Текст книги "Идеальная секретарша"

Автор книги: Инесса Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Инесса Александровна Волкова
Идеальная секретарша

Всякое совпадение имен и фамилий – всего лишь случайность, не имеющая ничего общего с реальными лицами и событиями.

ПРОЛОГ, понедельник, 8 сентября

– Фрау Клайм, ваше имя попало в одну известную московскую газету, вы не хотите взглянуть? – с таким вопросом обратился высокий худощавый мужчина с фотокорреспондентской сумкой через плечо к элегантной женщине в длинном светлом плаще, которая только что вошла в помещение рекламного агентства одного из известных женских журналов.

– Только не фрау, а мадам, – довольно холодно ответила женщина и нехотя взяла протянутую ей газету.

Мужчина молча ткнул пальцем в текст под фотоснимком.

«В прошедшее воскресенье на Дмитровском шоссе произошла крупная автокатастрофа. Из-за сильного ветра и проливного дождя на автостраде столкнулись несколько легковых автомашин. Пострадавшие – около десяти человек – доставлены в больницу с повреждениями разной степени тяжести. Один из водителей находится в реанимации и его жизнь под угрозой. Остальные после оказания медицинской помощи были отпущены домой. На вопрос корреспондента, что послужило причиной аварии, один из инспекторов службы движения неуместно пошутил: „Чтение за рулем“. Действительно, на месте катастрофы рядом с автомобилем „Opel“ найдено несколько экземпляров книги „Как не выйти замуж за негодяя“ известной писательницы Энн Клайм – автора популярных женских романов. Вряд ли мужчины являются почитателями этой специфической прозы, рассчитанной только на женщин, хотя надо отдать должное книгам этого автора – на Международной книжной ярмарке, прошедшей совсем недавно, – эти романы пользовались особым вниманием у оптовых покупателей».

На снимке: один из автомобилей на месте аварии.

Мадам Клайм внимательно прочитала заметку и еще более внимательно посмотрела на снимок с искалеченным автомобилем марки «Opel». Автомобиль был сильно поврежден. Отчетливо был виден его московский номер – этот номер она знала и всегда помнила.

Мадам Клайм молча вернула газету фотокорреспонденту, немного постояла в таком же молчании, как бы раздумывая над информацией, и неожиданно для тех, кто уже дожидался ее в редакции, быстро вышла из комнаты, оставив на столе охранника свой кейс и ключи от автомобиля…

Глава 1
ЭССЕН, вторник, 9 сентября

Высокая стройная женщина вышла из белого автомобиля и направилась к серому зданию. В нем находилась редакция популярного женского журнала «Eva». Женщина легко взбежала по ступенькам и толкнула массивную дубовую дверь…

Женщина эта была известной писательницей Энн Клайм – автором нескольких женских романов и издателем упомянутого журнала. Имя это не было ее настоящим, а было лишь псевдонимом, свое же настоящее имя она по неизвестным причинам скрывала и его знал лишь ее литературный агент, да ее друг – художник из Швеции – Бруно Свенсон.

Его имя было знакомо и сотрудникам журнала, ведь он был одним из владельцев журнала, однако его никогда никто не видел.

То, что он существовал, было очевидным, потому что в одном из первых номеров журнала были опубликованы иллюстрации с его картин и довольно длинное интервью.

Сама же Энн Клайм вообще не упоминала в разговоре никаких имен или фамилий и казалось, что прежней жизни у нее никогда не существовало. Это не мешало ей жить новой жизнью и весьма насыщенно: каждый месяц она уезжала в Швецию и проводила там ровно одну неделю. Иногда она привозила какие-нибудь рекламные проспекты, и было совершенно ясно, что она каждый раз посещала два города – Гетеборг и Стокгольм. Впрочем, почти все сотрудники журнала делали вид, что их совершенно не интересует личная жизнь мадам Энн.

Она была, добра и внимательна к своим немногочисленным сотрудникам, однако дальше служебных отношений это не распространялось, поэтому на все, что касалось ее жизни за пределами редакционных комнат, было наложено табу. Лицо мадам Энн становилось будто каменным, если кто-то случайно проявлял любопытство. Иногда это обстоятельство все-таки становилось поводом для пересудов, однако большинство сотрудников придерживалось иного мнения: мадам не давала повода о ней злословить. Этим каждый раз ставилась очередная точка на всем, что касалось мадам. Она ведь была фактической хозяйкой журнала, а какие разговоры можно позволить себе о своем работодателе? Да и зачем?..

Журнал, который выпускала мадам, был в достаточной степени интересен определенной части населения, потому и тираж его рос почти с каждым выпуском – мадам придерживалась классической формы подачи материала, а это значило, что журнал был в какой-то мере консервативен, а значит добротен…

Одевалась мадам Энн чаще всего в классическом стиле, и это ей очень шло, но иногда – к удивлению многих – несколько экстравагантно, но это еще раз подтверждало, что мадам – иностранка, потому что ни одна немка не позволила бы себе подобные наряды… Впрочем, мадам была довольно симпатична, и прекрасно смотрелась и в этих дурацких нарядах – длиннополом свободного кроя пальто, шляпе, размером с колесо старой телеги, закрывающем ей почти все лицо, оставляя для обозрения лишь малиновый подвижный рот… Говорила она с едва-едва различимым акцентом и можно было бы, скорее всего, принять ее за жительницу Мюнхена (с их отличительной речью), чем за иностранку. Но все-таки все были уверены, что мадам имеет скорее русское происхождение.

В Эссен мадам Клайм приезжала из небольшого городка близ Биелефельда и останавливалась здесь в гостинице – каждый раз в одном и том же номере, хотя ей ничего не стоило возвращаться домой каждый день – у мадам была прекрасная скоростная машина. Говорили, что она имеет небольшой дом, потому что весной мадам подыскивала себе садовника, который бы смог привести в порядок ее цветник. А какой же цветник в квартире, решили сотрудники журнала? Так что мадам была, по мнению всех, вполне состоятельной, да это было очевидно и без всяких рассуждений.

Сама же мадам Клайм, видимо, не считала себя состоятельной, потому что работала так, будто завтра все могло рухнуть в одночасье. И это еще раз подверждало, что знавала мадам и плохие времена…

… В этот день никого из сотрудников мадам Клайм не ожидала – был всеобщий редакционный выходной день, заведенный мадам, как поощрение сотрудникам после очередного выпуска журнала. Поэтому, войдя в помещение редакции, она сразу же принялась разбирать почту. Она отложила два письма – одно от делового партнера, другое – частное – и пошла поставить себе воды для кофе. С чашкой кофе – в одной руке и письмами – в другой, она прошла в свой кабинет и только там наконец вскрыла конверты. В одном было сообщение о том, что ее последний роман одобрен и уже готовится к печати, в другом – личное послание от Бруно. Почему-то Бруно предпочитал иногда писать ей письма, а не звонить по телефону. Разумеется, он звонил ей, но потом присылал и письмо: ему казалось, что по телефону голос Энн не так приветлив, как он хотел бы, и он уточнял их взаимоотношения – не изменилось ли они. На что мадам всегда неизменно отвечала весьма лаконично – не изменились. И добавляла фразу: приеду, как только сочту необходимым. И она приезжала к своему шведскому другу-художнику.

Бруно… Она всегда помнила, при каких обстоятельствах они познакомились…

Глава 2
ЭССЕН-БИЕЛЕФЕЛЬД, среда, 10 сентября

Энн Клайм сидела за рулем автомобиля и всю дорогу, пока ехала домой, думала о Бруно. Она вспоминала их знакомство.

… 1991 год. Энн Клайм – тогда она была Анной Климовской – пришлось вернуться в Ригу. Этого требовала тетка, которая боялась оставаться в Латвии, принявшей независимость – независимость от Союза. У тетки же была кооперативная квартира, которую она обещала переписать на Анну, если та успеет приехать до возведения границ и до введения визового режима. Тетка звала Анну совсем не потому, что очень заботилась о ней – просто боялась тетка умереть в одиночестве. И тогда Анна бросила все в Москве и срочно приехала в Ригу. Собственно, а что она бросила? Временную московскую прописку и квартиру, которую снимала в непрестижном районе? Теткино приглашение было как нельзя кстати, потому что нужно было, наконец, решать свою личную проблему, а она тогда никак не решалась.

Сейчас Анне не хотелось вспоминать свои московские неразрешимые проблемы, она ведь хотела вспомнить совсем иное – Бруно…

… Они познакомились на выставке. Обыкновенной выставке, каких в Риге всегда в достатке. Анна помнит, что дело было перед Рождеством и ей хотелось купить новую колоду карт, какое же Рождество без гадания?! Но покупка срывалась – карт не было, вернее, их было множество, но ей хотелось купить карты с привычным рисунком, в так называемом русском стиле. К тому же она привыкла к картам самого маленького формата, но вот их то как раз и не было. Она обошла все уголки Вецриги, но так ничего и не купив, решила было уже ехать домой без карт, но, проходя мимо художественного салона, сквозь стекло витрины увидела свою знакомую. Та махала Анне рукой и жестами приглашала зайти к ней. Знакомую звали Альбертиной и была она художником-модельером. Она стояла в оконном проеме с пучком сухих цветов и веткой хвои – пыталась украсить витрину к Рождеству…

Альбертина была красивой и экстравагантной женщиной. Кроме того она была известна – и не только в Риге – в ее изделиях щеголяла московская артистическая элита, а показ ее моделей на выставках всегда проходил при неизменном успехе. Анна когда-то писала о ней очерк для московского журнала – это был не очерк даже, а какая-то ода. Ода – женщине, у которой руки растут там, где им и положено расти. Альбертине очерк тогда понравился и, время от времени, она встречалась с Анной. Правда, всегда случайно, но если такая встреча происходила, то они обязательно заходили в кафе поболтать об успехах. Разумеется, не об успехах Анны, а только об успехах Альбертины. Но Анна симпатизировала этой женщине и прощала ей ее эгоизм.

И на этот раз Альбертина была рада Анне, она бросила пучок сухих цветов в угол и носком модного сапога отшвырнула ворох своих кожаных шедевров, предназначенных для витрины, этим жестом показывая Анне, что в данный момент это не самое важное. Важное – их встреча.

– Зачем тебе какие-то манекены, – сказала Анна, указывая на безголовое туловище, одетое в кожаное пальто чернильного цвета, – ты сама могла бы время от времени стоять в витрине, кстати, это сейчас очень модно – живые манекены… А эффект был бы потрясающий.

– Тебе нравится это пальто? – не реагируя на реплику Анны спросила Альбертина. – Посмотри теперь как я в нем выгляжу. – И Альбертина набросила на плечи свое фиолетовое чудо… Затем она продемонстрировала все модели, предназначенные для витрины и Анна уже пожалела, что была излишне щедра на похвалу – Альбертина слишком увлеклась показом, а Анна не располагала временем. Но вот художница, наконец, спохватилась и бросила свою очередную модель в дальний угол салона и взглянула на ручные часики:

– Да ты ведь не знаешь мою главную новость – у меня тут квартира рядом. Ты же не видела мою новую квартиру? – Завопила она и потащила Анну к двери в глубине салона. Альбертина забыла, что Анна не видела и ее старую квартиру… Толкнув дверь, они очутились на полутемной лестничной площадке и поднялись на третий этаж.

– Ремонт я закончила и могу теперь принимать гостей. – Тараторила Альбертина и распахивала перед Анной все новые и новые двери уже в квартире. Квартира очень понравилась Анне, такой планировки двухкомнатной квартиры она еще не видела: дом старый, потому и планировка такая оригинальная и столько подсобных помещений – объяснила самой себе тогда Анна. Угостив Анну чашкой кофе и крошечной песочной корзиночкой, размером со старую пятикопеечную монету, Альбертина заторопилась обратно в свой салон и Анне пришлось буквально проглотить эту миниатюрную корзиночку целиком, отчего она даже рассмеялась, представив себя со стороны. Если честно, то встреча тогда оставила неприятный осадок, и не только потому что Альбертина не дала Анне рта раскрыть – так было всегда во время их встреч, – но еще и потому, что эта чашка кофе больше походила на милостыню, а не на угощение – Анну тогда покоробило именно это. Однако на прощанье Альбертина мило пригласила Анну на презентацию своего салона и даже подписала ей именной пригласительный билет.

… Презентация была шумной и бестолковой – море шампанского, какие-то полупьяные фотографы, которые, помнится, облили Анне платье, а пока они долго извинялись, Анна успела от них устать, вот тогда к ней и подошел седоватый мужчина и предложил спасти от назойливых и бесцеремонных мужиков. Анна тотчас же согласилась и они просто сбежали тогда с этой презентации. И только в кафе, куда они зашли посидеть, мужчина представился: Бруно Свенсон – художник из Гетеборга…

Говорил Бруно по-русски с явным трудом, тщательно подбирая слова и долго раздумывая при ответе, но это совсем не раздражало Анну, а как раз наоборот придавало их разговору какую-то значительность и даже монументальность. Встречались они после рождественских праздников почти каждый день – в течение всего января, а потом Бруно внезапно уехал и через короткое время прислал Анне официальное приглашение в гости…

… Ездила она потом в Швецию много раз, особенно часто бывала в Гетеборге, где у Бруно был свой большой дом, в котором он проживал со своей собакой – черным лабрадором, которого так и звали – Блэк. В Стокгольме же у Бруно была квартира с мастерской – почти целый этаж большого и мрачного дома. Жил там и кот – норвежской лесной породы. Кот был ленив и флегматичен, кажется, что он полностью копировал Бруно – тот тоже был флегматичен, хотя, отнюдь не ленив.

Однажды Анна дольше обычного пробыла в Гетеборге – ей нравился этот город – такой серый и молчаливый с прямоугольной сеткой улиц и каналов и чем-то напоминающий Ленинград, правда, не по масштабам. Именно в ту поездку она вдруг осознала, что никогда не сможет навсегда уехать жить в Швецию. Поэтому, когда Бруно возобновлял разговор о браке, Анна делала вид, что не совсем понимает о чем это говорит Бруно. А он действительно путал в это время слова русские, шведские, немецкие, английские… Понять его не составляло труда, но Анна упорно избегала разговора. Она иногда и сама не могла понять, что же ее вообще удерживало. Хотя это было неправдой – она все знала…

Однажды после очередного разговора она попросила Бруно поехать в город, чтобы проехать мимо здания Ост-Индской компании. Здание это, построенное в так называемом голландском стиле где-то в середине восемнадцатого века, больше других напоминало ей Ленинград. Напротив него и состоялся тот мучительный разговор, в котором и были расставлены все точки над i. Анна не объясняла причину, она просто сказала тогда: мы друзья с тобой, пока ты этого хочешь. Как ни странно, но Бруно успокоил тот разговор и после него Анне был куплен небольшой автомобильчик, кольцо с изумрудом и предоставлено право издавать журнал, какой она сама придумает. Почему не в Латвии или в России? На этом настояла, как ни странно, сама Анна. Но почему не в Швеции? Анна ни слова не знала по-шведски…

Бруно же нашел простое решение: он дал Анне возможность – выпускать КАКОЙ-НИБУДЬ женский журнал, а она тотчас же согласилась. Еще раньше – в московский период – у нее была выпущена книжка, которая фактически разорила ее – все накопленные деньги были вложены в ее издание. Почему Анна решила издать книгу за свой счет? Потому что нашелся человек, который уверил ее, что книжка неудачная и ее вряд ли купит какое-либо издательство. Это было заведомой ложью и сделано было с определенной целью – показать Анне ничтожество ее работы. Второе издание этой же книги купило солидное московское издательство и выпустило ее стотысячным тиражом. И гонорар был немаленький, но пока она получила эти деньги – все съела инфляция. Потом она написала еще одну книгу, затем другую… У нее появились деньги, однако она поняла, что жить на доходы от книг невозможно. Но когда она это поняла, то в это время уже жила в Риге, в которой не стало почти никакой работы, и тем более для нее – русской. Какое-то время она работала в рекламном агентстве – писала тексты для рекламных роликов, платили же за это ничтожно маленькие деньги… Потом с большим трудом и через знакомства она нашла работу в газете, потом в другой, третьей… Пробовала она вернуться и в Москву – она же когда-то там жила – и не так давно работала! Но там все также не было жилья, а снимать квартиру ей было не по средствам..

Все в Москве осталось, как и раньше, но значительно было сложнее легализоваться – теперь для Анны требовалось принять российское гражданство… Лишь тогда можно было рассчитывать на прописку. Она бы и рада это сделать, но куда ей ехать? А без жилья, без прописки какое же гражданство? Без прописки – нет работы. Такой замкнутый круг и помог разорвать тогда Бруно. Да и в Москву к тому времени ей уже вовсе не хотелось – она не хотела тех – вчерашних забот. Вот тогда она и приняла приглашение Бруно. В Риге же все еще оставалась квартира в Иманте – теперь уже ее собственная, потому что тетка умерла как раз в конце девяносто второго…

Глава 3
ЭССЕН, среда, 10 сентября

В этот день в редакции ожидались гости – редакторы других женских изданий – из Стокгольма, Парижа, Лондона – популярных как у себя на родине, так и за ее пределами. Были приглашены представители и других изданий, отнюдь не женских, с которыми успели сложиться просто деловые и дружеские отношения.

Энн не успела даже познакомиться со списком всех приглашенных – всю организацию этого мероприятия взял на себя старший менеджер – Ганс Шольц, и которому Энн всецело доверяла.

В одиннадцать, когда все приглашенные собрались в большом зале, который все шутливо называли презедентским, и были представлены друг другу, к Энн торопливо подошел один из сотрудников журнала и подал ей трубку радиотелефона. Она извинилась перед двумя англичанками, с которыми только что говорила, и отошла в сторону. Сказав всего пару фраз на немецком, она, неожиданно для англичанок, отчего те резко повернули головы и даже перестали говорить, перешла на чистейший русский. О чем говорила мадам Клайм англичанки не поняли. Но поняли одно совершенно отчетливо – разговор этот мадам был крайне неприятен. И как только мадам Клайм подошла к ним вновь, чтобы возобновить разговор, англичанки какое-то время не решались продолжить прерванную беседу – так изменилось и помрачнело лицо мадам.

Спас ситуацию Ганса Шольц – он увел англичанок с собой, предложив им ознакомиться со всеми выпущенными за неполный год номерами журнала «Eva». Через пару минут Энн уже слышала похвалы, расточаемые аскетически суровыми дочерями туманного Альбиона, отчего она улыбнулась и издалека помахала Гансу рукой. Этот знак внимания обрадовал Ганса – последнее время мадам была особенно грустна и не замечала кого-либо вообще.

Самому же Гансу мадам Энн понравилась с самого начала их знакомства, однако она пресекла все его попытки поухаживать за ней даже тогда, когда это было просто необходимо по правилам этикета. Он не понимал таких женщин и не считал настоящей женщиной ту, которая сильна и властна, а мадам Энн была именно такова. Хотя именно мадам он прощал все – силу и власть, деловитость и педантизм. Конечно ему нравились женщины, но нежные, послушные и мягкие, таких женщин в Германии уже не осталось – они еще были в России, по словам его друга тележурналиста, аккредитованного в Москве. Но, может быть, тот просто хвастался, зная вкусы своего приятеля относительно женщин, и желая его подразнить…

Ганс очень рассчитывал, что мадам Энн как-нибудь приедет к нему в его фамильный замок на берегу Рейна. Финансовые возможности семьи Шольц были весьма значительны, однако в их семье принято было не афишировать это, а просто работать, хотя бы на такой скромной должности, какая была у Ганса. Ему вообще хорошо работалось под руководством этой мадам. Он любил наблюдать за лицом Энн, когда у нее что-то не получалось или что-нибудь ломалось – лицо становилось беспломощным и Гансу казалось, что у нее в этот момент начинали дрожать руки. Чтобы увидеть такое выражение лица, ему даже пришлось как-то сделать глупость – спрятать ключи от ее машины. Мадам же в это время торопилась в аэропорт – встречать своего делового партнера из Швеции. Тогда Ганс выждал положенное время и предложил отвезти на своей машине. Отчего она одарила его своей странной улыбкой – беспомощной и даже застенчивой. И всю обратную дорогу Ганс размышлял о женщинах вообще и мадам Энн в частности. Картина получалась занятная – мадам не так уж и сильна, и этот факт ему понравился.

У него было много женщин и он даже когда-то был женат, но все его женщины были слишком деловиты и холодны, а ему всегда казалось, что деловитость – их главный недостаток. Потом он какое-то время работал в Японии и встретил очаровательную девушку, которую даже привозил в свой Детмолд, однако он ей показался слишком скучным. Не Ганс, а всего лишь его маленький город – со своим семидесятитысячным населением… Конечно, после двенадцатимиллионного Токио, хотя, какой кошмар – жизнь в таком мегаполисе… Мадам Энн другое дело, похоже, что ей больше всего нравится жизнь в провинции, она даже как-то ездила отдыхать в какой-то охотничий домик, кажется, это было около маленького городка Аугустдорфа. Тогда мадам приехала очень довольной, хотя и провела там всего три дня.

Прием подходил к концу, когда к Гансу подошла Тереза – секретарь-референт мадам Клайм – и шепнула ему на ухо, что в холле сидит какой-то человек с известием для мадам…

* * *

… После его ухода мадам Клайм долго сидела в каком-то оцепенении. Ситуация требовала немедленного ее разрешения и для этого нужно было срочно ехать. Но, может быть, она слишком придает этому значение? Чем может это ей грозить? Хотя… Пуганая ворона куста боится? Усмехнувшись про себя, мадам Клайм вышла из кабинета, твердо решив, что ехать ей все-таки придется.