Текст книги "Футбол. Искушение (СИ)"

Автор книги: Игорь Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– А мы тут как-то очень удачно проскочили сквозь домофон вместе с твоими соседями. И спускаться тебе не пришлось! Ну, здравствуй! Гостей-то пустишь? Знакомься, моя дочь Надя... а это наш Матвей! – неестественно оживленно выпалил все разом немного покрасневший Кузьмич.

– Здравствуйте. Очень рад. Проходите, – Матвей ловко сманеврировал, отступив назад, одновременно освобождая место для прохода гостям и прикрывая спиной дверь в комнату с торчащей из-за нее любопытной мордочкой Петровны.

– Здравствуйте-здравствуйте, гости дороогииие, – тоненько взвыла за спиной бабушка.

Матвей был ошеломлен. Его хватило только на то, чтобы выдавить спиной старушку в ее комнату и пролепетать:

– Разуваться, пожалуйста, не надо.

Кузьмич подхватил его под локоток и поманил на кухню:

– А мы сейчас чайку выпьем после улицы! Так ведь, Матвей?

Девушка была хороша. Нет, она была ослепительна. Матвей давно не принимал гостей из прекрасной половины в своем доме. Как ее зовут, Надя?

Девушка протянула Тяглову руку, – Будем знакомы, Надежда... можно Надя, – и улыбнулась.

Он осторожно пожал женские пальчики, потом спохватился, кинулся за чайником, налил воды и поставил на плиту.

– Вы тут пообщайтесь, пока чай закипает, а я к хозяйке подойду, познакомлюсь. Хорошо? – улыбнулась еще раз, показав снежно-перламутровые зубки, развернулась, взметнув густой гривой медовых волос и удалилась, грациозно переступая обтянутыми джинсовой тканью ножками.

Матвей только и успел заметить, что Надежда стройна, длиннонога и хороша, чудо как хороша... как... одним словом, очень хороша.

– Собственно вот, Матвей, приехал с помощницей. Это для нас, мужиков, некоторые вещи совершенно неразрешимы... а для женщин – дело обыденное. Надюша сейчас свободна, первое время за бабушкой приглядит, а дальше – сиделку наймем, – Кузьмич широко, во все свое бородатое лицо, счастливо улыбнулся и положил свою лапищу на Матвеево плечо, – Недорого, и чтоб жила по соседству. Вот так вот... иногда и женщины в нашем футбольном деле могут пригодиться.

Матвей не нашелся, что ответить.

– Сейчас посидим, чайку попьем, познакомимся. Обговорим детали. Время согласуем. Средства необходимые. И сможешь ты, Матвей, и на базе нормально жить, и тренироваться там же... без отрыва от производства, как говорится, – бородач довольно заржал, потом закончил уже серьезно, – А вообще, пора нам, мужчинам, своим, мужским делом заниматься.

***

На обратном пути Кузьмич неторопливо рулил и осторожно молчал, пытаясь понять отношение дочери к произошедшему, к неожиданно свалившимся на нее обязательствам. Притормозив на очередном светофоре, он обернулся к Наде и спросил: – Ну и как тебе все это?

– Плохо человек живет. Очень плохо. Неухоженность всюду, – пожала плечами, обтянутыми модной курточкой, и продолжила, – Несчастный. Совершенно одинокий. Сумасшедшая старушка не в счет... Но сам он явно хороший – книг много повсюду... Все у вас склеится! – сделала неожиданный вывод дочка.

После скорбно-сочувственной мины лицо дочки просияло неожиданной улыбкой, вызванной парадоксальным, по-женски загадочным умозаключением.

Сзади возмущенно загудели, засигналили.

Кузьмич покачал головой, облегченно вздохнул и потихонечку тронулся.

***

Рядом шумели электрички. Они подплывали к платформе, выплескивали московских дачников, принимали отъезжающих и с металлическим воем двигателей исчезали.

Подмосковье. Осень. Погода наладилась. Солнечно. Через наполовину опущенное стекло в автомобиль приятно веет прохладным ветерком. У Кузьмича назначена "важная" встреча у платформы, затем они поедут на базу. Настоящую, спортивную, большого футбольного клуба. Приятно и одновременно волнительно, впереди нечто совершенно новое. Последние дни бородач загадочно молчит, в подробности не вдается.

Петровна под приглядом, можно быть спокойным. Замечательная девушка Надя. Все устроила, подружилась с бабушкой, нашла недорогую приходящую сиделку. Хороший человек. И красавица.

С оплатой сиделки поначалу вышла заминка, но Кузьмич, настоящий наставник, всё решил, одолжив деньги под будущие доходы. Причем, сделал это настолько просто и естественно, что Матвей не испытал ни малейшего чувства долга или тягостной обязанности перед кредитором. Получит деньги, вернет, скажет "спасибо" – вот и все.

От платформы отошла очередная электричка. И опять тишина, в которую, если и прорывается какой техногенный шум, то он настолько отчетлив и противоестественен, что слышится гремящим оркестром. Но шум исчез, опять тихо, можно зажмурить глаза, расслабиться и представить, что ты где-то далеко-далеко от мегаполисов и прочих городов, в глухой деревеньке рядом с лесом, озером и рекой.

Типичная подмосковная платформа. Все слегка заброшено, асфальт не особо ровен, тротуары по краям крошатся, а кое-где и вообще рассыпаются. Дачники и преимущественно работающие в близкой столице местные – весь здешний людской контингент.

Наискосок через дорогу новехонькие здания небольших магазинчиков. Выглядят недешево, – построены из дорогого кирпича, облицованы декоративным камнем, покрыты зеленой металлочерепицей, – но отнюдь не вызывающе, сохранив милый дачный облик.

Стоим уже немало, минут тридцать, не меньше. Приехали раньше договоренного, с пробками повезло. Курить хочется, но нельзя, рядом Кузьмич. Не нужно его огорчать.

Наставник в нетерпении начал поёрзывать, посапывать, но вслух недовольства пока не выражает. Матвей уже было собирался размяться, в один из магазинчиков сходить, водички там прикупить, или – сигарет, но не успел.

Лихо подлетел немало потертый, полугрузовой шарабан модели "Опель", из которого выскочил невысокий и круглолицый, пузатенький и лысенький, а может, тщательно выбритый и сверху, и снизу, румяный мужичок в спортивном костюме и немалого размера красной папкой в руке. Покрутил головой. Кузьмич нажал на клаксон. Мужик обернулся, заулыбался, всплеснул руками, чуть не выронив при этом папку, и бодро порысил навстречу. Кузьмич вышел из машины, они коротко обнялись, похлопали друг друга по плечам, о чем-то недолго переговорили, и папка перешла из рук в руки.

Федор Кузьмич вернулся в машину, захлопнул дверцу, откинулся на спинку и подголовник, на мгновение зажмурив глаза. Потом обернулся к Матвею:

– Вот, теперь все в порядке, поехали, что ли, с Божьей помощью.

Открыл отдельный клапан на папке, вынул оттуда две ламинированные карточки, одну протянул Матвею – сунь куда-нибудь, только не потеряй – завел движок, и воткнул первую.

Матвей повертел в руках карточку. Солидно – современный документ, с радужной голографией, в изящной рамке, красочная эмблема известного на всю страну клуба, а рядом его собственная цветная фотография. Признаться, выглядел он на ней каким-то взъерошенным и слегка напуганным. Еще разок, с удовольствием, глянул на фото, прочел свое имя и бережно спрятал во внутренний кармашек, под молнию.

***

Фотографировались они вместе с Кузьмичом в одном из фотоателье, а потом поехали в клинику спортивной медицины "Лужники" на комплексное обследование. Красивое современное здание с округлыми окнами, идеальная чистота, огромные фотокартины на стенах, любезные улыбки на лицах персонала, встречающихся в пустынных, ярко освещенных коридорах с мягкой мебелью, и полное отсутствие очередей. Педантичность и скрупулёзность этого мероприятия превышала всё ранее Матвеем испытанное в медицинской сфере. Набор специалистов, – терапевт, отоларинголог, хирург, окулист, невролог и прочие, – был привычным. Удивляло новехонькое суперсовременное медицинское оборудованием, невиданное в простых участковых поликлиниках. Рост, вес, зубы, ногти, кожа, нервы, давление, дыхание, реакции, зрение, кровь, моча, – всё было проверено, взвешено, измерено и подсчитано. Возились с Матвеем не поспешно, грубовато-формально, как он привык, а вежливо, долго и тщательно. Даже кровь брали и флюорографию делали с каким-то особым тщанием и пиететом. Тем не менее, Матвей постепенно утомился.

Добило его окончательно, оставленное "на сладкое", под конец, испытание на беговой дорожке, имеющее отношение то ли к кардиологии, то ли к какой другой области медицинской науки, под условным названием "функциональная диагностика". Респиратор на лице, напоминающий противогаз, целиком закрывающий половину лица, газовые трубки, уходящие в слегка жужжащие недра расположенной на стойках компьютерной техники, коротенький хоботообразный вырост на носу маски, множество датчиков, облепивших раздетого по пояс Матвея со всех сторон.

– Начинаем со скорости пять километров в час... повышаем с шагом по два километра... продолжительность бега максимальная, до отказа... Когда дальше не сможете, положите руки на поручни, я начну замедлять дорожку... Вы меня хорошо поняли?...

Снимали показания сердечно-сосудистой, анализировали вдыхаемый и выдыхаемый воздух, другие параметры. На экранах мерцали сложные разноцветные кривые. Матвей в каждом новом осмотре и испытании все более ощущал собственные важность и значимость, это было приятно. Потому на беговой дорожке он выложился без остатка и всерьез устал. Ближе к концу "забега", несмотря на темнеющую пелену перед глазами и шум в ушах, сил ему прибавил вспомнившийся старый армейский анекдот: "...Ну папа, ну покажи, как слоники бегают... Хорошо, сынок... Роота – газы!...".

В финале множество листков с выводами, анализами, распечаток с причудливыми кривыми, заключения и все прочие бумаги поместили в непрозрачную папку, которую Кузьмич безапелляционно забрал себе.

К последнему врачу, аккумулирующему результаты и выносящему вердикт, Некрасов зашел сам, оставив Тяглова дожидаться на кожаном диванчике. Пробыл там сравнительно долго, как показалось томящемуся Матвею, выйдя из кабинета, ободряюще кивнул, и оба немедля отправились к выходу. Уже в машине на вопрос ошарашенного Матвея "как там у меня дела", ответил лаконично – "нормально, в пределах... среднего".

***

Попетляв немного по заросшим зеленью узеньким дачным улочкам, кое-где было перекопано, Кузьмич притормозил перед серым забором из стандартных бетонных плит, увенчанных железными штырями, и с гордостью кивнул: "Вот она, альма-матер, пенаты наши родимые!".

"Пенаты" внешне выглядели неброско, такими же плитами в советские времена ограждали абсолютно всё, от дачных кооперативов и средних школ до фабрик, заводов и воинских гарнизонов. На одной из плит была намалевана, жирно и от души, всей стране известная эмблема. "Болельщики набезобразили... наши фанаты!", – с той же гордостью прокомментировал рисунок взбодрившийся Кузьмич.

Дальше по дороге бетонные плиты сменились аккуратным ограждением из светлого сайдинга, автомобиль остановился перед глухими сдвижными воротами и посигналил. Со ступенек небольшого двухэтажного здания, примыкающего к воротам, вышел немолодой подтянутый человек в светло-серой толстовке "Найк" с капюшоном, приблизился к Опелю, широко улыбнулся и развел руки, как для объятия, – Кузь! Сколько лет, сколько зим! Из машины не выходи, заезжай скорее, заезжай. Очень рад... как узнал о твоем появлении, специально тебя ждал! – обернулся, повелительно взмахнул рукой кому-то невидимому, и ворота немедленно поползли в сторону.

