Текст книги "Детство императора Николая II"

Автор книги: Илья Сургучев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

   Если барин при калошах,

   Эфто значит без сапог...

   В кабаке, за три копейки, Этьену давали маленький, зеленого толстого стекла, стаканчик, и Этьен, как-то особенно вкусно, брал его на ладонь, долго и молча вдыхал аромат сивухи, всячески отдалял момент наслаждения и вдруг вскрикивал: "Запаливай!"

   В дворцовом саду этим волшебным Этьеном был я, маленький Володя, но моя почтеннейшая публика, в лице Ники, понятия не имела, что такое шик, блеск и, в особенности, иммер элеган (впрочем, последнего я и сам не знал). Ники не понимал символизма: "пустой карман" и что такое "пьян".

   – Но у меня тоже пустой карман, – недоуменно говорил Ники, выворачивая свой карманчик.

   – Да, – учительствовал я. – Карман пустой, но, если ты попросишь своего папу, он тебе может двадцать копеек дать.

   – А что такое двадцать копеек? – продолжал вопрошать Ники.

   – Фунт карамели можно купить, – выходил я из себя.

   – А что такое пьян?

   Я прошелся по лужайке покачиваясь.

   – Вот что такое пьян, – объяснял я.

   Ники тоже прошелся покачиваясь.

   – И я пьян? – спросил он.

   – Конечно, пьян, но ведь все это понарошке.

   – Как это понарошке?

   – Так, понарошке. А чтоб было всамделишнее, нужно водку пить.

   – Какую водку?

   – Так, горькая вода есть такая.

   – А зачем же пить горькую воду?

   – Чтобы запаливать.

   – А ты пил?

   – Нет.

   – Почему?

   – Потому что мама выдерет.

   – А-а... – с почтением протянул Ники, потому что он знал, что такое "выдерет".

   Дружеская беседа затянулась. Перешли на самую соблазнительную вещь: табак.

   – А ты пробововал курить? – спросил Ники.

   Я почувствовал ошибку в слове "пробовать", но смолчал и ответил:

   – Пробововал.

   – Ну и что же?

   – Да ничего.

   – Мне страшно покурить хочется, – сказал Ники.

   – А вот сопри у отца папирос и покурим.

   Весь дворец знал, что турецкий султан прислал Александру несколько картонов папирос, но все они были заперты под замок. Пришлось посушить на солнце лопух и тонко нарезать его ниточками. Потом догадались набрать окурков в пепельнице, крошили их в газетную бумагу, сворачивали, но выходило плохо: один конец толстый, другой – тонкий. Но это уже было опасно. Нюхали друг друга изо рта, не пахнет ли табаком? И потом, по коломенскому рецепту, жевали сухой чай. Это отбивало запах. Но, если Император Николай Второй был исправным курильщиком, то в этом были и мои семена.

   Шалун он был большой и обаятельный, но на расправу – жидок. Я был влюблен в него, что называется, по-институтски: не было ничего, в чем бы я мог отказать ему. И когда Александр ловил нас в преступлениях, я всегда умолял его:

   – Ники – не виноват.

   – Ты не виноват? – спросил однажды Александр.

   – Я не виноват, – ответил Ники, прямо глядя в глаза.

   – Ах, ты не виноват? – рассердился Александр. – Так вот это тебе лично, а это – за Володю.

   – Почему за Володю? – со слезами спрашивал Ники, почесывая ниже спины.

   – Потому что Володя за других не прячется. Володя – мальчик, а ты – девчонка.

   – Я не девчонка, – заревел Ники. – Я мальчик.

   – Ну, ну, не реви, – ответил отец и, в утешение, дал нам по новенькому четвертаку.

   Вспоминаю, как, иногда, выезжая, например, в театр, родители заходили к нам прощаться. В те времена была мода на длинные шлейфы и Мария Феодоровна обязана была покатать нас всех на шлейфе и всегда начинала с меня. Я теперь понимаю, какая это была огромная деликатность – и как все вообще было невероятно деликатно в этой очаровательной и простой семье.

   И потому я горько плакал, когда прочитал, что Николай Второй записал в своем предсмертном дневнике:

   – "Кругом – трусость и измена".

   Но... этого нужно было ожидать.

   Мы малодушны, мы коварны,

   Бесстыдны, злы, неблагодарны;

   Мы сердцем хладные скопцы,

   Клеветники, рабы, глупцы...