412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Илья Игнатьев » Ладонь, протянутая от сердца… » Текст книги (страница 4)
Ладонь, протянутая от сердца…
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 01:12

Текст книги "Ладонь, протянутая от сердца…"


Автор книги: Илья Игнатьев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Ил, – Стас легонько стучит мне по шлему. – Эй! В бункере!.. Ну, чего там у вас опять? Что ты к ней цепляешься постоянно?

– Здорово! Я цепляюсь! Это она, понимаешь… – отвечаю я, крутанувшись на компьютерном кресле к Стаське передом, к компу задом.

– Оба хороши. Так что случилось?

– Что, что… Дура. Как таких к детям подпускают? Стась, она предмет не знает, да и чёрт бы с ней, все учителя такие, – ну, почти, – так она же ещё и строит из себя! Сёдня. С Лерычем. Она: – Туленков, ing’овые окончания, чтобы тебе было известно, определяют неопределённость действия! Лишь. Воще, Стась, прикинь! Лерыч. Глазами: – хлоп, хлоп. Я: – Good MORNING, Нинель Анатольевна, приехали…

– И? – смеётся Стаська.

– И…  И, – silence, ясен перец! Немая сцена, блин. Очухалась. У-у! Слово за слово, хуем по столу, короче, и понеслось… Она по-русски, очки запотели, я по-английски… Полкласса под партами отдыхают… Она: – Логинов, покинь класс! Я: – With my pleasure, madam! See you later, don’t miss me boys and girls… Рюкзак в зубы, и сайонара…

– А дальше?

Я натягиваю шлем ещё ниже, и начинаю гундеть как из колодца:

– Да ну… Постоял под дверью, поостыл, блин. Ладно, думаю… Назад. Извинился. Перед всем классом! Представляешь?! Ха, Стаська,  Танька Каукова чуть мобильник свой не проглотила, – что за манера? – грызёт его вечно… Я, понимаешь, из себя чёрти что строю, пол кроссовкой ковыряю, блядь! Ой, Стась, вырвалось, ладно, потом сочтёмся…  Ну, Нинель растаяла: – садись, Логинов, я же знаю, ты же неплохой мальчик, несдержанный только, надо, Илья, над собой работать, всем, ребята, надо над собой работать… И пошла: бла-бла-бла… А сама тебе вон позвонила… А-а-пчхи! Ёлки! Стаська, я простыл, кажись…

– Блин, говорил же, возьми зонтик! Дай-ка… Да сними ты эту каску дурацкую!

– Сам ты! Это ж Сайка, настоящий, такие кабуто только там делали, другие похожи только… Чего там?

– Да не пойму… Лоб не горячий. Дай я губами…

– Развратник… Ну, чо?

– Нет, Ил, нету у тебя температуры, по-моему. Просто просифонило тебя под дождём, похоже. Сейчас поедим, и ванну прыгай. Нет, сначала в ванну, потом поедим.

Стаська хочет, было, оторваться от меня, но я ловлю его за шею, не пускаю,  улыбаюсь в синие любимые глаза, и говорю:

– А ты со мной? В ванну? А я щипаться не буду… Чуть-чуть только…

– Уймись ты, бациллоноситель! Ненасытка ты мой…

Мы целуемся, и пошла она на хуй, эта Нинель, все туда пошли, а я хочу туда только к Стаське… Вот ему щас неудобно, я же сижу, он надо мной согнулся, на коленях у меня сайка-кабуто лежит, не опереться ему толком, обормоту, а мне очень даже удобно, и за шею я его схватил, и под свитер лезу, а то, что ему неудобно, так ведь это он сам обормот, пускай на диван меня тащит…

Ну вот хоть бы раз! Не квартира, – проходной двор, бля!

– Кого это? – Стаська с сожалением отрывается от меня.

– Гадство! Б. и Ё! Вечно одно и тоже. Как-то всё-таки это надо мне порешать… Стась, погоди, не открывай, я винтарь достану…

Стаська только машет на меня рукой, и идёт открывать. Я зову Улана, тихонько щипаю его за крестец, – он терпеть этого не может, – науськиваю его на дверь.

– Фас-с-с, – тихо-тихо, надо чтобы Стаська не услышал. Во рванул в прихожую, кавалерист, – классно, может, хоть сегодня кого-то отвадит… Вот это грохот! Орут… Да это же Стаськина мама!

Я сломя голову мчусь в прихожку. В тамбуре, даже не в прихожей, на полу сидят на корточках Стаська и тёть Тома, в четыре руки загораживают какие-то сумки, чего-то такое там, кавалерист всем своим весом давит Стасу на спину, пытается прорваться к тёть Томе, гад! И все орут. Ну, кроме меня, пока. Тёть Тома за сумки, Стаська  за свою маму, Улан от восторга.

– Ил! Ты это специально!

– Я что специально?! Как это, интересно, я специально это? Он же, гад, сам, его ж не поймать!

– Стася, сумку! Илюша, там же соленья!

– Я предупреждал его, – он же не слушает, мам! Он же специально!

– Сам ты обормот! Улан, я тебя! У-у! Тёть Том, я щас…

– Да тащи ты его в квартиру, это ж чёрт знает что…

– Пошипи, пошипи, он же против меня… это, у него ж мотор вдвое!

– Стася, да помоги ты Илюшке!

– Ил, в ванную его!

– Точно!

– У-уф! Как думаешь, дверь выдержит?

– Вот и узнаем. Иди тёть Томе помоги, – сумки разгрузите, я его тогда и выпущу.

– Вот ведь какой псих у нас Улан. Твоя работа, Илька!

– Чо моя-то?! Тёть Том, чо он на меня!

– Мам, ты тоже хороша!

– Да я-то что, Стася?

– Всё косточки ему там всякие, кусочки какие-то всегда, – он и привык, что раз ты пришла, гостинец будет…

– А-апчхи! Точно…

– Будь здоров, Илюша!

– Пасиба…

– Этот ещё! Бациллоноситель… Вредный, мам, сил нет! Сказал же: возьми зонтик…

– Илюшенька, ты заболел? Стас! Это ты виноват, смотреть же за ним надо.

– Он, сто пудов, он… Тёть Том, у нас места в холодильнике нет, не поместится это всё туда…

– Ясно, не поместится… Погоди, мам, почему это я виноват? Ему, что, – пять лет? Сказал ему, – возьми, Илья, зонт, так он знаешь, что говорит?

– Ничего я не говорил, врёшь! Сказал просто, что водные процедуры, связанные с закаливанием, чрезвычайно полезны для интенсивно развивающегося организма.

– Мам, и вот так вот всё время. Это ещё что, ты б знала, чего он в гимназии творит, мне его классная по пять раз на день звонит.

Тьфу! Я, демонстративно засунув руки в брюки, ухожу с кухни. Обормот, блядь, блядь, и ещё семьсот раз блядь! Звонит она ему. Давай, поори об этом, не весь город пока знает…

– Илюша, я тебе носки связала, померяй, а?.. Илья! Испугал, паршивец! Зачем ты это страшилище нацепил?

– Мам, это же… Сайка, так, Ил? Это ж раритет.

– Как раз носочки. Колючие только.

– Тебе полезно…

– Илюшечка, так их же на обычный носок, сверху надо, они тогда не колются…

– Пасиба! Тёть Том! Щас я вас!

– У-у, подлиза…

– Стася, он же от души, правда, Илюшка?

– И ещё разик, в правую щёчку! Вот. А теперь я есть хочу. Стас…

– Пошёл в ванную!

– Конь же там!

– Мам, а где ты днём была? Я с работы звонил…

– Говорю тебе, надо ей мобильник взять…

– Я с ним, ребята, не сумею…

– Попроще можно.

– Ты ещё здесь?

– Улан ещё там!

– Так выпусти…

– А я не хочу в ванну, понял, я есть хочу, понял…

И это может продолжаться часами. Пока мне не надоест, – и тогда я перестаю быть Илюшечкой, тогда я начинаю быть, – по настроению, – или Илом, или Ложкой, или Ильёй Логиновым, или Логином, – любым они меня любят, любым они меня принимают, – это моя семья, и это мне… И это я люблю, это любит и Тихон, хоть он и ушёл…

Мы втроём сидим за столом, я говорю, что меня записали на турнир, тёть Тома переживает, – ведь такой дикий спорт, Илюша, – Стаська молчит, ему тоже мой кикбоксинг не в тему. Я думаю, что надо бы мне на него обидеться, – да ведь не прокатит, он же эти все мои выкрутасы назубок изучил, бля… И тогда я рассказываю, как мы с Тихоном смотрели показательные в Итихара, – это тёть Том на другом берегу залива, ну, Токийского, – вот, ну, мы на чемпионат опоздали, и на показательные попали только… Там с нами вместе в зале американцы сидели, туристы, ну, сидим и сидим себе. Американцы, как американцы, – толстые, как бегемоты больные, в шортах, телеса свисают… И всю дорогу они: – га-га-га, да га-га-га… Тихон мне рассказывает, что и как, где татами, где чего, я маленький, первый раз такое вижу, ну, ясно, глаза, вон как у Улана нашего, когда он на колбаску… Уланчик, на тебе кусочек… Ладно, Стась, дальше. Вот, а тут участники выходят, и как бы по коридору так идут, а коридор из самураев, в доспехах полных, ну не настоящих, понятно. Встали все, зал весь, – флаг с Хиномару поднимается… Японский, с Солнцем. Вот, и тут музыка заела, прикинь, Стась, гимн заел! Плёнка, что ли, там чего-то… И тут уроды эти, америкосы, джонники эти бегемотные, хихикают чего-то, комментируют там всё, во весь голос, блин… я не знаю, не понимал тогда, да и понимать не хотел, стыдно мне, хоть за Тихона прячься… Мы ж все для японцев на одно лицо, блин… А что эти, – весь зал молчит, а им по… Ну, не пьяные, но вроде немного того, и к ним люди подходят, – мол, тише…  нет, не японцы подошли, они ж… Достоинство и Честь, – это ведь главное, это соседи наши подошли, – не знаю, европейцы тут же сидели какие-то… А те ржут, вспышками мигают, победители, Б…

– И что, Ил?

– Знаешь, Стаська, я тогда всего от Тихона ожидал, я его редко таким видел…

– Он что, Илюшенька, драться с ними стал?

– Да что вы, тёть Том, это ж какое бы было оскорбление! Для хозяев! Нет, он… Стась, дай мне ещё хлеба.

– Да что ж дальше-то было, голодающий!

– То и было… пасиба… Тиша пиджак застегнул наглухо, до горла, – во «френче» он был, в зал спустился, ну, не прямо в зал, там за судьями прям, за их столиками встал, ну, возле кубков там всяких, на подиуме таком… Видно его как на ладони, зал молчит, все молчат, даже эти джонники заткнулись, его ж видеть надо было… А он к Японскому флагу, к Хиномару, к Солнцу На Восходе, повернулся, и полный поклон Солнцу… Такой поклон, особый… Церемониальный, так только японцы кланяться умеют… Вот, стоит Тихон, в поклоне согнулся… и весь зал, все-все-все, тоже Солнцу кланяются…

– А американцы, Илька? Они-то что?

– Они? Не знаю, Стась, я ж тоже встал, кланяюсь, как умею, а у самого сердце… И слёзы на глазах… Вот, а когда все подниматься стали, этих нету уже, смылись по-тихому видать, – похоже, и их проняло…

– Да, жалко, Илюшенька, что я не знала твоего брата.

– Жалко, что он не знал вас со Стаськой… Не чеши в затылке! Тёть Том, я за него опасаюсь.

– Да… Ребятки, мне же пора… Эх, уходить не хочется, да пора, мне же ещё к Оле заехать надо.

– А в другой раз к Оле нельзя, мам?.. Понял.

– Ты понял, а я не понял! Вот вы щас уйдёте, тёть Том, он же меня воспитывать начнёт! Сразу. И за Нинель, и за зонтик, и за ведро, и за… За что ещё, Стаська?

– Да разве всё упомнишь? – смеётся мой обормот. – Погоди, что за ведро такое?

– Бл-ль… лин! Блин! Проболтался!

– Ил?

– Стас! Ну… Ведро я, того… в мусоропровод…

– Ё! Как? Оно ж не пролезет!

– Ну, как… – я задумываюсь. – А чёрт его… Пролезло ведь… Я как-то так подумал, – как бы так поизящней бы мне мусор, чтобы поменьше с мусоркой контактировать… а оно вжик, бум-бум-бум, – и мне ручкой, мол: – сайонара, Рогинов-сан, карма моя ведерная такая…

– Мам! У-у… Ил, ты… я…

– Стася, отстань от него! Что ты, в самом деле, ведра тебе жалко?

– Жалко ему, жалко ведра помойного, за ведро прибить готов, за ни за что прибьёт…

– Тебя прибьёшь, понимаешь… Хм, ведро… Но как?! Непостижимо… Мам, погоди, я тебе такси щас…

– Из-за пяти остановок? Не думай даже, Станислав. Илюша, когда забежишь?

– М-м… Завтра? Так, сегодня суббота… Что там у меня завтра? А, Стась?

– Откуда же мне знать! У тебя ж… Ты же вот сам не знаешь, что завтра будешь делать.

– Это да, это ты прав, это всё моя непредсказуемость, это я разгильдяй, это у меня… Понял. Думаю. Щас. Так, в среду, тёть Том! Сто пудов.

– Ребята, всё, я же так с вами про всё забуду, век бы с вами сидела. Проводите…

Мы остаёмся со Стаськой. Улан ещё. Самое моё любимое, – надо что-то придумать, надо же обормота шевелить, дёргать, – или не надо? – а может, лучше сцапать книжку, удрать в ванную, – или завалиться в Инет, – это на хуй, он тогда в астрал уйдёт, – или телек, дивидишку воткнуть с хоббитом Фродо и Бродяжником Арагорном, и тогда я в астрале…

Каждый из наших вечеров, дней, ночей наших, каждая наша минута, секунда, – это он и я, и Любовь. А потом то, что лучше всего, вершина, и Стаська меня любит, – и на этой вершине, и на подъёме, и когда мы спускаемся с ним в долину, ровную, только лишь с моими выходками, приколами… Бля, я узнал, что такое быть мальчишкой, бля, поздновато, но ведь не поздно. Стаська это сделал, это не по плечу даже Тише было, он во мне равного себе любил, – учил, растил, но мы были равны. Стаська стал старшим братом, он неумелый, обормот неприспособленный, да я ведь младше, я чувствую себя с ним мальчишкой, впервые за хуй его знает сколько лет. Он старше, потому, что я ему это позволил, потому, что это надо ему, потому, что это надо мне…

– Илька…

– Ладно, Стаська, я ж так просто, ты ж знаешь, я твою маму люблю, как… Ты думаешь, не надо было про Тишу?

– Почему? Знаешь, Ил, мне Тихона не хватает не меньше чем тебе, хоть и не знал я его…

– Я знаю, Стась.

– Это… В ванну полезешь?

– В ванну не полезешь. Лениво, Стась, давай чего-нибудь… Телек, может?

– Засну ведь… Ил! Не смей! Мама! Да отпрыгни ты, Улан! Б! Два Б! Вдвоём, Б… Ил, ты чего?

– А… А-апчхи-и! Вот я чего.

– Так. Ну что? Допрыгался?

– Ты это куда? Блин, Стаська! Я таблетки не буду!.. Чего?! Знаешь, куда горчичники эти вот свои себе налепи?... Сам догадайся… Не знаю я, чо тогда делать будем… Нет! Я! Сказал!.. Во, Стась, я знаю, чо тогда делать будем. У тебя ж водка есть?.. Да полграмма! С перцем, с мёдом там… Поможет, я знаю… А чо, – смотри, Ил? Чихать тебе в ухо лучше, да? Ну и всё тогда, и не спорь тогда. Чо ты её в шкафу-то держишь, в холодильнике надо ведь! Думаешь, лучше? Так, и чо? Ну, хватит, так хватит… Щас я… Отвернись! Так. Ну… Бе-е! У-у-у! Я… Как только её… Ты-то чего рюмку-то схватил? Одну… Да, видал бы нас щас Тишка… Того, – хлоп, хлоп, и два жмура, нетрезвых, но не буйных. Ха! Прикол, Стаська, он один раз меня напоил ведь! Да нет, конечно, – так… Нормально, чтобы я почувствовал и запомнил… Как зачем?.. Ну, во-первых, чтобы на меня посмотреть, ну, как я поведу себя, – я так думаю… Как, как, – шишку я ему набил, вот такенную! Да… Потом плакал, – ну, пьяный ведь, – прости-и, Ти-иша-а… Укатайка, блядь… Да и хуй с ней, с матерщиной, – я и так уже всю неделю посуду мою… И вообще, ваши педагогические приёмы по отношению ко мне малоэффективны, Станислав Сергеевич. Сам посуди, ведро я мусоропроводу скормил, пару по химии сцапал, это… хам… хамлю я постоянно. Или хамю?.. Да не лезь ты! Целуется! Я ж септический! Бля, Стаська, давай ещё по одной хряпнем!

– А тогда целоваться будешь?

– А вот тогда только целоваться и будешь! Насыпай!.. Ну, чтоб все! И всё же – гадость… Убери её с глаз моих. Бля, Стаська, ты же вот щас должен бы мне ремня хорошего…

– Должен, ясное дело должен, да ведь рискованно-то как…

– Да ведь ясен перец, что рискованно, – но кто не рискует, тот ведь водку с перцем не хлещет! Бля, мобила моя…

– Начался вечерок…

Я, хлопнув Стаську по спине, – прорвёмся, мол, не ссы, – бегу в комнату к своему мобильнику. Так, на экране Юркин вызов. Ну, я тебя! Я подмигиваю стоящему в дверях Стаське…

– Вы дозвонирись до капитана 1-го ранга Рогинов Ирия, командира авиакорпуса Кисарадзу Кокутай, 1-ой Сводной Воздушной Фротирии Коку Сэнтай.

Стаська восхищённо качает головой и уходит на кухню, тэ-экс, господин мой Рогинов Ирия, отскочил ты сёдня от мытья посуды, по ходу… Банзай!..

– Илюха! Ха-ха-ха…

– Не понярь, брядь… А по-японосоки мозона, позаруйсата, сударя мой-о? Аригато, со-дэс-ка…

– Ну конча-ай, ну И-ил… Это… Ты чо делаешь та? Щас.

– Щаса та? Щаса та, я, Юрка, разговариваю с одним прикольным кексом, а он по-японски ни хуя…

– Бля, я ж серьёзно! Сильно занят? А С.С. дома?

– Да чего тебе надо-то? Толком говори.

– Я зайти хотел, Ил, вообще-то мне С.С. нужен…

– Нахуя тебе Стас? – я подпускаю в голос стали.

– Это, Ил, у меня прога новая, – Гимп, – я у вас видел, у С.С. стоит такая, а как она юзает, не пойму чо-то ни хуя, интерфейс какой-то блядский… Окошек хуева туча… Ты спроси, может он мне разжуёт, а?

– Это, бля, я тебя разжую, проглочу и высру! Юрка, ты не борзей, в прошлый раз три часа с какой-то байдой сидели тут…

– Ну Логинов, ну пожалуйста, ну на-адо мне-е…

Блядь! Б! Ё!

– Стас! – ору я. – Погодь, Юрка, спрошу щас… Тут этот хакер, блин, невменяемый!

– Не ори, Илюшка. Кто, – Жаворонков твой?

– Мой, бля! Держи, – дарю…

Стаська плюхается ко мне на диван, берёт трубу.

– Да. Да, я… Так… Понятное дело, другой, – Фотошоп же от других разработчиков, Юрка… Почему много, – просто на отдельные функции разные окна… Я не знаю, – как Илья… Да вроде бы ничего…

– Ещё, бля, как чего! Скажи ему, если припрётся…

– Ну, грозится… Ладно…

Стаська гасит мобильник, вытягивается рядом со мной на диване. Я тут же заваливаюсь на него, утыкаюсь ему носом в шею, под ухо, обнимаю, прижимаю его руки к телу.

– Достали, пиявки, – шепчу я ему в шею.

– Щекотно, Илька… Это же твои пиявки, так ведь?

– Мои, бля… Чмок! Чмок! А сюда? Чмок, чмок, чмок… Мои, Стаська, – оброс, бля… Ещё пять месяцев назад, – чмок, – чистый был, вольный, как ветерок, – сюда вот ещё, – чмок, – как ронин без даймио,– чмок, – а щас оброс. Чмок! Пиявки, гимназия эта, секция, ещё там чо-то…

– Я…

– Про тебя воще базара нет… У меня стоит, Стаська…

– И у меня, Илька… Как я тебя. Чмок. Люблю. Чмок.

– Поклянись! Чмок. На Шаврове поклянись. Чмок.

– Ха-ха-ха… Тащи… Да как стоит-то…

– Блядь! Хакер этот…

– Он сказал, что через полчаса придёт. Может…

– Обормот! Чо ж ты молчишь-то…

– Так ты ж… Чмок! Сам… чмок… сюда хочу! Чмок, чмок.

Стаськин свитер мне сейчас мешает! Погоди, Стаська… Свитер летит зелёной совой в пространство… Треники его мешают… совсем их стянуть… Бля, руки дрожат, губы его… Твёрдые, мягкие, горькие, сладкие… Язык его. И мой язык. Теснее обнять, – как я его люблю! Теснее, стукаемся зубами, ещё… вниз полез Стаська… грудь, – мои соски словно две пули, – бля, я ж так кончу ещё до того… Ста-ась… Путаюсь пальцами в его тёмных волосах, тяну, толкаю, сдвигаю любимую башку вниз, ниже… Живот, – Стаська языком, – жалко, что я не в состоянии своим языком вместе с его, – языком Стаська бьёт, – как жалом, – в мой пупок, и нежно, ласково, с желанием, – вокруг, по впадинке. У меня челюсти сводит. У-ум-м… Дальше, Стаська, дальше, ниже, Стаська…  И, – вот. Да. И он это любит, – полюбил, я знаю, это ясно… Да не надо так глубоко! Стась… Плотнее, языком, языком… М-м-м… Да, Стась, так… Не спеши, не качай, погоди, я сам… Я поворачиваюсь боком, держу Стаську за голову, ладонями щёки прижимаю… Бёдрами… Неглубоко… Теперь назад, и снова в тесноту и глубину, и вновь назад. Темп. Я качаю, я двигаю членом у Стаськи во рту, и это лучше всего… Бля, я ведь раньше не любил, когда у меня сосали, даже, когда Тиша… м-м-м… не то, что бы не любил… о-о-ох-х-х… а щас это, бля, лучше всего… Стаська руками мнёт мне булки, гладит заднюю поверхность бёдер, снова на мои половинки… Пальцем… Туда… М-м-м… Темп, Ложка! М-м-м… Небритый, обормот, щеки, затылок, башка моя любимая… Шея… темп, это как поединок, темп, темп. Только нет проигравшего, а есть два победителя, мы же вдвоём идём на вершину, в одной связке, я первый поднимусь, потом затащу Стаську, помогу, темп… И волны! Огромные, тёплые, – это Любовь, это Вершина…

– Я… я кончаю, С-с-с… Ста-а-ась… М-м-м… Ф-фо-о-х-х-х-х…

Меня бьёт о камни берега, я щас маленькая рыбка, меня бьёт волной о берег… Всё-о-о… Блядь, я когда-нибудь помру на Стаське… А он не бросает, он тянет, сосёт, ласкает, мнёт, – бля, чёртов Юрка, так бы трахнулись по полной. Сосёт Стаська, хватит, теперь я, теперь ты, теперь за мной, я наверху, я сейчас тебя затяну к себе. Быстрей его на верх, за голову, за скулы, быстрей к своим губам-м-м… его губы… Сладкие и горькие, мягкие и твёрдые… Всё проглотил обормот, жадина обормотская… Шея… Грудь, гладкая, чистая, как у меня, твёрдая, мягкая, – языком по ней, от соска к соску… Соски, как камешки на пляже… смешная ямка пупка, ладно, ладно, Стась, не буду, щекотно, знаю… Полоска, дорожка волос, – вниз… волосы вокруг члена… А запах я так и не полюблю, наверно, ни хуя… Быстрее в рот, да не надо, Стась, я сам! Прижать ему бёдра, не рыпайся, обормот, сам я, сам-м-м… м-м-м…И языком, кончиком по кончику, по уздечке теперь… в дырочку теперь… Плотнее, и чуть, – ласково, с опаской, – и опасно, – чуть зубами… Я выпускаю Стаськин член изо рта, снова ловлю его, – натыкаюсь на него, – это кинжал, – сопротивляюсь губами, пронзаю их, – плотнее, ещё… Качаю. Темп. И то плотнее, то свободней, – головка бьёт по языку, по нёбу, – поймать её, снова плотнее… И снова, – вверх, вниз. И темп, Ложка, темп, темп… За уши схватил, обормот!.. Темп. Я. Те. Бе. Э. То. При-по-мню… Мню-мню-мню… Темп, темп, темп… Яйца подтянулись к самому подбородку, щекотно, сбрею я ему волоски там ко всем хуям… Выгибается навстречу, всем телом, – Стаська, и это мостик, ха… Прижать, бёдра его прижать к дивану. Сейчас, темп, вот, плотней губами, языком, темп, и яйца ему чуть-чуть оттянуть вниз… Пошло, – как выстрел, как удар, – резко, проникающее, как катана, как выстрел, залп, и ещё, и ещё…  Да-а-а… Это тебе Логинов, не ПСМ твой… Это даже не McMillan наш, – это залп главного калибра, блядь… Линкор «Ямато», блядь… Стаська, у кого из нас щас гиперсексуальность?.. Всё. Всё? Тогда к нему, к любимой роже, наверх, к губам, к тёмным волнистым волосам, к ушку, – щекотки обормот ведь боится…

– Ил-л-л… Как это хорошо…. КАК! ЭТО! ХОРОШО!

– Умгум, я ж профи, мр-мр-мгр, я ж такой, ф-ф-ф, – я вовсю донимаю Стаську, лижу ему щёку, дую в ухо, кусаю, – нежно! – за шею… – Хакера прогоним когда, – трахнемся!

– А щас мы что делали, ненасытка?

– Так это ж… Обормо-от, бля! Я хочу анально! И не виртуально. И ещё потом хочу орально. Реально. Мне прикольно.

– Это ненормально!

– ???

– Я хочу сказать, – это чрезмерно!

– Это заебенно! Охуенно! Опизденно!

Стаська ржёт, отталкивает меня на бок, и лицом ко мне, близко-близко, глаза в глаза, – а я смотрю в эти его тёмно-синие колодцы, это ж колодцы какие-то, а не глаза, и мне оттуда никогда не напиться досыта, – заебись, что они бездонные…

– Илька, поганец, ты сегодня на всю следующую неделю наматерился! И не только посуду будешь мыть, и полы ещё, и…

– Хуюшки! Сам стирай, не хочу-у-у! Чо доеба-ался-а, я ж ма-аленки-ий, меня беречь на-ада-а… Блядь.

– Что?

– Одевайся, Стаська, а то щас Юрка притащится, блядь, блядь, и ещё тыщу раз блядь…

– Так. Ясно. Значит, Илья, ты всё ж решил стиркой заняться… Свитер мой где? Ё! Ты бы его ещё на люстру бы закинул…Звонят ведь! Возьми телефон, Илька, трудно с дивана встать, да?

– Легко с дивана встать, да… Смольный! Нету щас Ленина! У Крупской он, пути выхода из демографического кризиса обсуждает… А-а, Сергей Юрьевич! Здрассе, щас я его…

Стаська лишь горестно стонет, хватает у меня трубку, стучит себя раскрытой ладонью по лбу.

– Да, Юрич!.. Да ну его к чёрту, дурака валяет, как всегда… Да погоди, Илья, отстань!... Блин, Юрич, завтра ж воскресенье, и так по субботам горбатимся… Так ведь я же им говорил! Сергей, я когда им систему проверял, я им по-русски, не по-японски, сказал, что у них по железу какая-то несрастайка есть… Сервер работает, сам не пойму ни шиша… Да, терминалы виснут… А что самодиагностика! Сам знаешь, как она там кривится… Это ж все компоненты щупать надо, это ж на целый день… Вот и хорошо, в понедельник и займёмся. Ладно, как там у тебя?... Болеет? А ты ей водки! С перцем… Думаешь?.. Хм, ладно… Кстати, Юрич, Илюшка тут сайт нам новый нарыл, прикинь, итальянец, щас, – как, Илька? – Джованни Паоло, вот, а именно по нашей технике прикалывается… Нет, чертежей нету… Раскрасок куча, Вторая Мировая в основном… Там такой Як! «За брата Шоту!», с тузами, с драконом… Помнишь, типа как Ерёмина, Героя Союза, тоже Як седьмой, – «За Жору!»… Нет, «За честь Гвардии», – не помню такого… Персоналка, ясное дело… Итальянцы есть ещё, эти, – глюковатые, трёхмоторные… Да, «Спарвьеро»… Бесплатный, прикинь, – Быков и тот, гад, взалкал… Ладно, я тебе мылом на ящик скину, пока, чао! Маринке привет там… Да вот он тут, рядом… Передам, ладно.

– Ты запомни, г-н Плотников, если ты, г-н Плотников, по воскресеньям ещё работать будешь, г-н Плотников, – я контору вашу хрустальную, блядь, на пол уроню, мне это как два байта об асфальт, ты ж в курсях, братэла! Я и ствола брать не буду, я их там, блядей, по такому разу Тишиной катаной любимой построгаю! На сасими, блядь! Я там у вас на руинах суси-бар открою! Я им, – вам, – я второй Пёрл-Харбор устрою, брядь, брядь, брядь, и ещё мирионо раза брядь!

– Ну-у, понеслась душа в рай! Уймитесь, г-н капитан 1-го ранга, г-н Рогинов Ирия! Слышал ведь, в понедельник я сказал, дома я завтра… Кстати, а почему это ты теперь каперанг, а? Ты ж позавчера ещё вроде старлеем был?

– Расту. Доверие Ставки Флота Его Величества Микадо. Благодарность Священной Особы Божественного Тэнно Микадо нефритовым покрывалом ниспадает на достойного её самурая. Тридцать сбитых джонников, мой Рейсен-Зеро покрылся сверкающей бронёй славы, подобный куску драгоценной яшмы…

– Музыка, Рогинов-сан, слушал бы, и слушал! Даже Улан вон…

– Домофон, Стась! Будет тебе щас музыка… Да… А зачема? А у наса все дома… Да заходи уж… Стаська открой ему, а то я за себя не ручаюсь, я могу его сразу в сортир поволочь, замочу его тама, блядь! Замочу в совмещённом санузле. Тама.

– Тама! Бельё тама, грязное, тебя дожидается! Илька, я открою, но если ты Улана назюкивать на всех, кто к нам ходит будешь, то…

– То что «то»?

– Харакири я себе сделаю, что мне ещё остаётся? Чтобы мне цыц ТУТА!

Ушёл, обормот. Я, обхватив Улана за длинную, – одни мышцы, – шею, шепчу нашему кавалеристу в острое ухо:

– Прикинь, Уран-сан, – харакири он себе сделает… А какое он себе харакири сделает? Сэппуку? Или он себе «Двойное Любовное» сделает, как Юкио Мисима? Так я против второго против!.. Бля, заговариваться начал я, с обормотом этим…

– Привет-привет, Логин! Привет, Улан!

– Сам привет! Виделись… – и пока в комнате нет Стаськи, я начинаю шипеть на Юрку: –  И виделись, и слышались, в гимназии надоел, ты чо припёрся, Жаворонков, у тебя чо, свербит что ли, чо, горит прога эта твоя, что ли, я с тренировки, устал, блядь, как не знаю кто, блядь, и так там маваси в голову пропустил, ты тут ещё…

– Маваси, – это как?

– Показать? В лёгкую…

– Станислав Сергеевич, он меня убить хочет!

…Все мои друзья, все эти милые мои пиявки, все пацаны и девчонки, которые допущены мною до священной особы, до обормота моего любимого, – все они называют Стаську по имени-отчеству, все они с ним на «Вы», так я решил, так и стало. И безо всяких напрягов. Раз только Голова, – Вовка Головицкий, – вякнул чего-то, типа: – С.С. ведь не старик ещё, чо это я его на «вы» должен… Я, скрипнув зубами, отмахнул ему перед носом ногой, сантиметрах в десяти, – не задеть чтобы, не дай бог, – всё, дискуссий по этой теме больше не возникало…

– Станислав Сергеевич, он меня убить хочет!

– Не убью, хотел бы так убил бы. Хотеть, – значит мочь. Стась, давай, объясни ему чего там и как, и сайонара, Юрочка…

– А зачем тебе Гимп, Юрка, это ж сложная штука, у тебя же Фотошоп стоит?

– Так Гимп же больше форматов видит, вот же, – статья у меня…

Юрка начинает листать журнал, что притащил с собой…

– Читатель! – восхищаюсь я. – Я-то, наивный, думал, что мои одноклассники только Пентхаус там…

Всё. Приплыли. На меня ноль эмоций. Оба. И всё-таки, я убью Юрку! Хотя… И так пацану того…

– Я в ванную! Пошёл! Я! Чтоб! Когда! Так, Стаська, я с полчасика там, чтобы как выйду, чтобы я этого тут не видел. Тута.

– Бу-бу-бу… Ил… бр-бр-бр…

– Бр-бр-бр… Логин… бу-бу-бу…

Пиздец. Я, раздеваясь в ванной, придаюсь горестным размышлениям. Похоже, что это вот бубуканье Стаськино, фирменное, – штука заразная… Юрка вот подцепил, по ходу. Птичий грипп, какой-то, на хуй, компьютерный!  Как бы так надо, Логинов, поосторожнее, вот как-то так… Бля, погорячее сделать, погреюсь, а то точно, болеть мне щас не в тему, турнир ведь на носу, тренировки и тренировки… Не задремать бы… Заебись мне сёдня Глеб по башке попал… Главное дело, – не ожидал я от него прыти такой… Хорошо, хоть Тихон не видел, нет его со мной щас… Когда, – если, – когда мне понадобится мой Тиша, он будет рядом, знаю, – но хорошо, что он не видел, как я в спарринге лоханулся… Не ожидал, потому и получил, – всё элементарно, бля… Расслабился я за пять-то месяцев… И заебись, я ж… Не хочу и вспоминать ничего и никого, – ни Анвара, – не забыть мне эту суку, – ни толстого Влада, – как я ему в кадык две пули посадил, третью в левый глаз, хотя и лишняя была… порядок есть порядок… Мятый Бубен, – да, вот того мы с Тишей с удовольствием решали, – не с удовлетворением даже, а именно с удовольствием, – бля, странно, в русском это от одного корня слова, по-английски правильнее, разные… Как этот… этот…что он с мальчишками делал… Как Тиша меня от тела оттаскивал, – хорош, Ложка, всё, валить пора, успокойся, милый мой, пора, Ложка, – а я… да, бля, «Катран», – это вам не «Ладья» Стаськина, это посерьёзней инструмент… Нельзя мне забывать, что со мной на даче этой делали, на Рублёвке этой ёбаной, что там со мной… Как Тиша тогда вовремя появился, – да, тогда он не стал на Мятого Бубна переть, бабки отстегнул, меня под мышку, и сайонара, – не в жилу тогда было… Год ждал, пока я не научусь, хоть чуть-чуть… с пиковины мы начали, ствол Тиша мне по руке всё подбирал… Тишка…

Блядь! Б! Б. и ёлы-палы! Заснул… А эти там чего? Гнать Юрку! Ё! Да куда ж обормот полотенца-то все… Ну! Слов нет… Ни одной вот даженьки Б. и П… Стирка, значит, ну, ну…

– Ну, всё! Кранты тебе, Жаворонков! Стас, ты если жить хочешь, выключай комп, я сказал, а тебе, Юрка, по любому кранты… Ну чо такое, ё моё! Ну, Стас, ну блин, мне чо в ванной жить теперь…

– Да мы всё уже, Ил, закрываемся. Ты ж понял, Юрка? В общем-то, ничего сложного, привыкнешь, алгоритм поймаешь… А инструментарий у него обычный, сам видишь… Только не забывай файлы заранее копировать, и уже с копиями работай, а то потом откатиться трудно бывает, а так у тебя и исходник, и что из-под Гимпа вышло…

Вот как вот мне?! Убью Юрку! А обормота несильно покалечу. Я подхожу к этим твиксам сзади, натягиваю Стаське на голову свою толстовку, которую я так и не одел в ванной, Юрку беру сгибом руки на удушающий. Сипим? А если чуть сильнее?..

– Отпусти ты его, Илька! Всё, выключаю, да пусти ж ты его, ну…

Я, прошипев в ухо Юрке чего-то такое невнятное, но однозначно угрожающее, отпускаю ему шею.

– Я… Кх-кх… Логин! Гад тренированный… Станислав Сергеич, спасибо, но чо-то я не знаю, может, лучше мне и дальше с Фотошопом ковыряться?..

– Заткнулся! Провокатор! Стас, я его убью! Он провокатор!

– Да, Юрка, завязывать надо, пока Илья тут нас… Проблемы будут по Гимпу, – звони.

– Ладно, С.С…

– Если ладно, тогда я курить пошёл. Ил! Первая! За целый-то день…

– Да? Хвалю. Внушает. Стаська, чайник поставь там…

Я задумчиво смотрю на Юрку, он задумчиво смотрит на портрет моего Адмирала. Да… Домой он не хочет, это ежу бритому ясно. Он понимает, что напоив его чаем, я его вытолкаю… Домой вытолкаю, куда ж ещё? На улице никого, – по такой-то погоде... А дома у него «любящие» родители, бля. Самое смешное, – печальное, – это то, что Юркины родители думают, наверное, что они и впрямь любят его. Навороченный комп, шмотки, гаджеты, полная упаковка,  дорогая гимназия, – блядь, как я хотел в простую школу, да ведь приехавший из Москвы Гулия вместе со Стасом и слушать меня не стали… Послал бог опекунов, блядь… Заебательских послал, Логинов, – Юрка о таких взрослых рядом, мечтать только может… Всё лето вот он в Германии проторчал, – а его спросили, нужна тебе эта Германия? Ему же, бля, нужно чтобы его замечали не как объект демонстрации своим всяким родственникам, знакомым, – кому там ещё… Юрка всю дорогу, когда не с компом, так с ноутбуком своим по друзьям слоняется. А как батя его с ним разговаривает, – пиздец! И только про бабки, – не знаю, может, он меня так удивить хотел? А Юрка красный, – бля, извинялся потом… Он же у нас со Стаськой, как в раю, он же, даже если б узнал, как у нас со Стаськой всё в реале, он бы и тогда завидовал бы мне… Завидует мне… Хм, даже если бы я ему про ВСЁ, что было со мной, рассказал, он бы и тогда… Да и не поверил бы он нихуя… Никто бы из моих пиявок бы…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю