалось выкроить свободную минуту, я заглядывал в устав. Он стал законом моей жизни. Эти небольшие книжки в серых переплетах, украшенных Государственным гербом, укрепляли волю, служили источником военных знаний.

Стоя на часах у Знамени, покоившегося в парусиновом чехле, я думал о том, что несу личную ответственность за судьбу Отечества. На память приходили много раз слышанные и читанные слова о том, что защита Отечества – священный долг, что надо служить Родине и защищать ее так, как того требует военная присяга, а для этого надо до тонкостей знать свою военную специальность, стремиться стать первоклассным летчиком.

Припомнились запавшие в душу слова Алексея Петровича Маресьева. Он писал в своих воспоминаниях: «Я не жалел сил, чтобы в совершенстве изучить свою специальность, стать умелым, дисциплинированным воином, даже в короткие минуты передышки между боями продолжал учиться… Качества, которые я приобрел в боях и в учебе, помогли мне, летчику, потерявшему обе ноги, добиться возвращения в строй, позволили вместе с товарищами по оружию снова участвовать в разгроме врага».

Вдумываясь в эти простые и в то же время проникновенные слова, я убеждался, что ко всем вершинам ведут упорство и труд.

Отец и мать долго и терпеливо каждодневно воспитывали в нас, своих детях, правдивость и честность. Эти благородные черты людей социалистического общества развивала во мне и армия. Военная служба укрепляла с детских лет прививаемую мне любовь к дисциплине, строгое чувство долга.

Как раз накануне той ночи, когда мне впервые пришлось стоять на посту у Знамени, из Гжатска пришло немногословное письмо, столь гармонировавшее с моими думами и чувствами. Давая мне советы и напутствия, отец писал: «Юрий, где бы ты ни был, помни одно: колхозники и рабочие уважают честных, мужественных и храбрых людей, каждый советский человек ненавидит и презирает трусов. Малодушный никогда не поборет врага, потому что не верит в свои силы, не верит в стоящих рядом товарищей, не верит в победу».

Письма не было перед глазами, и прочел-то я его всего один раз, но припоминал из него фразы, сразу вдруг пустившие глубокие корни: «Честный воин бьется с врагом до последнего дыхания, до последней кровинки, предпочитает смерть бесчестию и полону». И хотя письмо было написано рукой отца, я знал, что писалось оно вместе с матерью. «До последней кровинки» – были ее слова.

Отец и раньше давал мне умные наставления, говорил, что честность, как солнечный луч, должна пронизывать собой всю жизнь, учебу и службу солдата, войти в его плоть и кровь. Отец требовал, чтобы я соблюдал порядок не только при начальниках, но всегда и всюду, при всех условиях.

– Военная гордость – глубокое народное чувство, – говорил он Валентину, мне и Борису – своим сыновьям.

И мы на всю жизнь запомнили его слова.

Как-то, будучи в отпуске, я сел за стол в гимнастерке с расстегнутым воротом. Отец ничего не сказал, но так посмотрел на меня, что пальцы сами застегнули все пуговицы. Мать, подававшая обед, разгадала немую сцену. Пожурив и похвалив меня одновременно, она сказала:

– Гордись, сынок, военной формой.

Никогда не забуду этих слов. Ведь внешний вид воинов во многом зависит от красоты военной формы. Отличая военнослужащих от гражданского населения, аккуратные брюки и подогнанная по фигуре гимнастерка с погонами, начищенные до блеска сапоги придают воину бравый, молодцеватый вид.

Вспомнив об этом крохотном и, казалось бы, незаметном эпизоде из своей жизни, я невольно подумал о том, что наша военная форма овеяна пороховым дымом многочисленных битв и сражений. Как освободители пришли в этой форме наши воины в страны Европы, изгнав из них германских фашистов, и в страны Азии, разгромив там японских самураев. Как же можно не гордиться этой формой, не беречь казенного обмундирования, не беспокоиться о своем внешнем виде, не прибегать часто к утюгу и сапожным щеткам! Без добротного обмундирования, крепких сапог и снаряжения, так же как и без оружия, воевать нельзя. И я носил форму с достоинством и гордостью, берег честь своих погон.

– Погоны – не только деталь одежды. Это знак воинского достоинства, – сказал однажды нам старшина.

Было тихо. Сквозь окно виднелся темно-синий небосвод, густо усеянный звездами. Мысли мои текли все в одном направлении, но теперь я думал о словах капитана Бориса Федорова. Обращаясь к нам, молодым курсантам, поглаживая крутой волевой подбородок, он говорил:

– Молодой воин! Беспрекословно повинуйся командиру, а если понадобится, то грудью защищай его в бою. И ты, и твой командир – граждане одного великого социалистического государства, оба вы патриоты своей Родины, оба воспитаны партией, ваши цели едины, оба вы принимали присягу на верность своей матери-Отчизне, и оба с одинаковой храбростью и бесстрашием призваны ее защищать.

После таких слов я чувствовал себя смелым, способным на решительные поступки в любой обстановке, как бы сложна и тяжела она ни была.

Капитан Федоров нравился мне настойчивостью и уверенностью в своей правоте. Открытый взгляд его всегда был полон мысли и жизни. Я внимательно вслушивался в его наставления и убеждался, что во всех случаях он прав, что повиновение командиру – одно из главных качеств воина. Без повиновения невозможна крепкая дисциплина, а без дисциплины немыслима боеспособность армии, а следовательно, и победа в бою. Ни одна работа не предъявляет столько требований к человеку, как военная служба. Но это справедливые требования, и обойтись без них нельзя.

– Сержант – твой первый учитель. Уважай его и повинуйся ему, – говорил капитан, и я на десятках примеров убеждался, какую огромную роль играют сержанты и старшины – непосредственные начальники и воспитатели солдат.

Как-то после строгого разговора с двумя нерадивыми курсантами, явившимися на несколько минут позже того срока, который был обозначен в их увольнительных записках, капитан Федоров, требовательный и непреклонный, неожиданно мягко напомнил:

– Родина оказала вам большое доверие, вас приняли в училище, овеянное лучами немеркнущей славы. Герои Советского Союза, прославившие училище, как бы незримо находятся среди вас. Ведь вы – наследники славы своих отцов. Провиниться, получить взыскание – значит оскорбить их память, наше боевое Знамя.