Текст книги "Голубые саламандры Газпрома (СИ)"

Автор книги: Илона Волынская

Соавторы: Кирилл Кащеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Нет-нет-нет, молодой человек, не садитесь!

Вырванный из глубины собственных раздумий Роман замер, неловко зависнув над сидением, и с недоумением покосился на поймавшие его за предплечье сухонькие, но цепкие старческие пальцы. Бабулька в платочке улыбнулась ему беззубой улыбкой и прошамкала:

– Вы уж извините, только это кресло Степана Ильича. Он всегда здесь сидит.

– Запаздывает нынче наш Ильич, – гулко, как в бочку ухнул старик с казацкими усами, – Не случилось бы чего.

– Упаси бог. – хлопотливо замахала ладошками старушка в шляпке.

На лестнице тут же послышались тяжелые, с перерывами шаги, хриплое астматическое дыхание и в коридоре появился грузный багроволицый старик.

– Да вот же он, Степан Ильич, и ничего и не случилось! – возликовала старушка в шляпке.

– Утром проснулся, а сердце так жмет, так жмет, прямо хоть скорую вызывай! – шумно втягивая носом воздух и на ходу пожимая всем руки, хрипел вновь прибывший, – Но ничего – валидольчиком закусил – и пришел! Ну а если не я – так кто же? Нельзя расслабляться, нельзя! Старая гвардия еще повоюет! – оттеснив Романа, Степан Ильич плюхнулся на свое законное место, перевел дух, выволок из зажатой подмышкой папки ворох документов и уже бодро поинтересовался, – За кем я нынче, товарищи?

– За мной будете, Степан Ильич! – украдкой стреляя в Романа глазами – не возмутится ли – прощебетала бабка в платке.

Не желая разрушать единение пенсионерских сердец, Роман попятился к облезлому дерматиновому дивану. На диване никто не сидел – занимая его от ручки до ручки, по всей длине вытянулся небрежно прикрытый старой простыней большой сверток. Но Роман решил, что ему и оставшегося свободного места хватит – тем более все равно больше приткнуться негде – и устроился на уголке. Снова полез за мобилкой… Его локоть уперся в сверток. Роман почувствовал как под его прикосновением слегка подается что-то нетвердое, даже упругое… Край простыни соскользнул и на Романа, точно как из бутылки с джинном-прорабом, уставился глаз.

Со слегка желтоватым белком, испещренным красной сеточкой капиллярных сосудов. До половины прикрытый сморщенным старческим веком. Только в отличии от глаза джинна, этот не моргал. Он был совершенно, абсолютно неподвижен и остановившимся зрачком глядел в одну точку.

Романа снесло с дивана. Он отскочил на середину коридора и уже оттуда, с безопасного расстояния разглядел и торчащий из-под другого конца простыни носок изношенного ботинка, и выглядывающие с краю кончики сморщенных пальцев с коротко остриженными ногтями.

– Не пугайтесь вы так, молодой человек, – мягко сказал седоусый, – Наша Анна Ивановна и при жизни была женщиной сугубо мирной, а уж после смерти и вовсе никого не обидит.

– Аня умерла? – всколыхнулся запоздавший Степан Ильич, – Ай-яй-яй! – он вскочил и грузно подбежав к лежащему на диване свертку, приподнял край простыни, открывая тощенькое, будто вынутое из сушилки тельце, облаченное в желто-коричневое клетчатое пальто. – Как же это так вышло?

– А она как всегда первой в очереди была, – словоохотливо сообщила бабка в платке, явно в восторге, что нашелся заинтересованный слушатель, которому можно сообщить столь потрясающую новость, – Небось с шести утра занимала…

– Говорила я ей, что этот ее фанатизм – всегда быть первой – до добра не доведет, – неодобрительно поджала накрашенные губки старушка в шляпке.

– Зашла она в кабинет, – кивая на одну из глухих дверей, продолжала тараторить та, что в платочке, – А как вышла, следующий-то пошел, а Анна Ивановна за сердце взялась – да так и повалилась, как подкошенная! Но замену кабеля во дворе она у них все-таки вырвать успела! – с явной гордостью за погибшую Анну Ивановну выпалила бабка.

