Текст книги "Письма Высоцкого и другие репортажи "

Автор книги: Игорь Кохано́вский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Самороспуск... Прежде чем говорить, насколько овладела эта идея партийными массами, определим коротко механизм самороспуска с двух диаметрально противоположных позиций.

Партия не может существовать без первичных партийных организаций и без съезда. Поэтому я эти две крайние точки и возьму.

Итак, самороспуск снизу... Он происходит не потому, что разложилась ячейка, а из-за решения коммунистов не платить взносы в вышестоящую организацию. Вот тот механизм, с которого начинается самороспуск снизу. Большинство организаций решает так поступить, пуповина режется – перестает существовать весь административный аппарат.

Второй вариант – самороспуск через съезд. Правомочные и полномочные представители низовых организаций решают на съезде, что с такого-то дня партия в таком виде перестает существовать. Вот два механизма реализации самороспуска, о которых может идти речь.

Излечилась ли партия с января 21-го, стала ли нравственно здоровой? Нет, мы убеждаемся, что наоборот – по сравнений) с 21-м годом уровень нравственности в партии стал несравненно ниже.

О самороспуске говорят много, но идея эта еще не овладела массайи.

...Обращение ЦК – страшнейший документ, который говорит о том, что с нравственностью в партии ничуть не стало лучше, если не хуже. Больше того, этот документ плюс платформа партии к предстоящему съезду показывают, что ленинский диагноз 21-го года забыт и не признается, что партия действительно больна. Эти документы говорят о том, что о роспуске через съезд не может быть и речи, это исключено. Более того, я возьму на себя смелость утверждать, что в ближайшие пять лет о роспуске партии разговора не будет. То руководство, которое все еще остается на своих постах, сделает все, чтобы роспуска не произошло.

– Как теперь принято говорить, мы все – дети своего времени. Времени, когда нравственные начала либо дремали в людях, либо совсем атрофировались. Многие совестливые люди, словно пробудившись от спячки, выходят сегодня из партии. А есть и те, кто остается в КПСС только для того, чтобы противостоять консервативным силам, которые тянут партию к неосталинизму, хотя по моральным соображениям они готовы выйти из КПСС хоть сегодня. Как, исходя из этических принципов, оценить поступок этих людей?

– А если еще прямее ставить вопрос, то не мостят ли они, при всех своих благих намерениях, дорогу в ад? Я уже ответил поступком. Не счел возможным, несмотря на все призывы реорганизовать родную партию, оставаться в КПСС. Почему я предпочел такой шаг? Потому что принципиально расходятся взгляды (сознательно

не употреблю понятие «идеология» – ее на деле уже нет), проповедуемые партийной верхушкой, с той духовной, нравственной насыщенностью, которая восстанавливается в пробуждающемся обществе. Они принципиально различны, конфронтационны и несовместимы. И пытаться примирить их за счет внутренних усилий преданных марксистским идеям фанатов-одиночек в моем представлении нереально. Считаю более конструктивным говорить честно о тех внутренних болезнях, которые есть в партии до сих пор, показывать, ставя и обостряя вопросы до беспредельности, что, несмотря на пять лет перестройки, пять лет разговоров, реальная ситуация в партии такова, что после обращения ЦК, полтора месяца тому назад, началась самая настоящая чистка. Еще два-три месяца назад, до этого обращения ЦК, людей, выходящих из партии, поругивали, а то и старались облить грязью, показать, что они предают партию. После обращения стали совершенно четко отпускать всех, кто хочет уйти. Идет самая настоящая чистка. Выгоняют, ищут мало-мальски достойные пути, чтобы выгнать из партии. Возьмите, к примеру, судьбу майора Лопатина. Вы же, наверно, читали выступления тех, кто ратовал за его исключение? Чудовищно, бред самый настоящий!

– Александр Александрович, сейчас мы переживаем период, когда разложение общественной морали видно, что называется, невооруженным глазом. Как вы думаете, не является ли доминирующая в обществе безнравственность той средой, в какой только и может существовать партия, доведшая страну до экономической и нравственной катастрофы, да еще без зазрения совести претендующая на роль авангарда?

– Я бы еще заострил: а почему до сих пор вот эта худшая часть партии (цочему-то худшее, как наиболее легкое, всегда всплывает на поверхность) управляет государством, стоит во главе всего и вся? Казалось бы, сейчас уже всем ясно, что не Сталин и не Брежнев довели страну, государство, народ до этого состояния опустошенности – довела партия со всеми своими идеологическими «ценностями». Но, вопреки очевидному, партия упорно продолжает настаивать на своей руководящей роли...

