Текст книги "Неведомые тени (СИ)"

Автор книги: Игорь Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Annotation

Другое место, другое время, другие вопросы, новые проблемы. Выпутываясь из их клубка, найдет ли герой нужные ему ответы? Сможет ли выяснить, что такое «распад» и встретится ли со странным «нечто», обитающим рядом с Бьенором?

Неведомые тени

От автора

Предисловие

Часть 1

Часть 1

Часть 1

Часть 1

Часть 1

Часть 1

Часть 1

Часть 2

Часть 2

Часть 2

Часть 2

Часть 2

Часть 2

Часть 2

Часть 2

Часть 3

Часть 3

Часть 3

Часть 3

Часть 3

Часть 3

Часть 3

Эпилог

Неведомые тени

От автора

Вы открыли третью книгу цикла «Касание пустоты» и я хочу предупредить вас, что это очень опасно. Если вы не читали первые книги серии, закройте ее, сделайте два глубоких вдоха и исправьте эту ошибку. Вы можете проигнорировать совет, но тогда ответственность за нанесенный вашему восприятию реальности вред целиком ляжет на вас! Здесь содержатся спойлеры, после которых начало цикла будет восприниматься иначе, чем если бы вы читали с первых книг.

Я благодарен за внимание всем читателям. Спасибо, что ждали продолжения! Меня очень вдохновляют лайки и комментарии к книге. Честно сознаюсь, я регулярно обновляю страницу автора, чтобы не пропустить их. Но, очень прошу, в комментариях к этой книге быть аккуратными и любые замечания, касающиеся сюжета, прятать под плашку «спойлер».

А теперь, прежде чем открывать следующую страницу, еще раз убедитесь, что первые две книги цикла уже прочитаны.

Предисловие

А вы настойчивы. Листаете страницы. Что же, ничего не могу с этим поделать. Но помните, открывая первую главу книги, вы должны быть готовы принять последствия своего решения. И если уверены… да хранит вас неопределенность Гейзенберга! Листайте дальше и ставьте книге сердечки.

Приятного чтения!

Часть 1

Прошлое. Глава 1

Что такое реальность? Как мы ее воспринимаем, оцениваем, примеряем к себе?

Люди вокруг меня слышали мои крики, хрипы и стоны. Но кричал ли я внутри своей реальности? Нет. Я рождался. Как песчаная буря в пустыне, я собирался из песчинок своего прошлого бытия, ведомый ветром привязанностей и ценностей прошлого мира. Ощущал ли я боль? Нет. Я ощущал рождение. Из пустоты, из бесконечного пространства, я извлекал себя. Незрячими глазами я видел это таинство – воссоединение частиц в облик и попытки облика обрести сознание.

Но я слишком долго не был собой. Так долго, что рождение не давало мне меня. Оно выплюнуло лишь тело, которое теперь корчилось в кашле, пытаясь раскрыть бесполезные легкие, металось по земле, вспоминая, что значит жить – дышать, мыслить, совершать поступки и нести за них ответственность.

Это тело не помнило, что есть глаза, которые могут посылать в мозг зрительные сигналы. Уши, которые передают звук. Голосовые связки, способные воспроизводить речь. Но сейчас ему это было и не нужно. Сейчас следовало лишь научится дышать, чтобы выжить в этой реальности.

Легкие обжигало будто огнем, но они продолжали раскрываться, а я, кажется, дышал, захлебываясь кашлем. Перед глазами сменяли друг друга световые пятна. Сфокусироваться на них я пока даже не пытался, все силы уходили на дыхание.

Я не знал, что я такое. Из чего состою, кроме горящих огнем легких. Я чувствовал движение вокруг. Возможно, даже движение себя самого, но не понимал, что и где двигалось.

Позже пришли звуки. Я не различал их, как продолжал не различать световые пятна, но слышал.

Кто я? Что со мной происходит? Зачем я?

Ко мне возвращалась чувствительность. Было странно, что теперь я оказался довольно компактно расположен в пространстве. Подчинить мозгу свои части не получалось – они жили собственной жизнью. Еще не выстроились нужные связи.

Откуда я знал это? Не представляю. Но я терпел. Чувствовал, что нужно ждать. Покорился своему бессознательному.

Спустя какое-то время из общего звукового фона выделился отдельный звук, который начал меня раздражать. Он был монотонный, повторяющийся, все время один и тот же. Остальные звуки лились волнами, то набегая, то исчезая. А какие-то были столь деликатны, что не причиняли неудобств. Но вот именно этот назойливый звук никак не прекращался.

Пока я пытался бороться с ним, обнаружил, что со светом дела тоже не ладятся. Свет менялся. Он становился то ярче, то темнее. Подчинялся какому-то собственному ритму, но иногда в него кто-то вмешивался и свет разгорался прямо у меня на сетчатке глаза, выжигая ее, как бумажку. В такие моменты где-то рядом появлялись и особые звуки, отличающиеся от обычных. В них ощущалась какая-то последовательность и эмоции. Система, организованность. Это был не пустой шум.

Я продолжал ждать. И был вознагражден за это. В какой-то момент световые пятна начали складываться в рисунок. Мой мозг узнавал его, но пока не передавал информацию в сознание. Однако я понимал, что рисунок мне нравится. Почему? Не знаю. С каждой сменой яркости света, я видел его все четче. Мог уже разглядывать не только крупные детали, но и мелкие.

«Окно», – однажды прорвалось в мое сознательное. «Стена, дверь».

Я всматривался, пытаясь и остальные детали вывести на сознательный уровень. Но тут то, что я уже осознал оказалось загороженным тем, что пока еще было не осознано.

Меня коснулся организованный набор звуков. Мозг соотнес их с тем, что видели глаза, и отдал на уровень сознания информацию, что организованные звуки издает этот объект.

Я сфокусировался на нем, но его облик на уровень сознательного никак не выходил. Пришлось оставить попытки. Я перевел взгляд на поддавшуюся осознанию дверь и только тогда заметил еще два объекта, похожие на первый, неопознанный. Они так же издавали организованные звуки и кажется, взаимодействовали друг с другом.

Я перетерпел их присутствие, и когда они наконец исчезли, снова стал разглядывать окно и стены. Из разрозненных пятен один за другим складывались образы окружающих меня предметов. Среди них я неожиданно нашел источник назойливого звука. Он был недалеко, но заставить его замолчать я не мог.

Объекты продолжали периодически появляться, нарушая мой установившийся порядок изучения внешнего мира. Я понял, что свет высокой яркости, который периодически попадал мне в глаза, делал это не случайно, а его приносили с собой объекты. И в очередное их появления попытался увернуться от направленного света. Объекты оживились. От них стало исходить много звуков, а мне очень хотелось, чтобы они ушли. Но тут мозг поднял из памяти новое понятие – человек. Передо мной был человек. Звуками он обменивается информацией с другими людьми. Привлекает к себе внимание. «Разговаривает». И вот сейчас, судя по тому, что я видел, он привлекал именно мое внимание. Набор звуков повторялся, и человек, продолжая говорить, положил руку на мое плечо.

Толчком пришли новые понятия – плечо, руки, голова, грудь. Я дернулся и поднял часть себя, которой до этого не способен был управлять. «Рука», – подсказал мозг. Я перевел взгляд со своей руки на ту, что держала меня за плечо. Похожи. Значит, я тоже человек?

Люди стали приходить чаще. Через несколько их попыток установить со мной звуковой контакт, они стали выводить меня из привычного положения. Оказалось, у меня много что гнется в теле. Я мог принять разные позы, и как только у меня что-то получалось, мозг подсказывал: «сел, встал, сделал шаг». Я учился садится и вставать. Я учился ходить.

Одного меня больше не оставляли, теперь рядом постоянно были какие-то люди. Плохо было, что что меня никак не получалось выделить смысл из издаваемых ими звуков. Я чувствовал, что это важно, нужно добиться, чтобы звуки стали осознаваемыми.

Однажды открыв глаза, я вспомнил еще понятия: утро, вечер, ночь – время суток. Сутки. Сон и бодрствование. Вот, например, сейчас я проснулся после ночного сна. За окном утро.

– Как спалось? – спросил человек, который дежурил в моем помещении.

Я вздрогнул. «Это слова», – подсказал мозг. «Это вопрос, на него нужно ответить».

– Спалось, – хрипло и невнятно зазвучал я.

«Это голос. Ты разговариваешь», – подсказал мозг.

Человек встрепенулся, подошел ко мне, встал напротив и повторил:

– Да. Как спалось?

– Спалось, – постарался я закрепить успех. – Мне… спалось.

– Хорошо, – четко выговорил человек, а потом быстро что-то зачирикал, подняв руку к лицу.

Это мне уже не удалось распознать. И я отвлекся. Встал, подошел к окну. Смаковал в голове это странное слово – спалось.

Появились еще люди. Они обступили меня. Опять светили мне в глаза. Пытались разговаривать, но больше издаваемые ими звуки не опознавались. И я отвлекся от их суеты.

Обошел людей и уставился на неприятную штуковину, издававшую раздражавший меня навязчивый звук. Мозг не спешил вывести на сознательный уровень информацию о ней, но она мне не нравилась. И навязчивый звук тоже не нравился.

Обернувшись к людям, я ткнул в штуковину пальцем.

Они замолчали и замерли, ожидая моих дальнейших действий.

Я снова повторил свой жест, собрал весь мозг в кулак и просипел:

– Шум. Убрать! – и опять ткнул в штуковину пальцем.

– Не нравится звук? – медленно, четко выговаривая слова, произнес один из людей.

Что значит «не нравится» я пока не понимал. Но кивнул.

– Убрать. Звук.

Человек протянул руку, и штуковина тут же замолчала. Я облегченно вздохнул и кивнул, подтверждая, что именно этого и хотел.

Несколько дней подряд никаких новых сведений на сознательный уровень мне не приходило. Я наслаждался фоновыми звуками без навязчивого писка. Вслушивался в речь людей, почти ничего, впрочем, в ней не понимая.

Мне показали процесс складывание в рот какой-то субстанции. Человек сказал – это «есть». Процесс был странный, я не понимал, чего от меня хотят, пока один из людей не сел напротив и не показал все на себе. Субстанцию нужно было не просто сложить в рот, дальше требовалось сделать горлом движение, после которого субстанция проваливается внутрь живота. Мне не понравилось так делать, и я категорически отказался.

Человек не настаивал, но отправил меня лежать, и снова воткнул мне в руку иголку. Это тоже было неприятно, но более терпимо, чем пытаться что-то складывать в рот.

А еще через пару дней ночью что-то случилось. Я видел… я видел свою жизнь. Другую, не ту, что теперь. Я видел людей, которые меня окружали. Я совсем не помнил их имен, но меня окружали их лица, их поступки, их тепло. Мне нужно было к ним. Любой ценой. Они помогут мне найти себя.

Утром я проснулся решительным. Я понял, зачем я здесь и чего хочу. Осталась одна деталь – объяснить это людям, которые меня сейчас окружали.

– Доброе утро, – привычно сказал человек, увидев, как я открыл глаза.

– Доброе утро, – старательно повторил я.

– Как спалось? – человек внимательно меня разглядывал.

– Я спал хорошо.

Мне приходилось судорожно собирать в голове пазл из знакомых слов. Человек хотел выйти из комнаты, но я встал и удержал его за плечо.

– Мне нужно, – никак не мог сообразить, как продолжить эту фразу. И вдруг вспышкой мелькнули новые слова. Я даже не потрудился задуматься об их значении, я просто знал, что они верные, именно их нужно сейчас сказать.

– Мне нужно, – уже увереннее повторил я. – Коломойцев. Ву Жоу. Эванс… Эванс… Дюкре.

– Очень хорошо, – обрадовался человек, снова подняв руку к лицу. – Повторите.

– Коломойцев, – постарался я выговорить как можно четче. – Ву Жоу. Эванс. Дюкре.

– Сейчас поищем, – человек успокаивающе потрепал меня по руке и вышел.

Коломойцев. Ву Жоу. Эванс. Дюкре.

Я старался сохранить это в памяти. Это было важно. Я чувствовал, что это важно.

К вечеру в комнату пришли еще люди. Этих я раньше не видел. Одеты они были в какую-то темную одежду и выглядели крайне недружелюбно.

– Коломойцев Артем Витальевич? – строго спросил один из них.

Во мне вспышкой стрельнуло узнавание.

– Да, – я энергично кивнул. – Артем Витальевич, да.

– Похож? – Спросил этот же человек у другого, так же одетого в темное.

Тот посмотрел на плоский предмет у себя в руках, потом снова на меня.

– Да, вполне. Похудел и волосы сострижены, но сходство есть. Программа показывает восемьдесят шесть процентов, что очень неплохо в данной ситуации. Он и есть. Остальных из списка не знаю, вроде в той группе таких не было. Но может приблудились, место туристическое.

Я не понимал, о чем они говорят. Пытался, но не понимал.

– Артем Витальевич, – между тем, заговорил первый. – Мы рады, что вас нашли и с вами уже почти все в порядке. Если вспомните какие-то подробности своего спасения или что-нибудь, что поможет в поисках тел остальных членов вашей группы, пожалуйста, незамедлительно свяжитесь с нами. Документы будут готовы в течение недели, но получить их на руки вы сможете только после выписки, в отделении полиции. В больнице вам подскажут, как туда добраться. Желаем скорейшего выздоровления.

На этом они едва заметно кивнули и покинули комнату.

Документы? Выписка? Все в порядке?

– Коломойцев! – жалко скрипнул я им вслед. – Артем Витальевич!

– Мы поняли, – кивнул человек в сером, уже выходя за дверь. – Поправляйтесь.

Я бессмысленно таращился на закрытую дверь.

Что-то было не так. Я делал что-то не так. Ко мне не пришел никто из тех, кого я видел ночью. Коломойцев, Ву Жоу, Эванс, Дюкре… Почему они не пришли?

Я повторял и повторял имена, как заклинание.

Некоторое время новых успехов в осознании окружающего не было. Пришел новый незнакомый человек. Он говорил что-то про нарушение ритмов ЭЭГ, потерю электронной активности мозга, проблемы с нервными окончаниями. Много слов, они должны были что-то значить. Но пока не значили для меня ничего. Я кивал. А про себя продолжал повторять: Коломойцев, Ву Жоу, Эванс, Дюкре.

Слова возвращались постепенно. Я перестал замечать, как новые понятия вываливаются в сознание. Но в какой-то момент вдруг обнаружил, что довольно свободно разговариваю с врачами и знаю, что это врачи. Я могу обсудить с ними синхронизацию и ритмы ЭЭГ, погоду за окном и печеночный пирог. Есть самостоятельно меня уже научили и сейчас я свободно различал блюда, которые приносили на завтрак, обед, ужин. Я вспомнил кофе, более того, смог победить кофейный аппарат в коридоре больницы и сделать в нем латте макиато, использовав два двойных эспрессо. А потом еще и объяснил медикам, чем обычный латте отличается от латте макиато. Мы долго спорили, насколько это различимо по вкусу, истратив все молоко в контейнере.

Но несмотря на явный прогресс, с головой у меня оказалось все плохо. Я много чего помнил. Помнил космические экспедиции к Проксиме. Помнил Лондон. Помнил друзей и любимую женщину. Помнил пояс астероидов и Сатурн. Только ничего этого быть не могло.

* * *

– Учебник по истории тебе выдать? – умильно сложив руки на груди, произнесла Анна Витальевна, психиатр больницы.

Сухая женщина лет восьмидесяти производила впечатление доброй прабабушки, цель которой – исключительно добиться перекормленного состояния правнуков. Но впечатление было ложным, как и мои воспоминания. Потому что ее цепкому уму можно было только позавидовать.

– И учебник тоже можно, – согласился я.

– Злиться бесполезно, – она придвинула ко мне нетронутую чашку с чаем. – Память – это ответная реакция разных групп нейронов на раздражители у тебя в мозгу. Синаптическая пластичность называется. По сути это постоянные изменения в силе связей между клетками мозга. Но вот что интересно, процедурная память, которая отвечает за действия, у тебя практически восстановилась. И декларативная семантическая тоже. Кофе-машиной, ты пользуешься прекрасно. А проблемы возникли на участке декларативной-эпизодической памяти, отвечающей за события. Твои ложные воспоминания имеют мнестический характер: они замещают пробелы в памяти прошлого, возникшие в результате травмы, которая, в свою очередь, привела к нарушению нейронных связей в мозге.

– Ладно, – я взял чашку в руки, покрутил, и так и не отхлебнув из нее чая, поставил на место. – Почему мы считаем, что то, что я помню – это ложные воспоминания?

– Возможно, – Анна Витальевна улыбнулась, так медицински дозированно, что меня передернуло, – Потому что сейчас на дворе две тысячи сорок восьмой год? И не существует межзвездных двигателей? Люди только-только термоядерные освоили и строят большую станцию на орбите Марса. Какую книгу ты читал последней? Может попробовать ее поискать по персонажам и сюжету?

– Книгу? – я оторопело уставился на врача.

– То, что ты рассказываешь, похоже на книгу. Или фильм.

– Я не помню.

– Ну так разминай свои синапсы. Поищи в сети, возможно найдешь сюжет, похожий на твои воспоминания, и это поможет вернуться к реальности. Скорее всего ты читал эту книгу незадолго перед травмой. Если она так запомнилась, могут быть и другие, связанные с ней ассоциации. Все, что тебе может дать больница – это таблетки для укрепления сосудов головного мозга, улучшения кровоснабжения и метаболизма. Витаминчики и антиоксиданты. А всю остальную работу придется проделать тебе самому.

Две тысячи сорок восьмой год. Выйдя из кабинета психиатра, я спустился вниз. Одежда у меня была только больничная, но рядом со служебным выходом висели куртки рабочих, которые мне разрешалось брать для небольшой прогулки. И я знал, какая именно куртка мне нужна в первую очередь. Та, у которой в кармане лежала пачка сигарет.

Весна и больница. Больница весной. История повторяется? Или я, начитавшись книг, пытаюсь подражать какому-то герою?

Я стоял под грушей и смотрел, как сигаретный дым путается в ее еще голых ветках. Две тысячи сорок восьмой год…

* * *

При выписке мне выдали комплект новой одежды. Размер в целом подошел, только брюки оказались коротковаты. Видимо, мой рост выходил за рамки типовых размерных рядов производителей одежды.

На коммуникатор мне закинули эпикриз, с которым следовало подойти в отделение полиции. Предварительно моя личность была установлена – Коломойцев Артем Витальевич. Теперь нужно было получить новые документы и пройти регистрацию в электронной системе учета. После этого я снова стану полноправным членом общества.

Очереди не было, но все равно пришлось взять электронный талончик. Вписанный в квадратик qr-кода номер повис над коммуникатором. За окошком сидел уставший служащий. Он протянул мне перчатку для снятия отпечатков пальцев, а затем выдал набор для получения образца ДНК. Я старательно повозил ватной палочкой за щекой, сунул ее в пластиковый контейнер и вернул обратно.

– Благодарю, – заученно произнес служащий. – Результаты проверки будут завтра. Подходите в это же время для окончательного оформления документов.

Я кивнул и вышел на улицу.

Город встретил меня хмурым небом и холодным ветром. Поплотнее укутавшись в бюджетную куртку, я зашагал к остановке. До дома пришлось ехать через весь Челябинск, сначала на метротрамвае, а потом на маршрутке. Такси взять не мог, так как банковский счет пока оставался заблокированным.

Ключа от квартиры у меня не было, но у дверей ждал комунальщик, который поднялся со мной на восемнадцатый этаж и прямо при мне прописал в замок новый.

Квартира оказалось малюсенькой. Студия. Кухня и спальня – два в одном. Светильники без изысков, скучные плафоны казенного вида. Умный дом откликнулся на браслет и подсветил кондиционер, холодильник, плиту. Шкаф стоял обычный, обои тоже простые, всего с тремя вариантами рисунка, без возможности загрузки дополнительных картинок. Кофемашины не было. Это удивило больше всего. Я любил кофе, уж это-то точно не могло быть ложным воспоминанием.

Оглядев унылую обстановку, я развернулся и спустился вниз. Когда подъезжал к дому, примерно в квартале от него я заприметил кофейню, и сейчас решил сбежать из своего неуютного жилья туда.

На улице меня окликнул какой-то хмурый мужчина:

– Тёмыч, вернулся что ли?

Я остановился, вежливо улыбнулся, собираясь ответить что-то нейтральное. Но мужчина, окинув меня взглядом, махнул рукой:

– Простите, обознался. Похожи.

И скрылся в подъезде, из которого я только что вышел.

До кофейни я дошел быстро. Она оказалась небольшой, и уютной. Бариста приветливо мне улыбнулась, приняла заказ и кивнула на свободный столик у окна. Пока я усаживался и разглядывал обстановку, она принесла кофе по-венски, а к нему маленькие булочки с маком и корицей.

Сначала я просто ел булочки, отщипывая от них по кусочку. Смотрел на улицу, пытаясь найти знакомые детали. Но ничего знакомого там не было. Когда булочки закончились, я открыл в коммуникаторе поиск и вывел список книг об экспедициях к Проксиме.Глядя на поисковую выдачу, невольно улыбнулся и отхлебнул кофе. Ну вот, сейчас-то все и узнаем о моем прошлом.

Часть 1

Прошлое. Глава 2

– У вас проблема, – сухо сообщил мне инспектор.

Что-то я даже не удивился. Молча смотрел на него, ожидая продолжения.

Но инспектор не стал утруждать себя объяснениями. Нажал на большую кнопку, вмонтированную прямо в столешницу, и вскоре к нам подошел коренастый мужчина с капитанскими звездочками на погонах.

– ДНК не совпадает с теми, что вбиты в базу, – кивнул инспектор в мою сторону.

– А пальчики? – Капитан открыл что-то на своем коммуникаторе.

– А пальчиков не было, не привлекался.

– Больничные документы где?

– Вот, – инспектор перелистнул изображение на экране. – Тут ДНК совпадает со снятым в отделе.

– Фото?

– По фото похож.

Довольно долго они молча рассматривали документы. Я, глядя на это, раздумывал, что будет, если мне сейчас никаких документов не выдадут. Стану бомжом? Буду жить под мостами в коробке… Хотя, на какой-нибудь помойке можно и матрас найти. Буду жить с удобствами.

– Вы были в группе фрирайдеров, пропавшей в марте в районе Большого Увана? – резко спросил капитан.

– Д-да, – не очень уверенно протянул я. – Но ничего про это не помню.

В больнице говорили, что был. Вся группа погибла, попав под сход снежного пласта со склона. Нашли нас не сразу и не всех. Живым – только меня. Причем в нескольких километрах от гор, на обочине дороги. Я лежал без верхней одежды, в одном термокомбинезоне. Видимо, как-то выбрался из-под завала и пытался дойти до людей. Осматривавший меня врач сильно удивился, обнаружив пульс у, казалось бы, закоченевшего трупа…

– У него амнезия. Было сотрясение мозга и сильное переохлаждение – инспектор ткнул в один из открытых на экране компьютера документов.

Меня слегка передернуло от того, как игнорировалось мое присутствие, но я стиснул зубы и ждал.

– Ну, – капитан почесал в затылке. – По фото похож, и система это подтверждает. А в базе ДНК пока столько ошибок, что полагаться только на нее нельзя. Следователь опознал его, как Коломойцева. По пропавшим за последние полгода более близких совпадений нет. Перезапиши в системе данные анализа ДНК теми, что пришли из больницы и выдавай документы.

– Есть! – инспектор застучал по клавишам.

Капитан окинул меня хмурым взглядом.

– Не ваше это – горы. Кто же сразу, как только снег перестал валить, на дикий склон лезет? Дома лучше сидите.

И, не прощаясь, ушел.

– Давайте коммуникатор, сделаю привязку, – подозвал меня к столу инспектор.

Я протянул руку и приложил коммуникатор к NFC-терминалу.

Меньше чем через минуту тот пискнул, подтверждая завершение операции.

– Поздравляю, – сухо улыбнулся инспектор. – Не падайте больше.

И уткнулся в свой монитор.

Некоторое время я стоял в нерешительности. Почему-то казалось, что официальное подтверждение моего имени должно пройти как-то более торжественно. Я ждал чего-то необычного, например, что память проснется и подскажет кто же я такой на самом деле. Но ничего не происходило. Несколько минут потоптавшись на месте, я вышел на улицу.

После привязки к паспортному идентификатору коммуникатор получил доступ к моему банковскому счету. Я проверил баланс. Денег было немного, но на ближайшее время должно хватить. Мессенджер вывалил кучу чатов и непросмотренных сообщений. Стоя на крыльце отделения полиции, я полистал их. Все переписки были рабочими, с ними разберусь позже. Странно, что за два с лишним месяца набралось всего несколько личных сообщений. Да и те, судя по всему, от начальника, который интересовался, когда появлюсь на работе. То ли я был законченным интровертом, то ли для нерабочей переписки использовал отдельный аккаунт. Закрыв все окна, я, наконец, спустился с крыльца.

Ну, здравствуй, жизнь! Что же с тобой прикажешь делать?

* * *

Шляясь днем по городу, в одном из небольших магазинов я купил бутылку красного сухого вина. Вообще-то, покупать ничего не планировал, но взгляд зацепился за силуэт девушки на этикетке, обозначенный несколькими легкими штрихами. Вечером запек в духовке мясо, нарезал сыр, открыл вино. И обнаружил, что мебель в квартире совершенно не подходит для комфортного погружения в рефлексию. Два жестких стула и кровать, ничего мягкого и уютного.

В итоге, побродив по квартире, накинул куртку, вышел с бокалом вина на балкон, прислонился к стене и потерялся в темнеющем небе с алыми всполохами заката на горизонте. Достал из кармана свежекупленные, собственные, а не подстреленные из чужой куртки сигареты. Вытряхнул одну и с удовольствием затянулся, смешивая вкус сигареты с терпким послевкусием вина.

Удивляло, что мозг отказывался отделять вымышленные воспоминания от настоящих. Даже сейчас, когда все реперные точки, вроде бы, уже расставлены и пришло время вымести сказки из памяти.

Хотя, стоило признать, моя вымышленная жизнь выглядела весьма захватывающе. Погружаясь в ложные воспоминания, я иногда поражался глубине деталей, которые «помнил»: модели и схемы космических кораблей, подробности управления ими, шутки вымышленных друзей. Бессознательно касаясь рукой своих губ, я, казалось, до сих пор ощущал тепло поцелуя любимой женщины. Надо же, какой богатой может быть фантазия. А ведь ни книг, ни фильмов с таким сюжетом я так и не нашел. Так откуда же тогда эти подробности?

А еще по ночам снился космос. Такой знакомый. Настоящий. Ранящий бескрайней пустотой и иголками звездных лучей.

Я растянул остатки вина в бокале до полной темноты. Дождался звезд, пробившихся сквозь городскую засветку. Сориентировался в них, узнал может не каждую, но многие. Сделал последний глоток и вернулся в комнату.

Бросив куртку на стул, плюхнулся на кровать и открыл коммуникатор. Ну что, давайте знакомиться, Коломойцев Артем Витальевич. В моих «воспоминаниях» вы были генерал-лейтенантом Космического управления России. В реальности, похоже, все гораздо скромнее. А кем для меня был тот вымышленный Коломойцев? Обычно он вел себя как старший товарищ, готовый выслушать, иногда вправить мозги или еще как-то помочь. Кажется, психологи тут могли бы написать целую книгу о причинах возникновения этого образа и его компенсаторной роли. А на деле? Я вбил свое имя в поиск и запросил суммаризацию.

Ох, как сильно реальная жизнь Коломойцева Артема Витальевича отличалась от моих космических фантазий. И как удивительно, что он – это я.

Из семьи нашлись лишь престарелые дальние родственники, жившие в Иркутске. Работал я на заводе радиоэлектроники, монтажником высокоточной аппаратуры и приборов. Судя по первым упоминаниям, уже лет десять. Видимо, устроился туда сразу после колледжа. Выяснив это, я с удивлением уставился на свои руки. Они абсолютно не помнили, как работать эту работу. И мозг не помнил. Похоже, на заводе и меня, и начальство ждут сюрпризы.

Жизнь моя была скучна и однообразна. Но, вряд ли я считал так раньше, когда не сравнивал ее с ложными воспоминаниями, полными удивительных космических приключений. Жил себе спокойно…

Вздохнув, я встал, налил еще вина, вернулся на кровать и открыл рабочие чаты. Ничего интересного в них не нашлось, чаты походили один на другой, различаясь лишь названиями и датами последних сообщений. Постановка задачи, отчет о выполнении. Реже – схемы монтажа каких-то устройств и комментарии к ним. Ни шуток, ни забавных фото. Хотя, что в этом удивительного, это же официальные рабочие чаты. Они и должны быть наполнены официозом и набивающими оскомину канцеляризмами.

Нашел свежее сообщение в личку. Оказалось, днем, когда я первый раз выходил в сеть, мне написал мой начальник. Пропал я давно, и место на челябинском «Полете» уже заняли. Он предлагал передать мой контракт на другие предприятия, но все они находились не в Челябинске.

Я развесил перед собой окна с предложениями. Можно было поехать в Ижевск, Томск, Самару, Омск или Новосибирск.

Условия у всех были плюс-минус одинаковые. Предложения различались лишь городами и специализацией предприятий. Челябинский «Полет», на котором я работал до этого, занимался авиационным оборудованием. Там собирали блоки аэродромных локаторов, компоненты комплексов радиомаячной посадки и прочие подобные вещи. Судя по тому, что за десять лет я никуда не перевелся, мне такая работа нравилась.

Ижевский радиозавод делает ракетно-космическую электронику. Это близко к авиационной и, пожалуй, даже интереснее. Томский «Микран» специализируется на телекоммуникационном, измерительном и навигационном оборудовании. На самарском «Экране» собирают умную бытовую технику и роботов-помощников. С омским радиозаводом скорее всего будут проблемы. Он занимается военной электроникой, там строгий контроль. Мне, с учетом недавних событий, вряд удастся его пройти. Остается еще Новосибирск, институт ядерной физики, это термоядерные двигатели.

Пасьянс.

Я встал и подлил себе вина. Потом вернулся на кровать, рассортировал открытые окна по интересности предложений и уставился на висящие передо мной варианты. Самое невыгодное по деньгам предложение было в Новосибирске. Но Академгородок… Не знаю, в ложных ли, в собственных ли воспоминаниях, но я мечтал побывать там.

Самое хорошее предложение было в Ижевске. Но чтобы перевестись туда, нужно выполнить тестовое задание и сдать экзамен на подтверждение квалификации. Со своей амнезией, я очень сомневался, что смогу это сделать, даже потратив пару недель на подготовку. Поэтому Ижевск с грустью смахнул первым. Самара отправилась следом. Чем я точно не хотел заниматься ни при каких обстоятельствах, это бытовой техникой. Омск тоже закрыл. Даже не из-за строго контроля, просто душа не лежала к оборонке. Наигрались уже в войну. Понятно, что это нужная работа, но пусть будет не моя. В итоге, из всех вариантов остались только Новосибирск и Томск.

Я убрал эти окна в отложенные. Запихал посуду в посудомойку и пошел прогуляться по ночному Челябинску.

Не помнил я этот город. Совершенно не помнил. Ни ближайших к дому улиц, ни продуктового супермаркета, ни кофейни, которая почему-то до сих пор была открыта, хотя до полуночи оставалось немногим больше часа.

На выбор нового места работы мне дали три дня. Если за это время я так и не определюсь с ответом, контракт будет расторгнут и новую работу мне придется искать самому. Концерн работодателей больше не будет нести за меня ответственность. Может так и сделать? Пока не пойму кто я и зачем я такой, имеет ли смысл тащить на своем горбу профессию, о которой ничего не помню?