Текст книги "Лекарки тоже воюют (СИ)"

Автор книги: Инга Ветреная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Мои парни тотчас же вытянулись по струнке и, также как и я, вновь глазами нашли на крыльце школы объект общего наблюдения. А вот девчонка, как будто совсем про нас забыла, и стоя на ступеньках, разговаривала с какой-то школьницей, при этом что-то вытаскивая из кармана своего рюкзака. Когда по характерным движениям до меня наконец-то дошло, что делает этот шестнадцатилетний подросток, я в очередной раз за сегодняшнее утро потерял дар речи. Син, не гладя на свои пальцы, привычным движением вытащила из пачки сигарету и, направив ее фильтром в рот, легко прикурив, втянула в легкие сигаретный дым. Она, явно наслаждаясь процессом, уже привычно для меня, прикрыла глаза, продолжая общаться со своей новой знакомой. В две затяжки выкурив сигарету, она в пальцах подожгла зажигалкой фильтр, так что на ступеньки опал лишь еле заметный пепел, повернулась лицом к входной двери и направилась в школу.

То, что я сейчас увидел, совершенно не клеилось с образом взбалмошной, малолетней вертихвостки, который для всех здесь присутствовавших играло это загадочное создание. Ей удалось разбудить во мне то, что не могла даже слегка зацепить ни одна до сих пор встречавшаяся мне девушка или женщина – инстинкт охотника. Диверсант внутри меня определил себе цель и уже намечал план действий.

– Командир, заявляю честно, я намерен ухаживать за Син, – неожиданно заявил мой зам.

– Боюсь, что с отрезанными ушами на груди ты будешь для нее не так привлекателен, – пытался в шутке обозначить границы недозволенного я.

– Мне плевать, эта девочка стоит даже отрезанных ушей, – не сдавался мой лучший друг.

– Командир, я тоже объявляю о честных намерениях за ней ухаживать, – сделал шаг вперед сапер Дерек.

– Командир… – начали свою речь Горт, Саймон, Том и Брул.

И судя по дружно сделанному в мою сторону шагу, у остальных парней были те же самые намерения.

– Мужики, – с нажимом произнес я, – ей шестнадцать, она, по сути, еще ребенок. Я настоятельно рекомендую не портить ей детство своими честными, но все же далеко не платоническими поползновениями.

За что я люблю своих парней, так это за умение пожертвовать своими интересами и желаниями во благо других. Ребята еще раз бросили целеустремлённые взгляды на школу и, вопреки своим мыслям, согласились с моими доводами. Похлопав меня по плечу, они, развернувшись, пошли в университет. Я тоже кинул свой удрученный взгляд на дверь, за которой скрылась малышка, побрел за своим разведвзводом на занятия.

Глава 3

Син

Распрощавшись с парнями, я направилась в школу. Очень хотелось курить. Пагубная привычка, спасавшая меня долгие военные годы от излишнего напряжения и помогавшая налаживать контакт с любым военнослужащим любого рода войск, сейчас сыграла со мной дурную шутку. Видимо, я все-таки нервничала перед первым своим учебным днем, и организму спешно требовалась доза такого привычного успокоительного в виде никотина. Такое состояние можно было объяснить тем, что нервы немного играли перед предстоящим моим вхождением в новый коллектив. Это было бы гораздо легче сделать в начале учебного года, когда таких, как я, могло быть несколько человек. Но учебный год начался полтора месяца назад, как раз тогда, когда мы долечивали последних раненых, распределяли их по нормальным городским больницам и госпиталям. Все-таки полевой госпиталь – это не самое лучшее место для лечения людей, но наши раненые были иного мнения и наотрез отказывались покидать палаточный лазарет, аргументируя наличием высококачественных специалистов и самыми передовыми методиками лечения. Все это было так, и отношение лекарей нашего госпиталя к раненым мальчишкам всегда было очень трепетное, поэтому не спешили их разгонять, тем более, что серьезный вопрос, который встал перед нами с мамой, это – как сохранить уникальный опыт лечения, взаимодействия и работы вверенного в наши руки боевого лекарского подразделения. Но тут нам на помощь пришел наш любимый генерал. Контер предложил переехать всему туринскому военному госпиталю к нему на родину в город Багдар, где были расположены его родовой замок, большая, находившаяся сейчас в запустении городская больница. Разумеется, он обещал оказать максимальное содействие в организации быта, а, если понадобится, и досуга всех членов нашего немалого, но дружного коллектива военного госпиталя.

Нам с мамой очень понравилась идея моего генерала, обсудив со всеми это щедрое предложение, мы коллективно одобрили его и начали готовиться к переезду. Правда, поехали с нами не все, как и за мамой, за каждой из наших девчонок ухаживали самые достойные из защитников – туринцев. Да и большинство наших лекарей-мужчин засыпали очень интересными и выгодными предложениями. Причем, работодатели были готовы практически на все, чтобы переманить к себе столь высокопрофессиональных, способных работать в любых самых тяжелых условиях, специалистов. Поэтому в Багдар переехали либо сразу семьями, получив распределение при активном содействии нашего генерала в гарнизон, либо на мирную службу в города Туринии. Но были и те, кто отказался от всех предложений руки и остального ливера своих ухажеров и полностью, как и всегда, отдались лекарскому делу. Одним из таких редких экземпляров самоотверженной работы была первая старшая операционная медсестра Лювея. Она являлась одним из моих главных учителей. Мама всегда говорила, если ты – превосходная операционная медсестра, из тебя уже не выйдет посредственного хирурга. Лювея «выдрессировала» меня на славу, сделав впоследствии второй старшей операционной медсестрой нашего славного военного госпиталя.

В общей сложности, нам понадобилось два месяца, чтобы всем госпиталем переехать в новые непривычные для нас каменные стены. Мы восприняли это, как хороший знак стабильности и надежности.

Поэтому, решив не конфликтовать со своим организмом, я привычно достала из правого кармашка своего рюкзака сигареты, а из кармана юбки – свою единственную, хранимую всю войну, еще когда-то отцовскую зажигалку и, стоя на ступеньках школы, с удовольствием затянулась.

– Привет, – поздоровалась со мной какая-то девочка.

Ее внешность была немного необычной для туринки: темные волосы, карие глаза соответствовали местным стандартам, но вот светлая кожа и раскосый разрез глаз с густыми, но короткими ресницами говорил о примеси киерской крови. Она доброжелательно улыбнулась, не сводя с меня любопытных глаз. Но любопытство это было открытое, не несущее с собой угрозы. А самое главное, я сразу разглядела в ней родственную душу, девчонка была явно лекаркой, причем, с военным опытом. Возможно, полевой медсестрой в каком-нибудь полку или, как и я, в военном госпитале. Неудивительно, что она остановилась около меня и поздоровалась. Девочка явно была старше меня на год или два, как, наверно, и все мои одноклассники. Ведь учеба – это одна из немногих вещей, что могли отвлечь меня от ужасов войны и боли раненых, поэтому я самозабвенно отдавалась учебникам и на адреналине запоминала практически сто процентов прочитанного мною текста. Сдать экстерном экзамены и опередить своих сверстников на один год, мне не составило большого труда. Чего нельзя было сказать о других ребятах, которые были старше меня, но не имели никакой возможности учиться, потому что защищали с оружием в руках свою родину, или, как это девочка, заботились о раненых. Многим из них пришлось задержаться еще на год в школе.

– Привет, я Син, – делая вторую, такую желанную затяжку и протягивая руку для приветствия, знакомилась я со своей новой подругой.

– А я, Мояра, учусь здесь в выпускном классе, – обрадовалась девчонка.

– Здорово, я тоже буду учиться в выпускном, я новенькая, сегодня мой первый день в школе, – объяснила я.

– Сочувствую, – как-то странно отреагировала моя новая знакомая.

Зачем сочувствовать, я, вроде, пока ничего не сделала?

– Пока некому, – привычно поджигая фитиль и развевая пепел по воздуху, подмигнула я своей однокласснице. – Пойдем, у нас сейчас история Туринии, интересно будет послушать.