– Здравствуй, Лёня, – Кузьмич с улыбкой покивал в ответ, тронулся, въехал на базу и тут же притормозил. Ворота сзади закрылись. Встречающий шумно влез на заднее сидение и не замолкал ни на минуту, попутно указывая проезд на место парковки. Видно было, что он искренне рад.

Внутренняя территория была ухожена, обустроена и вылизана до нереальной чистоты. Все, на что мог упасть взгляд, было побелено, покрашено, выравнено и вычищено. Деревья и кустарники пострижены, трава ровная и не по-осеннему зеленая. На гладких бетонных дорожках ни единой веточки, ни завалявшегося листочка и, казалось, даже ни пылинки.

Матвей вылез из машины, вдохнул полной грудью чистый загородный воздух и принялся вытаскивать свой чемодан. Кузьмич вынул свой багаж, звякнул сигнализацией, и они все вместе пошли к подъезду симпатичного трехэтажного здания под чистенькой зеленой крышей, напоминающего обыкновенный подмосковный пансионат для отдыха.

Внутри, стоя у стойки администратора, пока Кузьмич со свои приятелем разбирались с документами и ключами, Матвей огляделся. Увиденное мало напоминало фойе главного здания популярнейшего современного спортивного клуба. По крайней мере, исходя из виденного в посвященных футболу и околофутбольной жизни телепередачах и интернет-роликах. Низкие потолки, минимум естественного света, кричащая цветовая гамма, дизайн интерьера в стиле конца прошлого века, – все это не отвечало представлениям Матвея о современном футболе высшего дивизиона.

Но ощущалась и некая непринуждённость, "домашняя уютность" окружающей среды, проявляющаяся и в этой самой устаревшей обстановке, и в манерах, поведении, облике неспешно проходящих мимо людей, что окончательно развеяло у Матвея остатки прежнего волнения и внутренней напряжённости.

Закончив с администратором, симпатичной женщиной средних лет в белой блузе и шейном платке клубного цвета, получив комплект ключей, Кузьмич повелительно взмахнул рукой, и они все вместе покатили свой багаж к месту проживания. Местный Лёня взялся помочь и по пути выполнял роль гида, скорее для Матвея, чем для Кузьмича. Ему явственно все было знакомо, и вёл он себя, как человек, наконец вернувшийся к чему-то давнему, но не забытому, любимому и близкому.

Жить им предстояло на третьем этаже, в помещении, напоминающим стандартный блок современного студенческого общежития: пара небольших изолированных комнат и общий на двоих санузел. Везде чистенько, сравнительно уютненько, на кровати стопочкой лежали полотенца неестественно ярких клубных цветов, гармонируя с того же оттенка броскими занавесями на окне.

Кузьмич заметил усмехающийся взгляд Матвея, раздвигающего крашенные в ослепительно-сочный цвет массивные шторы, всё понял, подмигнул и весело заявил:

– Ничего, парень, привыкнешь... даже полюбишь... не дает расслабиться, в хорошем смысле... будешь в круглосуточной собранности и готовности к подвигу! Как пионер!

– И ночью? – кивнул в ответ Матвей, подыгрывая.

– Ночью особенно, – Кузьмич с местным Леонидом оглушительно расхохотались, переглянувшись и хлопнув друг друга по плечу.

Потом Кузьмич велел Матвею располагаться, обосновываться, и позволил, при надобности, "осмотреться в округе". Сам же, оставив чемодан в своей комнате, куда-то удалился вместе со своим старым знакомцем. Тяглов разложил вещи по полкам шкафа, на минуточку прилег на кровать и незаметно уснул.

К ужину вдвоем спустились в столовую, образчик фирменного клубного дизайна. Безлюдно, всюду в строгом геометрическом порядке расставлены стулья с гнутыми трубчатыми спинками полированного металла, столики, накрытые хлопковыми скатертями обязательного цвета. Поверх скатерти на каждый стол положено толстое стекло кабинетного типа, а уже на стекле расставлены в идеальном порядке белоснежные тарелки, рядом – идеально прозрачные стаканы, разложены сверкающие приборы, посреди – обязательный набор из соусных бутылочек и других нужных вещиц, как то: перчик разного вида, соль, сахарок, плошечки с маслицем и прочее. Матвею в столовой понравилось.

Подошли к стойке раздачи. Кузьмич сам взял и Матвею порекомендовал, несмотря на некоторую вечернюю неуместность, отведать местного борща, видимо, оставшегося с обеда.

– Знатный, знаменитый борщок, только здесь его можно отведать. Предмет зависти всех конкурентов, – причмокнул бородач, дожидаясь тарелки, которую щедро наполняла ловко орудующая половником симпатичная барышня в белом фартучке с клубной эмблемой на груди.

Борщ действительно оказался знатным. Собственно, на борще ужин и закончился, больно сытным он был, и порция от души. Попили чайку, поклевали сырку с мёдом и пошли к себе наверх.

По пути Кузьмич пообещал, что завтра с самого раннего утра самолично разбудит подопечного, и они наконец займутся делом, а именно: разберутся с документами, необходимые из них подпишут, далее наставник проведет краткий инструктаж, затем получат амуницию и, наконец-то, займутся непосредственно делом – улучшением и тренировкой "физико-технических кондиций и морально-волевых качеств" Матвея. А пока искренне рекомендовал ему в полной мере воспользоваться личным временем, которое "нескоро еще доведется вкушать, а потому – не теряй ни минуты, Стрелок".

Спать не хотелось совершенно. Кузьмич, покопавшись в своей комнате, куда-то улизнул по своим делам. Матвей решил воспользоваться советом и осмотреться. Накинул на спортивный костюм курточку, одел шапочку, на всякий случай сунул в карман пластиковую карточку со своим фото и вышел в низенький коридор. Было тихо, но ощущалось присутствие других людей. Иногда откуда-то доносились обрывки слов, донесся раскат дружного смеха. За колоннами, дальше по коридору, в небольшом открытом помещении стоял бильярдный стол красного сукна, у которого задумчиво переминались двое с киями в руках. Проходя мимо, Матвей улыбнулся и кивнул. Один из игроков ухмыльнулся в ответ, второй стоял спиной.

Внизу, возле стойки администратора, напротив обширного яркого стенда с именами спонсоров и футбольными мячами, у портрета пожилого худощавого человека в очках, одного из основателей клуба, стояла уже другая, милая на вид молодая девушка. Видимо, смена произошла. Элегантный пиджачок, белая блузка, шейный платок обязательного местного цвета, повязанный наподобие галстука. На лице – любезная официальная улыбка.

– Добрый вечер, я новичок, порядков пока не знаю. Пройдусь немного, разомнусь, не возражаете?

– Да, конечно... за территорию выходить не рекомендуется, у нас спортивный режим. Впрочем, вас ограничения, похоже, не касаются... в списках нет, я всех своих в лицо знаю... – девушка улыбнулась уже искренне, – А по базе гуляйте сколько угодно. По любым вопросам обращайтесь, всегда поможем.

– Спасибо, – Матвей покивал в ответ и вышел по мягкому сетчатому коврику наружу.

Шарики светло-матовых светильников в металлических лапках с декоративными корзинками алых и белых цветов над подъездом, по всему зданию – ажурные оградки миниатюрных балкончиков. Новенький бежевый сайдинг, вход облицован плитками темно-серого камня, все бордюрные камни в поле зрения аккуратно выкрашены в чередующиеся цвета все той же гаммы. Вокруг много зелени: деревья, кусты и трава, удивительно свежо выглядящая с учетом недавнего похолодания. Дышится легко. Тихо, как в деревне.

Тяглов машинально потянулся в карман за сигаретами, но вовремя увидел на входе большой наружный термометр и над ним – знак "Не курить". Вспомнил об антиникотинном лечебном спрее, забытом на тумбочке, – Кузьмич на днях всучил – и решил мужественно терпеть.

Близко взвыла проходящая электричка, разрушив загородную идиллию. Сверху начало накрапывать. Редкие светильники только подчеркивали темноту, окутавшую окрестности. Матвей накинул капюшон, сунул руки в карманы и решил немного пройтись. Звук электрички растаял вдали, и опять наступила тишина, подчеркиваемая еле слышным шуршанием легкого дождя.

Отойдя немного в сторону, он сошел с начинающего влажно блестеть асфальта на ровный травяной ковер и прошел вперед, к живой растительной ограде. Сразу за деревьями перед ним неожиданно развернулось ярко светящееся под лучами мачтовых прожекторов футбольное поле с геометрически точно вычерченными на зеленом фоне белоснежными линиями разметки и воротами по обеим сторонам.

Огромное поле сияло и парило в тихой ночи. Его размеры преувеличивались сгущающейся кромешной тьмой по краям, серебряными вспышками капелек дождя в холодных электрических лучах и полным, абсолютным безлюдьем. Это было не просто красиво, это было прекрасно, захватывающе и величественно. Поле, как вещь сама в себе, вне времени, вне пространства. Как храм в ожидании своих адептов и паломников, или античное изумрудное ристалище в отдыхе от яростных боев.

Матвей подошел вплотную к полю, к натянутой по кромке веревочной сети на высоченных бетонных столбах. Ближайший был с самого низу и до середины обмотан мягким металлически-серым материалом, похожим на дачный рулонный утеплитель. Потрогал рукой. Пухлый, на ощупь приятный и, казалось, чуть теплый. Присел на корточки, прислонился спиной, расслабился и прикрыл глаза.

Он слышал легкий шорох листвы, умиротворенный шепот травы под ногами, невесомые всплески падающих с темного неба дождинок. Слушал тишину округи, упиваясь собственной невесомостью и спокойной безмятежностью окружающего.

Потом, сквозь тишайший шелест природы начали пробиваться звуки, сначала неясные, потом все более и более отчетливые. Сначала чьи-то отдаленные голоса, неясные вскрики и смех, перемежаемые отрывистыми шлепками о мяч, горячий азарт, потом вдруг далекий, но отчетливый взрыв веселья, радости и одновременно огорченья.

Ему казалось, что еще чуть-чуть, и он увидит наяву, своими глазами, это славное поле ярким солнечным днем, и тех сильных и смелых людей, десятилетия назад весело и азартно гоняющих мяч по нему, поймет всей своей сущностью и вкусит целиком, полностью, секрет того дела, так их увлекающего и так самозабвенно втягивающего, что сплачивает в единый, согласно действующий организм, включающий и тех, кто на поле непосредственно, и тех кто рядом, только самой близостью своей причастных к этому странному волшебному действу.

Почему-то подумалось о себе, что он так и остался тем же добрым, ко всем доверчивым, а потому – немного недалеким мальчиком, каким был в детстве.

Потом он открыл глаза, и наважденье исчезло.

Еще немного постоял, смотря и слушая округу. Постепенно ноги начали подмокать, стало холоднее, и он вернулся к себе.

Спал Матвей крепко и без снов.

***

Проснулся Матвей сам, от зудящего стрекота газонокосилок, доносящихся в приоткрытое с вечера окно. Полежал немного. Уже не заснуть. Не торопясь, встал. Потянулся, зевнул. Хорошо выспался. Бррр, однако прохладно. Подошел к окну, отодвинул тяжелую штору, глянул сквозь стекло, – на футбольном поле ровными рядами ходили мужики в одинаково ярких куртках, толкая тележки стригущих траву агрегатов. На базе рабочий день. Тщательно закрыл форточку. Стало тише.

Матвей, накинув халат из шкафчика, вышел в тесный коридорчик, воспользоваться общими удобствами, но ванная была занята, там уже плескался сосед.

Через некоторое время сей сосед-наставник вырос на пороге Матвеевой комнаты и изрек:

– Давай, дуй в ванную, потом с документами поработаем, а затем... а затем далее, далее и далее... – усмехнулся в бородку Федор Кузьмич.

Сразу после завтрака, Федор Кузьмич и Матвей уселись в комнате наставника, как более просторной, разложили содержимое полученной накануне папки по поверхности письменного стола и подробно, пункт за пунктом, изучили, проверили и проработали трудовой договор и другие документы. Бумаг оказалось неожиданно много. В необходимых местах требовалась личная подпись, которую Тяглов, полагаясь на Кузьмича, безропотно ставил.

По завершению Кузьмич с неожиданной теплотой поздравил Матвея с принятием в "славную семью". С этого момента он стал футболистом-профессионалом, формально приписанным к одной из второстепенных команд клуба. Кузьмич объяснил, что это положение, как он горячо надеется, временное, и Матвей со временем, по мере достижения необходимой формы и навыков, займет подобающее место.

– Деньги тебе будут платить небольшие, на "поддержание штанов"... сам понимаешь, никаких бонусов, вознаграждений пока не планируется. В "особых условиях" прочерк.

Матвей все понимал, и эти "небольшие деньги" казались ему вполне приемлемыми. Тем более, на фоне недавнего полного безденежья.

Закончив с формальностями, пошли получать амуницию. Инструктаж Кузьмич перенес на потом, непосредственно перед предстоящей тренировкой.

Тренировки были отдельной загадкой для Матвея. Что за тренировку нужно изобрести, чтобы из обыкновенного обывателя, каковым вполне справедливо считал себя Тяглов, сделать профессионального спортсмена высшего уровня? Да еще и за ограниченный срок. Как-то очень сомнительно все это. Но вслух свои опасения высказывать не спешил. Господину Некрасову виднее, да и есть ли альтернатива для самого Матвея? Действительно что ли идти на рынок подсоблять кавказским торговцам фруктами? Так у них и своих земляков хватает. Он прекрасно осознавал свою реальную физическую форму и предпочитал глубоко об этом не задумываться, чтобы не скатиться в неверие, а там и до отчаяния недалеко.

На базе было пустынно, основная команда была в отъезде, встречались только отдельные, спортивно выглядящие ребята, и это было хорошо. Не хотелось бы с первого дня, постоянно и массово, лоб в лоб натыкаться на парней, во всем тебя превосходящих. Так и до комплекса неполноценности рукой подать.

Спустились на первый этаж, зашли в помещение, которое Матвею сразу захотелось назвать "подсобкой". Посередине, почти во всю ширину – подобие прилавка, позади – стеллажи до потолка с упаковками одежды, сбоку канцелярский стол с компьютером. За столом сидел начинающий полнеть невысокий, с залысинами, мужчина лет сорока, в шортах и клубной футболке.

Увидев Кузьмича, мужик вздел руки вверх, прокричал что-то невнятно-приветственное, шустро выскочил из-за стола и бросился азартно тискать руки Кузьмича, переходя на объятия. Наставник отвечал не менее воодушевленно и радостно. "Они все здесь друг друга знают, и Кузьмича неслабо уважают", – подумал Матвей, скромно отворачиваясь к стене с огромной черно-белой фотографией из легендарных футбольных времен.

– Федор Кузьмич, давай не расплываться, сейчас я Георгия Константиновича позову, Мирзоева, помнишь же его?...чтоб сразу все померить и подогнать... мигом твоего воспитанника оденем, для своих – самое лучшее, – подмигнул толстячок и схватился за трубку, – а пока по мелочам прикинемся.

– Летнее, бриджи там всякие, нам не к спеху пока, давай в первую очередь тренировочное "осень-весна". И "утеплёнку"... А с Костантинычем я уже созванивался, он в курсе.

– Кузя, у вас же не топовая раскладка, не так всего много, грузовик подгонять не надо – сразу в сумках унесете, да и пригодится по-любому.

– А, ну да... "смокинги" нам пока не положены. А у Георгия вся обувка, или только бутсы, как раньше?

– Сейчас весь ассортимент обуви у него... без него бы босыми ходили... да вот он – легок на помине, – толстячок обернулся к вошедшему невысокому мужчине в годах, с богатой сединой и кавказским носом, – А у нас сам Нестеров сегодня, узнаешь?

– Ооо, Феедя!

– Жора! – опять объятия, не менее горячие, чем предыдущие.

Когда волна первоначальной радости несколько схлынула, перешли к делу.

– Что от меня нужно, Кузьмич? – Георгий, не смотря на кавказскую внешность, говорил чисто, без малейшего намёка на акцент.

– Одеть-обуть паренька в первую очередь...Небольшой ликбез устроить... Матвеем его зовут, новичок он совсем, но я им лично занимаюсь, – Нестеров указал на скромно стоящего в сторонке подопечного.

– Как же, наслышан. Перспективный, видно. И не юнец. Нечасто бывает, чтоб заранее в приказ вносили и в списки на довольствие. Вы же только вчера приехали? А в ведомостях уже дня два как... Оттуда, вестимо? С самого верху? – хитро улыбающийся Георгий Константинович вознес оттопыренный указательный палец к потолку и многозначительно покачал им.

– Потом, Константиныч, все потом, давай пока к делу.

– Ага, понял, – взял в свои руки бразды управления пожилой кавказец и обратился к лысоватому коллеге, – Гриша, ты давай, прикинь пока размер клиента и комплектуй потихоньку. А вот носки и гетры, тонкие и толстые, выдай сразу. На них мерить будем.

Потом обратился к Нестерову: – На тонкие или на толстые? Гетры режете или штатно?

– Пока на гетры, а потом поглядим.

– Ну смотри сам, впереди зима, если что.

– Георгий, ну ты же меня не обидишь, если что?

– Тебя? Да для тебя.. А то!... конечно! – обувщик, смутно ответив и неопределенно осклабившись, велел Матвею присесть на лавку и разуться. Не по возрасту легко и спортивно нагнулся, внимательно осмотрел ноги, даже тщательно пощупал. Потом подвинул к лавке чистый коврик и исчез в подсобке, откуда тут же начали доноситься невнятные ругательства и периодический картонный грохот.

На прилавок одна за другой вылетали упаковки с красочной спортивной формой различного назначения и вида, время от времени Гриша сверялся с лежащей рядом ведомостью и чиркал в ней пометки. Упаковки вскрывались и передавались в руки Кузьмичу, который тщательно проверял предложенное, – или откладывал в сторону, или передавал подопечному.

Различного вида и толщины носки и гетры, полотенца, вязаные шапочки и кепки, комплекты тренировочной формы и спортивных костюмов из различной ткани на все погодные условия, куртки легкие, куртки утепленные, сумки, щитки, шорты, бриджи, легкие футболки, шлепанцы и многие другие мелочи.

На первом этапе подбора экипировки Матвей чувствовал себя лишним. Мнения его никто не спрашивал, вертели его как куклу, раздели до белья, заставляли примерять то одно, то другое. В конечном счёте, он расслабился и даже стал получать определенное удовольствие, полностью и безоговорочно отдавшись в руки более старших и умудрённых товарищей.

К тому времени подоспел седовласый Георгий с вызывающего вида злато-металлической тележкой, наподобие тех, что возят в престижных отелях дорогой багаж приезжающих гостей. Телега была основательно нагружена разномастными обувными коробками с логотипами широко известных спортивному миру производителей.

Всё это поневоле напоминало известную сцену шопинга из старого и популярного киноблокбастера "Красотка". Только в роли Джулии Робертс, играющей счастливую даму лёгкого поведения, вкушающую всеобщее внимание и последние достижения мировой моды, выступал сам Матвей. Сравнение с проституткой было сомнительным, но нельзя сказать, что процесс ему совсем не нравился.

Трое взрослых мужчин на полном серьёзе спрашивали его, как он себя ощущает в том или ином предмете экипировки большого спорта, внимательно выслушивали его сбивчивые и невнятные комментарии, кратко обсуждали между собой, и предлагали иные образцы, стремясь к полному совершенству.

Изначально тележка была нагружена множеством обувных коробок с известными именами "Пума", "Найк", японским "Мизуно", невнятными "Лотто", "Джома" и, естественно, "Адидас", куда без него...., но в финале пришли к бутсам от Найка и симпатичным, ярко раскрашенным Адидасам. Образцы "Джома" и "Лотто" Кузьмич сразу отложил в сторонку, непонятно – отметил или забраковал.