Александр Шморель

Текст добавлен: 25 июня 2025, 19:27

Текст книги "Александр Шморель"

Автор книги: Игорь Храмов

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Назад к карточке книги

ДОПРОС КАРЛА ПЁТЦЛЯ

Мюнхен, 10 марта 1943 г.

По повестке явился химик, холост

Род. 21.11.19 г. в Вене, РД[24]24
Рейхсдойчер, гражданин Рейха.

[Закрыть], ев.[25]25
Евангелическо-лютеранского вероисповедания.

[Закрыть] родители: Адольф Пёт-цель (умер) и Сюзанна Пётцель, урожд. Байерляйн; проживает с матерью по адресу: Мюнхен, 9, Хартхаузерштр. 169, ознакомлен с предметом расследования и предупреждён о даче только правдивых показаний, сообщил следующее:

Я знаю Александра Шмореля с детства, так как он живёт недалеко от дома моих родителей. Мы вместе ходили в среднюю школу, хотя и в разные классы, так как Шморель старше меня на 2 года.

Насколько я могу вспомнить, портативную пишущую машинку марки «Ремингтон портэбл», фабричный номер неизвестен, Шморель впервые брал взаймы в нашей семье полтора года назад, у кого точно, я не могу вспомнить. Мне кажется, что он брал её якобы для перепечатки стихотворений, так как он частенько говорил о том, что переписывает стихотворения. Я никогда не давал Шморелю пишущую машинку сам. Моя мама и мой младший брат всегда сообщали мне, когда Шморель брал машинку взаймы.

Лично я разговаривал со Шморелем в последний раз, когда он отправлялся на Восточный фронт. Это было в конце этого летнего семестра, точно в июне 1942 г., когда он прощался со мной. Каких-то личных контактов со Шморелем у меня не было уже 2 года. В лучшем случае мы приветствовали друг друга при встречах.

Насколько мне известно, Шморель вновь брал портативную пишущую машинку у моего 16-летнего брата Германа Пётцля примерно за 8 дней до ареста. Со слов моего младшего брата, он пришёл в обозначенное время к нам домой и взял на время машинку, не сказав, зачем. Из круга общения Шмореля брат и сестра Шоль мне не знакомы. Как-то во время одной встречи зимой 1939/40 г. Александр Шморель представил мне Пробста. Мы недолго побеседовали и потом попрощались.

Об отношении Шмореля к национал-социализму я могу лишь сказать, что он не интересовался политикой. Его антигосударственную позицию я могу объяснить лишь тем, что он находился под чужим влиянием.

Так как я занимаюсь опекой семей погибших членов СС, то мне срочно нужна портативная пишущая машинка, и я прошу, чтобы мне её возвратили. В этой связи я хочу добавить, что Шморель брал машинку всегда на очень короткое время.

Записано: с.п.п.и. п[26]26
Самостоятельно прочитано, подтверждено и подписано.

[Закрыть].

Подпись Подпись

КС

ДОПРОС АНТОНА ВАГНЕРА

II А-Зо

Мюнхен, 11 марта 1943 г.

По повестке явился студент медицины, холост

Род. 9.7.1918 г. в Пипинсриде, проживает с родителями в Мюнхене, Шнекенбургерштр. 39/ 2-й этаж, и дал следующие показания:

В июле 1942 г. я был отправлен вместе с другими товарищами, в том числе с Гансом Шолем, Александром Шморелем и Вилли Графом на Восточный фронт. В августе я купил у неизвестного мне постового для самообороны и ещё потому, что мне он понравился, российский револьвер с барабаном. Во время моего пребывания на Восточном фронте я почти всё время носил это оружие на портупее и радовался ему. Насколько мне известно от продавца этого оружия, то это был русский трофей.

По пути с Восточного фронта в Мюнхен Ганс Шоль попросил у меня этот револьвер. Я сказал ему, что даже не помышляю о продаже, так как собираюсь довезти его домой. Здесь Шоль вновь пристал ко мне, чтобы я продал ему это оружие. В январе 1943 года я решил передать Шолю это оружие. Мы договорились, что Шоль рассчитается со мной за это серым поношенным демисезонным пальто. После передачи этого пальто я долгое время не встречал Шоля. Так как вместо Шоля очень часто приходил Александр Шморель, а я знал, что оба они – закадычные друзья, то где-то в середине февраля я отдал Шморелю проданный Шолю револьвер. Так как я вовсе не собирался что-то выгадать на сделке с Шолем, то я передал ему также 71 патрон. Перед тем, как передавать оружие, я его предварительно разрядил. Я предполагал, что Шморель передаст револьвер вместе с патронами, как положено.

Теперь я узнал, что Ганс Шоль казнён за распространение антигосударственных листовок. О Шмореле я знаю, что во время воздушной тревоги в Мюнхене он был задержан за соучастие в преступлении Шоля.

Я не имею никакого отношения к преступным действиям Шоля и Шмореля. Если бы я знал, что оба участвуют в измене, то я не продал бы им это огнестрельное оружие вместе с патронами (их я приобрёл в оружейном магазине «Адам Шорк», Мюнхен 5, Морассиштр. 4). При всем желании я не могу сказать, кто мог знать или участвовать в преступном деянии Шоля и Шмореля.

Я буду сохранять молчание по поводу всего, что мне стало известно в ходе сегодняшнего допроса. Мне также известно, что в случае несоблюдения этого предписания ко мне могут быть применены меры государственной полиции.

Записал: с.п. и п.

Подпись Подпись

КС

ДОПРОС А. ШМОРЕЛЯ

Мюнхен, 11 марта 1943 года

II А-Зо.

Доставленный из-под стражи, Александр Шморель, личные данные известны, дополнительно дал следующие показания:

«На вопрос, в какой связи я и Шоль посетили Харнака в Кемнице, сообщаю следующее: от Берндль мне стало известно, что брат Харнака по антигосударственным причинам был арестован в Берлине. Об этом я устно сообщил Шолю. В конце концов мы договорились посетить Харнака в Кемнице, чтобы привлечь его для наших целей. Я настоятельно подчёркиваю, что госпожа Берндль ничего не знала о нашем намерении привлечь Харнака для наших целей. Во время разговора в Кемнице мы умышленно перевели разговор в общеполитическую плоскость, из чего мы узнали, что господин Харнак больше социалист и отрицательно относится к национал-социализму. Я припоминаю, что во время первого разговора в Кемнице Харнак отклонил предложение сотрудничества. Тут я должен упомянуть, что мы заявили Харнаку, что хотим устранить сегодняшнюю форму государственного правления и установить вместо неё демократию. После того, как Харнак занял негативную позицию и каждый день находился в ожидании отправки на фронт, мы попрощались, не договорившись о дальнейших встречах. Мы сказали лишь, что мы, возможно, могли бы как-нибудь встретиться в Мюнхене (Харнак поддерживает с госпожой Берндль из Мюнхена тесные связи). Но ничего конкретного оговорено не было.

Когда Харнак в феврале 1943 года приехал в Мюнхен, чтобы посетить здесь госпожу Берндль, я вновь встретился с Хар-наком. Эта встреча произошла следующим образом:

Я обедал в ресторане «Цур Клаузе» на Каульбахштрассе и случайно встретил там фрау Берндль. Она сказала мне, что Харнак находится в Мюнхене. Мы договорились, что госпожа Берндль и Харнак придут на следующий день на обед в то же заведение. На самом деле, оба пришли на следующий день на то место, где я встретил Харнака[27]27
Вероятно, ошибка следователя: имелась в виду Берндль.

[Закрыть]. Я пришёл первым. Потом пришла госпожа Берндль и вскоре после того – Харнак. После того, как мы поздоровались, я попытался дозвониться по телефону до Ганса Шоля. Поскольку мне это не удалось, мы оба в конце концов пошли потом в квартиру Шоля, где и застали его. Госпожа Берндль после обеда пошла на свои занятия по танцу и пришла позже в квартиру Шоля, чтобы забрать Харнака. В квартире Шоля мы продолжили наше обсуждение. Позже подошёл Вилли Граф. В ходе беседы мы показали Харнаку листовку «Воззвание ко всем немцам!» и сознались, что мы являемся её авторами. И что мы разослали эту листовку определённому кругу лиц. Харнаку понравилось содержание этой листовки. Во время этой встречи Харнак вновь проявил себя как социалист, не полностью согласный с существующим на настоящий момент государственным устройством. Мы не разрабатывали тогда никакого плана, как можно было бы устранить существующую форму государственного правления. После примерно двухчасового обсуждения в квартиру Шоля пришла госпожа Берндль, после чего она (Берндль) и Харнак ушли. Перед уходом мы договорились с Харнаком, что встретимся с ним на следующий день в 11 часов перед зданием университета, чтобы представить его нашему коллеге проф. Хуберу. Мы рассчитывали при этом на интересное общение.

На следующий день мы встретились, как и договаривались, около университета. Последним пришёл проф. Хубер. Мы представили ему Харнака. После обычного приветствия мы (Шоль, проф. Хубер, Харнак, Вилли Граф и я) направились домой к Шолю. Возможно, Вилли Граф присоединился к нам уже там. На эти детали я забыл указать во время моего предыдущего допроса.

После того, как мы поговорили в квартире Шоля об общих политических вопросах, состоялся преимущественно обмен мнениями между проф. Хубером и д-ром Харнаком. При этом Харнак отстаивал социалистическую форму (национализация крупных предприятий). Проф. Хубер высказывал скорее демократические воззрения. Возможно, что между делом Харнак высказывал и коммунистические идеи, которые отклонялись проф. Хубером. По этому вопросу Харнак сослался на книгу Сталина. В результате этой дискуссии у нас сложилось впечатление, что оба отдавали предпочтение демократической форме правления. То, что Харнак не согласен с национал-социалистической формой правления и что он давал это понять, я, кажется, уже упоминал.

Во время этой беседы также не достигалось договорённости, каким образом Харнак намерен в будущем осуществлять антигосударственную деятельность. Харнак не сказал, как мы должны вести себя в дальнейшем в качестве противников национал-социализма. Между 13 и 14 часами мы завершили беседу, чтобы, наконец, перейти к обеду.

На вопрос, не отстаивал ли Харнак во время этой последней встречи в квартире Шоля тотальное обобществление всех средств производства по русскому образцу, я не могу дать однозначно положительный ответ. Я припоминаю, что Харнак время от времени говорил, что ему не нравятся те или иные меры советского правительства. Предостережения проф. Хубера, что нам не надо бы больше встречаться с Харнаком, я не припоминаю. Возможно, что проф. Хубер обратился в этой связи лишь к Шолю. Вместо этого я хорошо помню, что проф. Хубер после ухода Харнака передал нам проект листовки «Студентки! Студенты!» – так, чтобы Харнак об этом ничего не узнал. Однажды я случайно встретил Харнака на улице (в Мюнхене). Мы обменялись парой фраз. Это было в промежутке, то есть между двумя встречами в квартире Шоля. После второй беседы, когда проф. Хубер встретились с Харнаком в квартире Шоля, я Харнака больше не видел. Я абсолютно уверен, что после того момента между мной и Харнаком не было никакой связи.

Хотя госпожа Берндль и познакомила нас с Харнаком, она не знала, что мы (Шоль и я) занимаемся антигосударственной деятельностью и поэтому интересуемся Харнаком.

На вопрос, не знаю ли я студента медицины Яничека из школы Бергмана, отвечаю, что мне этот человек незнаком. Во всяком случае, он не имеет отношения к моим антигосударственным взглядам и к моей деятельности. Писатель Бергенгрюн и некто Зоммерфельд также не имеют отношения к моему деянию. Во время встречи в квартире родителей в начале лета 1942 г. были также проф. Хубер, брат и сестра Шоль, Лафренц и Шюттекопф, а ещё д-р Генрих Эллерман (а не Петерман). Этого Эллермана я знаю по Гамбургу. Но может быть, что я познакомился с ним в семье Пробстов в Рупольдинге. Эллерман был в своё время учителем в земельном доме ребёнка в Марквартштайне, где Кристоф Пробст был его учеником. Во время этой встречи разговор шёл исключительно о культуре и научных вещах. Никаких политических или антигосударственных высказываний не было. Д-р Эллерман служит сейчас в люфтваффе Мюнхена. Но я его уже давно не видел и не разговаривал с ним. Моих родителей тогда не было дома – они уезжали.

Пожилого господина по имени Вагнер, который якобы уже в который раз доставал писчую бумагу для проф. Хубера, я не знаю. Двоих студентов медицины Штолля и Федерхофера я близко не знаю. Оба не имеют отношения к моему преступлению. Некий Пщивара мне также незнаком. О моих связях с проф. Мутом я уже сообщал.

Больше я по существу ничего добавить не могу».

Записано: Самостоятельно прочитано и подписано:

Шмаус Подпись

КС.

ПОКАЗАНИЯ А. ШМОРЕЛЯ

Мюнхен, 13 марта 1943 года

«Поскольку меня упрекают в том, что во время предыдущих допросов я дал неясные или неполные показания касательно поездки из Мюнхена в Штутгарт, то я хочу рассказать правду.

Я припоминаю сейчас, что после возвращения с Восточного фронта я получил внеочередной двухнедельный отпуск. Вероятно, во время этого отпуска я был в гостях у Шоля в Ульме. Во всяком случае, меня не было в Мюнхене 5–7 дней. Из Ульма мы вместе (Ганс Шоль и я) поехали в Штутгарт, чтобы там посетить некоего Гриммингера на предмет получения от него денег. Когда я говорил раньше, что мы предприняли эту поездку в январе 1943 года, то это неверно. Мне кажется, я припоминаю сейчас, что это совершенно определённо было в ноябре 1942 г., то есть, вскоре после моего пребывания на Восточном фронте. На Рождество и Новый год 1942/43 г. я был в Мюнхене. Во время моего пребывания в Ульме я ночевал исключительно в квартире родителей Шоля. Практически всё время я был вместе с Шолем, и мы неоднократно возвращались к мысли вновь написать листовку, чтобы захватить народ нашей идеей. Поездку из Ульма в Штутгарт мы спланировали так, что утром мы выехали из Ульма и вечером опять вернулись туда, без ночёвки в Штутгарте. Возвращаясь к Гриммингеру, Ганс Шоль сказал мне, что этот человек, которого он хорошо знает, возможно, поможет нам с деньгами. Больше Ганс Шоль о Гриммингере не распространялся. Когда мы прибыли к Гриммингеру в Штутгарт, мы открыто дали ему понять, что мы собираемся изготовлять и распространять антигосударственные листовки, и для этого нам нужны деньги. В этот приход Гриммингер нам денег не дал, сказав, что у него в настоящий момент нет и что Шолю нужно будет обратиться еще раз позднее, что тот и сделал, спустя примерно две недели – успешно. Шоль получил от Гриммингера 500 РМ. На каких условиях Гриммингер передал Шолю эту сумму, я не знаю, потому что во время второго посещения меня не было. София Шоль возместила мне из этих 500 РМ ровно 50 РМ – за мои расходы примерно на 230 РМ. От Ганса Шоля мне известно, что Гриммингер женат на еврейке.

Вопрос:

Кто участвовал в разговоре в квартире родителей Шоля в Ульме?

Ответ:

Что касается времени, то я хотел бы сразу сказать, что это было не Рождество, а ноябрь 1942 года, так как я не приезжал в Рождество или в Новый год в Ульм. Кроме того, мы никогда не вовлекали в наши разговоры родителей Шолей, наоборот, строго избегали посвящать родителей или Инге Шоль в наши планы. Я припоминаю, что один раз в нашем разговоре принимал участие гимназист Ганс Хирцель[28]28
Г. Хирцель был вызван на допрос в гестапо Ульма 17.02.1943 г. В ходе дознания по факту появления листовок в этом городе Хирцель упомянул фамилию Шоль, о чём впоследствии незамедлительно проинформировал родителей Ганса и Софи Шоль.

[Закрыть]из Ульма. Насколько я могу припомнить, мы в общих чертах посвятили Хирцеля в наши планы установить новую форму правления и предлагали ему сотрудничать. Во всяком случае, Хирцель не занял тогда отрицательную позицию. Я не могу сегодня точно вспомнить формулировку его отношения к этому предложению. После того разговора Хирцель ушёл. С тех пор я его не видел и не поддерживал с ним никакой связи.

Вопрос:

Кто ещё принимал участие в этом разговоре в Ульме, так как имеется утверждение, что в квартире Шоля тогда находился служащий люфтваффе, ростом примерно 170–172 см, худощавый, тёмно-коричневые волосы, продолговатое красноватое лицо?

Ответ:

Я не помню, чтобы во время моего пребывания в этой квартире туда приходил служащий люфтваффе и чтобы он принимал участие в разговоре. Хотя я припоминаю, что один раз, когда мы с Гансом Шолем уходили, кто-то спрашивал Ганса Шоля. Была ли тогда речь об этом служащем вермахта или о гражданском лице, я не могу ответить, так как я не вдавался в подробности. Гимназиста Хирцеля я хорошо помню.

Если бы во время этого разговора присутствовал упоминавшийся служащий вермахта, я бы определённо запомнил бы это. Так как я этого не помню, то могу определённо заявить, что мы (Ганс и Софи Шоль, Хирцель и я) не разрабатывали наши планы по перевороту в присутствии этого служащего вермахта. Я не могу припомнить прихода этого человека и в этой связи не могу сказать, как его звали. Если бы я это мог, то сказал бы открыто, кто это был. Так как Ганс Шоль в последующем ни разу не упоминал этого интересующего вас служащего вермахта, то очевидно, что тот не мог ничего знать о нашем плане, а какое бы то ни было сотрудничество полностью исключается, иначе я бы об этом знал.

Я не могу больше назвать лица, которые могли бы знать о моем деянии. Я уже ранее сказал абсолютную правду и не в состоянии обозначить дальнейший круг лиц».

Прочитал и подписал:

Подпись Подпись

КС.

ПОКАЗАНИЯ А. ШМОРЕЛЯ

Мюнхен, 18 марта 1943 г.

Протокол

«На поставленный мне сегодня вопрос, какие лица подстрекали меня и Ганса Шоля к нашим антигосударственным акциям или финансировали нашу деятельность, то мне нечего больше сообщить. Мне лично абсолютно неизвестны Эрнст Реден, Георг фон Швайнитц, водитель трамвая Рильке, Гюнтер Этен или Туск. Я также не слышал этих имён от Ганса Шоля. От него я не знал также, что он в своё время организовал в Ульме и входил в «Союз немногих». Шоль рассказывал мне только, что он в своё время состоял в Ульме в «Союзной организации». О целях этой «Союзной организации» мне не сообщалось. У меня также нет сведений о том, что Шоль получал средства или указания от иностранной разведки для проведения в Рейхе антигосударственной акции с листовками. Поэтому я убеждён, что Шоль действовал так сам по себе – так же как и я признаюсь в содеянном без какого-то чужого влияния.

О лейтенанте Шерингере (имеется в виду бывш. лейтенант и нынешний наследственный крестьянин Рихард Шерингер, род. 13.9.1904 в Аахене, проживающий в Дюрнхофе, община Кёшинг при Ингольштадте) я никогда не слышал. Шоль никогда не рассказывал мне об этом человеке. В этой связи я могу заявить, что этот Шерингер не связан с нашими листовочными акциями. Семья Хейш из Ульма мне абсолютно не известна.

Вопрос: Известен ли Вам директор шоколадной фабрики «Трумпф» из Рейнланда и какие контакты Вы и Ганс Шоль поддерживали с ним?

Ответ: Этот директор – мой дядя Франц Монхайм из Аахена, где он является владельцем шоколадной фабрики «Трумпф». Супруга Монхайма – сестра моей мачехи Элизабет Гофман[29]29
Дочь владельца оренбургского пивоваренного завода Е. Е. Гофмана.

[Закрыть]. Я сам еще ни разу не был в гостях у этой семьи в Аахене. А семья Монхайм, напротив, несколько раз приезжала к нам в Мюнхен. Эта семья известна мне только по этим приездам. Это совершенно определённо не евреи. Если семья Монхайм из Аахена, Ниццааллее 46, получила летом 1942 года листовку «Белая роза», то это сделал я. Об этом я рассказал и Шолю. Госпожа Элла Монхайм гостила у нас в Мюнхене в последний раз на Рождество 1942 г. Тогда она рассказала, что летом 1942 г. она получила антигосударственную листовку и сама отнесла её в полицию, так как была категорически не согласна с ее содержанием. Учитывая это обстоятельство, я по понятным причинам не стал говорить, что как-то связан с изготовлением и распространением этой листовки. Таким образом, существование этой листовки не вызвало у нас дома никакой дальнейшей дискуссии. Мне не известно о том, да я и не поверю в то, что Ганс Шоль мог посещать моих родственников в Аахене. Я тоже не ездил туда. Для меня остаётся загадкой, как Шоль вообще мог дойти до того, чтобы распространяться о моих родственниках из Аахена. Следующие сведения, что листовки «Белая роза» были переданы прислугой или иным лицом гардеробщице для того, чтобы подсовывать их посетителям театра, я отрицаю. Я ничего об этом не знаю и решительно заявляю, что в свое время послал в Аахен одну-единственную листовку. Ни книга, ни издатель Герхард Риттер из Фрайбурга мне не известны. Мне неизвестно о том, что Ганс Шоль собирался посвятить его в наши планы или что посещал его. В своё время я ездил с Гансом Шолем из Ульма в Штутгарт, чтобы посетить уже упоминавшегося Гриммингера. Мы не пытались привлекать других лиц к нашей деятельности. Я не думаю также, что Ганс Шоль за моей спиной предпринимал какие-то поездки. Мой дядя Франц Монхайм – обеспеченный человек. Но мы не посвящали его в свои планы, поэтому и речи быть не может о том, что он мог рассматриваться как возможный спонсор. Я однозначно не рассказывал Гансу Шолю о политических взглядах моего дяди Монхайма. Я не мог сделать этого, потому что я не знаю политических взглядов моего дяди, так как до сих пор не имел возможности задать дяде вопросы в этой связи. Соответственно, мне ничего не известно о том, проявляют ли мои родственники (Монхайм) в Аахене политическую оппозиционность. Когда эти люди были у нас в Мюнхене, то о политике практически не говорили. Я тоже остерегался говорить дома о моём антигосударственном настрое и деятельности. Так и получилось, что мои родители не имели понятия о моей преступной деятельности. Если осведомитель неоднократно называл город Бонн на Рейне, то, возможно, подразумевался Аахен, и в этом случае мы имеем дело просто с ошибкой.

Я не могу назвать лица или организации, которые подстрекали меня и Шоля к нашей совместной деятельности, или финансировали её».

Прочитано и подписано:

Подпись Подпись

КС.

Номер дела 3 Ге 243/43

Административный суд Мюнхена

Отдел уголовного судопроизводства

Судья-дознаватель

Мюнхен-7, 25 марта 1943 г.

Марияхильфплац 17

ДОПРОС ОБВИНЯЕМОГО

по делу

Шмореля Александра

по обвинению

в государственной измене

Присутствовал:

Главный

административный

судья

Дитц

Секретарь

Дитц

Доставленный в следственный изолятор Нойдек

обвиняемый был допрошен в соответствии с

§ 136 уголовно-процессуального кодекса:

личные сведения:

Шморель Александр,

остальные данные имеются

Он/она заявил:

По существу дела обвиняемый заявил:

Я апеллирую к моим предыдущим показаниям, которые я объявляю существенной составляющей моего сегодняшнего заявления. Поскольку я признал обвинения, выдвинутые против меня во время полицейского допроса, то я признаю их и во время судебного допроса. В частности, я признаюсь в том, что вместе с Гансом и Софи Шоль принимал участие в изготовлении и распространении листовок «Движение Сопротивления в Германии». Я участвовал также в изготовлении и распространении листовок «Белая роза».

Я также признаюсь, что я участвовал в нанесении подстрекательских лозунгов «Долой Гитлера» на университете.

Настоящим объявляется: выдаётся

ОРДЕР НА АРЕСТ

Обвиняемый подозревается

в совершённом соучастии в преступлении, связанном с государственной изменой (§ 83/ II), сочетанном с преступлением, связанным с пособничеством врагу (§ 91 б и I) и разложением вермахта (§ 5/1).

Мерой пресечения определён арест, так как преступление является предметом расследования. Учитывается ожидаемое суровое наказание.

Зачитано:

Подпись

(Обвиняемый) (Переводчик)

Подпись

(Судья) (Секретарь)

Распоряжение о приёме в тюрьму выдано.

С делом

в Прокуратуру Мюнхена I, отд. 1.

Судья-дознаватель Подпись

Тайная государственная полиция

Управление государственной полиции Мюнхена