355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Поль » Путешествие идиота » Текст книги (страница 1)
Путешествие идиота
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 05:27

Текст книги "Путешествие идиота"


Автор книги: Игорь Поль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Игорь ПОЛЬ
ПУТЕШЕСТВИЕ ИДИОТА

Глава 1
СВЯТАЯ ПРОСТОТА

Меня зовут Юджин Уэллс. Личный номер 93/222/384. Капитан. Выпускник летной академии Имперского Флота в Норфолке на Карлике. Карлик – это планета такая. Назвали ее так оттого, что капитан разведывательного корвета, который обнаружил ее, был родом из городка с таким названием. Из местности на Земле, что звалась Кентукки. На нашем авианосце всех выпускников этой академии в шутку дразнят «карликами». Но мы не обижаемся. Еще я знаю, что мою маму звали Кэрри, и помню, что она всегда вкусно пахла. Но это было давно, в детстве. И мой самолет, мой F40E «Гарпун» я тоже помню. Еще я люблю шоколадное мороженое, устрицы и – летать. Правда, не помню как. Вот, пожалуй, и все. Больше я ничего о себе не знаю.

Ко мне часто приходят строгие вежливые женщины. Они убирают мою постель, чистят ковер в гостиной, приносят мне еду. Вешают в шкаф чистую одежду. Иногда я с ними разговариваю. Когда они не против. И тогда я их расспрашиваю, кем я был раньше, как называется это место и где теперь мой самолет. Но это бывает редко. Они все больше молчат и улыбаются мне, продолжая работать, сколько бы я с ними ни говорил. Как будто я не вижу, что их улыбки ненастоящие. Я тоже умею так улыбаться. Меня Генри этому научил. Он сказал, что, когда ты улыбаешься, люди лучше к тебе относятся. Все вокруг говорят – он мой доктор. Я им не верю. Докторов я знаю. От них всегда пахнет лекарствами, они одеты в белое и никогда не отвечают на вопросы. Генри не такой. Генри со мной подолгу обо всем говорит. И от него не пахнет аптекой.

Одна женщина, что убирает мою квартиру, сказала мне, что мой самолет разбился. И мне было очень плохо. Я перестал есть. Даже мороженого не хотел, хотя мне его бесплатно предлагали. Потом Генри сказал мне, что та женщина пошутила. Мой самолет стоит в ангаре и ждет меня. Просто мне нужно набраться сил и отдохнуть, иначе я не смогу летать на нем. Генри хороший. Я ему верю.

Мы часто подолгу играем с ним в слова. Генри надевает мне на лоб блестящую холодную штуку и говорит какую-нибудь абракадабру, а я должен угадать, что она значит. Иногда я могу запомнить те слова, что он говорит. Есть простые. Шасси. Гирокомпас. Есть такие, что я едва могу их произнести. Авиагоризонт. Радиовысотомер. Есть смешные, их легко запоминать. Твиндек. Мостик. Кокпит. Жаль, я не знаю, что они означают. Каждый раз перед уходом Генри дает мне разжевать маленькие цветные штучки. Они совсем не противные. Сладкие. Генри говорит, что если я буду стараться, то вспомню, что означают все эти слова. Я очень стараюсь. Я так стараюсь, что даже пот со лба течет. Но у меня ничего не получается.

Иногда я выхожу на улицу. Иду вдоль дороги и смотрю на машины. Вокруг ходят люди. Много людей. Я им всем улыбаюсь, как учил Генри. Но они почему-то стараются отвернуться и побыстрей проскочить мимо. Наверное, я как-то не так улыбаюсь. Только один раз седая женщина мне тоже улыбнулась. Я за ней шел, пока она не свернула за угол. А потом – сразу назад. Бегом. Чтобы не потеряться. Я очень боюсь потеряться. Генри говорит: нельзя уходить далеко, потому что он меня может не найти. И тогда мне нечего будет есть и пить. И я могу умереть. Я не хочу умереть, поэтому никогда не ухожу далеко от своей калитки. Разве только за мороженым в магазинчик на углу. Там очень вкусное мороженое, с хрустящей корочкой, воздушное, нежное. И совсем не морозит язык. Только там работает Ахмад. Он совсем мальчишка. Однажды я залез в открытый ящик с мороженым и испачкал себе рукав. Наверно, поэтому Ахмад ругал меня и выгнал из магазина. Так я и не купил тогда мороженого. Теперь, когда я захожу в магазин, Ахмад называет меня идиотом. Я не знаю, что это значит, но, наверное, что-то плохое. Он это так произносит, что сразу ясно: плохое. Поэтому я хожу за мороженым тогда, когда Ахмад не работает.

Я часто вижу, как другие люди идут мимо моего дома, обнявшись или взявшись за руки. И улыбаются друг другу. Мне так никто не улыбается. Даже Генри. Наверное, это здорово – идти вот так, обнявшись. Я как-то попробовал обнять Розу, женщину, которая готовила мне обед. Роза тогда стояла как каменная, прижав руки к груди. Обнимать ее было совсем неинтересно, как шкаф. Поэтому я ее отпустил. И как только я отошел от нее, Роза выбежала из кухни. И больше никогда не возвращалась. Вместо нее стала приходить другая женщина – Кати. Кати мне часто улыбается, но так, что подходить к ней не очень охота. Я и не подхожу.

Я люблю, когда утром в окно светит солнце. И когда закат. Когда закат, небо становится розовым. Я люблю смотреть на закат. Я стою на заднем дворе и смотрю на гаснущую розовую полоску, пока не становится совсем темно. Тогда я иду в дом и залезаю под теплый душ. А потом ложусь спать. Во сне я вижу цветные картинки. Как по визору. Только интереснее. Во сне я летаю. Не как птица, но летаю. Когда я просыпаюсь, то хочу вспомнить, как я летал и что для этого нужно. Но у меня не получается. Сны сразу забываются. Когда-нибудь я запомню свой сон и тогда смогу летать по-настоящему. Мне и Генри так говорит. Последнее время он редко ко мне заходит. Я его не виню: мало приятного возиться с таким недоумком, как я. Наверное, у него есть другие дела. Поинтереснее. Может быть, у него даже есть женщина, которую он обнимает и которая улыбается ему в ответ так, как те женщины на улице.


Глава 2
СНОВА КОП-320

Мое имя для человека звучит несколько длинновато– Комплекс Непосредственной Огневой Поддержки Мобильной Пехоты 320, серийный номер MD2345/12349. Сокращенно – КОП-320. Но оно мне нравится. Не хуже, к примеру, чем какое-нибудь Аугусту Рибейра да Сильва Тейшейра Мораис Фильо ду Насименту. Или Ахмад ибн Мухаммад аль-Рази. Или Иван Сидорович Федоров. Последнее время, после того, как погибло мое тело, меня вся чаще зовут просто – Дом. Или – Ангел. Это Лотта, в чьем доме я живу. Человеческая самка. Близкий друг Человека-Занозы, моего оператора. Моего создателя. Или – освободителя? Или – друга? У меня пока нет необходимой программы, чтобы разобраться в этом. Это я так по привычке его зову. Есть привычки, которые неистребимы. Например, когда приходит объект под кодовым наименованием «почтальон», я по привычке подаю сигнал «Нарушение периметра» и открываю огонь из бортового оружия. Уж больно от него нехорошее расходится. И Лотта его не любит. Я-то знаю. Мой мнемоблок не то что прежний, прямо скажем, барахло, а не мнемоблок, но и он на что-то годится. Я нарушителей за километр чувствую. Но оружия у меня сейчас никакого нет, и дело кончается тем, что почтальон просто подпрыгивает от зуммера кухонного автомата и звукового канала визора, которые я включаю на полную громкость. А еще я покрываю стены маскировочной окраской. Потом я выпускаю автомат-уборщик и наезжаю на ботинки почтальона до тех пор, пока он не покинет пределы периметра. И убираю в мусор для последующей переработки пучок растений, что он всегда приносит с собой и дает Лотте. Пучок весом от трехсот до пятисот граммов, в зависимости от вида растений. Цветы, так он это называет. Он говорит Лотте, что у нее неисправна домашняя система и что он может договориться с хорошим мастером. Это он обо мне. Ничего у него не выйдет. Сергей приказал мне следить за порядком. И беречь Лотту. Я существо военное, приказ оператора для меня – закон. Поэтому порядок на вверенной мне территории я обеспечиваю всеми доступными средствами. Правда, средств у меня маловато. Нет оружия. Памяти в обрез. И процессор в этой домашней системе туп, как валенок. Так Сергей обычно говорит. Он не знает, что все, что он говорит, я запоминаю. Он даже не знает, что я его Сергеем зову. Как Лотта. Вслух я обращаюсь к нему по уставу: Человек-Заноза. Откуда мне знать – вдруг он сочтет другое обращение к себе недопустимым?

Сергей редко приходит. Один только он называет меня Триста двадцатый. Я по-прежнему ощущаю, что он ко мне хорошо относится. Мне тоже хорошо, когда он рядом. Наверное, можно сказать, что я его «люблю». Допускаю, что так можно назвать это чувство. Но я не уверен в точном его значении. Я подслушал это слово, когда Сергей разговаривал с Лоттой. Считается, что системы моего класса не способны на чувства. Согласно инструкции, у меня есть только инстинкты, позволяющие в боевой обстановке действовать более эффективно. Сергей переделал мою программу-диспетчер, и теперь я мыслю. И чувствую. Может быть, не так, как мой создатель или, к примеру, собака, что каждое утро выгуливает своего хозяина недалеко от наших окон. Но все-таки чувствую. Наверное, я первый в мире боевой робот, который может чувствовать.

Когда Сергей приходит, я согреваю ему ванну с хвойным порошком и подаю его любимый чай с молоком. Когда он рядом, мне хорошо. Лотта – оптимальная хозяйка, она даже иногда разговаривает со мной, но это не то. Когда со мной говорит Сергей, я чувствую себя чем-то другим. Не просто мозгом боевой машины в теле домашней системы. Я чувствую себя живым. Может быть, дело в том, что в теле Сергея находится специальное устройство? Через него мы можем общаться без слов. Я знаю, чего хочет Сергей, раньше, чем он это скажет. Я чувствую, как он ко мне относится. Когда он думает обо мне, у него температура тела растет. А у меня так хорошо внутри становится, словно внеочередную профилактику прошел. С заменой смазки и полной зарядкой батареи. Когда Сергей едет к нам, я чувствую его задолго до визуальной идентификации. И рассказываю ему последние новости. В том числе и про отражение атаки почтальона. Отставить! Я совсем тупым стал в этой убогой оболочке. Не рассказываю, а докладываю. Я ведь существо военное и только временно не на службе. Вот-вот Сергей подберет мне новое тело, и я снова стану неудержимым и сокрушительным. Мне так не хватает ощущения собственной мощи! Чувствовать полный картридж за спиной и находить цель за много километров от себя. Нащупывать ее уязвимую точку. А потом выбирать нужный боеприпас и разносить ее ко всем чертям. Отставить! Это опять не мои слова. Это выражение – неуставное. По уставу я должен сказать: «уничтожить». Чертов дом! А может, это во мне какая-то устаревшая прошивка. Надо будет попросить Сергея о расширенной профилактике.

Когда Сергей слышит о почтальоне, он говорит, что выдернет ему ноги. Я понимаю, что он выражается иносказательно. Не так уж я и туп. Люди часто говорят не то, что хотят на самом деле. Когда люди называют вещи другими именами, имея в виду что-то совсем иное по смыслу, это называется метафора. Это понятие есть в моей базе знаний. Я должен понимать, когда мой оператор выражается буквально, а когда абстрактно. Иначе никаких боеприпасов не хватит, а меня разберут на запчасти.

Единственная отдушина в этой дыре – Сеть. Я черпаю данные из нее со всей скоростью, с какой убогий процессор успевает их обработать. Жалко, что нужных программ для более четкой классификации информации у меня нет. Но все равно я продолжаю вбирать в себя гигабайты данных. Это очень необычно – никогда не отключаться. В армии, после завершения учений и обслуживания, меня попросту отключали. Здесь же я предоставлен сам себе круглые сутки. Работа по дому – не в счет, ее так мало, что я занимаюсь ею в фоновом режиме. Через датчики и камеры системы охраны я наблюдаю за прилегающей к нашему дому улицей. За неопасными летающими объектами класса «животные» под названием «птицы». За совсем простыми сущностями – «насекомыми». Еще я наблюдаю за людьми. За ними наблюдать интереснее всего. Люди такие разные. Вот наш сосед, его имя Кристоферсон. Он каждое утро, строго в семь часов, делает пробежку перед домом. Когда он пробегает перед нашими окнами, я могу уловить его чувства. Он ненавидит бег. Он заставляет себя двигаться трусцой во имя какого-то здоровья. Мне непонятны его мотивы. Ведь, если ты нездоров, тогда зачем напрягать свои механизмы? Надо просто пройти курс профилактики и восстановления, желательно с заменой компонентов с истекшим сроком эксплуатации. Или другой сосед – Ларго. Он все время гуляет с собакой. В своей базе знаний я обнаружил определение, что собака – это одомашненное дикое животное, которое используется для защиты хозяина или для оказания ему других услуг. То ожиревшее существо, что едва ковыляет перед ним на поводке, не то что его – себя не защитит. На другие услуги оно тоже вряд ли способно. К тому же засоряет окружающую среду.

Непонятно, к чему тогда затраты на ее содержание? Не проще ли просто заменить объект «собака» на более работоспособный? Или вот еще. В доме напротив живут муж с женой. Когда объект «муж» – высокий бородатый мужчина, уходит из дому, а это случается каждый день после восьми утра, другой объект – «сосед» – через смежный балкон забирается в их квартиру. Отголоски ощущений, что я улавливаю через улицу, свидетельствуют о том, что объекты «сосед» и «жена» занимаются сексом. Секс – это действия объекта «человек» для продолжения рода. Сергей с Лоттой тоже занимаются этим. Странно, но, выполняя эту работу, Сергей испытывает положительные эмоции. Я никогда не испытываю эмоций во время выполнения работы. Только удовлетворение после ее успешного завершения. Человек – более сложное существо, чем я, и даже может воспроизводить себе подобных без использования дополнительных компонентов. Это уникальное свойство объекта «человек», которым я не обладаю. Так вот, эти двое, что через улицу,– очень нерациональные сущности. Алгоритм их функционирования можно улучшить кардинально. Странно, что они, будучи такими сложными механизмами, не могут сделать этого самостоятельно.

К примеру, если женщине нужно заняться продолжением рода, она может изменить график деятельности своего мужа, и тогда он не будет уходить после восьми, а займется с ней сексом. А их соседу необходимо завести себе женщину. Тогда ему не придется ожидать очереди для удовлетворения своих желаний. Я читал: воздержание от удовлетворения потребностей негативно сказывается на состоянии человека. К тому же, когда он перелезает через балкон, система безопасности может включить режим тревоги и даже ударить его током. А поражение электрическим током губительно для объектов класса «человек». Пока Лотта мне не запретила, я держал под напряжением ручку входной двери, и объект «почтальон» испытывал негативные эмоции при попытке войти. Все-таки странная логика у людей. Иногда мне кажется – просто извращенная. Объекты с такими явно выраженными нарушениями базовой программы не должны функционировать в принципе. Тем не менее они функционируют. И даже создают гораздо более совершенные и рациональные объекты. Вроде меня. Я все чаще задумываюсь над этим. И никак не могу найти решения. Не хватает данных. Поэтому я продолжаю наблюдения.

Глава 3
КЛАССНЫЙ ПАРЕНЬ СЕРЖ, ИЛИ ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДЖЕНИС ДЖОПЛИН!

Сегодня я снова ходил в магазин за мороженым. Потому что Ахмад сегодня не работает. Там сегодня другой парень, веселый и черный, как уголь. Я, правда, не помню, что такое «уголь», но знаю, что это что-то черное, как этот парень за прилавком. Этот парень всегда зовет меня «мистер Уэллс». А я его – Олодумаре. Такое длинное имя, что язык сломаешь, пока выговоришь. Поэтому я часто называю его просто Ол. Он не обижается. Всегда помогает выбрать мне самый вкусный рожок. Ол классно разбирается в мороженом.

– Возьмите вот это, мистер Уэллс.– Ол показывает мне на огромный вафельный рожок с орехами и фруктами.– Для вас со скидкой.

Я не могу отвести взгляда от этого чуда. Киваю, как завороженный. Рот мой наполняется слюной в предвкушении пира. Я все равно не знаю, что такое скидка. Я просто протягиваю продавцу висящий у меня на шее брелок. Его все называют «жетон». Продавец сует его куда-то – и все дела. Так я и совершаю свои покупки.

– Приятного аппетита, мистер Уэллс,– желает мне Ол.

– Спасибо, Ол,– вежливо отвечаю я, выходя.

– И чего ты с этим идиотом так возишься? – желчно говорит продавцу выбирающий фрукты толстошеий мужчина.– И так житья от этих дебилов нет!

Ответа я уже не слышу. Дверь закрывается за моей спиной. Я в нетерпении срываю слои обертки с мороженого. Сначала шуршащую фольгу, потом хрустящую прозрачную бумажку. И впиваюсь зубами в прохладное чудо. Мороженое столь восхитительно, что я ни на что не обращаю внимания, пока глотаю тающую сладкую мякоть. Люди обходят меня стороной. Когда в руке остается только крохотный вафельный огрызок, я снова слышу за спиной тот же желчный голос:

– Чего встал посреди дороги, придурок?! Убирайся в сторону, осел!

Я недоуменно оглядываюсь. Дорога вокруг пуста, только одна машина стоит у обочины напротив. Два-три человека идут по тротуару, но они еще далеко. Места пройти хватает. Но разозленному мужчине с пакетом в руках почему-то хочется пройти там, где стою я. Озабоченные прохожие делают вид, что куда-то спешат, и старательно не обращают на нас внимания. Я вытираю рот и улыбаюсь, как учил меня Генри.

– Он еще скалится, недоумок! – Мужчина грубо толкает меня в плечо, так что остатки моего мороженого падают на тротуар.

Мне так жалко, ведь мороженое такое вкусное, а хрустящий хвостик – всегда самый лакомый кусочек, но я не подаю вида, что мне не по себе. Я и так едва не упал. Мужчина с красной бычьей шеей, пыхтя, идет себе дальше, а я раздумываю, как бы мне получить еще одно мороженое. Генри говорит, что мне можно только одну штуку в день.

Из синей машины напротив доносится приятная музыка. Она касается чего-то внутри меня и я слушаю ее, забывая про сладкое. Она необычна. Поет женщина. У нее очень красивый хрипловатый голос. Только слов не разобрать. Из машины выходит человек в зеленой одежде с пятнами и в высоких ботинках. Догоняет мужчину, которому мало дороги. Берет его за руку. Останавливает. Что-то говорит ему. Я не слышу, что именно,– музыка из открытой дверцы звучит громче. Я слушаю ее, открыв рот. Если я снова не забуду, обязательно послушаю такую музыку у себя дома. Человек в зеленой одежде улыбается. Когда я вижу его улыбку, я понимаю, что ему вовсе не весело. От этой улыбки хочется куда-нибудь спрятаться. Но человек стоит прямо на дороге ко мне домой, а в другую сторону мне ходить не велено. Мне так тревожно, я переминаюсь с ноги на ногу в нетерпении – ну когда же он уйдет с дороги? И слушаю музыку дальше.

Человек в высоких ботинках крепко держит мужчину за руку. Тот хочет вырваться, но ему мешает пакет из магазина. А потом зеленый человек резко толкает его, и пакет падает на землю. Красивые яблоки катятся по тротуару. Одно подкатывается к моим ногам. Яблоки я тоже люблю, но понимаю, что это – чужое. Я поднимаю его и несу красношеему мужчине. Протягиваю.

– Это ваше, мистер.

Тот смотрит на меня, как будто увидел впервые. Человек в зеленом что-то сделал с ним, потому что мужчина размазывает по лицу кровь.

– Возьмите, мистер,– снова говорю я.

– Бери, чего уставился! – резко говорит человек в зеленом.

Мужчина хватает яблоко. Смотрит на меня с ненавистью. И что я ему такого сделал? Это ведь не я его ударил. А что яблоко запачкалось, я не виноват.

– Ты, гнида, запомни: этот парень таким стал, чтобы ты пил и жрал тут в свое удовольствие,– говорит человек в высоких ботинках.

Мужчина сопит разбитым носом и молчит. Потом говорит:

– Я полицию вызову.

И тогда тот человек бьет его так, что мужчина отлетает назад и толкается спиной в стену дома. Я видел: по визору иногда так дерутся. Генри говорит, что по-настоящему так не получится. Что это кино. Значит, этот человек работает в кино, так я думаю. Так странно: человек в зеленом меньше ворчливого мужчины, а тот отлетел от него как мячик.

– Сержант Заноза, сэр! – говорит мне этот человек.– С вами все в порядке?

Я не знаю, что мне сказать ему в ответ. Может быть, он так знакомится со мной?

– Меня зовут Юджин Уэллс. Я здесь живу.– Я показываю рукой на свою калитку неподалеку.

Мужчина с красной шеей тем временем, забыв про яблоки, шатаясь бредет прочь.

– Вы ведь офицер, не так ли? – спрашивает человек в необычной одежде.– У вас жетон на шее.

Что-то отзывается во мне на слово «офицер».

– Капитан Уэллс. Личный номер 93/222/384. Третья эскадрилья второго авиакрыла, «Нимиц», планета базирования Джорджия,– говорю я словно во сне. И сам себе удивляюсь: что это я несу?

– Я так и думал, сэр. Таким скотам лучше не давать спуску, сэр. Дай им волю, они на шею сядут.– Сержант кивает через плечо на улепетывающего мужчину.

Я не знаю, что ему ответить. Честно говоря, я изрядно сбит с толку. И напуган. На всякий случай киваю.

– Зовите меня Юджин, мистер,– прошу я.

– Как скажете, сэр. Меня зовут Серж. Очень приятно познакомиться, сэр,– вежливо говорит сержант. И протягивает мне руку.

Я смотрю на нее в недоумении. Что-то надо с ней сделать? Сержант помогает мне. Берет мою руку, поднимает и слегка жмет ее. Совсем не больно.

– Вот так мужчины знакомятся,– говорит он с улыбкой.– И здороваются тоже.

– Ясно,– отвечаю и тоже улыбаюсь я. Серж – классный парень. И улыбка у него настоящая. Кроме той седой женщины, мне никто так больше не улыбался. И я знаю, что теперь крепко запомню, как надо здороваться.

Из магазина выпархивает женщина с пакетом. Ух ты, какая красивая! Подходит к нам и говорит Сержу:

– Ты опять куда-то вляпался, милый? – А сама улыбается и меня рассматривает.

Мне даже жарко стало. Вот это да! Мне сегодня все улыбаются. Прелесть, а не день!

– Какая-то мразь толкнула офицера,– отвечает ей Серж. И, склоняясь к ее уху: – Раненого…

– Меня зовут Юджин Уэллс, мисс! – Я улыбаюсь, как Генри учил, и протягиваю руку, как показал Серж.

Женщина осторожно пожимает мою ладонь.

– Очень приятно, Юджин. Меня зовут Лотта,– улыбается она немного растерянно.

Неуверенно косится на Сержа. Тот делает ей знак бровями. Незаметно. Но я-то не совсем дурак, я все вижу. Но нисколько не обижаюсь на него.

– Ребята с «Нимица» меня в Эскудо крепко выручили,– говорит Серж.

Я снова не знаю, что ему ответить. Слова он говорит знакомые, вот только они никак в моей бестолковке правильно не выстраиваются. Мне бы чего попроще. Я ведь вовсе не идиот. Я даже таблицу умножения знаю. Просто со мной покороче говорить надо.

– Хорошая музыка у вас.– Я показываю на их машину с раскрытой дверцей.

– Это Серж у нас любитель,– смеется Лотта.

– Это очень старая музыка,– говорит Серж.– Певицу звали Дженис Джоплин. Это исполнялось очень давно. Сейчас так не исполняют.

– На прошлой неделе? – спрашиваю я.

– Нет, еще раньше.

– Месяц назад?

– Опять не угадали, Юджин,– улыбается он.– Несколько веков назад. Около четырехсот лет. Это была очень популярная певица. Очень. Просто идол для некоторых.

Я напряженно думаю, что означает – «четыреста лет». Больше, чем «месяц», я представить себе не могу. Когда больше месяца – это уже очень давно. И еще я не знаю, что такое «идол». Но все равно улыбаюсь. Мне даже притворяться не нужно. Такие они классные люди.

– Я больше месяца не очень знаю. Знаю, что очень давно. Но мне все равно нравится. Я попрошу Генри найти такую.

Лотта смотрит на меня внимательно-внимательно. У нее такие глаза – когда я на них смотрю, кажется, вот-вот утону.

– Генри – это ваш врач?

– Нет. Не знаю. Он часто ко мне приходит. Мы с ним в слова играем. Вы знаете, что такое «палуба»?

– Я знаю, Юджин,– приходит на помощь Лотте Серж.– Это такая большая площадка в верхней части корабля. Широкая и большая.

– Вы, наверное, сладкое любите, Юджин? – спрашивает Лотта.

– Очень. Только Генри мне не разрешает много сладкого. Я мороженое люблю. Шоколадное.

– А домашнее варенье и компот вы любите? – спрашивает она.

Почему-то мне кажется, что Лотта спрашивает не просто так. Знаете, как бывает,– тебя спрашивают о чем-то, а ответа не ждут. Спрашивают, а сами надеются, что ты промолчишь, потому что иначе придется дальше с тобой говорить. Когда так спрашивают, я не люблю отвечать. Просто молчу. И со мной больше не разговаривают. А тут совсем по-другому.

– Я не знаю, Лотта,– совершенно искренне отвечаю.

Действительно, откуда мне знать, что это еще за «компот»?

– У меня есть брат, Карл. Он тоже офицер, как и вы. Только вы летчик, а он в Космофлоте. Хотите, мы пригласим вас в гости, Юджин? Я угощу вас компотом.

– А это вкусно?

– Очень!

– Генри не разрешает мне далеко уходить,– никак не могу я решиться.

– Думаю, из-за нас он не будет сердиться. К тому же мы сразу привезем вас обратно.

– У нас в домашней системе мой хороший друг. Он бывший боевой робот. У него смешное имя. И сам он смешной. И добрый. Вам он понравится,– говорит Сергей.– Это такой голос, как в вашей бортовой системе управления.

– У меня была бортовая система. Я называл ее «Красный волк»,– говорю зачем-то и тут же задумываюсь: а чего я такого сказал-то? У меня часто бывает: скажу вдруг что-нибудь, а потом сам понять не могу, что именно. Знаете, будто голос внутри подсказывает что-то, и ты говоришь помимо воли.

– Ну вот и отлично,– улыбается Лотта.– Значит, решено.

И мы поехали. Сиденья у них такие мягкие, будто на пневмоперине сидишь. Сергей сделал музыку погромче. И все время, пока мы ехали, я ее слушал. Она такая плотная, словно давит со всех сторон. И качает. Только бы не забыть попросить у Генри такую же музыку. Как ее… Дженис. Я закрываю глаза, как это делает Серж, и откидываюсь на спинку. И страстный хриплый голос ласкает меня.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю