355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Илья Стальнов » Госпитальер и Снежный Король » Текст книги (страница 3)
Госпитальер и Снежный Король
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 05:23

Текст книги "Госпитальер и Снежный Король"


Автор книги: Илья Стальнов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Командующий маневренной группировкой адмирал Растопчин ждал гостей в кают-компании, просторной, как рыцарский зал в замке. Он был в белом парадном мундире со знаками различия в виде звезд, вышитых золотом.

– Обстановка достаточно сложная, – сообщил он, приглашая гостей занять места.

Филатов и Сомов устроились во вздувшихся посреди кают-компании силовых креслах, в глубине которых возникали и разрушались разноцветные орнаменты.

– Только за последние пять дней мы выявили факт выныривания двух кораблей, – продолжил адмирал.

– Что за корабли? – насторожился Филатов.

– Познакомиться с ними ближе не удалось. Когда мы их засекли, они ушли в надпространство... Скорее всего, один из них был аризонским малым разведчиком.

– Их только здесь не хватало, – Филатов нахмурился. Синяя Долина вновь становилась предметом пристального внимания Планет первой линии. И тут можно ждать, чего угодно, вплоть до открытых боевых столкновений.

– Мы получили подтверждение вашего статуса, – в голосе адмирала ощущалась озабоченность. Он был не в восторге от того, что в его вотчине возникли две непонятные фигуры в ранге уполномоченных Совета по чрезвычайным ситуациям, обладающих немалыми полномочиями, в числе которых право приказывать командующему группировкой. – Указания, пожелания?

– Есть ряд скучных вопросов, в основном касающихся взаимодействия, порядка связи, – сказал Филатов. – Думаю, два-три часа более чем достаточно на их решение. Потом мы распрощаемся.

– Вы возвращаетесь в метрополию? – удивился адмирал.

– Нет, мы следуем на Синюю Долину.

– Простите, я не расслышал, – озадаченно произнес адмирал.

– Мы спускаемся на твердь.

– Это невозможно!.. Карантинный транспорт уже спустился. Сейчас лежит на дне океана.

– Нет ничего невозможного.

– Вы собираетесь угробить спускаемую капсулу или шаттл?

– У нас есть идея получше.

– Если не затруднит, какая? – адмирал смотрел на Филатова настороженно, с опаской, как на опасного психопата.

– У нас есть свой скакун.

– Что за скакун?

– О, это надо видеть, – усмехнулся разведчик.



***



– Ух, – выдохнул Сомов, пытаясь подавить волной поднимающуюся из желудка пульсирующую тошноту.

Корабль тряхнуло так, что у пассажиров потемнело в глазах. Он на полной скорости погрузился в атмосферу, и, будто обжегшись, испуганно ринулся обратно, в привычный и комфортабельный холод космоса.

– Спокойно, – процедил, улыбаясь и сдвинув брови Филатов, вновь беря строптивый корабль под контроль.

По стенам кабины прошла мелкая дрожь. Чувствовалось, кораблю страшно не хочется нырять в этот неуютный, горячий, плотный мир, опускаться туда из бескрайнего пространства, где так свободно и вольно.

Но все же корабль неохотно, гораздо осторожнее снова ввинтился в атмосферу и начал аккуратный спуск.

– Хорош, хорош, – похвалил его Филатов, поправив на голове контактный обруч. – Ну, еще пониже. Так... Так... Хорошо идем...

Он корректировал курс так, чтобы корабль вышел на главный космодром рядом со столицей Синей Долины двухмиллионным Лайстенбергом.

Атмосфера густела. Иллюминаторы окрашивала желто-красная плазма, горячо обнимающая снижающийся корабль.

Но корабль уже не вздрагивал в панике. Он смирился.

– Ниже, еще ниже, – Филатов, сидевший в кресле, похожем на ворох сухих листьев, прикрыв глаза, улыбался. Ему нравился этот поединок с норовистым кораблем серии «квазибионик», который разработчики и испытатели прозвали «космической лошадью».

Этот корабль был рожден в недрах концерна «Биоконструктор» на Енисее-пять. Разработки в этом направлении велись даже не десятилетия, а столетия. По большому счету «космическая лошадь» была не столько механизмом, сколько живым, или, по терминологии биологов, квазиживым существом. «Квазибионик» мог многое – черпать энергию из окружающей среды, использовать эфирные возмущения, и даже нырять в надпространство. Вместо механизмов и систем искусственного интеллекта в нем действовали невероятно сложные, и вообще, как утверждают сами разработчики, просто мистические биологические системы. Корабль был не сработан, а выращен, как тыква. Некоторые умники договорились до того, что он обладает зачаточным интеллектом, но в это всерьез никто не верил. Но что у него было – это инстинктивные реакции, поэтому управление им походило скорее на укрощение, так что его не зря сравнивали с лошадью. Филатов сталкивался несколько лет назад с этим творением гениальных биоинженеров и умел по специфике профессии управлять им.

Самый сложный момент – вход в атмосферу, когда кардинально меняется среда, остался позади. Корабль привык к новой среде и вел себя послушно.

– Кажется, проскочили, – с облегчением произнес Филатов, и госпитальер по этой отрывистой нервной реплике вдруг с осознал, насколько велик был шанс не проскочить.

Летал «квазибионик» куда хуже стандартных машин. Вообще, приземление даже на обычную планету на этой штуке считалось пока смертельным номером, и пошли на него из-за полного отсутствия альтернативы. В «квазибионике» почти не было электроники, и разлагающее воздействие неизвестного фактора, парализующее привычную технику, на него не должно было подействовать. И действительно, пока вроде все складывалось хорошо. Внешнюю границу сферы поражения в пятистах тысячах километрах от планеты, корабль прошел без каких-либо сбоев. И в атмосферу вошел почти в штатном режиме.

Сомов, глядя в неровной формы иллюминатор на проплывавшие внизу и быстро приближающиеся облака, вдруг ощутил, будто его голову сдавили обручем, и крикнул хрипло:

– Осторожнее!

– Что такое? – воскликнул разведчик.

Госпитальер не мог объяснить, что его толкнуло. Но что-то должно было случиться...

И тут корабль ухнул вниз. Потом свечой взмыл вверх. И пошел по безумной траектории.

Казалось, людей в кабине, расплющит в блин. Гравиконденсаторы у «лошади» в силу своей конструкции работали куда хуже, чем аналогичные устройства в обычных кораблях.

«Квазибионик» как взбесился. Сомов вдруг ощутил с поразительной ясностью, что этому то ли механизму, то ли организму, больно!

– Сволочь, – процедил Филатов, пытаясь взять корабль под контроль.

Корабль, мелко задрожав, пробил облачный покров. Внизу кувыркалась твердь, расчерченная сельскохозяйственными полями, прикрытая лоскутным одеялом лесных массивов, голубевшая синими зеркалами озер. Она быстро приближалось.

– Ну же, тише, тише, гад такой, – прошипел разведчик, тщетно пытаясь овладеть машиной.

Корабль, почти задев верхушки сосен, резко рванул вверх и опять пробил тучи. Он бешенно несся вверх, яркое голубое небо начало стремительно темнеть, на нем как бусинки пота выступили звезды...

«Лошадь» же просто бежит в испуге от Синей Долины!» – мелькнуло в сознании госпитальера.

Вибрация, сотрясающая «квазибионик», передавалась пассажирам. От нее заныли зубы и мутилось в глазах. Возникло ощущение, что «лошадь» сейчас рассыплется на куски.

– Вниз, – умоляюще, прокушенными губами, из кончика которых текли струйки крови, прошептал Сомов. Лицо онемело, кожа лица отяжелела от перегрузок. Каждый вздох давался с трудом.

Им нужно было вниз. Второй попытки не получится. Им не заставить второй раз «космическую лошадь» нырнуть сюда – это госпитальер знал наверняка.

– Знаю, – прохрипел Филатов.

Он бил пальцами по панели управления, скрипя зубами.

В глазах госпитальера потемнело, и перед тем, как отключиться, он увидел, что корабль снова устремился к поверхности планеты.

Когда Сомов очнулся, иллюминатор был с внешней стороны забит белым невесомым пухом. Корабль опять пробивал облачный покров.

