Текст книги "Аптекарша"

Автор книги: Ингрид Нолль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Наконец в половине девятого послышался знакомый рокот подкатившего к дому «порше». Я кинулась к дверям. Левин взял с переднего сиденья множество целлофановых пакетов, протянул мне один и буркнул:

– Рот закрой, и дверцу заодно! Все путем!

Едва мы закрыли за собой дверь квартиры, нервы у меня окончательно сдали. Но Левин только рассмеялся.

– Сейчас увидишь, ты ждала не напрасно! – И стал извлекать из пакетов шампанское, мой любимый салат, креветки, экзотические фрукты, дорогие паштеты. – Или ты не голодна?

Вообще-то я весь день о еде и думать не могла, но вид деликатесов неожиданно пробудил во мне аппетит. Тем не менее я не забыла поинтересоваться, где он пропадал все это время.

– Вовсе я не пропадал, – лениво оправдывался Левин. – Все это время я работал.

Пока я расставляла тарелки и раскладывала еду, он рассказывал… Марго сегодня в десять утра подала завтрак; старик не спеша и с удовольствием его съел, как всегда почитывая за кофе свою газету. Когда он покончил с завтраком, Марго ушла за покупками. А вернувшись через полчаса, застала его бездыханным за письменным столом с выпавшими из рук пасьянсными картами. Он был еще теплый, уверяла Марго, но все равно она так перепугалась, что чуть сама концы не отдала. Она тотчас же кинулась звонить доктору Шнайдеру. Тот приехал, увидел, что помочь ничем уже нельзя, сразу же выписал свидетельство о смерти и позвонил Левину. Когда Левин туда приехал, Марго уже на пороге встретила его рыданиями. Это она во всем виновата, не надо было давать дедушке такой крепкий кофе. Он сразу же отправил ее к себе.

– И что ты потом делал?

– Я же уже сказал: работал. И потрудился на славу.

Я не вполне понимала, о чем он, но Левин с сияющим видом уже поднес к моему рту полную вилку креветок. Потом подлил себе шампанского.

– За нас, Элла, и за лучшие времена!

Он сунул руку во второй пакет и достал оттуда коробочку, явно из ювелирного.

– По-моему, золотистый топаз очень подойдет к твоим карим глазам.

Потом, как фокусник, стал извлекать из пакетов шелковые рубашки для себя, шелковые блузки для меня, туфли, духи, а под конец зачем-то еще и маленький глобус.

Пришлось попотеть, прежде чем он открыл сейф Германа Грабера; должен же был старик держать дома хоть какую-то наличность! Сейф прост по конструкции, без ключа, только с цифровым замком. Но там ничего особенного не оказалось – так, бумаги всякие, альбом для гостей, сводки из банка о процентах по срочным вкладам, кстати, не такие уж большие суммы.

Тогда он тщательно, пядь за пядью, осмотрел спальню, он был уверен, где-то у старика есть тайник. Но только после многочасовых поисков ему улыбнулась удача.

– Нет, старик был не дурак, – протянул Левин уважительно, – кроме меня такую заначку никто бы не отыскал.

Невысоко над полом возле каминного поддувала из-под обоев торчал кончик шнура. Левин поддел плинтус и потянул за шнурок, как за леску, выудив из-под обоев целлофановый пакетик с несколькими тысячными купюрами. Это, разумеется, не само наследство, о котором столько разговоров, но все же как бы аванс. Только после этого Левин вызвал агента из похоронного бюро, обсудил с ним все детали, а потом безуспешно пытался дозвониться до адвоката. И уж совсем перед закрытием магазинов все-таки успел вот кое-что купить.

Только теперь самообладание окончательно меня покинуло. Я завыла и стала жаться к Левину, как потерявший хозяина пес.

Он гладил, утешал, успокаивал меня:

– Ну ладно, ладно, все уже позади. Ляг поспи, тебе сейчас это просто необходимо. А мне надо еще кое-что обмозговать.

