355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Илья Петров » Пою тебя, о, Казанова » Текст книги (страница 6)
Пою тебя, о, Казанова
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 19:06

Текст книги "Пою тебя, о, Казанова"


Автор книги: Илья Петров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Вернувшись с купания на дачу, я сразу же почувствовал, что мои ушки встали на макушки, а внутри меня запела труба, зовущая на бой, смертный и правый...Короче, нас встретила мама Оли... Но какая мама! Не мама, а персик, то о чем я мог только мечтать... Достаточно, но не слишком полная, с очень сексуальной фигурой, стройными длинными ногами и, главное, с пышными золотистыми волосами!

Я оказался в замешательстве: с одной стороны, заслуживающая определенного внимания Оля, а с другой – ее мама, которая мне безоговорочно понравилась с первых же минут нашего знакомства. Сделав маме с ходу банальный, но безошибочно действующий комплимент (я ей сказал, что никак не ожидал встретить у Ольги такую очаровательную и молодую, гм, гм, сестру...), на который Ольга по молодости и глупости не среагировала, отнеся его к обычному застольному трепу. Однако ее мама, как я понял позднее, гораздо более искушенная в этих играх чем я, взяла мои слова на заметку, с понтом зарделась и постаралась перепасовать мое внимание на Ольгу. К тому времени у меня еще сохранились какие-то остатки моральных принципов, согласно которым лезть под юбку к маме Ольги я считал (как же я был не прав со всеми своими принципами!) не совсем этичным, но зато теперь для меня не играет никакого значения, под чьей я юбкой нахожусь... Однако, что должно было свершится, то, волею небес, и свершилось. В то лето я, считаясь потенциальным женихом Ольги (очень удобная позиция), достаточно часто посещал этот уютный уголок. И, надо признаться, что с каждым посещением мама мне нравилась все больше и больше, хотя я и старался засунуть остатки свой совести куда-нибудь подальше с глаз долой. И вот, как-то, не дождавшись закупавшейся Ольги, я стал у колодца споласкиваться, довольно сильно расплескивая по сторонам воду. На плеск воды вышла мама... которая, естественно и незамедлительно, оказалась рядом, предложив мне помочь вытереть спину. В те далекие и блаженные времена я был обладателем мужественных плеч и не менее красивой спины, а не этого мерзкого (правда, сейчас он несколько, но, к сожалению, не настолько, насколько хотелось бы, подобрался) животика, и я с удовольствием подставил их их под ее ласковые ладони. Взаимопонимание было достигнуто буквально мгновенно: с первыми же ее прикосновениями к моей спине я уже знал, чего она хотела, а она знала, чего хочу я... Осталось соблюсти необходимые формальности и, хотя мне нестерпимо захотелось тут же, не отходя от кассы, впиться в эти чувственные губы, но раздался скрип калитки и появилась Ольга.

Однако к тому времени, когда Оля вышла за очередной чашкой чая, я уже успел выяснить у Дуси (так звали маму Оли), какой последний фильм она смотрела, ужаснулся, что она еще не видела какой-то другой и предложил, лживо улыбаясь, незамедлительно на него сходить. Потом были ее руки в моих руках и было мое предложение занести ей на следующее утро какой-то, уж о-ч-е-н-ь интересный журнал. Что мне в Дусе понравилось больше всего, так это то, с какой непринужденностью и быстротой мы оказались в постели, почти мгновенно выяснив сакраментальный для каждой женщины вопрос о том, надо ли ей или не надо так быстро ложиться в койку и ...не подумаю ли я о ней плохо, успев при этом надлежащее количество раз попросить меня не делать "это", хотя я, да и она тоже, твердо знал, что делать "это" надо и, по возможности, быстрее. Только потом Дуся спохватилась и попыталась у меня узнать, какими глазами она теперь сможет смотреть в глаза своей дочери? Нежно поцеловав ее в указанные местечки, я без особого труда (игра ведь шла в одни ворота) заверил ее в том, что так как она мне очень нравится (а она мне действительно нравилась), то при легковерности Оли мы легко сможем спокойненько, не нарушая ее modus vivevdi и в то же время достаточно деликатно, устраивать все наши делишки...Уже со следующего утра, дождавшись ухода Оли в институт и забросив все свои занятия, я уютно устроился на пышной Дусиной груди и занялся привычным делом.

Дуся была специалисткой достаточно высокого класса, прекрасно разбирающейся во всех тонкостях обычного секса, с повышенным темпераментом, но не нимфоманкой, и если у нее и были некоторые пробелы в образовании (в основном касающиеся клитеринга и минета, ее оправдывало то, что в те дикие времена эти забавы были мало распространены в народе), то они относились отнюдь не к ней, а к тому замшелому номенклатурному кругу, в котором вращался ее супруг.

Мне не понадобилось много времени, чтобы образовать Дусю должным образом: она оказалась достойной ученицей и все схватывала прямо на лету, как и те капельки спермы, которыми я любил ее потчевать за хорошо выполненную программу.

Чем еще хороша была Дуся, так это умением оформлять наши встречи таких прелестных тарталеток с такими вкусными начинками мне до тех пор не приходилось пробовать... а ее пирожки! а ее "мерзавчики" под рюмку водки! Да что и говорить, это только после нее я стал обращать внимание на должное оформление стола – на подготовительную часть с надлежащим подбором ассортимента подходящих к случаю водок и настоек, к типу супов с сопровождающими и их портвейнами и мадерами, жаркому с красными сухими или полусухим винами, к различным, разнообразящим стол сухим и полусладким винам и завершающим бокалом шампанского с рюмочкой хорошего ликера...

В этой связи, не могу не вспомнить одного весьма забавного случая, произошедшего у нас с Дусей в самый разгар одной из наших трапез. Только мы приступили, после очередной любовной схватки, к знаменитым Дусиным тарталеткам, как в двери раздался звонок...Мы никого не ждали – Оля была на занятиях, а Дусин супруг пребывал в одной из своих очередных командировок. После легкого замешательства, я, в костюме Адама, метнулся к двери в соседнюю комнату, прихватив, на всякий случай, увесистую пепельницу и забрав оставшиеся шмотки. Снедаемый любопытством, я прильнул к образовавшейся в двери достаточно широкой щели, обеспечивающей мне возможность наблюдения за дальнейшим ходом событий.

А они были таковы: Дуся, смахнув со столика остатки нашего завтрака и поспешно закутавшись в халатик, достаточно робко спросила: – Кто там?

Потом я услышал шаги и в комнату вошел какой-то мужчина. Из дальнейшего разговора я уяснил, что данный деятель приехал в Москву за запасными деталями (как я узнал позже, за ними прислал номенклатурный супруг Дуси, находившийся тогда, если мне не изменяет память, кажется, на Украине, и кажется, на строительстве газопровода не то Дашава, не то Дахава – Киев), чтобы не гонять машину впустую, загрузил ее, вместе с другими сотоварищами по номенклатуре, солидным грузом фруктов, которые были в то время дефицитом даже на Украине, к тому же почему не использовать дармовой государственный транспорт? Как мы видим, номенклатура как была, так, по своей сути, и осталась. Так вот, этот экспедитор и занимался развозом фруктов по адресам.

Дуся заметно нервничала и, поблагодарив деятеля за фрукты, сконфуженно оправляя халатик, пролепетала: – Я с удовольствием угостила бы вас чаем, но я... я... принимаю ванну...

Экспедитор несколько оторопел, в его черепной коробке произошло какое-то замыкание, так как единственное, что он вразумительно смог сказать, так это было: – Странно, к кому не зайду, все в ваннах!

Я, корчась от душившего меня смеха, тихо сполз на пол и при этом явственно услышал хруст от пожираемых яблок, летящий со всех сторон Москвы во славу сердобольных московских рогоносцев...

В связи с тем что сердобольная Олина мама после нескольких консультаций со мной решила, что все-таки лучшего, чем я, мужа для Оли не найти, она всерьез загорелась этой идеей, а я решил использовать ее в своих целях – мне все время не давала покоя мысль, что я до сих пор не добрался до Оли. Однако с помощью мамы, которая прекрасно умела создать интимную обстановку, я очень быстро залез Оле под трусики, Там я не нашел ничего особенно интересного, кроме уже до меня разорванной девственной плевы, обратил внимание мамы на этот порочащий мою репутацию факт и очень скоро убедил маму, что мы все втроем можем спокойно сосуществовать, не ставя Олю в известность о недостойном поведении ее мамы. Так как с подачи мамы у Оли все-таки теплилась какая-то надежда меня охомутать, а мама Оли считала, что уж лучше я буду трахать Олю, чем бегать по сторонам, то наш союз процветал, доставляя как маме, так и, иногда, Оле, причитающуюся ее долю наслаждения.

Появившийся на горизонте супруг не разрушил нашу идиллию – он быстро понял, что мои ухаживания за Ольгой не носят серьезного характера, а мои посещения их обители давали ему легальный повод сыграть со мной пару партий в шахматы, сопровождая их бутылкой хорошего коньяка. Что касается мамы, то в этом антураже она чувствовала себя превосходно, старалась нас повкусней накормить и с восторгом выслушивала сцены ревности, которые я ей закатывал, когда мы оставались одни и я ей описывал сцены, которые происходят между ее супругом и ней...

Все завершилось в духе Мопассана: в один прекрасный день Оля с мамой должны были отправиться на курорт, но супруга на месте по какой-то причине не оказалось, билеты по легкомыслию дам не были забронированы (а в те суровые номенклатурные времена только соответствующая броня могла решить проблему), но блат сильней чем наркомат. К счастью, при Курском вокзале у меня соответствующий блат нашелся и я приехал с билетами к гражданкам, но их не оказалось дома и меня встретил супруг. Объяснив ему ситуацию, я направился к выходу, но он меня задержал, предложив сыграть в шахматы. Зная, что шахматами дело не ограничится, я с удовольствием согласился. За игрой мы коснулись проблемы отъезда наших дам и тут я увидел в его глазах знакомый мне хищный огонек, выдающий с потрохами любого блядуна... Не рассматривая меня как серьезного претендента на руку Ольги, мы уже к концу начатой бутылки пришли к взаимовыгодному решению, согласно которому он берет на себя все расходы по организации стола, а я занимаюсь поставкой девочек. Допив коньяк, мы, довольные друг другом, расстались, чтобы встретиться, как только погаснут огни отъезжающего поезда.

Надо сказать, что мой "бобер" оказался на высоте.

Когда мама с дочкой вернулись, мне было так приятно видеть все семейство в сборе, что я, вслед за Гете, чуть не воскликнул: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!", но, к счастью, удержался.

Чтобы закончить экскурс в мое далекое прошлое, не могу не вспомнить совершенно очаровательную И., которая была самой старой из (ей было 69, когда я вступил в конце пятидесятых на тропу любви) всех моих мышек.

И. была костюмершей в одном из московских театров, но, выйдя на пенсию, целиком отдалась науке страсти нежной, которую воспел Назон. Она, по тем временам, была достаточно состоятельной дамой, которая все свое свободное от любовных утех время посвящала тряпкам и беготне по различным косметическим салонам.

Я с ней познакомился совершенно случайно на одной из вечеринок, где, увидав стройную и элегантную гражданку с широко распахнутыми голубыми глазами, просто не мог к ней не подойти. Что меня с одной стороны поразило, а с другой стороны приятно порадовало, так это то, что она, буквально в карьер, предложила зайти к ней домой и выпить чашечку кофе. В то время я еще только начинал свою светскую жизнь и был поражен, с какой легкостью и непринужденностью она увлекла меня в свои сети. Сидя в кресле я мог более детально рассмотреть свою визави, но, видит Бог, я не мог ей дать больше 45.

И., на минутку выйдя из комнаты, вернулась в прелестном шелковом пеньюаре и, совершенно не стеснясь, начала меня раздевать. Сознаюсь, для меня это было шоком, но я быстро оправился, не подал вида, что подобную услугу я встречаю впервые и, дав себя полностью раздеть, не воспротивился и отлично проведенному по всем правилам минету, хотя, как вы уже знаете, я не очень-то его и люблю. Последовавшая за этим ночь любви была выше всех похвал – малейшие мои желания просто предвосхищались, техника ее секса была на уровне, кончала она синхронно и всегда вместе со мной, с необходимым количеством ахов, охов и стонов, так что мне не приходилось себя перетруждать.

В дальнейшем, когда бы я ее не заставал, она всегда была в форме, подтянута, в меру накрашена и, что самое главное, всегда готова к бою. У нее была прелестная, словно выточенная из немного темноватой слоновой кости, фигурка, хорошей формы грудь, стройные и тонкие в лодыжках ноги.

Узнав, сколько ей лет, я не мог в это поверить – настолько она хорошо сохранилась. Она не была нимфоманкой, но и никогда не отказывала в своей близости моим кобелям, многие из которых прошли через ее руки.

Заметив, что все ее ритуалы начинаются с раздевания моих приятелей, я как-то поинтересовался у нее, чем это объясняется. Немного смутившись, она мне призналось в некоторой своей слабости, и ее ответ был прост, как бывает проста сама правда – дело в том, что больше всего на свете она любила минет и, начиная свои процедуры с него, она должна была удостовериться в том, что ни одна капля живительной влаги не пропадала даром – этим и объясняется ее любовь к грешению с возможно большим количеством самцов, находящихся в своей лучшей форме.

К тому же, как она мне пояснила, лучшего, чем свежая сперма для сохранения молодости, она не знает – в ней есть все необходимые для нормального функционирования женской гормональной системы вещества, а с омолаживающим эффектом при ее втирании в кожу не может сравниться ни один крем.

В последствии я узнал, что к аналогичным процедурам прибегала и знаменитая царица Клеопатра, содержавшая целый гарем специально отобранных мужчин, поставлявших ей для ее ванн потоки свежей спермы.

НИМФОМАНКИ

"Ушла, утомленная мужчинами,

но все еще не удовлетворенная".

Ювенал. Сатиры, V1, 129.

(Lassata viris nccdum satiata recessit)

О, мои дорогие нимфоманки! Вас я люблю больше всех и, хотя у меня их было не так уж и много – штук 10-15 – но то наслаждение, которое они мне давали, сравнить было не с чем...

...И первой среди ни была, конечно, Злата...

В один прекрасный день я с товарищем, таким же бедняком-студентом как и я (я тогда учился на первом курсе Пензенского индустриального института), решили кутнуть – мы зашли в единственный функционировавший в городе Пензе ресторан, он, кажется, назывался "Волгой" и, с гордым видом завсегдатаев сделали роскошный заказ: по бутылке пива и салату на человека. Официант, с неприкрытой ненавистью посмотрев на нас, швырнул нам наши тарелки и, больше не обращая на нас никакого внимания, с лакейским достоинством удалился обслуживать более состоятельных клиентов. Понимая мизерность нашего заказа и ту травму его кошельку, которую мы нанесли, мы даже не стали на него обижаться. Оглянувшись вокруг, я стал выискивать для себя партнершу для танцев: что-что, а танцевать я всегда любил. Тут, внезапно, я обратил внимание на сидящую за соседним столиком гражданку, увлеченно занимавшуюся осетринкой и салатом из крабов, запивавшую всю эту благодать коньячком из стоявшего перед ней графина.

Она не была красива в обычном понимании этого слова, но густые, иссиня-черные волосы с рыжеватым отливом скрадывали недостатки ее несколько неправильного лица, глаза, зеленые, как у кошки, были прекрасны и в тоже время немного безумны, к тому же она была худощава и стройна, хотя определить ее возраст, даже приблизительно, я не мог. Но если бы существовали ведьмы, то она наверняка, ыла бы похожа на одну из них.

– Разрешите пригласить вас на танец? – с ходу разлетелся я и тут же напоролся на отказ.

– Нет, я не танцую, – последовал решительный отказ, во время которого она внимательно меня оглядела с ног до головы, а в ее глазах появился какой-то хищный блеск. – Но я с вами с удовольствием выпью рюмочку коньяку, – закончила она.

Нечего и говорить, что меня долго упрашивать было не надо, я тут же пересел за ее столик, но что любопытно, мы выпили по паре стопок и при этом не обмолвились ни словом. Заканчивая вторую рюмку, Злата, как я позже узнал ее имя, встала и сообщила мне, даже не спрашивая моего согласия, что завтра, в это же самое время, она будет меня здесь ждать.

Она ушла, оставив мне и моему приятелю столик на разграбление, мы срочно переместили свое недопитое пиво поближе к ее графинчику и с удовольствием его прикончили, не отходя от кассы.

Позже я понял, почему Злата не захотела пойти со мной потанцевать: дело в том, что она во время танцев теряла голову и просто-напросто кончала...

Злата была точна, и мы с ней прекрасно поужинали, правда, за ее счет, опять таки не сказав друг другу ни слова. Выйдя на улицу, Злата крепко взяла меня под руку и, опять-таки молча, повела меня за собой. Я плелся за ней как предназначенный на убой теленок, но постепенно в меня стали проникать исходящие от нее какие-то магнетические флюиды, заставлявшие меня вздрагивать и еще теснее прижиматься к ее рукаву, так что, когда мы прибыли к месту назначения, а им оказался Горздравотдел, меня уже трясло от вожделения... Как я потом выяснил, Злата работала доктором в достославном городе Одессе, а в эти дни она проходила стажировку в Пензе и была дежурной, что нам и позволило очутиться в кабинете главврача.

Откуда-то взялись простыни, и мы, все время молча, мгновенно разделись и оказались в объятиях старого, видавшего виды кожаного дивана, который с пониманием принял нас в свое лоно.

Как меня, так и Злату просто трясло от нетерпения как можно скорее засунуть в нее все, чем я в тот момент располагал. Схватка была крайне жестокой, меня буквально выпотрошили и выбросили на помойку... где Злата корчилась от неудовлетворенной страсти, а я, вылив в нее весь скопившийся у меня к тому времени мне запас спермы, позорно валялся на диване, не в силах предложить ее хоть какую-либо компенсацию за потраченные ею усилия. Но есть бог Амур на белом свете! Пока я приходил в себя от позорного поражения, я вспомнил о моей наставнице – моей несравненной Илге! Быстро переформировав свои поредевшие батальоны, я, как можно быстрей, сформировал из них корпус прорыва, скользнул между ног Златы и нанес ей по ее клитору фланговый удар всей мощью своего языка... Развивая успех, я буквально вцепился в ее письку и начал высасывать из нее все, что только мог, перемежая очередные атаки на ее клитор его подкусыванием, от чего она буквально взвивалась на небеса, а все мои силы уходили не ее удержание на диване.

...Как это ни странно, но, при всей ее высочойшей квалификации, Злата не знала техники проведения клитеринга, что я отношу за счет общего, чрезвычайно низкого уровня сексуального образования тех лет...

Злата не ожидала подобного предательского удара с этой стороны и с тем большим остервенением она начала мне отвечать, еще не понимая, что с ней и с ее писькой происходит. Она сумбурно кончала раз за разом, вся извиваясь в сотрясавших все ее существо конвульсиях и, наконец, определив источник, дарующий ей такое наслаждение, сосредоточила не нем все свои усилия и сама начала взахлеб высасывать из него все его содержимое. Постепенно я пришел в себя и смог ответить Злате, потом я снова спасовал перед ее неудержимым напором, снова перешел на клитеринг и так несколько раз, пока не смог ее окончательно загнать в угол и утвердить свое превосходство, которое мне так дорого обошлось. Далее, в течение ночи, мы еще не раз возвращались к нашим баранам, но теперь я контролировал обстановку и не допускал повторения подобных эксцессов, хотя, должен вам признаться, я тоже был доведен до точки и в полной прострации свалился со Златы, уткнув свой нос к ней в подмышки и наслаждаясь исходившим от нее мускусным запахом...

Наши битвы продолжались каждый день, когда позволяло ее расписание дежурств, я к ней приноровился, нашел нужный алгоритм и благодаря ему с честью выходил из самых жестоких схваток. Несколько раз я пытался сосчитать, сколько раз она кончала за ночь, но каждый раз сбивался на сороковом или пятидесятом разе. В любом случае, она была великолепна, когда с развевающейся гривой черных волос она в исступлении насаживалась на моего шершавого или втискивала в себя весь мой язык...

Однажды, когда я ее спросил, сколько раз она может кончить, Злата рассмеялась и сказала мне, что таких подсчетов она не вела, но зафиксированный ею рекорд составляет 87 раз.

Дело обстояло следующим образом. Однажды Злата развлекалась с одним из своих любовников, который рассказал ей о забавном случае, произошедшим с одним из его приятелей: в компанию к ним попала одна достаточно скромная девушка, которую резвящиеся молодчики своими шутками довели до слез. Злата возмутилась таким не джентльменским поведением местных оглоедов и попросила своего любовника собрать ту же компанию в том же составе, пообещав исполнить любое их желание при условии, что они смогут ее смутить, не прибегая к насильственным методам.

Сказано – сделано.

На следующий вечер была приглашена в том же составе вся веселая компания, приглашена и Злата. Однако все попытки смутить Злату оканчивались ничем: ни сальными шуточками, ни полным раздеванием мужиков с демонстрацией их мужских достоинств не производили на нее ожидаемого мужиками впечатления. Но и на старуху бывает проруха. Пока на совершенно голой Злате мужики играли не то в очко, не то в "дурака", один из их компании незаметно вышел за дверь и женским голосом попросил разрешения войти... к такому повороту событий Злата не была готова, и ей пришлось срочно накинуть на себя какой-то сарафан и тем самым проиграть пари.

Пари – дело священное и, естественно, все мужики захотели трахнуть Злату. Был брошен жребий, определивший очередность подхода к телу, Злата снова разделась и предоставила себя в полное распоряжение всей компании, причем один из присутствовавших был избран секретарем, на обязанности которого было возложено ведение счета Златиных кончаний и составление результирующего протокола.

Короче, когда Злата в очередной раз простонала свое заветное "ап", которым она отмечала каждое свое кончание, и больше не оставалось мужиков на что-либо способных, секретарь зафиксировал цифру 87, о чем и был составлен соответствующий протокол, скрепленный необходимым количеством подписей. Я этого протокола не видел, но охотно верю в его существование.

Чтобы закончить историю со Златой, которая, увы, после окончания своей стажировки в Пензе отбыла восвояси, скажу, что почти вся моя студенческая группа, с моей легкой руки, потеряла невинность на ней – она очень любила совращать молодых и была мне всегда благодарна, когда я приводил к ней очередную жертву... Предназначенного для заклания теленка, трепещущего от сознания того, что вот, сейчас, он приобщится к величайшей тайне, я приводил к Злате, которая с наслаждением руководила его раздеванием, после чего сама, с элементами стриптиза, раздевалась догола и, создав полусвет, увлекала его на диван, где и происходило основное действо. На мою долю оставалось созерцание происходившего побоища, подкрепляемого бутылкой, стоящей на столике, водки. После окончания высасывания из неофита остатков спермы, Злата, как правило, накидывала на себя халатик и шла ко мне за честно заслуженной рюмкой водки. Проводив парня и закрыв за ним дверь, мы с ней, распаленные только что произошедшей на наших глазах сценой, с новой силой бросались друг на друга и в ожесточенной схватке не на жизнь, а насмерть, заканчивали наши экзерсисы.

Следующей, заслуживающей внимания нимфоманкой была моя многолетняя любовь – Аллочка, которая стойко терпела все мои художества и похождения по чужим чердакам и, только когда я женился, не вытерпела и бросила меня, уехав с кем-то в Америку.

Я познакомился с Аллой на пляже Онежского озера, где пересеклись наши туристические маршруты – я собирался прокатиться по Эстонии, а она, только что закончив институт, собиралась по возвращении в Москву пойти по распределению в какой-то ящик. Как хорошо, милые вы мои, что вам не знакомы эти понятия!

Но, ближе к телу, как говорят в наших палестинах...

Прохаживаясь по пляжу в поисках очередной чаровницы, я совсем случайно заметил очень скромную девушку, сидевшую в тени большого дерева. В начале я даже не обратил на нее особого внимания, но когда она повернулась, чтобы лечь на спину, и я увидел роскошную гриву ее огненно-рыжих волос, спускавшихся ниже пояса, я буквально обомлел – такой красоты волос я еще не встречал, хотя мне в то время было уже далеко за 30 и в женских волосах я кое-что понимал.

Приклеитбься к девушке под предлогом показа ей каких-то сомнительных фокусов было делом одной минуты. Но и сейчас, когда она уселась поудобней, чтобы посмотреть на мои фокусы, я чуть ее не бросил, настолько ординарной она мне, на первый взгляд, показалась. Алла не была красивой в общепринятом значении этого слова, но она имела вполне приличную фигурку, хорошую грудь, а в ее громадных с поволокой глазах, казалось, застыла вся скорбь еврейского народа...

Я не могу сказать, что я очень заинтересовался Аллочкой, но, для порядка, я пригласил ее прогуляться по лесу и во время прогулки сразу заметил, что она совершенно не избалована мужским вниманием, довольно безвкусно одета и, если бы не ее умопомрачительные волосы и бездонные глаза, то я бы под первым благовидным предлогом отвел бы ее обратно на турбазу.

Но до чего обманчива внешность, сказал еж, слезая с половой щетки! Поддайся я первому впечатлению (а справедлив был Тайлеран, когда он говорил – Никогда не поддавайся первому побуждению совести, ибо оно благородно...), и не видать бы мне Аллочки, как своих ушей...

Однако, что-то меня к ней влекло и на следующий день мы с ней снова встретились и я увел ее гулять подальше в лес. Надо сказать, что ее волосы меня буквально околдовали и я, улучив момент, достаточно бесцеремонно запустил свои лапы в ее кудри и начал их ласкать. Алла вздрогнула как от удара током, резко отстранилась и, с мольбой глядя мне в глаза, пролепетала: "– Прошу вас, никогда больше так не делайте..." Нечего и говорить, что такая просьба меня заинтересовала и подвигла на новые свершения, но все мои поползновения схватить ее за волосы и обнять, заканчивались неудачей – она как змея выскальзывала из моих рук, отбегала с сторону и, возбужденно хохоча, начинала, как маленькая девочка, бегать и прятаться по кустам. Но я видел, что эта игра ей очень нравится и в ней начинает просыпаться, сквозь девичью неуклюжесть, какая-то вполне женская игра в кошки-мышки. Я стал ей подыгрывать, немножко вместе с ней побегал и, наконец, сделав вид, что очень устал, попросил ее пособирать мне ягод, благо земляники было вокруг навалом. Алла безропотно начала собирать землянику и отправлять ее пригоршнями прямо мне в рот.

Наши блуждания в окрестностях леса продолжались два-три дня, после чего я решил, что пора переходить к нормальным сексуальным действиям и, поймав Аллочку за косу, я повалил ее на травку и стал усердно целовать, стараясь забраться под ее волосы, но Аллочка стремительно вырвалась из моих объятий и с видом испуганной лани бросилась стремглав в кусты, откуда мне пришлось ее выманивать клятвенными обещаниями не повторять своих нападений. Естественно, я ее обманул и, как только она ко мне приблизилась, крепко обнял, подождал несколько секунд, пока она, тяжело дыша, не перестанет сопротивляться, немного успокоится и придет в себя, после чего я ее отпустил, задав ей при этом безошибочно действующий дежурный вопрос, на который, как правило, женщины сразу не знают что ответить, а нам позволяют перейти к активным действиям – Аллочка, если я тебе так не нравлюсь, то я могу уйти (тут необходимо сказать любой банальный комплимент – ну, хотя бы: "А ты мне так нравишься!"). Тут, главное, не терять темпа и дать ей легальную возможность уйти от прямого ответа, промямлив что-нибудь вроде того, что она не готова к такому бурному развитию событий, а вообще-то ей с тобой хорошо. Получив таким образом карт-бланш для проведения дальнейших безобразий, я, по своему обыкновению, вполне непринужденно задал Алле вопрос – а не стоит ли нам, благо вокруг никого не видно, согрешить прямо здесь, то есть, не отходя от кассы? Мы же ничем не рискуем, и ты, и я взрослые люди, и ты мне, и я тебе нравлюсь, так почему бы нам и не отдать дань природе, тем более что солнышко так пригревает и располагает к неге?

Алла ничего не отвечала, только еще глубже спрятала лицо в ладони и тихо прошептала: "– Я девушка..."

Если я чего-то и не ожидал от моей скромницы, так это подобного признания... а так как я вам в свое время говорил, что девственницы меня просто отпугивают, то мне ничего не оставалось делать, как только глубоко вздохнуть, обнять Аллочку за шею и повести ее к лагерю, по пути, чтобы не скучать, рассказывая ей, что я сейчас сделал бы с ней, если бы не этот врожденный дефект в ее организме. Я живописал ей, как я стал бы, невзирая на ее вопли и сопротивление, срывать с нее платье, сбрасывать лифчик, закутываться в ее волосы, дерзко раздвигать ноги и, навалившись на ее, насиловать, насиловать и еще раз насиловать ее без всякой пощады. Алла жадно впитывала в себя мои росказни, время от времени содрогаясь от пробегавших по ней мелких судорог и непроизвольно прижимаясь ко мне, когда я, для пущей убедительности, засовывал ей за пазуху руку и начинал подщипывать ее груди. В результате нашей небольшой прогулки, Аллочка была готова мне отдаться, но мне этого не требовалось, и я с легким сердцем отпустил ее продолжать турпоход, надеясь на то, что после такой подготовки, первый же попавшийся ей под руку молодец с честью завершит начатое мною дело.

Однако ее телефон я записал, но, по правде говоря, тут же и забыл, занимаясь по пути в Москву другими охальницами.

Прошло около месяца, когда в один прекрасный день я, перелистывая свою записную книжку, случайно не наткнулся на какую-то Аллу – сразу я вспомнить ее не смог, но, немного поразмыслив, все-таки вспомнил и, считая ее грехопадение уже совершившимся фактом, решил ей позвонить и, дабы окончить начатое дело, трахнуть.

К моему удивлению, Аллочка меня прекрасно помнила и с радостью согласилась меня увидеть, а, надо вам сказать, что как раз в это время я наконец-то получил кооперативную квартиру на Новолесной у лице и находился в стадии ее обживания.

Я встретил Аллочку на Белорусской и, пока мы шли, я выяснил, что она продолжает находиться в прежнем девственном состоянии, но теперь у меня была крыша над головой и я мог, не торопясь, разделать ее, как в свое время Бог разделал черепаху. Когда Аллочка поняла, куда и зачем я ее веду, она начала от страха перед ожидающей ее неизвестностью упрашивать меня не делать "этого" сейчас, даже пыталась вырваться, но я был неумолим и, объяснив ей еще раз, что этого хотят боги и что неумолимые Парки распорядились ее судьбой так, как это начертано в книге судеб, повлек ее к подъезду своего дома. В квартире, очутившись со мной наедине, она полностью покорилась своей судьбе и только время от времени, когда я приближался к ней, чтобы медленно и с чувством ее поцеловать и пощипать ее грудь, ее начинала бить мелкая дрожь. Но я не торопился – несколько притушив свет и задернув занавески, я заставил ее медленно раздеться, преодолевая каждый раз, когда она стаскивала с себя очередную тряпку, инстинктивное сопротивление и стремление закрыть своими руками груди и письку, но я безжалостно отбрасывал ее руки в стороны, пока она не предстала передо мной совершенно голой, с раскинутыми по обеим сторонам руками и закрытыми глазами. Но и тут я не стал торопиться – я рассматривал ее со всех сторон, изредка поглаживая и сжимая ее груди и проникая в ее промежность, которая стала, под моими ласками, совершенно мокрой и начала источать тот упоительный запах, который исходит от вожделеющей женщины. Через некоторое время, в течение которого я продолжал ласкать мою кисаньку, я почувствовал, как она начала трястись в каком-то неистовом ознобе, и тут я решил прекратить ее мучения – к этому времени мой шершавый уже принял боевую стойку и я всей своей тяжестью навалился на мою лапоньку, грубо раскинул по обеим сторонам ее ноги и, не делая традиционных для меня в этой ситуации приготовлений (я уже чувствовал, что здесь они будут просто лишними), со всей силой, ломая все преграды и заслоны, засунул Аллочке до конца все, чем я только мог располагать в те сладостные секунды. Она дико вскрикнула, расставаясь с теперь уже бесполезной девственностью, но тут же прижалась ко мне с какой-то безумной яростью, словно желая, как мне показалось, полностью насладиться этими незабвенными для нее мгновениями, мгновениями, когда боль и сладострастие сливаются в единый дьявольский клубок так долго сдерживаемой и наконец-то удовлетворенной похоти.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю