Текст книги "Тайна гибели генерала Лизюкова"

Автор книги: Игорь Сдвижков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

По приказу командующего полевое управление штарма переехало в Слепуху, где начало организацию КП на месте КП расформированной 5 ТА. Так что вновь прибывшему штабу (то есть мозгу армии!) приходилось без всякого ознакомления с совершенно новым театром военных, действий и вошедшими в состав армии войсками вникать в ход операции, когда боевые действия уже шли полным ходом. Менялся и начальник штаба. Руководство штабом из рук полковника Калганова переходило к полковнику Пилипенко.

Он впоследствии отмечал: «Одной из причин неуспеха является несработанность штабов дивизий со штабом армии, приехавшим в момент уже разгоравшихся событий, не разрабатывавшим операции, не принимавшим участия в организации взаимодействия и недостаточно обеспеченным средствами управления» [189]189
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 5. Д. 258. Л. 10.


[Закрыть]. Таким образом, штаб армии становился не управляющим органом, а, скорее, передаточным звеном между командующим опергруппой и штабом Брянского фронта. В этом смысле, словно по злой иронии судьбы, опять повторялась история с операцией 5 ТА.

Утром 22 июля генерал Чибисов решил ввести в бой резерв опергруппы – свежую 237 сд. К этому времени дивизия полностью сосредоточилась в районе Посельское, Крещенка, Дон. Казалось бы, в складывающейся обстановке было бы логичным усилить те части опергруппы, которые смогли продвинуться вперёд и уже захватили плацдарм на реке Большая Верейка. Фронт обороны противника здесь дугой выгнулся на юг и, образно говоря, трещал по швам. Именно здесь наступали танковые корпуса, прорыв которых на оперативный простор и мог обеспечить общий успех операции. Наконец, ввод 237 сд в бой на этом направлении означал, что дивизия выдвинется на исходные позиции – около 10 километров по прямой – по кратчайшему маршруту. С учётом хронически запаздывающих приказов это было немаловажным фактором в своевременности их выполнения. Но по неким необъясненным причинам, о которых за неимением мемуаров и документальных отчётов Чибисова сейчас можно только догадываться, командующий опергруппой решил перегруппировать резервную дивизию на правый фланг своих войск. Судя по оперсводке, 237 сд была поставлена задача наступать в направлении Высочкино и овладеть Чибисовкой, Павловкой, то есть продвинуться всего на 3–4 километра на второстепенном и практически ничего не значащем для наступления танковых корпусов участке [190]190
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 5. Д. 251. Л. 6.


[Закрыть].

В 14:30 22 июля командир 237 сд полковник Тертышный получил через офицера связи пакет от генерала Чибисова. Вскрыв пакет, Тертышный прочитал, что его дивизия должна была выступить из занимаемого района в 11:30 (то есть 3 часа назад!) и сосредоточиться в районе Ломово [191]191
  ЦАМО. Ф. 237 сд. Оп. 1. Д. 26. Л. 25.


[Закрыть]. Выполняя приказ, 237 сд во второй половине дня 22 июля начала марш на запад и стала всё более удаляться от района решающих боёв операции, где, возможно, как раз и не хватало того самого «последнего батальона», который решает исход сражения. В бой 237 сд 22 июля так и не вступила [192]192
  Там же.


[Закрыть]и никак не помогла войскам ни на решающем направлении, ни на каком-либо другом.

К вечеру, когда всё более очевидным становился неуспех и второго дня наступления, Чибисов, до того подгонявший бригады Лизюкова «через его голову», приказал вызвать его на свой КП. Этот вызов застал командира 2 ТК в Большой Верейке, где он отдавал последние распоряжения перед выступлением. Из объяснений командира 27 тбр капитана Лучникова следует, что вызов на КП опергруппы Лизюков получил в 21:00 [193]193
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 50. Д. 1. Л. 305.


[Закрыть]. До Лукино, где располагался КП Чибисова, от Большой Верейки чуть больше 12 километров по прямой и около 18 км по просёлку. Отправившись на КВ (очевидно, из-за раскисших после дождя дорог), Лизюков и Ассоров прибыли на КП Чибисова около 10 часов вечера. Назад, в Большую Верейку, они вернулись только в 7 часов утра [194]194
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 50. Д. 1. Л. 304.


[Закрыть]. Следовательно, на КП Чибисова они пробыли всю ночь и раннее утро, то есть около 8 часов.

О чём они там говорили? Что обсуждали с Чибисовым? Каким был этот последний в жизни разговор Лизюкова и Ассорова с начальством? Увы, мы не знаем этого точно, в документах этот разговор не отражён, участвовавшие в разговоре и присутствовавшие при нём лица мемуаров не написали. Но, зная накалённую обстановку тех дней, формулировки распоряжений Чибисова Лизюкову и прошлый печальный опыт их взаимоотношений, можно с большой долей вероятности предположить, что на фоне общего неуспеха наступления этот разговор был, мягко говоря, не из приятных.

Но, оставив личные аспекты состоявшейся встречи, возможные обвинения со стороны командующего опергруппой и оправдания командира 2 ТК, попробуем логически воспроизвести оперативную составляющую разговора и информацию, на основании которой в ту ночь могли приниматься решения о дальнейших действиях 2 ТК.

Лизюков к ночи уже знал о том, что часть танкистов 148 тбр вернулась назад из немецкого тыла без танков. В частности, вернулся со своим экипажем начальник штаба 148 тбр майор Михалев. Из его рассказа стало известно о гибели командира бригады подполковника Михайлина и многих других танкистов, а также о том, что все вышедшие в район Каверьи танки 260 тб были там уничтожены ещё утром 22 июля. Но вернувшиеся экипажи ничего не могли сказать о судьбе прорвавшегося дальше, в сторону Медвежьего 89-го танкового батальона.

Нет сомнений, что Лизюков доложил Чибисову о том, что стало ему известно из рассказов вернувшихся танкистов. В свою очередь, рано утром (вероятно, первые сведения об этом поступили от авиачастей ещё накануне) Чибисов получил важную информацию о возможном местонахождении прорвавшегося батальона, которую довёл до Лизюкова. «Представитель авиации»(как он назван в документе) доложил командующему, что по сообщениям авиачастей наши танки были отмечены в районе Русско-Гвоздёвских высот и у северо-восточной окраины Медвежьего [195]195
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 5. Д. 251. Л. 8.


[Закрыть]. Выходило, что 89 тб действительно выполнил поставленную задачу и находился в тылу противника. Связи с ним по-прежнему не было, но было совершенно очевидно, что спустя сутки после выхода в рейд батальон срочно нуждается в помощи.

К тому же глубокий прорыв немецкой обороны следовало немедленно использовать и, усилив вырвавшийся вперёд батальон, развить достигнутый им успех в успех всего корпуса, а может и всей опергруппы. Оставалось только пробиться вперёд по уже «проторенной» дороге. Сделать это и должны были бригады 2 ТК во главе с самим командиром и комиссаром корпуса.

Опергруппе штаба армии к ночи уже было известно, что 104 осбр закрепляется на достигнутом рубеже и прочно прикрывает левый фланг продвинувшихся вперёд частей на рубеже по реке Большой Верейке. На правом фланге 2 ТК 49 тбр и 1 мсбр 1-го ТК вели бой южнее Лебяжьего и танками продвинулись за южную опушку рощи, что западнее выс. 188,5. В центре два полка 167 сд по сообщению из штаба дивизии к 22:00 продвинулись дальше всех других частей и вышли к южной опушке этой рощи, оврагу западнее Каверья, развилке дорог в 2 километрах южнее выс. 188,5 [196]196
  Там же. Л. 6.


[Закрыть]. Получалось, что узкий перешеек между рощами уже пройден и созданы условия для действий 2 ТК на открытой равнинной местности без каких-либо танконедоступных препятствий.

Конечно, у Лизюкова были определённые основания не слишком доверять тому, что он услышал на КП относительно сложившейся к ночи обстановки. Из донесений своих частей он знал, что его танковые бригады и 2 мсбр, что действовали совместно со 167 сд, встречают сопротивление и подвергаются сильному обстрелу на той самой высоте 188,5, которую, если верить донесениям штаба 167 сд, её части уже прошли. Но доказать, что информация из штаба 167 сд является ошибочной и не соответствует действительности, ему было трудно. Чибисов опять мог заподозрить его в недостатке решимости и неспособности заставить подчинённых выполнить приказ и скорее поверить бравым донесениям штаба «возглавившей» наступление дивизии, чем «отстающему от пехоты» командиру 2 ТК с уже подмоченной репутацией.

Однако бой продолжался и ночью, и, оторванные Чибисовым от своих частей, командир и комиссар 2 ТК оказались в положении, когда могли судить об изменениях в обстановке только по информации офицеров опергруппы штаба армии. Те, в свою очередь, получали её от подчинённых частей и не имели ни времени, ни возможности её проверить. Тем не менее в документах штаба опергруппы полученные из частей донесения выдавались уже за совершенно достоверные. Одним из последних перед отъездом Лизюкова и Ассорова из Лукино было новое донесение из штаба 167 сд, выдержки из которого приведены немного ниже. Для вывода о том, что на пути 2 ТК уже не осталось естественных препятствий с организованной ПТО противника, это повторное донесение, пожалуй, было решающим.

Впоследствии, наконец-то разобравшись, чего стоили бодрые донесения о продвижении и якобы занятых дивизиями передовых рубежах, начальник штаба 38-й армии (бывшей опергруппы Чибисова) с негодованием писал: «Недопустимая распущенность, недисциплинированность и отсутствие чувства ответственности в штабах дивизий, допущенные в момент управления войсками опергруппы штаба фронта, привели к игнорированию требования штаба армии и почти к абсолютному неведению в обстановке на фронте, исключающему правильное, своевременное реагирование на ход операции» [197]197
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 5. Д. 258. Л. 10.


[Закрыть]. (Выделено мной. – И. С.) Но произошло это только потом… А в то раннее утро штаб армии, не перепроверив поступившее донесение, выдал его Лизюкову за «чистую монету».

К 6 часам утра, сообщали из штаба 167 сд, два передовых полка дивизии на правом фланге вышли на юго-западную опушку рощи южнее выс. 188,5, оказавшись «у развилки дорог на безымянной высоте в 4 км западнее Каверье» [198]198
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 5. Д. 251. Л. 8.


[Закрыть], а на левом фланге захватили овраг с рощей юго-западнее Чуриково и передовыми частями дошли «до водораздела» на высоте юго-восточнее [199]199
  Там же.


[Закрыть]. Получалось, что вечернее донесение полностью подтверждалось, и за ночь пехота 167 сд не только не отошла назад, но и продвинулась вперёд, и путь для 2 ТК до поворота на Медвежье был уже свободен.

С такой «достоверной» информацией Лизюков и Ассоров отправились с КП Чибисова назад, в Большую Верейку, чтобы как можно скорее организовать выход 26 и 27 тбр к «сражавшемуся»у Медвежьего 89 тб. Не пробиваться с боем, не прорывать вражескую оборону, а, как написано в документе, «выдвигаться по маршруту» [200]200
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 50. Д. 1. Л. 304.


[Закрыть], словно речь шла о простом марш-броске в назначенный район.

Никто из них ещё не знал тогда, что этот роковой «маршрут» вскоре приведёт их не к 89 тб, а к затаившимся в засаде немецким противотанковым орудиям…

Как погиб и где похоронен генерал Лизюков?

(Первоначальный вариант опубликован в журнале «Военно-исторический архив», сентябрь 2006 г.)

Вопрос о гибели и захоронении генерала Лизюкова волнует исследователей уже не одно десятилетие. Когда в студенческие годы я заинтересовался темой боевых действий под Воронежем в годы Великой Отечественной войны и начинал собирать материалы о боях лета 1942 года, доступные тогда источники и литература о гибели генерала Лизюкова сообщали крайне мало и представляли примерно следующую картину событий: обескураженный неудачей наступления, генерал сам сел в танк и лично пошёл в атаку, в которой и погиб… В военной энциклопедии я нашёл дату гибели Александра Ильича Лизюкова – 25 июля 1942 года. За датой гибели в тексте следовала странная формулировка – «близ села Медвежье» [201]201
  Советская военная энциклопедия. М.: Воениздат, 1977. С. 645.


[Закрыть], из которой нельзя было однозначно понять: погиб генерал близ села Медвежье или же похоронен там.

Другие источники были тогда мне, студенту советской эпохи, недоступны, и я принял на веру официальные данные уважаемой энциклопедии. Но уже в то время в результате исследовательской работы и многочисленных походов по местам боёв, где мне часто доводилось беседовать с местными жителями, я серьёзно усомнился в том, что в июле 1942 года генерал Лизюков действительно мог быть похоронен в Медвежьем. Основанием для такого вывода были простые логические рассуждения.

Село Медвежье находилось тогда в тылу немецких войск примерно в 15 километрах от линии фронта, и было трудно представить себе, чтобы погибшего на передовой генерала возможно было похоронить в немецком тылу. Из разговоров с местными жителями я узнавал самые разные, порой невероятные версии о гибели и месте захоронения генерала Лизюкова, перечислять которые сейчас не имеет смысла. Из всего услышанного тогда я сделал вывод, что, скорее всего, генерал Лизюков был похоронен в селе Большая Верейка, но могила его странным образом затерялась…

Шло время, я продолжал заниматься исследовательской работой и собирал всё больше материалов по интересующей меня теме. И все эти годы мне не давал покоя один из главных для меня вопросов: что случилось с 5-й танковой армией и генералом Лизюковым? Я понимал, что изданная к тому времени литература мемуарного и исторического характера не даёт полной ясности в этом вопросе, а некоторые авторы, вероятно, грешат против истины, поэтому узнать, что же было на самом деле, я смогу, работая с архивными документами. На излёте советского времени я получил доступ в Центральный архив Министерства обороны, где долгое время исследовал имеющиеся там архивные материалы, а спустя годы смог изучить и трофейные немецкие документы в национальном архиве США. Сопоставляя все эти документы с опубликованными ранее работами разных авторов, можно, на мой взгляд, наиболее полно и основательно судить о том, где же всё-таки могут покоиться останки генерала Лизюкова.

Начнём с обстоятельств гибели Александра Ильича. В нашей мемуарной литературе по этому вопросу существует самый настоящий разнобой. Попробуем выяснить, где же истина. Чтобы лучше понять суть разногласий и противоречий, надо сказать о том, что авторы послевоенных публикаций не знали или не учитывали хронологической последовательности, в которой летом 1942 года проходило выяснение судьбы генерала Лизюкова, а это, в свою очередь, привело к неясностям и даже искажениям в этом вопросе. Следует помнить, что в конце июля 1942 года вопрос о судьбе генерала Лизюкова был во многом неразгаданной загадкой.

Фактически для штаба 2 ТК, равно как и для штаба всего Брянского фронта, командир 2-го танкового корпуса генерал-майор Лизюков 23 июля 1942 не погиб, а пропал без вести. К тому времени он уже не был командующим 5-й танковой армией, расформированной пятью днями раньше, но большинство бойцов и командиров, воевавших тогда на этом участке фронта, об этом не знали и по-прежнему считали его командующим армией.

Что же произошло 23 июля 1942 года? Рано утром в тот день генерал-майор Лизюков вернулся в корпус от командующего опергруппой Брянского фронта генерал-лейтенанта Чибисова. Наступление 2 ТК проходило неудачно, Чибисов в категоричной и грубой форме требовал продвижения вперёд, не желая слушать объяснения Лизюкова. После тяжёлого разговора и полученного приказа лично возглавить наступление Лизюков приказал командиру 27 тбр быстрее выдвигать бригаду вперёд, сказал, что пойдёт следом, и на приготовленном ему танке КВ 27 тбр выехал вместе с полковым комиссаром Ассоровым из Большой Верейки [202]202
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 50. Д. 1. Л. 304.


[Закрыть]. В штабе корпуса знали, что командир пошёл вперёд вместе с 26 и 27 тбр на соединение с ушедшей в прорыв сутки назад 148 тбр, от которой не поступило за всё это время никаких известий. Поэтому отсутствие командира корпуса в штабе в течение всего дня 23 июля не вызвало у штабных работников серьёзной тревоги: Лизюков, полагали они, руководит боем корпуса из своего танка в боевых порядках бригад.

О том, что командир корпуса так и не вернулся назад, в штабе 2 ТК стало известно только в ночь на 24 июля [203]203
  Там же.


[Закрыть]. Запросы в бригады не дали результатов – там тоже не знали, где может находиться Лизюков. К примеру, сам командир 27 тбр, подготовивший ему танк КВ, только в два часа ночи узнал о том, что комкор не возвратился. В ночь на 24 июля, когда на боевые порядки наших войск вышли с немецкой стороны некоторые оставшиеся в живых танкисты 148 тбр, выяснилось, что в последнем отчаянном бою никто из них также не видел Лизюкова. Значит, командир 2 ТК так и не добрался до 148 тбр.

На рассвете 24 июля командир 27 тбр послал на разведку два лёгких Т-60, которые должны были пройти по предполагаемому маршруту командира корпуса в поисках его КВ, но из-за огня вражеской артиллерии разведчики далеко продвинуться не смогли и вернулись назад ни с чем [204]204
  Там же. Л. 302. Показания капитана Лучникова.


[Закрыть]. Лизюкова нигде не было, и в штабе корпуса не знали, что и думать.

Растерянность всё больше сменялась тревогой, но никакой информации, которая как-либо могла прояснить судьбу пропавшего командира, в штабе корпуса по-прежнему не было.

Судя по всему, первое донесение, которое неожиданно приоткрыло завесу тайны над судьбой генерала Лизюкова, пришло из 26 тбр. Военфельдшер бригады Муссоров доложил своему командованию о том, что в медсанвзвод бригады поступил раненый из другой бригады, из рассказа которого выходило, что генерал-майор Лизюков погиб. Выяснилось, что поступивший раненый был старшим сержантом Мамаевым Сергеем Николаевичем, который сообщил, что он, младший механик-водитель 27 тбр, 23 июля 1942 года находился в танке КВ вместе с генералом Лизюковым и полковым комиссаром Ассоровым, когда танк был подбит, а генерал убит [205]205
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 50. Д. 1. Л. 304.


[Закрыть].

Но опросить Мамаева лично Сухоручкину, скорее всего, не удалось, поскольку он после первичной обработки осколочного и пулевого ранений был отправлен в госпиталь, поэтому обо всех деталях случившегося стало известно со слов военфельдшера Муссорова, на основании которых и был составлен письменный доклад [206]206
  Там же.


[Закрыть].

Из рассказа Муссорова выходило, будто танк КВ, в котором находился Мамаев вместе с генералом Лизюковым, был неожиданно обстрелян и подбит, при этом Лизюков был или тяжело ранен, или сразу убит. От попадания снаряда в танке погиб старший механик-водитель, а стрелок-радист был убит, как только выбрался наружу. Сам Мамаев также вылез из танка, был дважды ранен, но всё же успел спрятаться во ржи и поэтому остался в живых. Притаившись там, он своими глазами видел то, что произошло дальше. Немецкие автоматчики залезли в танк, срезали у генерала планшет, достали оттуда бумаги и рассматривали их… [207]207
  Там же.


[Закрыть]

Кстати, из рассказа Муссорова было неясно, что случилось с полковым комиссаром Ассоровым, поскольку о нём военфельдшер в своём рассказе не упомянул. В силу того, что сам Муссоров лично не видел всего произошедшего, а всего лишь пересказал услышанное им, ему нельзя было задать какие-либо дополнительные вопросы, а потому все обстоятельства исчезновения Лизюкова так и остались до конца не выясненными.

Командиры из штаба корпуса оказались в затруднительном положении: насколько достоверным можно было считать сообщение Муссорова? Является ли оно достаточным основанием для того, чтобы утверждать, что генерал-майор Лизюков погиб? Но, поскольку никаких других сведений о судьбе пропавшего Лизюкова они не имели, им приходилось исходить только из услышанного рассказа военфельдшера. Танк Лизюкова так и не обнаружили, тело не было найдено, а никто другой из членов экипажа, кроме раненого Мамаева, не вернулся назад.

24 и 25 июля, в те самые дни, когда ещё был шанс попытаться обследовать поле боя в поисках пропавшего генерала, на участке наступления 2-го танкового корпуса шли тяжёлые бои, бригады не могли пробиться вперёд из-за жестоких бомбёжек и губительного огня немецкой артиллерии. Силы корпуса таяли, наступление заглохло, войска выдохлись. Кроме того, 24 июля на соседнем участке противник нанёс сильный контрудар и большой группой танков с мотопехотой вышел на фланг нашей ударной группировки. Для 1 ТК к исходу 25 июля возникла угроза окружения. Бригады 2 ТК отошли на 10–15 километров в тыл ещё во второй половине дня 24 июля, а после отхода 1 ТК и стрелковых частей с рубежа реки Большая Верейка поле боя было оставлено противнику.

Тем временем расследование чрезвычайного происшествия вышло за рамки штаба 2-го танкового корпуса и перешло под контроль автобронетанкового отдела штаба Брянского фронта. Было проведено изучение обстоятельств случившегося, но главного – организовать подробное обследование мест боёв – сделать было уже невозможно: район наступления корпуса 21–23 июля оказался в немецком тылу. Однако проводимое штабом Брянского фронта расследование всё же дало свои результаты.

Из штаба 1-го танкового корпуса поступило сообщение о том, что во время боёв южнее Большой Верейки разведчики 1 ТК обнаружили на поле боя подбитый танк КВ. Они подошли к нему, но внутрь танка не заглядывали. Разведчики рассказали, что видели свисающее с башни тело убитого танкиста с 4 прямоугольниками в петлицах.

Это уже говорило о многом: четыре прямоугольника означали полкового комиссара, которым в то время и в том районе мог быть только пропавший без вести полковой комиссар Ассоров… Значит, с большой долей вероятности можно было утверждать, что разведчики видели в тот день именно тот самый КВ, на котором в то злополучное утро отправился из Большой Верейки и сам Лизюков.

Дальнейшее же сообщение разведчиков 1 ТК могло быть, пожалуй, наиболее веским основанием, чтобы утверждать, что командир 2 ТК генерал-майор Лизюков погиб. Приблизительно в ста метрах от танка, во ржи, они обнаружили, как написано в документе, «труп красноармейца». В кармане комбинезона погибшего была найдена вещевая книжка на имя Лизюкова… [208]208
  ЦАМО. Ф. 202. Оп. 50. Д. 1. Л. 304.


[Закрыть]

Судя по имеющимся в архиве документам, лицам, проводившим расследование обстоятельств исчезновения генерала Лизюкова, стало известно об этих свидетельствах только к концу июля 1942 года. Никаких достоверных данных о том, где был захоронен генерал Лизюков, в штабе Брянского фронта не было. Более того, полученные в ходе расследования материалы не давали и каких-либо оснований считать, что тело командира 2-го танкового корпуса вообще было предано земле. Со слов людей, слышавших рассказ единственного очевидца, а также на основании показаний разведчиков 1 ТК выходило только, что генерал Лизюков погиб. Но возможно ли было утверждать это с полной уверенностью?

Действительно, если подходить к этому вопросу исключительно с точки зрения формальной логики и принимать во внимание только факты, то надо признать, что бесспорных доказательств гибели Лизюкова у полковника Сухоручкина не было. В силу того, что голова найденного во ржи «красноармейца» была раздавлена, провести визуальное опознание трупа было невозможно. Поэтому единственным основанием предполагать, что разведчиками был найден именно генерал Лизюков, являлась вещевая книжка, обнаруженная в кармане убитого. Но насколько веским можно было считать такое основание?

Анализируя документы и размышляя над известными нам сегодня фактами, нельзя не заметить возникающих при этом вопросов, на которые теперь трудно дать однозначный ответ. Попробуем разобраться в существующих противоречиях и неясностях.

В докладе полковника Сухоручкина было написано, что разведчики из 1-го танкового корпуса обнаружили вещевую книжку Лизюкова на трупе красноармейца. Возможно ли говорить здесь об ошибочной формулировке в тексте доклада, предполагая, что его автор попросту использовал наиболее общий термин для обозначения военнослужащего Красной армии? Или вывод о том, что найденный труп – это труп красноармейца был сделан разведчиками? Но если это так, то почему они решили, что погибший был красноармейцем? Утверждать это они могли, исходя только из внешнего вида, обмундирования погибшего.

Известно, что Лизюков надевал комбинезон и простые солдатские сапоги, когда садился в танк [209]209
  Кривицкий А.Не забуду вовек. М., 1963. С. 237.


[Закрыть], что и было в тот день, когда он собирался пробиться на соединение с ушедшей в прорыв бригадой. Поэтому естественно, что наши разведчики могли увидеть на убитом не генеральский китель, а комбинезон без знаков различия. Но… вряд ли можно предположить, что, садясь в танк, Лизюков надел комбинезон на голое тело или на нижнее бельё. Скорее всего, он надел комбинезон поверх полевой формы, на которой были знаки различия.

В этом случае разведчики легко бы установили звание убитого, стоило им всего лишь расстегнуть комбинезон и взглянуть на петлицы. Вспомним: разведчики заметили у свисавшего из башни танка убитого танкиста 4 прямоугольника в петлицах, что позволило установить, что это был полковой комиссар Ассоров. Представляется маловероятным, чтобы, найдя у убитого «красноармейца» вещевую книжку Лизюкова, разведчики не осмотрели бы обнаруженный ими труп подробнее и не установили бы воинского звания погибшего по знакам различия. Но иного подтверждения личности и звания убитого, кроме как по вещевой книжке, разведчики не сообщили. Из этого можно сделать вывод, что они не нашли на одежде убитого каких-либо знаков различия, поскольку их не было. Почему?

Генерал-майор Лизюков был награждён «Золотой Звездой» Героя Советского Союза и другими наградами, которые должны были быть на его полевой гимнастёрке. Если предположить, что, садясь в танк, он надел комбинезон поверх неё, то после гибели награды генерала можно было бы обнаружить под комбинезоном. Но так же, как и о знаках различия, разведчики ни словом не обмолвились о каких-либо наградах, найденных ими на обмундировании убитого. Значит, наград тоже не было. Исходя из всего этого, следует говорить только о двух возможных версиях случившегося.

Версия первая: найденный труп не был трупом генерала Лизюкова и действительно был трупом убитого красноармейца. Но тогда опять возникает вопрос: каким образом у красноармейца оказалась вещевая книжка на имя Лизюкова?

Версия вторая: разведчики на самом деленашли тело убитого генерала, но на его одежде не было никаких признаков, позволявших, по крайней мере, сказать, что погибший был из числа лиц комначсостава. Почему?

Думаю, что одним из возможных объяснений этому могло бы быть следующее: после гибели Лизюкова немецкие солдаты срезали с его гимнастёрки все награды, равно как и знаки различия, поэтому наши разведчики и не обнаружили их под комбинезоном генерала.

Но и тут остаётся вопрос. Даже если все награды и знаки различия были бы срезаны немцами, сама гимнастёрка все же оставалась бы под комбинезоном… Наверное, разведчики отличили бы красноармейскую гимнастёрку от комсоставовской…

Ветеран войны из Воронежа А. П. Шингарёв в беседе со мной сразу заявил:

«По одному обмундированию, пусть даже без знаков различия, я бы сразу отличил красноармеец это или офицер».

Значит, гимнастёрки под комбинезоном тоже не было? Тогда следует допустить, что солдаты противника не стали срезать знаки различия и награды, а попросту вообще сняли гимнастёрку с убитого вместе со всеми наградами и унесли с собой?

К сожалению, в который раз перечитывая скупые строки донесения, обо всём этом сейчас можно только догадываться. Конечно, военные документы являются в нашем поиске важнейшим источником, но, увы, у этого источника ничего не спросишь…

На все возникшие вопросы могли бы ответить только разведчики, обнаружившие труп, но по горячим следам событий их не опросили или же не посчитали нужным записывать всего того, что они рассказали, и интересующие нас сейчас детали так и остались не выясненными. А потом было три долгих года войны, после которой теперь прошло ещё более 60 лет, и сейчас вряд ли можно рассчитывать на то, что мы когда-нибудь узнаем, почему разведчики сказали, что найденный ими убитый – красноармеец.

В заключение, пожалуй, надо сказать ещё об одном странном обстоятельстве, объяснить которое теперь тоже непросто. Согласно рассказу Мамаева, генерал Лизюков был убит или тяжело ранен ещё в танке. Он так и остался там, ведь позже Мамаев видел, как немецкие автоматчики забрались в танк и срезали у генерала планшетку с документами и картами, поэтому утверждение о том, что после попадания снаряда в танк Лизюков остался невредим, выбрался из танка и был убит уже после этого, противоречит рассказу Мамаева. Но если это так, то каким образом труп Лизюкова мог оказаться в 100 метрах от танка, где его и обнаружили разведчики из 1 ТК? Кто-то тащил убитого, а потом бросил?

Если это так, то, возможно, это были те самые немецкие автоматчики, которые залезли в танк и по знакам различия, наградам и документам поняли, что перед ними важный русский офицер, после чего решили доставить его труп своему командованию. Но, протащив убитого около сотни метров, решили по какой-то причине бросить его и в качестве доказательства своей победы захватить с собой генеральский китель с наградами и планшетку с документами.

Можно предположить также, что в результате попадания снаряда в танк Лизюков был не убит, а только тяжело ранен и потерял сознание. Солдаты же противника посчитали, что он мёртв, когда срезали планшетку. Позже генерал пришёл в себя и сумел выбраться из танка и проползти около 100 метров, после чего наступила смерть.

Но ползти с раздавленной головой невозможно, значит, ранение такой тяжести он мог получить только на том месте, где его обнаружили в поле. Однако разведчики не сообщили о каких-либо других повреждениях, обнаруженных ими на трупе, из чего следует, что единственным ранением найденного неподалёку от танка красноармейца и было не совместимое с жизнью повреждение головы. Но может быть, разведчики внимательно и не осматривали найденного ими убитого и, увидев раздавленную голову, не обратили внимания на другие ранения? Вопросы остаются…

Думаю, что в июле – августе 1942 года при тщательном анализе всех обстоятельств исчезновения командира 2 ТК у некоторых работников особого отдела возникли определённые сомнения, если не сказать подозрения…

Теоретически вполне можно было допустить, что обнаруженный разведчиками труп в комбинезоне без знаков различия не был трупом генерала Лизюкова, а вещевая книжка на его имя была специально оставлена в комбинезоне, чтобы нашедшие её пришли к выводу о гибели генерала. А что, если эго ловко сработанная инсценировка с целью сбить с толку следствие?

Некоторые из этих сомнений вполне можно понять и сегодня, если подходить к случившемуся с теми неверием и подозрительностью, которые расцвели в нашей стране пышным цветом ещё в предвоенное время и, тем более, стали неотъемлемой частью времени военного. Наибольшие опасения в те дни, пожалуй, вызвало не предположение о гибели Лизюкова, а о том, что он попал в плен…

Более того, у работников особых отделов, призванных неутомимо искать и выявлять вражеских шпионов, всевозможные контрреволюционные элементы и предателей в частях Красной армии (чем надо было постоянно показывать нужность своей работы), факт исчезновения командира части должен был привлечь к себе пристальное внимание и вполне мог привести к расследованию, где главным был бы вопрос: а не мог ли пропавший без вести командир перейти к врагу?