Текст книги "Неизвестное путешествие Синдбада (СИ)"

Автор книги: Игорь Волознев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Волознев Игорь Валентинович
Неизвестное путешествие Синдбада

И. Волознев

Неизвестное путешествие Синдбада

И снова властвует Багдад,

И снова странствует Синдбад,

Заводит с демонами ссору,

И от египетской земли

Опять уходят корабли

В великолепную Бассору.

Николай Гумилев

1

Совершив семь путешествий, Синдбад поклялся никогда больше не покидать пределов Багдада. Хватит с него морских бурь, кораблекрушений, пустынных островов, джиннов, болот, пещер и всяческих приключений. Много раз он оставался жив лишь чудом, и снова испытывать судьбу было бы с его стороны жестокой неблагодарностью по отношению к тем силам, которые хранили его и в конце концов привели к мирной пристани родного дома. И Синдбад неизменно отвечал отказом на заманчивые предложения знакомых купцов отправиться с ними в дальние экспедиции, сулящие, по их словам, большие барыши. Ему довольно было тех богатств, которые достались ему во время последнего путешествия.

Плаваньям в далёкие страны он предпочитал прогулки по Багдаду, причём особенно любил в сопровождении слуги пройтись по базару. Здесь, среди разноязыкого говора, шума, ржания лошадей, выкриков водоносов и торговцев, среди бесчисленных выставленных на продажу даров природы и изделий рук человеческих Синдбад забывал о своей тяге к странствиям. В непрерывно текущей людской реке сновали носильщики, крестьяне, военные, подростки, нищие, женщины в чадрах, странствующие дервиши в запылённых лохмотьях; над головами то тут, то там проплывали круглые зонты богатых вельмож, важно шествовавших в сопровождении рослых рабов; иногда показывались носилки, в которых за парчовыми занавесями возлежали жёны приближённых халифа. А кого только не увидишь в торговых рядах! Индийцы, персы, франки, турки, негры, даже приезжие из далёкого Китая – все были здесь, все расхваливали свой товар. Недаром Багдад называли Городом Мира!

Полюбовавшись на горячих аравийских коней в драгоценных уздечках и оценив их стать, Синдбад направлялся к лавкам, где торговали дамасскими саблями; оттуда шёл к золотых и серебряных дел мастерам, потом к торговцам китайскими шелками и румийской, затканной золотом парчой, к торговцам рукописями и морскими картами, к торговцам пряностями, торговцам птицами и зверушками, а потом ещё в лавки и лавчонки многих других торговцев. Ближе к полудню, исходив полбазара, изрядно вспотев и чувствуя усталость, он сворачивал в узкую улочку, где находилась баня. Тут его мыли, распаривали тело, разминали суставы, причём каждый сустав громко щёлкал, подстригали и выравнивали его чёрную бороду, брили голову и натирали её душистой розовой водой. После мытья, в новом, сверкающем белизной тюрбане, в новом полосатом халате и в почищенных сафьяновых сапогах, подбитых серебряными подковами, Синдбад шёл в конторы, где сидели знакомые купцы. Они шумно приветствовали его и вели смотреть всяческие диковины, привезённые ими из далёких стран. Слушая их рассказы, Синдбад начинал сожалеть о своей клятве, вздыхал и завидовал собеседникам.

Ближе к вечеру проголодавшийся мореход заходил в духан, где готовили рисовый пилав не хуже, чем у самого халифа. Засиживался он тут подолгу, потому что после трапезы имел обыкновение сыграть партию-другую в шашки с завсегдатаями.

В тот жаркий день, когда начались странные и удивительные события, о которых мы поведём рассказ, Синдбад, выйдя из духана, увидел сидящую на углу старую цыганку в пёстрых лохмотьях, которой в прежние дни здесь не было. Перед цыганкой стояло круглое блюдо с водой.

– О Синдбад, не торопись проходить мимо своей судьбы! – крикнула она, увидев знаменитого путешественника. – Я умею предсказывать будущее. Задержись возле моего блюда, и тебе откроется то, что с тобой произойдёт.

Синдбад, помешкав, подошёл к ней.

– Ты и в самом деле умеешь предсказывать? – спросил он, присаживаясь рядом. – В таком случае, скажи мне, когда прибудут мои корабли, которые я отправил с товарами в Офир. Уже два года я не имею от них известий.

Цыганка опустила в воду палочку и стала размешивать ею мелкие разноцветные шарики, устилавшие дно блюда. Синдбад, приглядевшись к мозаике, вскрикнул от удивления: узор из шариков неожиданно составился в картинку, изображавшую корабль. Синдбад его тотчас узнал. Это был один из кораблей, отправленных им в Офир!

Цыганка пробормотала заклинание, и вода забурлила, пошёл пар. Старуха ввела в него руки и заговорила негромко, полузакрыв глаза:

– О Синдбад, твои корабли сегодня на рассвете прибыли в Басру. Завтра утром ты получишь известие о них. Торговля в заморских странах была удачной, трюмы кораблей полны товаров, которые ты с выгодой продашь в Багдаде.

Обрадованный Синдбад протянул ей серебряный дирхем.

– Получишь ещё десять монет, если твоё предсказание сбудется! – воскликнул он.

Пар рассеялся. Цыганка снова перемешала шарики, и Синдбад изумился ещё больше: со дна блюда на него глядело его собственное лицо! Невозможно было понять, шарики ли это по воле колдовства сложились в подобный узор, или дно блюда сделалось зеркальным.

Вода снова забурлила. Цыганка простёрла руки.

– О пророчица, что ещё открылось тебе? – спросил Синдбад, охваченный любопытством.

– Скоро ты отправишься в путешествие, – сказала она.

– Это невозможно, о досточтимая гадалка. Я поклялся именем Аллаха не пускаться в новое странствие. Никакая сила не заставит меня по доброй воле покинуть Багдад!

Цыганка водила руками над бурлящей водой, опуская их всё ниже.

– Это странно и непостижимо, – говорила она, – но провидческий дух, заключённый в блюде, говорит мне, что тебе предстоит отправиться в такие отдалённые страны, которых ты не достигал за семь прежних путешествий. Страшные и удивительные события произойдут с тобой. И никто в Багдаде не заметит твоего отсутствия. Тебя не будет дома всего несколько минут.

– Но возможно ли, – недоумевал Синдбад, – чтобы я за несколько минут побывал в отдалённых странах?

– Я передаю тебе то, что внушает дух-прорицатель, – ответила старуха. – Мне самой непонятно его пророчество. Как бы там ни было, путешествие твоё начнётся уже сегодня.

Бурление в блюде прекратилось, пар рассеялся и цветные шарики уже не составляли никакой картинки.

Синдбад поблагодарил цыганку и в глубокой задумчивости пошёл по улице. Размышляя о предсказании, он удивлялся его противоречивости. Как могло быть так, что завтра утром он узнает о прибытии в Басру своих кораблей, и в то же время уже сегодня отправится в путешествие?

Он вернулся к духану, чтобы подробнее расспросить старуху, но там, где она сидела, стояли бочки с оливковым маслом, и одноглазый торговец громко приглашал народ попробовать его товар.

Ошеломлённый мореход направился к площади. Привычный шум и суета большого базара рассеяли его тревогу. "А может быть, я совершу путешествие во сне?" – подумал он и улыбнулся при этой мысли. На душе у него стало спокойнее. Он уже начал сомневаться не только в правдивости предсказания старой цыганки, но и в самом её существовании. "Не уснул ли я, случаем, в духане после сытного обеда, сидя на мягком ковре, и не приснилась ли мне эта встреча?" – думал он.

Сам не заметив как, он вышел к набережной Тигра. На воде покачивалось множество лодок и фелук, а на берегу царила обычная базарная суета. Моряки и торговцы рыбой разложили товар прямо на прибрежных камнях. Рыб продавали на вес и на длину, их тут же разрубали на куски, жарили в больших сковородах, и находилось немало желающих отведать горячее кушанье.

У дальнего причала стояла большая толпа. Люди толкались локтями, вытягивали головы и старались протиснуться поближе к середине. Синдбад послал слугу узнать, что там такое.

– Продают диковинную рыбу, – доложил слуга, вернувшись. – Она плоская и широкая, как камбала, на голове её рог, а пасть усажена четырьмя рядами острых зубов. В толпе стоят бывалые купцы и капитаны, и все удивляются. Никто никогда не видел такой рыбы.

Заинтересовавшись, Синдбад вошёл в толпу. Узнав его, моряки и купцы посторонились, давая ему дорогу. Синдбад оглядел рыбу и тоже признался, что видит подобное создание впервые в жизни. По словам торговца, её доставили из Африки в бочке с водой. Сейчас её непрерывно поливали, чтобы она не умерла. Влажная чешуя рыбы жемчужно переливалась, пучились её красные, как рубины, глаза, блестели белые зубы.

– Продаю её за двадцать золотых динаров, – объявил торговец. – Это дорого, но чудо-рыба стоит того. Её мяса не пробовал сам халиф!

Услышав цену, многие в толпе покачали головами. Кое-кто сразу отошёл в сторону. Синдбад вскинул руку:

– Я покупаю! Доставь её сегодня же в мой дом и там получишь деньги сполна. Ахмед покажет тебе дорогу, – и он кивнул на слугу.

– Будет исполнено, о господин, – с низким поклоном ответил торговец и распорядился опустить рыбу в бочку, а бочку погрузить на телегу, запряжённую двумя крепкими мулами.

Синдбад не стал дожидаться, пока телега двинется в путь, и поспешил домой, на ходу перебирая чётки и шепча благодарственные молитвы Аллаху, который послал ему сегодня такую диковину. Будет на что посмотреть друзьям, которые соберутся вечером в его доме.

2

Солнце низко стояло над минаретами и крышами Багдада, когда Синдбад вернулся в свой дом, окружённый тенистым садом. Вскоре пришли знакомые капитаны и купцы, и, как всегда за вечерней трапезой, начались разговоры о путешествиях и заморских странах.

Вначале гости рассказали о том, что сами видели. Потом поведали истории, услышанные ими с чужих уст. Это были удивительные истории о морских джиннах, насылающих бурю, о городах, всплывающих со дна океана и снова погружающихся в пучину, о реках, таких длинных, что по ним можно подняться до Небесной Страны, о горных долинах, где в земле разверзаются громадные трещины, поглощая целые караваны, и будто эти трещины не что иное, как глотки подземных великанов. Слушатели ахали и качали головами. Когда рассказчики смолкли, настала очередь Синдбада. За окнами уже сгустилась ночь, а он, увлёкшись, всё говорил и говорил о летающих людях, об одноглазых великанах, о долине алмазов, о гигантской птице Рухх.

Он закончил бы рассказ ещё нескоро, если бы не появился Ахмед, который доложил, что диковинная рыба доставлена в дом. Синдбад тотчас пригласил гостей взглянуть на неё. Все гурьбой отправились на кухню, и там, окружив рыбу, разразились изумлёнными возгласами. Никто не мог припомнить, чтоб когда-нибудь видел что-либо подобное. Лишь один старый капитан, проплававший сорок лет, узнав, что рыба доставлена с берегов Африки, задумался и спросил у Синдбада:

– Не о тех ли берегах идёт речь, где обитает племя карликовых негров?

– Не знаю, – ответил мореход. – Торговец, у которого я купил рыбу, ничего об этом не сказал.

– В годы моей молодости, – продолжал капитан, – один бывалый купец как-то рассказывал мне о морском течении, которое проходит возле берега карликовых негров. Оно столь быстрое, что с ним не может справиться ни один корабль. Откуда, из каких мест оно идёт – никто не знает, но, видно, места те необыкновенные. На омываемом им берегу часто находят выброшенных на песок морских тварей, о которых никто доселе не ведал. Ручаюсь головой, что и эта рыба принесена тем течением. Немалый, должно быть, путь она проделала, прежде чем оказаться у африканского берега!

– Неисчерпаемы чудеса подлунного мира, – покачал головой Синдбад. – Не родился ещё смертный, который познал бы их все. Да и возможно ли познать их? Лишь одному Аллаху доступно это. Так будем же довольны, друзья мои, теми немногими знаниями, которые открыты нам по его милости!

Прощаясь, он пригласил гостей явиться к нему завтра утром, чтобы отведать чудесной рыбы. А повару Касиму приказал сейчас же приступить к её разделке.

Гости разошлись. Синдбад после вечернего омовения и молитвы приготовился было отойти ко сну, как вдруг вбежала взволнованная служанка и сообщила, что на кухне подрались повар с привратником. Синдбад поспешил туда и тотчас понял, из-за чего повздорили слуги. Возле вспоротой рыбьей туши лежали извлечённые из неё внутренности, и в этой груде кишок и объедков виднелось горлышко потемневшего от времени сосуда.

– Кувшин – мой! – кричал привратник Мустафа, размахивая руками. – Я первым увидел его!

– Разделывать рыбу поручили мне, – отвечал Касим. – Я главный на кухне, и рыбьи внутренности принадлежат мне!

– Ну и бери их, а кувшин отдай!

– Ишь, чего захотел! Убирайся отсюда! Твоё место – у ворот!

– Без кувшина не уйду!

– Ах вы, нерадивые слуги, – громовым голосом закричал Синдбад, хватая палку для раскатки теста. – Так-то вы преданы мне! Так-то вы заботитесь о благополучии и приумножении богатств моего дома! Прочь отсюда, шакалы, и не показывайтесь мне на глаза, пока не остыл мой гнев!

Касим с Мустафой на четвереньках, не смея встать с колен, уползли из кухни.

Синдбад поднял сосуд и осмотрел его. Сосуд был тяжёлый и сделан из золота, которое потемнело от продолжительного пребывания в морской воде. Узкое горлышко было запечатано печатью с оттиснутыми на ней непонятными знаками.

Удивляясь, мореход отнёс сосуд в уединённую комнату, поставил на пол и зажёг светильник. Наклонившись, он долго разглядывал золотые бока, ощупывал их пальцами, прикладывал к ним ухо, словно надеялся что-то расслышать. В доме стояла тишина. Из больших окон струился звёздный свет, соперничая с огоньком в лампе.

Синдбад вооружился ножом и принялся срезать печать. Когда печать была срезана, из горлышка вдруг сама собой вылетела пробка. Пронеслась она с такой скоростью, что, задень она голову Синдбада, всё бы на этом кончилось. Вслед за пробкой из сосуда выплеснулась струя чёрного клубящегося дыма. Мореход, дрожа, смотрел, как дым поднимается до потолка и начинает сгущаться, принимая очертания большого уродливого джинна. Вскоре джинн стоял перед Синдбадом во всей своей жуткой красе. Его большая голая голова походила на череп, глаза во впадинах светились как уголья, из оскаленного рта торчали клыки. Ноги джинна были тощими и кривыми, зато мохнатый выпяченный живот походил на бурдюк, полный вина. Руки с большими когтистыми пальцами, похожие на крабьи клешни, раскинулись от стены до стены.

– Я – Зумдада ибн Джалиджис, могущественнейший из джиннов, – сказало страшное существо и захохотало, наслаждаясь испугом своего спасителя. – Меня боятся все, передо мной трепещут, ведь я умею читать мысли! Едва взглянув на тебя, я понял, что ты купец, и зовут тебя Синдбад. Знай, несчастный, что сам великий царь всех духов Сулейман ибн Дауд опасался меня, и не зря, ведь я могу не только читать мысли, но и превращаться во что угодно. Однажды я замыслил возвыситься над самим Сулейманом. Я принял его облик и целую минуту восседал на его троне. Целую минуту небо, земля и вода повиновались мне!

У джинна засверкали глаза, затряслись руки и он разразился рыданиями и проклятиями.

– Моё торжество продолжалось лишь одну краткую минуту... Сулейман и небесное воинство свергли меня с престола и в наказание за гордыню заточили в сосуд, который бросили в морскую пучину. Я был обречён на вечное пребывание в этой постылой темнице... Но прошли века. На небесах, как видно, забыли обо мне, предоставив сосуду носиться по воле волн, как ему заблагорассудится. И судьба сжалилась надо мной. Я свободен! Свободен! – Джинн опять разразился хохотом. – Я приму твой облик, о мой злосчастный спаситель, и никто не заметит подмены. А чтобы никто ни о чём не узнал, я убью тебя. Превращу в таракана и раздавлю одним ударом пятки! Потом проникну во дворец халифа, приму облик правителя, соберу войско и двинусь покорять все четыре стороны света. Но ты этого не увидишь, ибо к тому времени будешь мёртв.

– О джинн, – пролепетал опомнившийся Синдбад. – Я не верю глазам. Это невозможно...

Джинн вперился в него пылающим взглядом.

– Я прочёл твои мысли и знаю, что тебя удивило. Ты не можешь взять в толк, как я, такой громадный, поместился в этом ничтожном сосуде.

– Ты прав, о джинн. Именно об этом я и хотел у тебя спросить.

– Лёгкое колдовство, доступное самому заурядному ифриту!

– И всё же я не поверю, пока не увижу своими глазами, как это произошло.

Ибн Джалиджис расхохотался.

– Если я захочу, то помещусь не то что в кувшине – в напёрстке, в иголочном ушке, да в чём угодно!

– Нет, нет, не могу поверить, – твердил Синдбад. – Я читал в древних книгах, что этого не мог сделать даже сам Сулейман ибн Дауд!

– Сулейман не мог, а я могу, – хвастливо заявил джинн. – Потому что я – самый умный, самый хитрый и самый ловкий из всех джиннов на свете!

– Если Сулейман не мог, то джинн и подавно не может, – настаивал Синдбад. – Я человек торговый и меня не проведёшь. Я знаю, что почём в этом мире.

– Ты обвиняешь меня во лжи? – заревел джинн, и от его громового голоса затряслись стены. – Я, конечно, тебя убью, но вначале докажу правоту своих слов. Перед смертью ты убедишься в моём колдовском могуществе. Смотри же!

И джинн, заклубившись в воздухе дымом, начал засасываться в горлышко сосуда. Засосавшись наполовину, дым вновь превратился в джинна. Только теперь перед Синдбадом возвышалась лишь верхняя половина туловища; нижняя находилась в сосуде.

– Не верю, не верю, – повторял Синдбад. – Это невозможно. Такой большой джинн в таком маленьком кувшине никак не поместится.

Джинн в ярости потряс кулаками.

– Не веришь, несчастный? – И он, снова превратившись в дым, продолжал засасываться в горлышко.

Синдбад схватил лежавшую неподалёку печать и подполз к сосуду. Туда уже затягивались последние остатки дыма. Внезапно они обрели очертания уродливой головы. Клыкастая пасть раскрылась и проревела:

– Теперь-то ты убедился?

– Как я могу убедиться, когда твоя голова больше самого кувшина? – воскликнул Синдбад.

Джинн посмотрел ему в глаза.

– А-а-а-а! – вдруг заревел он, его голова затряслась, а кувшин запрыгал в воздухе. – Я прочёл твои мысли, коварный! В твоей руке печать Сулеймана, которой ты хотел вновь замуровать меня в проклятом сосуде! Нет предела человеческому злодейству, и не зря я поклялся убить того, кто освободит меня!

Дым повалил из горлышка со страшной силой, и через несколько мгновений джинн вновь стоял посреди комнаты. Лицо его кривилось, пальцы скрючивались и тянулись к Синдбаду.

– Превратить тебя в таракана и раздавить – это величайшая милость с моей стороны, – дрожащим от злости голосом проговорил он. – Нет, ты не заслуживаешь такой лёгкой смерти! Твоя смерть будет мучительна и ужасна! Я превращу тебя в жабу и буду медленно поджаривать на огне этого светильника. Ты будешь корчиться в жесточайших муках, и не будет для меня зрелища слаще, чем вид твоих страданий, презренный обманщик.

– Погоди, о джинн, – вскричал мореход в последней надежде. – Ты ведь хотел превратиться в меня. А кто же, как не я, сможет по достоинству оценить такое превращение? Я очень сомневаюсь, что ты будешь похож на меня, ведь у тебя голос – как труба, а руки – как клешни. И потом, куда же ты денешь свои клыки?

Джинн, ни слова не сказав, закружился вихрем. Через минуту вихрь сузился до размеров человеческой фигуры и застыл, превратившись в точную копию Синдбада. Кошмарный колдун стоял перед мореходом в таком же полосатом халате, и даже лицо у него было такое же бледное и испуганное.

Но испуг сохранялся лишь первые мгновения. Двойник всплеснул руками и расхохотался, и смех у него был точь-в-точь как смех настоящего Синдбада.

– Теперь я – Синдбад! – закричал джинн. – Мне принадлежат твои корабли и товары, твой дом, твоя жена, твои слуги. А завтра я превращусь в халифа и мне будет принадлежать весь Багдад!

– В меня превратиться немудрено, ведь я нахожусь тут, перед тобой, – слабым голосом возразил Синдбад. – Но как же ты превратишься в нашего луноликого халифа?

– В тот самый миг, когда увижу его, – ответил джинн. – Я его тут же убью и в его облике займу престол.

– Значит, ты не можешь превратиться в то, чего никогда не видел! – воскликнул Синдбад. – А стало быть, ты не настолько могуществен, как утверждаешь!

Джинн вперился в него взглядом.

– Я не видел халифа, зато ты видел! – крикнул он. – Я читаю это в твоих мыслях! Вспомни его получше, и я тут же, при тебе, превращусь в него!

– Ты хочешь сказать, что можешь превратиться во всё, что я воображу? – переспросил Синдбад.

– Во всё! – горделиво подтвердил джинн.

– Не могу поверить в такое, – пробормотал мореход.

Джинн в гневе затопал ногами.

– Нарочно превращусь, чтобы ты окончательно убедился в моём могуществе и умер со спокойной душой на этот счёт! – провопил он. – Давай, воображай! Сейчас стану хоть халифом, хоть слоном, хоть мелкой букашкой!

Синдбад протянул ладонь и представил, что на ней сидит комарик. Джинн вновь превратился в дымный вихрь, который на этот раз заклубился особенно быстро, так что даже раздался свист. Вскоре вихрь сделался крохотным, свист уже походил на писк, мгновение – и на ладонь Синдбада опустился комар. Синдбад тотчас треснул по нему другой ладонью. Но он когда развёл руки, то – о ужас! – убедился, что коварному джинну ничего не сделалось. Комар был жив и пищал, и этот писк очень походил на смех...

Синдбад закрыл глаза и со стоном опустился на пол. Чья-то нога, обутая в сафьяновую туфлю, грубо ударила его. Синдбад поднял голову и увидел перед собой своего двойника.

Ибн Джалиджис трясся от ярости, его глаза налились кровью.

– Коварнейший из смертных! – взревел он. – Даже та мучительная казнь, которую я приготовил для тебя, будет слишком лёгким наказанием за твою наглую выходку! Ты задумал погубить меня, словно я и правда букашка, которую можно просто так взять и прихлопнуть ладонью, оставив от неё мокрое пятно! Ты умрёшь, и умирать будешь мучительно и долго, очень долго!

Насупив брови и заложив назад руки, он начал расхаживать по комнате.

– А-а! – завопил вдруг он. – Зачем так долго ломать голову, когда самая мучительная казнь для тебя, Синдбад, лежит у меня под ногами? – С этими словами он поднял золотой сосуд. – Вот здесь, в этой темнице, не видя света солнца и звёзд, не слыша людских голосов, ты будешь томиться неисчислимое количество лет!

Он протянул в сторону Синдбада руку, крикнул слова заклинания, и Синдбад начал уменьшаться, пока не превратился в человечка ростом с палец.

– Ты не будешь нуждаться в воздухе, в еде и питье, – продолжал творить колдовство ибн Джалиджис, – болезни не тронут тебя, и жить ты будешь всё время твоего заточения в сосуде, хоть бы оно длилось целую вечность...

Мореход почувствовал, как его против воли влечёт к горлышку, которое стало таким большим, что он мог пролезть в него. Увеличилась и комната, а его мстительный двойник сделался настоящим великаном.

Джинн хохотал, глядя, как коротышка Синдбад влезает в сосуд. Миг – и горлышко закупорила пробка. Ещё миг – и сосуд, взлетев, упал джинну в руки. Он вышел с ним на балкон, подбросил в воздух и крикнул несколько слов. Сосуд, застывший было над его головой, тут же сорвался с места и умчался со скоростью пушечного ядра.

Двойник Синдбада оглядел с высоты балкона многочисленные крыши спящего города.

– Завтра всё это будет принадлежать мне, – сказал он с довольной усмешкой. – А потом и весь мир будет у моих ног. Я сделаюсь властителем вселенной! Эй, слуги! – закричал он и захлопал в ладоши.

На крик явился Ахмед.

– Я голоден, как сто гиен, – сказал лже-Синдбад. – Неси сюда всю еду, какую найдёшь в доме!

– Слушаюсь, господин.

– А что моя прекрасная супруга? – осведомился джинн.

Слуга с поклоном указал на лестницу, выстланную красным персидским ковром.

– Она на своей половине, господин. Наверное, ждёт тебя.

– Пошевеливайся, бездельник.

Ахмед удалился, а джинн, смеясь и потирая руки, устремился наверх по красной лестнице.

3

Синдбад не слышал ни свиста воздуха за стенками своей темницы, ни плеска сомкнувшихся над ней вод. Сосуд лишь покачивался, заставляя его кататься по выгнутому полу, словно по палубе корабля, терпящего бедствие в жестокий шторм. Синдбад громко кричал, плакал и молил Аллаха о спасении, но пробка и не думала откупориваться, выпуская его на свободу.

И неведомо было несчастному узнику, что его горячие мольбы всё же услышали на небесах. По неизреченной милости Аллаха сосуд с Синдбадом, упав в море, был сразу проглочен гигантским осьминогом. А надо сказать, что этот осьминог довольно часто всплывал на поверхность, и тогда его жертвами становились торговые суда, которые плыли к большому густонаселённому острову, лежащему посреди океана. По этой причине корабли давно перестали заходить туда. Причалы портовых городов опустели. Их жители, всматриваясь в морской горизонт, уже много лет не видели ни одного паруса. Зато часто, особенно перед штормом, когда волны начинали набухать пеной и как стадо разъярённых тигров бросаться на каменные дамбы, из тёмных вод вырастали страшные щупальца осьминога-исполина, а затем показывалось и его круглое туловище, ставшее могилой для многих отважных моряков. Горожане в ужасе покидали свои дома и бежали прочь от берега. Не имея достаточной добычи в море, осьминог нередко подплывал к причалам, протягивал свои многометровые щупальца в улицы и двери домов и уносил всё, что прилипало к его присоскам. Оторваться от них было невозможно. Люди и животные, захваченные ими, отправлялись прямиком в пасть к прожорливому чудовищу.

Угнетаемые тварью и лишённые подвоза многих необходимых товаров, островитяне испытывали жестокую нужду. Угроза голода нависла над некогда благодатной и процветавшей землёй.

Тогда царь острова призвал к себе магов и звездочётов и приказал им пустить в ход всё своё колдовское искусство, чтобы избавить страну от нашествий безжалостной твари. Три месяца думали и советовались мудрецы. И вот старейший из них вспомнил о древней рукописи, затерянной в подвалах разрушенной башни. После долгих поисков свиток был найден и с подобающими церемониями прочитан. В ночь, когда осьминог снова показался на горизонте, маги и звездочёты во главе со старым мудрецом поднялись на крутую скалу над морем. Пока ужасающая тварь подплывала, они, простирая руки и потрясая головами, выкрикивали заклинания, начертанные на древнем пергаменте. А старый мудрец, упав на колени и вонзив ногти в сухую землю, громко призывал птицу Рухх.

Влекомая силой колдовства, гигантская птица стремглав одолела бескрайние просторы, отделяющие её гнездо от острова. В небе раздался шум её крыльев, подобный раскатам грома; засверкали, как молнии, её глаза. Птица Рухх была такой большой, что закрыла половину неба, отчего на остров опустилась темнота. Тем временем исполинский осьминог, нетерпеливо хлопая по воде щупальцами и поднимая высокие волны, подплыл к острову. Он был голоден, за весь сегодняшний день он проглотил лишь с полсотни рыб да золотой сосуд с заключённым в него Синдбадом, и сейчас надеялся найти поживу в прибрежных городах.

Маги на скале продолжали творить колдовство. Повинуясь ему, птица Рухх стала кружить над островом, тяжело взмахивая крыльями. Исступлённо закричал старый маг, указывая пальцем на осьминога, и птица Рухх, разразившись громовым клёкотом, от которого все мудрецы попадали без чувств, сложила крылья и ринулась вниз. Осьминог взревел, вздыбил щупальца; птица Рухх увернулась от их удара, вонзила когти в исполинскую тушу и, забив крыльями, вытянула её из воды. Щупальца извивались в воздухе и норовили ударить или оплести могучую птицу, но она крепко держала свою добычу.

Такая тяжкая ноша, как гигантский осьминог, оказалась не под силу даже птице Рухх. В полёте она не смогла удержать её и выпустила из когтей. Осьминог рухнул на большой город посреди острова, полностью накрыв его собой. Мудрецы лежали без чувств и некому было читать заклинания, чтобы вновь направить птицу на бой с гигантом. Освободившаяся от чар птица Рухх громко вскрикнула, расправила изрядно побитые в схватке с осьминогом крылья и унеслась прочь.

Израненное чудовище лежало, не в состоянии добраться до моря и скрыться в его спасительной глубине. Огромное лоснящееся тело тряслось в предсмертной судороге, щупальца извивались и крушили всё, что им попадалось. Город, на который упал осьминог, и два близлежащих города были полностью снесены их страшными ударами. Жители гибли под обломками зданий, в ужасе бежали в леса, а иные прилипали к присоскам и, не в силах отлипнуть от них, погибали, когда щупальца бились об землю.

Царь острова направил против издыхающего чудовища всю свою армию. Вначале к осьминогу подтащили катапульты и баллисты, и три дня и три ночи беспрерывно метали в него каменные глыбы и заострённые стволы деревьев. Осьминог ревел, бился и тщетно пытался уползти. Наконец его щупальца поникли. Гигантская туша затихла и лишь поводила большими круглыми, как купола мечетей, глазами, время от времени испуская надсадный, полный смертельной муки рёв.

Тогда на полумёртвое чудище взобрались тысячи всадников и принялись колоть его копьями и мечами. А потом на огромной телеге, запряжённой пятьюдесятью мулами, подвезли громадный стальной тесак и, раскачав его на крепких канатах, с размаху вонзили чудовищу в живот. Чёрная кровь хлынула таким могучим потоком, что в нём захлебнулась и погибла вся островная армия. Устремившись к заливу, поток смёл на своём пути четыре города, двадцать деревень, вырвал с корнями целый лес и отравил землю в тех местах, по которым протекал, сделав её безжизненной.

Когда же осьминог окончательно издох и земля вокруг него подсохла, царские слуги проникли в его распоротый живот. Там, среди множества останков проглоченных людей и рыб, рваной парусины, досок и заплесневелых бочек, гнили рыбачьи лодки и целые торговые суда. В их обломках слуги царя нашли сундуки с золотом и драгоценностями, а в одеждах погибших купцов – кошельки, набитые монетами. Царь потирал руки от радости. Доставшаяся ему добыча с лихвой окупила все разрушения, которые осьминог нанёс его острову.

Желудок чудовища представлял собой огромную клоаку, наполненную зловонием и скользкими, топкими останками, в которые при одном неверном шаге можно было погрузиться с головой, как в болотную трясину, и сгинуть навсегда. Люди, направленные сюда искать сокровища, передвигались с большой осторожностью, обвязавшись верёвками, держа фонари и ощупывая дорогу палками. Всё ценное, что попадалось им на пути, они складывали в мешки.

Царский конюх, шедший последним в связке, неожиданно поскользнулся и наверняка потонул бы в отвратительной мешанине полупереваренных останков, если бы не верёвка, которой он был привязан к своим спутникам. Барахтаясь впотьмах и стараясь за что-нибудь ухватиться, он неожиданно нащупал в тухнущей рыбьей массе какой-то кувшин. Радуясь добыче, он потихоньку спрятал его не в мешок, оттягивавший ему плечи, а себе за пазуху. Подошедшие люди помогли ему выбраться, и отряд продолжал движение по необъятным осьминожьим внутренностям.