– Считайте, на боевом посту погибла Анна Ивановна, – вздохнул седоусый.

Не отрывая глаз от заострившегося лица покойницы Степан Ильич покачал головой:

– Поверить не могу – горе-то какое! Какая женщина была! Помню, она первой для сына разрешение на индивидуальное отопление пробила! Три раза ей отказывали, полгода она в теплосеть как на работу, каждый день ходила – измором их взяла! Какая женщина! Надо будет проследить, чтоб скорая как приедет, документы прихватить не забыла… – он хлопотливо поправил лежащий в ногах у мертвой прозрачный целлофановый пакет, туго набитый расчетными книжками, справками, официального вида документами, – Детям передадут, ради них ведь покойная старалась! – он снова бережно прикрыл труп простыней, – Скорую-то хоть вызвали?

– Эти сказали, что вызвали, – поглядывая на закрытые двери, буркнул седоусый, – Пошевелю-ка я их, их если не шевелить… – и перехватив покрепче палку, будто собираясь разворошить муравейник, направился к двери. Палкой стучать не стал, зато размеренно и терпеливо принялся долбить в дверь жилистым кулаком.

Минут через десять непрерывного стука, к которому все пенсионерское сообщество прислушивалось с явным одобрением, а Роману уже начало казаться, что это не дедок ломится в закрытую дверь, а у него самого в ушах гремит, посреди створки распахнулось узенькое окошко – точно как в тюремной камере – и в него выглянул густо накрашенный женский глаз. Недобро оглядел коридор, задержался на Романе – тот попятился, нутром почувствовав, что обладательница этого глаза прекрасно знает и кто Роман такой, и зачем пришел, и о смерти молодого адепта в полутемной арке близ Янкиного дома тоже осведомлена – потом глаз сменился на зло поджатый рот, который сухо процедил:

– Что колотите – работать мешаете? Без очереди никого не пускаем.

– Мы хотим узнать: вы скорую вызвали? – начал седоусый, но его слова перекрыл рвущийся из-за двери истошный вопль. Какая-то женщина кричала, будто ее пытали:

– Прийти в понедельник? Еще и в понедельник? Вы соображаете… Я к вам уже в пятый раз хожу, меня скоро начальник с работы уволит, чем я тогда ваше электричество оплачивать буду?

– Не будете оплачивать – пеней обложим, в три раза больше заплатите, а потом и совсем отрежем! – с интонациями загнавшего подследственного в ловушку гестаповца немедленно откликнулся другой женский голос.

«Тюремное» окошко захлопнулось.

– Стучите снова! – с грозным боевым азартом потребовала старушка в шляпке, – По-другому они не понимают!

Седоусый замахнулся на дверь, но тут створка чуть не съездила его по лбу, и наружу, заливаясь слезами и держа на отлете рассыпающиеся документы, выскочила женщина лет тридцати. Она вихрем пронеслась мимо очереди, с разбегу плюхнулась на уголок дивана, рядом с прикрытым простыней телом, и всхлипывая, начала перекладывать свои бумажки:

– Не могу я сюда ходить! Мне работать надо! Кто моих детей кормить будет, если я без работы останусь? Такие деньги дерут за свет, а еще – придите! – не глядя, она шлепнула мешавшие ей документы прямо на физиономию мертвой Анны Ивановны. Простыня снова сползла. Плачущая женщина затолкала часть бумаг в сумку, обернулась за остальными, схватила пачку… Замерла, не отрывая расширившихся безумных глаз от безмятежно глядящей в потолок покойницы.

Потом без единого звука тяжело и некрасиво свалилась на затоптанный линолеум. Роман кинулся к ней…

– В сторону! – ворвавшийся в коридор бородатый мужик в белом врачебном халате отпихнул Романа прочь и рухнул на колени рядом с женщиной. Следом с топотом и грохотом несся такой же бородатый санитар со сложенными носилками в руках.

– Ничего, милая, ничего! – сноровисто расстегивая на лежащей без сознания женщине пальто, бормотал доктор, – Сейчас мы тебе укольчик, сейчас мы тебя в больничку – оклемаешься! Двадцатый обморок за последние три дня и все в коммунальных службах, – вместе с санитаром сноровисто перекидывая бесчувственную женщину на разложенные носилки, пропыхтел врач.

– Документы ее возьмите, а то в следующий раз вам за ней в паспортный стол приезжать придется! – всполошилась старушка в шляпке, собирая разлетевшиеся бумажки и пристраивая пачку женщине под голову.

Мужики в халатах подхватили носилки и галопом рванули на выход.

– А Анна Ивановна как же? Следующим разом? – робко спросила вслед бабка в платочке.

Доктор тормознул так, что пострадавшая чуть снова не свалилась на линолеум.

– Какая еще Анна Ивановна? Каким следующим разом – у нас и так три вызова на очереди!

– Так наша Анна Ивановна, – тихо ответил седоусый, кивая в сторону диванчика, – Вас ж к ней вызывали.

Опустив носилки на пол, врач опасливо вернулся к дивану и приподнял простыню. Пощупал пульс, оттянул покойнице веко… покачал головой.

– Вдвоем они на носилках не поместятся, – предостерегающе сказал сопевший у него над плечом санитар, – А на себе я ее не попру!

– Мы вам труповозку пришлем, – заключил доктор, аккуратно возвращая простыню на место, – Придется Анне Ивановне немножко подождать.

– Ну всем-то нам пока еще не надо труповозку, – криво усмехаясь, пробурчал седоусый, – А Анна Ивановна подождет, она привычная.

Носилки с обморочной женщиной скрылись в дверях. Над коридором царило недолгое молчание, потом багроволицый Степан Ильич покрутил коротко стриженной головой:

– Слабовато нынешнее поколение, не то что мы! – с явной гордостью за своих ровесников объявил он.

– Это верно, – задумчиво протянула старушка в шляпке, – Вот перемрут пенсионеры, как нынешние молодые будут с коммунальными службами справляться?

Роман насторожился. Уже не думая ни о звонке Рико, ни о планах дальнейших действий он тихонько, стараясь не привлекать к себе внимания, прислонился к стене и весь обратился в слух.

– А и то сказать, когда им? Это у пенсионеров время есть, не скандалом, так измором клятых коммунальщиков в узде держим, а молодые-то работают, деньги зарабатывают. А одними деньгами в наших коммунальных службах ничего не решишь, нет!

Остальные дружно закивали и согласно забормотали – нет, не решишь!

– Вон, в центре-то, которые молодые, хорошо зарабатывающие, у старых жильцов все пооткупали, ремонты крутые понаделали, домов элитных понастроили, думали, без проблем жить будут! Как же, жди! Звонит мне недавно подружка, с детьми в таком вот элитном доме в центре живет – так то у них свет погас…

«Янкин дом», – подумал Роман.

– Потом батареи отключились – внуки под тремя одеялами спят, утром пар изо рта валит, как в чукотском чуме…

«Нет, не Янкин, другой» – подумал Роман.

– Дети ее ругаются – за что мы такие деньги платим… А подружка-то моя про деньги ничего говорить не стала, а старым-то способом поехала сама к этому их… как это теперь называется… менеджеру дома! Устроила ему скандал, как в ЖЭКе – и пожалуйста, сегодня уже ремонтники приехали, чинят! А они говорят – деньги платить. Нашим коммунальщикам плати – не плати…

Старики опять закивали – верно, верно.

– Помрем – пропадут молодые без нас, – заканчивая патетический рассказ тоскливой нотой, выдохнула старушка, – Им, с их работой, да со своими детьми, ни света нашего городского, ни газа с водой не сдюжить – совсем те распоясаются. Что захотят – то и сотворят. Захотят – без света город оставят, захотят – без газа, будем все чипсы грызть, сготовить-то не на чем!

Старики снова горестно закивали, соглашаясь.

– И почему у нас все вот так – не как у людей? Может, в управлении дело? – риторически вопросил седоусый, – Со светом-то сейчас чуток получше стало, а помните –годков несколько назад? Ужас что творилось! Полный мрак! А эти… – он кивнул на глухие двери, – Вообще как собаки злые были! Ни мэра, ни горсовета, ни телевидения не боялись – ничем их было не взять. Говорили – энергетический кризис! А как все руководство нашей электросети в автокатастрофе навернулось – так вроде и кризис прошел. Новые-то наладили помаленьку!

Роман вздрогнул.

– Ой, я вас умоляю, Петр Тарасович – и при старых было плохо, и при новых нехорошо… – начала возражать ему старушка в шляпке, но Роман уже не прислушивался.

Его ручка судорожно чиркала по листу блокнота, испещряя его кружочками и стрелками. В голове лихорадочно металось: «Энергетический кризис… Гибель верхушки электросети… Так… Так… И пенсионеры…» – он поднял голову, разглядывая вооруженных справками стариков, даже не с терпением, а с азартом дожидающихся своей очереди.

– А вы не устаете вот так… Постоянно бороться… – тихо-тихо, словно боясь спугнуть, спросил Роман.

Пенсионеры дружно замолчали и с явным любопытством уставились на него.

– Мы как все, молодой человек, – после недолгой паузы сказал седоусый, – По субботам-воскресеньям отдыхаем. Сегодня у нас пятница – до шести побегаем по электрическим и тепловым конторам, а как в шесть они закроются, так и мы айда по домам! Не по ночным же клубам нам шастать, то уж пусть внуки отрываются. А мы все больше к телевизору. Мужчины футбол смотреть…

Мужская половина одобрительно зашумела.

– Ну а девчатам сериал… А в понедельник опять сюда.

Роман почувствовал, что его охватывает охотничий азарт – не хуже пенсионерского коммунального.

– Вы где живете? – уже не думая об осторожности выпалил он в лицо седоусому.

Тот явно удивился, но все же ответил:

– Я-то? Я на Мандрыковке… то есть, на Победе. Отличное место для пожилого человека. Район хоть и спальный, зато Днепр рядом, рощица еще сохранилась, мы вот, с Марье Евграфовной, – он кивнул на старушку в шляпке, – Внуков берем и гуляем там по выходным.

– Соседи мы с Петром Тарасовичем, – бойко подтвердила та, – У нас-то квартира в центре была, большая, еще отца моего, так мы с дочкой ее продали – зачем нам такая, только за коммунальные услуги платить, и на массив перебрались. Довольны. Магазины есть, транспорт ходит, пробки, конечно, так в центре еще хуже.

– А вы? – не дослушав, Роман обернулся к багроволицему.

– Я-то как раз в центре. По мне, последнее дело родовое гнездо всяким новым русским продавать, – укоризненно глядя на «шляпку», прогудел тот, – Но сегодня, знаете ли, тоже к ним собираюсь. Света у нас нет – что вы хотите, пенсионеров мало, нету на этих коммунальщиков страха божьего – так пойду к Петру Тарасовичу футбол глядеть.

– Пивка попьем. С рыбкой, – конфузясь, словно они собирались устроить разнузданную оргию с гашишем и куртизанками – по две на брата – добавил седоусый и потянулся, – Эх, далеко до шести, ну да как-нибудь дотерпим!

– Вы тоже с Победы? – отбросив всякие церемонии, в упор спросил Роман бабку в платочке.

– Та нет, – протянула та, – Для меня ота городская квартира – то все не то. У нас домик свой в балке. Но близенько оттуда, да-да, близенько.

– Держу пари, что вся верхушка пенсионерского Сопротивления или живет на Победе – или собралась сегодня вечером туда в гости. – окидывая взглядом очередь, пробормотал Роман.

Но его все равно услышали.

– Так тут же не все, – пояснил седоусый, – Кое кто из наших по ЖЭКам, а основная масса сегодня в теплосети – температура минусовая, а эти сволочи батареи повыключали, газ экономят. Хотя да, мне Марта Филипповна и Богдан Николаевич говорили, что вечером к детям в гости собираются. И как раз на Победу, – седоусый поглядел на Романа удивленно, – А вы откуда знаете, молодой человек?

Не обращая на его слова внимания, бабулька в платочке поспешила вернуться к интересующей всех теме:

– Как вы думаете, с чего они батареи повыключали? Газ они экономят, экономисты проклятые! С них сразу после дури этой – очередных внеочередных выборов – россияне два миллиарда долгов потребовали, и здравствуйте вам, у них газовый кризис! А у меня внуки соплями занавесились, в школу не ходят, а у самих четвертные контрольные на их сопливых носишках. Я как тут вопрос решу, тоже в теплосеть поеду. Я им до шести еще такой газовый кризис успею показать, что у них у самих кризис начнется!

– Газовый кризис… – малюя разводы в блокноте, повторил Роман.

На лестнице бойко затопали и в коридор ввалилась довольно молодая еще тетка в вязанной шапочке и толстом пуховике. Оглядела стройные ряды пенсионеров и ее круглое лицо порядком вытянулось.

– Это что – всё очередь? – она огорченно махнула здоровенной сумкой из кожзама, – Ну так я и знала, теперь до вечера домой не попаду, а мужик мой орать станет, почему жрать не приготовила! Надо ж было с утра приезжать, а я как назло в газовом хозяйстве застряла!

– Ну и как там в газовом? – вежливо поинтересовалась старушка в шляпке.

– И не говорите! – тетка расстегнула пуховик, стянула шапку и принялась обмахивать красное разгоряченное лицо, – Совсем с ума посходили! Я им уже и мэром грозила, горсоветом, телевидение обещала приволочь, а им ну вообще хоть бы что! Тут хоть сесть можно, а там вся очередь стоя под стеночкой, я уже ног не чувствую, сумка эта руки оборвала вообще! – и она с раздражением шмякнула свою сумку прямо на лежащий на диване длинный тюк, и сама плюхнулась на краешек рядом.

Простыня с тихим шелестом соскользнула на пол. Услышав шорох ткани, тетка обернулась… И обнаружила свою сумку мирно покоящейся на животе у покойницы. Тетка одеревенела, лишь совершенно круглые глаза на желтом, как блин, лице двигались туда-сюда.

– Она что, мертвая? – глядя только перед собой, и ни коем случае не на мертвое тело, сдавленным шепотом спросила тетка.

– Как есть, – сочувственно покивала бабка в платочке, – Как вопрос свой решила, так и сразу.

– Это теперь со всеми так будет? – напоследок прохрипела тетка и застонав, свалилась прямо на покрывающую пол простыню.

На лестнице снова затопотали и двое парней в довольно грязных белых халатах поверх курток и уже с разложенными носилками в руках бойко вломились в коридор:

– Где тело? – бодро вопросил один, – А, уже вижу, лежит, красавица наша, готовенькая, даже в простынку закаталась! – воскликнул он, направляясь к валяющейся на простыне тетке в пуховике.

– Ты что ж делаешь, ирод! – возопила бабка в платочке, когда санитары обещанной труповозки подхватили обладательницу пуховика за руки-за ноги и принялись грузить на носилки. – А ну оставь женщину!

– Зачем тебе труп, старая? – пропыхтел санитар.

– Вы как с пожилой женщиной разговариваете? – немедленно энергично возмутился Степан Ильич, – Есть ли у вас совесть, молодые люди?

– Пустите женщину, эта не та женщина! – не обращая внимания ни на оскорбление, ни на заступничество, продолжала бороться бабка в платке.

– Как же не та, когда тело! – возразил санитар – и продолжил свое дело. Тетка в пуховике была уже на носилках, санитары взялись за ручки.

– Ну и что, что тело, мало ли тут тел валяется? – выдвинула встречное возражение бабка, – Кто ни приезжает – все путаются! Разобраться же надо – ваше это тело, или пока еще не ваше, а не хватать первое попавшееся! Вас сюда к телу нашей Анны Ивановны вызвали! Женщина, покажите ему документы, что вы не труп Анны Ивановны! – бабка требовательно смыкнула тетку за край пуховика.

Слегка очухавшаяся к тому времени тетка кивнула и полезла в карман.

Санитары, которым предполагаемый труп вдруг предъявил паспорт, сдавленно хрюкнули… и выронили носилки.

В дальнейшие перипетии коммунальных разбирательств о жизни и смерти Роман вникать не стал. Он еще раз поглядел в свой блокнот – и ему показалось, что в голове у него звучно щелкает шестеренками большой счетный механизм.

Потом он перевернул страницу и на чистом листе быстро написал всего три слова.

Он бегом рванул к выходу… Остановился… Вернулся…

Подойдя к седоусому, наклонился к нему и быстрым напряженным шепотом проговорил:

– Не зовите Степана Ильича в гости, не надо. Лучше сами к нему идите, и детей с внуками с собой возьмите. И Марью Евграфовну тоже. И остальных, которые сейчас в теплосети. Это ничего, что у Степана Ильича нет света. Честное слово, ничего. Все равно там лучше.

И не оглядываясь, чтобы проверить, какое впечатление произвели его слова, бросился к выходу, на бегу вытаскивая мобилку из кармана. Нажал режим конференции:

– Рико, Янка! – услышав голоса напарников, отчаянно заорал он, – Я такое выяснил, такое!

– Что вы могли узнать, стажер? – раздраженно откликнулся Рико, – Где? Или когда?

– Я, кажется, узнал… все! – растерянно ответил Роман.

***

– Все знает только Господь Бог, ибо всеведущ! – раздражение не оставляло Рико, а Романов энтузиазм, кажется, не производил никакого впечатления, – Оставьте глупости, стажер, тут такое заваривается…

– Вот я и говорю – я такое выяснил…

– Що, Ромасыку, они таки вышли з плакатом? – хмыкнула Янка, – Чи ты все ж полез, куда не треба?

– Никуда я не лез! Дайте же я расскажу!

– Никакой информации по мобильному! – отрезал Рико, – Категорически! Вы в электричестве, стажер?

– Нет, я в заднице! – Роман начал злиться – почему они его не слушают?

– Сочувствую, коллега, я тоже весь в дерьме, – совершенно серьезно отозвался Рико. – Выходите на проспект, найдете кафе в подвальчике – там все и встретимся! – Рико нажал отбой.

Роман с упреком поглядел на замолкшую мобилку, будто это она была виновата, что начальство его даже слушать не стало: именно сейчас, когда так неожиданно и просто полученные сведения буквально распирали его изнутри. Роман решительно поджал губы, словно стараясь не выпустить рвущиеся наружу слова. Ла-адно, он не знает как, но он господам напарникам еще покажет! Он еще научит их брать его слова и класть себе в уши и вообще внимать в благоговейном молчании! Ладно, ладно!

Обещанное Рико полуподвальное кафе действительно нашлось сразу же, стоило Роману свернуть на проспект. Он едва успел спустится по узкой лестнице в полутемный и совершенно пустой, если не считать скучающего бармена, зал, как на ступеньках загрохотало, затопотало, хлынула волна совершенно недвусмысленного аромата – и в зал ввалился Рико. С мечом у пояса и огнеметом в руках. Бармен испуганно присел за стойкой.

– Не думал, что насчет дерьма – это ты в прямом смысле, – разглядывая Рико во все глаза, растерянно пробормотал Роман.

– Да уж прямее может быть, пожалуй, лишь оглобля, – сунув меч и огнемет под вешалку, будто зонтики, Рико, брезгливо кривясь, принялся сдирать с себя отвратительно воняющую куртку. – Ни в охрану, ни в милицию звонить не нужно, – походя бросил он прячущемуся за стойкой бармену, – Они не приедут, к тому же мы абсолютно безобидны, – и он отвернулся, аккуратно заворачивая забрызганные кровью манжеты еще недавно щегольской рубашки.

– Ага, – выступая вперед, чтоб прикрыть отчищающее кровь начальство от глаз бармена, подхватил Роман, – Мы просто… на телевидении работаем. Передачу снимаем.

– «Санитарный день», что ли? – опасливо выглядывая из-за стойки и поводя носом, поинтересовался бармен.

– Нечто подобное, – неопределенно согласился Рико, – Пожалуйста, очень крепкий «экспрессо» и бокал бренди – ежели имеете не слишком паршивый.

– У нас не бренди, у нас коньяк, – уже окончательно перестав бояться, обиделся бармен.

– Коньяк, молодой человек, делают исключительно в провинции Коньяк, – высокомерно сообщил Рико, усаживаясь за столик, – Все остальное суть бренди.

– Я бы теж коньяку выпила, навить якщо он суть бренди, – раздался знакомый голосочек и в бар ввалился новый колоритный персонаж.

Ненавистной Роману японской прически больше не было. Освобожденные от жутких шпилек длинные пепельные волосы Янкины теперь стояли дыбом, растопырившись вокруг ее злющей физиономии как лучики нарисованного ребенком солнышка. И в довершение картины по ним, начиная от корней, пробегая по всей длине и с треском исчезая на кончиках, сновали электрические искры. Рядом с этим Янкины изодранные джинсы и куртка казались всего лишь дополнением безумного имиджа.

– Ты чого по телефону говорить не хотел, сюды притащил? – накинулась она на Рико, – Чи у нас времени много? Хорошо, я из люка як раз неподалеку вынырнула…

– При нынешнем положении дел никаких телефонов! – рявкнул в ответ Рико, – Пока точно не выясним – телекомовские адепты замешаны или нет.

– Телефон – тоже секта? – с покорной безнадежностью переспросил Роман – обложили, гады!

– Недавний культ, пока вполне гуманистического характера, – неохотно пояснил Рико, – Разве что хакеры существуют его попущением… Однако же с ними пока еще не все ясно. Например, похищение телефонных кабелей – сие диверсия против телекомовского культа или их собственных рук дело?

– Та и вченые говорят, що вид цих мобилок у всих скоро мозги сквозь вуха потекут, – вставила Янка, – Може, це як раз международный заговор телекомовских сектантов?

– Почему мы ими тогда не занимаемся? – поддался любопытству Роман.

– Потому что заговор – международный! – уже почти рычал Рико, – Пусть им, вон, американцы с японцами озаботятся. У нас здесь своего хватает.

– Ой, слушайте, и правда, тут такое будет… Я выяснил… – вернулся к действительности Роман.

– Стаже-ер! – с брезгливой укоризной оборвал его Рико, – И когда же мы вам привьем понятие хотя бы минимальной дисциплины и субординации. Вы в Обществе без году неделя…

– Три месяца, – снова мрачно напомнил Роман, но Рико отмел его поправку одним манием руки, едва не сбросив на пол свой кофе.

– Не кажется ли вам, что для начала следует предоставить слово более старшим и опытным? Тем паче, что вы с сумасшедшими жэковскими бабами, владеющими канализационным тросом почище любого сэнсея, на мусорниках не сражались. – Рико окинул насмешливым взглядом чистенькую куртку и аккуратные джинсы Романа.

– И утопленников в коллекторах не присушивал. – встряла Янка, незаметно выпуская на кончиках пальцев когти и стараясь хоть как-то пригладить стоящие торчком волосы. Волосы не поддавались, упрямо искря.

– Так что позвольте уж нам с Янкой начать, – закончил отповедь Рико, выкладывая на стол свой мобильный и включая запись разговора с жэковской теткой, сантехником и бомжом, – Bien, здесь его убили, а мы схватились… – деловито прокомментировал Рико несущиеся из динамика хрип, топот и вскрики, и выключил звуковое воспроизведение, – Я еще успел заехать по дороге в другие ЖЭКи жилмассива – везде идентичная картина, все пакуются и потихоньку выезжают. Связался с полковником – по сведениям остальных оперативных групп в других районах города ничего подобного не наблюдается. Некая крупномасштабная пакость готовится именно на Победе, причем извлечь из нее свою пользу собираются все, кроме адептов хвороб.

– Але декого используют втемную, бо русалии сами ничого толком не знают, их просто настоятельно попросили перекрыть воду, – опрокидывая в себя коньяк, подхватила Янка и включила запись на своей мобилке. – Ну тут мы теж з русалками подрались, тут я утопленников поджарила… – с удовлетворенной улыбкой слушая паническое хлюпанье воды и шипенье пара, добавила Янка. – Ничого у них не выйдет, бо я там все заблокувала, та и полковник вже группу подослал, що б воны на сегодняшний вечер не запланували, а вода будет!

– Не слишком-то она и поможет, – равнодушно обронил Роман, после отповеди Рико не проронивший ни слова. – Учитывая, что произойдет сегодня вечером.

– Мы не знаем, что произойдет сегодня вечером, поэтому помочь может, что угодно, – сухо отрезал Рико.

– Это вы не знаете, – так же сухо обронил Роман, – А я знаю, – он обернулся к бармену и попросил, – Еще один коньяк, пожалуйста.

– Стажер, – нахмуренный Рико разглядывал его, как некую редкостную зверушку, – Быть может, вы не вполне понимаете, однако же речь, вероятно, идет о многих человеческих жизнях. Если вам удалось что-то узнать, будьте любезны поделиться с нами, а не тешить свое юношеское самолюбие.

– Я с самого начала пытался с вами поделиться, но кто-то меня вычитал насчет субординации. Потешил свое старческое самолюбие. – смакуя коньяк ответил Роман.

– А такой был скромный юноша. Всего боялся, особенно начальства, – безнадежно глядя на обнаглевшего стажера, вздохнул Рико.

– Це он вид тэбэ нахватался, – ухмыльнулась Янка, – Теперь отольются тебе полковничьи страдания. Ты будешь дрючить полковника, а Ромасык – тебя. Давай, Ромчику, якщо ты и справди дизнався, що они запланировали – я тебе сама з полковничьих погребов бутылку столетнего «Арманьяка» сопру.

– Две бутылки, – тоном «нас дешево не купишь» потребовал Роман и получив Янкин согласный кивок, вытащил из внутреннего кармана куртки блокнот. Вырвал лист и протянул напарникам, – Вот это я записал еще до нашей встречи. Хотя по мусорникам с жэковскими бабами не валялся и с утопленниками заплывы не устраивал. – ехидно добавил он.

На лежащем посреди стол листке были написаны всего три слова «Победа. Вечером. Газ».

– Щодо микрорайона и вечера все точно, – некоторое время молча изучая листок, пробормотала Янка, – А звидки про газ узнал? Ты що, прям до их начальства вломился? Нарушил таки приказ просто покрутиться и никуды не лезть? – с насмешливым одобрением поинтересовалась Янка. Потом вдруг ее личико стало недоуменным, – Почекай, та ты ж в электросеть, а не в газовое хозяйство ходил…

– Приказа я не нарушал, – с достоинством сообщил Роман, – Ходил действительно в электросеть. А диверсию сегодняшним вечером готовят газовщики.

– Запись, стажер! – жестко скомандовал Рико, – Запись ваших действий! Или вы сейчас скажете, что забыли, потеряли, случайно стерли…

Роман пожал плечами и выложил на стол мобилку:

– Если вам не жаль времени…

– Чтобы поверить вашему утверждению, я должен знать, каким образом вы к нему пришли, – отрезал Рико, – Иначе мы помчимся в Днепрогаз, а потом окажется, что вся проблема была в электричестве!

Роман подключил запись. Из динамика понеслись голоса Петра Тарасовича и Марьи Евграфовны, выступала бабка в платочке и топотали санитары. Сперва Янка и Рико слушали предельно внимательно, потом на лицах их стало проступать настоящее недоумение.

– Вы хотите сказать, стажер, – наконец не выдержал Рико, – Что пришли к своим фундаментальным выводам… – он покосился на листок, неопровержимо свидетельствующий, что место и время Роман назвал совершенно точно, – …на основе безобидной болтовни пенсионеров?

– Этого достаточно, – невозмутимо сообщил Роман, – Все же элементарно… – он сдержался, чтобы не добавить «Ватсон». – Единственные, кто кроме Общества в состоянии противостоять сектам коммунального хозяйства…

На этих словах Янка с Рико как-то странно, смущенно переглянулись, но промолчали.

– …Это пенсионерское Сопротивление. Старики с их свободным временем и еще советской закалкой. Не будет их – власть адептов станет безграничной. Все самые активные бойцы именно сегодня вечером – вечером пятницы – по тем или иным причинам окажутся в районе Победы. И будут сидеть дома, отдыхать от еженедельной борьбы! Вот вам и место, и время, аналитики ведь тоже предупреждали, что у нас не больше одного дня! А почему именно газ… Чтобы добиться чего-то от коммунхозовских демонов адептам нужны жертвоприношения, верно? Чем сложнее проблема – тем больше жертва? Когда был энергетический кризис электросеть пожертвовала верховными жрецами Фарадея – и все наладилось! А сейчас у нас газовый кризис – с газовщиков два миллиарда требуют.