Мояра посмотрела на меня недоуменно, но комментировать ничего не стала, а повела меня на мой первый урок в новой школе.

Школа оказалась самой обыкновенной, школьники, учителя, классы. Примечательными были именно мои одноклассники. Как и предполагала, я оказалась среди них самой младшей. Большинство из них были хмурые, озлобленные личности явно с боевым опытом, медицины среди них больше не наблюдалось. Но имелись и товарищи, так сказать, из соседнего окопа. Они делились на две группы: яркие нахальные мажоры, принимавшие остальных за грязь под своими ноготочками, и забитые мирные жители, пугавшиеся собственной тени, а не то, что хмурых пацанов и наглой «элиты». Я с любопытством рассматривала всю разношерстную массу одноклассников. Проведя пять с половиной лет в оазисе, как ни странно это прозвучит во время войны, любви и уважения, мне было интересно оказаться в новой для себя среде. Как обычно, из-за своей внешности я оказалась в центре всеобщего внимания. И, если мирные жители привычно боялись ко мне подходить, пацаны не спешили со знакомством, давая мне время проявить себя и, соответственно, сформировать мнение о моей персоне, то мажорики полезли напролом.

– Привет, малая! Как дела? – подкатил ко мне местный писаный красавец, автоматически записывая меня во враги всего своего табуна поклонниц. – Я – Ёрник, пошли сегодня вечером по набережной прошвырнемся.

Видимо, это его самый лучший подкат, от которого я должна была потерять голову, или, определив мою возрастную группу, он решил не заморачиваться на реверансы. Единственное, что не учел изрядно затасканный и потому потерявший нюх ловелас, что я – барышня, избалованная мужским вниманием, и на такое предложение не то что не соглашусь, а буду настаивать, чтобы мои более удачливые ухажеры расписали под хохлому эту наглую рожу. Ну, а так как другими ухажерами за семь минут пребывания в школе я пока еще не обзавелась, то придется довольствоваться своими силами. На Мояру рассчитывать не приходилось. Вон как девчонка вжалась в стул и пыталась прикинуться частью интерьера. Нет, так жить нельзя! Не хватало еще, чтобы какой-то мажорик, всю войну прятавшийся в эвакуации и косящий под хромого, косого и дурного, диктовал мне правила поведения в данной школе.

– Ну, привет! – проведя своим не менее наглым взглядом по стоявшей передо мной довольно симпатичной мужской фигуре от макушки до пят и обратно, сказала я.

Приложив максимальное количество своего актерского таланта, я, как могла, изобразила на лице разочарование от увиденного и недоумение по поводу того, как этот «невзрачный» посмел обратиться ко мне «сиятельной».

– Сегодня я занята, – равнодушно ответила я.

– Я уверен, что ты поменяешь свои планы на вечер, – изрядно разозлившись, шипел на меня неудачливый поклонник.

А что? Сам виноват, нечего было устраивать за мой счет массовое представление, теперь весь народ, окруживший нас и с откровенным любопытством следивший за каждым нашим словом, не таясь, громко посмеивался над лидером мажорской группировки.

– Сомневаюсь, – ответила я кратко и повернулась к школьной доске, так как очень вовремя прозвучал звонок, и в класс входил учитель истории.

Я так давно не присутствовала на уроках, что все происходившее было для меня удивительно прекрасным. Учитель рассказывал урок, ходя по классу, показывая живописные картинки на демонстрационной доске, ученики порой отпускали смешные шуточки. Правда, тот материал, который излагал сейчас учитель, был мне знаком, и было откровенно скучно. Но я с интересом наблюдала за одноклассниками и листала выданный мне новенький учебник. Все было мирно и спокойно. Мне вспомнились мои самостоятельные занятия по учебникам и книгам, которые с таким трудом доставала моя мама. Порой, мое чтение прерывалась криками раненых, которых доставляли военные машины, повозки, а бывало, что моему обучению мешали и взрывы. А тут тишина и благодать. Я как-то незаметно для себя расслабилась, а зря. Вдруг сзади на мое правое плечо опустилась широкая мужская ладонь и больно сжала его, одновременно на ухо что-то стали угрожающе шептать на тему: знай свое место, иначе, малявка, мы тебя под плинтусом похороним, будешь делать то, что тебе скажут. Все бы ничего, я бы даже посмеялась над этой неудачной шуткой, если бы не одно «но». Этот идиот сжал мне раненое плечо, вызвав при этом мои воинствующие инстинкты самообороны. Я и сама не заметила, как с легкостью перехватила его ладонь, встала со своего стула, мягко обогнула несчастного, и, закрепив успех выкручивающими движениями по кистевому и локтевому суставам, поставила мажорика на колени в проходе между партами, при этом находясь у него за спиной. Нахал, явно не ожидая от меня такой прыти, и почувствовав неимоверную боль, взвыл нечеловеческим голосом, вводя в ступор, как учителя, так и присутствовавших на уроке одноклассников. Я тут же отпустила его руку и, сделав растерянную моську, подняла глаза на учителя истории и пожала плечиками.

– Ёрник уймись, будь любезен встать на ноги и объяснить, что здесь сейчас произошло, – командным тоном произнес историк.

А господин учитель не так-то прост, судя по четкости произнесения слов, командовать он привык, и отнюдь не учениками.

Ёрник, пошатываясь, поднялся на две свои задние конечности, поглаживая травмированную руку, а когда смог ее подробно рассмотреть, то заорал еще громче. А вот сам виноват! Не нужно так неожиданно пугать лекарку с навыками рукопашного боя, мы, как никто, знаем, куда побольней ударить, и как поинтереснее суставы вывихнуть, чтобы рука поживописнее в двух местах неестественно вывернута была.

– Ты что со мной, тварь маленькая, сделала? – верещал, как резаный поросенок, до недавнего времени всеми признанный брутал.

– Привела в гармонию внутреннее содержание и внешние данные, – четко, чтобы слышали все присутствующие, отрапортовала я.

– Да я тебе сейчас…, – стал надвигаться на меня малахольный.

– Протяни ко мне вторую свою руку, я ее тоже подрихтую, – лениво предупредила я, но про себя сделала вывод, что травма рук тут не поможет, здесь голову править нужно.

Видимо, пока мы с мажорчиком соревновались в красноречии, кто-то из его приближенных сбегал за директором, так как он, по-другому и не скажешь, ввалился в класс, и, увидев заплаканную физиономию страдальца с неестественно вывернутой рукой, весь побагровел и пробасил, указывая на меня и пострадавшего мажорика своим коротким толстым пальцем:

– Ты и ты ко мне в кабинет!

Господин историк с тревогой на меня посмотрел и обратился к директору:

– Я бы тоже хотел присутствовать при разговоре.

– Этого не требуется, я сам во всем разберусь, – зло сверля меня своими маленькими глазками, в которых читался мой приговор, дал ему ответ господин директор.

А вот и запланированная с утра ругань с директором. Люблю, когда день проходит по расписанию!

В своем кабинете директор заставил стоять меня перед своим широким столом, как на позорном месте, запретив сесть на имевшийся здесь стул для посетителей. Хотя, предварительно, минут пятнадцать квохтал, усаживая на мягкий диванчик поскуливающего нахала. Надо сказать, его скулеж был оправдан, нанесенные мною травмы приносили огромные мучения пострадавшему. Потом глава сего элитного учебного заведения вызвал наших родителей в школу и, пока мы ждали их прибытия, нависая над своим письменным столом невероятных размеров в угрожающей позе, еле сдерживаясь, а потому шипя, вещал мне, что мажорчик является наследником древнего и влиятельного рода, приближенного к туринскому правящему князю, а также, по совместительству, сыном попечителя этой славной школы. И никто, это было повторено несколько раз, как будто я умалишённая и не могла запомнить это слово с первого раза, не может обидеть сидевшего за моей спиной на мягком диванчике и баюкавшего свою руку мальчугана в стенах его элитного учебного заведения. Я стояла молча, слушала и запоминала. Ой, как же здесь все интересно! Но, учитывая, что я остаюсь учиться в этой школе, а Я ОСТАЮСЬ УЧИТЬСЯ В ЭТОЙ ШКОЛЕ! то придется здесь многое поменять.

Пока я размышляла над глубиной падения образовательной системы в конкретно взятом учебном заведении, в кабинет директора вплыл мажорствующий отец. Он нес себя с невообразимым достоинством, прямо держа спину и высоко задрав свой знатный нос. Теперь понятно, от кого сынуля перенял эту привычку презрительно кривить губки и зыркать по сторонам вечно недовольными глазками. Правда, его родитель делал это с шиком и изяществом, отпрыску потребуется еще немало времени, чтобы довести свою мимику до такого совершенства.

Господин Лорентик, отец мажора-неудачника, по давно заведенной привычке обзыркал директорский кабинет, пройдясь презрительным взглядом, по нам с директором, как по портовым крысам, и остановился на диванчике. Глаза главы, как мне до этого сообщили одного из самых знатных туринских родов, в шоке расширились. Видимо, он не ожидал лицезреть своего наследника в столь плачевном состоянии, причем в буквальном смысле, так как Ёрник, сидя на диване, заливался горючими слезами и абсолютно неаристократично вытирал их манжетом своей белой форменной рубашки. Увидев отца, он даже не соизволил встать, лишь приподнял пострадавшую руку, демонстрируя масштабы бедствия.

– Это она? – быстро назначив виновную в этом злодеянии, спросил взбешённый папаша.

В ответ плакса что-то невразумительное прохрюкал, для верности мотнув головой.

– Ах ты, тварь! – не сдерживая свои голосовые связки, заорал аристократ.

Надо же, у сынульки даже фантазии нет, чтобы придумать собственные обзывательства,

папенькиными пользуется. Не зря я с ним гулять не пошла, с тоски бы повесилась, вернее, утопилась на набережной.

А вот с появлением отца Ерник значительно преобразился, приосанился, насухо утер раскрасневшиеся щечки, в глазах появилась невиданная мною доселе злоба. Он прошелся по мне торжествующим взглядом, видимо, ожидая скорую расправу надо мной, такой беспомощной. Ну, ну, это еще надо посмотреть, кто тут беспомощный!

– Да я тебя, пигалица, сейчас по стенке размажу! – не сбавляя громкости, надвигался на меня господин Лорентик, замахнувшись рукой, имея явное намерение отвесить мне пощёчину.

– Не советую, а то Ваша лапка будет тоже в двух местах вывернута, – заботливо предупредила я родителя своего одноклассника.

Мой спокойный тон стал явной неожиданностью для Лорентика, так как он резко затормозил, как будто в невидимую стену врезался, и быстро перевел взгляд с неестественно вывернутой руки сына на меня, оценивая риски. Но ничего более он предпринять не успел, потому что в кабинет вошли моя мама, мой генерал и Явуз. И судя по приторно-доброжелательному выражению, застывшему ледяной маской на лице моей любимой родительницы, здесь всем пришла хана.

Глава 4

Явуз

В конце первого урока меня неожиданно по телефону вызвал отец, требуя рассказать, что случилась с Син. Мне пришлось извиниться перед преподавателем и выйти из аудитории. Но, учитывая, что я понятия не имел, что могло произойти с этой малолеткой за неполные сорок минут, проведенные в школе, я лишь сообщил, что доставил ее хрупкое тельце в целости и сохранности к зданию школы и лично проследил, чтобы она зашла внутрь. Отец молча выслушал, и рассказал, что их вызвал в школу директор. Недолго думая, я тут же направился по указанному адресу. Что могла натворить это егоза?

На подходе к зданию школы мне встретились отец с госпожой Данейрой. Мы с моим родителем были немного взволнованы, чего нельзя было сказать о матери Син. Она была весела, в ее глазах плясали чертики.

– Интересно, что у нее случилось? Может, школу взорвала? – не спеша, поднимаясь по ступенькам, рассуждала она вслух.

– А что, с ней раньше такое случалось? – не веря в услышанное, задал я ей вопрос.

– Явуз, если Син захочет, она сама тебе все расскажет, – рассмеявшись, ответила мне жена отца.

Что меня удивило больше всего, так это то, что отец никак не отреагировал на эту фразу. То есть факт подрыва школы – это теперь рядовое событие в нашей семье?! А с меня за мелкие провинности три шкуры сдирали, а потом месяцами укорами мучили. С каждым шагом к кабинету директора школы во мне росло раздражение к этой избалованной девчонке, ровно до того мгновения пока мы не услышали: «Да я тебя, пигалица, сейчас по стенке размажу!».

Это, интересно, кто посмел так неуважительно отнестись к члену рода Позеванто?! В груди разлилась ярость, перед глазами пронеслись картинки: Син с прикрытыми глазами и раскинутыми руками сидит на пассажирском сидении моего мчащегося по полевой дороге кабриолета, мелькающие в ее причёске беличьи хвостики, наклоненная к правому плечу светлая головка со смеющимися, но внимательными глазами, рассматривающая моих друзей. Сейчас враг будет установлен и устранен, и, судя по сжатым кулакам и играющим на щеках желвакам на лице моего отца, он был одного со мной мнения.

Но вот чего я точно не ожидал, так это услышать ответ легкомысленной малышки: «Не советую, а то Ваша лапка будет тоже в двух местах вывернута». Что-то я не совсем понял, это кого там еще спасать нужно?

Первым в кабинет вошел отец, за ним госпожа Данейра, я замыкал нашу небольшую группу. Мой родитель тут же метнулся к Лорентику и, схватив его за горло, вздернул на высоту поднятой руки. Тот, вцепившись обеими руками в кисть отца и, трепыхая в воздухе ногами, пытался высвободиться из захвата. Мама Син быстро прошлась взглядом по дочери, сканируя ее состояние, мельком мазнула по пострадавшему и направилась прямиком к директору. Я внимательно оглядел весь кабинет и, не найдя больше источника опасности для девушки, подошел к ней, задвинув ее себе за спину. Если мой отец, разобравшись Лорентиком, и начнет воспитательные мероприятия с малышкой, то я смогу ее прикрыть. Малолетка при этом недовольно толкнула меня в спину и тихо прошептала, так, чтобы кроме меня ее никто не услышал:

– Я же так ничего не увижу, а мне очень интересно, что будет дальше, – и, сделав шаг, встала рядом со мной.

Чего, спрашивается, я за нее волнуюсь? Госпожа Данейра смотрела исключительно на нервно переминающегося с ноги на ногу и полностью потерявшего свой грозный вид директора.

– Хорошая работа, ребенок, живописненько получилось, – похвалила она дочь, широко улыбаясь.

От этого проявления радости, директора элитной туринской школы начала бить мелкая дрожь. Син при этом повернулась ко мне и заговорщически подмигнула. Я в недоумении от реакции ее матери и от легкомысленного поведения самой девчонки впал в ступор. Что, вообще, здесь происходит?

– Что этот сопляк тебе сделал? – спросила новая жена моего отца стоявшую рядом со мной девушку, все также, не отрывая глаз от директора.

– За плечо схватил, – быстро ответила Син.

– Какое? – в вопросе ее мамы проскользнуло беспокойство.

– Правое.

– Ты в порядке? – а вот сейчас в кабинете повисло напряжение.

И все поняли, что от ответа малолетки зависит не здоровье, а, именно, жизнь трех человек.

– Норма, – спокойно ответила блондинка.

Ее ответ ничуть не рассеял повисшее в воздухе напряжение, складывалось впечатление, что приговор этим несчастным уже вынесен. Но меня напрягло другое – ее плечо. Что с ним? И я начал внимательно рассматривать спину девушки.

– Любезный, я хочу знать, что здесь произошло? – четко, чеканя каждая слово, произнесла госпожа Данейра.

Директор пытался что-то ответить, но ему мешали стучащие зубы и появившаяся вдруг икота.

– Две минуты назад ты был более решительным, когда допускал в своем кабинете и в своем присутствии угрозы этого хмыря в адрес моего ребенка и практически одобрил по отношению к ней рукоприкладство! – да, эта маленькая женщина умеет формулировать неприятности.

– Мама, мы пойдем? – вдруг вмешалась в эпицентр разборок Син.

– Конечно, родная, – при этом голос ее матери лился так же ласково, как горный ручеек, но она так и не повернулась к нам, продолжая сверлить глазами господина директора.

– А можно я Явуза с собой возьму? Вы и без нас справитесь, – то, что малолетка вдруг потянет за меня лапку, было полной неожиданностью.

– Безусловно, – мне показалось, что теперь рот этой хрупкой госпожи Данейры растянулся в хищном оскале, но отвечала она Син все так же ласково.

В моей голове произошел разрыв реальности. В сознании никак не умещались ласковый голос, мягкие руки, плавная походка, копна блестящих темно-русых волос, волной струившихся по плечам этой миниатюрной женщины, больше напоминавшей в своем хрупком очаровании маленькую хомочку, нежно заботившуюся о своем беспокойном детеныше, со смертоносной решительностью воинствующей валькирии, выжидавшей подходящего момента для казни своего врага.

Только сейчас я понял, что Данейра подходит моему грозному отцу, воину и коварному полководцу гораздо больше, чем моя собственная мать. Они будто стояли в одном строю, плечом к плечу, прикрывая друг друга.

И тут Син взяла меня за руку и потянула на выход:

– Пойдем, не будем мешать нашим родителям делать этот мир лучше.

Что ж, с ней в данном случае даже не поспоришь. Я не стал сопротивляться и последовал за ней, а за спиной послышались хрипы господина Лорентика:

– Спасите моего сына, ему немедленно нужно вправить руку.

В подтверждении этого со стороны дивана раздался тихий скулеж, как будто его хозяин для себя еще не решил, стоит ему подавать голос и тем самым привлекать к себе внимание, или следует тихо отсидеться до конца мероприятия, а потом незаметно уползти к себе в норку.

А Лорентик тем временем продолжал:

– Вы же военный лекарь, Вы обязаны ему помочь!

Однако! Весть о том, что мой отец женился на таком ценном специалисте, распространилась со скоростью урагана.

– Ты прав, я военный лекарь, и моя защита распространяется на ребят, служащих родине или покинувших военную службу. А вот твоего слизняка пусть лечат гражданские лекари.

На этой пессимистической для продолжавшего скулить Ёрника ноте мы с Син и покинули директорский кабинет. В коридоре у дверей нас встречала вся моя команда.

– Что там, командир? – озвучил общий вопрос Ронэр.

– Всего лишь соблюдение традиций, – сердился я непонятно на кого, то ли на себя, то ли на отца, то ли на всю эту нелепую ситуацию, в которой неожиданно сам для себя оказался, то ли на весело улыбавшуюся Син.

Услышав мой ответ, все немного подзависли, но, вспомнив об утренних планах девчонки поссориться со школьным директором, стали смотреть на нее с явным сочувствием. Парни наивно полагали, что этой безбашенной нужна опека и защита.

– Син, ты здесь новенькая и пока не знаешь всех тонкостей, – начал пояснять для девчонки ситуацию сердобольный Ронэр. – Директор сего элитарного заведения суров, злопамятен и скор на расправу.

– Он тебе этот случай не забудет и будет мстить, пока не изведет, – серьезно предупредил Горт легкомысленную малолетку.

– Не стоит уже обращать на него внимания, завтра здесь будет новый директор, – с детской непосредственностью отмахнулась от наших пугалок девчонка.

– Как это? – не понял Брул.

– Старый директор не понравился маме, – любезно пояснила блондинка, правда от ее объяснения нам понятней не стало. – Ладно, ребята, спасибо за беспокойство, но мне пора посетить библиотеку сего достойного учебного заведения. Боюсь, что спокойно учиться старый директор мне сегодня не даст.

Развернувшись и поправив рюкзачок на плече, Син весело посвистывая мелодию себе под нос, вприпрыжку побежала к озвученной цели.

– Кто она такая? – вопрошал мой зам.

– Я не знаю.

– Но ты с ней познакомился раньше всех!

– Действительно, на полчаса раньше, чем ты.

Мы обменялись недовольными взглядами и пошли на следующее занятие. Что бы тут ни произошло, а учебу никто не отменял.