Текст книги "Путь мертвеца"

Автор книги: Игорь Борисенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

На десятый день после того, как выступили кочевники, остальные войска Черных тоже пришли в движение. К тому времени девять тысяч всадников, прикрываемые Земалом от всевозможных наблюдателей – людей и демонов – пробились через грязные и заснеженные дремучие леса и вышли на простор за Виззелом. Затем прикрытие стало ненужным: отряды Фухкана принялись грабить селения и городки, попадающиеся на пути. До Эрха оставалось не более полусотни льюмилов; Земал тут же вернулся обратно с помощью дудочки. Орда, задержавшись на какой-нибудь день, вскоре появилась около Эрха – великолепного замка с высокими черными стенами, снабженными бастионами и эскарпами. Правда, в гарнизоне здесь числилось всего около двух сотен пожилых или же наоборот, слишком молодых солдат… Тем не менее, они решительно заперлись, готовые держать осаду до последнего человека и дорого продать свои жизни.

Фухкан, следую указаниям Ргола, не обратил на героев никакого внимания. Вокруг замка расползалось большое поселение, которое было совершенно никак и никем не защищено; кроме прочего, на окраине были выстроены деревянные бараки с запасами продовольствия, конской сбруи, сотнями тысяч стрел, оружием, доспехами и множеством других, не менее важных вещей. Все это было сложено в длинные строения, стены которых еще сочились смолой со свежесрубленных стволов. Вокруг складов стоял деревянный частокол ростом в сажень, а в охране числилось не больше трех дюжин человек. Эти тоже успели запереться, однако кочевники шутя преодолели столь несерьезное препятствие: прямо с седел они забрасывали наверх частокола кошки, выдергивая сами себя из седел, и карабкались через забор на ту сторону. Охранники были превзойдены числом очень быстро и все до одного перебиты. Кочевники потеряли всего несколько человек. Их задача была выполнена! Как это бывает с дикими и недисциплинированными солдатами, радость победы не пошла им на пользу. Всю ночь степняки посвятили грабежам, пьянству, обжорству, убийствам мирных жителей и распутству. Вина, слишком крепкого для их слабых голов, в складах было запасено немало. Сами собой, без особого приказа начальников, которые тоже были пьяны, склады запылали сразу в нескольких местах и уже к утру огромный пожар выгнал жителей и пьяниц подальше от замка, стоявшего нерушимой черной скалой рядом с бушующим морем огня. Кроме прочего, пожары спасли от смерти многих кочевников, потому как смелый предводитель эрховского гарнизона планировал сделать вылазку и убить как можно больше врагов – но чудовищное пожарище спутало ему планы.

Поспешно спалив склады, степняки совершенно не успели там поживиться! На утро к войску, мучающемуся жестоким похмельем и запоздалыми приступами жадности, прибыл Девлик. Он добавил всем головной боли и заставил руки каждого дрожать сильнее, чем прежде. Армия Белых, не приняв сражения со Рголом, поспешно отступала прямо к Эрху и должна была быть там буквально к вечеру. Словно бы добавляя достоверности этому известию, через некоторое время из заволокших небо тяжелых, синих низких туч на востоке выпал целый клубок тел: два муэлана, дайсдаг и два селер ормани отбивались от большой стаи грифонов с покрытыми пеной клювами. Белые демоны быстро реализовывали свое преимущество, потому что за мгновение ока двое людей и один муэлан были разорваны в клочья; тут же в бой вступил Девлик, и все переменилось. Мертвец ринулся в бой прямо со склона холма, на котором только что беседовал с Фухканом, и скоро дождь, моросивший над лагерем похмельных степняков, стал красным, так как у грифонов кровь была именно такого цвета. Два десятка белых демонов погибли, еще дюжина с воем и щелканьем помчалась прочь; Девлик не стал их преследовать. Последнего уцелевшего муэлана видели падающим за далекие северные холмы, причем, судя по струящемуся за ним кровавому следу, он был не жилец. Девлик принес на руках едва живого человека: ноги селер ормана были прокушены в нескольких местах и измочалены, как старая половая тряпка. Кровь, смешиваясь с дождем, стекала с сапог несчастного непрерывным розовым потоком.

– Императорская гвардия! – прошептал умирающий, вцепившись в куртку Девлика дрожащими, грязными пальцами. – Много, много ослепительно-белых воинов в небе! Мы видели их над замком Соррей… Через сутки они будут здесь.

Отдав все силы для этих, очень важных слов, молодой Черный, которому уже не суждено было стать настоящим колдуном, обмяк и потерял сознание. Жизнь быстро покинула его и даже кровь стала течь из жутких ран слабее и слабее. Девлик положил труп на короткую весеннюю траву и тут же забыл о нем. Быстро отыскав Фукхана, он заставил его собрать степняков для немедленного отступления. Затем, с трудом прекратив дождь, который сам и вызвал днем раньше для замедления отступавших отрядов Лемгаса, норг увел конницу на юг. Путь был трудный: через тучные черноземы, превратившиеся в океаны грязи, через частые низины с осиновыми рощами и болотцами на дне.

В результате этих событий, на девятнадцатый день месяца Первых птиц у замка Эрх очутились две армии, готовые схватится в решающем сражении. Как ни старались Черные, они не смогли навязать Лемгасу сражения и разбить того до прихода подкреплений. Видно, Высокий знал о близости гвардии и бежал к ней, бросая обозы и тех, кто не мог двигаться достаточно быстро. Не менее десяти тысяч ополченцев, увязших в грязи и поделенных на небольшие группы, поочередно попадали под смертельный удар тяжелой кавалерии и лучников тсуланцев и погибли на две трети, а остальные попали в плен.

Поредевшая и деморализованная армия Лемгаса достигла Эрха, как и обещал Девлик – к ночи в тот самый день, когда кочевники поспешно бежали на юг. Вместо отдыха, ночлега и пополнения брошенных припасов они нашли пепелище, до сих пор дымящееся, несмотря на дождь. Прошли еще сутки и первые отряды Черных выдвинулись на холмы к западу от Эрха; основная часть армии Ргола подтянулась на следующий вечер. Грязные и усталые кочевники соединились с основными силами.

Так как Низгурик уже два дня как прекратил насылать непогоду, небо расчистилось и солнце спешно сушило грязь. Слепящая голубизна и расплывчатое, бело-желтое пятно солнца захватили все пространство над головой, ровно до того момента, когда на восточном горизонте появился фронт белой облачности. Быстро приближаясь, облака превратились в плывущие высоко в небе правильные квадраты, состоящие из тысяч и тысяч крошечных пятнышек. Особо зоркие наблюдатели, а вместе с ними и обладатели волшебных амулетов для усиления зрения теребили рукава соседей и шептали им суеверным шепотом: "Гвардия! Гвардия Императора!" Позади плотных отрядов летучих воинов, закованных в ослепительно-белые доспехи, и чуть выше них парил состоящий из невесомых клубов Облачный замок, в котором путешествовали дети Тарерика.

Зрелище было захватывающим, поражающим сразу разум и сердце тех, кто его наблюдал. Вытянувшиеся вдоль горизонта отряды гвардейцев, двигаясь в полном порядке и с большой скоростью, сгруппировались внизу, под основанием замка и в таком строю снизились над лагерем Лемгаса. Полчища прибывших и гигантское летающее жилище Барвека закрыли собой половину неба. Садящееся солнце бросало на пышные, изменяющие форму и высоту стены замка насыщенные цветом лучи: золотистые снизу и светло-розовые наверху. В серебрящемся, с синеватым отливом тумане, в глубине «стен», мелькали неведомые тени – как будто в глубине дворца пряталось еще по крайней мере столько же бойцов, сколько летело снаружи.

Восторженные крики, с которыми встречали лучших солдат Императора измученные бегством и потерями воины Лемгаса, слышали и в лагере Черных. Там, наоборот, все были угрюмы и озабочены. Ргол потребовал усилить охрану лагеря, причем совсем не в том месте, где можно было подумать. Частые посты тсуланцев и трехглазых демонов стерегли западные подходы, чтобы не допустить массового бегства собственных вояк.

Так приближалось самое значительное и ужасающее сражение того века.

Поражение? Победа?

Солдаты обеих армий были слишком измотаны долгим маршем по грязи, бегством и погоней, продолжавшимися в течение нескольких дней. Даже летающие солдаты, судя по всему, нуждались в отдыхе – и Ргол, как ни кусал себе локти, не мог атаковать их сейчас. Напротив, он думал, что дети Императора не дадут никому ни мгновения передышки и атакуют немедленно по прибытии. Мало ли – вдруг они решат, будто смогут справиться с Черными с помощью одних лишь только гвардейцев, или же обыкновенные воины, воодушевленные прибытием столь ослепительной подмоги во главе с наследным принцем, забудут все болячки и ринутся в бой? Корчась на своих подушках, Ргол в бессильной ярости готов был разгрызть перстни на пальцах. Страшась увидеть перед собой наступающие полчища Белых, князь с раннего утра покинул шатер и вылетел в прохладные весенние сумерки. Сверху еще мигали подслеповатые звезды, а месяц висел где-то у горизонта, как сдвинутая на бок кривая ухмылка.

Дорога на Эрх, которую оседлала армия Теракет Таце, достигала ворот замка и, удаляясь на восток, проходила в ложбине между двумя довольно высокими холмами. При осаде крепости они могли бы оказать неплохую услугу нападавшим: хорошая позиция для наблюдения и обстрела из катапульт. Теперь же эти холмы удобно занимали отряды Лемгаса. Остатки войск Восходной провинции расположились на северном, армия Закатной провинции – на южном. По семи тысяч пеших бойцов при десятке колдунов, плюс еще четыре сотни всадников, уцелевших при безжалостном избиении кавалерии Юлайни под Бартресом.

Вся имперская гвардия расположилась в трех льюмилах восточнее, в большом палаточном лагере. Неужели они волокли палатки и все прочее на своих спинах, по воздуху? Ргол нервно и недоверчиво скривился, оценивающе оглядев притаившийся в небесах летающий замок Барвека. Сейчас он выглядел застывшим на месте облаком, больших размеров, но отнюдь не таким уж и гигантским. Еще не выглянувшее из-за горизонта солнце уже окрасило верхушку замка в серо-розовые тона: темный силуэт и неяркое сияние, ореол вокруг него.

Как доносили немногочисленные лазутчики, в войсках Белых, несмотря ни на что, солдаты были недовольны и злы. Собравшаяся вокруг Эрха армия была очень уж большой, чтобы прокормиться на подножном корму; даже если бы это было возможно в принципе – славно поработавшие кочевники сделали возможное невозможным. Лемгас бежал, бросая обозы, в надежде накормить своих солдат из местных складов, а гвардейцы тащили за собой палатки, но забыли прихватить побольше каши. Теперь все остались голодными, так что с усталостью им бороться будет гораздо труднее накормленных людей из противоположного лагеря.

В темноте дайсдаги и демоны пытались приблизиться к облачной твердыне Барвека, но в результате лишь удобрили пашни вокруг Эрха своими останками. Ргол, раздувая ноздри, выслушал отчет об этой бесполезной трате сил и едва удержался от того, чтобы засунуть в рот перстень на среднем пальце правой руки. Он принялся выкрикивать приказания – не особо над ними задумываясь, лишь бы отвлечься, загнать глубоко внутрь позорный ледяной страх, который глодал "великого воина Черных", как его любили называть на пирах собственные подданные. Из рядов согбенных за спиной у князя фигур вырывались та, которой предназначался приказ – и растворялась во тьме.

Впереди лежало огромное, почти идеально ровное пространство, в обычное время использовавшееся населением Эрха для выпаса коровьих и овечьих стад. Формой оно стремилось к треугольнику, одной вершиной упершемуся в сам замок, а противоположной стороной ограниченному извилистой речушкой. Лишь у подножья холмов, приютивших армию Белых, некстати росли две маленькие рощицы – словно нарочно, для маскировки лучников или же волшебников. Кроме того, разведчики докладывали, что берега речки сильно заболочены и саженей на двадцать к ней лучше не приближаться. Завязнет и всадник, и пехотинец в тяжелом облачении. Тут и там торчали кусты, обрамляющие короткие оваржки. Сейчас, ночью – пусть и уходящей – речка казалась ползущей по полю колючей змеей. С севера вторую сторону треугольника образовывала дорога. За ней тоже тянулись ровные поля, на сей раз – пашни. Почва там была мягкой и для атаки кавалерии не годилась; кроме прочего, после обильных дождей она наверняка не успела толком просохнуть. В двух льюмилах от дороги появлялись многочисленные балки и ручьи. Впрочем, маневры армии вряд ли раскинутся так широко: Ргол подозревал, что сражение сосредоточится на очень узком участке, даже уже, чем минувшая битва за Бартрес. К чему любой широкий маневр, если враг, двигающийся с большой скоростью по воздуху, будет непременно быстрее тебя и окажется в более выгодной позиции в любом случае!

В быстро редеющих сумерках, под разливающимся в небе розовом свечением, обтекающем темную громаду облачного замка, войска Черных начали выступать из лагеря. Ргол спешил, не давая солдатам как следует выспаться, из-за страха быть обойденным во всем, поэтому торопился хотя бы не быть застигнутым врасплох. Несмотря на то, что любые тактические ухищрения князь считал излишними, построение войск не отличалось простотой. Тсуланцы были поделены на три неравных отряда: самый мощный, десять тысяч закованных в броню пехотинцев, стоял слева, напротив северного холма. Если забыть обо всем остальном, они просто сомнут противостоящие силы Белых… Впрочем, правый фланг тоже получался более сильным, чем у врага. Там находились пять тысяч пеших тсуланцев и шесть тысяч дружинников во главе с одиннадцатью удельными князьями. Пять тысяч тсуланских конников составляли резерв, а остальные наличные войска были поставлены в центр. Кочевники, вайборнцы, грязнули Земала и еще какое-то количество наемников без роду и племени, примкнувших к армии за зиму. Как надеялся Ргол, эти разношерстные и бросовые, по его мнению, отряды станут пушечным мясом для имперской гвардии. Князь, кусая губы, в сотый раз задавал себе вопрос: а может ли он твердо надеяться, что гвардейцы ударят в центр? Должны, обязаны ударить! Энгоард не воевал толком уже много лет, а с давних пор закосневшее тактическое искусство привыкло считать центральную позицию ключевой для армии и всего сражения в целом. Проломить, уничтожить ядро, разбить врага на части и громить! Они сделают именно так. Не могут не сделать!

Дро и саламандры, необычайно нервные (огненные ящерицы спалили нескольких человек, прежде чем Хойрада сумела унять их) были оттянуты чуть назад по сравнению с остальными центральными отрядами. Ргол не обольщался и на их счет: кочевникам и прочему сброду не удержаться и получаса, а потом магические создания смогут дать еще немного времени. Рассчитывать здесь на людей глупо… да и кого поставить? Ведь не бросать же туда конницу, последний, драгоценный и самый подвижный резерв?

Сзади, за позициями сосредотачивающейся армии раздавался многоголосый клекот, визг и вой. Немногочисленные селер ормани, прежде чем отправиться в первые ряды сражающихся, вызывали демонов. Муэланы, эзбансы, суйсы и даже несколько громадных брра медленно кружили в небе, дожидаясь приказов.

Не прошло и полутора часов с тех пор, как воинство пришло в движение. Не вполне просохшая почва содрогалась от поступи тысяч и тысяч существ, идущих навстречу собственной гибели с оружием в руках. Кочевники отдохнули немного меньше других и теперь взялись было за старое – отказывались выступать, бранились, потрясали оружием и поносили начальников. Сначала Ргол хотел было показательно казнить десяток-другой зачинщиков и самых горластых заводил – но потом передумал. Вместо экзекуций он раздал степнякам все запасы отличного пейсондского вина, крепкого и бодрящего. После этого простые воины получили по десять золотых, сотники по сотне, тысячники – по тысяче. Ргол раздавал деньги, не скупясь – ведь он соберет их потом с мертвых тел, или же потеряет вместе с головой. После таких щедрых вливаний кочевники взбодрились и послушно отправились на убой.

Среди огромной, нестройной и безликой толпы лихорадочно-оживленных степняков ехал и безразличный ко всему бледный всадник, от которого хмельные и развеселые кочевники старались держаться подальше. Его конь, украшенный густой сединой в гриве, понуро шагал и боялся поднять голову, словно опасаясь увидеть впереди нечто ужасное.

Черный, тяжелый плащ изредка шевелил ветер, с трудом отгибающий полы. Под ними тускло блестела в свете встающего солнца отливающая синевой кираса; на голову был надет шлем, оставлявший открытым только нижнюю часть лица. Черные, тонкие губы были плотно сжаты, а прорезь в забрале казалась провалом в какие-то чудовищные глубины, никогда не знавшие света. Лишь изредка шальной отблеск света от факела отражался в прятавшихся там, в этом страшном провале, глазах.

Девлик был равнодушен – потому, что больше не ведал смятения, страха или сомнений. Даже Сорген, притаившийся в самом далеком уголке их общего разума, застыл в полном спокойствии. Он медленно и тщательно перекатывал в себе доступные мысли, все то, что было отринуто от Девлика и заперто вместе с его "старшим братом". Предчувствие великих и ужасных событий, аромат близких смертей, которые наполнят воздух, подобно испарениям обильной росы под жарким солнцем, не волновал его. Он просто смотрел и констатировал, как человек, собирающийся наблюдать за схваткой муравьев. Люди, окружавшие его, уже были мертвыми. Осталось совсем немного времени. Они упадут из седел, обливаясь кровью, теряя конечности и головы, разбрасывая вокруг кишки… Никто не в силах помочь им; сосуды жизни прохудились и стремительно теряют свое содержимое. Смерть медленно опускалась сверху и окутывала каждого в свое одеяло. Всех, кроме Девлика. Его она тоже сторонилась.

Вокруг еще царствовала светлая ночь, позволяющая с пригорков видеть блеск огней в лагере императорской гвардии. Как оказалось, Белые не выставили постов на поле рядом со своими позициями, не было даже демонов. Стоило подивиться их беспечности – тем, кто имел способность удивляться. Девлик с прищуром вглядывался в разгоравшийся впереди рассвет. В его разуме, какой-то частью занятом сейчас удержанием над кочевниками маскирующих чар, из глубин куцей памяти вдруг всплывали странные мысли. Ему казалось, что когда-то он уже выезжал вместе с гудящей многотысячной толпой кочевых варваров навстречу солнцу, но дальше смутных, полузабытых и бестолковых теней его прошлое не уходило. Отвлекшись, Девлик подумал о том, что атаковать навстречу яркому весеннему солнцу – задумка не очень здравая. Какими соображениями руководствовался Ргол? Наверное, что-то заставляло его поступать подобным образом. Быть может, надежда на расслабленность Белых – они, читавшие в юности разные военные трактаты, тоже знают, как плохо атаковать с бьющим в глаза светом, они ведь, возможно, и устроили лагерь таким образом для того, чтобы избежать атаки в ранний утренний час!

Орда ехала неспешно, выслав впереди себя несколько небольших летучих отрядов, разведывавших путь. Никаких магических ловушек не встречалось; большое поле было наполнено покоем и тишиной, такой обычной перед самым восходом солнца. Лишь несколько птиц вспорхнуло из-под копыт коней, устремившись ввысь. Желая похвалиться меткостью, некоторые воины выстрелили в них из луков. Один или два жаворонка – а это были именно они – упали пронзенные стрелами. Чуть погодя впереди, словно погребальной песней погибшим пичугам, зазвенела песня их выжившего товарища: звонкая, пронзительная и отчаянная трель. В повсеместной тишине, посреди этого поля, грозящего стать могилой многим тысячам людей, песня звучала особенно зловеще и угнетающе. Тем не менее, кочевники, которые по обыкновению подбодрились изрядными дозами вина, не обращали на нее внимания. Он продолжали неумолимо двигаться навстречу року.

Выдвижение происходило без неувязок, гладко и ровно. Может быть, поэтому на сердце у Ргола было неспокойно. Его глодали страшные предчувствия, от которых в горле словно застревал камень размером с кулак. Непрестанно разгоняя чары, наложенные Низгуриком и Земалом, князь смотрел на разворачивающиеся полки с высоты в десяток саженей. Лимеро получились на загляденье – сходили с трудом и ненадолго, обнажая покрытые рябью, нереальные картины многотысячных отрядов конницы и пехоты. Земал – очень опытный и сильный колдун, а Низгурик ничем ему не уступает. Хороший ученик, с прекрасным будущим… но ему далеко до того, кто бросил блестящие перспективы в выгребную яму. Ах, Сорген! Каждый раз, когда Ргол вспоминал его, Перстеньку становилось еще хуже. Странное дело… непонятные ощущения он испытывал, когда воскрешал в памяти этого человека. С пылким и непостоянным характером Ргола просто было влюбиться в него, даже тогда, когда Сорген был всего лишь худощавым юнцом, едва вступившим на путь Теракет Таце. Что-то такое привлекало даже тогда, и сучья дочь Хейла не зря впилась в него с хваткой голодной лисы. Затем последовал впечатляющий взлет – хотя, как раз Ргол ожидал подобного, и это не стало для него неожиданностью. Он был потрясен только тогда, когда юноша со столь завидными способностями вдруг прекратил свое победоносное восхождение на вершину и добровольно шагнул в пропасть. Скривившись в болезненной гримасе, князь медленно поднес руку к лицу, чтобы в отчаянии вцепиться зубами в один из перстней, но вовремя опомнился. Мерзкая привычка, овладевшая им с недавней поры. Не годится, чтобы кто-то из ближайшего окружения видел это: сейчас рядом с главнокомандующим, сидевшим в напряженной позе на груде летающих подушек, парили в воздухе несколько порученцев и селер ормани. Еще раз страдальчески перекосившись, Ргол постарался отбросить лишние мысли.

Внизу его войско добралось до неприятеля. Вытянувшись в линию, их ждали четыре вялых костерка, вокруг которых валялись обезображенные трупы сусуанцев. Очевидно, это и были вражеские дозоры, беспечные и самоубийственно забывшие о службе. Холмы, вздымавшиеся уже совсем рядом, походили на груди лежащей великанши. Моргающие пятна костров, редкие и блеклые в свете все ярче разгорающегося восхода, усеивали их склоны. Девлик прижал ко лбу пару высушенных соколиных глаз и прошептал заклинание, прогоняющее лимеро. Ему это удавалось гораздо быстрее и легче, чем Рголу: укрывающие войска чары расходились мгновенно и надолго. Справа и слева показались изломанные шеренги тсуланской пехоты, быстро продвигавшейся по полю и уже достигшей подножий холмов. Враг до сих пор не поднимал тревоги! На такое счастье Черные почти не надеялись, но на всякий случай обговорили планы и для подобного начала атаки. Кочевники должны были вырваться в тылы построения Белых, спеша ударить по лагерю гвардии. Только если успеть застать их врасплох, не дать напялить доспехов, взлететь, сотворить чары, тогда может ждать удача. Самый последний кочевник понимал это и рвался в бой. Рубить беспомощных врагов – мечта любого уважающего себя воина степей.

Девлик позволил полностью освободить разум. Лишенные маскировки, кочевники должны были мгновенно предстать перед каждым, кто случайно глянул бы с холма вниз, на поле. Темное, колышущееся море мохнатых шапок и редкие тусклые взблески шлемов, словно одним мазком нарисованные на чистом зеленом холсте. То-то, должно быть, удивится этот наблюдатель!

Девлик проехал немного направо и тронул плечо дремавшего в седле Фухкана и, когда тот продрал глаза и поглядел на мертвеца мутным, раздраженным взглядом, сделал приглашающий жест рукой. Двигайтесь вперед, любезные дикари! Их вождь быстро сбросил с себя сонную одурь и встряхнул плечами. Плеснув на ладонь вина из фляги, Фухкан вытер им лицо, а после медленно, с душераздирающим скрипом вынул из ножен меч. Лезвие было слегка искривленным, удобным для того, чтобы на всем скаку с оттягом протянуть пехотинца и проделать в нем дыру побольше. Фухкан поднял меч повыше, чтобы кончик поймал первый луч солнца, пробившийся в седловину между холмами, и хрипло заорал, что было воздуха в легких:

– ВУ-У-У-У-УУУУУРРРРРРРР!!!

Никаких других слов его воинам уже не требовалось. Они ответили вождю дружным ревом, тянули и повторяли на разные лады тот же самый короткий и резкий клич: "Вур!! Вур! Вууууурр!!" Чуть позже клич сбился и расплылся на многоголосый гомон: каждый на свой лад посылал проклятия врагам, взывал к предкам, перечислял свои бывшие и будущие подвиги. Ужасающий шорох тысяч разом вынимаемых из кожаных ножен мечей перекрыл все и возвестил начало атаки. Дружно ударив каблуками сапог бока коней, степняки ринулись между холмами, похожие на текущую из жерла вулкана лаву. Земля задрожала, воздух поплыл, бурля и выталкивая из шатров бестолковых сонных солдат Лемгаса. Они в ужасе смотрели вниз, на мчащиеся мимо полчища с оголенными мечами в руках и жаждой убийства на лицах; в это самое время на оторопевших Белых с неба обрушились десятки воющих и рычащих демонов. Отблески рукотворных молний расчертили сумерки на западной стороне холмов, там же коротко бухали взрывы и мелькали вспышки огненных зарядов, посылаемых атакующими колдунами.

Миновав холмы, конница разделилась на три неравные части. Большая устремилась вперед, к таким вожделенным белым шатрам гвардии. Один отряд из тысячи всадников повернул на юг, второй, такой же по размеру, – на север. Они должны были посеять панику и смерть среди многочисленных палаток, облепивших восточные склоны холмов. Пока пехота бьет основные силы врага около вершин и на западных склонах, тут могли выстроить заслоны. Кроме того, вражеские волшебники, как сообщали разведчики, должны были прятаться где-то здесь.

Свесившись с седел, кочевники лихо рубили все, что попадало им на пути – людей, растяжки шатров и палаток, флагштоки с многочисленными вымпелами. Кричащие от ужаса люди беспорядочно метались тут и там, мешая друг другу, попадая под копыта коней и бесславно там погибая. Редко кто находил в себе душевные и телесные силы, чтобы оказать сопротивление. Десяток дворян вскочили на коней без седел и доспехов, чтобы атаковать степняков во фланг, но почти все были перебиты из луков. Периодически из суматохи и полумрака прилетали стрелы, выбивающие кочевников из седел, но эти потери были смехотворно малы.

Оба отряда постепенно продвигались выше по склонам, однако скорость их неизменно уменьшалась. Сопротивление становилось все организованнее: вскоре конники уткнулись в настоящий строй. Ряд щитов был хоть и коротким, но плотным, а наружу торчали копья. Поверх щитов вдруг взлетел человек в голубых и зеленых одеждах, пославший перед собой с растопыренных пальцев потоки ледяных стрел. Почти сразу еще один колдун обрушил склон под копытами коней и похожий на сель обвал утянул немало всадников, которые катились вперемешку с конями, остатками шатров и вывернутыми из почвы валунами.

Получив отпор, кочевники немедленно развернулись и бросились наутек. Главное было сделано: никаких резервов для отражения могучего напора тсуланцев у Лемгаса больше не было. Мало того, его основным силам пришлось спешно и беспорядочно разворачиваться, чтобы встретить новую атаку с противоположного направления. Волшебники теперь уже не были такими смертоносными, потому как в рядах врагов колдунов было не меньше, даже больше.

Вопль "Вур!" потряс окрестности еще раз. Уцелевшие после атаки холмов кочевники – а их было еще очень и очень много – бросились по сторонам, разбиваясь на десятки мелких отрядов. Они должны были отвлекать внимание вражеских полководцев, будоражить их тылы, убивать курьеров, то есть сеять как можно больше неразберихи и паники.

Целый дождь из огненных шаров и настоящих потоков пламени сорвался с небес и обрушился на позиции Белых. Некоторые из сияющих, ярко-оранжевых в рассветных сумерках зарядов таяли в воздухе, встретив защитную магию врага, но большая часть врезалась в ряды кое-как перестроившихся солдат. Раздались частые взрывы, от которых холмы заходили ходуном. Там, где склоны были обрушены, земля снова поехала, разваливая вершины на части. Ближайшие тылы шеренг Белых в ужасе закричали; внимание волшебников было отвлечено. Они пытались укрепить почву, но в большинстве своем лишь зря потратили силы и время. Через несколько мгновений бронированные фаланги тсуланцев, почти не потерявшие строя, ударили по деморализованным защитникам холмов и разметали их по сторонам их. Оборона Лемгаса смялась и рассыпалась, как мгновенно сгорающий старый пергамент, от которого остается лишь горстка пепла. Не прошло и получаса с начала столкновения, как обе вершины были заняты. Продвижение Черных больше тормозили осыпи и превратившиеся в завалы мусора останки лагеря, чем сопротивление Белых. Жалкие остатки войск Лемгаса позорно бежали. Никто не пытался еще раз выстроиться и сдержать атакующих сверху тсуланцев на неудобных, перепаханных восточных склонах. Белые просто бежали, непрерывно атакуемые сверху демонами, преследуемые разящими почти без промаха стрелами. Как сметающая все на своем пути волна, ряды фаланг прошли по лагерю Белых и в полном строю спустились вниз. Позади оставались трупы и пожарища. Те немногие, кто смог избегнуть жестокого истребления, разбегались по сторонам, будто муравьи из подожженного муравейника. На пути их ждали мечущие по лугам отряды кочевников, от рук которых пали еще сотни энгоардцев. Торжествуя, армия Черных наступала вперед для последнего и решительного удара. Практически без потерь они обратили в ничто слабейшую половину противных войск. Теперь нужно было победить гвардию Императора.

Кочевники уже достигли лагеря лучших солдат Энгоарда. У тех было немного времени, чтобы осознать угрозу и подготовиться к отражению бешеного натиска наполненных жаждой убивать и побеждать всадников. Тем не менее, очень многие гвардейцы даже не успели облачиться в свои ослепительные доспехи. Некоторые бросились в сражение прямо в нательном белье или в простых одеяниях, с мечами и небольшими круглыми щитами в руках. Заполонившие проходы между высокими, остроконечными шатрами кочевники попросту сметали их с пути. Создавалось впечатление, что победный рейд за Виззел и удачная атака тылов лагеря Лемгаса повторится в точности. Радостные вопли и оскаленные улыбки на лицах степняков говорили: они уже готовы отпраздновать великий успех.

Однако, самый первый натиск, который стоил жизни нескольким сотням гвардейцев, дал немного времени остальным. Каждый из них был волшебником – причем не из худших – пусть кроме боевой магии они мало чего знали. Будучи захваченными врасплох, они подались, но не сломались и вскоре нанесли ответный удар.