Текст книги "Портрет баронессы Зиммерштадт (СИ)"
Автор книги: Игорь Волознев
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
– Твоё первое испытание, Джеки, – сказал сэр Джастин, подходя к столику и беря лежавший на нём ремень. – Ту прекрасную задницу, которую ты выбрал, тебе предстоит исполосовать в кровь, – он попробовал ремень на прочность. – Ты готов?
– Да, сэр, – ответил я со всем пылом, на какой был способен.
Ещё бы! Этот чернявый субъект пытался переманить к себе моего кумира! За это готов был исхлестать не только его задницу, но и его всего.
Сэр Джастин коротко рассмеялся и ущипнул меня за щёку.
– Я не ошибся в тебе, Джеки. А теперь ты поможешь мне раздеться.
Я принял это, как награду. Освобождая его от одежды, я лишь слегка касался его тела, и всё равно этого хватило, чтобы я сильно возбудился. Снимая с него сорочку, я уже не мог сдерживаться. Я приник разгорячёнными губами к его обнажившемуся животу, мягкому и чуть выпуклому, и принялся покрывать его поцелуями, быстро опускаясь всё ниже, к отчётливо обозначенному бугорку, прикрытому лёгкой тканью трусов.
– Нет, – он оттолкнул мою голову. – Сейчас меня интересуешь не ты.
Моё сердце провалилось в желудок. Всё-таки его интересует тот парень!
– Конечно, не ты, – продолжал он с лёгкой усмешкой. – Все мои мысли заняты предстоящим развлечением... Слушай сюда. Я лягу на спину, а он ляжет на меня сверху. Бить будешь сильно, чтобы он дёргался и кричал от боли. Я буду прижимать его к себе, потому что должен чувствовать каждое его содрогание, каждый вздох. Когда я начну возбуждаться – а ты это заметишь – бей чаще и сильней.
– Будете мной довольны, сэр.
– А сейчас закончи начатое, – сказал он, и я, встав перед ним на колени, быстрым движением спустил с его бёдер трусы.
Член его был немного возбуждён и выглядел не слишком крупным. Я подумал, что в минуты крайнего возбуждения он должен быть больше.
Мне хотелось обхватить его губами и довести до этого состояния, а потом облизать, заодно облизать мошонку и бёдра. Но я трясущимися руками лишь избавил его от трусов.
По его знаку я подошёл к столику. Здесь, помимо ремня, лежали верёвки.
– Парня предварительно свяжешь, чтобы он не слишком дёргался, – сказал мой господин.
Я кивнул. Затем я тоже разделся, и он дёрнул шнур колокольчика. Тотчас раскрылась дверь и вошёл чернявый парень. Дверь за ним сразу захлопнулась, в замочной скважине провернулся ключ.
Парень, как видно, уже опомнился после встряски, которую устроил ему сэр Джастин в карете. Увидев нас голыми, он с понимающим видом заулыбался. Мой хозяин велел ему раздеться. Тело парня было белым и не слишком тощим. Округлый зад, который бросился мне в глаза ещё в том доме, казался вполне аппетитным.
Судя по улыбке милорда и взглядам, которые он бросал на меня, он читал в моих мыслях, как в раскрытой книге.
– На пять минут эта задница будет полностью в твоём распоряжении, – сказал он негромко. – Лучше всего, если ты укусишь её до крови. Потом ему будет больнее.
– Сделаю, сэр, не сомневайтесь, – ответил я.
– Руки его привяжи к тем выступам в изголовье. Руки должны быть раскинуты, чтобы мне удобнее было его держать.
Всё было сделано, как желал хозяин.
Они с чернявым парнем лежали, прижимаясь друг к другу членами. Хозяин лежал снизу, парень – сверху, обвивая сэра Джастина бёдрами, слегка елозя на нём и тихонько постанывая. Ясно, что его мошонка ещё болела после поездки в карете.
На губах сэра Джастина блуждала отрешённая улыбка, глаза были полузакрыты. Он лежал почти неподвижно, откинув свою белокурую голову на подушку и держа парня за талию. Тот уткнулся лицом ему в плечо, и изредка поднимал голову, чтобы посмотреть на него.
– Джеки, начинай, – произнёс хозяин, почти не разжимая зубов. – Сначала разминка, как я тебе говорил.
– Понял, сэр.
Я подобрался к ним с изножья. В первую минуту меня привлекала не столько выпяченная задница чернявого парня, сколько ноги моего господина, покрытые мягким, едва заметным светлым пухом. Мне хотелось покрыть их поцелуями, но у меня было всего пять минут, чтобы размять и искусать задницу чернявого. Я без промедления приступил к делу.
Тиская задницу до синяков, я быстро возбудился. Парень тихонько стонал от боли и двигал задом. Сэр Джастин задышал чаще, и я понял, что мои действия ему нравятся. Я засунул большой палец в анальное отверстие, которое оказалось слегка смазанным, потом туда же втиснул второй большой палец, и начал ими терзать и расширять дырку. Стоны парня меня распаляли, как и моего господина. Сэр Джастин крепко прижимал парня к себе, не давая ему соскользнуть со своих бёдер. Я сжал обе ягодицы изо всех сил, потом прижался к одной из них лицом и вобрал в рот комок пухлой мякоти. Но не куснул её, а только слегка погрузил в неё зубы. Потом перекинулся на другую ягодицу и попробовал зубами и её. Я не кусал, но от моих зубов оставались красные отпечатки.
Наконец я стиснул ягодицу с такой силой, что под моими пальцами выпятился весьма внушительный ком плоти. Перед ним я уже не в силах был устоять. Я шире раскрыл рот и обхватил его зубами. Сначала я хотел только слегка надавить ими, но тут вдруг меня охватила дрожь сильнейшего желания, мои челюсти дрогнули, и я изо всех сил впился в этот упоительный, нежнейший ком мальчишеской задницы.
Парень закричал от боли. Коротко простонал сэр Джастин. Его ноги вытянулись и напряглись. Он толкнул мою голову рукой.
– Давай, начинай, – услышал я его хрип.
Этот толчок привёл меня в чувство. Тяжело дыша, я оторвался от задницы и выпрямился.
Хозяин лежал с откинутой головой и полураскрытым ртом. Он слегка двигал задом, продолжая цепляться за талию парня, а тот вертел головой то вправо, то влево, и стонал сквозь зубы. С его ягодицы на белоснежную простыню стекали струйки крови.
Я взял со столика ремень, сложил вдвое, примерил к руке. Концы его как раз помещались в моей ладони. Материал ремня был каким-то бугристым. Среди бугорков попадались довольно острые. Я прихлопнул ремнём по своему бедру и почувствовал, что удар неприятен.
Покрасневшая окровавленная задница парня всё ещё вздрагивала и елозила на бёдрах сэра Джастина. Парень оглянулся на меня и заверещал его громче. Сэр Джастин лежал с закрытыми глазами, сцепив зубы.
Я нанёс первый удар. Хлёсткий, наотмашь, метя в окровавленный отпечаток моих зубов. Парень вскрикнул и изогнулся. Связанные руки дёрнулись, он задвигал ногами и сделал попытку отвести зад в сторону, но сэр Джастин удержал его в нужном положении. Только так, прижимаясь членом к члену, он мог полнее вобрать в себя болезненные судороги партнёра, которые только и доставляли ему наслаждение.
Я начал хлестать. Парень скулил и дёргал задом при каждом ударе.
– Бей сильней, – цедил мой господин. – Сильней...
Вскоре обе ягодицы представляли собой сплошной багрово-фиолетовый синяк, покрытый сочащимися кровью трещинами. Голова парня моталась из стороны в сторону, из глаз лились слёзы. Сэр Джастин тихонько стонал. Я с жадностью прислушивался к его стонам, следил за движениями его бёдер, елозящих под мальчишкой, и работал ремнём, страстно желая, чтобы сладостные стоны моего господина усилились, а движения его бедер ускорились. Я чувствовал, что его оргазм близок, и хлестал так, что по моему лицу катился пот.
Кровь из расхлёстанной задницы брызгала во все стороны. Парень дёргался в судорогах и уже не стонал, а тоненько верещал, взвизгивая при каждом ударе. Кровь летела на меня, на сэра Джастина, на простыню. Ремень был весь в крови, струйки с него летели мне на грудь и на плечи. Я ничего не замечал. Я вслушивался во всхлипы сэра Джастина. Уже сама мысль, что это я довожу его до оргазма своими ударами, меня невероятно возбуждала. А вскоре у меня появилось ощущение, что каждым ударом ремня по окровавленной заднице я всаживаю свой собственный член в моего господина. Глубже и глубже. Я уже не обращал внимание на то, что задница превратилась в клочья багровой кожи и кровавого мяса. Я слышал только всхлипы хозяина, видел дрожь его ног, и, предчувствуя момент его оргазма, сам готов был кончить вместе с ним.
Рука моя затекла, я её почти не чувствовал, но продолжал бить с прежней энергией. Все мои мысли, все чувства сосредоточились только на всхлипах и содроганиях милорда.
– Сильней, сильней, – стонал он.
Но сильней я уже не мог. Единственное, на что я был ещё способен, так это поддерживать хотя бы прежнюю частоту и силу ударов.
Наконец сэр Джастин задышал чаще. Из его горла вырвался тонкий протяжный стон. Ноги задрожали, голова оторвалась от подушки и снова откинулась, потом снова оторвалась и снова откинулась. Он испустил долгий вздох, его руки отцепились от парня и распластались на забрызганной кровью простыне.
– Убери его, – произнёс он, не раскрывая глаз.
Я торопливо развязал верёвки на запястьях парня, попутно отметив, что запястья стали синими, с кровавыми подтёками, просунул руку ему под мышку и сбросил с кровати. Он свалился на пол с глухим стуком и попытался отползти, но не смог. Он лежал на полу и продолжал дёргаться, испуская стоны, словно я всё ещё бил его.
Моё внимание сосредоточилось на сэре Джастине. Он лежал с закрытыми глазами. В полумраке, разбавленном светом свечей, его разгорячённое забрызганное кровью тело имело нежный персиковый оттенок. Обмякший член распластался на бедре. В рыжеватых волосах над мошонкой запутались три или четыре белесые капельки спермы. Ещё две, покрупнее, виднелись на запачканном кровью лобке.
Я встал коленями на пол, у самого края кровати, и потянулся губами к члену. Я не осмеливался потревожить господина. Сама мысль о том, чтобы взять этот член в рот, казалась мне невероятно дерзкой. Но я не мог совладать с собой. Мне хотелось хотя бы коснуться его губами. Моё лицо приблизилось к нему. Ощутив запахи пота, крови и спермы, я опустил руку вниз и нащупал отвердевший ствол собственного члена. Сделал несколько движений вверх-вниз. Но сперма бурно захлестала лишь в тот момент, когда мои губы коснулись члена моего господина. Я задёргался, не отрывая от него губ.
Заметив, что сэр Джастин открыл глаза, я отпрянул и уставился на него с виноватым видом.
Он расслабленно улыбнулся.
– Нравится?
– Да, сэр, – выдохнул я.
Он пальцем снял с лобка каплю спермы и дотянулся до моего рта. Я покорно слизнул её. Палец задержался возле моих губ. Я разжал зубы, пропуская его вовнутрь.
– Ты доставил боль этому парню ради того, чтобы я получил удовольствие, – сказал сэр Джастин.
– Да, сэр, – промычал я с его пальцем во рту.
– Готов ли ты делать это снова и снова?
– Да, сэр.
Он покосился на свой член и спросил:
– Тебе нравится его целовать?
– О да!
– Хорошо, целуй. Можешь ещё слизать сперму.
Я с жадностью слизнул капли с лобка и волос, и снова, уже смелее, присосался к органу моего господина. Мягкая вялая плоть дрогнула под напором моих губ.
– А готов ли ты, Джеки, ради того, чтобы этот член получил удовольствие, убить?
– Да, сэр. Даже не задумаюсь.
– Тебе придётся очень скоро заняться этим, – барон потянулся всем телом, раскинув руки. – Есть много разных способов получать удовольствие, причиняя партнёру боль. Самое острое из них – сознавать, что боль предсмертная. Это так прекрасно – упиваться судорогами, испытывать оргазм от мучений, от мысли о том, что партнёр отдаёт свою жизнь ради того, чтобы ты испытал наслаждение...
Я целовал его в живот. Сэр Джастин был моим богом, которому я мысленно клялся служить с собачьей преданностью.
2
Я быстро освоился в его доме. Привыкнуть к здешним порядкам было не так уж трудно. По вечерам милорд отправлялся на бал или великосветский приём, возвращался поздно, и поздно вставал. Во время его сна я должен был находиться с ним в постели и вести себя тихо, чтобы не потревожить его. Обычно он пользовался мной по утрам, ещё не совсем проснувшись. Ко мне протягивалась его рука, и я тут же льнул к нему. Это были минуты восхитительного утреннего торчка, когда налившийся пенис моего господина тёрся о мою промежность, а рука больно сдавливала мои ягодицы. Он переворачивал меня на живот. Дырка моя была уже смазана и готова к приему члена. Несомненно, от его внедрений я получал бы большее удовольствие, если бы в эти моменты он не стискивал мою мошонку так, что я вздрагивал и стонал от боли. Кончив, он почти сразу снова засыпал, а у меня ещё долго болело в паху.
Когда он окончательно просыпался и вставал с постели, в мою обязанность входило протирать его полотенцем, смоченным в прохладной воде, потом вытирать досуха и одевать. Эти обтирания и одевания были для меня одной из самых приятных обязанностей, которые я исполнял у сэра Джастина. Обтирать его голое белое тело с едва выпирающим животиком и округлыми ягодицами, и при этом сколько угодно целовать его повсюду, было для меня ни с чем не сравнимым удовольствием. Милорд благосклонно улыбался и прижимал к себе моё лицо, но лишь почувствовав возбуждение, отталкивал меня и приказывал поторопиться с одеванием.
После утреннего завтрака, который по времени был далеко не утренним, он читал, прогуливался по саду или просматривал почту. Иногда он писал записочки, которые мне в тот же день приходилось развозить. Перед этим я получал подробные инструкции насчёт того, кому и главное – как доставить ту или иную записку. Адресовались они в основном хорошеньким дамам и молодым людям. В некоторых случаях я должен был вручать записку тайно в условленном месте. Адресаты, особенно дамы, ждали этих посланий с нетерпением, и одаривали меня деньгами и всякими дорогостоящими безделушками, вроде брелоков, медальончиков, табакерок и вышитых платочков. Послания, адресованные молодым людям, я передавал с гораздо меньшим удовольствием. Эти парни были богаты и очень милы. Я ревновал их к моему кумиру.
Возвращался я, когда уже начинало темнеть. Едва перекусив, я надевал шитую специально для меня фиолетовую ливрею с золотыми галунами, короткие узкие панталоны бежевого цвета, белые чулки, башмаки с золочёными пряжками и ехал с господином на бал или приём. По словам Кристофа – нашего лысого дворецкого, исполнявшего также обязанности кучера, – в этом наряде я выглядел гораздо привлекательнее, чем парни, которые служили у милорда до меня. Говоря это, он многозначительно усмехался. Я не осмеливался спросить у него о причинах его усмешки и тем более – расспросить о тех парнях, зная, что это может не понравиться сэру Джастину. Но всё же мне было приятно сознавать, что я привлекательнее прежних слуг.
На самих балах я, конечно, не присутствовал. Я ждал милорда в комнате для прислуги. Он покидал балы всегда окружённый толпой роскошно одетых женщин. Но бывали дни, когда он уходил с бала раньше времени и второпях. Из особняка графа Радзиевского он вышел с какой-то совсем юной девицей, и направился с ней не к каретам, а в парк, мне же велел следовать за ним и подать сигнал, если кто приблизится. В парке стояла темень. На уединённой скамейке у высоких боскетов сэр Джастин долго шептался со своей спутницей. До меня долетали обрывки фраз. Единственное, что я из них узнал, это то, что девицу зовут Лаура. Я безумно ревновал и давал себе слово непременно узнать, кто она такая и какие намерения в отношении неё имеет мой господин.
После бала Кристоф доставлял нас в ресторан, где сэр Джастин ужинал с приятелями. Однажды вместо ресторана мы поехали на довольно глухую улицу. К ней примыкал запущенный сад. Нам с милордом пришлось пробираться сквозь заросли, ориентируясь на свет в окне старого дома в глубине сада. Дом был похож на руину, но всё же, как оказалось, был обитаем. Милорд постучал в дверь условным стуком. Дверь тотчас открылась. Из темноты вышел человек с горящей свечой и в надвинутом на лицо капюшоне. Он, видимо, уже поджидал нас. Вслед за ним мы прошли по тёмному коридору вдоль вереницы дверей. Из-за некоторых пробивался неяркий свет. Мне становилось не по себе, когда из-за той или иной двери доносился крик, полный мучительной боли. Позже я понял, что здесь был притон, где клиентам оказывали услуги весьма специфического свойства.
Наш провожатый остановился у одной из дверей, раскрыл её и с низким поклоном пропустил нас в комнату. За нами он не последовал. Дверь закрылась.
Войдя, я остановился с учащённо бьющимся сердцем. Посреди комнаты высились два столба, а между ними стоял полностью обнажённый мужчина. Его ноги были прикованы цепями к полу, руки раскинуты и прикованы к столбам, так что он едва мог шевелиться.
На вид ему было лет тридцать пять. Его сильное стройное тело покрывал загар, грубоватое лицо было гладко выбрито. Те, кто приковали его к столбам, явно позаботились о его внешнем виде: чёрная с проседью грива была тщательно расчёсана и уложена, на лобке и под мышками выбриты волосы. Перед ним стояли кресло, таз с водой и низкий столик с пыточными инструментами. Вокруг горело несколько свечей. Справа пылал камин, в пламени которого грелись железные щипцы. Мрачность обстановки усиливали замшелые кирпичные стены и бурые пятна засохшей крови на полу и столбах.
Увидев нас, незнакомец напрягся, произнёс что-то на непонятном языке.
– Вот с кем мы сегодня позабавимся, – сказал сэр Джастин, разглядывая прикованного. – Хочешь послушать, как он заревёт от боли?
– Да, сэр.
Ещё бы мне не хотелось! Всё, что желал мой кумир, желал и я!
Пока я его раздевал, глаза милорда блестели, на губах блуждала улыбка. Он не сводил глаз с пленника. Его напрягшийся член словно сам собой выскочил из трусов. Я не замедлил покрыть его поцелуями, но господин мой не обращал на меня внимание.
Он подошёл к столбам, держась рукой за свой пенис и делая мастурбирующие движения. Пленник молчал, смотрел ему в глаза и тяжело дышал.
Не переставая улыбаться, милорд погладил рукой его торс. Провёл пальцем по его груди с тёмными сосками. Мне показалось, что он стоит слишком близко к прикованному, и тут я проявил инициативу: зашёл к пленнику со спины и крепко взял за волосы. Предосторожность оказалась не лишней. Пленник вскоре сделал попытку ударить господина головой, но я был начеку.
Вздыбленный пенис сэра Джастина слегка подрагивал и почти касался его бедра. Надавливая пальцем на сосок, он вдруг вонзил в него ноготь. С соска потекла красная струйка. Пленник снова попытался мотнуть головой, но я удержал его и стал накручивать его волосы на руку. Он замычал сквозь зубы. Когда стекавшая струйка достигла бедра, сэр Джастин ткнул в неё концом пениса. Потом провёл им по лобку пленника, оставляя на нём кровавую полосу.
Поискав среди инструментов, милорд вооружился ножичком с узким лезвием. Он выдергивал ногти на руках своей жертвы со старательностью часовщика, налаживающего сложный механизм, и беззвучно смеялся, когда тот особенно сильно вздрагивал и испускал стоны. Покончив с ногтями, сэр Джастин протёр свои руки белоснежным платочком, в углу которого была вышита анаграмма имени "Лаура"; испачканный платок он швырнул в камин, после чего снова начал гладить грудь и плечи пленника. Тот напрягал мышцы, угрожающе рычал и пытался дотянуться до него зубами. В его налившихся кровью глазах читались боль, безумие, злоба, затаённый страх. Видно было, что всё это доставляет господину удовольствие.
Он велел мне запрокинуть голову пленника назад и начал ощупывать его шею и кадык. Почти смеясь, он сдавливал его шею пальцами и вонзал под кожу ногти. Затем, взяв молоток, начал долбить им по зубам. Зубы хрустели, разламываясь; с перебитых губ пленника текла кровь. До этой минуты державшийся мужественно, он не выдержал и завизжал как резаный, задёргался. В какой-то момент он потерял сознание. Сэр Джастин сказал мне, что столике должна быть склянка с нашатырём. Я её мигом разыскал и сунул пленнику под нос. Очнувшись, тот почти сразу снова зашёлся в визге.
От зубов сэр Джастин перешёл к носу. Он отрезал от него кусочек и на кончике ножа засунул его пленнику в рот. Туда же последовала срезанная ноздря. С минуту милорд мял и давил его глаза, как бы примериваясь к ним. Потом одним быстрым движением выдавил наружу глазное яблоко. Покрутил его в окровавленных пальцах, рассматривая как какую-нибудь любопытную безделушку, и отправил его туда же, куда и всё остальное – пленнику в рот.
Я подавал по его требованию то один, то другой инструмент, и вскоре всё тело мужчины было иссечено ранами. Он оказался на редкость живучим. Стонал, дёргался, отплёвывался кровью, пялился на нас уцелевшим глазам, что-то шептал и ревел. Господин позволил немного поразвлечься и мне. Не будучи столь искушён в подобного рода забавах, я просто вырезал ножом над ягодицами пленника слово "амур".
Когда сэр Джастин начал вводить иглу в его пенис, он снова потерял сознание. На этот раз нашатырь был у меня под рукой. Наигравшись с пенисом, милорд принялся дробить молотком его локти и колени. Пленник кричал, дёргался и несколько раз терял сознание. Мне всё труднее было приводить его в чувство. В последний его приход в себя сэр Джастин вспорол ему живот и погрузил в отверстие пальцы, делая дыру шире. Но только он стал вводить в неё член, пленник вырубился окончательно. Не помогли ни нашатырь, ни холодная вода, ни прижигания раскалённым железом.
Среди инструментов имелась палка, утыканная шипами. Сэр Джастин намеревался ввести её в анальное отверстие пленника ещё когда тот был в сознании, теперь же ему пришлось удовлетвориться тем, что я засунул её в безжизненное тело. Милорду это не доставило большого удовольствия. Его интересовали только живые, их дрожь, их мучения, их стоны и крики. И мы ушли, оставив пленника висеть на цепях, с воткнутой в зад палкой.
Вымывшись в особом помещении и одевшись там же, мы в сопровождении человека в капюшоне направились к выходу. Я задержался у двери в комнату, где мы были, и заглянул в неё. Там ничего не изменилось. Горел камин, на цепях висел пленник с палкой между ног. Мне показалось, что этот искромсанный кусок плоти ещё жив. Качнулась окровавленная голова, словно кивнув мне.
Через три дня после описанных событий я застал Кристофа за варкой какого-то пахучего зелья. В свете пламени блестела его лысина, за ушами топорщились седые волосы.
– Подашь это питьё милорду через полчаса, – сказал он мне.
Спустя тридцать минут я вошёл в кабинет с подносом, на котором стоял бокал с отваром. За окнами смеркалось. Сэр Джастин уже готов был к выезду. С уложенными волосами, одетый неброско, но с большим вкусом, он был неотразим.
– Сегодня, Джеки, я еду один, – сказал он, отхлёбывая питьё мелкими глотками. – Ты останешься здесь. У меня встреча с дамой... Она недурна собой, но стара. Безнадёжно стара. Ей под сорок. На женщин член у меня вообще встаёт плохо, а на таких – особенно... Поэтому приходится принимать возбуждающее средство. Кристоф варит его отменно. Стояк обеспечен на весь вечер... Ты не представляешь, какая это пытка – нюхать пот и духи старух, целовать их в накрашенные губы! Но что прикажешь делать? Ещё неизвестно, когда я получу наследство от дядюшки в Рочестере, а деньги нужны сейчас. Наш визит весёлый домик обошёлся недёшево...
Он допил бокал до дна, сунул в рот шоколадную конфету и, утирая рот платочком, вышел из кабинета.
Вернулся он за полночь. Кристоф, прекрасно знавший его обычаи, к тому времени нагрел воду. Когда сэр Джастин вошёл в ванную, я, голый, был уже там. Ни слова не говоря, я принялся раздевать его, а когда он погрузился в воду, стал намыливать его душистым мылом.
– Да, Джеки, смой с меня эту пудру, мази и помады, которыми натираются старые кокетки, жаждущие любовных утех, – говорил он, подставляя мне для мытья ту или иную часть тела. – Пенису и мошонке удели особое внимание... Мне так и кажется, что на них осталась влагалищная вонь...
Конечно, я старался. Не было для меня большего наслаждения, чем мыть моего господина. В такие минуты мне казалось, что он весь принадлежит мне, в моих руках всё его тело, я могу тискать его, мять и гладить где хочу. Движения моих рук становились всё настойчивее. Сэр Джастин стонал от удовольствия, вытянувшись в ванне.
– Да, Джеки, да... А теперь возьми в рот... Соси до тех пор, пока не кончу, хотя кончить мне будет трудновато: вся сперма угробилась на старую куклу... Твой нежный рот – это очищающий сосуд от женской скверны... Пока ты своей слюной не омоешь его, от него будет исходить запах влагалища... Поэтому старайся. Энергичней работай языком...
Я вспотел от напряжения. Думать ни о чём не мог, кроме пениса, который сновал у меня во рту. Сэр Джастин помогал мне движениями бёдер.
– Джеки, спрячь зубы, – цедил он, запрокинув голову. – Я не чувствую твоего языка... Энергичней работай языком, и головой не крути...
Две жалкие капли, которые мне удалось выдоить после неимоверных усилий, показались моему господину вполне достаточными для очистки от женской скверны. Усталый, но, видимо, удовлетворённый, он выпил рюмку мадеры и завалился в постель.
На другой день он объявил мне, что мои зубы стесняют свободу движений его пениса и потому их надо удалить все до единого. Он пристально посмотрел на меня.
– Ну, Джеки, что тебе дороже: я или твои зубы?
– Конечно, вы, сэр.
Тихонько смеясь, сэр Джастин притянул меня к себе и, давя пальцем на кадык, поцеловал в губы.
Первый сеанс выдирания зубов состоялся в тот же вечер. Ради такого случая милорд решил даже опоздать на приём у неаполитанского посла.
Зубодёром был его знакомый, явно уже оказывавший ему услуги подобного рода. Здоровенный мускулистый мужчина лет сорока, чем-то похожий на того, которого мы с сэром Джастином покромсали в "весёлом доме", осмотрел мой рот и первым делом заставил меня выпить полстакана крепчайшего ямайского рому. Затем сэр Джастин уселся в кресло, меня посадил себе на колени и крепко сжал руками. Кристоф держал свечу у моего рта. Мне сразу подумалось, что близость моего кумира придётся как раз кстати. Он будет успокаивать и утешать меня во время болезненной процедуры. Но я ошибался. Слов утешения не было. Когда я вздрагивал от боли, милорд лишь теснее прижимал меня к себе и бурно дышал. Очень скоро я почувствовал, как напрягся его пенис. Я сидел на нём, крутясь от резкой боли, а сэр Джастин прижимал меня ещё сильнее и, запрокинув голову, тёрся о мои ягодицы. В какой-то момент, на пятом или шестом зубе, когда меня буквально выворачивало наизнанку от боли, мне показалось, что сэр Джастин кончает.
Всего в тот день у меня с корнем выдернули восемь передних зубов. Я выпил ещё рому и в полубесчувственном состоянии свалился на диван в прихожей.
Не помню, сколько я лежал. Помню только, что из забытья меня вывели пальцы сэра Джастина, вторгшиеся в мой рот. Милорд ощупывал расселину среди моих зубов. Он надавливал на мои раненые дёсны, и меня пронзала боль. Вскоре, к счастью, он оставил меня в покое, я снова впал в забытьё и спал до следующего вечера.
Мне дали на приход в себя только два дня. На третий день снова явился зубодёр, и всё повторилось. Я сидел у милорда на коленях, одной рукой он прижимал меня к себе, другой держался за мои гениталии и тёрся об меня пенисом.
К концу второй недели у меня не осталось ни одного зуба. Во рту всё распухло. Я лежал в горячке и думал, что умру. Горел весь рот, боль отдавалась в челюстях и в висках. Кристоф лечил меня спиртовыми настойками и травяными отварами.
Пока я болел, сэр Джастин не появлялся возле меня. Только когда здоровье моё пошло на поправку, он пришёл проведать меня в моей комнатушке, и первым делом просунул пальцы мне в рот.
– Отлично, Джеки. Теперь совсем другое дело. Ты выдержал испытание, а выдерживали его далеко не все. С некоторыми пришлось расстаться навсегда.
Я лизал его пальцы и играл с ними языком. Моему господину это нравилось. Иногда, смеясь, он пускал струйку слюны мне в рот.
К вечеру я уже вставал с кровати, хотя меня всего шатало от слабости. Кристоф, подавая мне очередную рюмку настойки, одобрительно кивал головой и говорил, что у меня крепкий организм.
– Некоторые не выдерживали и отправлялись прямёхонько на тот свет. Ты живучий малый, протянешь у хозяина дольше других.
– А разве у милорда уже были слуги без зубов? – спросил я, стараясь выговаривать слова как можно более внятно, хотя всё равно получалось гугниво. Я ещё не привык к своему беззубому рту.
Старик ничего не ответил, только усмехнулся – точно так же, как усмехался на мои расспросы о парнях, которые служили у милорда до меня.
А потом я, хоть и не совсем ещё оправился от болезни, улёгся на огромную господскую кровать. Сэра Джастина ещё не было. Я уснул, и проснулся от того, что его напрягшийся пенис упирался мне в лицо. Сквозь щели в шторах пробивались рассветные лучи. Я сразу сообразил, что это утренний торчок, и привычно обхватил пенис ртом. Милорд удовлетворённо засопел. Его уд энергично задвигался в моём рту, и брызги семени не заставили себя ждать. Потом он отвалился от меня и погрузился в сон.
Вечером я сопровождал его на бал. Милорд велел мне ни с кем не разговаривать. Я дожидался его в комнате для прислуги. Помня о наказе моего господина, я не отзывался на приветствия и молчал, забившись в угол.
К концу бала гости начали расходиться. Сэр Джастин в окружении дам спускался к выходу по мраморной лестнице. Я, в своей фиолетовой ливрее, встречал его внизу с плащом и шляпой. Когда господин подошёл, я протянул их ему; он оделся; дамы, однако, не отпускали его. Они щебетали обо всём на свете, о сущих пустяках, видимо имея лишь цель обратить на себя его внимание.
– У вас красивый слуга, милорд, – сказала дама, выглядевшая лет на сорок пять, с перстнями на всех пальцах. – Вы нарочно подбираете таких ангелочков?
– Конечно, я люблю всё красивое, – ответил сэр Джастин.
Тогда она обернулась ко мне.
– Как тебя зовут?
Я молчал. Она снова обратилась к сэру Джастину.
– Он что, немой?
– А может быть, он без зубов? – рассмеялась другая дама. – У вас ведь уже был слуга без зубов.
Первая дама пощекотала меня веером.
– Ну же, что ты такой насупленный. Улыбнись. Ты ведь не беззубый, как прежний слуга, верно?
В растерянности я посмотрел на господина.
– Оставьте Джеки в покое, он вовсе не беззубый.
И сэр Джастин быстро прошёл в двери, распахнутые перед ним лакеями. Я устремился за ним.
Вопреки своему обыкновению заканчивать вечер в ресторане, сэр Джастин приказал ехать домой. В карете я старался не смотреть ему в глаза.
– Сэр, простите меня, – прогундосил я с виноватым видом.
– Ты здесь не причём, просто у старых дур хорошая память на некоторые вещи, – ответил он. – Они страшно интересуются всем, что касается меня, и сплетничают, раздувая ничтожное событие до небывалых размеров. Конечно, они запомнили, что у моего прежнего слуги не было зубов... Обо мне и без того идут скверные толки, а тут ещё эти зубы...