355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Никулин » День независимости. Часть 2 » Текст книги (страница 3)
День независимости. Часть 2
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 19:43

Текст книги "День независимости. Часть 2"


Автор книги: Игорь Никулин


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

27

Москва. 19 мая.

14 ч. 15 мин.

В пятницу Сажина срочно вызвали в Москву.

Оставив за себя Юру Кожемякина, он вылетел первым же рейсом. Из аэропорта «Внуково» до Управления пришлось добираться на перекладных.

Дежурный, проверив удостоверение, попросил его задержаться.

– В чем дело? – возмутился Сажин.

– Генерал просил вас здесь обождать…

Крайне удивленный Сажин решил не спорить, хотя такой поворот событий был малоприятен. Но…

…Зашумели разъезжающиеся двери лифта; к выходу бодрым шагом шел генерал Наумов.

Дежурный вытянулся, взял под козырек. Наумов небрежно кивнул, и, проходя мимо Сажина, велел:

– Идем. Мы уже опаздываем.

Пока полковник терялся в догадках, к тротуару лихо подкатила черная «ауди».

– Так куда мы? – спросил он, устраиваясь позади генерала.

– На ковер к Соломину.

– К кому?!

Названная фамилия была слишком известной, чтобы ее не знать. Аркадий Сергеевич Соломин, выходец из ФСБ, состоял на посту секретаря Совета Безопасности. Лично его Сажин не знал. Не тот уровень. Но пару раз встречал в Департаменте: на торжественном собрании по поводу очередной годовщины организации, и на другом, далеком от торжеств, когда чеченские боевики вторглись в Дагестан.

– Догадываешься, о чем разговор пойдет?

– Явно не о пряниках.

– Остер ты на язык, – усмехнулся генерал. – Посмотрю, как там язвить будешь. Выкладывай, что у тебя нового.

– Нового?.. Вчера из Рязани Беляев звонил. Вышел на нового фигуранта. Интересная личность, надо сказать. Бывший афганец, переквалифицировавшийся в наемники. За плечами как минимум три войны. Профессионал…

– И это все?! Почти за месяц?.. Да, Сажин, если честно, не много ты успел накопать.

Выехав за город, машина набрала скорость, и, распугивая встречных воем сирены, устремилась к правительственным дачам.

Сажин отвернулся к тонированному окну. Денек, судя по началу, предстоял нелегкий…

Перед полосатым шлагбаумом, перекрывающим въезд на закрытую территорию, появился вооруженный охранник в пятнистой униформе и поднял ладонь, делая знак остановиться.

Наумов опустил боковое стекло, и, когда охранник подошел к нему, показал удостоверение:

– Нас ждет Соломин.

– Минуточку.

Охранник ушел за кирпичный забор, за которым виднелся угол караульной будки.

Вернувшись, поднял шлагбаум.

– Проезжайте.

Водитель медленно вел машину мимо лужаек по идеальной глади дороги, и Сажин, который был здесь впервые, с неподдельным интересом смотрел на утопающие в зелени коттеджи первых лиц государства.

«Ауди» свернула к двухэтажному особняку и затормозила на парковочной площадке, окаймленной подстриженным кустарником.

Они вышли из машины, и Сажин поразился девственной лесной тишине.

«Прямо заповедник… Неплохо устроились слуги народа…»

В дверях вырос невысокий человечек в строгом костюме.

– Вы генерал Наумов? – уточнил он.

– Так точно, – отчеканил генерал и показал на Сажина. – А это офицер, непосредственно занимающийся интересующим Аркадия Сергеевича расследованием.

Человечек кивнул и показал на входную дверь.

– Аркадий Сергеевич работает в кабинете. Я провожу.

Ступая по богатым коврам, они миновали просторную гостиную, поднялись по лестнице на второй этаж.

– Секундочку, – улыбнулся сопровождающий, и, вкрадчиво постучав в дверь из красного дерева, исчез в комнате.

– Это его пресс-секретарь, – шепнул на ухо Сажину генерал.