После блаженной ванны с травяным экстрактом и нескольких таблеток валерианы я погружалась в сладкую полудрему. «С завтрашнего дня перестаю принимать пилюли, – думала я. – Кольцо с топазом тут совершенно ни при чем, хотя хорошо, что Левин не унаследовал у деда его скупости, лишь бы, правда, это транжирством не обернулось… Придется еще немного его повоспитывать…»

Наутро я отправилась на работу, а Левин поехал в Фирнхайм. Деньги из тайника были на исходе.

Может, уволить Марго? Пожалуй, пока не стоит, и Левин против, – ему спокойнее, если на вилле будет кто-то жить. Все равно мы въедем туда только после капитального ремонта. Кстати, места в доме достаточно, на первом этаже вполне можно будет разместить зубоврачебный кабинет, это еще до начала ремонта спроектировать надо. Я радовалась, что Левин строит столь разумные планы, а не спешит покупать себе второй автомобиль.

В лихорадочном нетерпении Левин ожидал дня приема у нотариуса. Пока что ему не суждено знать, на какую сумму денег он может рассчитывать и нет ли в завещании очередной злокозненной закавыки. Вилла, впрочем, стоит с десяток «порше», уверял он меня; «порше» у Левина – это как валютная единица.

Мрачного вида нотариус томил нас нарочитой медлительностью. Завещание, изрек он наконец, и в самом деле подвергалось переделке двенадцать раз. Последней его версии всего две недели сроку, и ее содержание неизвестно даже ему. Левин побледнел. Однако об университетском дипломе в завещании не было ни слова. Левину отходила часть ценных бумаг – на сумму, в точности соответствующую обязательной наследственной доле. Виллу же и львиную долю своих акций старик Грабер отказывал мне – Элле Морман, буде я в течение ближайшего полугода стану законной супругой его внука. Разумеется, я вправе отказаться от супружества с Левином, и в этом случае моя доля наследства должна быть передана в собственность Красного Креста.

Понадобилось время, прежде чем Левин сумел осознать смысл всего услышанного. Когда этот смысл до него наконец дошел, он вскочил и заорал:

– Это ж любому ясно, что старик не в своем уме был! Это же полный бред – все свои деньги совершенно чужому человеку отдавать! А нельзя посмертно объявить его невменяемым и назначить над ним опеку?

Мои радостные, хотя и робкие надежды как в воду канули. Я-то мечтала совсем не о деньгах.

– Объявить невменяемым… – задумчиво прогнусавил нотариус. – Это путь, который снова и снова пытаются избрать родственники умершего, дабы оспорить завещание, причем иногда даже небезуспешно. Но в вашем случае я не вижу ни малейших шансов, ваш дед до последнего дня пребывал, как у нас принято говорить, в здравом уме и твердой памяти, и засвидетельствовать сие смогут очень многие.

Но Левин уже приходил в себя.

– Да это не столь уж существенно, – проговорил он, с трудом сдерживаясь, – мы с моей невестой все равно скоро поженимся.

– Что ж, в таком случае ничто не должно помешать вашему счастью, – изрек нотариус с почти нескрываемой завистью, лапая меня сальным взглядом. Я не ответила на его улыбку и ничем не подтвердила заявление Левина. Я была уязвлена до глубины души.

6

– Хорошо спали? – спрашиваю я наутро госпожу Хирте, замечая выражение усталости и одновременно некоего лукавства на ее лице.

– Кошмарный сон, – отвечает она, – наверно, все от полнолуния.

– Что же вам такое приснилось? – интересуюсь я с тайным испугом.

– Я застрелила полицейского.

Вообразив себе, как эта мымра очкастая берет на мушку полицейского, я не могу сдержать улыбку.

– Надо справиться у Фрейда, что бы это значило, – замечаю я.

В отличие от меня госпожа Хирте в клинике лежит не в первый раз. Несколько лет назад у нее была операция на кишечнике; она, впрочем, неколебимо убеждена, что именно тогда рак был окончательно и бесповоротно изгнан из ее организма. Ее анализ на гистологию пока не пришел, но не думаю, что врачи станут скрывать от нее правду. Глядя на ее жуткую худобу и желтоватую бледность, не нужно быть специалистом, чтобы поставить диагноз.

