Текст книги "Князь мертвецов. Часть II (СИ)"

Автор книги: Илона Волынская

Соавторы: Кирилл Кащеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Отец бросил паро-коня навстречу уланам. Лошадь вахмистра шарахнулась от пышущего паром автоматона, прицел сбился, пуля зло взвизгнула, чиркая голема по плечу.

Каббалист кувыркнулся голему за спину и повис, цепляясь за толстую глиняную шею и прижимаясь к монстру всем телом.

– Не сметь! Прекратить! – надрывался отец, но крик его утонул в грохоте выстрелов.

Уланы палили. Пули били по глиняным великанам, откалывая глиняную крошку. Грубо вылепленные лица будто покрыли пятна оспин.

Меж громадных глиняных ног ужом выкрутился человек.

– Куда вы, стойте! – сквозь грохот выстрелов завопил болтающийся у голема за спиной каббалист.

Человек пошатнулся. прижимая локоть к окровавленному боку, и с натугой вскинул руки.

Вахмистр торжествующе взревел, отбросил разряженный паро-беллум, и выхватил саблю. В слабом отблеске света из глаз големов в руках у раненого блеснул металл. Сабля вахмистра взмыла над его головой. Тяжелый гаечный ключ свистнул в воздухе и ударил вахмистра по затылку. Тот коротко охнул и ткнулся лицом в луку седла. Лошадь пронесла его мимо големов. Скачущий за ним молодой улан извернулся в седле, и не глядя, выпалил в сторону прилетевшего ключа.

Единственное, что Митя успел сделать, это припасть к железной шее паро-коня. Пуля ударила в полу дюйме от его головы. Глаз паро-коня ярко вспыхнул и погас. Было слышно, как громко, совсем по-детски улан ойкнул, разглядев, в кого выпалил.

– В Сибири сгною! – взревел отец, и в стихшем на краткий миг оре и гомоне стало слышно, как стоящий перед големами человек орет:

– Взорву! Всех взорву к Мораниной бабушке!

На трясущихся от напряжения руках человек держал ...

Глава14.Бомбисты поневоле

– А що це? – громко спросил один из улан, а второй сквозь зубы процедил:

– Бонба!

Вот теперь и впрямь стало тихо, лишь слышно было как хрипло, загнанно дышат лошади и яростно – люди.

Отец одарил улан тяжелым, как могильная плита, взглядом, повернулся к бомбисту и вдруг удивленно протянул:

– Господин инженер Пахомов?

– Господин Меркулов? – также удивленно откликнулся инженер и руки его с бомбой на миг дрогнули. Но тут же его лицо исказила гримаса отвращения, он посмотрел на отца как.. . как младший князь Волконский на жилет из лавки готового платья. Презрительно скривил губы и процедил. – Тоже в этом участвуете? А я еще имел глупость посчитать вас за порядочного человека!

– Господин Пахомов, давайте вы уберете вашу бомбу ... – начал отец.

– Это ваша бомба! – рявкнул в ответ инженер. – Ваши люди не справились, лично изволили явиться? Сколько ж вам заплатили? Городовому червонца довольно, а сколько стоит целый глава Департамента, ваше высокоблагородие? – последние слова он будто выплюнул.

– Господин Пахомов, я не понимаю, о чем вы ...

– Перед этими прикидываетесь? – он кивнул на улан. – Сделаете вид, что они ничего не знают, я поверю и понадеюсь, что вы нас при своих людях не убьете? – из груди Пахомов вырвался хриплый стон, кровавое пятно расплылось шире, он пошатнулся и упал на колени, но бомбу по-прежнему держал над головой. Один из улан качнулся вперед, словно собираясь прыгнуть с седла. – Не подходи, мразь! – инженер ткнул в его сторону бомбой. – У вас в полиции отличные бомбы делают: швырну – и ушей от вас не останется!

– Сам сдохнешь! – выкрикнул молодой улан.

– А не все ли нам равно – вы нас все равно живыми не оставите! Не зря ж сперва эти ... теперь вы ... – прохрипел инженер. Судорожно закусив губу, он все же сумел подняться на ноги – по вискам его катился пот, капля крови из прокушенной губы стекла на подбородок. – Так хоть вас, мерзавцев, с собой заберем!

– Это кто тут мерзавец? – возмутился один из улан. – Государевым солдатам угрожаешь, тля образованная, прихвостень жидовский!

– Молчать! – прикрикнул отец. – Господин Пахомов, повторяю, я не понимаю, о чем вы говорите, и не знаю, что тут произошло, но вам лучше подчиниться. И тогда я обещаю, что во всем беспристрастно разберусь.

– Мы уже один раз подчинились полиции, обмануть второй раз за одну ночь у вас не выйдет! – яростно закричал Пахомов.

– Да кто вас обманывал? – потерял терпение отец.

– Полицмейстер ваш, наверняка по вашему наущению, раз уж вы тут!

– Так то они самого полицмейстера прибили?! – охнули среди улан, и все дружно уставились на лежащие на земле тела.

– Довольно! – закричал Пахомов, снова отвлекая внимание на себя. – Я сейчас оставлю вашу бомбу вам – и мы уйдём! – он поднял бомбу на вытянутых руках.

Отец нервно сглотнул и невольно подался назад при этом движении:

– Куда вы пойдете, опомнитесь – вас всюду найдут!

– Хоть в Харьковскую губернию выберемся, может, там полиция не в сговоре! Шмуэль Бенционович, ящик сюда давайте!

Единственный вовсе не участвовавший в драке голем медленно согнулся, бережно опуская рядом с Пахомовым ящик.

– Тут ваш полицмейстер со товарищи взрывчатки припасли – големов взрывать. Людям с избытком хватит! Погоните лошадей за нами – всё взлетит на воздух!

– Ваше высокоблагородие, чё, и впрямь взорвется? – громким шепотом спросил улан.

– Боюсь, что да ... – не сводя глаз с инженера, процедил отец.

– Вам ли не знать – для себя ведь делали! – истерически хохотнул Пахомов – глаза его безумно блестели, на щеках играл нервный румянец. Было ясно, что в таком состоянии он способен на что угодно. – Шмуэль Бенционович, отводите «йосек», я вас догоню!

– Как догоните, Семен Васильевич – рана же у вас ... – с плеча голема откликнулся растерянный каббалист.

– Как-нибудь! – огрызнулся Пахомов. – Не догоню – сами уходите! Пошли – ну! – властно выкрикнул он, опуская бомбу на ящик со взрывчаткой. Объемная «адская машинка» почти вырвалась у него из рук и тяжеловесно грюкнула об крышку.

– Хаах! – кажется, все выдохнули в один миг, дружно, сам Пахомов застыл, раскорячившись с протянутыми руками, и зажмурился в ожидании немедленной смерти.

Бомба застыла в полунаклоне и ... ничего не произошло.

Отец выдохнул, среди улан раздалась негромкая облегченная ругань.

– Э, а этот-то! Уходит, ваш-высокбродь!

– Не двигаться! Второй раз не повезет – пойдете за мной, взорвется! – Пахомов торопливо пятился прочь.

– Нельзя их отпускать, оне полицмейстера убили!

– Он сам пришел нас убить! – крикнул Пахомов, повернулся, и зажимая рану, поковылял к поджидающим невдалеке големам.

Глаза великанов дружно вспыхнули – еще мгновение и инженер отойдет достаточно, чтоб глиняная ручища могла обхватить его и закинуть голему на загривок.

Инженер споткнулся. Дернулся, будто нога его застряла в кротовой норе. Посмотрел вниз и завизжал.

Из-за его спины медленно поднималась изломанная, гротескная фигура в рваной одежде. Кособочась и вихляясь. как марионеточная кукла на веревочках, мертвый полицмейстер шагнул вперед и обхватил инженера обеими руками, прижимая к груди ...

По-паучьи выгибаясь всеми конечностями, мертвяки стремительно поползли к големам. Один оттолкнулся руками и ногами и прыгнул, как на пружинах. Кроша глину, голему в грудь вошли появившиеся на пальцах мертвяка когти и над плечом великана вдруг поднялось бледное лицо с вдавленным внутрь носом.

Мертвые, широко распахнутые глаза тощего мазурика уставились на каббалиста, а когтистые лапы метнулись к горлу.

Каббалист заорал и свалился с высоты голема. Раздался глухой стук и огоньки в глазницах глиняных великанов начали гаснуть. Големы застыли неподвижными истуканами.

В тот же миг мертвецы начали падать, точно марионетки с обрезанными нитками. И тоже застыли.

За спиной у ошеломленно взирающих на это уланов Митя согнулся в седле, двумя пальцами зажимая переносицу, чтоб унять капавшую из носа кровь.

– Что стали, хлопцы! – раздался хриплый голос, и из мрака, пошатываясь, приковылял Шабельский в изодранном мундире. – Нна! – носком подкованного сапога ударил инженера в лицо, опрокидывая его наземь.

Вторая фигура материализовалась из тьмы – и новый удар прилетел уже в лицо Шабельскому.

– Немчура поганая, так ты с ними! – лапая себя за пояс в поисках сломанной сабли, взвизгнул Шабельский.

– Поручик, молчать! Под трибунал пойдете! – спешившийся отец встал между Шабельским и подоспевшим Свенельдом Карловичем. И отрывисто скомандовал уланам. – Связать! Погрузить на паро-телегу! Не бить! Командуйте своими людьми, поручик, а с вами мы потом разберемся.

– Еще посмотрим, кто с кем... – угрюмо бросил Шабельский и похромал к своим уланам. – Все слышали? Коня моего найдите ... А этих – в кузов!

Пахомова с лежащим без сознания каббалистом потащили к пригнанной Штольцем паро-телеге. Митя был уверен, что по дороге им втихаря еще насовали кулаками, но вмешаться не мог – кровь из носа продолжала течь, и оставалось только надеяться, что никто не спросит – почему.

– Видал? Жид-то не только чудами глиняными правит, так еще и мертвяков поднял! – пропыхтел волокущий каббалиста за ноги улан.

– Дык это ж, вроде, Моранина сила? – отозвался его напарник – тот самый молодой улан, что выстрелил в Митю.

– Где ты тута Моранычей видел? – откликнулся первый. – Да и не всё одно: что те, что эти – бесовская сила! – раскачав, они ровно тюк закинули каббалиста в кузов.

– Ты и ты – остаетесь караулить! – скомандовал уже сидящий верхом Шабельский.

Еще недавно роскошный, его гнедой конь выглядел откровенно жалко – с сапом дышал, поводя вздувающимися боками, и то и дело норовил свесить голову между ног. – Чтоб никто те бомбы в ящике не тронул. Не ворчать! Я б германца оставил, все едино от него никакого толку, так наш господин главный полицейский не велит, – голос Шабельского наполнился язвительностью.

– Ваши уланы паро-телегу поведут? Скажут ей «но, пошла»? – озлился Митя. Что этот поручик себе позволяет? Свенельд Карлович – отцовский хирдман, и обязан драться на его стороне, а не торчать в степи до утра!

– А вы, Дмитрий, извольте помолчать! Отсиделись за нашими спинами в драке, вот и дальше ... сидите тихо! – фыркнул Шабельский.

Оба улана изумленно покосились сперва на своего поручика, потом на Митю. Молодой даже виновато потупился.

Пахомова тоже затолкали в кузов, двигатель пыхнул, пуская свистящие белые струйки, и паро-телега сдвинулась с места. Митя догнал и поехал рядом, с другой стороны от телеги держался отец. Уланы во главе с Шабельским ехали следом, Митя затылком чуял устремленные на паро-телегу недобрые взгляды.

– Конец нам, совсем конец! – сквозь стрекот паро-телеги иногда пробивался монотонный, полный смертного ужаса шепот очнувшегося каббалиста.

Глава 15. Маца из полицмейстера

– Повесить! Обоих! – кулак губернатора Дурново Ивана Николаевича с грохотом обрушился на стол. Дубовая, толщиной в руку столешница крякнула, хрустнула, и разошлась широченной трещиной, оплавленной по краям.

– Сильны, ваше превосходительство! – прогудел Потапенко и даже приподнялся, одобрительно разглядывая слегка дымящуюся трещину. Стул, шире и вдвое крепче обычного, специально припасенный в губернаторском кабинете для казацкого старшины, сдавленно скрипнул под весом его облаченной в казачий мундир громадной фигуры.

– Что? – рыкнул губернатор и только тогда посмотрел на дело рук своих. Точнее, одного кулака. Пару мгновений он рассматривал трещину, даже погладил кончиками пальцев края, и наконец шумно выдохнул, явственно успокаиваясь. Наконец, провел по ней ладонью уже с явным удовольствием, и пророкотал. – Простите, господа, Силу не рассчитал, – в голосе массивного и немолодого Кровного Внука Велеса-Змея прозвучало самое настоящее кокетство – как у барышни, сумевшей невзначай показать желанному кавалеру безупречную лодыжку в прелестной туфельке.

– Ну, так Кровь же Молодая, вот и играет! – протянул глава железнодорожных жандармов Мелков и льстиво захихикал.

– Ты уж скажешь, Феофан Феофанович! – почти зарделся губернатор. Под бородой и не разглядишь, может, даже и впрямь залился смущенным румянцем.

«Молодая Кровь за полтысячи лет достаточно состарилась, чтобы бережно хранить и лелеять все доказательства своей молодости. Не удивлюсь, если губернатор прикажет не убирать испорченный стол, и даже велит развернуть его трещиной к посетителям, чтоб все видели», – подумал Митя. Его вместе с Шабельским отец привел на совещание к губернатору, как свидетелей ночной баталии. Теперь они тихо сидели в углу на банкетке: Шабельский был явно взволнован и преисполнен важности, сам Митя – задумчив. В гостиных Петербурга он провожал мечтательным взглядом важных сановников, зная, что для вхожих в высокие начальственные кабинеты, и двери светских гостиных распахиваются с охотой. И вот он в одном таком – пусть еще не в царском, но в губернаторском дворце, и ... Ничего не испытывает, кроме желания поспать, да еще избавиться от плавающих в его сознании ошметков чужой памяти. Подхваченные от мертвецов воспоминания были откровенно мерзкими, причем он и сам не понимал, кто вызывал у него большую гадливость – налетчики или полицмейстер. Налетчики – грязное простонародье, такими они родились и так прожили, а полицмейстер – дворянин, продающий свою честь по-дешевке! Какой дурной тон. Хуже лебезящего Мелкова!

– Сокрушительный гнев Велесовой Крови, правый гнев! – не обращая внимания на то, что даже губернатор уже косится неодобрительно, а остальные откровенно морщатся, продолжал заливаться соловьем Мелков. – Это ж надо, до чего дошли иноверцы в зверствах своих над православными! Убить нашего Ждана Геннадьевича, этого честнейшего, светлой души человека! И трех городовых с ним – государевых людей!

– И четырех преступников, которых эти самые государевы люди должны были охранять, – меланхолично добавил отец, и Мелков замер с открытым ртом.

– Что вы хотите этим сказать, Аркадий Валерьянович? – губернатор откинулся на спинку массивного кресла и переплел пальцы на обширном чреве. Расчесанная ласточкиными хвостами борода его воинственно подрагивала.

– Что тут скажешь, ваше превосходительство, – отец тяжко вздохнул, – вчера вечером, когда я покидал свой кабинет, в полицейском участке на Тюремной площади находились четверо арестантов. Двое налетчиков, напавших прошлой ночью на Моисея Карпаса...

– Еще и этот! Да тут целый еврейский заговор виден! – по-бабьи всплеснул руками Мелков.

На него посмотрели – все. Отец так наиболее выразительно.

– Нет? Не виден? – неуверенно переспросил Мелков. – Молчу ...

– Напавших на Моисея Карпаса и представителя Путиловских заводов господина Гунькина, – продолжил отец. – А также двое господ, высланных в губернию под надзор полиции – Иван Акимов, сын священника, и Петр Мельников, из крестьян, арестованные полицмейстером на гимназической вечеринке.

– Этих-то почему из участка в тюрьму не отправили? – неприязненно пробурчал губернатор.

– Из-за непродуманных действий господина полицмейстера вменить этим двоим мы можем разве что противозаконное питье чая.

«На самом деле из-за меня, у полицмейстера как раз все было продумано. Может, и хорошо, что я отцу до сих пор ничего о себе не рассказал? И врать ему не приходится», – подумал Митя.

– Господин Меркулов, про неприязнь меж вами и Жданом Геннадьевичем известно всем, – процедил Лаппо-Данилевский.

Что пусть богатый, но обычный помещик и один из многих гласных городской думы, делал в кабинете губернатора, когда туда срочно явился отец с главами полицейских ведомств, было непонятно, но губернатор Лаппо-Данилевского оставил и остальные вынуждены были промолчать, а Мелков так и вовсе льстиво улыбался. Вот кому следовало бы родиться оборотнем – был бы у него хвост, было бы чем вилять.

– Но уж сейчас, после его мученической смерти от рук инородцев, можно было бы проявить приличествующую сдержанность, – продолжал Лаппо-Данилевский. – De mortuis aut bene, aut nihil.

– ... nisi verum⁶, – не поворачиваясь, бросил отец, и продолжая глядеть только на губернатора, продолжил, – однако мне многое показалось странным в этом деле о вечеринке, и я воспользовался их поднадзорным положением, оставив этих двоих под стражей в участке для дальнейшего разбирательства.

«Хорошо, что Ингвар не слышит», – меланхолично подумал Митя.

– По жандармскому ведомству эти двое давно под подозрением. Я уверен, что у них где-то тут подпольная типография. И за зимними волнениями вокруг рабочих бараков наверняка стоят они! – Богинский стиснул холеные руки в кулаки.

«А того, что в бараках попросту мерзко – недостаточно?» – Митю вдруг захлестнуло чувство острой неприязни к ротмистру, изрядно удивившее его самого.

– В участке на ночь оставались четверо заключенных. Городовой на посту у камер, городовой в самом участке, и третий в сторожевой будке.

– И как вся эта разношерстая публика оказалась у железной дороги? – проворчал губернатор.

– Простите, ваше превосходительство, за вмешательство... – вкрадчиво начал Лаппо-Данилевский. – Но хотелось бы сперва понять, а как там очутился сам Аркадий Валерьянович? Нагнать убийц проклятых, когда те еще теплые трупы тащили прятать – за такое орден давать надобно, Станислава, к примеру! – голос Лаппо-Данилевского прозвучал с такой издевательской восторженностью, что у Мити аж во рту кисло стало.

– Так есть у него Станислав! – заверил Потапенко.

– Ну так Анну, можно даже сразу первой степени – за чудеса! Чтоб эдак настичь негодяев, выехать Аркадий Валерьянович должен был не иначе как одновременно с убийством. Как такое может быть?

– А и правда? – тихонько пробурчал себе под нос Шабельский.

«Я – светский человек. – мысленно убеждал себя Митя. – Я не дрогну, я не позволю себе показать, что нечто меня смущает или задевает.»

– Резонный вопрос, Иван Яковлевич, однако полицейская работа такова, что не всегда мы можем открыть, откуда получаем свои сведения – если , конечно, хотим получать их и впредь, – покачал головой отец.

«Я – светский человек ...» – продолжал мысленно приговаривать Митя, чтобы не воззриться на отца с негодованием – его к полицейским осведомителям прировняли? Возмутительно!

– Но позвольте ... – начал Лаппо-Данилевский.

– Позволю, – вмешался губернатор. – В смысле, умолчать позволю. Да и никаких чудес я не вижу, – он скользнул взглядом по Мите. – Разве что дальность и впрямь – совершенно удивительная, как и интерес ко всяческим убийствам. Хотя тут понять можно... Так что пусть уж полиция хранит свои тайны, господа. Ради раскрытия тайн иных, противузаконных.

– Так может и у Ждан Геннадьевича были полицейские тайны! – вмешался Мелков.

– И потому он, вопреки моему приказу, велел городовым выпустить арестантов?

– Никак он не мог приказать! – довольно опроверг его слова Мелков. – Вы его выгнать изволили, бедный наш полицмейстер и не полицмейстер уже был вовсе! Так что городовые не должны были его слушаться! – и с торжеством огляделся.

– Хорошо, предположим, приказы отдавал кто-то из городовых. Или даже кто-то из арестованных, – с покорной иронией согласился отец. – Факты таковы, что все они оказались на недостроенных железнодорожных путях разом с ящиком взрывчатки.

– Инженер Пахомов угрожал бомбой моим уланам! – возмущенно вмешался Шабельский.

– Тогда и вовсе все ясно! – снова влез Мелков. – У них там на чугунке взрывчатки – на каждом шагу! Вот ее и использовали для преступного умысла!

– Какого, собственно, умысла, Феофан Феофанович? – тихо спросил отец.

– Ну как же ... убиения ... государевых офицеров ... православных ...

– И каким же образом эти самые ... офицеры ... оказались на строящейся чугунке? – отец зажал один палец. – Ночью? – он прижал второй палец. – В компании уголовников? – третий палец. – Со взрывчаткой вовсе не того образца, что на чугунке используется, а наоборот, в точности похожей на столь любимые господами нигилистами самодельные бомбы, – отец прижал и четвертый палец.

– Как арестованные это всё объясняют? – отрывисто спросил губернатор.

– Утверждают, что полицмейстер и его присные привезли эти самые бомбы, чтоб взрывать строительных големов. Обнаруженные возле насыпи останки големов это подтверждают: вполне вероятно, также собирались убить инженеров и каббалиста, а наутро как ни в чем не бывало вернуться в участок и вернуть заключенных. И никто б их ни в чем не заподозрил!

– Раньше гнать надобно было, попустили вы, Аркадий Валерьянович, не в обиду вам, – гулко вздохнул простодушный Потапенко.

В кабинете воцарилась тишина, остальные старались не смотреть друг на друга, и тем более на губернатора, который и не позволил выгнать полицмейстера раньше. Сам его превосходительство несколько смущенно откашлялся.

– Что вы такое говорите, Михал-Михалыч! – возмутился Мелков. – Сами с Ждан Геннадьевичем столько лет разом служили! А вы, Аркадий Валерьянович? Гнались за этими инородцами, лично их с жертвами зверства на руках схватили – и слушаете теперь их враки? Да они вам что угодно наплетут, чтоб казни за убийство избежать! Напали на них, как же! Может, они сами тех големов повзрывали! А взрывчатку взяли такую ... не такую... чтоб подозрения от себя отвести!

– Начнем с того, что инженер Пахомов русский и православный ...

– Заграницей учился, – немедленно объявил Мелков. – Считай, все, отрезанный ломоть.

– Даже если посчитать заграничное образование пороком, зачем им взрывать собственных големов?

– Мне-то откуда знать? Этим иродам поганым в головы такое взбредет, что ни один честный человек не додумается! С подрядчиком, господином Поляковым, поцапались и отомстить решили, сроки строительства сорвав, или конкурентам продались.

– Позвольте выразить свое восхищение таким глубоким проникновением в мотивы «поганых иродов». Даже неожиданно, для честного человека, – отец выразительно приподнял брови.

– Так ... по службе положено, – слегка растерялся Мелков.

– По службе вам также положено знать о важности свидетельств очевидца. Инженер Карташов, Артемий Николаевич, каковой был найден княжичем Урусовым в строительной времянке возле путей.

– Так точно! – устало откинувшийся в кресле Урусов попытался приподняться, лежавшая у него в ногах Раиска тихо жалобно мявкнула. На разрешающий жест губернатора княжич благодарно улыбнулся и вернулся в кресло. – Простите, господа, от возвращения Аркадия Валерьяновича вдоль железной дороги рыщем, я уж и ног под собой не чую, а Раиска – лап. По делу же могу сообщить, что инженер Карташов был найден нами без сознания после сильнейшего удара по голове.

Дежурному Живичу земской больницы исцеление удалось. Придя в себя, Карташов подтвердил, что на них напали, причем один из нападавших был в мундире городового. Ни как взрывали големов, ни что случилось дальше он не видел, его ударили по голове раньше.

– Раз исцеление удалось, можно уже и в камеру препроводить – явный же сообщник! – воинственно потребовал Мелков.

– Голем взорван, вокруг чувствуется запах взрывчатки, – даже не глянув в сторону Мелкова, продолжал Урусов. – Опять же если судить по запахам, рядом с местом взрыва на насыпи находилось несколько человек. Следы обоих инженеров и каббалиста удалось легко определить. Кроме них, было еще восемь особ, из них шестеро поднимались на насыпь, двое оставались внизу. Под насыпью обнаружен труп сторожа – убит ударом ножа в сердце. Очень метко. Из ваших, железнодорожных? – он повернулся к Мелкову.

– Да ... Нет ... Из вольнонаемных. Железнодорожные жандармы на строительстве не дежурят:

– А почему? Мы же с вами это обсуждали, – приподнял бровь отец.

– Потому что они отказались! – выпалил Мелков. – Пахомов этот, и каббалист, сказали, что видеть моих жандармов на строительстве они не желают!

– И когда отказались?

– Так ... две недели как, я вам доложить собирался ..

– Долгонько ж ты собирался, Фан-Фаныч. – шумно вздохнул Потапенко.

– Так дело-то не из важных ...

Теперь уже брови поползли вверх у всех.

– Строительство жизненно необходимой для развития губернии железной дороги – по-вашему, неважное дело? – грозно пророкотал губернатор.

– Заговор тут, ваше превосходительство! Они, небось, и от железнодорожных жандармов отказались, чтоб от сторожа проще было избавиться!

«Скорее, чтоб избавиться от соглядатаев, выискивающих, за что бы еще взятку стребовать», – подумал Митя. Судя по лицам остальных, им это тоже пришло в голову. Отец поморщился, губернатор неодобрительно хмурился, и Мелков тут же зачастил:

– Ваше превосходительство, не дозволяйте убийцам клеветать на честных людей! Не может такого быть, чтоб наш полицмейстер, дворянин, офицер, слуга царю и отечеству, вдруг связался бы хоть с мазуриками, хоть с бомбистами-нигилистами, да поехал разом с ними еврейских глиняных кукол взрывать!

– Городовой видел, как они вместе ехали в паро-телеге, – покачал головой отец.

– Мало ли как поганые иноверцы нашего Ждана Геннадьевича заманили! Сплели байку какую, или и вовсе противоестественными способами! Один из преступников – каббалист!

– Зачем заманили? Взятку дать? – буркнул Урусов.

– Да! Ой, нет, что вы такое говорите, княжич! Кто ж знает, зачем – разве православный человек их дьявольские резоны разгадает! Может, чтоб замыслы свои преступные на него свалить, – Мелков с надеждой поглядел на Лаппо-Данилевского, будто ожидая подсказки, не дождался и отчаянно выпалил. – А может ... Для обрядов своих богопротивных! На мацу пустить!

– Эк! – губернатор аж крякнул. Богинский оторвался от созерцания собственных ногтей и принялся также пристально изучать Мелкова, даже Раиска подняла голову с лап. Не дрогнули, пожалуй, лишь отец и Лаппо-Данилевский.

– Что вы на меня так смотрите, господа? Общеизвестный факт, что иудеи замешивают свою мацу на крови! Министерство внутренних дел даже соответствующее розыскание провело – у меня и брошюра имеется, да-с! «Об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их»!

– На полицмейстере, оно, наверное, маца забористей, – задумчиво сказал Потапенко. – Опять же, его и больше – чистая экономия младенцев выходит.

– Так наваристого полицмейстера нынче еще поди – поймай. Заманивать приходится, – также задумчиво добавил отец.

Первым гулким басом захохотал губернатор. Отрывисто рассмеялся Урусов, тонко улыбался ротмистр. Петр Шабельский рядом с Митей растеряно крутил головой – ему, похоже, версия Мелкова вовсе не казалась смешной.

– А... а ... Они мертвяков подняли! Я сам видел! – подал голос Шабельский.

Губернатор оборвал смех и пристально уставился на Шабельского:

– И что же те мертвяки делали?

– Э ... Пахомову с каббалистами сбежать не дали.

– Еще и осквернение мертвых! – взвился Мелков.

– И шо, сами мертвяков подняли, шоб те им сбежать не дали? – удивился Потапенко.

– А вы, Михал-Михалыч, гляжу, и к иноверцам приязнь заимели, с тех пор как ваш сынок покойной Фирке Фарбер куры строил!

– Шо сказал? – взревел Потапенко, во весь рост воздвигаясь над столом.

– Тихо! – прикрикнул губернатор. – Не дал сбежать – и молодец, – он кинул на Митю мимолетный взгляд. – То есть молодцы ... мертвецы ... Учителей надо было лучше слушать, поручик, знали бы, что каббалисты мертвецов не поднимают. То процесс естественный, природный, – губернатор снова скользнул взглядом по Мите, – ... чаще всего. Вызванный самыми разнообразными причинами: от столкновений в эфире разнонаправленных эманаций Кровной Силы до землетрясений или иных катаклизмов. Вот хоть строительство – тоже способствует, да...

– Простите, ваше превосходительство, я подумал, големов же они своих двигают, а те тоже мертвая материя. Если лавочник у нас в уезде смог ...

– Лавочник не смог! Не лавочник, – прикрикнул губернатор. – И оставьте эту тему, поручик, вам она недоступна!

– Слушаюсь, – Шабельский попытался вскочить, но губернатор лишь махнул на него рукой.

– Позвольте мне, ваше превосходительство ... Предположения господина Мелкова и поручика, быть может, в чем-то и наивны, однако же, несут в себе изрядную долю истины! – вдруг заговорил Лаппо-Данилевский. – Двое служащих железнодорожного подрядчика Самуила Полякова – инженер Пахомов и погонщик големов, каббалист Шнеерсон, – были пойманы на попытке спрятать трупы полицейских, убитых с помощью тех же големов. Они ведь этого даже не отрицают, верно? Остальное – лишь измышления в попытке оправдать тот чудовищный факт, что еврейские глиняные куклы были натравлены для убийства. Случившееся лишь подтверждает, что иудейская нация жестока и беспринципна, и за людей иные народы не считает.

– Их и в Святейшем Синоде не одобряют! – снова высунулся Мелков. – Сам господин Победоносцев писать изволил, как евреи из православных соки пьют! Вон, хоть у нас гляньте, умучивают работой почем зря!

– Я не заметил существенной разницы в рабочих нормах между заводами, где есть еврейские совладельцы, росские, либо же бельгийские, – отрезал отец, – или желаете сказать, что все владельцы заводов худо обращаются со своими работниками?

– Прям социалист ты у нас, Фан-Фаныч, – фыркнул Потапенко.

– Давайте не будем отвлекаться, господа, – снова вмешался Лаппо-Данилевский. – Вина этих двоих – инженера и каббалиста – совершенно очевидна, и никакие мелкие и незначительные обстоятельства не смогут избавить их от немедленного наказания за чудовищное убийство!

Глава 16. Время для расследования

– Ценю ваше мнение, Иван Яковлевич, но этих мелких и незначительных обстоятельств хватит адвокату, чтобы камня на камне не оставить что от обвинения, что от репутации моего полицейского Департамента, – холодно бросил отец, явно намекая, что Лаппо-Данилевский лезет не в свое дело.

– Ах, Аркадий Валерьянович, не могу даже подумать, что начальник всех полицейских сил губернии вдруг позабыл о недавнем виталийском набеге и введенном в губернии военном положении! – Лаппо-Данилевский вдруг резко, как атакующая змея, подался вперед. – Никаких адвокатов убийцам, просто вздернуть на площади в назидание остальным!

– Жалко, что четвертовать их нельзя! – поддакнул Мелков.

– Я весьма ценю всё, что вы последнее время делаете для города, Иван Яковлевич ... – в голосе губернатора подрагивал гнев.

«Что он для города делает?» – немедленно заинтересовался Митя.

– Но давать адвокатов или нет, уж позвольте решать мне!

– Простите, ваше превосходительство, – Лаппо-Данилевский склонил голову, демонстрируя некоторое – весьма умеренное – раскаяние. – Вы же знаете, Ждан Геннадьевич мне не чужой человек, и чудовищное его убийство, а также попытки посмертно опорочить его имя, весьма меня задевают.

– К сожалению, не только вас, – губернатор в раздумье принялся оглаживать ласточкины хвосты своей роскошной бороды.

В кабинете почтительно молчали, разве что Мелков ерзал, то и дело косясь на Лаппо-Данилевского. На скулах отца играли желваки.

Митя же лениво размышлял: если Лаппо-Данилевский «прикормил» не только полицмейстера, но и Мелкова, то как же Богинский и Потапенко? Отказались? Или Иван Яковлевичу попросту денег не хватило? Первый вариант лучше для отца и всей полицейской службы, второй – для Мити, учитывая его планы расквитаться и с Алешкой, и с батюшкой его. Денежные затруднения у объекта мести изрядно облегчают ношу мстителя. Да они и сами по себе уже недурная месть. Никакие угрызения совести в подметки не годятся урезанному денежному содержанию!