Текст книги "Неизвестное путешествие Синдбада (СИ)"

Автор книги: Игорь Волознев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Вернувшись домой, конюх внимательно осмотрел находку. Сосуд был небольшим, но сделанным из золота и довольно увесистым, и конюх решил, что он набит драгоценностями. Дрожащими от нетерпения руками он откупорил его, перевернул и принялся трясти. Но из горлышка, вместо драгоценных камней, выпал человечек с растрёпанной бородой, одетый в полосатый халат и в красные сафьяновые туфли с загнутыми кверху носками.

– Ты кто? – в страхе спросил конюх, на всякий случай отходя подальше. – Ты колдун?

Синдбад, ошеломлённый неожиданным освобождением, с не меньшим страхом смотрел на великана, каким казался ему конюх. Первым делом он опустился на колени и вознёс благодарственную молитву Аллаху. Затем обратился к своему освободителю со словами приветствия. Но по лицу великана было видно, что он не понимает ни слова по-арабски. Тогда Синдбад приветствовал его на персидском, на арамейском и на греческом языках. Великан лишь пучил на него глаза и мотал головой.

Убедившись, что человечек не причинит ему вреда, конюх начал думать о том, как с ним поступить. Оставить его в доме было опасно, потому что слух о нём наверняка дойдёт до ушей царя. Тогда придётся признаться, что человечек находился в золотом кувшине, найденном в желудке осьминога.

"За кражу кувшина не сносить мне головы, – подумал конюх. – Поэтому избавлюсь-ка я от человечка. Утоплю его в море, а кувшин разрежу на куски и продам знакомому ювелиру, чтоб никто ничего не заподозрил".

И он сгрёб Синдбада в кулак и отправился на берег, который находился недалеко от его дома.

Была ночь, по небу мчались тучи, пронзительно выл ветер и большие волны с тяжёлым грохотом набегали на прибрежные скалы. Конюх влез на самую высокую скалу, размахнулся и швырнул несчастного Синдбада далеко в море.

"Человечку ни за что не выжить в такую бурю, – сказал он себе. – Я совершаю грех перед Богом, но собственная голова дороже".

Оказавшись в бушующем море, Синдбад пришёл в ужас и горько раскаялся в своём желании покинуть тёплый и уютный сосуд. Судьба, направляемая рукой Всевышнего, жестоко испытывала его. Избавив от заточения в сосуде и ниспослав луч надежды, она вновь обрекала его на гибель!

Он поплыл, борясь с волнами, которые казались ему гигантскими. И он ни за что не доплыл бы до берега, если бы ему не подвернулась щепка, которая для маленького Синдбада была целой доской. Он вцепился в неё обеими руками и, закрыв глаза, отдал себя на милость Аллаха.

Щепку с Синдбадом вынесло на берег, но здесь случилась новая беда. По берегу, в поисках выброшенной волнами рыбы, рыскала свора бродячих собак. Мореход закричал в смертельном страхе, увидев над собой громадную оскаленную пасть. Голодный вожак собрался было разорвать его, но тут невесть откуда выскочила невзрачная собачонка, схватила Синдбада и, держа его в зубах, кинулась прочь. Разгневанный вожак бросился за ней, а с ним и вся его изголодавшаяся стая.

Синдбад от ужаса не мог даже стонать. Ветер свистел в его ушах, собачий лай казался ему раскатами грома.

"О Аллах, – в отчаянии мыслил он, – на этот раз я погиб окончательно".

Однако вскоре, к своему немалому удивлению, он понял, что собачонка несёт его довольно осторожно. Он мог даже поворачиваться между её зубами. Но каждая попытка высвободиться приводила лишь к тому, что собачьи зубы сжимались ещё крепче. В конце концов он перестал шевелиться, закрыл глаза и, творя молитвы, начал смиренно ждать своей участи.

Лай преследователей приближался. Вскоре псы настигли беглянку и вожак вцепился ей в шею. Собачонке пришлось выпустить добычу. Коротышка Синдбад кубарем покатился по земле. И тут вдруг раздался громкий крик. Кричал какой-то старик, опиравшийся на суковатую палку. Он бросил её прямо в клубок сцепившихся собак, а когда они разбежались, подошёл к собачонке и начал гладить её по загривку. Голодные псы, огрызаясь, ходили поодаль, но к человеку с палкой и его собаке приблизиться не смели.

Заметив Синдбада, старик поднял его с земли, положил на ладонь и принялся с удивлением рассматривать. Когда-то он был цирковым акробатом, а теперь бродил по городам и селениям, зарабатывая на жизнь попрошайничеством и игрой на дудке. Кормиться ему помогала ручная собачонка, которую он обучил воровать у людей лепёшки, рыбу, цыплят и кости с остатками мяса, и приносить ему. За это она получала кусочки сахара, которые обожала.

Старый мошенник сразу смекнул, какой сказочный подарок послала ему судьба. Он отнёс Синдбада в свой шалаш на опушке леса, поиграл на дудке и показал, как надо танцевать. Догадливый мореход повторил танец. Старик удовлетворённо кивнул и дал ему с полдюжины хлебных крошек.

На следующее утро бывший циркач уселся на базарной площади, поставил перед собой медное блюдо с плоским дном и выпустил на него Синдбада. Злосчастному скитальцу пришлось весь день плясать под звуки его дудки. Народ вокруг смеялся, десятки пальцев показывали на удивительного человечка. Восхищённые зрители накидали старику полный подол медяков. В тот день циркач впервые за много лет наелся досыта. Он лёг спать под развесистым деревом на окраине посёлка, оставив собачонку присматривать за пленником. А уж она следила в оба! Синдбад несколько раз пытался сбежать, скрыться в травяных зарослях, но она с лаем вскакивала и ловила его, а просыпавшийся старик награждал беглеца ударами маленькой плётки.

На второй день циркач перешёл в соседний посёлок, где снова заставил Синдбада плясать на потеху зрителям. Когда тот пытался передохнуть, он стегал его плёткой и колол иглой, заставляя продолжать танец, а ещё кувыркаться, прыгать, корчить рожи и кривляться. Зрители и здесь щедро одарили старика медяками. Но этого ему было мало. Наутро он перешёл на новое место, и мучения Синдбада продолжились.

Жадный циркач, стараясь получить от зрителей как можно больше денег, каждый день придумывал для Синдбада новые трюки. Он заставлял его ходить по натянутой верёвке, прыгать через горящий обруч, а однажды обмазал мёдом, и зрители с хохотом смотрели, как человечек дерётся с осами, слетевшимися к нему со всех сторон. Синдбад был вооружён лишь иглой, которую он использовал как копьё. Осы были для него такой же величины, как для обычных людей – собаки. Только осы были глупее собак, потому что не пытались увернуться от направленной на них иглы. Синдбад всаживал её прямо в их мохнатую грудь, и сейчас же отступал, потому что осы приходили в ярость и пытались ужалить. Зрители восхищённо кричали, когда ему всего за минуту удавалось проколоть с полдюжины особенно настырных насекомых. Но такие поединки его страшно изнуряли. Через полчаса он валился без сил и представлял для ос и их жала лёгкую добычу. А к концу боя у него распухало тело от укусов, и боль была такая, что он не мог даже пошевелиться. Опасаясь потерять столь ценного кормильца, старик давал Синдбаду пару-тройку дней отдыха, и когда тот немного приходил в себя, снова обмазывал мёдом. Уж больно прибыльными были бои с осами!

Однажды, привлечённые запахом мёда, к Синдбаду подлетели два шершня. Каждый из них был ростом со злосчастного бойца, и оба обладали длинным жалом и могучими челюстями. Синдбад сразу понял, что игла против них бессильна. Едва он всадит её в грудь чудовищному насекомому, как в него тотчас вопьётся жало. Он даже не пытался драться. Бросив иглу, он побежал, а потом в отчаянии упал на землю и закрыл глаза, ожидая, что шершни сейчас нападут на него. Но вместо гудения насекомых над его головой раздалось карканье ворон. Поборов страх, он осмелился открыть глаза и оглянуться. Над ним кружили три крупные чёрные птицы. Две из них долбили клювом шершней, третья летела к нему самому.

Зрители закричали в испуге. Закричал и Синдбад, увидев необычных птиц. Было отчего ужаснуться: одна из них была одноглазой, а другая – трёхглазой. И только третья выглядела как обычная птица. Она-то и схватила Синдбада своим клювом, подняла в воздух и полетела. Две другие вороны полетели за ней.

Старый циркач завопил от злости, видя, что вороны уносят его человечка. Схватив палку, он кинулся за ними, но куда там! Они поднялись высоко над лесом и скрылись за его верхушками.

4

Вороны опустились на уединённой лесной поляне и выпустили Синдбада. В ту же минуту они обратились в людей. Перед Синдбадом стояли три высоких тощих человека в тёмных одеждах. Они были похожи друг на друга как родные братья. Все трое крючконосые, с удлинёнными пепельно-серыми лицами, только у одного был один глаз, который находился над переносицей, а у другого – целых три, причём третий глаз тоже находился над переносицей. И только третий колдун выглядел как обычный человек, потому что у него было два глаза. Колдуны так и звались: Одноглазый, Двуглазый и Трёхглазый.

Некоторое время они тараторили между собой на каком-то непонятном Синдбаду языке, потом Двуглазый отбежал от остальных и, взмахнув руками, произнёс заклинание. Тотчас над ним соткались какие-то белые буквы. Вскоре они исчезли, а вместо них появились другие. Целые полосы букв появлялись и исчезали в воздухе, и колдун, показывая на них пальцем, нараспев читал возникающие слова. Два других колдуна чутко внимали ему и время от времени поглядывали на похищенного ими человечка. На последнем слове Двуглазый вскрикнул и показал пальцем на Синдбада. Буквы исчезли и больше не появлялись. Колдуны снова затараторили. Наконец один из них сорвал с пальмы широкий лист и посадил на него морехода; другой колдун ниткой, выдернутой из одежды, крепко привязал его к листу. Затем все они вновь обернулись воронами, схватили клювами лист с Синдбадом и подняли в воздух.

Синдбад, замирая, держался за лист обеими руками и со страхом поглядывал вниз, на проплывающие леса, реки, горы и города. Вскоре остров остался позади, и вороны полетели над бескрайним океаном. Ветер свистел в ушах морехода – с такой скоростью мчались удивительные птицы! Ни одна ворона не смогла бы лететь так быстро, но Синдбад уже давно понял, что вороны – это колдуны-оборотни, и что Аллах посылает ему новое, может быть самое главное испытание.

Перелетев океан, вороны снова помчались над горами, озёрами, реками и лесами, и под вечер второго дня полёта опустились на поляне. Тут они снова обратились в людей, развели костёр и расположились на ночлег. Синдбад, за всё это время не сомкнувший глаз, получил, наконец, возможность отдохнуть.

Когда он проснулся, колдуны сидели перед ним на корточках и пристально смотрели на него. Синдбад низко поклонился им, а потом попробовал заговорить с ними на одном из известных ему языков.

Двуглазый колдун перебил его, сказав:

– Синдбад, уроженец Багдада! Мы, три чародея, избавили тебя от рабства у жадного факира, вынуждавшего тебя ради денег сражаться с осами и плясать на потеху толпе. Нам сообщила о тебе Великая Книга Небес, которой известно всё на свете и чьи невидимые строки повсюду витают в воздухе и становятся видимыми только после произнесения особого заклинания. Она сказала нам, чтобы мы поторопились, если хотим заполучить тебя, ибо вскоре ты подвергнешься нападению злобных шершней с ядовитыми жалами.

Синдбад готов был поклясться, что колдун говорит не по-арабски, не по-персидски, не по-арамейски и не по-гречески. Это был какой-то незнакомый ему язык, но он почему-то его прекрасно понимал!

– Из той же Книги мы узнали, – продолжал Двуглазый, – что ты покинул Багдад не по своей воле и страстно желаешь вернуться домой. Мы готовы помочь тебе в этом, но сначала ты поможешь нам.

– О колдуны, откуда вы знаете моё имя и чем я, такой маленький и бессильный, заслужил ваше внимание? – спросил Синдбад, и вдруг с удивлением обнаружил, что сказал это на языке, которым говорил с ним колдун!

Над ним наклонился Одноглазый.

– Много лет, – молвил он, – мы ищем способ получить Голубой Алмаз, которым владеет ифрит с носорожьей головой. Об Алмазе мы узнали из Небесной Книги, и с тех пор постоянно вопрошаем её о нём. Неделю назад она открыла нам имя того, кто сможет похитить Алмаз у ифрита. Имя этого человека – Синдбад, и родом он из Багдада. Открылось нам также, где искать этого человека...

– Я должен похитить Алмаз у ифрита? – воскликнул ошеломлённый мореход. – Я, ничтожный, которого с лёгкостью растерзает любая шелудивая собачонка? Мой разум отказывается в это верить. Такой подвиг под силу лишь вам, великим чародеям!

– Против ифрита мы бессильны, – сказал Одноглазый.

А Двуглазый прибавил:

– Часто то, что не удаётся чародею, может совершить простой смертный. Книга указала на тебя, значит, ты сможешь.

Тут вступил в разговор Трёхглазый колдун.

– Благодаря нам ты получил способность понимать нас и всех, кто встретится тебе, – сказал он. – И эта способность – лишь малая часть того, чем мы облагодетельствуем тебя, когда принесёшь Алмаз.

– Я лишь хотел бы, чтобы ко мне вернулся мой прежний рост и чтобы я попал в Багдад, – сказал Синдбад. – За это я сделаю всё, что вы от меня попросите.

– Обещаем тебе, – сказали колдуны хором.

– Тогда научите, что я должен делать.

– Алмаз вправлен в серьгу, которую ифрит носит на левом ухе, – сказал Одноглазый. – Ты украдёшь его, когда ифрит заснёт.

– На теле этого великана ты будешь не больше блохи, которую он даже не почувствует, – прибавил Двуглазый.

– Мы доставим тебя к его дворцу, – продолжал Одноглазый. – Колдунам в него хода нет, но ты не колдун, а значит, проникнуть в него тебе будет нетрудно. Каждый вечер пастух загоняет в ворота дворца стадо овец. Мы привяжем тебя к брюху овцы, и ты окажешься в логове ифрита.

– А уж там, Синдбад, ты должен полагаться лишь на свою хитрость и отвагу, потому что на территорию дворца наше колдовство не распространяется, – сказал Трёхглазый.

– Ради того, чтобы снова увидеть минареты родного Багдада, я готов на всё, – ответил мореход.

Но тут он вспомнил о джинне, оставшемся в его доме, и ужаснулся. Коварный демон, увидев, что он благополучно вернулся, может подвергнуть его новой, ещё более жестокой каре.

Синдбад упал перед колдунами на колени и, плача, поведал им историю своего заточения в сосуд.

– Принеси Алмаз, и мы расправимся со злодеем, – сказали колдуны.

– Поклянитесь, что исполните обещание.

– Клянёмся Небесами!

– Нынче же ночью ты будешь во дворце ифрита, – прибавил Двуглазый и обернулся вороной.

Обернулись воронами и двое других колдунов. Двуглазая ворона клювом схватила Синдбада за ворот халата и взлетела над лесом.

На этот раз полёт был недолгим. Вскоре внизу показался огромный, мрачного вида дворец. Его окружала высокая чугунная ограда, а у ворот сидел пастух ростом со слона, весь покрытый шерстью, с чёрным звериным лицом и круглыми, горящими, как начищенные медные блюда, глазами. Перед воротами паслись неисчислимые стада овец, оглашая окрестности заунывным блеяньем.

Колдуны с Синдбадом опустились за уступом горы и вновь обратились в людей.

– Сейчас пастух начнёт загонять овец в ворота, и тогда ты проникнешь во дворец, – сказал Синдбаду Одноглазый. – А пока отдохни и подкрепи силы. Они тебе скоро понадобятся.

На земле перед мореходом развернулась скатерть, и на ней одно за другим стали появляться разнообразные кушанья. Синдбад, хоть и чувствовал себя уставшим, всё же присел перед чудесной скатертью и начал поглощать еду, оказавшуюся удивительно вкусной.

– Ифрит только с виду выглядит неуклюжим увальнем, а на самом деле он быстр, хитёр и злобен, – говорил Двуглазый, пока он ел. – Выкрасть Алмаз из его серьги непросто. Помни, что наградой тебе будет возвращение в Багдад!

Вдали послышались звуки пастушьей дудки. Овцы, повинуясь им, дружно направились к воротам. Два колдуна подобрались к стаду, схватили овцу, пробегавшую поблизости, и затащили её за скалу, где таились третий колдун с Синдбадом.

– Под брюхом этой овцы ты проберёшься во дворец, – сказал Трёхглазый, – а там дождись, когда ифрит заснёт. И не забудь: Алмаз вправлен в серьгу на левом ухе!

– Возьми это кольцо и надень на палец, – сказал Синдбаду Одноглазый. – Когда понадобится преодолеть высоту, поверни его. Кольцо подбросит тебя в воздух.

– А я даю тебе чудесный меч, – сказал Двуглазый. – Он разит без промаха и одолеет всех, кто встанет на твоём пути, кроме ифрита, конечно, ибо против него этот меч – жалкая игрушка.

– От меня получи гребень, который поможет тебе расправиться с роем кровожадных оводов, охраняющих ифрита, – сказал Трёхглазый. – В нужный момент подбрось его в воздух, и зубья гребня превратятся в летающие иглы, которые будут поражать оводов так быстро, что не уследишь глазом.

Вручив Синдбаду свои дары, колдуны подняли его и привязали к брюху овцы. Она жалобно блеяла и вырывалась, слыша манящий звук дудки, а когда её отпустили, опрометью кинулась к воротам.

5

Пастух загнал овец в просторную овчарню и ушёл. Синдбад выбрался из тайника под овечьим брюхом и, озираясь, направился в жилые покои дворца. Повсюду в огромных комнатах царили грязь и запустение. С потолков свисали клочья паутины, в полах зияли дыры крысиных нор. Ни одного человека не встретилось мореходу, когда он крался по дворцу, зато крыс было полно. Не раз и не два попадались ему эти зубастые твари, каждая из которых запросто могла проглотить его целиком. Увидев их, он замирал, схватившись за меч, или прятался за обломками, которые во множестве устилали пол.

Наконец он оказался у входа в зал необъятных размеров, самый большой во дворце. Ещё не переступив его порог, он затрясся от страха. Посреди зала на соломенной циновке лежал ифрит. Величиной он намного превосходил слона и казался огромной чёрной горой. Его гигантское тело было человеческим, а голова – носорожьей, с торчащим из носа громадным рогом. На ифрите не было никакой одежды, кроме набедренной повязки; единственным его украшением были золотые серьги, в каждой из которых сверкало по голубому камню. Голова и всё жирное тело ифрита густо поросли волосами. В некоторых местах волосы свалялись, и в проплешинах виднелась растрескавшаяся кожа с гниющим мясом. Эти места густо облепляли оводы. Целое облако этих насекомых вилось и над самим ифритом, издавая неумолчный монотонный гул. Великан не обращал на оводов внимания. Он ужинал, отправляя в пасть зажаренных быков и запивая их бочками вина, такими большими, что в них мог бы утонуть не то что маленький Синдбад, но и обычный человек. Быков и бочки подавал ифриту чернолицый пастух.

Наевшись, ифрит откинулся навзничь, начал чесаться и протирать глаза.

– Живот я набил, теперь пора и соснуть, – проревел он, зевая. – А ты, – он обернулся к пастуху, – ступай, пересчитай кур, которых принесли из деревни. Должна быть ровно тысяча, как раз мне на завтрак. Если недосчитаешься хоть одной курицы, то утром скажешь мне. Я наведаюсь в деревню и убью кого-нибудь из людишек, чтоб впредь им неповадно было обсчитывать меня, своего повелителя.

Сторож с низким поклоном удалился. Ифрит закрыл глаза и вскоре испустил громоподобный храп. Синдбад ещё какое-то время стоял за дверями, набираясь решимости, а потом осторожно двинулся вперёд.

Он не прошёл и двух десятков шагов, как снова встал, остолбенев от изумления. Спящий великан оторвался от циновки и начал медленно подниматься в воздух! До потолка он не долетел, остановился между полом и сводами, и замер, подобно большому пузырю. Он как будто спал на невидимом воздушном ложе, и подобраться к нему не было никакой возможности.

Когда ифрит взлетел, из многочисленных нор выползли крысы и принялись с жадностью пожирать объедки. Голодные животные дрались друг с другом из-за костей и требухи; более сильные раздирали слабых в клочья и тут же пожирали. Заметив Синдбада, сразу две серые хищницы кинулись на него. Он в ужасе побежал было, как вдруг вспомнил о кольце, данном ему Одноглазым. Он повернул его на пальце, и, едва одна из крыс изготовилась схватить его, подпрыгнул. Прыжок неожиданно оказался столь высоким, что у него захватило дух. Затем он плавно стал опускаться. Он выбрал место внизу, свободное от крыс, но те внимательно следили за ним, и, когда он оказался на полу, снова бросились. Он опять высоко подпрыгнул.

Эта игра в прыжки, во время которой он ускользал от бросавшихся на него хищниц, начала даже забавлять его, но тут он вспомнил о цели своего прихода сюда. Подпрыгивая, он добрался до середины зала и, изловчившись, подпрыгнул так высоко, что уцепился за волосы на великаньей ноге. Ухватившись за один волос как за лиану, он вскарабкался по нему на голень ифрита. Отсюда он перебрался на колено, которое показалось ему похожим на холм. Ифрит как ни в чём не бывало сопел носом. По бедру, и далее по необъятному, похожему на гору выпяченному животу Синдбад добрался до груди.

Здесь ему пришлось продираться сквозь настоящую волосяную чащу, в которой бегали блохи такой величины, что каждая была Синдбаду по пояс. Натыкаясь на них, он выхватывал меч, но блохи при его приближении отпрыгивали в сторону. По бороде ифрита, в которой блох было особенно много, Синдбад полез к левому уху. Здесь жужжание оводов слышалось громче; свирепые насекомые роились совсем близко. Синдбад нащупал под полой халата гребень Трёхглазого колдуна, приготовившись пустить его в ход сразу, как только оводы нападут на него. Он продвинулся ещё немного по ифритовой щетине и увидел золотую серёжку со сверкавшим в её центре Голубым Алмазом.

Когда Синдбад, держась за волосы как за канаты, приближался к мочке уха, ифрит заурчал спросонья и зашевелился. Мореход продолжал перекидываться с одного волоса на другой, рискуя сорваться и упасть на пол, кишевший крысами. Великан, не раскрывая глаз, мотнул головой и провёл рукой по щеке, думая, что по ней ползёт блоха. Синдбад едва удержался, изо всех сил вцепившись в ифритовы волосы, и на некоторое время замер, чтоб ифрит успокоился. Дождавшись, когда снова раздастся храп, он двинулся дальше.

Алмаз был уже совсем близко, как вдруг пучок жёстких волос, росших над самым ухом ифрита, превратился в клубок змей. Все они разом повернули свои шипящие головы в сторону Синдбада. А тут ещё его заметили и оводы. Их рой начал быстро снижаться, и вот уже перепуганный мореход ничего не видел вокруг себя, кроме этих уродливых насекомых, каждое из которых для него было размером с крупную собаку. От страха он едва не рухнул вниз. Но в этот миг Алмаз засверкал как звезда. Свет его, казалось, влил силы в онемевшую грудь смельчака. Синдбад достал гребень и швырнул его в первых же подлетевших оводов. И тут случилось чудо: иглы разом выскочили из оправы и набросились на насекомых. Они пропарывали их насквозь с такой быстротой, что пространство вокруг Синдбада стремительно расчистилось, а затем летающие иглы набросились на главный рой, который начал распадаться на части и таять. Заколотые оводы сыпались градом.

Воспрянувший духом Синдбад выхватил меч и вступил в отчаянную схватку со змеями, которые пытались не подпустить его к Алмазу. Меч, казалось, ожил в его руке. Как ни быстро нападали змеи, стараясь вонзить в него свои ядовитые зубы, меч действовал ещё быстрее. Змеиные головы одна за другой летели вниз.

Ифрит снова заворочался, тревожно заворчал и встряхнул головой так сильно, что Синдбад сорвался, и лишь в самый последний момент, уже падая, схватился за подвернувшийся волос. Переведя дыхание, он полез по нему вверх. Возле ифритова уха ему вновь пришлось отразить нападение змей. На этот раз бой с ними продолжался недолго. Не прошло и минуты, как последняя змея лишилась головы и безжизненно повисла, а Синдбад, засунув меч за пояс, раскачался на волосе и дотянулся рукой до серьги. Затем он весь перекинулся на неё, и, повиснув на ней, принялся отгибать золотые скрепы, держащие Алмаз в оправе.

В этот момент ифрит проснулся окончательно. Он торопливо ощупал своё левое ухо и серьгу на нём, но Алмаз был уже в руке у Синдбада. Из горла великана исторгся яростный рёв, он начал шарить у себя за ухом, и мореходу пришлось побыстрее спрыгнуть вниз, чтобы увернуться от громадных пальцев.

Внизу за ним давно уже следила большая толстая крыса, ожидая, когда он упадёт и его можно будет сожрать. Увидев, что человечек падает, она подбежала прямо к тому месту, куда он должен был свалиться, и широко раскрыла свою зубастую пасть. Синдбад на лету попытался повернуть кольцо, чтобы замедлить падение, но не успел. Он рухнул вместе с Алмазом прямо в крысиный рот, прошёл между зубами и застрял в горле. Не ожидавшая этого крыса сначала попыталась выплюнуть человечка, а потом захрипела, забилась в судорогах, задыхаясь.

Ифрит опустился на пол и принялся ползать на четвереньках, ища Алмаз или его похитителя. Но вокруг, сколько бы он ни оглядывался, бегали одни только крысы и дрались друг с другом из-за остатков его ужина. Одна из них, с раздувшейся шеей, корчилась на полу. Ифрит не обратил на неё внимание. Он шарил по всем углам, но не находил ничего, кроме всё тех же крыс. В ярости он принялся бить их своими громадными кулачищами. Крысы, пища, бросились врассыпную.

Толстая крыса, в горло которой угодил Синдбад, задохнулась и издохла. Две другие крысы схватили её за хвост и поволокли в нору, чтобы там сожрать. Они скрылись в ней вовремя, потому что ифрит в неистовой злобе начал крушить стены. Великана била дрожь, его налитые кровью носорожьи глаза выкатились из орбит. Огромная каменная колонна рухнула от одного его удара. За ней рассыпалась вторая, потом третья. Обезумевший от отчаяния ифрит рогом бросился на стену и пробил в ней дыру. Он рычал, вопил и ревел, обыскивая дворцовые комнаты; взобрался даже на башню, всполошив и подняв в воздух целую стаю летучих мышей, но чудесного камня не было и там.

Всё это время Синдбад, скрючившись, сидел в холодном и узком крысином горле и обеими руками прижимал к груди Алмаз, который ему, коротышке, казался неимоверно большим, хотя на самом деле был не крупнее жёлудя. От ужаса у него перехватывало дыхание, он бледнел и обливался холодным потом, прислушиваясь к рычанию ифрита и грохоту падающих стен. Тем временем проглотившую его крысу начали грызть её подруги. Вскоре они добрались до Синдбада. Увидев их зубастые пасти, он в отчаянии достал меч и ткнул им прямо в глаз одной из хищниц. Та отпрянула, а потом, разъярённая, кинулась на смельчака. Синдбад увернулся от неё, но тут на него набросилась вторая крыса. Он метнул меч в её разинутую глотку, и крыса завизжала, когда чудесное лезвие проткнуло её насквозь. Оставив меч в её горле, Синдбад выбрался из растерзанного крысиного трупа, повернул на пальце кольцо и прыжками поскакал по норе.

Её низкие своды не позволяли мореходу прыгать в полную силу, он то и дело стукался головой и спиной о земляные потолки и стены, и всё же довольно скоро добрался до выхода. Нора вывела его за пределы дворца, в какую-то канаву. Синдбад несказанно обрадовался, увидев над головой усыпанное звёздами ночное небо. Здесь он уже ничего не боялся. Оглядевшись, он обнаружил, что всё ещё находится во владениях ифрита, опоясанных чугунной оградой. Дворец высился совсем рядом. Повернув кольцо, мореход подпрыгнул так высоко, как только смог, и в прыжке заглянул в окно, в котором был виден ифрит. Тот в ярости бился о стены, посылая проклятия на голову неведомого похитителя Алмаза.

Синдбад направился было к ограде, чтобы перепрыгнуть через неё и навсегда покинуть владения великана, как вдруг громкие крики заставили его остановиться и прислушаться.

– О, горе мне! – вопил ифрит. – Исчез Голубой Алмаз, с которым я связан узами волшебства! Пока он был со мной, я чувствовал себя свободным и вольным. Но теперь, если он достанется чернокнижникам или колдунам, знающим его секрет, я попаду в вечное рабство... Я стану слугой, покорным рабом обладателя Алмаза... За пределами дворцовой ограды я и пальцем не посмею тронуть презренного вора, напротив – я должен буду служить ему и всячески угождать... Счастье, если Алмаз просто выпал из серьги и куда-нибудь закатился. Но слишком мало надежды на это... Чутьё говорит мне, что его похитили... О, горе мне, горе...

Услышав эти крики, Синдбад в задумчивости пробормотал:

– Алмаз обладает властью над ифритом, недаром колдуны стремятся заполучить его... А почему бы мне не оставить Алмаз у себя и самому не сделаться повелителем ифрита? Колдуны говорили, что он – могущественный волшебник. Значит, я могу просить у него всё, что захочу. Пусть он вернёт мне мой рост, доставит в Багдад и избавит от джинна, который обрёк меня на такие несчастья!

Он подошёл к ограде, повернул кольцо, высоко подпрыгнул и мягко опустился по другую её сторону. Усевшись на землю, он отдышался и достал из-под полы халата голубой камень, который всё это время бережно придерживал обеими руками. Камень светился как фонарь, озаряя Синдбада и землю вокруг него. Мореход огляделся и опять спрятал его под полу халата, а то как бы голубое сияние не увидел ифрит и не примчался за своей собственностью.

Размышляя, как ему с помощью Алмаза получить власть над ифритом, Синдбад не сразу услышал хлопанье вороньих крыльев. А когда три вороны закружились над самой его головой, бежать было поздно. Двуглазая ворона подлетела к нему, схватила клювом за ворот халата и подняла в воздух.

6

Три чёрные птицы опустились на знакомой лесной поляне у догорающего костра и обернулись колдунами. Одноглазый отобрал у Синдбада Алмаз.

– Подкиньте в костёр дровишек, братья! – крикнул он, подняв над головой сверкающий камень. – Сейчас мы вызовем ифрита, и к утру он построит нам дворец из чистого золота!

– Однако прежде давайте перекусим, – сказал Двуглазый.

Он повёл рукой, и возле костра развернулась скатерть, уставленная кувшинами с вином и блюдами с лепёшками и жареным мясом. Колдуны сразу же принялись за еду.

– О мои высокочтимые покровители, – взмолился Синдбад, протягивая к ним руки. – Не забудьте о своём обещании помочь несчастному, претерпевшему столько опасностей, чтобы добыть для вас эту драгоценность! Верните мне мой рост и отправьте в Багдад!

– А что, может, и правда отправим его в Багдад? – со смехом спросил у братьев Двуглазый и подмигнул им.

– Отправим! – закатились те зловещим хохотом, а Трёхглазый прибавил: – Отправим вот в этом кувшине!

И он поднял кувшин с вином.

– Наш Синдбад будет плавать в вине, а кувшин будет плавать по морю!

Мореход повалился на колени, обливаясь слезами ужаса и отчаяния. Его худшие опасения подтвердились: эти коварные создания обманули его, он не дождётся от них помощи!

Трёхглазый протянул руку, намереваясь схватить его и засунуть в кувшин, и тут Синдбад вспомнил о чудесном кольце, которое всё ещё оставалось на его пальце. Он повернул его, и, как кузнечик, отпрыгнул далеко в сторону.