– Так на чем я вчера остановилась? – спрашиваю я как бы невзначай.

Она смущена.

– Кажется, там, где речь зашла о диете для дедушки, – бормочет она.

– Ну и чудненько, – говорю я. – Итак, дед умер.

Более чем откровенная реакция Левина на дедовское завещание заметно охладила мои чувства к нему. По дороге от нотариуса он, видимо, это понял.

– Что случилось? – спросил он. – Почему ты так немногословна? Радуйся: пришла, можно сказать, с улицы и вон какой куш сорвала.

Я отнюдь не считала все проделанное нами игрой и тем более не чувствовала себя счастливой победительницей. «Ну погоди, принц мой ненаглядный, – подумала я, – так просто я тебе не дамся».

Разумеется, он уже минуты через две поинтересовался, когда у нас свадьба.

– Не знаю, – холодно ответила я.

– Теоретически у нас полгода времени, – сказал Левин, – только вот Дитер не сегодня-завтра объявится, так что стоит поторопиться.

– К чему такая спешка? – возразила я. – Продай свои акции или «порше», и ты вполне можешь с ним рассчитаться.

У Левина отвисла челюсть.

– Вот оно что, – проговорил он, – я, значит, выкладывай бабки, а ты будешь прохлаждаться на моем наследстве?

– До свадьбы мне не принадлежит ни гроша, – заявила я, – и ты прекрасно это знаешь. Как и то, что за деньгами этими я не гонюсь.

Левин уставился на меня как на совсем чокнутую.

– Ты хочешь сказать, что я тебе больше не нужен, а наследство пусть горит синим пламенем? Послушай, можно ведь сразу же развестись, глупо, если все это Красный Крест заграбастает…

– Ничего не имею против Красного Креста, – холодно заметила я.

Левин рассмеялся.

– Шутить изволите, – сказал он и потянулся меня обнять.

Я оставалась бесчувственной, как статуя.

– Мой совет: до обрученья не целуй ее… – процитировала я.

Этот намек он понял сразу.

– Свадьба через неделю! – воскликнул он бодряческим тоном, но я все равно продолжала дуться.

Несколько дней мы испытывали терпение друг друга. Каждый ждал уступки от другого.

Между прочим, пресловутый Дитер все никак не объявлялся. Я даже начала сомневаться в его существовании, хотя и Марго время от времени со страхом заговаривала о его возвращении. «Может, это фантом, плод коллективной фантазии Левина и Марго?» – подумывала я. Но потом отбросила эту мысль: Левин вряд ли станет пускаться на аферу вместе с такой дурехой. К тому же он человек хотя и легкомысленный, но не интриган.

В конце концов, на попятную пошел Левин. Однажды заехал за мной на «порше», хотя мой кабриолет стоял перед входом в аптеку, и пригласил в очень дорогой ресторан.

– Решил за один вечер спустить все свои денежки? – ехидно поинтересовалась я.

– Мы еще не отпраздновали нашу помолвку, – только и сказал он.

Что ж, тогда мне надо было еще заехать домой, принять душ и переодеться.

И только в ресторане, блаженно откинувшись после трудного, тоскливого дня на уютную спинку диванчика и выпив холодного вина, я сменила гнев на милость.

Левин все очень хитро рассчитал. После нескольких бокалов, когда голова у меня уже слегка пошла кругом, он вдруг огорошил меня вопросом:

– Ну скажи, чего тебе больше всего на свете хочется?

– Ребенка!

На следующий день мы заказали свадебные объявления в газетах. Была суббота, у меня был выходной, но по магазинам с Левином я не поехала, осталась убирать квартиру. Неужели и вправду мы уже скоро сможем позволить себе уборщицу?

Тут позвонили в дверь. Дорит, подумала я, вот уж некстати. Опять многочасовой разговор о мужиках и детях.

Но на пороге я узрела вовсе не Дорит, а статного мужчину.

– Левин Грабер здесь живет? – нерешительно спросил он, хотя табличка на двери делала его вопрос явно излишним.

Хотя я не знала, когда Левин вернется, незнакомец изъявил желание его подождать.

– Я Дитер Кросмански, – добавил он.

Я перепугалась.

От Дитера, похоже, это не укрылось.

– Если вам это неудобно, я зайду сегодня вечером.

«Он понял, – подумала я, – что я про него знаю, и теперь, чего доброго, решит, что я бывших арестантов за людей не считаю».

Пришлось любезно пригласить его в дом, проводить в комнату Левина, принести ему газету и бутылку пива. Дверь я на всякий случай оставила открытой: вдруг он в вещах Левина копаться начнет?

С тряпкой в руках я решительно вошла в комнату, извинилась за вторжение и принялась прилежно стирать повсюду пыль. Краем глаза мы следили друг за другом.

Наконец я с притворным дружелюбием поинтересовалась, не из Хайдельберга ли он.

– Нет, но я жил здесь раньше. А вообще-то родители мои с востока.

Дитер говорил на хорошем литературном языке в отличие от Марго, чье происхождение при всем желании скрыть невозможно, настолько выдает его диалект. Неужто Дитер и вправду ее муж? Как можно более беззаботно я спросила:

– Вы с Левином учились вместе?

– Да нет, – столь же любезно отвечал Дитер, – путешествовали.

Вот это уже ближе к делу. Дитер, похоже, тем временем пытался прикинуть, постоянная ли я подружка у Левина или так, случайная гостья, и до какой степени я в курсе дела.

Что ж, я пошла ему навстречу.

– Мы с Левином хотим в скором времени пожениться, – сообщила я.

– Вытекает ли из этого, что Левин уже окончил университет?

– Пока нет, но скоро окончит.

– А что его дед – жив еще?

Это был вопрос, что называется, на засыпку, но изображать неведение было бы совсем уж глупо.

– Недавно умер.

– Тогда Левин должен быть богачом, непонятно, с какой стати он ютится в одной комнате?

Ишь, как все хочет выведать, с досадой подумала я. Ничего не поделаешь, сама нарвалась.

– Завещание вступит в силу лишь по истечении определенного срока, – сказала я, – такие дела за один день не делаются.

К моему удивлению, он не стал вдаваться в подробности, а вместо этого неожиданно сказал:

– Что-то я себя неважно чувствую, нельзя ли мне прилечь? Я уверен, Левин возражать не станет, он бы наверняка мне позволил чуток вздремнуть на его кровати.

Без всякого восторга я наблюдала, как он снимает ботинки (и на том спасибо) и укладывается. Подавив тяжелый вздох, я вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой.

Я давно уже навела блеск во всей квартире и даже успела немного отдохнуть, а Левина все не было. Не просыпался и Дитер. Я проскользнула в комнату, чтобы получше его рассмотреть. Нет, на торговца наркотиками он решительно не похож, и вообще злодеи в моем представлении выглядят иначе. Этот же в своей ковбойке и вельветовых штанах смахивает на студента-англичанина, если не на сельского землемера откуда-нибудь из моей Вестфалии. На лице безмерная усталость; пожалуй, лицо даже интеллигентное, и, если начистоту, не могу сказать, чтобы оно мне так уж не нравилось. И как это его Марго окрутила? Вон, ноготь большого пальца у него изувечен. Почему-то мне стало почти жаль этого чужого спящего мужика, я принесла из соседней комнаты шерстяной плед и укрыла его.

Левин накупил много вкусной еды и поэтому вернулся домой не слишком поздно. Заслышав рокот мотора, я на цыпочках поспешила к двери, открыла ее еще до того, как он успел вставить ключ, и, приложив палец к губам, шепнула:

– Он здесь!

– Кто? – гаркнул ничего не понимающий Левин.

Еще раз знаком велев ему не шуметь, я отвела Левина к двери его комнаты. Не веря себе, он уставился на своего дружка, потом оторопело проследовал за мной на кухню. Куда только подевалась его удаль! Судорожно шаря по карманам в поисках сигарет, он осведомился, о чем мы тут с гостем беседовали.

– Не волнуйся, он был кроток как ягненок, – успокоила я Левина. – Правда, пришлось сказать ему о смерти твоего деда, но он бы и так об этом узнал.

Левин явно был раздражен.

– Ну и что прикажешь с ним делать?

– Дать ему выспаться, потом вместе пообедать и прогуляться по парку, – как ни в чем не бывало предложила я.

Левин удивленно на меня глянул.

– Кто бы мог подумать, что ты такая невозмутимая, тебе впору прямо гангстерской невестой быть.

Я не стала уточнять, что я ею уже стала, и принялась за стряпню, чему Левин изрядно мешал своим нервным хождением взад-вперед по кухне.

Чтобы чем-то его занять, я попросила его почистить яблоки. Он схватился за самый острый нож и, разумеется, тут же порезал палец. Пока я накладывала повязку, на пороге объявился наш гость, все еще в носках. Заметив на столе несколько капель крови, он побледнел и поспешно отвел глаза. Я протерла стол. Только тогда он отважился к нам подойти.

– Ну что, старина, – сказал он, – крепко – не слишком ли крепко? – похлопывая Левина по спине. – Марго все еще в Хайдельберге, на Грабенгассе у Лоры?

Левин от ответа уклонился.

– Знаешь, Элла – прекрасная повариха, но ей нельзя мешать. Пойдем, ударим по аперитиву.

Они удалились, предоставив мне запекать в духовке медальоны из заячьей спинки, начиненные виноградинами без косточек, с гарниром из яблок в кальвадосе. Из гостиной сюда не доносилось ни звука.

Когда полчаса спустя я позвала Левина и Дитера к столу, оба были в наилучшем расположении духа, никаких следов схватки – ни словесной, ни рукопашной – заметно не было.

Заяц удался на славу, они были в восторге. Мы болтали о политике, о том о сем, о кулинарных рецептах. Потом Дитер вдруг встал.

– Дашь мне свою машину? – спросил он, обращаясь к Левину. – Завтра утром я тебе ее верну.

Я чуть не потеряла дар речи от такой бесцеремонности, да и представить себе, что Левин кому-либо отдаст ключи от своего «порше», было просто невозможно. У него и впрямь чуть дрогнули уголки губ, когда он изрек:

– Я отвезу тебя куда прикажешь.

– Очень мило с твоей стороны, но это ни к чему, – твердо сказал Дитер, – да ты и выпил больше моего.

Что верно, то верно. И Левин в самом деле отдал ему ключи.

– Ты ведь знаешь, где она стоит.

Едва он исчез, я набросилась на Левина с вопросами:

– Он поедет к Марго? А если он ее изобьет? И что ему от тебя надо?

Левин зевнул.

– Дорогая, как ты верно заметила, он стал кротким агнцем. Мы вполне поладили, а Марго он и пальцем не тронет.

– А что насчет денег, которые ты ему должен?

– Теперь это не к спеху, – сказал Левин. – Кстати, он будет нашим свидетелем на свадьбе.

Эта новость пришлась мне совсем не по вкусу – значит, придется звать и Марго. Я ведь пригласила родителей, которых вижу очень редко, брата, нескольких друзей и мою шефиню. Свидетелями мне хотелось видеть Дорит и Геро, а теперь, значит, это будут Дорит и Дитер. Мои родители столько лет переживали из-за странностей моего вкуса в выборе любовников, что теперь я хотела порадовать их видом благопристойного жениха, с высшим образованием, да к тому же еще и богатого наследника. Но одно только появление Марго все безнадежно испортит.

Левина мои огорчения только повеселили.

– Вот уж не думал, что в тебе столько спеси. Надеюсь, хотя бы Дитер тебя не смущает?

Я промолчала. Но про себя вынуждена была признать, что со стороны Дитер выглядит, пожалуй, даже получше, чем Левин.

– А сколько лет Дитеру и чем он вообще занимается? – поинтересовалась я.

– Тридцать пять, по-моему, а по специальности он страховой менеджер, кажется. Толковый парень, и языки знает.

– Если он такой толковый, с какой стати он заделался наркодельцом?

– Вопрос, конечно, интересный… Но на что не пойдешь ради денег?

Я решила перепрятать колбочки с ядом в новое место; такой, мягко говоря, импульсивный человек, как Левин, не должен знать, где они находятся. Раздумывая над этой задачей, я вдруг задалась вопросом, а зачем столь сильные и опасные яды, да еще и раздобытые, видимо, где-то в Англии, понадобились деду? Ведь подобные препараты вовсе не входят в обязательный провизорский набор любого аптекаря, как я внушала Левину. Может, это как-то связано с тем, что во времена Гитлера мой дед был вовлечен в дела, о которых в семье предпочитали помалкивать? Я припрятала колбочки в старый цветочный горшок, присыпала их землей, а горшок поставила в погреб к прочим остаткам моего балконного хозяйства.

День свадьбы приближался. Я волновалась в предвкушении все новых и новых хлопот. Что мне надеть? Дорит отправилась со мной покупать льняной костюм кремового цвета. Для свадебного букета она предложила мне чайные розы, лилии и незабудки. Я не могла решиться, мне казалось, что на фоне такого букета я буду выглядеть бледной.

А у Левина, как оказалось, были совсем другие заботы.

– Поехали, – сказал он мне дня за три до свадьбы, – я знаю в Фирнхайме одного архитектора. Пора подумать, что мы сделаем с домом.

Так впервые после смерти Германа Грабера я вновь оказалась на вилле. Огромные комнаты в первом этаже, при жизни старика завешенные и пустовавшие, теперь совершенно преобразились: Дитер и Марго уже успели вынести отсюда громоздкие, черного дерева мебель и со вкусом расположились здесь сами. Марго явно вознамерилась окончательно перебраться из своей полуподвальной квартирки в господские покои. Не скажу, чтобы подобная перспектива привела меня в восторг.

Архитектор предлагал различные варианты – что и как отремонтировать, где и что модернизировать, как перестроить и при этом не изуродовать. Я непременно хотела, чтобы у нас был зимний сад. Нельзя начинать работы, нудил архитектор, не приняв окончательного решения – будем мы оборудовать на первом этаже зубоврачебный кабинет или нет. Потому что тогда надо второй вход пристраивать. Левин сонным голосом ему отвечал, что на этот счет он пока ничего не решил.

Когда архитектор наконец уехал, Дитер принес из дедовских погребов несколько бутылок вина. Дескать, раз уж он будет у нас свидетелем, надо нам с ним наконец перейти на «ты». Он поднял бокал:

– За тебя, Элла!

Меня это предложение застигло врасплох; выходит, что и с Марго, которая прежде называла меня только «госпожа Морман», теперь тоже придется быть на «ты». Я была раздосадована, хоть и пыталась винить во всем себя – в конце концов ведь это именно я всегда ругала своих родителей за их высокомерие.

– Мне совсем не нравится, – заявила я Левину на обратном пути, – что твои друзья-приятели заполонили весь фирнхаймский дом; на свадьбу там можно было бы устроить на ночь моих родителей и твою маму.

– До мамы я вообще пока не смог дозвониться, – уклончиво сказал Левин.

Я еще больше расстроилась: на свадьбе должны быть родители жениха и невесты, так положено! Чтобы сменить тему, спросила:

– Слушай, можешь ты мне объяснить, как Дитера угораздило жениться на такой дурехе?

– Не стоит так уж презирать эту дуреху. Она однажды очень даже его выручила.

– Но это же не повод, чтобы сразу жениться! Они совсем друг другу не пара.

– Тебе-то откуда знать? – усмехнулся Левин.