Текст книги "1000000 евро, или Тысяча вторая ночь 2003 года"
Автор книги: Илья Стогов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– Силы братвы уходят не на нормальный бизнес, а на фигню. Пора положить этому конец! Пусть же Белый лично встретится с Дурьим Паханом и договорится о том, на каких условиях один из них получит все!
€€€
Много лет минуло с тех пор, как кузены виделись последний раз еще на родине, в далеком и тихом городе Тамбове. Увы, нерадостной оказалась эта их новая встреча. Дурий Пахан сказал:
– Ты поправился, брательник!
– А ты полысел: годы ни к кому не милосердны!
– Теперь ты похож на одного из героев «Звездных войн».
– На рыцаря-джедая?
– Нет. На Джаббу.
Братья помолчали. Каждый из них знал, зачем затеяна эта встреча, но, верный кодексу бусидо, ни один из них не спешил заговорить первым.
– Что будем делать-то? Как станем делить город?
– Понятно как. Как в детстве. Пусть все решит счастливый номер.
– Во что же станем играть? Может быть, встанем на перекрестке и будем ждать, кто первый заметит на номере проезжающей машины повторяющиеся цифры?
– Какой ты умный! Думаешь, мне не доложили, что ты еще полгода назад приватизировал городское ГАИ и теперь сам раздаешь автолюбителям любые номера? Давай лучше возьмем по купюре и сыграем на город, как в нашем родном Тамбове мы играли на щелбаны?
– Фигу тебе и хрен в придачу! Мне отлично известно, что именно ты являешься сегодня главным акционером фабрики «Гознак», на которой печатают все отечественные дензнаки. Не хотел бы я видеть ту купюру, что по твоему заказу изготовят для меня твои специалисты!
– Типа гимор. Как же нам поступить? Может быть, сядем в автобус, купим по билету и сыграем в счастливый билетик, а? Ведь, насколько мне известно, городские автобусы до сих пор не куплены ни мной, ни тобой.
– Когда ты, кузен, последний раз ездил в автобусе? В автобусах Петербурга уже много лет не продают билеты. Теперь в них работают кондукторы, а никаких билетов там нет.
– Не может этого быть! Во что же играют нынешние мальчишки?! – вскричал Белый и отправил людей проверить, так ли это.
Выяснилось, что все обстоит так, как говорил Дурий Пахан. После этого Белый попросил три дня на размышление и удалился. Много часов провел он, запершись вдвоем с Крышей, и по истечений этих часов выход был найден.
€ € €
Печальны обугленные руины универсама «Континент», в ночи же печальны особенно. Все еще стоят они неубранными, а за моим окном нынче осень, и желтые хризантемы склонили головки долу. Тогда же в теплый день, когда состоялась Великая стрелка, «Континент» был цел и сверкал рядами красивых товаров, а на улице была весна, и ручьи бежали по дорожкам... ныне же лишь слезы бегут по моим ланитам.
Увы! Сколько еще вздыхать мне об ушедшем? Сколько горевать об окончившемся без возврата?
Первыми к универсаму подъехали люди Дурьего Пахана. Они велели директору прикрыть лавочку, и покупателей в темпе выгнали на улицу. Верные, как цепные псы, люди Дурьего Пахана перекрыли входы и выходы. Лица их были невозмутимы, а взоры метали пламя.
Люди Белого подъехали чуть позже. Они прошли внутрь, осмотрели, все ли в порядке, и по рации передали патрону: о'кей. Ехать можно.
Солнце играло на поверхности луж, но отнюдь не весенним было настроение у тех, кто собрался в овощном отделе универсама «Континент». Каждый понимал, что от слепого случая зависит сегодня, в чьи руки перейдет пополам поделенный город. Будет ли Белый его единственным господином? Дурий ли Пахан заберет его себе без остатка?
Когда братья встали напротив друг друга, им были повторены правила поединка:
– Оба вы выросли в сиротском приюте № 18. Восемнадцать лет прошло с тех пор, как вы окончили школу и уехали из Тамбова. Восемнадцать подпольных публичных домов контролирует тот из вас, кто носит имя Белый. Восемнадцать тонн героина продал за прошедшее время Дурий Пахан. Верно ли это?
Братья отвечали:
– Воистину так!
– Сегодня вам предстоит решить вопрос окончательно. Один из вас уйдет из этого овощного отдела господином Петербурга, а второй может вешаться. Суть же поединка будет состоять вот в чем. Каждый из вас возьмет по банану. Оба банана 6удут взвешены на электронных весах, которые сами печатают ценники. Тот, на чей банан весы выбьют ценник, содержащий цифру «18», и считается победителем. Согласны?
Братья сказали:
– Ясный красный!
Первым выбирал банан Белый. Он просто подошел к коробке, отломил первый попавшийся и бросил его на весы.
Все замерли. Крыша, стоявший к весам ближе всех, угрожающе нахмурился. Весы замигали... потом замигали еще раз и выдали окончательную стоимость банана: 7 рублей 18 копеек.
– Удивительно! – выдохнула братва. – С первого раза этот везунчик набрал нужную цифру. Сложно же будет выиграть в этом споре его брату!
Тогда к коробке с бананами подошел Дурий Пахан. Не колеблясь, он взял один из плодов и молча положил его на весы.
– Сколько же там?
– Девять девяносто. Белый всплеснул руками:
– Мы победили, и воистину это удивительно! В стоимости нашего банана есть цифра «18», а в стоимости твоего – нет!
Дурий Пахан улыбнулся только одной губой. Верхней.
– Алё, лацкан! Кого паришь? Мой банан стоит 9-90. Девять плюс девять это и будет восемнадцать. А сумма чисел с твоего ценника всего 16, ибо 7 плюс 1, плюс 8 будет именно 16. Так что выиграл я!
Зловещая тишина повисла в овощном отделе пустого универсама. Воины с той и с другой стороны лишь молча глядели друг на друга.
И тогда Крыша вынул из-под мышки пистолет, всадил пулю в лоб ближайшему противнику и заорал:
– Нас тут за лошбанов держат! Без гнева и пристрастия, типа, сражайся, Белый!
И загромыхали звуки выстрелов. И пролился на пол кефир «Петмолино», а также рассол из банок с болгарскими маринованными помидорами. И были втоптаны в грязь пельмени «Равиоли».
Истекая кровью, последний бандит Петербурга сложил такое танку:
О, ужели мне предстоит,
Мне, мужу стойкому и отважному,
Умирать, распластавшись
Без сил
Среди разбросанных продуктов питания?
Так погибли обе бригады. Никто не ушел из «Континента» живым – ни люди Белого, ни люди Дурьего Пахана. Только зловещий Крыша покинул поле боя, не задетый ни единым выстрелом.
Ну и довольная же харя была у Крыши! Что за харя, дивная харя Крыши!
€ € €
Так заканчивается скорбная повесть о минувшем, названная мною «Большая стрелка братьев Порхатых, или Мент Пчелиноволков».
О, любезный читатель, склонившийся над моими записями! Возможно, ты спросишь, кто же такой этот мент, фамилия которого поставлена в заголовке. Я отвечу: это Крыша и есть, ибо на самом деле никакой он был не бандит, а был он засланным провокатором из милицейского спецотряда, миссия которого заключалась в том, чтобы очистить город от криминала.
С миссией капитан Пчелиноволков справился. Начальник ГУВД генерал Вишня даже дал ему за это орден. Криминала в Петербурге с тех пор нет... но тихою грустью веет от руин так и не восстановленного универсама «Континент».
Так что вместо вывода позвольте прочесть вам пятистишие, которое я сложила нынешней ночью, в час, когда невозможно уснуть, ибо слишком уж прекрасна луна, светящая сквозь почти прозрачные облака:
Собака лаяла
На дядю фраера.
Нам же остается
Лишь выть, как псу,
Будка которого сгорела дотла...
Глава 6. ШАББАТ
У меня в машине очень старый радиоприемник. Он такой старый, что непонятно, как он вообще оказался в моей машине, ведь машина у меня довольно новая.
Чтобы поймать радиоволну, в этом приемнике нужно не нажимать на кнопки, а крутить ручку настройки. Впрочем, вы знаете, мне это даже нравится. Нажимая кнопки, всегда знаешь, на что рассчитывать. А когда крутишь ручку, то можешь нарваться на что-нибудь неожиданное.
Например, пару дней назад я поймал в радиоприемнике волну телевидения. То есть я слушал телепередачу по радио. Изображения не было, а звук (даже звук рекламы) был.
Всю дорогу до дома я слушал передачу про человека, который коллекционировал киносъемки человеческих смертей.
Голос диктора рассказывал, что за все время существования кинематографа момент смерти удалось зафиксировать на пленке всего несколько раз. Что-то происходит с аппаратурой в такие моменты: скачет камера, проявляются дефекты на пленке, 6ликует солнце... а может, дело не в аппаратуре, а в операторе.
Короче говоря, заснять САМ МОМЕНТ смерти удавалось всего несколько раз. Ну и вот, нашелся коллекционер, который решил собрать эти кадры в своей коллекции.
Он скупил подлинники военной кинохроники. «В ата-аку!» – ревел командир, приподнимаясь над окопом, и получал разрывную пулю в горло.
Он списался с полицейскими ведомствами стран, где казни преступников снимают для отчета, и получил разрешение скопировать сцены гильотинирования, повешения жарки на электростуле. Он за бешеные бабки выкупил у операторов-любителей кассеты и бобины на которые те засняли выбрасывающихся из окон самоубийц, разбивающихся на машинах автомобилистов и все в таком роде. Я ехал по вечерним неосвещенным улицам, а в динамиках у меня за спиной хлюпали, разбиваясь, человеческие тела и скрипел, корежась, металл. Хорошая передача... а еще лучше, что я ее только слушал, а не смотрел.
Коллекция не довела своего обладателя до добра. Он целыми днями сидел в пустом темном зале и смотрел на чужие смерти. Мог ли он не попробовать заснять собственную?
К киносъемке века он готовился тщательно. Оно и понятно: второго дубля не будет. Коллекционер побеседовал с врачами, нанял целую киностудию и в момент Икс...
Я подъехал к дому, заглушил мотор, спрятал радио в бардачок, выключил фары, закрыл машину, бибикнул сигнализацией и пошел домой ужинать.
€€€
Впрочем, все это происходило еще в среду, а сегодня был вечер пятницы, и по телевизору шел политический детектив.
Суть сюжета была в следующем. Представьте, говорили внутри телевизора, что завтра с утра президент Путин застрелился. Проснулся, посмотрел в окно, понял, что жизнь не удалась, и застрелился.
Где он взял пистолет, сценарий умалчивал. Страна осталась без президента.
Перед предыдущими выборами все успели подготовиться к смене власти. В этот раз подготовиться не успели.
Сильные мира сего прикинули, кто может стать президентом. У кого сегодня хватит денег и популярности, чтобы занять это место? Выяснилось, что реальных претендентов лишь несколько. Причем все они – мусульмане. Немусульманин только один. Неплохой, по сути, парень. Единственный минус – горбун.
Фильм демонстрировал быт имиджмейкеров. Трудные будни людей, делающих президентов. Все понимают, что очередным президентом России станет бородатый мусульманин. Ваххабит. Насупленный восточный дядька. И только одна героическая контора пытается вывернуться и сделать так, чтобы вместо ваххабита народ выбрал горбатого.
Сотрудники конторы работают двадцать пять часов в сутки, а мир вокруг сходит с ума. В глянцевых журналах рекламируют новые модели паранджей. Высшие госчиновники перед камерой доказывают, что ничем не хуже других... что обрезание сделали еще в детстве. А эти люди, щелкая клавишами компьютеров, тащат горбуна в президенты.
Жена спросила, не сделать ли мне чаю. А что: мы могли бы лежать в кровати, смотреть кино и пить чай с вкусными бутербродами – как я думаю?
Я отказался. Просто не люблю чай.
Актер, игравший потенциального президента, кого-то мне напоминал, но я не мог понять кого. Вспомнил, только сильно напрягшись.
Дело в том, что у меня есть приятель, живущий в жутких новостройках. Неплохой парень: на прошлом объекте наши с ним бригады работали в паре. Как-то я засиделся в гостях у приятеля допоздна, и он пошел меня проводить. Мы вышли на лестницу и натолкнулись на приятелева соседа.
Сосед начал клянчить у нас денег. Здоровенный и бессмысленный мужик улыбался, лез знакомиться и просил одолжить купюрку. Пожимая мне руку, он раз за разом повторял свое имя и странное отчество, до тех пор пока я все-таки не выдал ему денег на алкоголь.
Вот на этого соседа и был похож телевизионный президент страны. Странно, что я до сих пор помнил тот давний поход в гости. Я повернулся на живот. Верный признак, что скоро засну.
Раньше, лет в семнадцать, я никогда не спал на животе. Только на спине, закинув руки за голову.
С женой я тогда еще не был даже знаком. Встречался с темноволосой долговязой девицей. Как же давно это было... Та девица говорила, что сплю я очень красиво. Что так спят герои молодежных сериалов. Мускулистые дебилы с бритыми подмышками.
Тогда мне нравилось это слушать, а теперь я сплю, как норный зверек. Прячу лицо в тощую подушку и сжимаюсь под одеялом в позе эмбриона. Тогда у меня были друзья... четверо верных друзей... я собирался общаться с ними всю жизнь... А что получилось?
На экране все вступало в решающую фазу. Я закрыл глаза. Я думал было порасстраиваться на тему того, как некрасиво теперь сплю... как быстро все изменилось... вот и из четырех друзей в живых остались лишь двое... причем один погибший был... но стоит ли думать об этом сейчас?.. Спустя минуту я, не досмотрев кино, уснул.
€ € €
Самый неприятный день недели это суббота. В пятницу ты живешь еще прошедшей неделей. В воскресенье уже понимаешь, что выходные окончены и скоро снова на работу... а вот в субботу заняться нечем.
В эти выходные я валялся в постели до обеда. Даже выкурил, не вставая и не умываясь, одну сигарету.
Потом я все-таки встал, натянул брюки и пошел в туалет. В моей квартире на двери в туалет нет защелки. Я много раз предлагал привинтить на дверь маленький крючок, но жена только кривилась и спрашивала: «Зачем?»
Это у нее с детства, проведенного аж в Париже. Родители моей жены по контракту работают во Франции. В их европейском доме было не принято запирать двери в ванную или туалет.
В кухне на столе лежала гроздь бананов. Они пахли импортным лекарством «фервекс». Жена сидела за столом и ждала, пока вскипит чайник. Я посмотрел на болтающиеся на запястье часы, протянул руку и включил радио.
Жена была все еще в халате и ненакрашенная. К сигаретной пачке мы с ней потянулись одновременно.
– С самого утра я сломала ноготь.
– Не расстраивайся. Купим новый.
Какое-то время мы сидели молча, а потом зазвонил телефон. Я пошел искать трубку. Телефон у нас в квартире такой... знаете?, его трубка ничем не прикреплена к остальному аппарату. Я каждый раз подолгу ищу, куда, черт возьми, закинул ее после предыдущего разговора. Хорошо хоть, квартира у нас маленькая, всего двухкомнатная, коридора практически нет, трубка отыскивается быстро.
Жена любит говорить по телефону А я не люблю. Она совершенно спокойно два с половиной часа бродит по квартире, прижав плечом трубку к уху, а я начинаю заводиться уже после семи минут разговора.
Хамлю собеседнику, извожусь... не могу разговаривать долго. Не знаю почему. Наверное, физиология.
– С кем это ты?
– Вот с ней.
Она кивнула головой на экран телевизора. Там губернатор города, напялив оранжевую каску, стоял на строительных лесах Петропавловской крепости.
– С кем – с ней?
– С Людкой. Женой этого кекса
– Кекс это губернатор?
– Ага.
Я подумал. Моя жена болтала по телефону с женой губернатора. Эта мысль думалась в моей голове с трудом.
– Прости, дорогая, но я не понял. О чем ты болтала с женой нашего нынешнего губернатора?
– Тебя интересует, о чем мы разговаривали?
– Нет. Меня удивляет сам факт. Зачем вы разговаривали?
– Почему не поболтать? Она моя школьная подруга.
Я подумал еще раз. Если школьная подруга, тогда да... гораздо понятнее. Только жена губернатора не была похожа на школьную подругу моей жены.
– Она не похожа на твою школьную подругу.
– Слушай, чего ты от меня хочешь?
– Тебе кажется, что я зануден, да?
– Да.
– Просто я не понимаю. Она – взрослая тетка. Ты – молодая девица. Как вы могли учиться в одном классе?
– Мы не учились в одном классе. Мы учились в одной школе. Потом она иногда подкидывала мне работу.
– Писать инаугурационную речь губернатору?
– Переводить техническую документацию.
– Да? С какого языка?
– Ты знаешь, на чем они разбогатели? Никто не знает. Странно, но во всем городе никто не знает, на чем разбогатела семья нашего губернатора. А я знаю!
– Да?
– Они разбогатели на том, что отвели воду из одного невского протока.
– И на этом разбогатели? Как на этом можно разбогатеть? И почему раньше ты никогда не рассказывала, что знакома с женой губернатора?
– Тебе нужно сообщать обо всех моих подружках?
– Нет. Обо всех не нужно. Но этот парень занимает свой пост уже два срока подряд. Семь с лишним лет. А ты ни разу не говорила, что знакома с его женой.
Жена встала и ушла из кухни в комнату. Когда ей нечего ответить, она всегда просто уходит, и получается, что мы поругались, а виноват в этом я.
€€€
После утреннего кофе я начал думать чем бы мне сегодня заняться. Когда жизнь пугает тебя... когда сбежать от ее медузьего взгляда на работу невозможно, то самый оптимальный выход это затеять приборку того, в чем ты давно хотел навести порядок.
С одной стороны, дело важное. С другой – все понимают, что человек просто решил убить пару часов, оказавшихся лишними в его жизни.
Вариантов было немного. Прибрать можно было на письменном столе, а можно – в книжном шкафу.
Стол был завален бумагами и компакт-дисками. Слушаю я их не в CD-проигрывателе, а в компьютере. Рядом с компьютером у меня на столе стоит такая пластмассовая полочка для дисков.
Книжный шкаф втиснут напротив письменного стола. Шкаф давно следовало разобрать. Вторгнуться в него, как во взбунтовавшуюся колонию, и навести порядок.
Когда-то мне нравилось проводить в нем ревизии. Отыскивать книжки, о существовании которых я давно забыл, и читать по паре страниц из каждой. Лежать на полу, листать книжки, чувствовать себя счастливым.
Тогда мне было двадцать, и мне казалось, что взрослее я уже не стану. Тогда деньги были не важны для меня, и я ни за что не поверил бы, что ради них стану делать то, что делаю теперь.
Сегодня мне тридцать два, и поверить в то, что когда-то я был двадцатилетним, уже невозможно. Когда-нибудь мне, возможно, исполнится и пятьдесят. Я боюсь этого момента.
Я сел в кресло и стал рассматривать шкаф.
На нижней полке, почти на полу, стоят самые большие, толстые тома: словари, справочники, энциклопедии в дорогих переплетах и атласы.
Полкой выше стоит то, что я очень любил когда-то, но что, скорее всего, больше никогда в жизни не прочту. Потрепанное «Сказание о Тристане, Изольде и грозном короле Марке». Книга Христолюбова «События, предшествовавшие убийству императора Павла». «Популярная история археологии». Иллюстрированное переложение «Махабхараты», изданное в Чехии под названием «Великая битва потомков Бхараты». Юнговские комментарии к «Бардо-Тёдол», она же «Тибетская книга мертвых»...
Выше начинается проза. У этих полок кариесная улыбка. Очень часто книжки отсюда выбывают навсегда.
Двадцать с лишним романов Филипа Дика. Было время, когда романов было больше... может быть, даже тридцать пять. Изданы они разными издателями, в разных сериях и непохожих переплетах.
Рядом – такой же причудливый Эдогава Рампо: четыре сборника рассказов. Клееные переплеты рассыпаются, страницы выпадают – выкинуть жалко, а в приличном виде этого парня никогда не издавали.
На верхних полках совсем разнобой. Пестрая банда, непонятно как уживающаяся вместе: Раймон Кено, Питер Бенчли, Редъярд Киплинг, Амос Тутуола, Эрик Сигал, Энн Райс, Сувестр и Аллен, Уильям Питер Блетти... Приятно, что некоторые книжицы были с автографами.
А еще есть у меня полочка... особая полочка, на которой... я даже подошел поближе... эх, чудо, а не полочка... впрочем, о ней – чуть позже.
Не подумайте, будто я собираю библиотеку. Я просто читаю книжки, а когда их скапливается много, я отбираю самые дорогостоящие и продаю их.
Лучшая в городе скупка книг (и вообще скупка краденого) расположена в том самом доме, в котором до 1917 года жила семья мещан Алиллуевых, к дочке которых ходил молоденький кавказский кавалер, щетинистый, как сапожная щетка, Иосиф, по кличке Коба.
Здоровенный зал «Букиниста» перегорожен шкафами на узкие отсеки. У шкафов стеклянные витрины. Если вам хочется рассмотреть книжку поподробнее, то молоденькая продавщица ключиком откроет витрину и, не оборачиваясь, уйдет обратно. Можете рассматривать. Можете, если хочется, что-нибудь украсть.
Как-то в этом магазине я видел поразившее меня издание вроде бы аж двухсот-с-чем-то-летней давности. Книжку, рассказывающую об эксгумации трупа гольштадтского дворянина барона фон Мюнхгаузена.
В гробу горбоносого вруна вместе с его истлевшим туловищем, оказывается, лежала икона цены немалой, которая на самом-то деле была и не иконой, а зашифрованным планом чего-то такого, о чем я прочесть не успел, потому что мне было неудобно долго листать столь дорогостоящее издание, а денег купить подобную книжку не было у меня тогда и нет теперь, потому что такие книжки стоят порой подороже, чем та маленькая квартира, в которой я живу.
Еще перед магазином мерзнут тусовщики. Целая толпа мужчин, любимым прозаиком которых является человек, пишущий на пивных этикетках: «Сварено из лучших сортов пшеницы».
Ребята предложат вам денег гораздо больше, чем товаровед «Букиниста». Но если книжка, которую вы хотели бы продать, окажется действительно ценной, то эти милые люди проломят вам голову металлической палкой и заберут книжку даром.
На самом деле нет занятия увлекательнее, чем продавать свои старые издания в букинистические магазины.
Я встал с кресла, ушел на кухню, выкурил еще сигарету и решил, что наводить порядок в шкафу сегодня не стану.
€ € €
Вечером мы опять лежали перед телевизором. Жена читала. По телевизору шел научно-популярный фильм про древности Ленинградской области. Про вымершие народы, населявшие наш край до прихода русских.
Тележурналисты раскопали интересного дядьку. Он работал водителем маршрутки и один раз вместе с машиной и всеми пассажирами гробанулся в Неву. Но не в черте города, а где-то в области, не доезжая Колпино.
– Расскажите нам, Семен Львович, что же вы увидели, когда машина оказалась под водой.
Семен Львович вздрагивал кадыком и говорил, что под водой он увидел каменные статуи языческих богов, руины чего-то такого, что и описать нельзя, а главное, множество рассыпанных золотых монет.
– Где именно все это лежит, Семен Львович?
Водитель окончательно краснел, играл желваками, заикался и отвечал в том смысле, что была ночь, а он перед этим выпил... правда немного... поэтому и не справился с управлением... и из-под невской воды он отбыл сразу в госпиталь, так что в точности место показать не может.
Я думал о том, что считается, будто жить в центре Петербурга престижно. Я живу в самом что ни на есть центре и могу рассказать вам о минусах такого житья. Например, в центре некуда сходить погулять.
Болтаться по набережным? Платить в кафе в три раза больше, чем оно того заслуживает, просто потому, что в центре дорогая аренда площади?
С начала жизни я заработал и потратил тысячи евро. Зачем?
Деньги приходят и уходят. И уходят, и уходят, и уходят... Сходить некуда. Вечера я провожу у телевизора. Иностранные туристы платят бешеные бабки, чтобы попасть в район, в котором я живу всю жизнь. А мне это не стоит почти ничего, но я все равно никогда не хожу гулять по своему чудному району.
Я повернулся к жене: – Почему мы никогда не гуляем?
– Ты хочешь пойти погулять?
– А ты – нет?
– Прямо сейчас?
– Почему? Давай завтра. Сходим в кафе.
– Знаешь, сколько стоит сходить в нашем районе в кафе?
– Знаю. Но ведь деньги пока что есть.
– А поехать в Финляндию? Думаешь ли ты копить деньги на поездку?
У жены приближался отпуск. Она готовилась к поездке в Финляндию всерьез. Купила разговорник. Влезла в Интернет, пользоваться которым почти не умеет, и почитала о хельсинкских достопримечательностях. Тридцать раз спросила, когда я думаю зарабатывать деньги на поездку.
Мы полежали молча. Потом я отдал дистанционное управление телевизором жене, повернулся на живот и заснул.
В ту ночь мне не приснилось ни единого сна.
Глава 7. THE LOVE
Она работала в петербургском метро. Продавала жетоны для прохода через турникет. А он работал кондуктором в троллейбусе. Он был глухонемым, а у нее не было правой ноги. И любви сильнее, чем их, не знал мир.
€ € €
По утрам он на метро ездил в свой троллейбусный парк. Он просыпался рано, когда на улице было еще темно. Пил чай с бутербродами и подолгу смотрел в черные окна.
Его мир всегда был тих и спокоен. Допив чай, он ставил чашку в раковину и никогда не слышал, как брякала оставленная в ней ложечка.
Он шел в прихожую, садился на корточки и завязывал шнурки. Потом распрямлялся и всовывал руки в рукава куртки. На улице он закуривал первую утреннюю сигарету. До метро шел пешком.
Даже очень рано с утра перед окошком касс метрополитена стояла очередь. Он вставал последним, маленькими шажками двигался вперед, ждал, пока окажется перед низко прорубленным в стене зарешеченным окошком, и вынимал из кармана купюрку.
Отдавая деньги кассирше, которую он никогда не видел, он растопыривал пальцы, показывал, что ему нужно именно два жетона. Один – чтобы поехать на работу. Второй – чтобы вернуться домой.
Он никогда не говорил словами «два», хотя и мог. Ему не нравилось, когда люди обращали внимание на его речь: гортанные звуки, вылетавшие из горла глухонемого.
Она ждала этого момента. Просыпалась от того, что чувствовала, как в улыбке расползаются губы. Сегодня в ее бойнице опять появится купюра и два длинных красивых пальца, растопыренных в знаке Victory.
Продавать жетоны для прохода через турникет – собачья работа. Наверное, когда-нибудь ее поручат автоматам, но пока не поручили. На протяжении рабочего дня
ты двигаешь всего одной рукой: взять деньги, отдать жетоны и сдачу, взять деньги, отдать жетоны и сдачу, взять деньги, отдать жетоны и сдачу...
Остальное тело свободно. Можешь болтать ногами, строить рожи и ковырять в носу сразу всеми пальцами незанятой руки. Это-то и утомляло метрополитеновских кассирш. Куда девать столько свободы, они понять не могли и, проработав пару месяцев, сбегали к работодателям, придумавшим занятие для остальных органов тоже.
Ей бежать было некуда. Болтать ногами на рабочем месте ей не хотелось, потому что нога у нее была всего одна. Ее устраивала эта работа.
Ее жизнь проходила в тесной комнате, верхом на стуле с облезлым тряпочным сиденьем, лицом к зарешеченному окошку. Недавно она огляделась на улице и увидела, что в мире, оказывается, осень, деревья уже пожелтели, и сквозь листву торчат черные ребра веток. Лето прошло. Она его даже не заметила. Так же пройдет и жизнь. И единственное, что удастся вспомнить: руки, сующие ей в окошко купюры.
Его руки были самыми красивыми из всех.
Двести пятьдесят четыре рабочих дня в году она могла смотреть на его пальцы. Сто одиннадцать выходных дней она проводила дома и просто ждала наступления новой рабочей недели.
Она специально выбрала утреннюю смену. От открытия метро до двух часов дня. Другим девушкам не хотелось работать в это сумасшедшее время, а она приходила в кассу заранее, раскладывала перед собой жетоны и мелочь и ждала. Около семи утра появятся его пальцы, и на этом день будет окончен.
В два часа пополудни она ставила перед решеткой табличку «ИЗВИНИТЕ. ЗАКРЫТО» и вместе со стулом отодвигалась от стены. За окошком ругались те, кто отстоял почти всю очередь, но купить жетон так и не смог. Сзади, прислоненные к шкафу, стояли ее костыли.
Прежде чем выйти из служебных помещений касс, она втыкала в уши затычки плейера. Она не желала слушать шипение вслед. Жалко, что так и не придумали плейер для глаз, чтобы, шагая, смотреть кино или клипы и не видеть, с какими рожами смотрят на нее окружающие.
От двери с надписью «СЛУЖЕБНЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ. НЕ ВХОДИТЬ» до троллейбусной остановки было недалеко. Но нужно было один раз спуститься по лесенке и два раза подняться. С костылями это было чертовски неудобно.
Зато потом оставались только три остановки на рогатой машинке, последняя лесенка перед парадной – и все. Лифт. Дверь. Диван. Во сне увидеть его пальцы.
Когда троллейбус подъезжал к остановке, люди вокруг начинали что-то ей говорить. Она видела, как шевелятся их губы. Может быть, они спрашивали, не нужно ли помочь? Может быть, жаловались, что своими костылями она перегородила весь проход.
Она слушала плейер, а их никогда не слушала. Платила кондуктору за проезд, садилась к окну, зажмуривала глаза. Эти последние три остановки давались ей тяжелее всего. Она никогда не смотрела по сторонам, никогда не видела, что происходит вокруг. Лифт. Дверь. Диван. Во сне увидеть его пальцы.
Кондуктор сгребал с ее ладони мелочь, отрывал билетик и шел дальше. Он никогда не произносил ни единого лишнего слова. Он был насупленный и немного страшный. И вообще, у него был такой вид, что... в общем, за проезд в его троллейбусе платили все.
Пассажиры смотрели на его сдвинутые брови, и им не хотелось ехать зайцами, а хотелось купить билет. Люди не знали, что кондуктор не злой, он просто родился глухонемым.
Вам бы показалось, что этот кондуктор всегда собран и спокоен, но на самом деле было не так. Около полвторого он все-таки начинал немного нервничать. До того как она войдет в его троллейбус, оставалось совсем чуть-чуть времени, и он действительно становился слегка нервным.
На его памяти два раза случалось такое, что в положенное время ее не оказывалось на остановке. Битком набитый троллейбус ехал дальше, а он сходил с ума и отлично видел, что троллейбус пуст.
Приблизительно в десять минут третьего водитель подруливал к нужной остановке, и кондуктор замирал. Раз... два... три... четыре... пять... шесть... семь... Yes! В задней части троллейбуса она ставила свои костыли на пол, и он облегченно выдыхал.
Она поразила его сразу. В ту минуту, когда он увидел ее впервые. Девушка в плейере.
Вокруг толкались и махали руками. Только двое во всем троллейбусе не слышали этого... Второй была она. У нее не было правой ноги, зато была гордо запрокинутая голова, она слушала плейер и всегда улыбалась. Прекраснее ее не было никого на свете.
Он много раз пытался взять мелочь с ее ладони немного медленнее, чем обычно. Это не удавалось ему ни разу. Он очень быстро отрывал ей билет и, расталкивая пассажиров, убегал в другой конец салона.
У нее в голове всегда играла музыка, а он и не знал, что такое музыка. Через две остановки, на третьей, она, стукаясь костылями о двери и неудобно переваливаясь, выходила.
Теперь нужно было дождаться следующего раза. Завтра в начале третьего часа пополудни ее гордо запрокинутая голова опять появится в дверях, и он подошвами прочувствует, как стукают о пол ее костыли.
Как-то он сел и подсчитал: за все то время, пока девушка ездит в его троллейбусе, она заплатила за проезд приблизительно $80. Еще два раза по столько и ей бы хватило на покупку нового протеза.