Текст книги "Порок"

Автор книги: Илья Райх

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Глава пятая

Утром Мария по просьбе Евгения направилась в ИВС на Шафиева, перед ней стояла задача выяснить перипетии жизни Воинова из уст самого подследственного и представить следствию психологический портрет насильника. Мария всегда очень щепетильно и трепетно относилась к заданиям вышестоящего руководства, но в этом случае она была дополнительно ведома профессиональным интересом. Она впервые могла наедине поговорить с сексуальным маньяком, что для психолога-криминалиста – редкая удача. Пришла она на встречу не в синей форме следователя, а в джинсах в обтяжку, тоненьком пуловере сиреневого цвета и в туфлях на шпильках, собрав волосы в две косички.

Воинов сидел в наручниках, тут же рядом у двери стоял конвоир.

Мария первоначально выяснила, что отец бросил Воинова с матерью, когда ему было три года, мать вела распутный образ жизни и умерла под действием неумеренных доз суррогатного алкоголя. С отцом Воинов больше не встречался, тот умер, когда Воинову было десять лет. С пяти лет Воинов жил под опекой детских психиатров. Родителей он помнил смутно.

Мария пыталась разузнать, надругались ли над ним в детстве ближайшие родственники, вопросы задавала опосредовано, тактично, избегая острых углов.

– Может, они и били еще меня, – с улыбкой отвечал Воинов.

К собеседнице подследственный был настроен дружелюбно. Он соглашался со многими наводящими вопросами Марии, отвечал «может быть», ведь многого в силу маленького возраста не запомнил, не помнил даже позитивные моменты.

– У вас есть обида или ненависть к матери?

– Если она была жива, я простил бы ее.

– Мне хочется спросить… – она волновалась и немного запиналась.

– Не волнуйтесь, я отвечу даже на самые неудобные вопросы, – успокоил ее Воинов. – Я так понимаю, что вы здесь невольно, по приказу Евгения Андреевича.

Воинов снисходительно улыбнулся.

– Давайте, чтобы вы не чувствовали себя неудобно, я попрошу конвоира выйти из комнаты, он постоит за дверью, – вкрадчивым голосом произнесла Мария.

– Он мне не мешает!

– Дальше будут вопросы, на которые вам будет трудно отвечать в присутствии посторонних, – решила настоять на своем Мария.

По лицу конвоира она прочитала, что он не разделяет ее намерения выставить его за дверь.

– Приказ вышестоящего начальства, чтобы я находился с подследственным в комнате допроса, – произнес конвоир.

Мария отреагировала на его возражение жестко:

– Как старший по званию я приказываю вам выйти за дверь, подследственный находится под юрисдикцией следственной группы.

Мария сама удивилась своей твердости и возгордилась собой, что придало ей уверенности. Конвоир исчез, от дрожи не осталось и следа.

Но Воинов поддел ее:

– Признайтесь, это вы чувствовали себя неуверенно в присутствии надзирателя?

Он усмехнулся и повторил:

– Мне он никак не мешал!

– Мне показалось наоборот, что вас смущает присутствие посторонних лиц, ведь вопросы касаются вашей личной жизни, – Мария решила перейти в контрнаступление.

– Давайте вернем его!

– Нет! Своих приказов я не отменяю! – воодушевленно отрезала она.

– Хорошо, вам видней, – Воинов откинулся на спинку стула.

– Мне хотелось выяснить, что для вас было первично – убийство или все-таки важнее было получить сексуальное удовлетворение при убийстве?

– Уже говорил, убийство я совершил ради сексуального насилия. Их совершал в помутнении, точно не помню эти минуты, было какое-то отступление от собственного «я». Но могу сказать, что не испытал оргазма из-за убийства.

– Но третью жертву, как вы показали, вы убили осознанно, когда разочаровались в ней?

– Может быть. Когда я ее кромсал, мною управляла ненависть.

– Возможно, вас одолевало желание сломить сопротивление? От этого, может быть, вы и получали наслаждение? Чувство господства и власти над жертвой доставляло вам удовольствие?

– Может быть. Но после первой жертвы у меня не было полного удовлетворения, хотя я и сломил ее, поэтому однозначного ответа дать на этот вопрос не могу.

Каждый ответ Воинова Мария старательно записывала в свой блокнот. Воинов поинтересовался, стенографирует ли она допрос, на что Мария ответила, что допрос носит неформальный характер и имеет форму беседы.

– Рисуете психологический портрет? – произнес он. – Вы профессиональный психолог?

– Да!

– И следователь?

– У меня два высших образования, дипломы психолога и юриста, – гордо ответила Мария. – Скажите, а почему вы решили использовать эфир для наркоза?

– После первого случая я понял, что чем тише будет вести себя жертва, тем легче будет с ней совладать.

– Можно ли сказать, что вы применили эфир для ослабления защитных рефлексов у несчастных женщин?

– Да, конечно.

– Хорошо, пойдем дальше. Вы сказали, что не смогли получить удовлетворения после первого случая. То есть не получили никакого удовлетворения, ни эмоционального, ни полового?

– Нет! Мне как-то стало не по себе. Все же я убил в первый раз.

Воинов произнес фразу спокойно без эмоций.

– Угрызения совести?

– Нет, на счет моральной стороны все было нормально. А вот эмоциональное состояние желало оставлять лучшего, я изнемогал. Меня одолевало ощущение недоделанности.

При допросе Воинова Мария, как человек, стремящийся к новым познаниям, применила методику, описанную в книгах о криминалистической психологии. Суть методики такова, что следователь не дает опомниться подследственному во время допроса и сыплет градом вопросов. Но паузы между вопросами с каждым разом все увеличивались.

– То есть вы после первого убийства не получили эмоциональной разрядки?

– Нет, поэтому мне хотелось все исправить и найти вторую жертву.

– Но после того, как вы убили вторую жертву, вы испытали угрызения совести?

– Да, она мне понравилась, была, как ухоженная кукла. Но если бы в ней присутствовал эстетический изъян, не думаю, что я испытал бы сожаление.

– У вас не было желания унести ее с собой, прихватить труп?

– Не помню, но точно могу сказать: сожалел, что убил ее слишком рано. Если бы была возможность вернуть ситуацию назад, то я поиграл бы с ней подольше.

– Что вы понимаете под словом «поиграл»?

Мария вошла в кураж, но и подследственный не делал никаких попыток остановить ее, все с большей охотой отвечая на вопросы. Как думала Мария, это происходит потому, что Воинову вновь представилась возможность сполна мысленно ощутить вкус убийств, что характерно для всех отмороженных маньяков. Стараясь уловить все, что помимо слов выдавал Воинов, Мария наблюдала за его физиономией и старательно фиксировала в памяти, как и в блокноте, самые незначительные наблюдения.

– Ну, мне хотелось продлить процесс жертвоприношения. Я понимаю, что такая ухоженная женщина как Баумистрова никогда в реальной жизни не посмотрела бы в мою сторону.

– Вас возбудила ее недоступность?

– Может быть. Но это не значит, что я выбрал ее в качестве жертвы по причине недоступности. Она оказалась случайно рядом со мной, если бы не она, то завалил бы другую заблудшую овцу. Она покорила меня только тогда, когда оказалась подо мной, под моим телом, и только тогда я сумел разглядеть ее получше.

– Вы на первом допросе говорили, что восхищались ее нижним бельем. Унесли что-нибудь с собой с места преступления?

– Кажется, нет!

– Вы умышленно не взяли с места преступления ее вещи или у вас все же возникло желание снять с нее, к примеру, чулки?

– Сейчас трудно ответить. Сидя здесь, в четырех стенах, ты только и думаешь… – он неожиданно запнулся.

– О чем? – тут же впилась в него взглядом Мария.

Но Воинов замолчал, погрузился в тишину. Для нее это не стало чем-то неожиданным, она помнила, как Воинов и раньше, при первом допросе, без объяснений мог устраниться от окружающей действительности. Мария молчала в надежде услышать ответ. О чем думал насильник, так и осталось загадкой. Она поправила косичку и прервала молчание:

– Хорошо! – констатировала она.

Убедившись, что подследственный отреагировал на последнее слово – он поднял на нее взгляд – задала следующий вопрос:

– Можно ли сказать, что в Екатерине Баумистровой вы увидели прообраз женщины из прошлой жизни? Ранее вы сказали, что такая женщина ни при каких обстоятельствах не посмотрела бы в вашу сторону. Похожа ли она на тех, кто отверг вас как мужчину?

– Интересный вопрос, Мария… я должен на него отвечать? – с ухмылкой спросил Воинов.

Их взгляды сошлись, и на ее лице он прочитал возмущение.

– Георгиевна! Прошу соблюдать субординацию! – жестко отреагировала она.

– Субординацию?

– Да! – в ее голосе прозвучала твердость.

Мария приосанилась, отбросила на стол блокнот, показывая, что не трепещет, не испытывает страха перед насильником и убийцей трех женщин. Она, может, и есть та, которая должна отомстить за убиенных! И вообще, от имени слабого пола призвать Воинова к ответу! Фантазии разыгрались всерьез. Мысленно Мария перевоплотилась в хищную женщину-кошку. Но видел ли и чувствовал ли Воинов ее имперсонацию? Нет!

Подтверждением тому была ухмылка Воинова, излучающая сарказм.

– Субординацию? Поясните, какую именно субординацию я должен соблюсти? – Воинов фамильярничал.

– Я – следователь, вы – подследственный. Если вы не помните, что я сказала конвоиру, могу повторить еще раз, кто тут главный и кто принимает решения!

Она старалась смотреть ему в лицо, но не получалось. Он был более сильным, более матерым и ловким в области словесности, а бессловесность и вовсе была его стихией.

– В вас, Машенька, играет не субординация, а надменность.

– Перестаньте! А то…

– Что? Договаривайте, милая моя! – Воинов загоготал. – Но у меня есть к вам вопрос. Позволите?

Мария немного растерялась. Она пыталась найти слова, чтобы поставить его на место, но ничего не приходило в голову.

– Хорошо, спрашивайте, – сдалась она.

– Сколько раз вы грезили, представляя, как унижают вас?

– Не поняла? – неуверенно произнесла Мария.

Воинов все чувствовал, по жизни он был более искусным психологом, чем Мария. Это начинала осознавать и Мария, которая уже желала побыстрее закончить допрос.

– Другими словами, у вас же есть несбыточная мечта иметь возможность побыть шлюхой, но без моральных последствий?

– Чушь какая!

– Сейчас вами движут эмоции, – Воинов немного откашлялся, но сделал это неестественно. Он продолжил, ощущая робость Марии:

– Спросите у женщин, хотят ли они переспать одновременно с двумя или с тремя мужчинами?

– Если вы намекаете на меня, то мне этого не надо! – оживилась Мария.

– Хорошо, абстрагируемся от вас. Недавно, когда я еще не был облачен в тюремную робу, мне попалась статья в одном журнале. Так вот, из ста анонимно опрошенных женщин девяносто пять ответили, что хотели бы хоть раз в жизни испытать групповой секс с несколькими мужчинами, но при условии, что эти мужчины, удостоенные их ласок, умрут, как только выйдут из спальни.

– Но, может, я вхожу в те пять процентов? – нашла выход из положения Мария.

– Да, возможно, но они не отрицали, а просто затруднились ответить на вопрос.

Воинов говорил спокойно. На некоторое время пауза вновь повисла между ними как символ временного перемирия.

– Поэтому вы лукавите…

– Но это личное, я не желаю обсуждать вопросы секса с насильником и убийцей… – Мария хотела встать, но неведомое притяжение притянуло ее к фанерному стулу.

– Да, я знаю… я – убийца-насильник, подонок, чудовище, как вам угодно, – Воинов, опершись локтями о край стола, опустил голову и испепеляющим взглядом посмотрел на Марию. Она отпрянула, мурашки пробежали по коже, возникло неимоверное желание закричать, чтобы кто-то услышал, но, вспомнив, что сама же выставила конвоира за дверь, подавила крик. Страх вселился в нее, она боялась шелохнуться, но самое странное, что Воинов не излучал ни капли смертоносного ужаса, он только позволил ей заглянуть в свои глаза.

– Но я не об этом, – он замолк, как искусный рассказчик, делающий паузу перед самым интересным и важным:

– Однажды я случайно попал в гости. Несколько человек сидели за столом. Напротив меня – хозяева, красивая семейная пара, муж с женой, им было лет по сорок. Всего было человек десять, я всех их видел в первый и последний раз. Так вот, внезапно вспыхнула ссора между хозяевами. Муж ладонью нанес по лицу супруги несильный удар. Над столом нависло напряжение. Кажется, после такого любая женщина соскочит с места и убежит прочь со слезами на глазах. Но хозяйка дома оказалась не такой. Я посмотрел ей в глаза и прочитал там непокорность.

Она продолжала пить чай, как ни в чем не бывало. Передо мною сидела сильная женщина, у которой не дрогнул ни один мускул. Этой женщине подвластно все, она могла бы проснуться утром в постели с парой-тройкой молодых мужчин и без стыда и сожаления взглянуть им в глаза.

– Возвысили ее, словно королеву! – Мария засмеялась. – Согласно легендам, под утро из спален императрицы Екатерины Великой выходило по несколько любовников…

– Если до конца следовать тривиальным легендам, то их всех ждала смерть, – мужчин казнили, чего желали многие женщины, давшие положительный ответ в ходе опроса. Названная тобой женщина, когда-то правящая миром, сейчас, в наше время, слилась бы с безликой толпой.

– И я, по-вашему, и есть часть серой толпы?

– Да! – утвердительно ответил Воинов.

Марию бросило в жар от очередного унижения. Но, чтобы сохранить лицо перед убийцей, она решила довести разговор до логического конца.

– Не очень убедительно, – робко сказала она.

– Вы насчет себя?

– Пусть будет так.

– Не обидитесь? – Воинов убрал локти с края стола и откинулся назад. Он начал говорить медленно, четко, выражая эмоции мимикой лица. В это мгновение все черты Воинова выражали утверждение.

– Давайте, уж если начали, – вздохнула Мария.

– Посмотрите на себя, как девушка вы неказисты, на вас мало обращают внимание молодые люди. Ваша природная некрасивость – ваш душевный изъян, вы переживаете, даже в порывах безысходности думаете лечь под нож хирурга.

– Насчет пластики вы уж совсем загнули, – Мария старалась держаться спокойно, отдавая себе отчет, что излишние эмоциональные порывы здесь не помогут.

– Просто у вас нет денег на хорошего хирурга. Но вы нашли выход, вы поступили на юридический факультет, чтобы стать служителем закона, – Воинов перевел дыхание, в горле у него немного пересохло. – Когда учились на психолога, вы открыли для себя очень многое.

– И что же я, по-вашему, получила благодаря учебе? – спросила Мария.

– Курс психологии помог вам понять, из чего состоит мужчина.

– Но что же я могла извлечь из этого?

– Вы стали следователем. Вы надели форму, – это символ власти, и он сильно притягивает мужчин.

– Форму! Но это бред! – пыталась возразить Мария с усмешкой на лице, которая перешла в истерический смех.

– Поэтому не вздумай менять работу, а то лишишься и того малочисленного внимания. Ты – яркое воплощение женщины с декоративной вывеской, как и моя третья жертва, которая под юбкой носила рваные колготки.

Мария покраснела, даже толстый слой пудры не смог прикрыть румянца, все больше пожиравшего ее лицо.

Она уже не придавала значения, что Воинов в очередной раз назвал ее на «ты».

– Но есть один плюс в твоей природе, ты вызываешь возбуждение у таких подонков, как я.

Она невольно преисполнилась к нему уважением, которое выразилось кивком в знак согласия.

– Вы хотите меня изнасиловать? Значит, я вам интересна, несмотря на то, что вы наговорили мне много неприятного, – подстрекающим тоном произнесла она.

– Нет!

– Вы сами себе противоречите, – торжествующе объявила Мария, как будто выиграла важный спор.

– Вот видишь, ты даже готова понравиться аморальному насильнику, лишь бы он покусился на тебя.

Мария в гневе соскочила со стула. Мерзости, которые наговорил Воинов, отошли на второй план: нет ничего хуже, чем быть отвергнутой. Заметавшись по комнате, сделала порыв дать пощечину, но, приблизившись к подследственному, тут же отпрянула, сохранив чуточку рассудка. Ей ничего не оставалось, как выбежать из комнаты.

Тут же в помещение забежал надзиратель с резиновой дубинкой в руке. Но не пустил ее в ход, так как застал сидящего на стуле Воинова с улыбкой до ушей.

Глава шестая

Воинова поместили в лечебницу, в отделение судебной экспертизы. Врачи не торопились подтверждать или опровергать его вменяемость. Времени для вынесения вердикта у них было предостаточно, иными словами оно попросту не ограничено – подследственный может находиться под наблюдением врачей годами, если психиатры не могут прийти к единому мнению. Евгений не посещал Воинова. Да и нужды особой в этом не было, ведь судьба серийного убийцы полностью перешла в руки людей в белых халатах, которые, вполне возможно, порекомендуют принудительное лечение. И если суд узаконит вердикт врачей, через некоторое время Воинов сможет выйти на свободу. А затем, после очередной серии убийств, он со спокойной совестью может опять прийти с повинной, и вновь его наказание ограничат принудительным лечением. Новые жертвы насилия, новая реакция общественности, рапорты правоохранителей об успешном задержании очередного маньяка, – хотя мало кто вспомнит, что за личиной нового убийцы скрывается физиономия неизлечимого рецидивиста Воинова.

Нельзя не отметить, что Евгений испытывал неподдельное влечение к личности Воинова. За время общения он, представляя карательную машину, не только не смог унизить его, как поступал с другими непокорными арестантами, а наоборот – Воинов чувствовал себя на допросах более непринужденно, чем Евгений.

Серая повседневность – безрадостное детство без родителей, интернат для умалишенных, психлечебница, работа плотником, маленькая квартира, где практически отсутствовали предметы первой необходимости – все это говорило о неотвратимой ущербности личности серийного маньяка. И убийство несчастных женщин обретало какую-то значимость среди всей этой доминирующей унылой повседневности. В противовес Воинову жизнь Евгения складывалась намного благоприятней и успешней: любящая мать, образование, работа следователя, женщины, у которых он имел успех, любовь… Если сейчас он и отвергнут Татьяной, которую вожделел каждый день, но он все же испытал это необъяснимое чувство влечения сполна. Сравнивая себя и оппонента, Евгений в глубине души чувствовал, что он все же проиграл Воинову, изначально обладавшему более низкой весовой категорией.

Это и было скрытой причиной того, что месяц спустя после их последней встречи в ИВС на Шафиева Евгений явился в камеру-палату закрытого корпуса психлечебницы.

Эта была маленькая серая комнатушка с кроватью, со столом у стены и одним стулом. Ближе к двери, в нише стены висела железная пожелтевшая раковина с краном. Воинов был одет в синий хлопчатобумажный пиджак и того же цвета брюки.

Они сидели друг против друга, – Евгений на стуле, Воинов на кровати.

– Ты можешь избежать наказания, тем более что твой старый знакомый, Марк Ефимович, вообще не верит в твою виновность.

– Вы уже успели с ним познакомиться?

– Да. Он защищал тебя.

– И прямо сказал, что я невиновен? – Воинов поинтересовался без удивления.

– Да, он ясно и четко дал понять, что такая прелесть, как ты, просто априори не может выступить в роли убийцы. Так что поздравляю, у тебя появился первый адвокат.

– За другого человека мне трудно говорить…

– И еще я здесь из-за твоего оскорбительного отношения к Марии Георгиевне.

– К кому? – так же без удивления произнес Воинов.

– Не прикидывайся.

– Я знаю субтильную девушку по имени Маша, Машенька, – с усмешкой выговорил Воинов.

– Так вот, она рассказала, что ты ее…

Евгений не успел договорить, неожиданный саркастический смех Воинова прервал его речь.

– Скажите еще, что она чуть не стала моей очередной жертвой!

– Как насчет того, чтобы вновь вернуться в изолятор на Толстого? Там тебя встретят с почестями. Блатные только и ждут, чтоб тебя е…ть.

– Я уже говорил, вам не идет материться, – Воинов говорил спокойно, но уже без смеха. – Я уже побывал там, и все мы знаем, чем это закончилось.

– Да, ты на самом деле отморозок.

– Хотите, чтобы я извинился? Тогда приведите ее сюда, ко мне, – Воинов говорил как охотник, зазывающий свою жертву в западню.

– Тон мне очень знаком.

– Господин следователь, ваши глаза полны ненависти, – Воинов улыбался в лицо Евгению, – такое ощущение…

– Да, могу убить! Застрелить, как собаку! – Евгений соскочил со стула.

Воинов прыснул:

– Не смеши, ты не похож на человека, который носит пистолет. Он у тебя за семью замками в сейфе на работе. Когда ты его последний раз наводил на людей? Максимум, что ты можешь сделать, так это дать пощечину и то, если у оппонента повязаны руки!

Впервые Воинов обратился к нему на «ты».

Евгений снова пожалел, что пренебрегает табельным оружием. Хотя бравада с оружием в руках только развеселила бы преступника.

– Значит, ты тоже чувствуешь, что перешел черту?

– Вы забыли?! Как только я убил, для меня перестали существовать границы морали. А что касается Машеньки… можете передать, что я жду и не дождусь момента оказаться в ее компании и порассуждать на счет ее женской несостоятельности.

Евгений ничего не ответил, он тихо встал, направился к двери. Перед тем, как надзиратель открыл снаружи дверь, Воинов окрикнул:

– Я вам не сказал, в чем главная проблема Татьяны?

Евгений недоуменно посмотрел на подследственного.

– Помню, месяц назад вы еще хотели знать, в чем причина столь странного поведения вашей возлюбленной.

Евгений ничего не сказал, повернулся и ступил за порог тюремной палаты.

– Она живет сексом!

– Что? – Евгений обернулся и, не поняв последней фразы, сморщил лоб.

– Она, как и мужчины, живет сексом, – повторил Воинов.

Евгений вышел.

Евгений не упустил возможности зайти к еще одному оппоненту – к Станиславскому. Марк Ефимович заседал в кабинете и вел прием сотрудников по личным вопросам. Он это делал только по четвергам, с двенадцати до двух часов дня. В приемной главного врача Евгений столкнулся с очередью в три человека и, как подобает вежливому посетителю, а не беспардонному стражу порядка, терпеливо ждал своей очереди. Она дошла до него через полчаса. Завидев Евгения, Станиславский не скрыл удивления:

– Разве вы сотрудник моего учреждения? – Станиславский сидел в накрахмаленном халате за рабочим столом, до отказа забитым историями болезней.

– Нет, Марк Ефимович. Личность Воинова Александра вновь привела меня к вам.

– В прошлый раз мне показалось, что вы хоть и пытали меня, насколько состоятелен диагноз Воинова, но все же приходили не за этим, что-то вас мучило еще, помимо личности Воинова, – Марк Ефимович заложил руки за затылок. На Востоке, пару столетий назад, этот жест считался актом неуважения и высокомерия.

– Меня интересует только Воинов, – твердо ответил Евгений.

– Ну, вы же не будете отрицать, что сегодня, помимо того, что вы уже успели встретиться с ним и после, как покинете мой кабинет, у вас есть намерение повидать Гузель Фаритовну. Не так ли, Евгений Андреевич? – Станиславский усмехался во весь рот, оживившиеся морщины вокруг рта только усилили неприятие его личности Евгением.

«Этот лысый врачеватель недалеко ушел от своих пациентов. Долбаные знатоки душ, вечно пытаются залезть под кожу», – подумал Евгений.

– Вам уже доложили, что я был здесь? – спокойно спросил Евгений.

– В этом заведении без моего ведома ничего не происходит, – с нескрываемой патетикой ответил Станиславский.

– Я вас понял, давайте тогда приступим к вопросам по существу.

– Я вас слушаю, – продолжал давить авторитетом Станиславский.

Евгений поинтересовался, сколько времени протянется психолого-психиатрическая экспертиза Воинова. Эскулап уходил от ответа, рассуждая об абстрактных вещах, вроде: на врачей нельзя давить, необходимо соблюдать объективность во всем… Евгений как страж закона испытал досаду, что не может, как в лихие девяностые годы, наградить оплеухой костлявую физиономию оппонента. Ему потребовалось сверхусилие, чтоб отогнать нахлынувшее на него искушение.

Марк Ефимович, наоборот – вел себя все деликатней, чувствуя себя королем положения, в отличие от Евгения, который умудрился опять сесть, как и в прошлый раз, на стул с короткими ножками и снова почувствовал себя карликом. В эти мгновения Евгений хотел прекратить беседу, встать и покинуть кабинет эскулапа, но, вспомнив наглую физиономию Воинова, он удержался от соблазна уйти. По ходу разговора Евгений несколько раз ловил себя на мысли: «Зачем я здесь?», им влекли личные мотивы, это раскусил и Станиславский:

– Тогда скажите мне, почему вас так интересует личность Воинова? Я впервые в практике сталкиваюсь, когда страж порядка слишком сильно интересуется подследственным, при том, что ситуация-то обычная. Надо просто набраться терпения и ждать результатов экспертизы.

– Это нетипичный случай, убиты три женщины…

– Хотите начистоту? Вчера приезжал один из высоких чинов МВД и четко поставил передо мной один вопрос.

– Какой?

– Ваш отдел расследует убийство местного авторитета по фамилии Барсуков?

– Сам лично держу дело Барсука на контроле.

– Значит, знаете больше моего.

– Меня даже начинает пугать ваша осведомленность, – вкрадчивым голосом произнес Евгений.

– Не больше вашего! – уважительным тоном парировал Станиславский. – Вы знаете, что авторитета пристрелил на допросе старший оперуполномоченный из оперативно-розыскной части. Понятно, что защита настаивает на самообороне. Но не прокатит, так как два выстрела и оба – в голову. Вашему коллеге грозит реальный срок за убийство. Высокий чин из полиции прямо и четко заявил, что навряд ли допустит, чтобы дело дошло до суда, и попросил признать вашего коллегу невменяемым. Все четко, в глаза, без виляния… А что хотите вы – я не знаю. Вас не интересует судьба вашего коллеги из МВД, вас интересует несчастный Воинов. И у меня такое чувство, что вы что-то недоговариваете, не так ли?

Евгений решил увести разговор в сторону:

– Вы знаете круг общения Воинова?

– Нет, не знаю, но не думаю, что он большой.

– У него есть сообщник и вполне влиятельный.

– Да? – удивился Станиславский. – И кто же он?

– Пока не знаю, но вы можете пролить свет на кое-какие факты.

– Например?

– Может ли Воинов быть знаком с господином Баумистровым, известным предпринимателем?

Марк Ефимович призадумался, но через пару секунд твердо сказал:

– Нет!

– По однозначному и категоричному ответу можно судить, что вы знаете что-то о взаимоотношениях Воинова.

– Плотник ни социально, ни по виду деятельности не может иметь ничего общего с успешным бизнесменом.

– Значит, вы все же знаете больше, чем кто-нибудь, если столь… – он не успел договорить, Станиславский как хозяин положения тактично оборвал его.

– Это мои предположения, а не утверждения, как и то, что я вам говорю, что Воинов не виновен. Профессия психотерапевта, в отличие от работы хирурга, который может залезть в любой орган человека с помощью скальпеля и поставить достоверный диагноз, строится только на косвенных уликах. Прямыми доказательствами в медицине обладают только хирурги, у терапевтов только аналитические выкладки на основе сбора анамнеза больного и наблюдения текущих симптомов. Диагностические методы, ультразвуковые исследования, компьютерный томограф могут дополнить картину болезни, но их тоже нельзя причесть к прямым уликам, как и ваши лабораторные методы анализа. Отсюда и лечение. Но и вы не хирурги, чтобы утверждать о виновности Воинова, так как у вас нет прямых свидетелей. И все следствие основывается на косвенных уликах, как и мои предположения. Не больше и не меньше вашего. Но вы четко говорите, что он виновен и почему-то ставите мои слова под сомнение.

– А чистосердечное признание? Как и большинство серийных маньяков, он с гордостью заявил о своих «подвигах», когда сдался.

– Не думаю, что Александр рассказывал вам о своих похождениях с воодушевленным чувством, не так ли?

– Как сказать!

– Ладно, мне надо идти работать, меня ждут пациенты, – Станиславский протянул Евгению руку для прощания. Это было их первым рукопожатием и неплохим сигналом, что отношения не столь враждебны. Евгений встал, но Марк Ефимович неожиданно усадил его:

– Вы сидите, Гузель Фаритовну я приглашу сюда.

Такого предложения Евгений явно не ожидал.

– Я не собирался… – жеманно ответил на предложение Станиславского Евгений.

– Я видел, как она вам понравилась, поэтому не думаю, что вам в одиночку хочется пробираться сквозь лабиринты больницы, не говоря о безумных пациентах клиники.

– При желании я бы нашел дорогу в архив, – неуверенно выговорил Евгений.

– Ладно, сидите здесь, ее сейчас пригласят, а у меня работа, я покидаю вашу компанию.

Станиславский вышел из кабинета, Евгений немного растерялся и от предложения главного врача, и от его наглости. Но услужливость перечеркнула всю невежливость эскулапа, которую он демонстрировал с момента их знакомства.

Через минут пять вошла она. Оглядев комнату и одинокого печального принца, она выразила недоумение. Как любая умная женщина, владеющая приемами кокетства, ее недоуменный взгляд быстро переформатировался в легкое удивление. Евгений встал сразу, как только она показалась в проеме двери. Джентльмен всегда должен приветствовать женщину стоя. Предложив ей сесть, он бросил комплимент: «Как всегда прекрасно выглядите!» – чем проще пиетет, тем он приятнее.

Гузель Фаритовна присела напротив, что позволило Евгению впиться взглядом в ее неординарную внешность. Черные волосы, как и в день знакомства, были собраны в хвостик, яркая помада на губах, черные ресницы, брови, но сегодня она была без очков. Если в прошлый раз он сравнил ее с Жанной, то теперь она напомнила ему Тамару. И, вспомнив трехдневное пребывание родственницы в отчем доме, он вновь ощутил знакомые переживания. Гузель Фаритовна была усредненной моделью между Жанной и Тамарой. Из круговорота мыслей вынырнули рассуждения Воинова о предпочтениях Евгения: «Вам нравятся женщины в возрасте?». Из-за вмешательства человека, которого Евгений мечтал упечь за решетку, он решил по иному обосновать свое влечение: ты видишь человека во второй раз – а чувствуешь, что знаешь его уже много лет. Гузель Фаритовна на самом деле была из тех, кто внушал доверие с первого взгляда.

– Это вы меня пригласили на правах главного врача клиники?

Говорила она неторопливо, без суеты. Такая манера держаться и говорить всегда беспроигрышна, если женщина одержима мыслью зацепить мужчину. Но этот тип поведения она демонстрировала каждому мужчине, никогда не действовала избирательно, она считала, что сила женщины в ее манерах, ухоженности, во вкусе одеваться, независимо от того, где ты находишься – на светском рауте, в темной пещере, в заложниках у террористов, с любимым человеком или в кругу психически нездоровых людей. Ее так приучили с детства, когда каждое утро она начинала с рутинного занятия своей внешностью, это тот редкий случай, когда повседневная необходимость превращается в каждодневный ритуал, другого она не знала. И как благодарные зрители, все без исключения, с завистью и без, говорили ей комплименты, искренние и не очень, награждая за стремление к совершенству.