Текст книги "Футбол. Искушение (СИ)"

Автор книги: Игорь Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Ну и славно.

Сообразил Никита ярко-красную икорку чавычи в хрустальной вазочке, помещенную в блюдо со дробленым льдом, ломтики атлантического лосося и ручьевой форели, свежие, со слезой, украшенные петрушкой и кружочками лимона, блюдечко с крупными иссиня-черными маслинами, поверх накрытыми зелеными листочками, щедрое мясное ассорти в фарфоровом лотке, белоснежную масленку с бруском маслица и коротким серебряным ножиком, тонко нарезанную пшеничную булку в корзине, накрытой причудливо свернутой полотняной салфеткой, салат европейского вида, с цельными мелкими помидорчиками, огурчиками, перчиком, зеленью и графинчиком с соусом на оливковом масле, соленые орешки разных видов и прочие мелочи.

Зная вкусы Фененко, в сторонке управляющий поместил вазу с плавающими в крепком рассоле вместе со стебельками укропа крепкими солеными огурцами, блюдо с тонко нашинкованным нежно-розовым салом и дольками чеснока, корзинку с толстыми ломтями темного зернового хлеба. На отдельной тарелке – сочащиеся ароматным парком небольшие ромбовидные пирожки с открытым верхом, рыбной и мясной начинкой.

Венчали все это великолепие стоящие на отдельном столике в подносе, покрытом сложенной вдвое тонкой накрахмаленной тканью, литровая бутылка двенадцатилетнего бленда "Дьюарс", серебряная посудина, доверху наполненная крупными кусочками льда и прикрытая крышкой, блюдце с маленькими щипчиками, упаковка содовой в стекле, несколько причудливой формы бутылок простой воды "Восс" и два стеклянных стакана с толстым дном и тонкими стенками.

– Вам налить, Роман Владимирович?

– Нет, сам справлюсь. Ступай, но будь на связи, еще понадобишься. Да, и еще. Зал с воротами освободи, если занят, он мне понадобится. Вежливо, культурно объясни, как ты можешь. Теперь все. Дверь прикрой.

Дождавшись, когда услужливый Никита изящно отпятится к выходу, бесшумно выскользнет и мягко прикроет дверь, Ром встал и с удовольствием потянулся. Потом подошел к зеркальному шкафу, в котором под замком хранились его личные спортивные аксессуары, с удовольствием осмотрел свое отражение и решил куртку пока не снимать, дождаться прихода Нестерова, больно уж стильно выглядел он в ней – не хотелось бы лишаться возможности покрасоваться перед менее удачливым старым приятелем. Фененко знал, что Кузьмич возится с молодежью в одной из футбольных школ, вряд ли там ему платят много. Это не старые времена, когда Кузь был звездой, а Ром на втором плане. Времена изменились, сейчас для процветания нужно большее, чем просто умение гонять мяч.

Он пригладил волосы, обернулся к приставному столику, плеснул немного виски в один из стаканов. На лед, воду и содовую даже не посмотрел. Подошел к окну. На улице темнело, зажигались золотистые фонари, окружающие здание клуба. Зазвонил лежащий на столе радиотелефон. Роман задернул плотную бархатистую занавесь, повернулся к столу и взял в руки трубку.

– Да.

– Роман Владимирович, извините за беспокойство, к вам посетитель, господин Некрасов.

– Проводите ко мне.

Ром залпом влил в себя содержимое стакана, с удовольствием почмокал губами, виски был хорош, и закинул в рот влажно поблескивающую аппетитную маслинку. Эх, хорошо. В дверь постучали:

– Роман Владимирович, к Вам.

Фененко подошел к двери и распахнул ее.

– Что же вы на пороге? Федор Кузьмич, дорогой, заходи скорее. Спасибо, Никита, ступай.

Федор Некрасов, улыбаясь, зашел в кабинет, остановился, слегка поднял и развел согнутые в локтях руки немного в стороны, как будто собираясь обняться, но и оставляя себе место для отступления. Ром невольно повторил его движение. На мгновение они замерли, разглядывая друг друга. Романа удивил внешний облик Кузи, ожидал он встретить сильно тронутого временем и близкого к старости потрепанного мужичка, а перед ним стоял, дружелюбно улыбаясь, моложавый, по-спортивному подтянутый, стильно и дорого одетый мужчина в расцвете сил. Не хуже, чем был одет сам Ром. Может быть чуть подешевле, но ненамного. За чиновничьи годы Ром поднаторел в искусстве первоначального считывания визави "по одёжке". На запястье поблескивали золотые, явно швейцарские часы, по марочному знаку на застежке Ром узнал Омегу. Пониже уровнем, чем его Патек, но, за счет золота, вряд ли дешевле. "Ничего себе, бедный старичок. А не так плохо он устроился," – подумал хозяин кабинета и, сделав шаг вперед, обнял гостя и вслух произнёс:

– Ну, старина, и где ты все эти годы пропадал? Когда мы в последний раз виделись? Семь лет назад, десять? Хорош, хорооош, жучина!

– Да, давненько не виделись. Но по телефону же регулярно переговаривались! Классно выглядишь, старик! – похлопывая руками по спине Рома, в ответ приговаривал Федор.

– Федя, присаживайся, где удобней! Видишь, "поляну" накрыл, как в старые добрые времена у нас водилось, помнишь? Непременно, обязательно надо спрыснуть. Столько лет! По пятьдесят капель и не отвертишься!

Федор Кузьмич стянул с плеч свою "кожанку", устроился на одном из диванов, закинул руки за голову, потянулся:

– А у тебя тут хорошо!

– А то, – Роман тоже скинул свою "Зилли", повесил на спинку кресла, сам уселся на диван напротив приятеля и потянулся за бутылкой.

– Ничего против виски не имеешь, Федя?

– Обижаешь, Рома. Кто ж против хорошего виски возражает?

Налили, выпили, закусили лимончиком.

– Между "первой и второй"... помнишь же, Кузь?

– А давай, – махнул рукой Кузьмич.

Налили по второй, махнули разом и, не сговариваясь, одновременно потянулись к пирожкам, чуть не столкнувшись руками. Заржали.

– Дааа, высшее общество не оценило бы.

– И не говори, совершенно не оценило бы. Но вкусно же. Пирожки тепленькие, да под хороший вискарик.

Снова посмеялись, обоим стало легко и хорошо. Ром вынул пачку, достал сигарету, немного повертел ее в пальцах, разминая, потом передумал и спрятал обратно.

– Рома, я же к тебе по делу. По телефону я в общих чертах нарисовал, но это совсем не то. Совсем. Куда там... Смотреть надо, Ром, и кому ни попадя такого я показывать не хочу. Только тебе, пока никто не в курсе. Сам всё поймёшь. Парня я привез, ждёт в готовности.

– Слушай, ты такое рассказал, что я даже засомневался... Вернее, не так, стоп, заинтригован я. Хорошо, что пацанчика привез. Надо поглядеть. Давай, ещё по граммулечке, и зови своего. Зальчик щас организуем.

Фененко от души плеснул в оба стакана, ловко намазал маслом два ломтя, украсил сверху щедрым слоем икры, взял на вилку толстенький лепесток рыбы и подал Кузьмичу:

– Попробуй, рыбкой зажуй, больно хороша. Натуральная, не из прудика, всё без обмана. Давай выпьем, закусим хорошенько, вот икорка, – а потом к делам.

По кабинету расползался медвяный запах неплохого виски. Мужчины выпили, посидели немного, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Немного захмелели. Пожевали закуски и приступили к делам. Ром, блестя глазами, ухватил радиотелефон, нажал быстрый вызов и стал раздавать указаниями, к которым Некрасов особо не прислушивался. Сам он вынул из кармана лежащей рядом куртки смартфон и набрал Тяглова:

– Матвей, это я, ты там как? Хорошо. Подходи на ресепшен, я встречу.

***

Тяглов проводил взглядом "старика", поднимающегося по ступенькам и легко лавирующего между идущими навстречу хорошо одетыми женщинами, кардинально изменившегося благодаря ухоженной и коротко подстриженной бородке, классной и дорогой даже на вид одежде. Он снова ощутил неловкость за свои мятые темные джинсы, неуместную черную пуховку и, особенно, за громоздкие и невесть где испачканные в липкой грязи китайские ботинки, которыми он, смешно даже подумать, буквально недавно так гордился. Матвей глянул через плечо на заднее сиденье. Спортивная сумка никуда не делась, в ней подходящий месту, пусть и не самый новый и дорогой, но вполне приличный спортивный костюм "Найк" и совершенно чистые кроссовки. Надо переодеться, прямо в машине.

Он перегнулся, потянувшись к сумке, было потянул к себе, но передумал. Вышел наружу, аккуратно прихлопнув дверь, распахнул заднюю, уселся на сиденье, расстегнул молнию сумки, вынул костюм и кроссовки. Вытащил ноги наружу и, прикрываясь распахнутой дверцей, перегнулся к шнуркам на ботинках, пытаясь их развязать. Развязал, снимать пока не стал, расстегнул пуховку, потом, задрав повыше кофту, поясной ремень, верхнюю пуговицу джинсов и потянул вниз молнию.

Мимо, туда-сюда, периодически семенили на высоких каблуках или, наоборот, шагали в изящной спортивной обуви юные, стройные, студенческого вида прелестные девушки. Может быть, их возраст и прелести приукрашивали начинающие сгущаться сумерки, но, так или иначе, Матвей не смог заставить себя продолжить процесс переодевания штанов. Он мысленно чертыхнулся, решительно вынул из кармана переданные ему Кузьмичом ключи зажигания, не завязывая шнурков на ботинках, захлопнул все двери, уселся в водительское кресло и завел "Опель Омегу". Не успевший остыть двигатель сразу же, на первых оборотах стартера, схватил и довольно заурчал. Так, коробка ручная, все, в принципе, знакомо, включить габариты, фары, и – где тут задняя?

Тяглов аккуратно, подрабатывая сцеплением и педалью газа, подал назад, выкрутил обшитую вытертой кожей баранку до отказа направо и тронулся в объезд здания спортивного комплекса против часовой стрелки. Как раз там маячил хорошо различимый в свете фар, несмотря на вечер, знак одностороннего движения. Значит, туда, наверняка позади здания есть место для машины и нет постоянно фланирующих прелестниц. Действительно, места были. Матвей припарковал громоздкую Омегу поближе к кустам, заглушил двигатель и спрятался за растительностью, оглядевшись и прихватив сумку с одеждой. Вроде бы тихо. Там, не теряя времени, сбросил пуховик прямо на землю, сверху – спортивные штаны, курточку и кроссовки, стянул кофту, снял ботинки, встал в носках прямо на сумку и расстегнул молнию ширинки. Сосредоточился, удерживая равновесие на одной ноге, потащил сначала одну штанину, потом, стоя на другой – вторую. По голым ногам потянуло холодом. Тут у стоящего рядом темно-бордового паркетника медленно поползло вниз боковое стекло, и из затемненной глубины машины раздался дребезжащий старческий смешок:

– Простите, молодой человек, вы, случаем, не маньяк?

– Эээ, извините, ради Бога, извините, пожалуйста, нет-нет, что вы, нет, просто переодеваюсь... Думал, здесь никого... – багровый от стыда Матвей лихорадочно пытался натянуть штаны на мгновенно покрывшиеся частыми мурашками ноги.

– Вы, наверное, в спортзал? А не удобнее ли было переодеться прямо там, в раздевалке, к примеру?

– У меня... понимаете ли, у меня обстоятельства... простите еще раз, я сейчас, быстро... – нога, как назло, застряла в штанине, и Матвей лихорадочно, с силой пытался пропихнуть ее.

– Обстоятельства? Ну тогда понимаю, понимаю. Не спешите, я послежу и подам знак, если что...

Застрявшая нога наконец-то проскользнула, Тяглов моментально накинул курточку, вжикнул молнией, вдел ноги в кроссовки и наклонился зашнуровывать. Потом покидал всю снятую одежду и ботинки в сумку, подхватил ее и метнулся к Омеге. Распахнул водительскую дверь, обернулся, как можно более виновато улыбнулся и смущенно попросил прощения еще раз.

– Бывает, всё бывает, молодой человек. Будьте осмотрительнее, – донёсся до Матвея подобревший голос.

– Спасибо Вам! – нырнул в машину, завел двигатель и тронулся. Завершив круг вокруг здания, Матвей с ужасом заметил, что его место перед входом уже занято громоздким, угольного цвета внедорожником. Других свободных мест не наблюдалось. Плюнув, Тяглов поддал газку и пошел на второй круг по тому же маршруту. Подлетев к темно-бордовому паркетнику, со скрипом затормозил, откинулся на спинку и обреченно вздохнул. Стекло паркетника рядом опять поползло вниз. А в сумке Матвея в этот же момент задребезжал звонок мобильного телефона. Моментально расстегнув молнию и вынув телефон, бедолага увидел вызов от Кузьмича, нажал кнопку ответа, стремительно выскочил наружу и, зажав ладонью микрофон, пробормотал в открытое окно соседа:

– Простите, умоляю, простите, у меня очень-очень важная встреча!

– Удачи вам, юноша, большой удачи!

Матвей прихватил сумку, нажал кнопку сигнализации на брелоке и помчался к парадному входу, на бегу отвечая по телефону. В вестибюле, около стойки ресепшен его уже ожидал Федор Кузьмич. Прямо с порога он кинулся объясняться:

– Федор Кузьмич, тут такое дело, мне пришлось машинку перепарковать. Вот ваши ключи, она на заднем дворе стоит.

Кузьмич особого внимания на манипуляции с машиной не обратил, выглядел довольным, с запашком алкоголя. Без лишних вопросов, принял ключи и опустил их в карман куртки:

– Перепарковал, и ладно, – и уже обращаясь к ослепительной блондинке за стойкой, – Барышня, молодой человек со мной, тоже к Фененко.

Потом слегка приобнял Матвея и подтолкнул в боковой коридор:

– Пойдем, сейчас с приятелем моим познакомишься. Я смотрю, ты уже переодеться успел?

***

Когда Кузьмич вместе с облаченным в спортивный костюм и приличные кроссовки Матвеем вернулись к кабинету, они застали Рома, несмотря на комнатную температуру, зачем-то натягивающего свою крокодилью куртку и попутно раздающего указания снующим худеньким парням азиатского вида, облаченным в одинаковую униформу – белые футболки с коротким рукавом и голубые открытые комбинезоны на лямках. Рядом маячило "чудо" неопределенного возраста, белоснежный низ, алый верх, напомаженная золотистая укладка на голове, с подносом в руках. Наконец персонал был упорядочен и построен, впереди по коридору шествовал Роман Владимирович, с бутылкой в одной руке и голубым полосатеньким клатчиком в другой, за ним потянулись Кузьмич с Матвеем, сзади поспешали златоволосое "чудо", откликающееся на имя Никита, с наполненным закусками подносом, два азиата со складными стульями в руках и третий – со сложенным деревянным столиком совершенно дачного вида.

Зал был размером чуть больше баскетбольной площадки, собственно, судя по разметке, и предназначен для него. Ярко освещен, частые проволочные решетки на высоких, до потолка, окнах, под баскетбольными щитами установлены небольшие гандбольные или мини-футбольные ворота. Обстановка Матвею уже знакомая, спортзал в МАИ был конечно побольше, выше потолком, но сравним. Вдоль тыльной стены ряд обыкновенных лавочек, под которыми лежали сетки с различными мячами, баскетбольными, гандбольными и, конечно, футбольными.

– Так, парни, – скомандовал Ром сопровождающим, – Столик ставим по центру, за линией поля... стулья туда же, не тупи. Никита, выгружай поднос. Да, а где третий стул? Нас же трое, что – не видно? И третий стакан! Никита, следи, распоряжайся, будь рядом и на связи. Но не маячь.

Потом захохотал и обернулся к гостям:

– Вот так нынче спорт и организуется. А вы думали?

Кузьмич заржал в ответ, – А то! – потом обернулся к Матвею, – Учись, парень, покуда старики живы! Роман Владимирович, позволь представить, – Матвей, по прозвищу "Стрелок", – Некрасов улыбнулся, – Сейчас Матвей покажет нам, старым боевым товарищам, что он может. А мы посмотрим. Так, Роман? – Федор повернулся к Рому и подмигнул.

– Конечно. Давай, Стрелок, действуй. А мы поглядим и немного промочим горло. Не обижайся, Матвей, сто лет не виделись, радость распирает, – Роман прищурился, развел руки в показушном раскаянии и в ответ подмигнул Кузьмичу.

Кузьмич ближе подошел к Тяглову и негромко добавил, – Не волнуйся, Матвеюшка, все свои. Берём мячики, вон они, под лавкой, по одному из сетки вынимаем и бьем. Так, как ты можешь. Только ты. Усёк? – потрепал Матвея за плечо, – Всё будет в порядке.

Матвей отчего-то совершенно не испытывал ни тени волнения или, того паче, трепета. Куда-то все улетучилось. Он видел перед собой лишь двоих, оживленно переговаривающихся, с блестящими глазами, чуть подвыпивших и от того порозовевших мужиков, отнюдь не строгих наставников. Пусть и дорого одетых, но таких жизнерадостных и доброжелательных. Ничто не напоминает ни экзамен, ни какое-нибудь важное приемное испытание. Надо быть проще и показать этим клево одетым ребятам в возрасте свое новоприобретенное умение, вот и все. Уже не в первый раз, в конце концов.

Матвей улыбнулся, подошел к лавкам, подхватил сетку с мячами, вынес в самый центр зала. Потом размотал легко прихваченный узелок, вынул первый мячик, подумал, вынул второй и третий, отошел от центра поближе к воротам и внимательнее огляделся. Кузьмич и Роман Владимирович, уже сидели за раскладным столиком и о чем-то оживленно переговаривались, звякая стаканами. Впереди, метрах в сорока, стояли небольшие ворота с сеткой, выше нависал светлый пластиковый баскетбольный щит с кольцом. Ему захотелось привлечь к себе внимание, и он, аккуратно расставив мячи перед собой, поднял руку и замер в ожидании. Мужики не реагировали. Матвей вернулся к сетке, вынул еще пару мячей, прижал к груди, обернулся к мужчинам, пару кашлянул и, немного повысив голос, оповестил: – Федор Кузьмич, Роман Владимирович, я готов!

Роман с удовольствием болтал с Кузей о пустяках, вспоминая былое, моменты и эпизоды, выпивая и в лёгкую закусывая. Ему было уютно, тепло и хорошо. Заботы, трения в Союзе, в Обществе и департаменте ушли куда-то на второй план, пока окончательно не растаяли.

Звук Матвеева голоса эхом разнесся по залу, приглушив разговор застольных собеседников. Они оборотились к нему, Ром взмахнул рукой: – Давай, Матвей, смелей! Смотрим внимательно!

Матвей вернулся к уже выставленной на полу троице мячей, добавил еще пару, оценил дистанцию и, каждый раз коротко разбегаясь, с силой пробил четыре раза подряд. Пятый мяч, тоже с разбега, пустил "черпачком", прикинув траекторию под самым потолком. Все "действо" не заняло и пары минут. Потом неторопливо подошел к столику, занятому смолкнувшими мужчинами, и остановился в паре метрах. В зале было тихо.

Фененко сразу же, с первых минут встречи не впечатлился невзрачно выглядевшим, бедно одетым пареньком. Далеко не юнец, в возрасте, слегка пообтертый и потрепанный жизнью, этот упорно навязываемый ему Кузин протеже ни разу не походил на будущую звезду, способную улучшить положение в курируемой Ромом футбольной отрасли. Пока он не начал бить.

Мячи стремительно пролетали через весь зал, с дребезжащим хлопком ударяли точно в центр пластикового баскетбольного щита и на отскоке проваливались в кольцо, проскакивали сквозь сетку и падали на пол, постепенно успокаиваясь гаснущей амплитудой скачков. Последний мяч невесомо взмыл от Матвеевой ноги, плавной дугой перелетел площадку, из конца в конец, и мягко упал непосредственно в кольцо. Чорт возьми!

Ром, отставив стакан в сторону, тяжело пригвоздил взглядом подошедшего парня и хрипло произнес: – Повтори еще раз!

В молчании Матвей послушно отошел от стола, собрал мячики, валявшиеся под щитом, сколько поместилось в руки, оставшиеся пнул в противоположную сторону, ногой поддел последний, закатившийся за так и ни разу не использованные им в качестве цели ворота.

Затем вернулся на исходную позицию, расставил снаряды в полюбившемся строю и пробил снова, в том же порядке, с аналогичным результатом, закончив серию ударов тем же плавным полетом мяча от ноги и непосредственно до корзины. В зале молчали. В открывшемся проеме двери торчало золотоволосое бело-красное "чудо" с разинутым ртом.

Чиновник с налитыми кровью глазами среагировал первым: – А ну, брысь! Кто звал? И где третий стул, чорт возьми, сколько повторять?

Никита тихо просеменил к сидящим за столиком мужчинам, разложил стульчик, бывший доселе в его руках, и немедленно исчез, ни разу не оглянувшись на Матвея.

Ром смотрел, видел, но не понимал. Отказывался понимать. Он был профессионалом, пусть и бывшим, но футболистом, потому осознавал – это невозможно. Но это произошло только что, перед ним, перед его глазами. Что за хрень! Что за фокус! Его водят за нос?

Ром оглянулся на Кузьмича, тот сидел, баюкая в руках стакан с желто-коричневой прозрачной жидкостью и ухмылялся. Глаза его победно блестели. Ром неожиданно разозлился, кровь прилила к его лицу, он побагровел, вскочил со стула и вышел на площадку. Потом мотнул головой, взял себя в руки и подозвал парня: – Подойди, пожалуйста, Матвей. Будь добр, объясни мне, что это было? – затем слегка сорвался, – Что это за фокусы?

Тяглов внутренним чутьем понял, что улыбаться сейчас не стоит, никакого юмора, шутки кончились. Постарался сосредоточиться и ответил:

– Никаких фокусов. Я не промахиваюсь и бью, куда хочу.

– Вот как? Значит, бьёшь куда хочешь? Всегда? И без фокусов?

Всё же не выдержав, Тяглов ответил излишне резко: – Фокусы? Могу в третий раз повторить, в четвертый... Да хоть всю ночь, пока не устану или не засну, – зло осклабился Матвей.

– Тааак... – протянул Ром, – Успокоились. Без эмоций. Повторим по-другому.

Вышел на площадку, взял в руки мяч, другой, тщательно их ощупал руками и стал набрасывать Матвею на ногу, на выход, – сначала руками, потом стал подавать ногой, забыв про дорогущие ботинки и командуя:

– Левый угол, правый нижний... в кольцо, блин, парашютиком. Черпачок в кольцо за спиной...

***

Кузьмич сидел, не вставая, за щедрым столиком и радостно накачивался вкусным ароматным виски, не отказывая себе ни в чем и не стесняясь, щедро намазывал бутерброд за бутербродом, попутно кидая в рот рыбу, мясо и прочее. Наверное, это было нервное.

Наконец, через некоторое время, "трудяги" закончили, распаренные и порозовевшие, подошли к столу. Ром приглашающе махнул рукой к третьему стулу, предлагая Матвею присесть. Сам усевшись, поерзал немного, откинулся на хлипкую спинку и изрек: – Завтра поедешь со мной на базу.

Кузьмич встрепенулся.

Тяглов сидел ровно выпрямившись, осанкой напоминая старорежимного кадрового офицера на высокопоставленном штабном совещании, и так же ровно, спокойным, полным достоинства голосом ответил:

– Простите, но с Федором Кузьмичом, и не иначе. Он мой личный агент и персональный тренер. Здесь я только благодаря ему.

Кузьмич расцвел в довольствие, широко расплылся в улыбке, потом, спохватившись и попытавшись скрыть радость, принял серьезный вид и деловито потянулся за бутылкой. В бутылке оставалось не так уж чтобы много.

– Мннн... понятно. Ну что ж. Выпьешь малость? – Обращаясь к Матвею, Ром смотрел уже не на него, а на Кузьмича.

Кузьмич тут же среагировал, немного натужно хохотнув: – Стрелок не пьет. У него режим.

Потом обратился к Рому: – Наверное, на сегодня смотрин уже достаточно. Матвей тебе еще нужен, Роман Владимирович?

Дождался отрицательного жеста и, поднимаясь со стула, произнес: – Ну, что ж, прощаемся, Матвей. Спасибо Роману Владимировичу. Пойдем, я тебя провожу. Роман Владимирович, пару минут, сейчас парня отправлю и вернусь, перетрем еще кое-что, лады?

***

Кузьмич проводил подопечного до вестибюля, отмахнувшись от отнекивавшегося смущенного Матвея, украдкой сунул ему тысячную ассигнацию, распорядился через ресепшен вызвать такси. Кратко, но тепло, похвалил его и велел ехать до дома, по пути нигде не останавливаться, никуда из квартиры не выходить и ждать звонка.

Вернувшись, Кузьмич застал стоящего посреди зала Романа, задумчиво наблюдающего за убирающими стулья, стол и закуски персоналом. Увидев Федора, Ром приблизился и негромко произнес: – Озадачил ты меня, Феденька. Есть еще о чем поговорить. Здесь не будем. Сейчас нам сауну приготовят, там и поговорим, никто не помешает. Надеюсь, никуда не спешишь?

Уже в небольшой сауне, раздевшись и аккуратно развесив одежду по шкафчикам, друзья, облачившись в пахнувшие ароматной чистотой белоснежные махровые халаты, уселись в легкие, вязанные из прутьев кресла за сервированный столик в отделанном натуральной доской предбаннике, молча поглядели друг на друга и заговорили. Первым начал Ром, с которого, пропорционально выпитому, постепенно исчезло его привычное чиновничье вельможество и чванство:

– Так, а теперь ты объясни мне, Федя, еще раз... – немного помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил, – Что это было? Кто этот парень, откуда он взялся? Почему о нем не слышно, почему ты с ним? И по порядку, знаешь, я в непонятки не играю и во что попало влипать не собираюсь. А потому, не темни.

Кузьмич, не торопясь, иногда мелкими глотками прихлебывая из стакана, тщательно взвешивая слова, рассказал историю появления Матвея с его незаурядными способностями, про "тренировки" один на один, без лишних глаз. Умолчал, что знакомы они считанные дни, да и тренировками их две встречи назвать нельзя. Фененко слушал внимательно, не перебивал, свой стакан тоже не забывал. Когда Кузь умолк, Роман отхлебнул, покатал виски за щеками, проглотил. Посидел немного, о чем-то думая, вынул из кармана халата бело-красную пачку сигарет, зажигалку, вопросительно взглянул на собеседника.

– Да кури-кури, мне не мешает. А сам я как-то к зелью не пристрастился, – кивнул Кузьмич, испытав удовольствие от нежданной Ромовой тактичности.

Ром тщательно раскурил сигарету, глубоко затянулся, выдохнул клуб ароматного дыма, уставился на алый кончик тлеющей сигареты:

– Неплохие... похожи на старое "Мальборо", мне с оказией их из-за бугра привозят.

Отхлебнул виски, еще раз затянулся, прислушался к неожиданно возникшему легкому головокружению от табака и алкоголя, встряхнулся и продолжил:

– Я не дебил, понимаю, что вижу. Но я, также, и потому не дебил, что въезжаю, чем может все это кончится. Парень феномен, как я догадываюсь, самородок. Но ты сознаешь, что значит – 100% гол?

Еще раз затянулся, придвинул к себе пепельницу, аккуратно стряхнул столбик пепла:

– Продолжим. Представь на минуточку, вот есть у нас такой мужичок... всякий раз как он выходит на поле, всякий раз как мяч оказывается у него в ногах, и ворота... скажем так, в радиусе досягательства, он непременно забивает гол... если, конечно, вратарь не извернется и не вытащит. Вот как ты думаешь, часто ли любой... повторяю, любой, даже самый классный голкипер сможет тащить из "девяточек", если всё летит только туда и всё без промаха, а?

Ром раскраснелся, замотал головой и заговорил, глядя почему-то в сторону:

– Ты отдаешь отчет, какие деньги в этом крутятся? Да за его жизнь – когда всем всё станет известно – ломаного медяка никто не даст. Вернее, наоборот, большие деньги дадут. И посадят его... не подумай, что в тюрьму, но посадят непременно... на цепь посадят, на золоченную. Понял? Ты, старая твоя голова, про тотализатор слышал? Ааа, слышал...

– Нет, ты не горячись, погоди... а почему, по-твоему, я к тебе обратился? К старому другу, из старой же гвардии. Почему? Ты думаешь, что мне совершенный конец настал, все мозги пропил? Нет, Рома, не так это. Но пока я места себе не видел. А сейчас увидел! Это шанс, Рома, шанс и для меня, и для тебя, и для всего нашего футбола. И для парня, кстати, тоже... Но ты прав, думать надо, и думать крепко.

– А ты знаешь, что у меня лицензия "А", к примеру? – Кузьмич продолжил резкими, чеканными, краткими фразами, разрубая перед собой ладонью прокуренный воздух, – Ты же в аттестационную комиссию частенько входил... формально, конечно... но когда списки подписывал, мое имя никогда не замечал? Но я никуда не дергался. Потому что смысла не видел... А вот сейчас вижу. И "Про" через год себе сделаю! Но понимаю, что в одиночку не потяну. И потому я здесь. С тобой мы разрулим. И всем будет! Всем "сестрёнкам по серёжке"!

Кузьмич сделал крупный глоток из стакана, отмахнулся от табачного дыма, потом негромко сказал, глядя собеседнику прямо в глаза:

– Да и тошно на нынешних смотреть. Ты вспомни, как у нас было, в наше время!

– Всякое было, Кузь, всякое. Но ты прав, в целом нам стыдиться нечего. И терять, по сравнению с нынешним временем, было нечего. Сущие копейки! А сейчас? Ты только тронь, попробуй!

Потом Ром глянул на Кузьмича, не впрямую, а как-то искоса, косвенно и добавил негромко:

– Федя, я все понимаю, ты увлечен, и это заметно. Но ты все же определись, кто ты – тренер или агент? Сам понимаешь – или одно, или другое. Несовместимо это, регламент союза ты не хуже меня знаешь. Подумай.

Федор опустил голову и не ответил.

С какого-то момента собеседники стали говорить горячо, но немного о разном, каждый о своем. Иногда Кузьмич не понимал, что имеет в виду Роман, о чем он рассуждает. Слишком в разных плоскостях они обитали.

– С какого перепугу? С какого такого рожна мне кого-то трогать? Нет, ты мне объясни...

Роман стремительно пьянел на глазах, Кузьмич ему не уступал.

– Интересы, бляя... интересы. Всегда задеваешь чьи-то интересы. И тот кто-то – очень бывает недоволен. До смертоубийства, бляя, порвать готов... – потом неожиданно переключился, забормотав про себя – ... первоначально начинает, паспорта нет, ни к кому не приписан... ...регистрационный период прошел, но это мы порешаем, не проблема... на каждое правило есть исключение... лицензия "А", говоришь?... – Ром вдруг замер, прислушался к чему-то внутри себя, поглядел на Федора неожиданно трезвыми глазами и внятно произнес, – Ты думаешь, я смогу вот так это все оставить? На самотек? Увидел, осознал, а потом из головы выбросил? Нет, брат, шалишь. Я сам себя пока уважаю. Завтра... нет, через пару дней позвоню. Пусть уляжется в голове, на трезвую надо думать, что делать и решение принимать. Хорошо? С послезавтрашнего дня жди звонка. А пока – никому ни слова, и парня предупреди. Договорились? А сейчас давай просто отдохнем.

Дальше они просто пили. С какого-то момента Кузьмич стал воспринимать события вокруг урывками. Иногда входили и выходили какие-то люди, хлопотали на столе, видимо, персонал. Периодически Ром орал про "русалок", пришли какие-то девицы. Ушли ни с чем. Пару раз перемещались в жаркую кабинку сауны, попариться. "Не крякнуться бы с непривычки, – в такие моменты думал Нестеров, – Но хорошо, же, блин... Как в молодости, на базе, после важного и классно отработанного матча... Эх..."

О чем-то говорили, что-то вспоминали, о ком-то жалели.

– Помнишь, на Смоленке в угловом коробку "Тичерз" с задней двери по блату брали?

– А как же... Только не коробку, забыл ты, а целых две. В коробке дюжина была, а мы двадцать четыре взяли, чтобы каждому досталось. Взяли бы больше, но остальное "мидовские" захапали, тоже любители еще те. По десятке за штуку, если не ошибаюсь. И сверху что-то.

Потом все каким-то образом смешалось и покрылось мутью. Затем Кузьмич вдруг обнаружил себя, полулежащим в углу. Напротив сидел Фененко, сложив ноги по-турецки. Он сидел, раскачиваясь взад-вперед, уставившись в пол. Ром был пьян до изумления. Временами его отчаянно больные глаза поднимались и блуждали вокруг. Вдруг Ром что-то тихонечко забормотал. Федор подался вперед, прислушиваясь.