Текст книги "Хан Кене"

Автор книги: Ильяс Есенберлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Есенбая сынки щеголяют в мехах —

Что Ерден, что Дузен – в лисах и соболях.

Скот считать не умеют по головам,

А считают по сотням да косякам.

Не менее красноречиво воспевались богатства Аккошкара:

Он из горных алтайцев, тот богатей,

Всех вокруг подчиняет он воле своей.

Пьет из озера возле аула его

Сорок тысяч! Вскипает вода кумысом.

Как богат Есенбай, пораскинь-ка умом,

Если враз в Оренбурге пятьсот рысаков,

Не торгуясь, продал он одним косяком.

Сорок тысяч! Вскипает вода кумысом.

А озер таких много десятков кругом.

Оба они были обеспокоены ведущимися переговорами, а когда услышали о том, что Кенесары претендует на приказ в Улытау, вовсе потеряли сон. Только он мог стать им достойным соперником в степи и оттеснить их на второй план. Для них это был вопрос жизни и смерти, и они поступили по древней феодальной традиции. Пригнав в подарок ташкентскому куш-беги Ляшкару тысячу великолепных лошадей, они подсказали ему, что делать. Ляшкар и сам был жестокий враг Кенесары. Однажды ночью неизвестный отряд напал на укрепление Улытау и вырезал его гарнизон вместе с семьями. Оставшиеся в живых рассказывали, что напавшие кричали «Аблай!.. Аблай!..».

Не говоря уж о том, что Кенесары находился во многих сотнях верст от этого места, ему никак не было выгодно нарушать в это время мир. Он ведь сам добивался его любой ценой. Но стараниями враждебных ему султанов все это было доложено, как его действия. Волк был виноват, что сер…

Никогда еще не проявлялось столько изощренной жестокости, как в этот набег, и поверившие в него генералы Обручев и сменивший Генса Лодыженский больше не принимали посланий Кенесары. Они твердо решили, что взбесившегося волка может удержать лишь смерть или решетка…

Еще в конце месяца кокек – апреля, в аул Кенесары выехал офицер связи Долгов со строжайшим приказом. Доставлен он был Кенесары лишь через полтора месяца. В приказе говорилось:

"1. Все казахские аулы, относящиеся к Оренбургской губернии и кочующие по киргизским степям, являются неотторжимой частью Российской империи. Они облагаются налогом по одному рублю пятьдесят копеек серебром с каждого двора.

2. Поскольку киргизские аулы будут уплачивать налоги непосредственно в царскую казну, воспрещается собирать с них зякет.

3. Все тяжкие преступления рассматриваются по законам Российской империи. Дела по уплате долгов, превышающих сумму в пятьдесят рублей, рассматриваются в Пограничной комиссии.

4. Воспрещается категорически предоставление убежища беглым русским, татарам и башкирам. Подобные лица, пребывающие в настоящее время в стане Кенесары, подлежат передаче властям Российской империи.

5. Поскольку Кенесары является подданным Его императорского величества, ему воспрещается иметь самостоятельные односторонние сношения с лицами и государствами, которые считаются врагами.

6. Султану Кенесары впредь воспрещается присваивать себе и своим родственникам и сподвижникам степени и чины, не предусмотренные Правительством Его императорского величества и не утвержденные указами оного".

В ответ на просьбу Кенесары о предоставлении ему права пользоваться пастбищными угодьями по Иргизу, Тургаю, Сарысу, Есилю и Нуре генерал Лодыженский написал: «Вам для кочевья со своими близкими и родственниками предоставляется право пользоваться урочищем Кара-Куга, где будете проводить лето и зиму». Устно через Долгова начальник Пограничной комиссии передал ему, что зимой он может перекочевывать лишь чуть севернее этого урочища, а летом возвращаться назад. Но ни в коем случае не разрешалось Кенесары или его близким выезжать на левый берег Иргиза и Каргау, а также кочевать вверх по течению Иргиза и Тургая.

Это было вовсе невыполнимое условие, и подсказали его, конечно, тоже враждебные хану султаны-правители. Кенесары разъярился, но сил для борьбы у него больше не было. Как загнанный облавой волк, метался он первую половину лета по своей белой юрте. Долгова он отпустил, пообещав прислать ответ…

А тут это неожиданное нападение на Улытау, в котором его подозревают… Единственным выходом было принять предложение, переданное через Наурызбая из Старшего жуза от Суюка-тюре, и перекочевать туда. Он чувствовал готовящуюся там для него ловушку, и сон подтверждал это. Кенесары сидел на камне и смотрел в ночь…

* * *

Никто и не рассчитывал, что Кенесары примет предложенные генералом Лодыженским условия. Лишенный широкой народной поддержки, он должен будет уйти из насиженных мест, и тогда оренбургское начальство вздохнет спокойно. А князь Горчаков уже приготовился к его переселению на земли Старшего жуза…

Аванпосты сибирских линейных войск к этому времени находились в Капале и Лепсы. И вот туда приехал генерал Вишневский – Бесонтин и с ним ага-султаны Каркаралинского, Аягузского и Кокпектинского округов. Кроме них в Капал съехались влиятельные степные бии Кусбек, Кунанбай, Барак, Суюк-тюре, Рустем и другие, приглашены были киргизские манапы Орман, Жантай, Калигул. Они решили не давать прибежища Кенесары и его людям, а вскоре закрепили это специальным соглашением:

«В тысяча восемьсот сорок шестом году, числа третьего, июня месяца, мы, подписавшиеся здесь султаны и бии родов Старшего жуза – дулат, албан, сыбан, шапрашты, жалаир, а также султаны-правители Каркаралинского, Аягузского и Кокпектинского округов, в присутствии начальника Западно-Сибирской пограничной комиссии генерал-майора кавалерии Вишневского подписали настоящее соглашение с приложением своих печатей и дали клятву в том, что султана Кенесары Касымова мы считаем мятежником против Его императорского величества и возмутителем спокойствия. А посему обязуемся не иметь с ним сношений, не предоставлять ему и его людям принадлежащие нам земли как для пастбищ, так и для заселения. Когда же он двинется с нашей территории, то обязуемся сообщить начальству по инстанции о движении отрядов Кенесары…»

Кенесары пока не знал, как все это произойдет. В голове его бродили мысли о дальнейшей борьбе. Он представлял себе, как перекочует к берегам Чу и Или, а если придется обороняться от сибирских линейных войск, то отсидится зиму в Балхаше. Там есть удобный полуостров Камал – верст семьдесят длины и пятнадцать ширины. А к лету он перейдет к Аулие-Ате и Мерке, объединит против кокандского хана обиженных казахов и киргизов Сайрама, Чу, Сырдарьи. Не будет покоя его врагам!..

– Так что же предлагаете вы, маймене и майсара? – неожиданно прервал молчание Кенесары.

– Лучше грести помаленьку то, что под рукой, чем везти издалека, – сказал Таймас. – Оставить Сары-Арку означает навеки расстаться с мечтой!..

– Стало быть, ты предлагаешь мне терпение дервиша и всепрощение? – Кустистые брови Кенесары надвинулись на глаза.

– У нас ничего другого осталось, кроме терпения… А белый царь, добравшись сюда, достанет нас и в кокандских владениях… Русские – великий, сильный народ. И ты же знаешь, что не все среди них такие, как Аршабок, Обрыч или Бесонтин. Нужно договориться с ними.

– С чернью? – высокомерно спросил Кенесары.

Таймас лишь низко опустил голову.

– Впереди нас ожидает смерть… – сказал Абильгазы. – Это предрекает и ваш сон.

– Я знал это, когда восемнадцати лет от роду впервые опустил перед собой боевую пику! – спокойно ответил Кенесары.

– Но ведь с нами идет много народа! – заговорил Таймас.

– Что суждено мне, пусть будет суждено и ему!

– А что, если люди не захотят оставлять земли предков?

– Пусть едет, кто хочет!

В голосе Кенесары было равнодушие…

Наутро все батыры, бии и вожди родов собрались у степного дольмена. Кенесары встал с камня:

– У нас не осталось другого пути, кроме откочевки на Или и Чу! – сказал он коротко.

Люди молчали, некоторые ковыряли носками сапог землю…

Встал Тауке-батыр:

– Лошади бессильны, а люди устали. Покуда мы доберемся до Чу, настанет зима, которая в чужом краю страшнее врага. Лучше погибнуть на родной земле. В крайнем случае останемся незакопанными…

На ноги вскочил горячий Иман-батыр:

– Что говоришь ты, батыр Тауке?! Если хан Кене предлагает это своему народу, значит он знает выход из трудного положения. Из пасти белого царя хочет увести он нас. Только потому, что это родная земля, не хочу я дать проглотить себя на ней вместе со шкурой. Я с моими пятидесятью юртами готов идти за своим ханом!

Два дня говорили вожди и батыры. Треть их решила идти за Кенесары, а большинство осталось в Сары-Арке.

Холодным осенним днем разделились они и двинулись в разные стороны. Плач и рыдания стояли над степью…

Лютая ненависть султанов-правителей встретила тех, кто возвратился в Сары-Арку. Особенно неистовствовал Конур-Кульджа Кудаймендин. Но недолго продержался он на своем посту. Вскоре из Омска прибыла специальная комиссия расследовать его выходящие из рамок даже того времени преступления.

В составе комиссии был молодой офицер Есиркеген. Его жена Кумис осталась в Петербурге, а он специально приехал, чтобы не дать Конур-Кульдже подкупить чиновников и снова выйти сухим из воды. Конур-Кульджа был снят с должности и отдан под суд.

* * *

Кенесары тронул шпорами своего коня. За ним, держась чуть поодаль, поехали Агибай, Бухарбай, Жеке-батыр, Иман, Кудайменде, Наурызбай, Таймас, Абильгазы и сестра его – воительница Бопай. Сзади двигались редкие группы джигитов…

И вдруг зазвучала, заплакала домбра, и старческий надтреснутый голос запел:

Стоял Кенесары, в раздумья погружен.

Как с жизнью, с родиной прощался он.

«Бог милостив!» – сказал, махнул рукой,

И по кочевью прокатился стон…

Это пел с тоской Доскожа. Певец остался в Сары-Арке. Чем дальше уходил караван, тем слабее становился его голос. И все же долго слышался он, надрывая душу.

Не выдержав, Кенесары вонзил шпоры в бока своего коня. Тот взвился на дыбы и понес его навстречу сну…