Человечек, выглянув в коридор, гостеприимно улыбнулся:

– Входите, господа…

«Господа»?.. – невольно поразился обращению Сажин.

Секретарь Совета Безопасности Аркадий Соломин в домашней обстановке выглядел не так сурово и неприступно, как с экрана телевизора. В безрукавке и без привычного галстука, он сидел в массивном кожаном кресле за рабочим столом, просматривая утреннюю прессу.

Оторвавшись от газет, Соломин вышел из-за стола и пожал контрразведчикам руки.

– Присаживайтесь, – указал им на кресла возле окна.

Сажин утонул в мягких объятиях кресла, пробежался глазами по картинам и фотографиям на стенах, напольным часам с монотонно качающимся маятником в углу кабинета, и заполненным книгами многоярусным полкам.

– Я позвал вас вот по какому поводу, – простуженным голосом заговорил Соломин, возвращаясь на рабочее место. – На завтра назначено заседание Совбеза под председательством Президента. Речь в обязательном порядке пойдет о терактах, совершенных за последний месяц в России. Думаю, объяснять нет необходимости, как мнимое бессилие бьет по престижу государственной власти, и, в первую очередь, по нему…

Соломин развернул к собеседникам настольную фотографию Президента.

– Дело не столько в международном престиже государства, сколько в доверии народа. Я не сомневаюсь, что именно на подрыв этого доверия направлены помыслы террористов. Некоторым… правозащитникам, это… впрочем, на руку. Боевые действия в Чечне, хотя и прошли активную фазу, до сих пор не завершены, да и в скором времени вряд ли завершатся. На то имеются объективные факторы. Ситуация зеркально напоминает послевоенную западную Украину, где скрывавшиеся от правосудия «зеленые братья» держали в страхе население, совершали нападения и убийства… Так же объективно, что при уничтожении банд, страдает как местное население, так несут потери и наши войска… Каждому горлопану рта не заткнуть, но, благодаря им, в обществе превалируют пораженческие настроения. Дескать, стоит вывести войска и дать суверенитет Масхадову, война сама собой прекратится, а с ней и взрывы в наших городах. Мнение силовиков воспринимается не иначе, как мнение партии войны, которой нет дела до массовых разрушений и гибели граждан. Поэтому вы должны понимать, что на чаше весов лежит в первую очередь честь государства…

Они слушали Соломина, уже догадываясь, к чему он клонит.

– … очень многое зависит от скорейшего раскрытия преступления и поимки террористов. Я бы хотел от вас лично услышать, что сделано на текущий момент.

Наумов сделал попытку подняться, но секретарь Совбеза остановил его.

– Сидите, генерал.

Кашлянув в кулак, генерал бросил быстрый взгляд на Сажина.

– Пока мы можем констатировать следующее. Чеченскими эмиссарами на территорию России направлена диверсионная группа. Количество боевиков уточняется. Установлены личности двоих, принимавших участие как в моздокских событиях, так и во взрыве в Волгограде. В Моздоке первый фигурант сделал прокол, утеряв фальшивое удостоверение личности. Использовав его в качестве исполнителя убийства предпринимателя – выходца из Чечни и, что уже доказано, доставшего диверсантам взрывчатку – его устраняют.

– Какие цели ими избраны для проведения акций?

– Сложно сказать. Если в Моздоке они работают против конкретных лиц, то в Волгограде проводят взрыв просто в людном месте.

Соломин потер пальцами висок.

– Так… Пока никто не взял на себя ответственность… не поступало ни политических, ни военного характера требований. Если я вас правильно понял, до сих пор не установлена система их действий?

– Нет, – ответил за генерала Сажин. – Как и не установлено, куда они пропали.

– То есть, теоретически, боевики могут объявиться в любой точке России?..

– Не исключено.

– Что же, успокоили… В нашем положении придется приложить максимум усилий, чтобы не допустить дальнейших диверсий. Необходимо усилить охрану особо важных объектов и объектов жизнеобеспечения.

– Но это функция МВД, – возразил Наумов.

– Давайте не будем… – повысил голос Соломин. – Кто, как не госбезопасность может осуществить надлежащий контроль за их деятельностью?.. Я не требую от вас негласных проверок охраны объектов, но палец на пульсе должны держать именно вы.

– Прошу прощения, – взял слово Сажин, заметив недовольство на раскрасневшемся лице Секретаря. – Но мне кажется, эти объекты группу не интересуют. Чтобы внедриться на любой из них, нужно время. Много времени… Их же задача – вызвать волну недовольства, а для этого не обязательно рисковать, пробираться на охраняемую АЭС.

– Это ваши субъективные домыслы, или вы основываетесь на результатах оперативной работы?

– Это мое личное мнение.

Соломин шумно встал, нажал на декоративную розетку рядом с уменьшенной копией картины «Девятый вал». С мелодичным звоном отворились дверцы встроенного в стену бара. Взяв с зеркальной полки бутылку минеральной воды и хрустальный стакан, Соломин налил только себе.

Они молча ждали, пока тяжелыми глотками он не осушит стакан.

– Мы не имеем право в такой ситуации полагаться только на интуицию. И промедление с задержанием террористов нам дорого обходится. Я имею в виду не материальные затраты, а гибель людей… Требую бросить лучшие силы на их поимку. Преступление должно быть раскрыто в кратчайшие сроки!

Судя по интонации, разговор подошел к концу. Получив указания, Наумов и Сажин поднялись.

– Не смею вас больше задерживать.

Сказанная фраза послужила прощанием. Соломин, потеряв к ним интерес, вновь углубился в чтение газет.

Часть вторая

28

Воронеж. 20 мая.

8 ч. 00 мин.

Утро двадцатого мая для водителя маршрутного автобуса N 2 Александра Тихоновича Вострецова, начиналось как обычно, с осмотра машины механиком ПАТП.

Он привычно помигал поворотниками, зажег и погасил стоп-огни, разогнался и резко затормозил, демонстрируя безотказность тормозов.

Механик заглянул под капот и поставил в путевом листе витиеватую закорючку.

Выехав за ворота предприятия, Вострецов посмотрел на старенькие, лежащие на панели часы и чертыхнулся. Часы не шли, видно вчера, перед уходом домой, забыл подвести головку.

Вставшие часы – дело поправимое. Он включил радиоприемник, настроенный на волну «Европы плюс», и, окунувшись в мир музыки, повел автобус к конечной остановке маршрута.

Диспетчер, поставив в путевке отметку о первом рейсе, сказала точное время: половина девятого.

Забравшись в кабину, Александр Тихонович подъехал к остановке, поджидая, пока толпившиеся в ожидании пассажиры заполнят салон.

…Быть откровенным, не любил он эти пресловутые часы пик. В старые советские времена, когда не было проблем с запчастями, и зарплату выдавали день в день, относился к давке спокойнее. Сломается что, починят…

Но сейчас, случись поломка, чалиться в гараже до второго пришествия Христа. Запчастей нет, и денег на их закупку тоже.

А откуда им взяться, деньгам на ремонт и выдачу получки, когда рейс идет в убыток, а кондуктор за день собирает жалкие копейки. Развели частников, шныряют взад-вперед, отбивая у муниципалов денежного клиента, который любит добираться с комфортом, сидя и без толчеи.

Им приходится довольствоваться пенсионерами да льготниками, от которых в кошельке не зашуршит…

Народ все больше набивался в автобус, и Вострецов уже с трудом сводил двери. Перегруженный «Луаз» накренился, двигатель взревел на высоких оборотах.

На подъеме автобус едва полз, мотор захлебывался… Посматривая в боковое зеркало, Вострецов держался правого края дороги. То и дело обгоняли скоростные иномарки, а задень такую, в жизнь не рассчитаешься…

На следующей остановке автобус выжал из себя четверых помятых давкой пассажиров, а втиснулись – Вострецов специально подсчитал, дивясь, куда только умещаются – человек семь.

Задние двери он закрыл с третьей попытки; не давала тетка, повиснувшая на поручне. Резкими молодецкими движениями, пользуясь дородным телом, как гнетом, тетка утрамбовалась внутрь.

Автобус тронулся с места, грузно просев на мосты…

– … в Воронеже девять часов утра! – скороговоркой объявил ди-джей.

Придерживая руль левой рукой, Вострецов потянулся за часами.

За спиной раскатисто ухнуло. Неведомая сила сорвала водителя с сиденья и швырнула на лобовое стекло.

Вылетев вместе с ошметками выбитого стекла на дорогу, ничего не соображая и в запарке не чувствуя боли в сломанной ноге, Вострецов вскочил, волосы на его голове вздыбились.

Разорванный надвое автобус исчез в сплошной стене огня и дыма…

29

Москва. 20 мая.

11 ч. 02 мин.

Он уже встал и неторопливо готовил на кухне холостяцкий завтрак, когда тишину нарушил телефонный звонок.

Обтерев влажные руки о переброшенное через плечо полотенце, он сходил в зал и поднял трубку.

– Слушаю вас.

– Хорошо, что ты дома, Сажин…

«Мультик… – узнал по голосу полковник, и сдержал вздох. – Неужто опять что-то экстренное?..»

– Включи телевизор, – посоветовал генерал. – На НТВ…

Не отнимая от уха трубку, Сажин нацелился пультом на экран.

– … страшной силы взрыв в мгновение ока уничтожил переполненный пассажирами автобус. Число жертв трагедии уточняется. Известно лишь, что в Областную клиническую больницу Воронежа доставлено всего трое раненых, двое из которых в критическом состоянии. Остался в живых и водитель автобуса, которого просто вышвырнуло на дорогу. С многочисленными осколочными ранениями он помещен в реанимацию…

Крупным планом телевизионщики показывали догорающий остов автобуса. Вокруг суетились пожарные, заливая его пеной из брандспойтов. По асфальту, опутанному пожарными рукавами, бежали ручьи воды.

Корреспондент, закрывая собой картину, возбужденно продолжал:

– Как вы видите, эвакуация тел погибших до сих пор не производилась. Пожарные говорят, что внутри сгоревшего автобуса сплошное месиво. От увиденного многие из них пребывают в шоке… Можно с уверенностью говорить, что с идентификацией уже на первоначальном этапе возникнут трудности. О силе взрыва говорит тот факт, что корпус автобуса буквально разорвало, фрагменты человеческих тел находят на удалении сотни метров от эпицентра взрыва…

– … смотришь, Сажин? – напомнил о себе генерал Наумов.

Сажин закрыл глаза ладонью и, враз обессилев, тяжело осел в кресло.

– Что, опять облажались?.. – далее последовала непечатная лексика. – И заметь, полковник, по датам… Через равные промежутки времени, сволочи, объявляются. На одиннадцатые сутки… А мы системы ищем!.. Ты отдохнул немного? Ну, и прекрасно. Собирайся, летишь в Воронеж. Да шевели мозгами оперативнее. Хватит плестись у них в хвосте. Работай на опережение, а то, чувствую, до хрена людской кровушки прольется…

* * *

Результаты взрыво-технической экспертизы ошарашили Сажина. Он снова и снова перечитывал заключение, но от того понятнее оно не становилось.

Во-первых, по приблизительным расчетам мощность взрывного устройства эквивалентна двадцати восьми килограммам тротила. И уже эта цифра не внушала доверия. Неужели предполагаемый террорист с мешком влез в автобус, а после сошел на ближайшей остановке, не вызвав у людей подозрения? И это когда Россию охватил массовый психоз, и взрывчатка мерещится обывателям даже в брошенных мусорных пакетах?..

Трудно поверить, но и опровергнуть догадки пока не кому. Через день после трагедии от обширных ожогов в больнице скончались двое свидетелей, и надежда оставалась на водителя, который, по уверениям врачей, должен вот-вот прийти в сознание.

Во-вторых, взрывотехники утверждают, что тип использованной взрывчатки им совершенно не известен, его описания нет ни в одном специализированном справочнике.

– Чушь какая-то, – вспыхнул Сажин, зайдя с заключением к криминалистам. – Неужели у вас нет технической возможности…

Начальник экспертно-криминалистического отдела оторвался от микроскопа и тоже не сдержал эмоций.

– А что ты хочешь от провинциального города?.. Не больно-то средства выделяли на обновление… Аппаратура устарела, держится на честном слове.

Сажин, немного поостыв, уточнил:

– Дайте разъяснения… Что значит, «неустановленного типа взрывчатка»?

– Только то, что написано. По химическому составу, она не имеет себе аналогов. Могу утверждать точно, на государственных предприятиях такую не производят.

– Кустарщина?

– Не исключаю. Но гениальная!.. Если ее сделал самоучка, он должен иметь широкие познания химии. С бухты-барахты; человеку с улицы, это не по плечу.

* * *

Итак, заключение экспертизы только сгустило туман, вместо того, чтобы его развеять. Адская машинка сделана руками доморощенного кулибина. Мощности ее хватило, чтобы разметать в клочья автобус вместе с пассажирами. Список погибших на двадцать второе число составлял тридцать четыре человека, пропавшими без вести значились еще двенадцать. Многие останки оставались неопознанными.

Когда единственный выживший свидетель – водитель автобуса Вострецов – очнулся, из больницы в УФСБ немедленно поступил звонок.

Поговорить с раненым поехал Сажин; не терпелось заполнить пробелы в деле.

В коридоре реанимационного отделения он отвел в сторону лечащего врача:

– Как состояние Вострецова?

– Стабильное.

– А характер ранений?

Теребя висевший на шее блестящий фонендоскоп, врач сказал:

– Осколочные поражения. Слегка задето правое легкое. Если есть желание, пройдемте в кабинет. Образцы у меня.

…Сажин держал в руках прозрачный пузырек, в котором перекатывались крупные обрубки гвоздей.

– Были и другие осколки, – пояснил врач. – Стекло.

– Стекло? – переспросил полковник, забыв о пузырьке.

– Ну да. Я сначала значения не придал. Знаете, поражение могло произойти от лобового стекла. Вострецова ведь спасло именно оно… Но вот разница, для автотранспорта его обычно изготавливают из более… пластичного, что ли, материала? Вроде оргстекла. Оно устойчивее при ударах, и редко рассыпается на мелкие фрагменты.

– А в Вострецове сидело бытовое?

– Да. Причем, видно по цвету, набили обычных бутылок.

* * *

Александр Тихонович Вострецов лежал под капельницей, не открывая глаз. Перевязанная грудь медленно вздымалась и опускалась. От сложного оборудования к нему тянулись щупальца электродов; закрепленные на присосках датчики передавали показания на крохотный монитор, по которому бежали кривые зигзаги.

Подсев к кровати, Сажин негромко окликнул раненого.

Вострецов его услышал. Веки дрогнули, и глаза открылись. Мутный еще взгляд безо всякого смысла уперся на незнакомого посетителя.

– Как вы?

– Ничего… – слабо ответил водитель. – Я в больнице?

– В больнице, – успокоил Сажин. – Вы можете говорить?

Вострецов закрыл и вновь открыл глаза.

– Хорошо. Мне необходимо кое-что узнать у вас. Вспомните, не было в салоне посторонних предметов?

Пауза была недолгой.

– Нет. Перед рейсом я… лично осматривал автобус…

– Значит, не было… Александр Тихонович, я понимаю, как вам тяжело, но постарайтесь припомнить еще одну подробность. Среди пассажиров кто-нибудь перевозил громоздкие вещи? Я не знаю: коробки, мешки, тяжелые по весу?

Водитель вновь прикрыл глаза. Молчал он на этот раз долго, и Сажин забеспокоился, не стало ли ему плохо? Но, потрескавшиеся серые губы, наконец, разлепились, и он услышал невнятное:

– Нет… Я… наблюдал за посадкой… Туда и пустому не втиснуться, не то что…

– Ну, а те, кто сходил? Вы не обратили внимание на подозрительное поведение?

– Ничем… не могу помочь.

Сажин извинился за беспокойства и покинул палату…

Преступление, несмотря на усилия оперативников, продолжало висеть темняком. Ни опросы в гостиницах, ни проверки снимаемых квартир по спискам риэлтерских компаний, ни рейды по притонам результатов не принесли.

30

Воронеж. 22 мая.

16 ч. 25 мин.

В двухкомнатной квартире смотрели телевизор. Желобов, оседлав кухонную табуретку, пьяно таращился в мерцающий экран.

Пил он уже подряд вторые сутки, но водка не помогала, а лишь на короткое время оглушала, подавляя нарастающий страх.

Кадры горящего автобуса обошли все центральные телеканалы, и, когда время подходило к очередному выпуску новостей, что-то тянуло его, и Желобов включал телевизор, каждый раз заново проигрывая для себя то утро.

Не каждый день ему доводилось собственными руками лишать жизни столь большое количество людей, чтобы воспринимать спокойно. Он и сейчас, казалось, ощущал ту давку в автобусе…

Протискиваясь к дверям, он больше всего боялся, что кто-нибудь заметит оставленный в углу у поручня кейс, и окликнет его, или поднимет тревогу.

Но люди спешили по своим делам, под ноги никто не смотрел, и ему удалось благополучно сойти за считанные минуты до взрыва…

…При виде обгоревшего трупа, который спасатели упаковывали в серебристый мешок, лицо его исказилось, как от зубной боли. Развернувшись к столу, он налил себе полстакана и залпом выпил.

– Чего ты мучаешься? – спросил Олесь, читающий на диване книгу. – Молоток, все сделал чисто…

– А… пошел ты! – окрысился Желобов и потянулся за бутылкой. – Знаешь, кто мы? Знаешь?! Эх… – он заскрипел зубами.

Приходько, не меняя интонации, спросил:

– Кто?

– Твари мы!.. Убийцы!

– Встряхнись, щенок, – оторвался от доски с нардами Ян Криновский. – Орешь, как резаный… А ты что на дурака пялишься? – набросился на Казбека, партнера по игре. – Ходи, давай.

Давясь водкой, Желобов допил стакан и обхватил руками голову.

* * *

Не зря мать его учила: «Не бери пример с этого хулигана Задорина! Попомни мое слово, тюремщик растет!». А как не брать, когда Сергею, напротив, хотелось во всем походить на Кирилла, которого уважали и боялись многие пацаны в округе.

Здоровый, высокий, независимый, Задорин в пятнадцать лет уже смотрелся как девятнадцатилетний. Девчонки липли к нему, дрались между собой за право погулять с ним. Взрослые парни здоровались за руку, как с равным, и не чурались общения.

Задорин спуску никому не давал, особенно, если ему начинало казаться, что кто-то его задевает. И в драках равного ему не было.

Была, впрочем, у него черта, из-за которой с ним не хотели связываться. Распалившись в кулачном бою, Кирилл не мог остановиться. И хотя противник уже хлюпал кровью или упал и молил о пощаде, бил до тех пор, пока его силой не оттаскивали в сторону.

В восьмом классе он повздорил с парнем из десятого, и хлестка за углом школы для обоих закончилась плачевно. Верзила-выпускник попал с переломом челюсти в больницу, а на Кирилла завели уголовное дело по факту избиения. Скамьи подсудимых ему удалось избежать, но слава забияки пошла гулять по жилмассиву.

Сергей же был ему полной противоположностью. Маменькин сынок, как запросто называли обидчики, худой и нескладный, он не мог постоять за себя, и безропотно сносил тумаки и презрительные смешки.

Так было до той поры, пока он не примкнул к кампании Задорина. Он и там бегал на последних ролях. Скажут, принесет сигарет или пива. Или выполнит любую другую просьбу. И хотя Задорин держался с ним высокомерно и никогда не снисходил до равных, близость к его окружению приносила плоды. Чужие не решались его трогать, и уже это для Сергея значило многое…

В армию он не попал по состоянию здоровья. Медики нашли плоскостопие и хроническую болезнь желудка. Кампания, едва призвали Кирилла, распалась.

Кирилл служил где-то на Кавказе, писал мало, но, когда вернулся домой, дал почву для пересудов: «Как армия человека меняет. Уходил остолоп остолопом, а вернулся с боевой наградой».

Слухи донесли до Желобова о похождениях Кирилла в дни осетино-ингушского конфликта: солдаты спасали мирное население от националистов, и он в том здорово отличился. В любом случае, медали зря не дают.

Его опять, как магнитом, тянуло к Задорину…

После техникума, с работой ему не везло. Куда не пытался устроиться, ждал вежливый отказ. Так и сидел на шее у матери, на мизерную зарплату, которой едва сводить концы с концами.

Задорин нашел денежную работу и мотался по длительным командировкам. Но домой приезжал с тугим кошельком, и отрывался на полную.

Мать уже не считала его пропащим, и часто ставила в пример.

Смотри, набирайся уму. Как жить-то надо.

Повстречав однажды подвыпившего приятеля, Желобов попросил помочь с работой. Как ни пьян был Задорин, а дал согласие:

– А почему бы и нет? Только учти, работа тяжелая и… всякое бывает.

Желобов рьяно заверил, что работы он не боится, и что будет благодарен, если тот ему посодействует.

Напросился на свою голову…

* * *

Вскоре выяснилось, что Задорин никакой не вахтовик, а самый настоящий наемник. Только выяснилось это слишком поздно.

Попав в конце девяносто восьмого в Чечню, оба оказались в диверсионном лагере под селением Бамут, под патронажем известного араба Эмира Хаттаба.

Для Задорина диверсионная школа была сродни армейской учебки. Тот же жесткий распорядок дня, та же уставщина, только вместо постылых хозработ – интенсивное обучение методам ведения партизанской войны, минированию, ежедневные стрельбы…

Иностранные инструктора дело свое знали. Даже Желобов к концу школы сносно стрелял, худо-бедно владел приемами рукопашного боя, мог установить и снять мину…

* * *

Экзаменом для него и еще шестнадцати «выпускников» стала диверсия на дороге близ Хасавюрта, проведенная в мае 1999 года.

Чечено-дагестанскую границу они пересекали под покровом ночи, минуя блокпосты, и к раннему утру вышли к назначенной точке.

Выставив наблюдателей, приступили к делу. Закладывать фугас досталось Желобову.

Вырыв лунку, он выдернул из гранаты чеку и положил запальной скобой вверх. Сверху придавил фугасом и, подсоединив провода, засыпал землей. Инструктор работу оценил на «тройку», заставил обрезком протектора отпечатать колесный след, и уже после этого, разматывая катушку полевого провода, увел группу к кустарнику, где предполагал устроить засаду.

Урал с милиционерами вынырнул из-за поворота.

Он лежал, уткнувшись лицом в холодную землю, слыша в ушах толчки собственной крови. Рядом аккумулятор, на котором инструктор собирался замкнуть провода.

…Из тента грузовика донесся взрыв хохота.

Они еще шутили, эти потенциальные кандидаты на тот свет. Его взгляд отчего-то зациклился на пятнистом, высунувшемся из кузова, колене омоновца и дуле автомата, нацеленном в никуда. Боковым зрением успел уловить движение инструктора.

Под колесами Урала ослепительно сверкнуло…

Они сделали вылазку к опрокинутой в кювет, чадящей машине. Добив раненых, получили минуту на разграбление.

Он отыскал скорченный труп одетого в камуфляж милиционера, постоял над ним, привыкая к виду смерти, и, нагнувшись, срезал ножом медальон. Его трофей был еще цивилизованным. Выпускники-чеченцы, сопляки по годам, бахвалились отрезанными ушами.

… Попав в отряд Магомета Акаева, они часто совершали вылазки на приграничную территорию. Риск ему стал даже нравиться. Ошеломленные нападением федералы, стреляя наугад, не могли принести серьезного ущерба. Они всегда возвращались без потерь.

Повязанный кровью, он уже не рвался домой. А вечерами, в свободные минуты, прикидывал в уме сумму в долларах, что скапливалась на именном счету.

* * *

Но потом все изменилось. Российская армия вошла в Чечню, а противостоять танкам, артиллерии и самолетам совсем не то, что исподтишка обстреливать блокпосты.

Полевые командиры наемников не жалели, и гнали в передовые рубежи обороны. Правда, никаких стратегических рубежей не получалось. Наученные прошлой войной, войска не шли победным маршем. Военачальники старались беречь солдат, и прежде чем продвинуться вперед хоть на километр, обрабатывали окрестности пушками.

В обрушиваемом огненном смерче устоять было невозможно. Теряя впустую людей, они откатывались сначала к Тереку, затем к Гудермесу, и к декабрю вернулись в развалины Грозного.

Месяц кровопролитных боев морально измотал Желобова. Он устал жить в постоянном страхе за жизнь, устал прятаться по подвалам, моля бога уцелеть. Рядом гибли боевики и мирные горожане, в отряде Акаева дня не обходилось без потерь, но… ему везло!

Даже при прорыве из окруженного города, когда триста с лишним бойцов попали в расставленную ФСБ ловушку: на минное поле, под кинжальный огонь федералов, Желобов не получил ни царапины, но, очумев от близкой стрекотни автоматов, хрипов умирающих и воплей раненых, ломился сквозь камышовые заросли к окраине Алхан-калы, спасая свою шкуру.

Сколько человек погибло на том треклятом поле, он узнает позже, в горах под Шатоем, куда лесами уйдут остатки отряда. Здесь же Акаев встретит Масхадова с горсткой охраны, осколками наголо разбитой хваленой президентской гвардии. И их отступление продолжится, под ежедневными бомбежками и обстрелами, до самой южной границы…

На горной базе, когда армейцы подобрались вплотную, и конец был предрешен, он уже и не мечтал выбраться, и готов был землю грызть от отчаяния. Он слишком сильно хотел жить, чтобы умереть в этих горах.

Все изменилось в какие-то минуты: пробитый коридор в Аргунское ущелье, гонка на бронетранспортере в Ингушетию, поездка в Моздок…

Но сейчас ему казалось, что было бы лучше тогда умереть, и не делать то, чем они занимались. С пугающей ясностью он осознавал, что прежняя беззаботная жизнь потеряна навсегда, и к ней уже не вернуться. Но и будущее страшило его, и перспектива закончить, как Мишка Козырев, не улыбалась.

* * *

…В глазах его плыло и двоилось. Пытаясь ухватить бутылку, он зацепил локтем посуду, и та со звоном посыпалась на пол.

На шум из соседней комнаты выскочил Журавлев.

– А… – попробовал подняться Желобов, но его качнуло к стене. Придерживаясь за нее растопыренными пальцами, он правой рукой потянулся к Семену, желая вцепиться ему в горло. – Это т-ты виноват… Ты!..

– Пережрал, – подсказал Журавлеву Кирилл. – Несет всякую околесицу.

– Я-я?.. Сволочь!..

Нетвердой походкой Желобов приблизился к приятелю и замахнулся. Но жилистая рука Журавлева сгребла его за ворот олимпийки и швырнула на диван. Игральная доска между игроками подпрыгнула, по линолеуму раскатились круглые фишки.

– Накапайте ему нашатыря в воду. Пусть протрезвится. Пьянку прекратить. Не хватало еще по дурости вляпаться ментам.

– Сколько еще торчать здесь будем? Сиди и жди, пока за нами придут. Давно пора ноги делать! – возмутился Казбек.

– Сколько? Они считают, что нас давно нет в городе. Ищут где-нибудь, но только не здесь, у себя под носом. Выждем немного, и разъедемся. Меня не меньше вашего мутит в четырех стенах… А кому нечем заняться, вон, – он показал на читающего Приходько. – Книжек навалом. Только не дергайтесь, держите себя в руках. Время уже работает на нас.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю