Текст книги "День независимости. Часть 2"

Автор книги: Игорь Никулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

45

Москва. 3 июня.

20 ч. 15 мин.

Замусоленная штора слабо шевелилась под открытой форточкой. Журавлев лежал на скрипучей софе; а за окном слышались крики резвящейся ребятни. В доме напротив громко играла музыка, шумели курившие на балконе подростки, но шум не мешал ему думать…

* * *

В столице он уже третий день, и теперь знает достоверно, что остался один. Первого июня, с паспортом на имя Юрия Кононова, он еще толкался на Казанском вокзале, издали наблюдая за окном справочного бюро. Никто из ребят так и не появился. Но он отметил другое. Слежка!

В зале работали оперативники, и пасли именно справочное. Удостоверившись, он ушел тогда незамеченным, но больше на вокзале не появлялся.

Надо было где-то устраиваться. Соваться в гостиницы или снимать жилье по объявлениям опасно: он это уже не раз проделывал, и сыщикам не стоило сложности просчитать такой шаг. Требовался нестандартный ход, и он его сделал…

Купив в киоске у метро «Чистые пруды» бутылку водки, он подсел на скамейку к мающимся с похмелья мужикам и предложил подлечиться.

Потрепанные жизнью, испитые мужики от халявной выпивки не отказались.

– Только не здесь, – покосившись на постовых, тащивших в будку упирающегося пьяного, сказал тот, кого дружки называли Коляном. – Пошли ко мне.

Колян был низок ростом, лицо его опухло от постоянных возлияний и имело синюшный оттенок. Сизые губы отвисли, изо рта смердело запахом давно нечищеных зубов. Носил он линялую майку с надписью «Адидас» и протертые до белизны на коленях джинсы.

Компанию не больно интересовало, кто их новый знакомый, а после того, как Семен вынес из коммерческого павильона пакет, набитый спиртным и закуской, и вовсе стал своим в доску.

Колян жил неподалеку, на Мясницкой. Двухкомнатная квартира на седьмом этаже поражала своей запущенностью, и напоминала притон.

Не разуваясь, хозяин протопал на кухню, загремел в проходе пустыми бутылками.

– Ну чё вы? – просипел оттуда дружкам.

Журавлев внес пакет и выставил на изрезанный ножом кухонный стол. Достав из мойки граненный, мутного стекла стакан, Колян ловко скрутил с бутылки пробку и наполнил его до краев.

– Ну… – он попытался изобразить тост. Руки его заметно тряслись, и водка в стакане бултыхалась. – За знакомство.

Он опустошил стакан в несколько крупных глотков, блаженно закатив глаза. Вытерев ладонью мокрые губы, выдохнул:

– Хороша… Настоящая.

Его приятель с недельной щетиной и синяком под глазом, схватив бутылку, приник к горлышку.

Семен перегрузил на стол гирлянду сосисок, колбасу и пачку пельменей, поставил на подоконник еще три водочные поллитровки.

Пока компания приканчивала спиртное, он прошелся по квартире, заглянул в комнаты. В той, что изначально предназначалась как зал, имелся диван, шифоньер с раскрытыми перекошенными дверками. На полу валялись какие-то тряпки, пахло плесенью и табаком. Возле окна на табурете стоял старый черно-белый телевизор. Переполненная окурками консервная банка у дивана заменяла пепельницу.

Соседняя смежная комната использовалась как кладовка. У окна с лопнувшим стеклом составлены пустые бутылки, в углу – куча обгоревшей медной проволоки и обломки алюминиевых деталей.

– Колян, я поживу у тебя с недельку? – спросил Журавлев захмелевшего хозяина. – Плачу любую сумму. Харч с меня.

– Живи, мне не жалко… А чё с нами не пьешь?

– Язва, – соврал Журавлев. – Приходится разве молочишко…

Он не тратил зря время. Забрав у пьяного Коляна ключ, ушел прогуляться по городу. Но и прогулки были не бесцельными. Закупившись в киоске Союзпечати свежими газетами, он бегло просмотрел их, отыскивая сообщения, связанные с предстоящими праздниками.

В «Московском комсомольце» наткнулся на любопытную статью. Если верить автору, в день Независимости на Театральной площади намечался митинг демократов, и судя по заверениям Кремля, на митинге собирался присутствовать сам Президент.

Он еще раз перечитал статью и выбросил газеты в урну. Большего ему не требовалось.

* * *

Он правильно поступил, что захватил с собой ключ от квартиры. Колян напился в стельку и дрых на полу в коридоре, не реагируя на стук в дверь.

Пройдя в комнату, Журавлев включил телевизор, который к вящему удивлению заработал, и завалился на диван.

– В эфире новости, – объявил диктор, чье лицо на экране дергалось и двоилось. – Как нам стало известно, погибший при задержании террористов во Владимире майор милиции Михаил Алексеев посмертно представлен к званию Героя России. Напомним, милиционер своим телом успел закрыть адскую машинку за долю секунды до взрыва и тем спас жизнь окружающих. Специалисты уже определили тип взрывчатого вещества и с уверенностью говорят о его идентичности взрывчатке, примененной террористами при взрыве автобуса в Воронеже. Найденное в Калуге взрывное устройство изготовлено тем же криминальным умельцем.

Журавлев приподнялся, всматриваясь в дергающееся изображение и злобно выругался.

– … задержанные уже дают признательные показания. Но вместе с тем отмечается, что некоторые члены группировки еще находятся на свободе, и поэтому расслабляться нельзя. Правоохранительные органы еще раз обращаются к населению столицы с просьбой проявить максимальную бдительность и выдержку. Если вы где-нибудь увидели этого человека, сообщите по телефону 02 или обратитесь к ближайшему посту милиции.

Во весь экран поместилась увеличенная фотография разыскиваемого.

– Твою мать!..

Он сел и закурил, яростно вдыхая дым.

Всё!.. Накрыли! Выходит, последние операции провалились. Лохи!..Ничего сами сделать не могут. И шут с вами!..

Он сам в состоянии провернуть дело. Он снимет банк и сумеет выйти сухим из воды. Деньги делают невозможное. Уехать за границу, сделать пластическую операцию, чтобы мать родная не узнала, и живи, Семен, наслаждайся. Ты это заслужил.

И все-таки одиночество его грызло. Давило и ощущение того, что к нему подбираются ближе и ближе, и теперь придется трудиться на два фронта: готовить взрыв и при этом постоянно оглядываться.

Масхадов прав. Президент обязательно будет участвовать на первом, после инаугурации, политическом шоу. Тем более, что во власть он пролез именно от демократов… Охрана на каждом шагу… У них мои приметы, так что близко не подойти… Что делать?

Что делать?.. Этот вопрос мучил его не первый день.

Он съездил на вещевой рынок в Сокольники и, кроме одежды, купил косметический набор. Косметический – не в привычном для обывателя смысле. То были не очищающие кожу крема и лосьоны, а театральный грим и накладки, совершенно изменяющие лицо…

Закрывшись в ванной, Журавлев открыл коробочку с контактными линзами, и, осторожно поддевая прозрачные тончайшие пластины пальцем, прилепил на глаза. Проморгался, а когда высохли проступившие слезы, с удовлетворением отметил, что изменился не только их цвет, но и само выражение.

Раскрыв рот, он поместил под щеки упругие тампоны. Наклеил тонкие артистические усики и хмыкнул, глядя в отражение. Из зеркала на него смотрел совсем другой человек, лишь отдаленно напоминающий прежнего Семена Журавлева…

…Но и маскарад с переодеваниями не означал стопроцентного успеха. Ему нужны помощники.

* * *

Часов в шесть вечера заявился Колян с собутыльниками. В квартире сразу стало шумно, на кухне звучал отборный мат, звонко хохотала женщина.

– Чем занимаешься, Юрок? – он заглянул в комнату Журавлева. – Не скучай, пошли, посидим с нами.

Хмельные глаза его гноились. Колян, как обычно, был навеселе.

Подружка ему подстать. Пропитая всклоченная женщина лет тридцати пяти развязано хохотала, глядя, как силится подняться с пола перебравший спиртного приятель Коляна.

– Юра, – назвался ей Журавлев, и бабенка даже попыталась состроить ему глазки:

– Анюта…

От Анюты несло дешевыми духами, а передние подгнившие зубы изобиловали щелями.

– Вот такой парень! – отрекомендовал Журавлева Колян, задрав большой палец. – Садись, в ногах правды нет.

На столе появилась недопитая бутылка с криво наклеенной этикеткой.

– Самопал?

– Ага, вакса. Водка ноне дорого стоит.

Журавлев сходил в комнату и вынес коньяк. Дама восхитилась, увидев экзотический напиток.

– Какой мужик, – тряс косматой головой Колян, наполняя стакан. – Давно коньяка не пробовал.

От своей порции Семен отказался. Бабенка довольно фыркнула:

– Нам больше достанется.

…Когда пузатая бутылка на четверть опустела, а щеки Коляна набрякли краской, Журавлев приступил к делу:

– Мне помощь твоя нужна, Николай. Можешь неплохо заработать.

– А что делать? – заплетающимся языком пролепетал забулдыга.

– Ничего сложного. Выполнишь поручение, получишь пятьсот баксов.

Анюта округлила глаза.

– Ни фига себе!.. Ты новый русский… бросаешься бабками?

Он ответил с достоинством.

– Я занимаюсь политикой.

– Да ну?! – поразился Колян. – Эт чё, как депутат?

– Вроде того, только я приехал из Приморского края. Слыхал про Владивосток?

– Слыхал… Ну конечно…

– А знаешь, какие дела у нас творятся?

И Журавлев принялся добросовестно пересказывать прочитанное вчера в газетах о конфликте губернатора Наздратенко с мэром города Черепковым, кое-какие подробности сочиняя на ходу.

– Да у нас редкие выборы без скандалов не обходятся. Только начинают побеждать противники губернатора, их враз признают недействительными, обжалуют в судах по всякой чепухе. Только Черепков, он за простого человека, за правду, а ворам из краевой администрации такой поперек глотки. Начинает местная газета поддерживать мэра, ее тут же закрывают. Причину найти недолго…

Колян участливо слушал его, качая головой. Иногда во взгляде его появлялось недоверие. А солидарность свою с мятежным, но справедливым мэром, он выражал со свойственной прямотой:

– Не, ну ты смотри, чё, сволочи, делают, а…

Журавлев разглагольствовал о сложной обстановке в городе, ставшем заложником политических страстей, о семье мэра, вынужденной скрываться от ищеек губернатора.

– У меня компромата на него целый чемодан. Те, кто отправлял меня, сразу предупреждали: эти бумаги уже стоили кому-то жизни, и их во что бы то не стало нужно передать самому Президенту. И никому другому, потому как Правительство и ближайшее президентское окружение сплошь из коррумпированных чиновников.

– Эт точно, – поддакнул Колян. – Все они воры! Такую страну разграбили… – он всхлипнул.

– А как передать, не знаю. Когда звонил домой, успели передать, что за мной чуть ли не отряд киллеров снарядили. Хотят заставить замолчать навсегда, а документы похерить. Потому как, если они попадут в нужные руки, произведут эффект разорвавшейся бомбы.

Анюта плеснула в стакан коньяк и махнула залпом. Вместо закуски препроводила в щербатые зубы папиросу.

– А чем Колян сможет помочь?

– Все очень просто, – Журавлев щелкнул зажигалкой и галантно поднес к папиросе трепещущий огонек. Анюта прикурила и улыбнулась ему.

– Через девять дней Путин будет выступать на митинге на Театральной. Это единственная возможность отдать ему документы. В другое время к Президенту не пробиться. Только я не имею право рисковать. Собой еще ладно, но если пропадут бумаги, значит все было напрасно… Мне позарез нужны сподвижники, настоящие граждане России, кому небезразлична ее судьба и судьба демократии.

Бабенка поперхнулась дымом и закашлялась:

– Так кто ж его близко подпустит? Там охраны…

– Пусть охрана. Она из верных Путину людей. Так или иначе, он узнает о содержимом чемоданчика.

Колян задумался, запустив пятерню в косматые волосы. Потом махнул рукой, едва не уронив бутылку со стола.

– А, была не была! Где еще такие деньги заработаешь? Тут главное, как я понимаю, пролезть в первые ряды, попасть на глаза телохранителям.

– Верно. Только если на тебя никто и внимания не обратит, меня шлепнут еще на подходе к площади.

Анюта с восхищением глянула на приятеля.

– А ты сумеешь?

Колян гордо выпрямился, точно пробиваться к Президенту страны с чемоданом компромата в руках для него было столь же привычным, как сигарета по утрам.

– Что я, не мужик?

Подавляя улыбку, Журавлев наполнил стакан остатками коньяка и подал новоявленному борцу за справедливость.

– Давай… за успех нашего дела.

46

Ярославль.5 июня.

13 ч. 25 мин.

Улица Чкалова находилась поблизости от Центрального рынка, и Журавлев нашел ее без труда. Накрапывал мелкий колючий дождь. Подняв воротник куртки, он шел по обочине грунтовой дороги.

Столь удачное расположение улицы приносило ее жителям определенные дивиденды. И при Советской власти они вряд ли испытывали материальные проблемы, пуская на постой южных торговцев и принимая на хранение товар. Но тогда за «коммерцию» и нетрудовые доходы грозили крупные неприятности. А в нынешние вседозволительные времена они развернулись с размахом, не претерпевая какого-либо притеснений от властей.

На месте бревенчатых полусгнивших лачуг, со временем, выросли добротные, из отборного кирпича хоромы. Под окнами, оставленные хозяевами под дождем, попадались дорогие иномарки.

…За спиной загудел грузовик. Журавлев отошел, пропуская гремящую на ухабах фуру. Камаз обогнал его, но почти сразу сбросил скорость и выписывая замысловатые пируэты на узкой улочке, стал сдавать задом к металлическим воротам, за которыми укрывался кирпичный, под оцинкованной крышей, дом с арочными окнами и флюгером на коньке в виде полумесяца.

Журавлев посмотрел на жестяную табличку с номером.

«Ага, и мне сюда же…»

После требовательного рева клаксона ворота распахнулись, открыв прохожему заасфальтированную площадку с навесом, под которым ярусами высились деревянные ящики.

Примеряясь к ширине ворот, водитель загнал фуру во двор.

«Точно… Чкалова, дом тридцать», – еще раз сверился Журавлев и боком протиснулся между воротами и Камазом.

Возле фуры уже суетились замызганные мужики, похожие на бомжей, за копейки подрабатывающие грузчиками. Из-под тента кто-то торопливо подавал картонные коробки. К кузову выстроилась очередь.

– Эй, осторожнее! – покрикивал на работяг присматривающий за разгрузкой владелец товара.

Прогибающийся под тяжестью коробки хлипкий мужичонка споткнулся на ходу и чуть не выронил ношу. Хозяин разразился отборной бранью, а когда коробка благополучно переместилась под навес, подозвал грузчика и врезал ему кулаком по зубам.

Мужичонка потешно завалился на площадку. Но поведение торговца не вызвало возмущения среди других рабочих. Подхихикивая над незадачливым приятелем, они продолжали выгружать фуру.

– Пошел вон, скотина! – исходил ругательствами фруктовый король. – Чтоб я тебя больше не видел.

Потирая саднящую скулу, мужик не уходил и, отираясь возле раздосадованного нанимателя, услужливо клянчил:

– Шамиль… Я поскользнулся. Не выгоняй, а… Шамиль?

Но кавказец уже не обращал на него никакого внимания, настороженно присматриваясь к невесть откуда взявшемуся незнакомцу.

– Тебе кого надо?! – с вызовом спросил он.

Журавлев ответил:

– Вахида. Он дома?

– Смотря для кого. Кто таков?

– Я по делу, – Журавлев вскипел, но удержался в рамках, хотя рука так и зуделась навернуть зазнавшемуся кавказцу и вернуть его, вознесенного до небес пресмыкающимися за кусок хлеба бомжами, на грешную землю.

Шамиль пренебрежительно изломил губы.

– Нам работники больше не нужны.

Разговаривать в подобном тоне лишено всякого смысла. Отодвинув торговца с пути, Журавлев двинулся к порогу.

– Стоять! – взвизгнули за спиной.

Развернувшись, он перехватил занесенный кулак и так изломил руку, что Шамиль зашипел и присел на корточки, вереща:

– О-о-ой…

– Остынь немного, – посоветовал Журавлев и, отпустив волосатую кисть, вошел в дом.

Вкусно пахло узбекским пловом. На кухне, вокруг стола с казаном, расселось пятеро таджиков и, игнорируя ложки, щепотями уминали жирный рис. На газовой плите скворчала сковорода с гигантской глазуньей, за которой присматривала худощавая женщина в наглухо повязанном платке.

Они разом подняли головы.

– Мне нужен Вахид, – вместо приветствия сказал Журавлев.

За спиной хлопнула дверь. На кухню следом ворвался униженный Шамиль.

– Ну, я Вахид, – без всякого акцента, как человек, проживший в России относительно долгое время, произнес толстяк в светлой безрукавке. Выудив из вазочки салфетку, обтер лоснящиеся губы и пальцы и, скомкав, кинул на стол. – Кто ты?

– Ты меня не знаешь. Я не местный. Но у тебя должна храниться посылка, которую передал Аслан. Я за ней.

Толстяк сощурил глаза, окатывая придирчивым взглядом Журавлева с ног до головы.

– Первый раз слышу, – растянуто произнес он. – Ты, верно, не по адресу?

Журавлев поскреб висок, глядя искоса на Вахида.

– В опасные игры играешь, уважаемый.

Таджики зашевелились и стали угрожающе подниматься из-за стола.

Шамиль предательски попытался ударить в спину. Семен скользнул в бок, и, провалившись в пустоту, неуклюжий торговец полетел на пол.

Они бросились скопом, норовя сбить его с ног и разделаться. Но они не были столь опытными рукопашниками, как Журавлев, и он успел вывернуться ужом, проверив нерасторопных кулаками на прочность.

Кто-то выл, согнувшись на полу в три погибели, обхватив руками живот. Кто-то, отлетев к плите, вывернул на себя горячую сковородку, и, выпачканный в яичном белке, ругался, размазывал кровь по физиономии.

Вахид в потасовку благоразумно не лез, оставаясь сторонним наблюдателем. Но когда большинство заступников вышли из игры, попятился в комнаты, ища спасения.

…Журавлев успел заметить движение умывшегося кровью таджика к голенищу сафьянового сапога со смешно загнутым носом и, в прыжке, выбил из его руки финский нож…

Наборная рукоять ножа удобно легла в ладонь. Бросившись за Вахидом, Журавлев настиг его в гостиной. Перетрусивший толстяк судорожно дергал шпингалет, норовя смыться через окно.

В гостиную, тяжело дыша, вломились остальные участники драки. Семен прикрылся им, как живым щитом, и приставил к потной шее отточенное лезвие.

– Приблизитесь еще на шаг, и я ему башку отрежу.

Шамиль, под чьим глазом расцветал фиолетовый синяк, недоверчиво буркнул.

– Руки коротки.

– А ты проверь…

Притянув за мясистое ухо к себе голову толстяка, Журавлев сказал негромко:

– Ты не против, Вахид?

– Сто-стоять!.. – задыхаясь, прохрипел тот. – Стойте, идиоты.

– Благоразумно с твоей стороны, – согласился Семен. – Так как, отдашь-таки посылочку или будешь упрямиться?.. Только учти, если твои бестолковые друзья будут нам мешать, я отправлю вас всех к Аллаху…

– Отдам. Отпусти…

Высвободившись из сильных рук незнакомца, Вахид с ненавистью приказал таджикам:

– Убирайтесь!

– Но…

– Я сказал, валите во двор. Чтоб духу вашего в доме не было!

Косясь на Журавлева как побитые собаки, они неохотно убрались на улицу. Поправив выбившуюся из штанов рубашку, Вахид пробурчал:

– Ты меня опозорил.

– Ну уж извини. Сам проверку затеял.

Толстяк направился на кухню. Откинув ковровую дорожку, поднял за кольцо крышку подпола.

– А ну, держи! – велел забившейся в угол женщине. – Да живо!..

Спустившись по лесенке, он докрутил в патрон лампочку и, когда в норе вспыхнул свет, полез куда-то вглубь…

Вахид выставил на обеденный стол посылочный ящик, с треском оторвал фанерную крышку. Внутри, уложенный на толстый слой ваты, лежал металлический контейнер.

Отстранив хозяина, Журавлев отвинтил у контейнера крышку и, с предосторожностями, извлек на свет стеклянную запаянную колбу, заполненную прозрачной зеленой жидкостью.

– Ты знаешь, что это?

– Понятия не имею. Когда принесли, с объяснениями не торопились. Сказали только, что однажды за ней придут, и гонец скажется от Аслана.

– Ты хоть знаешь, от какого Аслана? – усмехнулся одними губами Семен.

– Мне оно ни к чему. Мое дело маленькое, бизнес. Принял на хранение, вернул…

– Тогда почему не сразу?

Журавлев вложил колбу обратно в контейнер и плотно закрутил крышку.

– А хрен тебя знает, кто ты такой… Подожди, – Вахид раскрыл настенный шкафчик для посуды и достал аптечку. Порывшись, подал Журавлеву пластмассовый футляр.

– Что в нем?

– Шприц с какой-то дрянью. Отдали вместе с ящиком. Не знаю, для чего. Мое дело, сторона.

Подержав крохотный, с мизинец, шприц, задраенный герметичным колпачком, Семен вложил его в футляр и убрал в карман куртки.

– Значит, говоришь, сторона?..

47

Москва. Вечер 10 июня.

Он валялся на диване и, прихлебывая из горлышка пиво, вяло смотрел телевизор. Экран мелькал, громыхал стрельбой, взрывами и воплями. Но сюжет боевика Журавлева не занимал; за просмотром он коротал время.

Четыре дня он не выходил из квартиры, чтобы лишний раз не попадать в поле зрения оперативников, которые – рубль за сто – разыскивают его по всему городу. За продуктами отправлял хозяина.

Нервишки изрядно истрепались, и он ловил себя на том, что невольно прислушивается к шуму работающего лифта, особенно когда тот достигал их этажа, к шагам на лестничной площадке. Иногда в дверь звонили, и он замирал, боясь неосторожным движение выдать свое присутствие. Потом наступала тишина, он подходил к окну, выглядывая вниз и наблюдая, кто выйдет из подъезда.

Выходили, как правило, такие же забулдыги, как и Колян, и он, хоть и не на долго, успокаивался.

…А кейс стоял в изголовье дивана, готовый к использованию.

* * *

Несмотря на позднее время в клубе «777» продолжала кипеть жизнь. В интимном полумраке, на освещенной софитами крохотной сцене наигрывал джазовый оркестр. Между столиков, обслуживая запоздалых клиентов, лавировали официанты.

Мягкое освещение выхватывало из темноты барную стойку. Стеклянные полки позади бармена, натирающего салфеткой бокал, ломились от обилия бутылок.

Из смежной комнаты доносился стук костяных шаров; загрузив поднос кружками с пивом, туда то и дело уходил официант.

Публика в заведении была вполне пристойная, охранник при входе скучал, поглядывая на часы.

В стеклянную дверь позвонила девушка. Охранник привычно потянул на себя ручку, пропуская ее и… влип в стену.

Перед ним, ниоткуда, вырос здоровяк в черной униформе и маске с прорезями для глаз. Раструб короткоствольного автомата нацелился ему в лоб.

– ОМОН! – рявкнул автоматчик, и мимо него в зал пробежали другие бойцы.

Саксофонист оборвал мелодию, растерянно опуская инструмент. Все смешалось. Группа бритоголовых парней, любезничавших с девицами в темном углу зала, бросив подруг, ринулась к пожарному выходу.

– Стоять! Руки за голову!

Сопровождаемые тычками, парни покорно улеглись на пол, широко раздвинув ноги и сцепив пальцы на бритых затылках. Омоновцы проверяли их карманы.

– Командир! – окликнул боец милиционера атлетического телосложения, держа двумя пальцами за рукоятку найденный пистолет.

Атлет, как и остальные, прятавший лицо под маской, обвел зал рукой.

– Отлично. Проверить всех.

Прикрываемый автоматчиком, он вошел в бильярдную.

Завсегдатаи, отложив кии на столы, выстроились вдоль стены, попирая ее руками. Забросив автомат на плечо, их сноровисто обыскивал омоновец.

– Есть что, Кирьянов? – спросил атлет.

Тот повернулся и молча покачал головой.

Догадавшись, что перед ними старший, от стены отделился немолодой мужчина в костюме строгого покроя и, не скрывая эмоций, стал возмущаться:

– Что это значит?! Я заместитель префекта округа.

– Ничего особенного, – ровно ответил атлет. – Плановая проверка документов.

– Удосужьтесь представиться. Завтра я буду разговаривать с вашим начальством…

– Бога ради. Сколько душе угодно. Я – старший лейтенант Васильев, командир взвода ОМОНа… Середа, ты досмотрел господина префекта?

– Пустой, – ответил боец.

– Тогда вы свободны, не смею больше задерживать.

Гордо вскинув голову, чиновник прошел мимо старшего лейтенанта, процедив напоследок:

– Это возмутительно! Безобразие…

Проверка заведения принесла изъятый пистолет, на который у посетителя не оказалось разрешения, горсть пакетиков с опием и нож. Когда задержанных отвели в спецавтобус, Васильев поманил к себе бармена.

– Этот не появлялся? – показал ему фотографию.

Бармен отрицательно затряс головой.

– Ты уверен?

– Точно, не было. Да его каждый день по телеку показывают. Разве б не узнал?

Старший лейтенант убрал фото в нагрудный карман.

– Если увидишь, звони 02.

Спустя полчаса ничто не напоминало о визите ОМОНа. На крохотной сцене по прежнему наигрывал джаз. Между столиков ловко лавировали официанты, обслуживая поздних клиентов…

* * *

Сажин засиделся на работе допоздна. На столе светила настольная лампа под зеленым абажуром, подле нее валялась пустая пачка сигарет. Это уже третья, выкуренная за сегодняшний день. Голова разламывалась; не помогала даже таблетка анальгина, принятая еще засветло.

Уже десятое, а наработок практически ноль. Выходит, они даром хлеб едят, раз не могут выловить опаснейшего террориста, угрожающего жизням москвичей.

Они все делали правильно. Омоны и Собры день за днем чистили злачные места города; не осталось, наверное, такого увеселительного или игорного заведения, куда бы они не наведывались. Участковые шерстили гостиницы: официальные и нелегальные, проверяли притоны; группы задержания круглосуточно работали на вокзалах и в аэропортах, но тоже без ощутимого результата.

Нет, результаты, конечно, были. Отловили злодеев, числившихся долгое время в Федеральном розыске, попутно раскрыли массу преступлений, но главное, для чего все это было затеяно, – задержать Журавлева, пока не удалось.

По телевидению и в газетах появлялись предупреждения и фото наемника, в милицию поступали тысячи звонков, и на каждый приходилось реагировать. Журавлева видели на Речном вокзале, на станции Москва-товарная, в парке на Филях и в Раменках. Вроде бы видели, а вроде бы и нет. Разыгрывалась та же массовая истерия, что и неполный год назад, когда в столице взрывали дома чеченские диверсанты.

Сеть раскинута по всей Москве, но Сажин чувствовал: преступник просочился сквозь ее ячейки. Он здесь, в многомиллионном городе, и пока затаился. До поры, до времени. А времени оставалось мало.