Вчера на Съезде народных депутатов России предсовмина Власов закончил отчетный доклад традиционным восхвалением коммунистической партии. Я, естественно, не цитирую, но смысл такой: только формирующаяся российская коммунистическая партия консолидирует здоровые силы и восстановит исторический и экономический облик России. О чем говорить дальше? В какой среде может сегодня существовать такое? Конечно, только в безнравственной...

Зал, в котором работает съезд депутатов России, рассчитан, как известно, на 2400 мест (1500 мест внизу, 900 мест наверху). Российских депутатов 1000. Народные депутаты СССР имеют право присутствовать на этом съезде с правом совещательного голоса. Но их загоняют наверх, на балкон, где нет ни одного микрофона. Кем же заняты тогда те 500 мест внизу? На них восседают председатели исполкомов, секретари райкомов, горкомов, обкомов и т. д. Номенклатура и создает мощный фон поддержки выступлений, подобных вышеупомянутому. Партийная верхушка не только поддерживает «нужные» выступления, но и контролирует все выступления вообще и формирует мнение зала. Несколько раз в процессе заседаний председательствующий обращался к верхам: «Прекратите шум на балконе!» Но я сижу на балконе – там тишина. Спускаюсь в перерыве в зал (благо, что хоть в перерыве стали туда пускать), начинаем разбираться... Оказывается, представители партаппарата сидят под балконом, как в раковине, и создают мощнейший, противодействующий демократическим настроениям фон. Оттуда идут захлопывания; затопывания, выкрики «Позор!». К примеру, такой была реакция на уход представителей Демократической России с заседания в знак протеста на резолюцию по Литве. Вот как конкретно, на практике проявляет себя та среда, в которой сегодня только и может существовать партия. Политбюро и партийное руководство на всех уровнях по-прежнему имеют партийные связи, пронизывающие весь управленческий аппарат. Не секрет, что тот постоянно подпитывается партийными структурами. Это и продвижения Цо должности, и подачки за послушание то в виде квартиры, то в виде машины, то в виде продуктов, и, наконец, выдвижение в руководство России, страны и так далее. Разумеется, осуществлять диктат одной партией – проще, легче и результативнее. Именно эта «агрессивно-послушная» среда, пронизывающая страну, общество и народ, сохраняет уродливую партийно-государственную структуру.

– Александр Александрович, как вы считаете, не помог ли роспуск Польской объединенный рабочей партии нашим соседям выйти из аналогичного с нашим кризиса?

– В Польше все намного легче. И страна меньше. Разумеется, роспуск ПОРП сделал свое дело. Если же вернуться к нашей ситуации... Еще год назад, когда мы начали борьбу за ликвидацию 6-й статьи Конституции, я предупреждал: это только первый маленький шажок. Или тот маленький ключик, которым мы отомкнем замок, но не откроем тяжелую, на заржавевших, скрипучих петлях, дверь. Подступаться к ней придется все равно с ломом – похоже, замок заржавел настолько, что, даже убрав язычок, саму дверь не едвиненПь..

Мне кажется, что сейчас уже вопрос о самороспуске партии не имеет принципиального значения. Конечно, если бы это произошло, моральный климат страны очистился бы. Но является ли вопрос о самороспуске партии решающим на сегодняшний день? По-моему, Нет. И именно потому, что уже пошел мощный рост общественных движений. -

– Недавно в своей статье «Мы грабим награбленное» («Литгазета» от 9 мая) народный депутат СССР Юрий Черни-Ченко рассказал о том, как они с Ивером Райгом, народным депутатом от Эстонии и секретарем Комитета по аграрным вопросам Верховного Совета, хотели огласить декларацию о признании сталинской коллективизации преступлением против человечности. Процитирую далее: «Преступление против человечности? – предупреждающе покачал головой один очень большой чиновник.– А ты знаешь, что это подходит под определение геноцида? Партия и геноцид? Ты подумай... – А я одно хочу знать: было или не было?» Фашисты во время второй мировой войны уничтожили в концлагерях шесть миллионов евреев. Это всем миром признано геноцидом. Во время коллективизации – с 29-го по 32-й годы – людей погибло почти в два раза больше! И это по инерции считают всего лишь «перегибом»! Как вы думаете, Александр Александрович, не является ли неверие в перестройку, которое охватывает все больше людей, опосредованной нравственной реакцией на безнравственность тех высоких партийных чиновников, все еще руководящих нами, об одном из которых упомянул Черниченко?

– На уровне среднего гражданина (без всяких обидных обобщений) здесь, по-моему, все проще. Разочарование в перестройке связано с ухудшением бытия. С тем ухудшением бытия, которое В обратной пропорции опережает восстановление морали и нравственности в обществе. То есть, с одной стороны, резко ухудшается Всизнь, с другой – мораль и нравственность восстанавливаются чрезвычайно медленно. Но не следствие ли это геноцида, о котором вы спрашиваете? Я склонен толковать его в гораздо более широком смысле. Репрессии 37-го года – это только как бы видимая часть айсберга уничтожения собственного народа. Геноцид существовал все 73 года большевистского режима. Большинство населения страны, громадный интеллектуальный потенциал, который мог и должен был способствовать развитию общества в целом, оттеснялся от политики: вы занимайтесь наукой, раз вы беспартийные, а мы будем заниматься идеологией, общественными вопросами. Громадный технический потенциал способных людей, не принимавших правил

игры, отлучался от решения важных вопросов. За редким исключением, карьеру невозможно было сделать без партбилета.

Итак, те, кто видел несуразность в действиях тоталитарной партийной системы и не мог примирить ее с совестью, даже при блестящих способностях не могли их реализовать. Это тоже геноцид, геноцид второго и третьего плана. Не только физическое уничтожение людей, но и отстранение интеллекта от политических вопросов, от технико-экономического прогресса нанесли непоправимый ущерб стране. Вторично и третично уничтожалась великая нация. И оказалась в ряду слаборазвитых стран.

– В мартовском, 13-м номере «Огонька» за 90-й год опубликована беседа корреспондента журнала с политологом Георгием Хаценковым, консультантом отдела партийного строительства и кадровой работы ЦК КПСС. Говоря об управлении страной, государством, политолог заявляет: «Управляет верхний ее (то есть партии) слой от имени партии». Если перевести это на нормальный язык, получается, что управляет Политбюро. Правда, об этом давно известно, но официально в печати заявлено, по-моему, впервые. И еще из этой беседы: «Когда власть будет на самом деле у Президента, у Съезда, у парламента; у правительства, у Советов, тогда изменится и вся система представлений о государственной, общественной и политической жизни».

Итак, на самом деле власть не у Президента, а у Политбюро. И это не ошибка политолога. Лигачев на съезде комсомола сказал об этом достаточно определенно. Значит, снова аппаратные хитрости, обман народа? Что вы на это скажете?

– Хитрости ли? Я думаю, здесь все серьезнее. К хитрости прибегают, когда нужно решить какой-нибудь маленький, сиюминутный вопрос. Слукавить, а не обмануть по большому счету. Хитрость – это мышление лисицы. Здесь гораздо хуже. Здесь сознательный обман. Идут на все, лишь бы сохранить статус-кво. Но может ли кучка людей, при любых билетах и силуэтах, претендовать на истину в последней инстанции, на управление всем громадным, талантливым народом? Цепляясь за власть, эта кучка реально не чувствует той ситуации, какая сложилась в обществе. Ситуация для Политбюро парадоксальная. Партийную верхушку в народе уже матом кроют, а ей, как говорится, все божья роса!.. Не знаю, искренне йли нет твердит номенклатура, что массы ее поддерживают. И не сдвинешь ее с этого! С упорством, достойным лучшего применения, партийная элита старается сохранить все как есть. Отсюда и их платформа. Не поиск контакта со всем народом страны, не движение с открытой

душой к людям, навстречу переменам в обществе... Обычная демагогия о «чести, уме и совести».

Отсюда и расхождение оценок. Мы с вами думаем: да, ребята, плохи ваши дела. Нет, убеждены они, и стараются всеми способами ^держаться у власти. Отсюда уступки президентскому правлению, многопартийности... Они полагают, что уступают на время, а до норы будут помыкать и Президентом, и малыми партиями...

– Еще один отрывок из этого огоньковского материала. Корреспондент спрашивает: «А есть ли целесообразность обновлять fCJJCC, потерявшую авторитет, приведшую общество к кризисному состоянию?» Политолог отвечает: «Сегодня партия реаль-що находится у руководства страной. Недопонимание этого может привести к большим потерям и гражданской войне».

Итак, верхний слой, который от имени партии правит страной, то есть Политбюро, при нашем недопонимании этого факта может ввергнуть страну в пучину гражданской войны? Я правильно понял уважаемого политолога? Что вы скажете на это?

– Как говорится, надейся на лучшее, но будь готов и к худшему. Безумцы не остановятся перед новым 37-м годом, террором И гражданской войной. А реалисты попробуют «красиво» решить ситуацию в стране, без ввержения ее в гражданскую войну. К примеру, за часть золотого запаса закупаются товары массового спроса И насыщается рынок. И объявляют, что решение это приняло Политбюро. Это сейчас в силах партии – погасить недовольство и снова вознестись на пьедестал. Больше сейчас никто не способен принять такое решение, потому что партия все еще у власти. А гражданская война – самоубийство. Она стала бы агонией режима. Сейчас у Политбюро еще есть шанс «красиво» выйти из игры.'

– И последний вопрос. Недавно в «Комсомолке» ректору Московской высшей партийной школы Вячеславу Шестаковскому был задан такой вопрос: «Скажите, пожалуйста, если в будущем – ну, всякое может быть – состоится что-то наподобие общественного суда над партией за деформацию социализма, за коррупцию, за экономическую разруху, за репрессии – вы бы разделили ответственность партии за все это?» То есть гипотетическая возможность общественного суда над партией уже, что называется, носится в воздухе. Как вы думаете, состоится ли когда-нибудь подобнынй суд?

– Помните, в начале нашего разговора я сказал, что партия – это масса людей, для которых все, что происходит сейчас с КПСС, является личной болью, личной травмой, личным горем. Суд над партией – это значит суд над всеми: и над теми, кто уже ушел из нее навсегда, в том числе и через застенки ушел, и через окопы...

– Но судить ведь будут верхушку партии, ее идеологов и палачей...

– Но чей суд: остальной партии над своим руководством или народа? Вероятно, все-таки всего народа. Реально ли это сегодня? Нет. Говорить об этом можно, но это лишь предпосылки на будущее. «Суд» и «законность» близнецы-братья. «Народный суд», «суд общественности» нас уже не устроит. Когда судят за геноцид, это не суд общественности, это реальный суд. А коли так, то мы к нему должны подходить с позиций законности. Значит, если говорить о суде как о чисто юридической акции, то сначала мы должны сформулировать обвинение, определить состав преступления, сроки этого преступления... Пока что это вряд ли возможно.

А что касается суда общественности – он начался и его не остановишь. Суд истории еще грядет, но часы уже пущены. Выход из партии – это уже суд. Каждый должен спросить с себя. Я, например, полностью считаю себя виновным за конформизм. Дальше разговоров на кухне и на семинарах я не шел. Хотя я вот сейчас понимаю, что можно было и нужно было бороться...

– То есть уходить в диссиденты?

– Да, надо было... По собственной инерции не вышел на людей, с которыми можно было объединить усилия... Главная моя вина – не членство в партии, а непротивление тому злу, которое она несла.

Осознание боли, греха, ошибки, осознание и покаяние непременно ведут к очищению. Осознаем же, каждый своей мерой, пусть не виновность, пусть соучастие во лжи, в которую нас втянули. И не только уясним себе это, но попытаемся заново, на нравственной основе, возводить основы бытия, потому что руины уже не поднять, – тоща и только тоща мы возродимся.

«Контуры перестройки» июнь 1990

ОТЕЦ И СЫН

Из цикла «Руины»

Памяти Ю. К.

Как слабый свет свечи в сгустившейся ночи, ребенка взгляд невинный. Как давит эта ночь, как трудно превозмочь ее напор лавинный.

Погрязшая во лжи, как в сделках – торгаши, калеча детям души, она тиха, как стон, за скрытностью окон не слышимый снаружи.

Бесчестья вязкий мрак ужасен, как бардак.

И как невыносимо однажды осознать, что надо выпускать в такую темень сына.

I

Вот главная из дум, что жжет отцовский ум тревогою глубинной, коща молчит в ночи, как слабый свет свечи, ребенка взгляд невинный.

Найдет ли он в отце (как тот в его лице) опору в век кромешный – единственный просвет, чтоб жизнь ввести в сюжет уже небезутешный?

Но иногда отца, трудягу-мудреца, так мрак берет за глотку, что он, впадая в бред, взгляд сына, словно свет, теряя,

глушит водку.

И этим сам себя, спасая и губя,

он гонит в край пустынный, ще не взойдет в ночи, как слабый свет свечи, ребенка взгляд невинный.

1988

ПИСАТЕЛИ И ПОЛИТИКА

(Размышления во время XXVIII съезда КПСС)

Побывавший недавно в нашей стране писатель Владимир Максимов на встрече со студентами МГУ высказал мысль, которая при всей своей простоте объясняет очень многое из происходящего сегодня в нашем обществе. А сказал он всего-навсего, что на Западе давным-давно знают и о чем нашему широкому читателю становится известно только сегодня. Конечно, немало и тех, кому был доступен «тамиздат» или кого желание докопаться до основ побуждало и в наших зашторенных условиях находить правдивую информацию. Такие (к ним отношу и себя), читая на страницах сегодняшней отечественной печати, скажем, очерки философа Александра Ципко «Почему заблудился призрак?», или очерки Бориса Васильева «Любить Россию в непогоду» и ответ на них в журнале «Даугава», иди слушая острые выступления народных депутатов России, наверное, удовлетворенно вздыхая, восклицают: «Ну, наконец-то!» И закрадывается робкая радужная надежда, что вот теперь-то уж люди прочтут, услышат, поймут, что с ними произошло, поймут, как долго и беззастенчиво их оболванивали, и не захотят больше такого. Нас ведь и сейчас пусть не так бездарно, как раньше, но все-таки обманывают.

Но вот парадокс. Многие не хотят остановить столь любезную для их мозгов процедуру, явно не представляя, как жить без нее. Им все едино, что зубы перед сном почистить, что в дни особых торжеств венок возложить тому, кто «и теперь живее всех живых». Казалось бы, отреклись от него, а веночки не переводятся.

Кто-то скажет: «Как это отреклись? Ничего подобного. Его ученье хотя и не всегда верно, но все равно “живее всех живых...”»

Но как же не отреклись, когда мы провозглашаем примат общечеловеческих ценностей над классовыми? А у нашего основоположника все было наоборот. Поэтому он и произвел переворот (простите за невольную рифму «наоборот – переворот»), будучи убежден, что пролетариат – могильщик буржуазии. А теперь, семьдесят с лишним лет спустя, мы говорим совершенно противоположное... Вот и от плакатов

многих, видимо, придется отказаться, например от такого: «Великий Октябрь». Эпитет тут явно не тот, так как (процитирую из упомянутых очерков Александра Ципко) «Октябрь по своей социальной сути был контрреволюцией, он был направлен против тех свобод личности, которые принес России Февраль». Ну а что принес Октябрь – известно теперь многим. Но по-прежнему для этих многих он «великий»... А может быть, это тот самый случай, когда, как точно подметил автор первой поэмы о Ленине, говорят одно, а подразумевают другое?..

Господи, сколько же лет в нашей стране занимаются этим дву-смыслием? Результат революционной работы большевиков по созданию нового человека – хомо советикус,– еще предстоит проанализировать и осознать. Но некоторые предварительные итоги подвести уже можно.

До недавнего времени бездарная советская политика (вспомним хотя бы Кубу и Афганистан, бесконечную продовольственную программу) заставляла даже поэтов жертвовать лирикой ради гражданственности. Строчка «поэт в России больше чем поэт» (продолжу: прозаик больше, чем прозаик, публицист больше, чем публицист) не родиться просто не могла. А когда у нас началась гласность, тут в политику, в общественную деятельность буквально хлынула волна литераторов, ставших моментально заметными фигурами на политической сцене. Да иначе и не могло произойти, так как это – люди талантливые, а конкуренция со стороны политиков как таковых была не ахти какая:

Но на этой волне туда же, в политику, в общественные движения ринулись и те, кто и в литературе-то ничем особо себя не проявил, кроме как активным участием в знаменитых номенклатурных писательских играх. И расцвела литературная демагогия...

Иные вещали откровенные глупости, иным сказать просто нечего, но они «не могли молчать» и поэтому тоже внесли вклад. Тут, я думаю, немаловажную роль сыграла самая читающая в мире страна, как губка, впитавшая за 70 с лишним лет такой муры, что напрочь разучилась отличать словоблудие от чего-либо стоящего. Это же обстоятельство вдохновляло тех, кто без тени сомнения в своей избранности, опьяненный самодовольной уверенностью в значимости сказанного или написанного им слова, появлялся на телеэкране или на страницах популярных изданий.

И вот сегодня началось то, что не могло не начаться: люди стали терять интерес к еще вчера запрещенному и недоступному... Недавно на первых Солженицыной» чтениях в большом зале Центрального дома литераторов сидело... человек сорок.

Люди устали. Устали от говорильни, результатом которой не стало ничего, кроме незапрещения самого словоизлияния. Кажется,, мы вновь готовы влиться в нынешний вялотекущий прогресс.

Хомо советикус ко всему привычен. Жили же мы в стагнации, правда с более или менее заполненными прилавками. И вот перестройка затягивается болотной ряской карточной системы... Но нет таких вершин, которые бы не покорили большевики. Тем более, что у них есть новая надежда – недавно созданная Компартия России во главе с ее Первым секретарем Иваном Кузьмичем Полозковым. Он же пообещал нам, что сумеет держать ситуацию под контролем. А раз пообещал – значит, знает, как это делается. У нового поколения коммунистов слово не должно расходиться с делом. Надо только верить. В Россию, которую, как известно, умом не понять... Верить, что у нее есть свой путь, как сказал недавно в телевизионной проповеди главный редактор «Литературной России» Эрнст Сафонов, и чтобы не мешали идти по этому пути. И не надо России никого догонять и перегонять, а надо двигаться своим путем. Да, только своим. И верить в этот путь... и еще в партию. Как верит в нее поэт Давид Кугультинов. В статье «Услышим ли время?» («Литгазета» от 27 июня) он утверждает, что вопросы типа «быть ли партии?» лукавые и суетные. «Да как же ей не быть, партии, если она есть!?» – восклицает поэт. Он знает обо всех (или почти всех) преступлениях большевиков перед народом и поэтому призывает: «Мне хотелось бы, чтобы съезд признал ошибки партии. Покаянйе не ради покаяния, а ради того, чтобы сделать невозможным повторение».

Двадцать восьмой съезд КПСС, как известно, проголосовал против предложения ленинградца Юрия Болдырева рассмотреть вопрос о политической ответственности партии перед народом. Недаром говорят: «Знает кошка, чье мясо съела...»

Итак, съезд большинством голосов признал, что партии не за что каяться. Но, думаю, это не поколебало веру Давида Кугультинова. Раз уж устояла она, несмотря на все преступления большевиков, то неосуществившееся покаяние, конечно, не в силах эту веру подорвать. Трудно, разумеется, отречься от веры всей жизни. И это можно понять. Трудней согласиться с молодым писателем, который заявляет, что он на стороне тех, кто имел несчастье верить. Об этих последних очень точно сказал Александр Ципко в упомянутых уже очерках: «Слепая вера может быть и от элементарной лени. Она освобождает от необходимости думать о мучительных противоречиях человеческой истории и души человека. Она защищает от тяжелых мыслей, от той правды, которая неприятна. В том, что в массе люди у нас не хотят истины, а хотят веры, можно убедиться и сегодня».

А еще было сказано о таких – «ленивы и нелюбопытны». И всю жизнь брать их сторону?.. Невеселую перспективу намечает себе молодой писатель. Но это, как говорится, дело хозяйскор. Хотя в нашем писательском хозяйстве долгое благоденствие различных мифов чревато потерей читательского интереса к современной литературе. А примеры рассуждений писателей двух далеких друг от друга поколений как раз из области мифотворчества. А еще эти рассуждения, как и воскресную проповедь Сафонова, можно, думаю, отнести к тому самонадеянному упоению возможностью «отметиться», которое, кроме девальвации писательского слова, ничего больше в себе не несет. Сдается мне, что отечественному читателю скоро останется только одно – повышать и без того рекордный тираж еженедельника «Аргументы и факты».

«Поверх барьеров» 10.07.90

ЯЗЫК

Из цикла «Руины»

Коща на форуме своем наследники Коммуны вещают мне о том, о сем, как бодрые трибуны, я изумляюсь всякий раз уродливости речи, переводя их новояз на общечеловечий.

Живя в таинственной тени да на телеэкране, со мною говорят они, как инопланетяне, и то, в чем я предвижу крах, лелеют оптимизмом.

Вот так на разных языках мы говорим и мыслим.

Создавшим этот свой язык для лиги посвященных (язык, питавший, как родник, той лигою взращенных) присущ особый взгляд на мир, на нрав его и облик, присущ (но чужд мне) свой ранжир романов, пьес и хроник, в которых истин потолок чуть выше школьной парты и примитивны, как лубок, красивости неправды.

Спросили как-то у того, кто мудрым слыл по праву:

«А вы бы начали с чего, возглавивши державу?»

Сказал, задумавшись на миг, постигнувший былое:

«Сначала б выправил язык.

Потом – все остальное».

1988

Репортаж одиннадцатый

<г.В ЛОГОВЕ ГОЛОСА»

(Беседа с поэтом Юнной Мориц)

– Юнна Петровна, если исходить из хронологии последних ваших публикаций, то невольно возникает вопрос: не переходите ли вы на прозу?

– Да, уже лет двадцать, наверное, время от времени я пишу странные такие рассказы, как бы очень короткие. Короткие за счет уплотненности повествования. Вместе с тем довольно пространные за счет, я сказала бы, емкости каких-то обыденных и вместе с тем мистических ощущений, которые въедаются нам в память. В семидесятые годы два рассказика чудом проскочили в журнале «Юность». Публикация так и называлась: «Два рассказа о чудесном». Но третий рассказ уже не прошел. Да и к этим двум рассказам у редакции было столько вопросов, продиктованных каким-то опасливым впе-редсмотрением, что я нашла небезынтересным тогда втянуть все эти редакционные вопросы вместе с моими ответами в текст своих рассказов. Но такое можно сделать только однажды, больше не захочется. Поэтому долгие годы я складывала свои рассказы в картонную коробку, где жили мои неопубликованные стихи, дневники, даже стихи для детей, загубленные бдящими моралистами. Конечно, я читала свою прозу близким друзьям, чье мнение для меня очень дорого. И хотя рассказы мои совершенно невинны с политической точки зрения, я знала прекрасно, почему их не печатали.

Теперь я вынула из коробки четыре рассказа. Их опубликовали очень быстро да еще и спасибо сказали. И вот что удивительно: это меня озадачило... За долгую жизнь я так привыкла к атмосфере разноса, что теперь мне кажется, если меня не бранят, значит, я сделала что-то не то...

– Вероятно, вы это не совсем серьезно говорите?

– Да нет, уверяю вас, совершенно серьезно. Ведь это очень трудно – жить в атмосфере, где уже нет подозрительности, страха, где нет черных списков, в которых я состояла долгие годы. Наверно, так же трудно привыкнуть жить в этой атмосфере, как космонавту освоиться в состоянии невесомости. Я говорю совершенно серьезно.

Рто для меня очень важные проблемы. В атмосфере всех этих запретов, черных списков, чтения в мозгах я научилась как-то существовать. Моя внутренняя свобода была защищена какими-то особенными представлениями об устойчивости человека в этих условиях. Теперь они совершенно не нужны, и это представляет особую трудность.

– Теперь, когда многие прежние страхи позади, Алла Марченко в своеобразном микрообзоре, названном «А не грядет ли дека-ранс?», пишет: «Боюсь, и в журналах на стихи ныне посматривают как на подверстку, тиражей не делающую». Что вы скажете по поводу этих новых страхов?

– Совершенная ерунда! По-моему, это типичный пример того, как любят критики преувеличивать. Сегодня, конечно, главное массовое чтение – публицистика, проза и политизированная проза. Но язык не повернется сказать, что стихи Чичибабина, Домбровского, Шаламова, Слуцкого, Лиснянской, Лосева, Цветкова, Корнилова, Даниэля, Ратушинской, Соколова – что это подверсточный материал. А прекрасные публикации Георгия Иванова, Набокова, Елагина, да всех и не перечислишь! Конечно, миллионный тираж поэзия журналу не сделает никогда: такого никогда и не было. А если бы произошло, то стало бы настоящей катастрофой для самой поэзии. Замечу, что сегодня малоизвестный или средних способностей поэт может за месяц распродать на Арбате книгу, изданную за свой счет тиражом в пять тысяч экземпляров. И это огромный тираж по сравнению с тиражами поэтов серебряного века, например. И зачем же поэзии равняться на тиражи публицистической литературы?.. Этого быть не должно.

– А вместе с тем сегодня только и говорят о политизации всего и вся, и поэзии в том числе, боясь, что эта политизация набьет оскомину читателям. И вот уже слышатся сетования, что сейчас, увы, ни у кого не прочтешь что-нибудь типа «шепот, робкое дыханье»...