Текст книги "Шесть голов Айдахара"
Автор книги: Ильяс Есенберлин
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Ардак без труда разгадал хитрость Тимура, но иного выхода не было. Он не мог ни приказать, ни потребовать, чтобы тот повел войско на помощь Самарканду. Но и на оружие Тимур оказался скуп. Караван из пятнадцати верблюдов загрузили видавшими виды, зазубренными саблями, собранными давным-давно на поле битвы.
Провожая Ардака, Асыгат хмурился, прятал глаза, вздыхал. Когда пришло время прощаться, он обнял улема и тихо сказал:
– Береги себя… Мы совершили с тобой страшную ошибку, вымолив у туркменского батыра жизнь для Хромого Тимура. У этого человека каменное сердце…
Ардак вздрогнул. Ведь эти слова он слышал от старика в чайхане. Если в разных концах государства о своем правителе люди говорят одинаково, значит, это правда.
* * *
Как ни спешил Ардак, караван с оружием не успел добраться до города. Тумены моголов уже осадили Самарканд. Когда-то неприступные, мощные стены защищали его, но, после того как здесь побывали воины Чингиз-хана, самаркандские укрепления лежали в развалинах, в стенах зияли проломы. В ожидании приближающегося врага жители как могли восстановили то, что можно было восстановить. Но главной их силой была решимость защищать себя, спасти женщин и детей от смерти и рабства.
Враг не ожидал серьезного сопротивления. Что могут сделать плохо вооруженные ремесленники и дехкане против туменов, которые победили войско Тимура? Только два дня потратили моголы, готовясь к штурму, но за это время многое успело произойти. На совете правителей города было решено не ждать, когда враг нападет, а выйти и встретить его у городских стен. Не терял времени даром и Ардак.
Видя, что пробраться в город у него нет никакой надежды, улем раздал оружие дехканам, бежавшим из разоренных кишлаков. Теперь под его началом оказался довольно большой отряд. Что из того, что люди были не обучены, плохо владели саблями и луками?
Ярость людей, еще вчера мирно возделывающих землю, не знала предела, когда в разгар битвы горожан с моголами они ударили противнику в спину. Враг не ожидал нападения. Опасаясь, что это передовой отряд спешащего на помощь Самарканду войска Хусаина и Хромого Тимура, тумены Ильяса-Ходжи сняли осаду и начали поспешно отступать. Бегущего в страхе батыра может легко победить даже женщина. Неотступно преследуемые жителями Мавераннахра, моголы спешно отошли в свои пределы. Такого еще не случалось в древнем Самарканде. Без хорошо обученного грозного войска, без мудрых эмиров и военоначальников победил простой народ. Мирная жизнь возвращалась в город. Снова открылись лавки торговцев, мастерские ремесленников, снова разноязыкий громкий говор стоял над базарной площадью.
Но благополучие было только кажущимся. По-прежнему, как и в дни нашествия моголов, Самаркандом правили Мауляне-заде Самарканди, Мауляне Хурдек Бухари и Наддар Абубакир Келеведи. Первые двое были из среды духовенства, и привычка оглядываться на правителей заставили их вновь послать Ардака в стан Хусаина и Тимура со словами: «Враг побежден. Какой совет дадут нам наши эмиры?»
Хромой Тимур вернулся с войском в Балх, Хусаин отсиживался в урочище Шиберту, готовый в случае победы моголов уйти в Индию.
Весть о победе народа в Самарканде и обрадовала, и напугала Тимура. Моголы ушли, но как поведут себя те, кто узнал свою силу и поверил в то, что может многое?
Только через несколько дней, встретившись с Хусаином, Тимур наконец дал ответ Ардаку.
Мауляне-заде Самарканди были посланы в подарок дорогой парчовый халат, меч и копье. На словах велено было передать, что эмиры довольны победой над врагом подвластного им города и разрешают править Самаркандом так, как решит совет, во главе которого обязан стать Мауляне-заде.
И снова, уже в который раз, бросил в душу Ардака зерна сомнения Асыгат.
– Не верь эмирам, – сказал он. – Где ты видел, чтобы два жадных и сильных так легко отказывались от такого богатого города, как Самарканд? Они просто ждут своего часа, чтобы взнуздать скакуна, вырвавшегося на волю. Берегитесь! Наступит время, и они придут под стены города, чтобы набросить на него волосяной аркан и, укротив, вновь вдеть ногу в стремя седла.
Грозные слова говорил Асыгат, но ни Тимур, ни Хусаин не делали ничего такого, что могло бы насторожить и усомниться в их искренности. И Ардак понемногу успокоился. Вернувшись в Самарканд, он передал слова эмиров совету, правившему городом.
С наступлением зимы мир и покой установились в землях Мавераннахра. Тимур с войском ушел к городу Карши, а Хусаин, по давней традиции, откочевал в урочище Салы-Сарай на берег Джейхуна.
Тишина стояла над Мавераннахром… Но все меньше ее оставалось в Самарканде. Казалось бы, народ добился своего и те, кого он поставил над собой, были проверены делами трудных дней. Но, видимо, так уж устроено, что не каждый сохраняет себя, получив в руки власть. Все чаще решения совета становились несправедливыми. Все реже три соправителя думали о нуждах людей, которые возвысили их над собой. Не было согласия и между ними самими. К советам со стороны они оставались глухи.
И вдруг ранней весной новость, страшней и неожиданней первого грома, обрушилась на Самарканд: тумены Хромого Тимура и Хусаина, переправившись через Джейхун, объединились и неторопливо двигаются в сторону города.
Страх перед возможной расплатой за самовольство просветлил разум правителей, забылись распри, и они, посоветовавшись, вновь велели Ардаку ехать к Хромому Тимуру, чтобы выведать, чем вызван поход.
Ардак прибыл в походную ставку эмиров, когда ни Хусаина, ни Хромого Тимура там не было – оба уехали на охоту.
Улема встретил взволнованный Асыгат.
– Я ждал твоего приезда… – сказал он. – Завтра войско двинется вперед и не остановится до самого Самарканда. Так повелел Тимур…
Лицо Ардака побледнело:
– Но зачем он это делает? Город выразил свою покорность. Если он хочет наказать правителей, то для чего такое большое войско?
– Не в правителях дело… – возразил Асыгат. – С ними можно было бы расправиться, подослав убийц… В Самарканде много врагов и у Хусаина, и у Хромого Тимура… Горожане ненавидят их… Победив моголов, они не боятся теперь эмиров. Кто же станет жить спокойно бок о бок с непокорными и своевольными? Как только Тимур вернется, он прикажет задержать тебя здесь, чтобы ты не успел предупредить горожан. Надо бежать… Это единственный выход!..
Не теряя времени, друзья заседлали коней и двинулись в сторону Самар-канда.
Велик был гнев Тимура, когда он узнал о бегстве своего бакаула и о том, что Ардак не дождался его. Эмиру стало ясно, что друзья решили предупредить горожан о предстоящей над ними расправе.
Поднимая облако едкой желтой пыли, по дороге, ведущей на Самарканд, помчались самые верные нукеры на самых быстрых конях. На рассвете, когда минула короткая летняя ночь, нукеры приволокли беглецов в шатер Тимура. Руки их были связаны, на шеи накинуты волосяные петли.
Тяжелым, не обещающим ничего доброго взглядом смотрел из-под насупленных бровей Хромой Тимур на Асыгата и Ардака. Впервые так смотрел он на них.
– Быть может, вы объясните мне, почему бежали из ставки? – спросил он.
– Если бы ты не знал, зачем мы это сделали, разве послал за нами следом погоню? – с вызовом сказал Ардак. – Мы спешили в Самарканд…
Едва заметная улыбка тронула губы Тимура, и трудно было понять, осуждает он беглецов или жалеет их.
– Вы сказали правду… Все это так… Но вы совершили предательство и за это должны быть преданы смерти. Но помня то, что вы сделали в свое время для меня, я готов исполнить любое ваше желание. Только после этого я прикажу отрубить вам головы… Так есть у тебя последнее желание? – Тимур посмотрел на Ардака.
– Только одно…
– Говори же…
– Мы когда-то были друзьями, теперь же мне хочется плюнуть тебе в лицо. Будь же навеки проклят! Я не боюсь смерти.
Лицо Тимура было хмурым и задумчивым, и слова Ардака, казалось, не произвели на него никакого впечатления. Он покачал головой:
– Я не обижаюсь на твои неразумные слова. Тяжело отдавать приказ о казни людей, которые когда-то спасли тебе жизнь. Но что поделаешь, если они встали на твоем пути и не понимают, что волею судьбы я пришел на землю, чтобы стать властелином вселенной.
Ардак смотрел на холодное горбоносое лицо Тимура, на его темные глаза, глубоко упрятанные в провалах глазниц, и впервые с ужасом подумал, что Хромой Тимур не просто болтает, не просто грозится, а все им давно взвешено и решено, и поступает он по велению своего разума и жестокого сердца. Сказать бы об этом людям, предупредить, какие беды их ждут, но теперь этого нельзя сделать. Ардак знал, что из рук Тимура не вырваться.
Тимур перевел свой мрачный взгляд на Асыгата:
– Три года ел я то, что подавал ты мне на стол. Мне бы стоило отблагодарить тебя…
Асыгат скорбно улыбнулся:
– Ты не способен благодарить. Ты можешь только заплатить за сделанное для тебя… Чтобы отблагодарить, надо иметь сердце… Я стар и потому ничего не боюсь… Убей меня, ибо я не хочу стать свидетелем твоих черных дел… Ты обязательно совершишь их, а я буду мучиться от мысли, что спас тебя на горе другим.
– Такой благодарности еще никто у меня не просил. Все три года ты знал, каков я. Неужели то, что я говорю сейчас, показалось тебе неожиданным? Меня сейчас занимает одна мысль – почему ты до сих пор не отравил меня?
– Я знал, что ты бессердечен, – сказал Асыгат. – Но бессердечных людей сейчас много, и я считал, что ты лишь один из них. Что могла бы в таком случае дать миру твоя смерть? Но сейчас, когда ты решил разрушить Самарканд и устроить там резню, я понял, что ошибался. Ты порождение ада, принявшее облик человека. Сейчас я жалею, что не отравил тебя…
Тимур задумчиво покачал головой.
– Выбрав свою дорогу, иди по ней до конца… – тихо, словно самому себе, сказал он. Лицо эмира начало бледнеть. Он посмотрел на нукеров, державших в руках концы веревок от накинутых на шеи беглецов петель. – Задушите их…-спокойно, не повышая голоса, сказал Хромой Тимур.
И пока нукеры исполняли то, что он повелел, эмир стоял неподвижно, чуть наклонив голову, и лицо его, спокойное и величественное, похоже было, высечено из камня.
* * *
Тумены Тимура и Хусаина ворвались в Самарканд ночью, когда никто этого не ждал. Люди, заранее посланные в город, указали воинам дома, в которых жили те, кто входил в совет по управлению городом. Их схватили, вывели за город в урочище Канигили и порубили саблями. Тимур сохранил жизнь только Мауляне-заде Самарканди за то, что тот был из знатного рода и в свое время, после победы над моголами, посылал к нему гонца с вопросом о том, как теперь поступать и что делать дальше.
Со времен Чингиз-хана не знали жители Самарканда такой дикой резни, какую учинил Хромой Тимур. Улицы города были залиты кровью, пощады не знал никто – ни старик, ни ребенок.
В скором времени неожиданно и загадочно умер эмир Хусаин. В год собаки (1380) Хромой Тимур стал правителем Мавераннахра.
* * *
По-разному приходят люди к власти. Одним она достается по наследству, другим помогают сильные друзья, третьи идут к заветной цели через трупы и кровь. Коварство и хитрость – главное оружие таких людей. И меч, и стрелу заменяет им умение льстить и убивать из-за угла ударом ножа в спину.
Таким был и Хромой Тимур. Но владел он и еще одним качеством, которого не было ни у одного эмира города. Если Тимур грабил, то грабил без всякой жалости; если сжигал города, то дотла; если устраивал резню, то ужасы о ней люди передавали из поколения в поколение.
Новый правитель Мавераннахра хотел удивить и напугать мир. Умертвив побежденных, воины по приказу Тимура воздвигали из отрубленных голов курганы.
Тимур был уверен, что слава его достигнет небес тем быстрее, чем больше уничтожит он людей, чем больше городов превратит в руины. Тимур мечтал бросить под ноги своего коня вселенную, а потому часто повторял: «Народы, живущие на земле, не стоят того, чтобы ими управляли двое».
Он проливал кровь, но главные дела ждали его впереди. Заняв место Хусаина, он делал все, чтобы подчинить себе остальных эмиров Мавераннахра.
Ничто так не ценилось у кочевников, как знатное происхождение. Оно нередко заменяло ум, воинскую доблесть, храбрость. Поэтому по приказу Тимура преданные ему люди стали распускать слух в народе о том, что во времена Чингиз-хана его предки за особые заслуги получили от Потрясателя вселенной право на управление аймаками, улусами. Но в это не поверил никто. Положение Тимура оставалось неустойчивым. Власть над Мавераннахром была в его руках, но управлять им он не имел права, пока среди других эмиров были люди, по знатности рода стоящие выше его и действительно ведущие свою родословную от Чингиз-хана. В любой миг, собрав достаточно сил, чтобы вступить в борьбу, они могли пойти против Тимура.
И тогда Тимур решил жениться на вдове эмира Хусаина, дочери Газан-хана – Инкар-бегим. Сближение с потомками Чингиз-хана, родство с ними давало возможность новому правителю Мавераннахра чувствовать себя более уверенно. Муж дочери хана стоял намного выше простого эмира, а имея за собой сильное войско, мог даже объявить себя гурханом. Родственные узы обязывали потомков Джагатая поддерживать Хромого Тимура.
Оставалось только сделать так, чтобы Инкар-бегим согласилась стать его женой. Захочет ли она разделить ложе с человеком, причастным к смерти ее прежнего мужа?
Еще когда Хусаин был жив, Тимур не раз ловил себя на мысли, что Инкар-бегим нравится ему, и желание обладать ею нередко охватывало его. Но тогда эмир со своим войском был нужен Тимуру больше, чем самая красивая женщина мира, и он легко подавлял в себе мысли о ней. Только однажды, когда по случайности они ненадолго оказались вдвоем, Тимур намекнул Инкар-бегим о своем желании. Женщина в ответ засмеялась.
– Если Хусаин узнает о твоих мыслях, – сказала она, – он прикажет своим нукерам сломать тебе вторую ногу.
Тщеславный Тимур едва поборол гнев, охвативший его. Он сделал вид, что слова Инкар-бегим не тронули его сердца, но в душе затаил на нее злобу и обиду. Он умел помнить и не прощать. Еще он поклялся, что наступит такое время, когда он сомнет дерзкую и его обнаженная грудь прижмется к груди строптивой красавицы.
Добиваясь своей главной цели – власти над Мавераннахром, Тимур на время забыл об Инкар-бегим. Исподволь, незаметно настраивал он тех, от кого могло зависеть будущее, против Хусаина. Тимур хорошо помнил, как возненавидели потомки Джагатая деда Хусаина Абдоллу, когда он решил сделать своею главной ставкой город Бухару. Привыкшие к кочевой жизни, руководствуясь заветами своего великого предка Чингиз-хана, они говорили: «Абдолла задумал спрятать от нас свои богатства, укрыть их за стенами крепости. Достойно ли так поступать степняку?»
Абдоллу убили. Теперь же, когда подобное сделал Хусаин, перенеся свою ставку в Балх, его ждала участь деда. И Тимур сделал все, чтобы это произошло как можно скорее.
Сейчас, когда Мавераннахр принадлежал ему, Тимур вспомнил вновь об Инкар-бегим. Но теперь, помимо мести, им владел и трезвый расчет. Вдова нужна была, чтобы возвеличиться над другими эмирами. Но как заставить ее стать его женой? Упрямая женщина могла и в этот раз посмеяться над ним, но теперь он, держащий в своих руках повод власти, не имел права простить ей этого, потому что, смирившись с отказом, он дал бы повод для насмешек.
Удачливый все находит на дороге. Людская молва донесла до ушей Тимура, что Инкар-бегим, овдовев, тайно встречается с джигитом, с которым она была дружна в детстве. Один раз в неделю на рассвете он приезжает к ее аулу и входит в белую юрту. Только на миг помутила ревность разум Хромого Тимура, тотчас же уступив место коварному замыслу. Теперь ему было понятно, почему так несговорчива была в свое время Инкар-бегим, почему казалась всегда преданной немолодому Хусаину.
Взяв с собой двух нужных ему людей, проверенных еще в ту пору, когда приходилось разбойничать на дорогах, он однажды, накануне среды, тайно выехал в сторону аула Инкар-бегим. Отпустив коней пастись в низине, Хромой Тимур вместе с нукерами поднялся на вершину сопки. Отсюда хорошо был виден аул вдовы – два десятка юрт у чистого родника. Ярко светила полная луна, заливая землю мерцающим колдовским светом. Тихо и безлюдно было вокруг.
После полуночи, когда созвездие Плеяд, похожее на горсть мелких алмазов, обернулось вокруг Темирказык – Полярной звезды и поднялось высоко в небо, из юрты Инкар-бегим выскользнул человек, с головы до ног укутанный в просторный халат, и быстро направился в сторону небольшого оврага. Только по походке можно было догадаться, что идет женщина. За нею неторопливо затрусил огромный волкодав.
Затаившиеся на сопке замерли. Что нужно женщине среди ночи в степи, что ищет она в глубоком овраге, похожем на черную трещину?
Ждать пришлось недолго. Женщина вскоре появилась. Тимур не поверил тому, что увидел. Зоркие глаза не могли его обмануть. В овраг спустился один человек – хрупкий и тонкий, а сейчас из него выбрался – большой и толстый.
Хромой Тимур вдруг тихо засмеялся.
– Смотрите, – сказал он своим спутникам. – Одним халатом укрылись двое. У них это здорово получается – даже ступают они одновременно.
Нукер с толстой короткой шеей и с могучей фигурой борца удивленно цокал языком.
– Нет на свете никого хитрее женщины… Даже дьявол не додумался бы таким образом провести в юрту чужого человека…
– Пора, – сказал второй нукер, разглаживая свои большие вислые усы.
– Нет, – Тимур сделал рукой предостерегающий жест. В глазах его тускло и зловеще мерцали лунные блики. – Пусть войдут в юрту и займутся своими делами… А уж потом…
Луна опускалась к земле, наливалась красным зловещим светом, приближался рассвет.
– Теперь пора, – тихо сказал Тимур, и густые его брови сурово и жестоко сошлись к переносице.
Трое неслышно спустились с сопки и направились к юрте Инкар-бегим. Навстречу им бросился волкодав, загривок его ощетинился, блеснули влажные от слюны белые клыки.
Длинноусый нукер протянул к нему руку, что-то сказал вполголоса, и пес виновато завилял хвостом. Тимур знал, кого брать с собой на это дело: нукер когда-то состоял в личной охране Хусаина и часто бывал в этом ауле.
Никто не помешал Хромому Тимуру приблизиться к юрте Инкар-бегим. После смерти Хусаина аулы его жен охранялись не строго, и те несколько воинов, которые должны были нести караулы, видимо, где-то крепко спали.
Резко отбросив полог, закрывающий вход в юрту, Тимур первым переступил порог. Язычок пламени в светильнике-ночнике резко качнулся, и по выгнутым стенам юрты заметались зловещие тени.
От того, что увидел Тимур, у него на миг перехватило дыхание. На белой перине, разостланной на почетном месте – торе, предавались любви Инкар-бегим и молодой джигит. Тела их были обнажены и блестели от пота.
По каменному лицу Тимура пошли красные пятна, но ни один мускул не дрогнул на нем. Медленно, словно нехотя, сел он на деревянный сундук, стоящий справа от входа.
Джигит испуганно метнулся к разбросанной на полу одежде. Руки его дрожали, безумно расширенные глаза, не отрываясь, смотрели на Тимура.
– Не спеши, – презрительно сказал Тимур. – Одежда тебе больше не понадобится… Возьмите его… – и он повернулся к своим спутникам. – И пусть свершится то, чего он достоин за свой поступок.
Джигит все понял. Он посмотрел на Инкар-бегим. В глазах его были тоска и безысходность.
– Прощай… – едва слышно сказал он.
Нукеры схватили джигиты за руки и выволокли из юрты.
Не отрываясь, смотрел Тимур на Инкар-бегим. Обнаженная, она по-прежнему сидела на измятой постели, и он невольно залюбовался ее телом. Круглые бронзовые плечи, тугие груди с коричневыми, упруго торчащими сосками, длинные ноги…
– Оденься! – властно приказал Тимур.
Инкар-бегим вскинула голову. Глаза ее сухо блестели. Она презрительно посмотрела на него, неторопливо поднялась с постели, не стыдясь наготы, вызывающе покачивая бедрами, прошла по юрте, сняла висящую на крючке одежду.
За стеной юрты послышалась короткая возня, потом что-то большое и тяжелое упало на землю.
Женщина метнулась к выходу. Не меняя позы, Тимур выставил вперед ногу, преграждая дорогу.
– Сядь! – жестко сказал он. – Сейчас сюда принесут то, что тебе нужно…
Инкар-бегим в нерешительности остановилась, напряженно вслушиваясь в доносящиеся с улицы звуки. И вдруг резко повернулась к Тимуру:
– Почему ты приказываешь мне, словно я твоя жена?! Я ханская дочь, и мужем моим был эмир Хусаин…
Злая усмешка растянула его губы.
– Да. Ты пока не жена, но будешь ею. – Он помолчал. – Ты будешь ею… если хочешь жить…
Полог, закрывающий вход в юрту, распахнулся, и в черном проеме появился длинноусый нукер. В вытянутой руке он держал голову джигита.
Инкар-бегим порывисто шагнула вперед и долго всматривалась в лицо джигита, словно навсегда запоминала его черты.
– Я отомщу тебе! – охрипшим голосом сказала она. В глазах женщины была жгучая ненависть.
Тимур снисходительно усмехнулся и, обращаясь к длинноусому, велел:
– Вы мне пока не нужны. Унесите тело и голову этого… – он презрительно шевельнул рукой, – бросьте его в овраге, из которого он вылез. Пусть тело осквернителя станет пищей для волков и хищных птиц.
Длинноусый молча поклонился и исчез за пологом.
Тимур встал с сундука и медленно, припадая на больную ногу, подошел к Инкар-бегим. Рукоятью камчи он приподнял ей подбородок и долгим пристальным взглядом посмотрел в лицо.
– А теперь заново расстели постель и разденься! – негромко и властно сказал Тимур.
Женщина отпрянула от него. Полные ее губы задрожали.
– Как ты можешь после того, что видели твои глаза здесь?!
– Разве ты не слышала, что сердце мое из железа? Делай то, что я приказал. Тимур не говорит дважды…
* * *
Инкар-бегим так и не выполнила своей угрозы, не отомстила Хромому Тимуру. И не потому, что не нашла в себе сил, а просто она была из рода великого Чингиз-хана, где женщины признавали за мужчинами быть жестокими и, однажды покоренные, становились им надежной и крепкой опорой.
Через несколько дней после той памятной ночи Тимур велел привезти Инкар-бегим в свою ставку.
– Ты должна стать моей женой, – сказал он. – Пусть мулла совершит положенный обряд.
– Я согласна, – твердо сказала женщина, в знак покорности опуская свою красивую голову. – Я давно ждала от тебя этих слов, высокочтимый гурхан…
Тимур прищурился, провел ладонью по лицу.
– Гурхан… – медленно повторил он. – Гур-хан… Гур-хан…
Через год, заручившись поддержкой потомков Джагатая, он сделал своей ставкой город Самарканд. И в этот же год, в год зайца (1375), прибежал к нему, ища защиты и поддержки, потомок Токай-Темир-хана, правнук Уз-Темира, сын правителя Мынгышлака Той-Ходжи, рожденный от женщины Котан-Кунчак из рода конырат – Тохтамыш. Будущий хан Золотой Орды спасался от мести Уруса.