Текст книги "День независимости. Часть 2"

Автор книги: Игорь Никулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

32

Воронеж 23 мая.

12 ч. 15 мин.

– Увязли мы, товарищ генерал. Не за что зацепиться. Свидетель ничего не видел, работать с ним дальше бесперспективно.

– Сходство есть с волгоградским эпизодом?

– Отчасти. В качестве поражающих компонентов преступники использовали рубленые гвозди, болты и бутылочное стекло. Но меня смущает другое. В отличие от предыдущего случая, где они пользовались обычным тротилом, у нас фигурирует неустановленный тип взрывчатого вещества. Эксперты даже близко не могут определить его производные. Образцы мы выслали в центральную лабораторию, но надежд на быстрый успех никаких.

– Вот даже как… Послушай, Сажин. Дам тебе хорошую наметку. Вчера из Ставрополья пришла сводка по «Вихрю». Тамошние мужики разработали оперативную информацию: вроде как местный авторитет, имея тесные связи с чеченскими боевиками, наладил выпуск взрывчатки, которую намеревался переправить в зону боевых действий. Взяли его в тот момент, когда к отправке готовился автопоезд с гуманитарным грузом для жителей горных аулов. В фурах обнаружили двойные стенки, из них изъяли пакеты с взрывчатым веществом. Авторитет задержан, а вместе с ним накрыли подпольный цех. Взяли и производителя. Парень долго запираться не стал, сейчас активно сотрудничает со следствием. Так вот, проверка технических характеристик изобретенной им взрывчатки дала потрясающие результаты. Мощность в несколько раз превосходит современные образцы.

«Ничего себе!.. Не из тех ли рук вышла и наша взрывчатка?»– задумался Сажин.

– Извините, товарищ генерал. Я вам перезвоню…

Нажав рычаг, он взял со стола брошюру со служебными телефонами, просмотрел оглавление, и, открыв нужную страницу, набрал номер.

В трубке долго щелкало и трещало.

– Управление ФСБ по Ставропольскому краю…

* * *

Факс пришел менее чем через час.

«В ходе дополнительного допроса подозреваемого Борщова установлено, что восемнадцатого мая текущего года задержанный нами гражданин Автурханов Ваха Исмаилович через посыльного передал ему два кейса с приказом начинить взрывчаткой. Со слов Борщова, в каждый им заложено не менее двух килограмм.

Девятнадцатого мая домой к Борщову пришел покупатель и, забрав кейсы, заказал изготовление еще двух. Его приметы: рост 180 сантиметров, спортивного телосложения. Лицо овальное, стрижка короткая, шатен. При себе имел капроновую сумку белого цвета с коричневыми полосами. Особые приметы: смятый, как у боксера, нос.

При обыске в подвале дома, используемом Борщовым в качестве лаборатории по производству взрывчатки, обнаружены пластиковые кейсы фирмы «Рейчел». Судя по показаниям Борщова, покупатель явится за ними в ближайшие дни. По данному адресу нами проводятся засадные мероприятия.

Начальник оперативного отдела майор Кузнецов».

33

Воронеж. 23 мая.

16 ч. 20 мин.

– Олесь, выйдем на балкон. Поговорить надо.

Притворив балконную дверь, Журавлев чиркнул зажигалкой, дал прикурить Олесю и закурил сам.

Щурясь от солнца, пробивающегося сквозь густую листву, он негромко сказал приятелю.

– В Ставрополь поедешь ты. С билетами на поезда проблем нет, а спешить нам некуда. В запасе неделя…

– Почему именно я?

– А кому я еще могу доверить? Желобову?.. Ты нигде не засвечен, тебе проще. Адрес я дам. Как прибудешь на место, сразу на рожон не лезь. Походи вокруг, присмотрись. Чего не бывает, вдруг он под колпаком у оперов? Если все пучком, забирай чемоданы. Торгаша и его охранника уберешь. Сюда не возвращайся. Сразу двигай в Калугу.

Приходько стряхнул вниз пепел, проводил долгим взглядом.

– Нас жди к первому, – продолжал инструктировать Семен. – Связь, как и в прошлый раз, через главпочтамт…

«А ведь он меня подставляет, – с обидой подумал Олесь, но высказать претензии вслух не решился. – Будь все в норме, смотался бы сам. А так… чует жареное, и на чужой шее хочет в рай проскочить…Впрочем, чего я теряю?.. И потом, деньги…Кто не рискует, тот, в конечном счете, не пьет шампанского».

34

Ставрополь. 25 мая.

11 ч. 00 мин.

Больничная палата следственного изолятора немногим отличалась от общей камеры. Разве что просторнее, вместо двуярусных нар – застеленные чистым бельем кровати, да воздух напитан специфическим запахом лекарств, а не испарением, зловонием унитаза и табачного дыма.

Все остальное: и толстые решетки на окнах, и вид сторожевых вышек по периметру, и таблички с фамилиями, висевшие над головами больных, излишний раз напоминали попавшему сюда, что вольная жизнь осталась далеко, за рядами колючей проволоки.

Койки стояли вплотную, образуя узкие проходы, по которым протиснуться можно только боком. Хриплый кашель вырывался из простуженных глоток, и Сажину не терпелось скорее закончить разговор с Борщовым и уйти отсюда. Он и без предупреждения персонала знал: большинство госпитализированных зеков больны туберкулезом.

Борщов скрючился под тонким одеялом, изможденное ломкой землистое лицо пятном выделялось на наволочке. Давно нестриженые волосы разметались по подушке.

Ему только что поставили обезболивающий укол, но дрожь продолжала сотрясать тщедушное тело.

– У вас нет иного выхода, Борщов. Сотрудничая со следствием, вы облегчаете свою участь.

– Что вы от меня хотите? – простонал он.

– Для начала, чтобы вы поняли, что прямо или косвенно, причастны к гибели сорока человек.

– Но…

– Какие могут быть «но»? Или, изготовляя мины, вы не знали их дальнейшего предназначения?

– Мне не докладывались.

– А своей головы на плечах нет?.. Решайте, по какой статье пойдете: за изготовление и сбыт взрывчатых веществ, или как соучастник террористического акта, повлекшего большие человеческие жертвы?

Борщов накрылся с головой и поджал к подбородку ноги.

– Что… я должен делать?..

Условия для общения в переполненной палате были неважные, и Сажин это понимал. Как понимал и то, что не было времени рассусоливать. Покупатель мог нагрянуть в любой день, возможно даже сегодня. И брать его следовало с поличным, при получении товара.

– Задержали вас в темное время суток, без посторонних. Человек вы нелюдимый, и поэтому соседи вряд ли заметили ваше исчезновение. Вас отвезут домой, оставят охрану, как при Шароеве. Ведите себя естественно, словно ничего не произошло. Передадите заказчику кейсы.

– И это все?

– Большего от вас не требуется. Оказанная услуга зачтется, как смягчающая вину. Мы договорились?

Борщов стянул с лица одеяло и приподнял голову.

– А у меня есть выбор?

35

Ставрополь. 27 мая.

15 ч. 55 мин.

Сойдя с поезда, Олесь огляделся по сторонам и смешался с толпой. Людской поток выплеснул его на шумную привокзальную площадь. Нашарив в кармане мелочь, он встал в очередь к окну коммерческого киоска, купил бутылку «Балтики» и, прихлебывая терпкое пиво, перешел дорогу.

Он нарочно долго торчал на автобусной остановке, пропустил два или три автобуса, шедших к городскому рынку. Народ втягивался в автобусы, остановка пустела. Ничего подозрительного вокруг Олесь не замечал.

Сев в следующий автобус, он рассчитался с кондуктором и отвернулся к окну. Ехать пришлось недолго. По мере приближения к рынку, в салоне становилось теснее. Нагретая солнцем крыша отдавала жаром, от которого не спасали открытые люки и форточки. Он изрядно взмок, и был рад не рад, когда выбрался на воздух.

Миновав расположившихся у ворот таджиков с мешками сухофруктов, Приходько влился в толпу.

Он не зря еще в дороге наметил побывать на рынке. Лучшего места, чтобы уйти от преследователей, если они есть, не придумаешь. Купив сочившийся жиром чебурек, он просто шел по рядам, разглядывая разложенную по прилавкам снедь, изредка крутил головой, высматривая, не мелькают рядом одни и те же лица.

Иногда в толпе встречались милиционеры, но и они не хватали его за руку и не тянули в кутузку. Напряжение спадало. Он не более чем обычный приезжий, каких в городе каждый день сотни…

Покрутившись еще немного, и не обнаружив за собой хвоста, он вышел на магистраль и поймал машину.

Шофер завез его к черту на кулички, в район частного сектора. Подождав, пока автомобиль не уедет, Олесь достал адрес и, удостоверившись, что разбитая колесами грязная улица та, которую он искал, пошел, облаиваемый собаками, сверяясь по номерам.

* * *

Еще ребенком он возненавидел москалей, считая их главной причиной несчастий, свалившихся на семью.

У него была семья, были родители… Отец работал начальником отдела снабжения на обувной фабрике, достатка хватало, чтобы мать сидела дома. Была роскошная квартира, было положение отца, была служебная машина, подаваемая по утрам к подъезду, на которой, к зависти одноклассников, Олеся довозили до школы. Как больно и жестоко звучит – были…

Все в корне изменилось, когда нежданно-незванно нагрянула из Москвы министерская проверка. Ревизоры копались в бухгалтерских бумагах, после возник громкий скандал, и руководители фабрики оказались на скамье подсудимых. Размеры вскрытой недостачи потрясали воображение. После показательного судебного процесса, о котором много писали в газетах, виновных приговорили к высшей мере с конфискацией имущества.

Отца расстреляли, отобрали машину и квартиру, которая тоже была служебной. Чтобы не остаться на улице, мать пошла на фабрику простой техничкой, получала мизер, довольствуясь выделенной в общежитии комнатенкой. В той девятиметровой клетушке Олесь на всю жизнь усвоил: если бы не московские ревизоры, с семьей бы ничего не стряслось…

В армии москвичей не особенно жаловали, и впервые Олесь угодил на гауптвахту за драку с командиром отделения, клеившим за акцент ядовитую кличку: «Хохол». Сержантик, он как помнил, был тоже родом из столицы.

На волне перестройки, возродившей организацию УНА-УНСО, привлеченный радикальными лозунгами, он вступил в ее ряды, и быстро поднялся от рядового активиста до заместителя председателя городской ячейки.

При поддержке властей, УНА организовала лагерь подготовки боевиков, действующий под видом спортивного клуба, где ее члены активно занимались стрелковой подготовкой, прыгали с парашюта, изучали восточные единоборства.

Украина стала независимым государством. Организация росла и расширялась, обильно подпитываемая финансовыми вливаниями. Молодежь охотно присоединялась к ним, и уже свои, выходцы из УНА, депутаты лоббировали интересы в Верховной Раде.

Россия, в понимании националистов, как гигантский паук удерживала в своих сетях другие, жаждущие самостоятельности республики, и не хотела отпускать. Вот и Чечня пытается вырваться из силок, да только силы неравны сладить с зажравшимся имперским пауком.

В ноябре девяносто четвертого, возглавив бригаду добровольцев, Олесь Кипень отправился на Кавказ вершить справедливость.

Суверенитет Ичкерии, честно говоря, его особо не трогал. На первой ступени стояли деньги: платили сепаратисты неплохо, сразу, и в валюте. И потом, теперь он занимался не пустым словоблудием, а реально изничтожал москалей. В боях «интернационалисты» несли потери, и с каждой новой смертью ненависть его укреплялась. Теперь он воевал не просто за идею, а мстил за погибших друзей.

И, наконец, он готовился к будущей войне с Россией. Пусть не сегодня, не завтра, не через год, но однажды они сойдутся на поле брани. И, чем раньше это свершится, тем лучше. Проблемы Севастополя и Черноморского флота решаемы не только за столом переговоров…

При штурме Президентского дворца Олесь получил тяжелое ранение в грудь. Неделю он провалялся в забытье, а, очнувшись, с удивлением обнаружил себя в палате стамбульского госпиталя. Кто и как вывез его в Турцию, снабдив документами и оплатив лечение, для него осталось загадкой…

Рана зажила нескоро, и на первую русско-чеченскую войну он больше не попал.