Дрожь, пробиравшая корабль, чуть поутихла, но все равно была невыносимая. «Космическая лошадь» лихорадочно скакала вверх и вниз, но постепенно Филатов все крепче брал в свои руки удила.

Корабль в очередной раз пробил облачный покров, и внизу показались увеличивающиеся в размерах верхушки сосен. Они надвигались слишком быстро...

Сомов напрягся, ожидая чудовищного удара...

Треск. Брюхо «космической лошади» стесало верхушки сосен. Корабль завалил два дерева и вылетел на просеку, пропахал почву, подпрыгнул вверх.

Страшный удар частично скомпенсировали гравиконцентраторы. Сознание Смова опять выключилось. А Филатов зло и упорно, из последних сил продолжал бороться. Надвигалась полоса деревьев, в которую должен был влететь корабль. Разведчик сумел приподнять его, и «квазибионик» перелетел через узкую лесополосу, сбросил скорость и завис на высоте десяти метров от поверхности...

Еще более сильная дрожь пробрала корабль, приведя в чувство госпитальера.

«Квазибионик», будто в раздумьях, повисел несколько секунд неподвижно, а потом рухнул вниз. В стороны полетели брызги – корабль упал в небольшое круглое озерцо. Будто обжегшись, он подпрыгнул вверх и окончательно застыл на берегу, войдя на пару метров в песок.

Сомову показалось, что вибрация, которая не утихала, а, наоборот, становилась все сильнее, сейчас отслоит его мясо от костей.

– Быстрей, – Филатов дернул госпитальера за шиворот.

В боку «космической лошади» образовалась дыра выхода. Разведчик толкнул перед собой госпитальера, а потом сам мягко спрыгнул с метровой высоты, утонув в низко стелющемся тумане. Он подтолкнул своего друга и повлек его прочь от сотрясавшегося в судорогах «квазибионика».

Они отбежали от корабля метров сто пятьдесят, Сомов упал, споткнувшись.

Почва тряслась – дрожь передавалась ей от приземлившегося корабля.

Филатов, решив, что они на безопасном расстоянии, опустился на землю рядом с другом, возбужденно воскликнув:

– Черт, укатали «скакуна»

Сомов приподнялся и посмотрел на корабль, который со стороны напоминал деревянное полено с шершавой броней-корой. Он накрепко вцепился в песок стремительно прораставшими корнями.

– Смотри! – воскликнул госпитальер.

Вибрация достигла пика. С корабля начала грязными кусками отлететь кора-броня. Треснул посредине корпус.

Шершавое крыло эфиродинамического концентратора отвалилось и воткнулось в содрогающуюся почву. На глазах «квазибионик» раскалывался, рассыпался в труху.

– Сдается мне, обратно нам на нем не лететь, – сказал Филатов.

Корпус корабля треснул еще в трех местах, и из трещин на землю струйкой потек черный порошок. По кораблю в последний раз пробежала дрожь, и он раскололся на несколько частей, превратился в бесформенную серую груду. Вибрация кончилась.

– Все, лошадь сдохла, – вздохнул Филатов, обхватив колени руками.

– Черт. Я чувствовал, что ему больно, – произнес с горечью госпитальер.

– Ты о нас подумай! Как бы нам не было больно!

– А чего? – очнулся Сомов.

– А то, что тревожный комплект мы оставили в корабле, и от него вряд ли чего осталось... Где мы приземлились? – разведчик провел пальцем по компбраслету на своей правой руке, но тот не отозвался.

– Не работает, – сказал Сомов.

– Не работает. Я примерно представляю, куда нас забросило.

– И куда?

– Минимум километрах в трехстах от нужного места…

– Ну вот знал я, что этим кончится, – заворчал Сомов. – Вот не могло быть по другому… Потому что мы невезучие, Серега. Мы не можем не вляпаться в трясину… Потому что…

– Так, хватит слез, – как-то воодушевленно произнес Филатов, поднялся на ноги, похлопал ладонью по кобуре с автоматическим пистолетом «Гроза» с магазином на сто пятьдесят патрон. – Пошли...



***



Серая мокрая змея асфальтового шоссе взбиралась на крутые пригорки и уходила резко вниз. На обочине росла жухлая трава, иногда встречался самый разный мусор – железяки, ржавые остовы каких-то механизмов, пластиковые бутылки, кирпичи, бетонные трубы.

Двое московитян топали по этому утреннему влажному шоссе уже второй час, и за это время не проехало ни одной машины, не встретился ни один человек.

Наконец, они набрели на бензозаправку с придорожным магазинчиком. Но в ней также никого не было. Кухонный автомат работал, энергия в его аккумуляторах тлела, друзья выпили по чашке горячего, неважного на вкус растворимого кофе и вышли из хрупкого стеклянного сооружения.

– Может, вымерла планета, – Сомов тронул заправочный пистолет бензоколонки.

– Сомневаюсь, – ответил Филатов.

– Бензозаправки. Асфальт, – Сомов притопнул ногой по асфальту. – Это ж надо.

Не так много планет в Галактике могут похвастаться асфальтовыми дорогами и бензозаправками – это все из далекого прошлого. Правда, друзьям в последние годы везло на такие дыры.

– Восемьдесят лет изоляции от Галактики, – напомнил разведчик. – Часть местных жителей вообще перешла на земледелие.

– И на лошадки, – кивнул Сомов, вспомнив просмотренные кадры о жизни Синей Долины – пастухи (живые!) на лошадях (живых!) присматривают за тучными стадами коров (тоже живых!) Сообщество в восемнадцать миллионов душ оказалось не в состоянии поддержать уровень цивилизации на протяжении восьмидесяти лет изоляции и началась технологическая деградация. Но Синяя Долина упала еще не слишком низко. Бывали случаи скатывания заброшенных человеческих сообществ в бронзовый век.

– Ладно, вперед, лекарь, – кивнул Филатов.

– Ох, – закряхтел Сомов. У него болела нога, и ему становилось тоскливо от мысли, что идти по этому шоссе им еще не один час, а может быть и не один день. И он не мог согласиться на такую авантюру. – Пусто. Жутко.

– Бывало и жутче...

– Черт возьми, где люди?

– Думаю, ответ напрашивается... И он нас не обрадует...

– Пошли, – угрюмо кивнул Сомов...

Шаг за шагом... Шаг. Еще шаг... На пригорок идти тяжелее, зато это компенсируется тем, что потом идешь под гору. Подъем, спуск... Подъем, спуск...

Шоссе было в довольно приличном состоянии. Скорее всего, оно являлось важной транспортной артерией. Но сейчас желающих проехаться по нему что-то не наблюдалось.

К поселку они вышли через пару часов. Сперва у дороги показалась бетонная площадка, расчерченная фосфорицирующими квадратами. На ней застыли два пассажирских четырехместных вертолета невероятно устаревшей конструкции и современный, с поляризованными псевдостеклами, глайдер, бок которого пересекала надпись «региональный экоконтроль».

– Береженного Бог бережет, – Филатов провел рукой по вороту комбинезона, над его головой вздулся прозрачный, едва видимый колпак, на руки ртутью пролились и замерзли перчатки. Теперь можно идти хоть в огонь, хоть в воду, хоть в космос, хоть в ядерный реактор. Гибкие кристаллоформы серии «защита» действительно готовы защитить человека. В этом комбезе можно продержаться на внутреннем ресурсе в полном вакууме два часа.

Госпитальер последовал примеру своего друга.

Филатов тщательно обследовал все машины и обнаружил, что ни одна из них не работает.

– Энергобатареи глайдера полные, – голосу Филатова совершенно не мешал прозрачный колпак. – Но ни одна система не включается.

– Почему?

– А почему наши корабли не могут опуститься на планету? Бес его поймет!

На въезде в городок возвышалась бетонная стела с надписью «Вантхолл».

– Помнишь этот городок по карте? – спросил Филатов.

– Нет.

– И я не помню... Но мне здесь не нравится...

– Можно подумать, я в восторге...

– Ни души. Город или «замерз». Или эвакуирован… Ну что, рискнем?

– Если бы там был действующий эпидемиологический «холодный источник», мы бы уже замерзли, – задумчиво протянул Сомов. – Думаю, мы можем войти… Хотя это может и плохо кончиться.

– Не бурчи, доктор. Я тебя спасу. Или за тебя отомщу.

– Тьфу на тебя. Накаркаешь.

– Вперед.

Они осторожно, напряженно вслушиваясь в окружающие звуки, пересекли границу Вантхолла – будто порвали грудью невидимую ленточку. Не было никаких причин так считать, но друзья чувствовали – тут в воздухе разлита опасность…



***



Это был стандартный для Синей Долины городишко. В центре возвышалась стеклянная башня в форме уступчатой пирамиды высотой метров сорок – в ней по местной традиции располагались все административные, коммерческие, финансовые структуры, обеспечивающие существование населенного пункта. Вершине пирамиды венчал цветок с тонкими металлическими лепестками – устаревшая система эфирной и радиосвязи. Перед пирамидой стояла замысловатая стальная скульптура, в основу которой был вписан двенадцатиугольник – основной символ этой планеты, вписанный во всю государственную геральдику и символику.

Туземцы вообще питали слабость к цифре двенадцать. От пирамиды расходились двенадцать лучей главных улиц. Заблудиться тут при всем желании было проблематично.

Здесь жило не более двадцати тысяч человек. Уютные, из бетона и дерева, аккуратные особняки всем своим видом воплощали представления о глубокой провинции. Два причудливых строения с изменяющейся геометрией, сделанные из нестабильного биокерамита – явно следствие контактов с Московией, дыхание современной цивилизации, смотрелись здесь инородными и абсолютно лишними.

Вантхолл просто обязан был нравиться тем, кто решит посетить его. Спокойствие и умиротворенность обосновались здесь, как еще недавно казалось, на века. В нем приятно и неторопливо текла жизнь. Текла еще недавно...

Сегодня же город «замерз». Первое тело они увидели метров через сто – под раскидистым деревом на пластмассовом стуле, обхватив плечи руками, застыл дородный мужчина. Рядом с ним валялась банка пива.

Ну а дальше все стало гораздо хуже.

– Господи... Господи, – только и повторял госпитальер, чья душа тяжелела от сгущающегося с каждым шагом смрадного страха и давящего ощущения безысходности.

Одно дело раз за разом просматривать видеокадры, пусть даже сделанные с помощью самой совершенной стереоаппаратуры, дающей полной эффект присутствия, и совсем другое – видеть все своими глазами. И участвовать в страшном представлении.

Московитяне шли по «замерзшим» широким улицам, уютным скверам и паркам. И казалось, что все происходит в жутком сне...

Люди, люди, люди. Они были везде. Некоторые прилегли прямо на зеленый газон или на лавку. Другие «замерзли» в мобилях.

В сквере с яркими разноцветными цветами и широколиственными деревьями из пастей мраморных химер били вверх струи воды, и, прислонившись спиной к гранитной розетке с желтыми тюльпанами, застыли на траве парень с девушкой. Глаза их были закрыты. На щеках играл здоровый румянец. Они будто спали. Но это был не сон. Не было дыхания.

Тела... Тела. Тела... Сомов насмотрелся немало безжизненных тел за свою беспокойную жизнь. Он видел страшные эпидемии и войны, разбитые корабли и рухнувшие пассажирские платформы. Он должен был привыкнуть ко всему. Но все равно сейчас в его душе оживал первобытный ужас. Больше всего хотелось превратиться в испуганное животное, бежать, забиться в глубокую нору и дрожать, ощущая, как пулеметом стрекочет в груди сердце и туго бьет в висках кровь.

– Как думаешь, они живые? – спросил Филатов, останавливаясь около пузатого торговца с длинной бородой, прикорнувшего на стуле рядом с контейнером с мороженым.

– Живые, – сдавленно произнес Сомов.

– Почему?

– Я специалист по живым. Я чувствую, в них есть жизнь.

Ужас, то прятавшийся в глубине сознания госпитальера, то пытавшийся подняться на поверхность, напоминал о себе постоянно и не давал потерять психологическую сцепку с окружающей действительностью. Да, именно это чувство придавало совершенно фантастическому ирреальному зрелищу реальность. Ужас бывает только там, где еще есть жизнь.

– Они спят? – спросил разведчик.

– Не знаю, – Сомов протянул мелко дрожащую руку и коснулся руки мороженщика. Она была чуть теплее человеческого тела, и совершенно гладкая на ощупь. У госпитальера возникло ощущение, что его ладонь скользит не по коже человека, а по гладкому льду. И белоснежная куртка мороженщика была такой же на ощупь.

Этот простой жест вернул госпитальеру самообладание. Он профессионально собрался. В нем просыпался ученый, исследователь.

Вытащив мономолекулярный нож, с легкостью рассекающий сталь, Сомов провел лезвием по поверхности кожи. По идее, узкий кусочек кожи должен был опасть лепестком, и показаться капля крови. Но ничего не произошло. Так и должно было быть.

Сомов видел кадры, как в руках хирурга при попытке надрезать кожный покров «замерзшего» развалился виброскальпель, будто был сделан из стекла. «Замороженную» плоть никаким механическим воздействием не взять. Лазер, скальпель, вибронож – бесполезны. Мономолекулярный резак тоже бесполезен. Так же как и эфирный пробойник. Это могло означать одно – сама материя претерпела невероятные изменения и превратилось в нечто такое, чему не может дать описания современная наука.

– Пошли, хватит любоваться, – кивнул Филатов.

Они шагали по мертвому городу, как герои сказок по заколдованному замку. Шаги четко звучали в тишине, которую хотелось расколоть вдребезги криком или выстрелом. В ветхое полотно непрочной тревожной тишины аккуратно вплетались нити чужих, но отлично дополняющих ее звуков – стука сердец, отдаленного шороха падающей воды и дыхания ветра, шуршащего для забавы разбросанными газетами.

Здесь было одиноко, как в Космосе.

Друзья вышли на круглую площадь, на которой стояли с десяток красных, горбатых, малолитражных автомобилей с надписью «такси».

Сомов наподдал ногой жестяную банку, которая покатилась под брюхо красной машины, ступив на тротуар... И, вздрогнув, застыл, ощутив, что воздуха становится все меньше. Он прислонился к штанге уличного видеофона, вырастающего из асфальта как одуванчик. Замер, боясь двинуться.

– Чего? – встревожился разведчик.

– Ничего. Нормально.

– Нормально? – с подозрением протянул Филатов.

– Да, – Сомову не хотелось признаться, как только что ему показалось, будто на него смотрят – зло, холодно. И спрятавшийся было ужас холодной змеей выполз из желудка и пополз вверх, прорубая дорогу панике. Но госпитальер взял себя в руки...

– Давай поглядим, – Филатов отстранил друга от видеофона и приложил руку к расчетному гнезду.

Сомов, вздрогнул, когда послышался тонкий писк, и в воздухе завибрировала проекционная надпись: «Предъявите кредиткольцо».

– Работает, – ошарашенно произнес госпитальер.

– Можно звонить, – Филатов приложил кредиткольцо, адаптированное к местной финансовой системе, к панели. Телефон щелкнул.

«Линия заблокирована», – появилась следующая надпись.

– Железяка, – разочарованно протянул Филатов.

– Сейчас бы дозвонились до представительства Московии, – через силу мечтательно улыбнулся Сомов. – И за нами прислали бы экипаж.

– Сомневаюсь. Какой дурак сюда сунется? Придется выбираться самим.

Опыт с другим видеофоном закончился так же бесславно. Зато уличный торговый автомат работал. Филатов скачал с кредиткольца несколько динариев, и автомат выкинул термобанку с чаем. Разведчик подержал ее в руке и кинул. Она со стуком покатилась по асфальту и замерла на канализационной решетке.

– Думаю, не стоит тут ничего есть, – сказал разведчик.

– К черту, – Сомову встряхнул головой и глубоко вздохнул. Комбез будто лишал его возможности свободно дышать, хотя на самом деле это была лишь иллюзия – аппаратура жизнеобеспечения работала номрально. Он провел кончиком перчатки по линии на шее, и прозрачный колпак на голове исчез.

– Ты сдурел? – воскликнул Филатов.

– Думаешь, защита нам поможет?

– Я ничего не думаю. Я просто принимаю такую возможность во внимание.

– А я не принимаю!

– Ладно, ты уже сделал глупость, что с тобой теперь поделаешь…

– И ничего ведь со мной не случилось.

– Ты в прошлой жизни наверное при дворе работал, отведывал царские яства на предмет ядов… Пошли, взглянем, работают ли там коммуникационные компы, – разведчик кивнул на уродливую трехэтажную стеклянную бело-голубую коробку за остановкой такси. Исполненная из витых светящихся трубок вывеска уведомляла, что это торговый центр «Ашрам».

Внутри помещение торгового центра казалось больше, чем снаружи. Под потолком пульсировали, отливая красным, часы и еще какие-то цифры, возможно, чем-то важные для местного населения. Накрытый прозрачным колпаком фонтан в центре зала бесшумно гонял воду. По зеркальным стенам жадными щупальцами карабкались длинные побеги местных декоративных растений, усеянные бледно-синими цветами, напоминающими снулые рыбьи глаза.

Через полированную стойку красного дерева перевесился «замороженный» продавец. Он будто был обессилевшим стражем идущих за его спиной длинных рядов полок, заполненных стереопроекторами, старомодными лампами, древними кухонными «самобранками».

В правом углу стояло несколько кабинок пластоформеров для изготовления одежды – такие применялись лет сто назад. Тогда, возможно, людям казались чудом, что одежда на них нарастала, принимая нужный размер и форму. Чудо? Госпитальер усмехнулся. Люди не там искали настоящие чудеса. Настоящие чудеса обычно страшноваты и враждебны...

– И здесь «замерзшие», – прошептал Сомов.

– Это тебя удивляет? – Филатов, обладавший куда большей психоустойчивостью, спокойно разглядывал этот застывший во времени «музей восковых фигур». Огромный детина сидел на стуле, понурив голову. Две девчонки лет пятнадцати лежали, уютно свернувшись, на полу перед серебряной, прочерчивающей зал и уходящей в складские помещения автоматической лентой подачи. Детина в безразмерном красном халате с ползущими по ткани голографическими иероглифами так и стоял, подпирая прозрачную стену. Плечом к нему прислонился длинноволосый тип с жидкой бороденкой. Глаза их были закрыты.

– Как манекены, – произнес разведчик.

– Манекены, – кивнул Сомов, зажмурил и вновь широко открыл глаза. Ему показалось, будто по лицу длинноволосого прошла неясная тень... Нет, не может быть!

– Непонятно, по какому принципу одни механизмы отключаются, а другие продолжают исправно функционировать, – произнес Филатов, подходя к ведущему на второй этаж эскалатору. Эскалатор шуршал, не переставая, давно и безнадежно ожидая людей.

– Источники энергии подключены. Во всяком случае локальные.

– Работают кредитное гнездо и эскалатор, – кивнул Филатов, касаясь движущихся поручней эскалатора и отдергивая руку. – Черт знает почему не работают стереовизоры и рекламные голограммы… Тебя что-то волнует, доктор?

– Да так... Знаешь, мне показалось, что тот длинноволосый моргнул.

– Он «заморожен».

– «Заморожен», – кивнул Сомов.

Он успел обернуться и увидеть, как тучный продавец, тот самый, который лежал, перевесившись через деревянную стойку, необычайно легко для его фигуры распрямился и рванул вперед, нелепо и угрожающе вытянув руки. И рвался он к госпитальеру.

«Замерзший» двигался быстро. Необычайно быстро. Так не может двигаться человек. И глаза его были открыты и пусты.

Сомов понимал, что не успевает ничего сделать. И это существо разорвет его сейчас руками.

«Обидно», – мелькнула в голове быстрая, даже быстрее, чем движение этого существа, мысль...



***



Грохот...

Грохот бил по ушам. Он разбивал противоестественную тишину. Грохот на краткий миг стал здесь хозяином, но тут же выдохся, так и не в силах ничего изменить в «замороженном» мире.

Нет, кое-что он изменил.

Сомов понял, что прошла секунда, другая, а он еще жив.

Сердце колотилось где-то ближе к горлу, будто пытаясь вырваться наружу. Но это неважно. Главное, он был жив.

И нему вернулась способность соображать.

За грохотом пришел писк.

Существо, которое некогда было продавцом магазина, издавало низкий, на уровне слуха, чудовищный писк, переходящий в скрежет. Этот зубовный скрежет продирал до печенок, вызывал у госпитальера противную дрожь во всем теле – от пяток до кончиков волос.

Существо пищало и скрежетало, пытаясь подняться. На его развороченной пулями груди расплывалось пятно, которое сочилось не кровью, а сгустками желто-зеленого света.

– Уходим! Шевелись! – Филатов подтолкнул Сомова к выходу, и тот, очнувшись от оцепенения, необычайно резво для своей более чем скромной физической формы рванул вперед. Разведчик устремился за ним.

Теперь они были не одни. В движение пришли еще двое «замороженных» – длинноволосый и его приятель в красном халате. Они тоже двигались быстро. Хотя и не так быстро, как первый.

– На! – разведчик обернулся и высадил две пули из пистолета.

Длинноволосый рухнул, как подкошенный. «Халат» вздрогнул, шагнул вперед, получил свою пулю и застыл, раскачиваясь и оглашая город отчаянным скрежетом. Еще две пули кинули его на землю.

– Быстрее!

Друзья устремились по широкой улице, плотно заставленной автомашинами.

Это была центральная улица с множеством маленьких магазинчиков, культурных точек, кафе. Здесь еще недавно толкалось множество людей. И теперь здесь было много тел...

Тела. На тротуаре. В кафе. В машинах. На остановке. Неподвижные «замороженные» тела.... Но теперь госпитальер ощущал, что он бежит не просто по условно умершему городу. В город возвращалась жизнь. Но какая-то иная. Она будто поднималась из глубин ада.

Тишину города опять огласил нечеловеческий визг.

– Направо! – крикнул Филатов.

Они свернули на узкую длинную прямую улицу, которая вдали упиралась в административную пирамиду. Но до пирамиды они не добежали. Спереди послышался все тот же визг, от которого кровь леденела в жилах.

– За мной! – Филатов перемахнул через низкую ограду.

Сомов сиганул за ним, зацепился ботинком, упал, вскочил.

Перепрыгнул еще через ухоженную преграду из кустов с короткими, жесткими ветвями. Оказался на выложенной щебнем узкой дорожке, идущей между толстыми деревьями самых причудливых форм.

Парк был небольшой. Они миновали его и очутились на параллельной улице.

Сомов уже не понимал, куда и зачем они бегут. Его другу было лучше знать. Госпитальер привык, что во всех критических ситуациях команды Филатова должны выполняться неукоснтельно.

– Пригнись! – услышал Сомов крик. Пригнулся. И витрина магазинчика над его головой разлетелась, пронзенная металлическим шестом, как копьем.

Разведчик на ходу выстрелил в кого-то.

Опять послышался визг, переходящий в тот самый жуткий скрежет – совсем рядом. Снова загрохотали выстрелы.

– Не отставать!

Дыхание у госпитальера срывалось. В глазах темнело.

– Не могу, – он споткнулся и едва не упал.

Филатов подхватил его и на ходу толкнул вперед, прикрикнув:

– Не расслабляйся!.. Еще немного!

Он обернулся и высадил длинную очередь. Писк и скрежет, корежащие нервы, поутихли.

Сомов ощутил в предплечии легкие уколы малой аптечки – значит, она работала, и, решив, что подопечный не в лучшей форме, вкатила ему стимулятор. Тут же пришло облегчение, открылось второе дыхание, и сердце теперь барабанило не так сильно.

В этом городишке скверы и парки были на каждом шагу. Друзья проскочили на территорию еще одного парка. Там были водопадики, закрученные прозрачные кишки аттракционов, модель космического корабля, висячие сады. И тела. Десятки тел.

Друзья бежали по резинобетонной поверхности, которая мягко пружинила под подошвами, придавая дополнительно энергию.

Сзади в отдалении опять послышался зубовный скрежет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю