Текст книги "Контактов не будет (сб.) ил. Д.Преображенского"

Автор книги: Илья Варшавский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

– Ну, что там? – спрашивает хриплый старческий голос.

– Ничего, просто доска.

– Давай!

Легкий толчок, скрип ворота, и бак, раскачиваясь, начинает движение вверх. Временами он ударяется о шахту, и Арп чувствует лицом, прижатым к стенке, каждый удар. Между его головой и доской небольшое пространство, свободное от мусора. Это дает возможность немного отодвигать голову от отверстий при особенно резких качаниях бака.

Стоп! Последний, самый сильный удар, и с грохотом открывается крышка.

Снова железный прут шарит внутри бака. Опять спасительная доска скрывает притаившегося под ней, трясущегося от страха человека.

Теперь отверстия повернуты к бетонной ограде, и весь мир вокруг Арпа ограничен серой шероховатой поверхностью.

Однако этот мир полон давно забытых звуков. Среди них Арп различает шорох автомобильных шин, голоса прохожих и даже чириканье воробьев.

Равномерное настойчивое постукивание о крышку бака заставляет его сжаться в комок. Стуки все чаще, все настойчивее, все нетерпеливее, и вдруг до его сознания доходит, что это дождь. Только тогда он понимает, как близка и как желанна свобода.

* * *

Все этой ночью похоже на бред. С того момента, когда его вывалили из бака, Арп то впадает в забытье, то снова просыпается от прикосновения крысиных лап. Помойка заполнена крысами. Где-то рядом идут по шоссе автомобили. Иногда их фары выхватывают из темноты бугор мусора, за которым притаился Арп. Крысы с писком ныряют в темноту, царапают его лицо острыми когтями, огрызаются, если он пытается их отпугнуть, и вновь возвращаются, как только бугор тонет во мраке.

Арп думает о том, что, вероятно, его побег уже обнаружен. Он пытается представить себе, что сейчас творится в лагере. У него мелькает мысль о том, что собаки могли обнаружить его след, ведущий к бакам, и тогда…

Два ярких пучка света действуют, как удар. Арп вскакивает. Сейчас же фары гаснут. Вместо них загорается маленькая лампочка в кабине автомобиля.

Это армейский фургон, в каком обычно перевозят боеприпасы. Человек за рулем делает знак Арпу приблизиться.

Арп облегченно вздыхает. Автомобиль, о котором говорилось в записке.

Он подходит сзади к кузову. Дверь открывается, Арп хватается за чьи-то протянутые руки и вновь оказывается в темноте.

В кузове тесно. Сидя на полу, Арп слышит тяжелое дыхание людей, ощущает спиной и боками чьи-то тела. Мягко покачиваясь на рессорах, фургон тихо мчится во мраке…

Арп просыпается от света фонаря, направленного ему в лицо. Что-то случилось! Исчезло, ставшее уже привычным, ощущение движения.

– Разминка! – говорит человек с фонарем. – Можете все выйти на пять минут.

Арпу совсем не хочется выходить из машины, но сзади на него напирает множество тел, и ему приходится спрыгнуть на землю.

Все беспорядочно сгрудились вокруг кабины водителя, никто не рискует отойти от фургона.

– Вот что, ребята! – говорит их спаситель, освещая фонарем фигуры в арестантской одежде. – Пока все идет благополучно, но до того, как мы вас доставим на место, могут быть всякие случайности. Вы знаете, чем грозит побег?

Молчание.

– Знаете. Поэтому Комитет предлагает вам яд. По одной таблетке на брата.

Действует мгновенно. Принимать только в крайнем случае. Понятно?

Арп получает свою порцию, завернутую в серебристую фольгу, и снова влезает в кузов.

Зажатая в кулаке таблетка дает ему чувство собственного могущества.

Теперь тюремщики потеряли над ним всякую власть. С этой мыслью он засыпает…

Тревога! Она ощущается во всем: в неподвижности автомобиля, в бледных лицах беглецов, освещаемых светом, проникающим через щели кузова, в громкой перебранке там, на дороге.

Арп делает движение, чтобы встать, но десятки рук машут, показывают, чтобы он не двигался.

– Военные грузы не осматриваются. – Это голос водителя.

– А я говорю, что есть приказ. Сегодня ночью…

Автомобиль срывается с места, и сейчас же вдогонку трещат автоматные очереди. С крыши кузова летят щепки.

Когда Арп наконец поднимает голову, он замечает, что его рука сжимает чью-то маленькую ладонь. Из-под бритого лба на него глядят черные глаза, окаймленные пушистыми ресницами. Арестантская одежда не может скрыть девичьей округлости фигуры. На левом рукаве – зеленая звезда. Низшая раса.

Арп инстинктивно разжимает руку и вытирает ее о штаны. Общение с представителями низшей расы запрещено законами Медены. Недаром те, кто носит звезду, рождаются и умирают в лагерях.

– Нас ведь не поймают? Правда, не поймают?!

Дрожащий голосок звучит так жалобно, что Арп, забыв о законах, отрицательно качает головой.

– Как тебя зовут?

– Арп.

– А меня – Жетта.

Арп опускает голову на грудь и делает вид, что дремлет. Никто ведь не знает, как отнесутся к подобному общению там, куда их везут.

Автомобиль свернул с шоссе и прыгает по ухабам, не сбавляя скорости.

Арпу хочется есть. От голода и тряски его начинает мутить. Он пытается подавить кашель, стесняясь окружающих, но от этого позывы становятся все нестерпимее. Туловище сгибается пополам, и из горла рвется кашель вместе с брызгами крови.

Этот приступ так изматывает Арпа, что нет сил оттолкнуть руку с зеленой звездой на рукаве, вытирающую пот у него со лба.

* * *

Горячий ночной воздух насыщен запахами экзотических цветов, полон треска цикад.

Сброшена арестантская одежда. Длинная, до пят, холщовая рубаха приятно холодит распаренное в бане тело. Арп тщательно очищает ложкой тарелку от остатков каши.

В конце столовой, у помоста, сложенного из старых бочонков и досок, стоят трое. Высокий человек с седыми волосами и загорелым лицом землепашца, видимо, главный. Второй – миловидный паренек в форме солдата армии Медены, тот, кто сидел за рулем автомобиля. Третья – маленькая женщина с тяжелой рыжей косой, обернутой вокруг головы. Ей очень к лицу белый халат.

Они ждут, пока закончится ужин.

Наконец стихает стук ложек. Главный ловко прыгает на помост.

– Здравствуйте, друзья!

Радостный гул голосов служит ответом на это непривычное приветствие.

– Прежде всего я должен вам сообщить, что вы здесь в полной безопасности. Месторасположение нашего эвакопункта неизвестно властям.

На серых изможденных лицах сейчас такое выражение счастья, что они кажутся даже красивыми.

– Тут, на эвакопункте, вы должны будете пробыть от пяти до десяти дней.

Точнее этот срок будет определен нашим врачом, потому что вам предстоит тяжелый, многодневный переход. Место, куда мы вас отведем, конечно, не рай.

Там нужно работать. Каждую пядь земли наших поселений мы отвоевываем у джунглей. Однако там вы будете свободны, сможете обзавестись семьей и трудиться на собственное благо. Жилище, на первое время, вам подготовили те, кто прибыл туда раньше вас. Такая уж у нас традиция. А теперь я готов ответить на вопросы.

Пока задают вопросы, Арп мучительно колеблется. Ему очень хочется узнать, можно ли в этих поселениях жениться на девушке низшей расы. Однако, когда он наконец решился и робко поднял руку, высокий мужчина с лицом землепашца уже сошел с помоста.

Теперь к беглецам обращается женщина. У нее тихий певучий голос, и Арпу приходится напрягать слух, чтобы понять, о чем идет речь.

Женщина просит всех лечь в постели и ждать медосмотра.

Арп находит свою койку по навешенной на ней бирке, ложится на хрустящие прохладные простыни и немедленно засыпает.

Сквозь сон он чувствует, что его поворачивают на бок, ощущает холодное прикосновение стетоскопа и, открыв глаза, видит маленькую женщину с рыжей косой, записывающую что-то в блокнот.

– Проснулся? – Она улыбается, обнажая ослепительные ровные зубы.

Арп кивает головой.

– Ты очень истощен. С легкими тоже не все в порядке. Будешь спать семь дней. Сейчас мы тебя усыпим.

Только теперь Арп замечает какой-то аппарат, придвинутый к постели.

Женщина нажимает несколько кнопок на белом пульте, в мозг Арпа проникает странный гул.

– Спать! – раздается далекий-далекий мелодичный голос, и Арп засыпает.

Ему снится удивительный сон, полный солнца и счастья.

Только во сне возможна такая упоительная медлительность движений, такое отсутствие скованности собственной тяжестью, такая возможность парить в воздухе.

Огромный луг покрыт ослепительно белыми цветами. Вдалеке Арп видит высокую башню, светящуюся всеми цветами радуги. Арп слегка отталкивается от земли и медленно опускается вниз. Его непреодолимо влечет к себе сияющая башня, от которой распространяется неизъяснимое блаженство.

Арп не один. Со всех сторон луга к таинственной башне стремятся люди, одетые так же, как и он, в длинные белые рубахи. Среди них – Жетта с полным подолом белых цветов.

– Что это? – спрашивает у нее Арп, указывая на башню.

– Столп Свободы. Пойдем!

Они берутся за руки и вместе плывут в пронизанном солнечными лучами воздухе.

– Подожди!

Арп тоже набирает полный подол цветов, и они продолжают свой путь.

У подножия башни они складывают цветы.

– А ну, кто больше?! – кричит Жетта, порхая среди серых стеблей. Догоняй!

Их пример заражает остальных. Проходит немного времени, и все подножие башни завалено цветами.

Потом они жгут костры и жарят на огне большие куски мяса, насажанные на тонкие длинные прутья. Восхитительный запах шашлыка смешивается с запахом горящих сучьев, будит в памяти какие-то воспоминания, очень древние и очень приятные.

Утолив голод, они лежат на земле у костра, глядя на звезды, большие незнакомые звезды в черном-черном небе.

Когда Арп засыпает у гаснущего костра, в его руке покоится маленькая теплая рука.

Гаснут костры. Выключены разноцветные лампочки, опоясывающие башню.

Внизу, у самой земли, открываются двери, и две исполинские механические лапы сгребают внутрь хлопок.

В застекленном куполе старик с загорелым лицом смотрит на стрелку автоматических весов.

– В пять раз больше, чем у всех предыдущих партий, – говорит он, выключая транспортер. – Боюсь, что при таком сумасшедшем темпе они и недели не протянут.

– Держу пари на две бутылки, – весело ухмыляется миловидный парнишка в военной форме. – Протянут обычные двадцать дней. Гипноз – великая штука!

Можно подохнуть от смеха, как они жрали эту печеную брюкву! Под гипнозом что угодно сделаешь. Правда, доктор?

Маленькая женщина с тяжелой рыжей косой, обвивающей голову, не торопится с ответом. Она подходит к окну, включает прожектор и внимательно смотрит на обтянутые кожей, похожие на черепа, лица.

– Вы несколько преувеличиваете возможности электрогипноза, – говорит она, обнажая в улыбке острые зубы вампира. – Мощное излучение пси-поля способно только задать ритм работы и определить некую общность действий.

Основное же – предварительная психическая настройка. Имитация побега, мнимые опасности – все это создало у них ощущение свободы, завоеванной дорогой ценой. Трудно предугадать, какие колоссальные резервы организма могут пробуждаться высшими эмоциями.

Старики

Семако сложил бумаги в папку.

– Все? – спросил Голиков.

– Еще один вопрос, Николай Петрович. Задание Комитета по астронавтике в этом месяце мы не вытянем.

– Почему?

– Не успеем.

– Нужно успеть. План должен быть выполнен любой ценой. В крайнем случае я вам подкину одного программиста.

– Дело не в программисте. Я давно просил вас дать еще одну машину.

– А я давно вас просил выбросить «Смерч». Ведь эта рухлядь числится у нас на балансе. Поймите, что там мало разбираются в токостях. Есть машина – и ладно. Мне уже второй раз срезают заявки. «Смерч»! Тоже название придумали!

– Вы забываете, что…

– Ничего я не забываю, – перебил Голиков. – Все эти дурацкие попытки моделизировать мозг в счетных машинах давно кончились провалом. У нас Вычислительный центр, а не музей. Приезжают комиссии, иностранные делегации.

Просто совестно водить их в вашу лабораторию. Никак не могу понять, что вы нашли в этом "Смерче"?!

Семако замялся:

– Видите ли, Николай Петрович, я работаю на «Смерче» уже тридцать лет.

Когда-то это была самая совершенная из наших машин. Может быть, это сентиментально, глупо, но у меня просто не поднимается рука…

– Чепуха! Все имеет конец. Нас с вами, уважаемый Юрий Александрович, тоже когда-нибудь отправят на свалку. Ничего не поделаешь, такова жизнь!

– Ну, вам-то еще об этом рано…

– Да нет, – смутился Голиков. – Вы меня неправильно поняли. Дело ведь не в возрасте. На пятнадцать лет раньше или позже – разница не велика. Все равно конец один. Но ведь мы с вами – люди, так сказать, хомо сапиенс, а этот, извините за выражение, драндулет просто неудачная попытка моделирования.

– И все же…

– И все же выбросьте ее к чертям, и в следующем квартале я вам обещаю машину самой последней модели. Подумайте над этим.

– Хорошо, подумаю.

– А план нужно выполнить во что бы то ни стало.

– Постараюсь.

* * *

В окружении низких, изящных, как пантеры, машин с молекулярными элементами этот огромный громыхающий шкаф казался доисторическим чудовищем.

– Чем ты занят? – спросил Семако.

Автомат прервал ход расчета.

– Да вот, проверяю решение задачи, которую решала эта… молекулярная.

За ними нужен глаз да глаз. Бездумно ведь считают. Хоть быстро, да бездумно.

Семако откинул щиток и взглянул на входные данные. Задача номер двадцать четыре. Чтобы повторить все расчеты, «Смерчу» понадобится не менее трех недель. И чего это ему вздумалось?

– Не стоит, – сказал он, закрывая крышку. – Задача продублирована во второй машине, сходимость вполне удовлетворительная.

– Да я быстро. – Стук машины перешел в оглушительный скрежет. Лампочки на панели замигали с бешеной скоростью. – Я ведь ух как быстро умею!

"Крак!" – сработало реле тепловой защиты. Табулятор сбросил все цифры со счетчика.

Автомат сконфуженно молчал.

– Не нужно, – сказал Семако, – отдыхай пока. Завтра я тебе подберу задачку.

– Да… вот видишь, схема не того… а то бы я…

– Ничего, старик. Все будет в порядке. Ты остынь получше.

– Был у шефа? – спросил «Смерч».

– Был.

– Обо мне он не говорил?

– Почему ты спрашиваешь?

– На днях он сюда приходил с начальником АХО. Дал указание. Этого монстра, говорит, на свалку, за ненадобностью. Это он про меня.

– Глупости! Никто тебя на свалку не отправит.

– Мне бы схемку подремонтировать, лампы сменить, я бы тогда знаешь как?..

– Ладно, что-нибудь придумаем.

– Лампы бы сменить, да где их нынче достанешь? Ведь, поди, уже лет двадцать, как сняли с производства?

– Ничего. Вот разделаемся с планом, соберу тебе новую схему на полупроводниках. Я уже кое-что прикинул.

– Правда?

– Подремонтируем и будем на тебе студентов учить. Ведь ты работаешь совсем по другому принципу, чем эти, нынешние.

– Конечно! А помнишь, какие задачи мы решали, когда готовили твой первый доклад на международном конгрессе?

– Еще бы не помнить!

– А когда ты поссорился с Людой, я тебе давал оптимальную тактику поведения. Помнишь? Это было в тысяча девятьсот… каком году?

– В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом. Мы только что поженились.

– Скажи… тебе ее сейчас очень не хватает?

– Очень.

– Ох, как я завидую!

– Чему ты завидуешь?

– Видишь ли… – Автомат замолк.

– Ну, говори.

– Не знаю, как то лучше объяснить… Я ведь совсем не боюсь… этого…

конца. Только хочется, чтобы кому-то меня не хватало, а не так просто… на свалку за ненадобностью. Ты меня понимаешь?

– Конечно, понимаю. Мне очень тебя будет не хватать.

– Правда?!

– Честное слово.

– Дай я тебе что-нибудь посчитаю.

– Завтра утром! Ты пока отдыхай.

– Ну, пожалуйста!

Семако вздохнул:

– Я ведь тебе дал вчера задачу.

– Я… я ее плохо помню. Что-то с линией задержки памяти. У тебя этого не бывает?

– Чего?

– Когда хочешь что-то вспомнить и не можешь.

– Бывает иногда.

– А у меня теперь часто.

– Ничего, скоро мы тебя подремонтируем.

– Спасибо! Так повтори задачу.

– Уже поздно, ты сегодня все равно ничего не успеешь.

– А ты меня не выключай на ночь. Утром придешь, а задачка уже решена.

– Нельзя, – сказал Семако, – пожарная охрана не разрешает оставлять машины под напряжением.

"Смерч" хмыкнул.

– Мы с тобой в молодости и не такие штуки выкидывали. Помнишь, как писали диссертацию? Пять суток без перерыва.

– Тогда было другое время. Ну отдыхай, я выключаю ток.

– Ладно, до утра!

* * *

Утром, придя в лабораторию, Семако увидел трех дюжих парней, вытаскивавших «Смерч».

– Куда?! – рявкнул он. – Кто разрешил?!

– Николай Петрович велели, – осклабился начальник АХО, руководивший операцией, – в утиль за ненадобностью.

– Подождите! Я сейчас позвоню…

Панель «Смерча» зацепилась за наличник двери, и на пол хлынул дождь стеклянных осколков.

– Эх вы!.. – Семако сел за стол и закрыл глаза руками.

Машину выволокли в коридор.

– Зина!

– Слушаю, Юрий Александрович!

– Вызовите уборщицу. Пусть подметет. Если меня будут спрашивать, скажите, что я уехал домой.

Лаборантка испуганно взглянула на него.

– Что с вами, Юрий Александрович?! На вас лица нет. Сейчас я позвоню в здравпункт.

– Не нужно. – Семако с трудом поднялся со стула. – Просто я сегодня потерял лучшего друга… Тридцать лет… Ведь я с ним… даже… мысленно разговаривал иногда… Знаете, такая глупая стариковская привычка.

Контактов не будет

К этому событию человечество готовилось много лет. Радиотелескопы крупнейших обсерваторий Земля планомерно прощупывали глубины пространства в поисках сигналов инопланетных цивилизаций; лингвисты и математики разрабатывали методы общения с представителями других миров; юноши допризывного возраста жили в мечтах о кремкийорганических и фтороводородных возлюбленных; писатели-фантасты, вдохновленные небывалыми тиражами, смаковали острые ситуации столкновения с антигуманистическими общественными формациями; ученые предвкушали разгадку самых жгучих тайн мироздания, галантно преподнесенных им коллегами из соседних галактик.

Было подсчитано и взвешено все: возможное количество обитаемых планет, уровень развития существ, их населяющих, вероятность посещения Земли космонавтами, представителями сверхмудрых рас, овладевшими источниками энергии невообразимой мощности и победившими пространство и время.

Мечты об эпохе вселенского содружества разума в космосе таили в себе такие перспективы, перед которыми мелкие неурядицы на нашей планете казались не заслуживающими внимания.

Судя по всему, оставалось ждать еще совсем немного, пока добрые дяди в сверкающих космических доспехах, взяв за руку неразумное и заблудшее человечество, поведут его к вратам нового рая, где око вкусит блаженство и покой вкупе со всем сущим в космосе.

Правда, находились скептики, ставящие под сомнение ценность межгалактического общения при помощи информации, поступающей с опозданием в сотни миллионов лет, но их злопыхательство никто всерьез не принимая, потому что крылатая мечта допускала и не такие штучки, как распространение сигналов со скоростью, превышающей скорость света.

Несколько сложнее дело обстояло с установлением эстетических критериев будущего содружества. Однако в длительной и ожесточенной дискуссии сторонники мыслящих плесеней и живых океанов были разбиты наголову. Трудами известного ученого Карлсона (не того, что живет на крыше, а другого) была не только доказана неизбежность идентичности облика всех существ, стоящих на вершине биологического развития, но даже определен вероятностный среднестатистический тип, наиболее распространенный в пределах метагалактики.

Пользуясь методами биокибернетики, алгебры, логики и теории игр, Карлсон создал синтетическую реконструкцию мужчины и женщины гипотетических аборигенов, населяющих одни из возможных спутников Тау Кита.

Эта реконструкция была размножена методом офсетной печати на небольших картонных открытках, удобных для хранения в нагрудных карманах, и за три дня разошлась в количестве ста миллионов экземпляров. Особым спросом она пользовалась у школьников старших классов. Может быть, этому способствовало то, что Карлсон считал одежду второстепенной деталью и сосредоточил свое внимание главным образом на весьма пикантных подробностях.

Что же касается всяких толков, будто натурой Карлсону послужили некая танцовщица и ее партнер, выступающие с неизменным успехом в весьма популярном, но малорекламируемом увеселительном заведении, то они решительно лишены всякого основания, хотя бы потому, что никто из авторов подобных утверждений не рискнул выступить с ними в печати.

Итак, сто тысяч радиотелескопов были нацелены в таинственную бездну мирового океана; восемь миллиардов рук тянулись раскрыть объятия; шестьдесят миллионов девушек дали обет связать себя узами любви с инопланетными пришельцами; целая армия юношей рвалась оспаривать честь первыми покинуть родную Землю и стать под космические знамена великого содружества.

И все же, когда это стряслось…

* * *

– Радиограмма от командира «Х26-371».-Дежурный международного аэропорта в Аддис-Абебе положил на стол начальника белый листок. – Я б не стал вас беспокоить, если бы…

– Что-нибудь случилось?

– Нет, но…

– Гм… – Начальник дважды перечитал радиограмму и вопросительно взглянул на диспетчера. – Вы уверены, что радистка ничего не перепутала?

– Клянется, что записала все слово в слово. Вначале слышимость была очень хорошей, а потом связь неожиданно оборвалась.

– Странно!

Он еще раз прочитал текст:

"17 часов 13 минут. 26°З1 СШ 18°10 ВД высота 2000 метров скорость 1 500 километров прямо по курсу вижу шаровую радугу около тысячи метров в поперечнике, предполагаю…"

На этом радиограмма обрывалась.

– Ну и что вы думаете? Дежурный пожал плечами.

– Боюсь, что распоряжение Главного управления, запрещающее членам экипажа пользоваться услугами бортовых баров, выполняется не во всех случаях.

– Глупости! – Он подошел к стене и отметил карандашом координаты, указанные в радиограмме. – Самолет немного отклонился от курса и летел в это время над Ливийской пустыней. Очевидно, обычный мираж. Попробуйте еще раз с ними связаться.

– Хорошо.

Начальник достал из ящика стола диспетчерскую сводку. Самолет «Х26-371», рейс Сидней-Мадрид. Семьдесят пассажиров. Сейчас они должны идти на посадку в Алжире. Командир – Лейстер, один из лучших пилотов компании, вряд ли он мог…

Вернулся дежурный.

– Ну как?

– Связи нет.

– Запросите Алжир.

– Запрашивал. Они ничего не знают.

– Пора начинать поиски. Соедините меня с Сиднеем.

* * *

На следующий день все газеты мира запестрели сенсационными сообщениями.

Обломки самолета «Х26-371» были найдены в Ливийской пустыне, недалеко от места, указанного в последней радиограмме. По заключению комиссии, самолет взорвался в воздухе. Экипаж и пассажиры погибли.

Однако газеты уделяли основное внимание не самой катастрофе, а обстоятельствам, сопутствующим ей.

Неподалеку от места аварии был обнаружен полупрозрачный шар, висящий над поверхностью пустыни на высоте около двухсот метров.

Радужная оболочка шара, напоминавшая мыльный пузырь, излучала радиоволны в диапазоне от 21 сантиметра до 1 700 метров. При этом она, сокращаясь в объеме, неуклонно опускалась на землю.

За сутки, прошедшие с момента обнаружения, размер шара уменьшился наполовину.

В Ливийскую пустыню были срочно командированы представители всех академий мира.

Три раза в сутки крупнейшие телевизионные компании передавали через телеспутники изображение таинственного шара.

Наконец на пятые сутки шар коснулся поверхности песка и лопнул с оглушительным треском. Разразившаяся в момент приземления магнитная буря на несколько часов прервала все виды связи по эфиру. Когда же передачи возобновились, свыше миллиарда телезрителей, изнывавших в нетерпении у экранов, увидели на месте посадки три прозрачных сосуда прямоугольной формы, наполненных мутной жидкостью, в которой шевелилось нечто неопределенное.

Ужасающее зловоние, поднимавшееся из сосуда, не давало возможности операторам вести съемку с близкого расстояния. Однако при помощи телеобъективов удалось установить, что предметы, плавающие в жидкости, похожи на осьминогов и все время находятся в движении.

Теперь уже не было никаких сомнений.

Наконец-то нашу планету посетили братья по разуму, владеющие могущественной техникой межзвездных перелетов.

Хотя прогнозы Карлсона оказались не совсем точными, а обеты девушек опрометчивыми, ничто не могло омрачить захватывающего величия первого общения с обитателями далеких и загадочных миров.

На время были оставлены всякие научные споры между сторонниками антропоцентрической теории и приверженцами гипотезы о сверхинтеллектуальных ящерах. Сейчас их объединяло одно неудержимое стремление: поскорее установить контакт с гостями.

К всеобщему удивлению, пришельцы не проявляли никакой инициативы. Они преспокойно плавали в своих сосудах, не обращая внимания на все творящееся вокруг.

Любопытство широкой публики готово уже было перейти в возмущение, но ученые, как всегда, не торопились. Свыше десяти суток шли оживленные дебаты в многочисленных научных комиссиях.

В опубликованном наконец коммюнике были сформулированы три основных пути решения проблемы:

1. Определить, какими органами чувств обладают пришельцы.

2. Найти способ доказать им, что они имеют дело с разумными существами.

3. Установить общий язык.

На пленарном заседании была избрана парламентерская группа во главе с сэром Генри Ноблом, последним отпрыском древнего рода, чей представитель ступил на берег Англии вместе с Вильгельмом Завоевателем. По всеобщему мнению, безукоризненное воспитание сэра Нобла и дотошное знание им правил этикета делали эту кандидатуру наиболее подходящей.

Правда, во время очередных парламентских дебатов по внешней политике правительства лидер оппозиции выразил сомнение, сможет ли сэр Нобл с достаточным успехом доказать свою принадлежность к мыслящим существам, но после разъяснения премьер-министра, что иначе сэр Генри не мог бы занимать место в палате лордов, взял заявление обратно.

Комментируя это происшествие, одна из либеральных газет приводила неопровержимый довод в защиту кандидатуры сэра Нобла, который, по мнению автора статьи, с детских лет был вынужден упражняться в подобных доказательствах.

Теперь комиссия была готова к началу опытов по установлению взаимопонимания.

В Ливийскую пустыню было стянуто все, что могло способствовать решению поставленной задачи.

Мощные акустические установки, радиоизлучатели, работающие на коротких, средних и длинных волнах, прожекторы, меняющие цвет и интенсивность пучка, должны были помочь определить, какими же органами чувств обладают пришельцы.

Однако этого было недостаточно. Странные существа, погруженные в жидкость, внешне не реагировали ни на одну попытку привлечь их внимание.

На бурном заседании комиссии по контактам мнения разошлись. Математики считали, что следует переходить на язык геометрии, одинаково доступный всем разумным существам, искусствоведы настаивали на музыке, химики предлагали структурные формулы, инженеры собирались поразить гостей достижениями земной техники.

Неожиданное и остроумное решение было найдено председательствовавшим сэром Ноблом. Он предложил испробовать все методы поочередно, а пока предоставить ему возможность установить с пришельцами личный контакт.

Такой план устраивал всех. В подкомиссиях вновь закипела работа. Десятки самолетов перебрасывали в пустыню материалы для сооружения гигантского экрана и раковины, где должен был расположиться сводный оркестр Объединенных Наций. Шесть композиторов срочно писали Космическую симфонию до-мажор.

Некоторые трения возникли в технической подкомиссии. В результате длительных дебатов было решено предоставить США возможность показать автомобильные гонки во Флориде, а Франции – ознакомить пришельцев с производством нейлоновых шубок.

Тем временем Генри Нобл готовился к ответственной и почетной миссии.

Он с негодованием отверг предложение специалистов воспользоваться противогазом, дабы избежать дурманящего зловония, испускаемого пришельцами, и заявил представителям прессы, что истый джентльмен никогда не позволит себе показать, будто он заметил что-либо, выходящее за пределы хорошего тона. "В таких случаях, – добавил он, – воспитанный человек задыхается, но не зажимает нос".

Группа парламентеров во главе со своим высокородным руководителем прибыла на место встречи в специальном самолете. Несмотря на палящий зной, они все были облачены в черные фраки и крахмальные сорочки, что выгодно отличало их от толпы корреспондентов и операторов, щеголявших в шортах и ковбойских шляпах.

Генри Нобл вскинул монокль и торжественным шагом направился к трем таинственным сосудам. Его свита в составе пяти человек следовала за ним в некотором отдалении.

Приблизившись к пришельцам на расстояние в пятьдесят метров, Нобл слегка покачнулся, отвесил полный достоинства поклон и тут же упал в глубоком обмороке на песок. Остальные члены группы, нарушив тщательно подготовленный церемониал, уволокли главу делегации за ноги в безопасное место. При этом они не только позабыли подобрать свалившийся монокль, но еще и самым неприличным образом прикрывали носы батистовыми платочками.

После небольшого замешательства, вызванного этим непредвиденным происшествием, инициатива была передана математикам.

Огромный экран покрыло изображение "пифагоровых штанов". При помощи средств мультипликации два квадрата, построенных на катетах треугольников, срывались с места и, потолкавшись в нерешительности возле квадрата на гипотенузе, укладывались в нем без остатка.

К сожалению, и это свидетельство мощи человеческого мышления, повторенное сто двадцать раз, не вызвало никакой реакции в сосудах.

Тогда, посовещавшись, комиссия пришла к единодушному решению пустить в ход тяжелую артиллерию – музыку.

Пока на экране два известных комика разыгрывали написанную лингвистами сценку, из которой пришельцам должно было стать ясным, что землянам не чужды понятия «больше» или «меньше», оркестранты занимали места в раковине.

Солнце зашло, но жар раскаленного песка заставлял людей обливаться потом. Внутри же раковины, нагретой за день, было жарко, как в духовке.

Комики на экране, обменявшись необходимым количеством бутылок и зонтиков, уже выполнили задание лингвистов, а оркестранты все еще настраивали инструменты.

Наконец приготовления были закончены.

Пятьсот лучших музыкантов мира застыли, готовые повиноваться магической палочке дирижера.

Космическая симфония до-мажор началась с низких, рокочущих звуков.

Исполинский шар проматерии, медленно сжимаясь, вращался в первозданном пространстве, Взрыв! Чудовищное неистовство струнных инструментов, хаос сталкивающихся и разлетающихся галактик, бушующий океан звуков.

Но вот в стремительный, кружащийся рев вкрадывается простой и строгий мотив – предвестник нарождающейся жизни.

Гордо звучат фанфары: это, кроме простейших углеводородов, появились первые молекулы аминокислот.

Ширится рокот барабанов, пытаясь поглотить нежные звуки свирелей и валторн. Мрачную песнь смерти поют контрабасы, пророчествуя победу энтропии над жизнью.