Три года он прослонялся как неприкаянный, руководил житомирским филиалом организации, и все больше отдалялся от дела. Политика перестала его интересовать, партийные конференции набили оскомину. Отдушиной становились выезды на стрельбище. Расстреливая мишени, Олесь преображался, и кровь снова закипала в его жилах.

Прошлым летом в Киеве он столкнулся с прежним нанимателем, обсудил контракт и, в октябре, транзитом через Грузинскую границу, вернулся в Чечню.

История поистине развивалась по спирали. Спустя пять лет он снова держал в руках горячий от стрельбы автомат, скрывался от бомбежек в подвалах разрушенного города, держал оборону на площади Минутка, в сотне метров от огромного пустыря, где некогда высился дудаевский дворец…

* * *

Он отвлекся от размышлений, когда в сознании полыхнула цифра «145». Номер дома по улице Кропоткина, который он разыскивал.

Перед ним предстало старое двухэтажное строение; кирпичный фасад до уровня первого этажа, и выше потрескавшиеся бревенчатые стены. Глухой деревянный забор, выше человеческого роста, не давал шансов увидеть происходящего во дворе. Окна особняка зашторены; за ними – никаких признаков жизни.

Олесь прошел мимо, скосив глаза на дом. Свернув в переулок, закурил и еще раз бросил взгляд на особняк.

Что-то подспудно его настораживало, но причин для тревоги он пока не находил.

«Днем не пойду, – решил он. – Обожду, как стемнеет…»

* * *

Если бы у Олеся при себе была рация, настроенная на волну оперативников ФСБ, он, не задумываясь, поспешил бы скрыться… Но рации у него не было, а потому он не слышал, и слышать не мог переговоров, проходивших в эфире.

– Второй, вы наблюдаете объект?

– Да, объект находится на углу квартала, у сто сорок седьмого дома. Возле забора разговаривает с мужиком…

– Что за мужик?

– Местный. При нем тележка с флягой под воду… Нет, он тронулся по улице Глинки по направлению к Третьему.

– Третий – Первому. Слышали? Объект приближается к вам.

– Вас понял…

Ничего не подозревающий Олесь прошел мимо жигуленка, стоявшего посреди улицы на трех колесах и колодке. Рядом, разбортовывая колесо, мучился владелец. Монтировка то и дело срывалась, мужик матерился, но продолжал работу.

День катился к вечеру, но жара не спадала, вызывая жажду. Олесь собирался купить пивка и вернуться на свой наблюдательный пост, откуда видны подходы к дому.

…Видно монтировка вырвалась из неумелых рук горемыки: за спиной опять разразились проклятиями.

Оглянись Олесь, и он бы увидел, как «водитель», склонив низко голову, быстро произнес в прикрепленный к телу микрофон:

– Объект прошел. Направлением к магазину.

Но он беспечно шел дальше, ничего не слыша и не замечая.

* * *

До наступления темноты он успел снять номер в близлежащей к вокзалу гостинице и вернуться к дому.

На втором этаже зажегся свет, изредка на шторы ложился темный силуэт. В комнате кто-то ходил.

«Что впустую тратить время?» – раздраженно подумал Олесь. Раздражала его собственная нерешительность. Ему надоело торчать в подворотне, хотелось плотно поужинать и завалиться спать. Но что-то не давало сделать первый шаг.

«Неужели я сдрейфил? Хотя… не тот мужик, кто ничего не боится, а кто преодолевает страх».

Пересилив себя, он подошел к запертым воротам и нажал звонок.

В доме заиграла мелодия, хлопнула дверь.

– Кто там? – спросили со двора.

– Я от Вахи, – ответил он, как научил Журавлев.

Открыл плечистый, стриженый бобриком, парень.

– Что хотел?

– А разве ты хозяин? – усомнился Олесь.

Семен подробно описал ему Борщова, и парень под описания не подходил.

– Проходи.

Олесь поднялся вслед за ним в дом. В зале, в полной темноте, работал телевизор. В кресле, напротив экрана, сидел еще один охранник.

– А где товар? – не сводя подозрительного взгляда с парня, поинтересовался Олесь.

– Сначала деньги, – крутанулся к нему сидевший в кресле.

Не споря, Олесь достал бумажник и подал доллары. Стоявший рядом охранник бегло пересчитал и бросил россыпью на стол.

– Ну, идем.

«Лохи, – подумал про себя Олесь, спускаясь за ним по винтовой лестнице. – Даже не проверили, пустой я или с оружием».

Провожатый отпер ключом подвальную дверь и распахнул ее перед ним. Олесь пригнулся, чтобы не удариться о низкую притолоку и шагнул внутрь.

С дивана, что стоял возле стены, поднялся худосочный мужчина с длинной гривой волос.

– У тебя все готово, Химик? – спросил секьюрити.

– Да-да… Забирайте.

Он вытащил из-за дивана одинаковые кейсы и выставил на середину комнаты.

Движения его были столь поспешны, и в глазах такая затравленность, что запоздалое подозрение закралось в душу Олеся. Поймав на себе взгляд охранника, холодный взгляд оперативника, он вдруг понял, что совершил непростительную ошибку, ослушавшись Семена.

«Надо было еще понаблюдать за домом, а не лезть дуриком наугад».

Он через силу, как ни в чем не бывало, улыбнулся и подошел к патлатому. Нагнулся к кейсам…

Молниеносным движением, выдернув из-под штанины прикрепленный к щиколотке нож, метнул его в псевдоохранника.

Все произошло столь неожиданно, что отклониться оперативник не успел, и с захлебывающимся хрипом упал на колени, зажимая руками торчащую из груди рукоять.

Ударом ноги Олесь опрокинул умирающего на спину и выдернул нож из раны. И двинулся к опешившему Химику.

– Нет! – тонко вскричал Борщов и схватил кейс, закрываясь им, как щитом.

Нагнув голову, Олесь шел на него, готовясь нанести сильный удар в горло.

По лестнице застучали быстрые шаги.

Он развернулся, и от сокрушительного удара в челюсть полетел на пол. Сверху навалились, и, осыпая ударами, принялись заламывать руки. Не имея сил сопротивляться, Олесь отчаянно заворочался, пытаясь сбросить с себя противника.

И, понимая всю безуспешность своих попыток, когда запястья, со щелчком, сдавили холодные объятия наручников, протяжно, по-волчьи завыл…

36

Ставрополь. 28 мая.

9 ч. 05 мин.

Допрос производил начальник следственного отдела – пожилой, в очках на толстой роговой оправе, сползающих на кончик носа.

Выложив на стол чистый бланк протокола, он взглянул на Сажина, занявшего место в углу у двери и произнес, будто спрашивая его разрешения:

– Ну что, приступим?

Приходько ввел конвой. Сержант указал ему на стул возле следователя.

– Садись.

Он повиновался. Скованные руки неловко повисли между колен.

– Сержант, снимите наручники, – попросил Сажин.

– А стоит ли? – засомневался конвоир. – Я не ручаюсь…

– Да куда ему бежать? На окнах, сам видишь, решетки. За дверью – ты. А у меня для прытких гавриков кое-что весомее имеется.

Сажин многозначительно оттопырил полу пиджака, показывая кобуру с пистолетом.

– Как прикажете, – вздохнул сержант и отомкнул наручники.

Олесь криво усмехнулся и потер красные вдавленные следы от браслетов.

– Моя фамилия Мельников, буду вести ваше дело, – сказал следователь и, достав ручку, приготовился писать. – Ваши фамилия, имя, отчество…

Широко зевнув, Приходько отвернулся к окну.

– Не желаете отвечать? Ладно, ваше право. Хотя, установить вашу личность не так уж и сложно. В момент задержания при вас был паспорт на имя Воронина Александра Вениаминовича, жителя Саратова. Это ваше настоящее имя?

В поведении Олеся ничего не изменилось.

– Хорошо. Тогда зайдем с другого края. Вы знакомы с Иваном Борщовым? Если да, то с какого времени, и при каких обстоятельствах познакомились. Если нет, постарайтесь объяснить, что вы делали в его доме вечером 27 мая.

Откровенничать со следствием наемник не собирался. В зеленых глазах – пустота, отрешенность. Ему уже все равно…

– Ладно. Пригласим Борщова.

Следователь нажал звонок, и конвоир ввел в комнату для допросов Ивана Борщова. Накачанный обезболивающими препаратами, он справлялся с наркотической ломкой. Выглядел Борщов значительно лучше, чем тогда, в больничной палате следственного изолятора, где Сажин его увидел впервые.

– Гражданин Борщов, – обратился к нему следователь. – Вам знаком этот человек?

Секунды химик изучал лицо Олеся, после чего уверенно заявил:

– Никогда раньше не видел.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно.

– Хорошо-о… – протянул следователь, собираясь с мыслями. – Идите, я вас больше не задерживаю.

Нагловатая ухмылка вновь появилась на лице Олеся. Другого ответа он и не ждал. Что они могут знать о нем? Что?..

– Как бы там ни было, отвечать вам придется. И за убийство сотрудника федеральной службы безопасности, и за другие инкриминируемые вам преступления. По факту гибели лейтенанта Захарова доказывать практически нечего. Вы убили его в присутствии Борщова, он дал свидетельские показания. На полу в подвале изъят нож со следами крови и вашими пальчиками на рукоятке.

Олесь не шелохнулся.

– Прошу прощения, – извинившись за вмешательство, к задержанному подошел Сажин. – Снимите рубашку.

Подчиняясь, он расстегнул пуговицы и, нехотя, сохраняя издевательскую ухмылку, стащил ее с себя.

– Объясните, что означает эта татуировка.

Сажин повернул его руку к следователю, давая разглядеть грубую наколку в форме трезубца с расплывшимися под ним буквами.

Олесь сжал зубы, чтобы не выдать волнения.

– Можете не отвечать, – спокойно продолжал полковник. – Это символика украинской националистической партии УНА-УНСО… Только скажите на милость, зачем вам, судя по документам – гражданину России, родившемуся и проживающему на ее территории, вдруг понадобилось наносить подобную картинку? Из сочувствия националистам?.. Или на то вас подвигли иные убеждения?.. Будем продолжать играть в молчанку, Сергей Русаков, или как там вас еще?..

Он не сводил глаз с напрягшегося наемника, понимая, что избрал верную тактику. Пробный снаряд поколебал его защиту, успех надо было развивать.

– Никакой вы не Воронин, и не Русаков!.. Вы нелегально прибыли в Россию с единственной целью – участвовать в боевых действиях на стороне незаконных вооруженных формирований. Не сомневайтесь, мы это докажем. Так что, кроме убийства нашего сотрудника, готовьтесь к ответственности за наемничество. Паспорт, что был найден у вас, и под каким вы зарегистрировались в гостинице «Урожай» липовый. Криминалисты это подтверждают. К прежнему букету смело прибавляйте новую статью, за использование поддельных документов.

Олесь навалился спиной на стену и уперся невидящим взглядом в потолок…

– Вы допустили просчет в Моздоке. Старушка, у которой снимали комнату, кроме Козырева и Семена Журавлева, опознала и вас… – Тут Сажину пришлось импровизировать, но выкладки его были недалеки от истины. – Мы докажем конкретно ваше участие в поджоге общежития, а также во взрыве на Мамаевом Кургане. Вы же не будете отрицать свое проживание в гостинице «Волгоград» и посещение с Журавлевым автосалона предпринимателя Дадаева?.. Не будете?

Наемник продолжал сохранять молчание, но Сажин и не рассчитывал на сиюминутное раскаивание. Пусть теперь переваривает информацию, варится в собственном соку, и лучше подождать денек-другой и получить полный расклад, чем щипцами вытягивать из него по слову.

Следователь его правильно понял.

В комнату вошел сержант, поигрывая наручниками.

– Встать!..