Текст книги "Идеальная секретарша"

Автор книги: Инесса Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 33
АННА, среда 24 сентября

Еще утром Анна позаботилась о том, чтобы не быть узнанной на кладбище – на всякий случай. Она выкрасила волосы краской, которую купила еще вчера, вымыла и высушила их, а потом принялась перебирать в шкафу что-то подходящее ей по размеру из варвариных вещей. Но так ничего и не найдя, решила идти все в той же куртке, правда, свитерок она все-таки обнаружила более приличный, чем тот, что был на ней еще со времени пожара. Вчера она не решилась что-то купить, ведь неизвестно сколько ей придется жить на эти шестьсот двадцать долларов – она должна быть экономной. У Варвары сроду никаких запасов продуктов не было, разве что соль, да перец душистый… Продукты Анна купила самые дешевые – макароны, бульонные кубики, пачку сливочного масла, три банки тушенки, рис, гречку да чай. Ничего, она не пропадет – были времена и поголоднее, решила Анна, запивая рисовую кашу бульоном, – выкручусь и на этот раз. Она встала из-за стола и взглянула на часы – была уже половина девятого. Ей следует уже позаботиться о цветах для похорон, но еще раньше ей необходимо позвонить Максиму. Она набрала номер, однако к аппарату никто так и не подошел.

… Пока она ехала в метро, ходила по магазинам и по рынку, то думала не о похоронах подруги, а о себе. Она пыталась ответить на несложный вопрос, а разумно ли после всего происшедшего с нею, появляться на кладбище? Так и не ответив на него, она и ступила на дорожку, ведущую к этому мертвому городу – скорби, печали и покоя…

Еще издалека Анна увидела, что опоздала – на свежий могильный холмик уже укладывали венки и цветы. Как жаль, что она не рассчитала время и так задержалась с покупкой цветов, с горечью подумала Анна, даже с подругой не могла по-людски проститься. Она положила свои цветы и отошла в сторону. Народу было много – рядом происходили другие похороны – и она не сразу увидела Анастасию Юрьевну – мать покойной. Та стояла, окруженная плотной толпой соболезнующих – родственников, друзей, коллег, соседей…

Анна стала пробираться сквозь толпу, которая, впрочем, уже поредела и тут она увидела Максима – он стоял далеко от нее – за деревьями, рядом с ним были две женщины – их лиц она не могла разглядеть, а Максима заметила сразу. Она уже подняла руку, чтобы сделать ему знак, но тут кто-то цепко схватил ее за локоть. Анна обернулась, но тут же почувствовала, что ее держат уже и за другой локоть. Она попыталась высвободиться, тогда хватка стала еще крепче.

– Не дергайся, а то ляжешь к своей подруге под бочок. – Сказано это было так ласково, вкрадчиво и тихо, что никто, из проходящих мимо людей, даже не оглянулся. Она еще раз сделала попытку вырваться из держащих ее рук, считая все это неуместной случаю шуткой, но тут в бок ей больно уперлись чем-то твердым. От неожиданности Анна совсем растерялась и стала оглядываться, ища глазами Максима или кого-нибудь из знакомых, но никого не увидела, потому что обзор ей заслонила чья-то широкая спина, затянутая в черную кожу. Холодный пот выступил у нее на висках, а сердце бешено заколотилось. Надо же, сволочи, не зная кому лично она адресует это нелестное послание, руганулась про себя Анна, ну ничего не боятся, прямо на кладбище хватают. Ну не орать же ей? Глупое положение, решила она. И… подчинилась.

Присутствующие на церемонии обоих похорон между тем как-то очень быстро разбрелись – ни возле могил, ни вокруг – уже никого фактически и не было. Максим стоял к ней чуть полубоком и слушал одну из женщин, которая что-то оживленно ему говорила.

Анну молча ткнули в спину, давая понять, что надо идти и она пошла, сначала по направлению к центральному выходу, но ее подтолкнули еще раз и она свернула направо, все еще оглядываясь на Максима, но он все так же стоял, не оборачиваясь на нее.

– Тихо и без выкрутас иди вон к той вишневой машине. – Почти в самое ухо произнес ей обладатель все того же вкрадчивого голоса и слегка, но очень больно, сжал ей локоть, надавив на сухожилие, отчего лицо ее передернула гримаса боли.

– За оградой, что ли? – Только и спросила она, с какой-то отрешенностью, все еще не приходя в себя от подобной бесцеремонности.

– А что, ты видишь машину прямо на кладбище? – Хохотнул мужик – здоровый амбал, чье лицо она наконец разглядела и оно показалось ей даже знакомым. – Да головой не верти, а то получишь по мозгам. – Добавил он, когда Анна попыталась оглянуться. – Может, ждешь кого?

– Никого я не жду. – Огрызнулась Анна и выдернула руку. – Не хватай, сама дойду.

– Не боись, тетка, с тобой лишь побеседовать хотят большие люди. И не трепыхайся особо, чего тут бояться – вишь, народу еще сколько вокруг. Мы ж не бандиты какие-нибудь – приличные деловые люди.

– Да уж, приличные. – Усмехнувшись сказала Анна и замолчала.

Со стороны можно было подумать, что – мрачные и печальные – идут люди с похорон и слегка поддерживают под руки женщину, совершенно убитую горем, которая так потрясена церемонией погребения, что еле ноги переставляет. Между тем троица свернула еще раз и вышла на боковую аллею. Так они прошли вдоль каменных крестов и надгробий и, миновав ограду, вышли за чугунные ворота старого кладбища.

– Эта что ли ваша консервная банка с вишнями? – Анна ткнула ногой по колесу, стоящего у ограды автомобиля и тут же получила удар по ноге от оскорбленного хозяина «консервной банки».

– Стерва, ты, однако. Поговори, поговори, еще. – Как-то лениво добавил он, открывая дверь довольно потрепанной вишневой «Тойоты».

Анна нервно сглотнула и попробовала оглянуться по сторонам, но опять получила тычок в бок все тем же твердым предметом.

– Да залазь, ты, попроворней. Сказано тебе, поговорят с тобой, да и только. – Это сказал второй – помоложе – и легонько подтолкнул ее под зад. Она села на заднее сиденье и тут же по обе стороны от нее уселись еще двое, которых она не видела на кладбище. Видимо, они дожидались их тут же. Первый, который тыкал ей в бок, кинулся к стоящей рядом машине – блестящему черному «Форду», взревели моторы и машины разом, как по команде, рванули с места. Вместе с ними отъехали еще несколько машин. И только тогда Анна смогла наконец по-настоящему оглянуться – она увидела, как к воротам подбежал Максим и бросился к своему темнозеленому джипу.

* * *

Слишком внезапно все произошло, буквально в считанные минуты, думала Анна, зажатая с двух сторон здоровыми парнями, которые сидели как каменные истуканы – не шевелясь и, как будто, даже не мигая. Куда они ее везут? Между тем выехали на кольцевую. Проехали еще несколько километров и свернули вправо. Анна не смогла прочитать табло над дорогой – она была достаточно близорука. Одни очки – дорогие – остались еще на даче, другие – простенькие, которые она успела купить сегодня утром, те, двое, приказали ей снять еще там – на кладбище. Из этого Анна сделала вывод – кто-то ее хорошо знает и помнит, что она без очков дальше обочины дороги все равно ничего не увидит. Наверно поэтому ей не завязали глаза. А рот не заклеили – слишком много милицейских постов вокруг Москвы. Зато предупредили: вопросов не задавать, головой не крутить, а уж выскакивать и орать о помощи вообще не рекомендуется – опасно для жизни. Она и не стала бы пытаться – не идиотка же она? Своя жизнь дороже. Да и чего ж не посидеть среди хороших попутчиков, только и сказала она, но тут же получила уже два тычка в бок – с обеих сторон одновременно.

– У вас что, реакция как у сиамских близнецов? – Попыталась пошутить Анна, но тут же схлопотала и по зубам. – Так бы и сказали. – Анна сплюнула кровь в руку и, благоразумно замолчав, стала смотреть в окно.

Уже стемнело, когда обе машины въехали через огромные ворота на слабоосвещенную территорию, огороженную со всех сторон, и остановились у темного особняка. Ворота за машинами плавно сдвинулись…

* * *

Анну молча провели через огромный холл, совершенно свободный от мебели. Пахло свежей краской, стружкой, олифой. Поднялись на второй этаж – здесь уже была кое-какая мебель, по большей части нераспакованная. Затем Анну провели еще каким-то длинным коридором. Остановились у двери. Один из сопровождавших крикнул кому-то в темноту коридора:

– Сюда что ли? – Ему не ответили и тогда он втолкнул ее в темную комнату – крошечное окно под потолком, узкая дверь, какие-то веревки – и захлопнул за ней дверь. Анна подергала ручку – закрыто. Тогда она стала шарить рукой по стенам, но выключателя так и не обнаружила. Что за помещение – метра полтора в ширину и три в длину – недоумевала она. Выдумывают эти новые архитекторы для новых русских – выпендриваются друг перед другом, оригинальничают. Для чего такая комната? Скорее всего, это какая-то подсобка, ну не пыточная же?! И тут до нее дошло – веревки! Конечно, как же она сразу не догадалась – сушилка это, вот что это за комната. Потому тут так тепло и сухо. Между тем стало еще и совсем темно.

Она села прямо на пол и долго сидела, раздумывая над случившимся. После пожара, она, конечно, ожидала чего-то подобного, но уж не на кладбище же, где полно народу. Может, потому она так и растерялась? Но скорее всего – она просто никак не рассчитывала на подобную грубость. Что, в принципе, она сделала? Если тот человек, которого она по-прежнему опасается, вздумал ее запугивать, то она не понимает степень своей вины перед ним. Если он злится за бумаги, которые она у него случайно прихватила с той папкой, так сейчас те бумаги – макулатура… А может быть, за то, что в книге его изобразила? Так кто ж это знает, кроме меня и его самого? Да ведь из песни слова не выкинешь… Однако, это же не биографическая повесть, а роман, где всегда больше вымысла, чем правды – это все знают…

Вообще-то, она поймала себя на мысли, что все эти дни она ни разу толком не поразмыслила над тем, что же все-таки происходит? Жизнь за границей расслабила ее и усыпила бдительность, такой она сделала вывод, сидя здесь – на полу сушилки. Что ж, есть повод вспомнить события почти столетней давности. Только вроде бы и вспоминать нечего – все уже быльем поросло.

Прошло еще не меньше час, а ее по-прежнему не беспокоили. Что ж, пора позаботиться и о ночлеге. Она подпрыгнула и коснулась рукой висящего белья – веревки были натянуты достаточно высоко, белье же было сухое. Значит в доме есть женщина – это уже хорошо, решила Анна. Она устроила себе из кучи белья вполне приличное ложе и прилегла. И то ладно, что не на улице бросили – хорошие ребята, заключила Анна и неожиданно для себя уснула.

Проснулась она от шума – сначала где-то внизу залаяли собаки, потом послышался топот ног, мужские голоса. Голоса приближались. Кто-то остановился по ту сторону двери и завозился с замком – дверь распахнулась, но света по-прежнему не включили. Перед Анной стоял высокий мужчина, лица которого она из-за темноты не разглядела. В первое мгновенье она подумала, что это Вадим. Однако это был не он, а всего лишь один из охранников. Он молча внес раскладушку, бросив на нее подушку и одеяло. Затем, ни слова ни говоря, ключом открыл дверь в соседнее помещение, включил свет и жестом подозвал Анну. Комнатка эта – под самой крышей – планировалась, вероятно, под солярий и это было очевидно по передней раздвижной стеклянной стенке-витрине. За стенкой этой, в отсвете бокового уличного фонаря, видна была площадка открытой веранды.

Комнатка – узкая и длинная – хоть и была почти пуста от мебели, но вид имела вполне обжитой: в углу, сдвинутые плотной стайкой, легкие полосатые шезлонги, на полу – толстый, песочного цвета, ковер, у раздвижной стенки – ватага мягких тапочек.

Охранник ушел, плотно закрыв за собой дверь. Постояв пару минут, Анна принялась обследовать свои «хоромы» из двух комнат. Обойдя все помещение она была удовлетворена: главное, здесь был туалет и душевая. Кухни не оказалось, но в нише между входной дверью и душевой – холодильник, с запасами кое-какой еды и крошечный столик со стационарной кофеваркой.

Как на курорте в Испании, усмехнулась Анна и пошла в душ.

* * *

Весь следующий день ее никто здесь не побеспокоил. Она осмотрела все жилье, но так и не поняла, каким образом раздвигается передняя стеклянная стенка. Сейчас же выйти на открытую веранду можно было только разбив стекло.

Глава 34
КЛЕМЕНТИЯ, среда, вечер, 25 сентября

Оставшийся вечер Клементия провела у телефона – рассказывала подруге Лильке о том, что случилось в агентстве. Они обе решили, что это обычное хулиганство, ну кому нужен в наши дни частный сыщик со всеми его делами, если вместо сыска он занимается обучением охранников. Такое заключение сделала мудрая подруга Лиля.

– Кстати, Клементия, а почему твой «комиссар» не учит тебе взрывать, стрелять? Может у него самого и пушки нет?

– Может, и нет пушки, – ответила любопытной подруге Клементия, – он всех убивает свои интеллектом.

– То-то я и смотрю вокруг столько убитых валяется, – съязвила подруга, – шагу ступить некуда. Сегодня иду через парк, а там – под кустом – лежит такой убитый. Только потом я видела, как того убитого разбудил участковый и погрузил его в воронок. Оживлять его повезли – убитого, в вытрезвитель. Так что твой комиссар его наверняка только ранил. Хотя, мне кажется, вытрезвителей сейчас нет, а повез он этого раненого бойца с одной целью – подбросить на соседний участок.

– Грубая ты девушка, Лиля.

– Нет, я реалист. Только я тебе вот что скажу, Клементия, бросай ты заниматься глупостями. Тоже мне, стоящее дело – сыск, ты бы лучше в ларек села и то выгодней было бы. Ты хоть знаешь, сколько он тебе платить собирается? А цену продуктов ты знаешь?

– Разве в деньгах счастье? – Укорила подругу странная девушка Клементия, которую интересовало в этой жизни все, а не только деньги.

– А в чем же, если не в них.

– Мы с тобой говорим на разных языках, Лилия. – Со вздохом обронила Клементия. – Потому что хоть мы учились и не в одном классе, но зато в одной школе, а вот учителя у нас были разные.

– У нас с тобой и родители разные. – Ответствовала разобиженная подруга Лилька и бросила трубку.

Ссорились подруги вот так по два-три раза на неделю. Лилька – человек практичный и суровый, называла себя мрачным реалистом, а Клементию, как особу совершенно непрактичную, эта же Лилька называла, к слову сказать, курицей. Клементию это совсем не обижало – обижало другое, как может лучшая подруга осуждать ее выбор относительно работы. Ведь она с детства мечтала быть частным детективом. И как она упрашивала своего отца – майора милиции – организовать вместе с ней частное детективное агентство, как ведь упрашивала. Глядишь, и был бы жив ее отец, если бы ушел вовремя из своего Угро. Поэтому, когда Лилька задевала святое, кроткая девушка Клементия становилась очень жесткой. И тоже бросала трубку. До следующего дня.

И она решила поскорее дочитать книжку, которую дала ей эта недалекая Лилька.

ПОНЕДЕЛЬНИК

А что же было потом?

Он летал как на крыльях. Еще бы, ведь к нему в дом пришла молодая цветущая женщина – легкая и воздушная блондинка. Она только что закончила институт и бросила мужа-студента, чтобы выйти замуж за член-кора – она была на двадцать лет моложе его. Что двигало ею? Может быть, любовь. И я верила, что это так и есть на самом деле. Большая разница в возрасте? Ну и что? Богатый мужчина не бывает старым. Правда, выглядел он прекрасно – гладкое холеное лицо и никаких признаков старения, да и что это за возраст для мужчины?…

Кстати, мне так и не пришлось ее увидеть. Я даже не знала кто она – знала о ней только по немногочисленным слухам, которые он, непонятно почему, всячески пресекал…. Однако меня все это уже не очень интересовало – была я как застывшая от льда река – никаких эмоций. По крайней мере, на виду у всех…

Сидела я в тот период в отдельной маленькой комнатке – в дальнем крыле – вдали от всех. И меня это устраивало, потому что у меня была уйма свободного времени и мне не хотелось, чтобы это как-то обнаружилось. Времени было много потому, что то дело, ради которого он упросил остаться, было выполнено мною за короткий срок, однако я не торопилась сообщать об этом и делала вид, что по-прежнему работаю над этими документами.

В этой комнате я поставила свой стол за шкаф, чтобы входящий не видел, чем я тут занимаюсь. Я же – оформляла свою книгу. Она не получилась большой: во-первых, мне некогда было дописывать ее до солидного объема – я очень торопилась, ведь дома у меня – ни компьютера, ни пишущей машинки; во-вторых, и это самое важное – я потеряла интерес к людям из ученого мира. Они перестали казаться мне недоступными и сколько-нибудь значительными.

Я сидела за столом, перелистывая рукопись и передо мной мелькали лица моих коллег, друзей, недругов и откровенных врагов… прошедшие дни, недели, месяцы…

И все это было связано с институтом и, разумеется, с самим В. Книга об особых людях – ученых. Честолюбцах, интриганах, завистниках… Впрочем, достойные в ней тоже были.

Я не могла написать эту книгу – так когда-то говорил мне В., но я написала ее… Вернее, дописала. И это несмотря на то, что когда-то В. забрал у меня ее. Я села за компьютер и стала набирать титульный лист. Чуть помедлив, я набрала свое имя и распечатала лист на принтере. Взяв этот лист, я положила его перед собой. В этот момент я подняла голову – надо мной высилась фигура В. и я не заметила как он вошел.

– Почему нет моего имени? – Он берет со стола титульный лист. – Я не согласен. – Жестко бросает он и взгляд его цепенеет. – Идея книги – моя, значит и автором должен быть я.

Потом он долго и назидательно говорит. Он говорит о нашей разнице в образовании, в происхождении…

– Ты наверно забыла, кто я и кто ты? Ты не помнишь, что кроме своего провинциального образования, ты не имеешь ничего за душой. И ты наверно забыла, что ты фактически создана мною?

Мне все это кажется смешным и нелепым.

– А вы не перепутали? – С издевкой в голосе произношу я, сразу переходя с ним на «вы». – Вы действительно так считаете? – Мне кажется, что он тотчас же засмеется и все обратит в шутку. Но он не смеется.

– Нет. Не перепутал. Я – автор. И тебя, и этой книги. Ты писала это по моей рекомендации, все это время тебе платили из кассы института, то есть, твоя работа оплачивалась мною, моими средствами, которые я привлек благодаря своему имени. Кроме того, без меня ты не написала бы и строчки.

– Но ведь написала же! И без вас! – Чеканю слова я. – Вы забыли об этой книге. Да, вы подали мне идею, но не написали после этого ни единой страницы. Ни единой. К тому же, писала я, в основном, дома.

– Это не имеет никакого значения, идея – это 90 процентов, а все остальное – лишь 10. Вы сделали всего навсего работу лаборантки, или как там ваша должность… кажется, ассистентка? И это все равно, что секретарша. А секретарша не умеет писать книги. Даже если она образована и очень умна. – Он тоже перешел в разговоре на «вы» и это всегда значило – он выставил барьер между нами.

Мне все это кажется каким-то дешевым спектаклем и я глупо улыбаюсь в ответ на его слова. А он между тем совершенно серьезно продолжает:

– Запомни, ты не сможешь напечатать эту книгу – ты никто. Это я – член-корреспондент. Передо мной открыты все издательства, а кто ты? – Опять переходит он на «ты», потому что не контролирует себя.

И тут я сделала первую ошибку.

– Вы ошибаетесь, у меня уже есть договор с издательством. – И я называю одно – очень известное – и достаю договор из своего стола. Колючим и недобрым взглядом он смотрит сначала на меня, потом на этот договор. Читает, а после этого мрачнеет еще больше.

– Тираж пятьдесят тысяч? И чем же ты смогла их так очаровать, что они подписались на такой большой тираж? – И он недвумысленно окидывает меня с головы до ног. И тут он делает то, что я никак не ожидаю – он рвет договор.

– Вот у тебя и нет никакого договора, а завтра я еду в это издательство и аннулирую и тот – второй экземпляр.

Мы сссоримся так бурно, так жестоко – он обзывает меня шлюхой и я понимаю, что мы навсегда теперь враги. Он уходит, хлопнув дверью так, что со шкафа на мой стол падают старые папки с архивными документами… Еще – он уносит с собой мою рукопись. Я выскакиваю из комнаты вслед за ним и делаю еще одну ошибку – кричу ему вслед:

– Это глупо – у меня все занесено в компьютер.

И тогда он возвращается, заталкивая меня назад в комнату, прижимает меня к стене креслом, а сам делает шаг к компьютеру и начинает искать нужную папку и это ему удается без всякого труда – она названа моим именем. Тогда он стирает ее…

Я собираюсь открыть рот, чтобы сделать очередную ошибку, но вовремя закрываю его. Не следует сообщать ему, что книга давно переписана на дискетку.

И он – очень довольный собой – уходит. Совершенно опешенная, я ничего не предпринимаю, а просто плюхаюсь в кресло и долго сижу, ничего не соображая от только что происшедшего. Потом я забираю сумку, дискеты и спускаюсь в вестибюль.

На дворе прекрасная погода и светит солнце. В моей же душе – кромешний мрак…

На другой же день я еду в издательство и объясняю ситуацию, почему не могу представить рукопись в указанный срок. Я не говорю, что у меня есть дискета – просто описываю ситуацию, в которой оказалась. Литературный редактор – пожилой, но очень подвижный мужчина, кажется, искренне сочувствуют мне и предлагают простой выход – плюнуть на этого член-кора и на злосчастную рукопись и… написать другую книгу. Эта идея кажется мне занятной.

Я ухожу, так и не сказав ему, что могу оставить в редакции всю книгу просто на дискете…

Дочитать Клементии не дали – звонила Лилька – мириться.