Текст книги "Ящик водки. Том 4"
Автор книги: Игорь Свинаренко
Соавторы: Альфред Кох
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
По пунктам.
Первое. Благотворительный взнос мы передали не в свой фонд, а в фонд, где мы не были ни учредителями, ни входили в органы управления. Кстати, этот фонд, «Фонд защиты частной собственности», существует, насколько я знаю, и поныне.
Второе. Минкин является умелым манипулятором. Он написал: «процентов 30—40», давая понять, что он не настаивает на точности своих данных, но говорит лишь, что реальная цифра благотворительного взноса скорее ближе к цифре 40, чем к цифре 95. Это действительно так, поскольку реальный благотворительный платеж составил 60 процентов (или тысяч долларов, в данном случае это одно и то же, так как весь гонорар составил, как известно, 100 тысяч долларов на человека).
Третье. Мы никогда не обещали отдать 95 процентов гонорара на благотворительность, оставив себе только 5 процентов. Мы обещали оставить себе 5 процентов, а остальное пожертвовать на благотворительность. Казалось бы, какая разница? Ответ прост: разница – это подоходный налог (в то время – 35 процентов). Последовательность такая: получаешь гонорар, платишь 35 тысяч подоходного налога, оставляешь себе 5 тысяч (реальный гонорар, который мы и собирались получать), остальное – 60 тысяч – на благотворительность.
Четвертое. «Легко догадаться», что Минкин ошибся, потому, что, «скорее всего», всегда получая зарплату в конверте, никогда, «по-видимому», не платил налогов. Поэтому его удивило, что наши расчеты не совпали. Согласитесь, что другого объяснения нет. Любой человек, получающий легальные гонорары, сразу пересчитывает их без налогов. Вот вы и попались, патриот Минкин! Кричите о любви к России, а про налоги – забыли. Сообщается в порядке информации в налоговую инспекцию по месту жительства гражданина Минкина.
– Насколько велик интерес на Западе к тому, что сейчас происходит в России?
– Интерес очень сдержанный. Не больше, чем к Бразилии. Россия наконец должна расстаться с образом великой державы и занять какое-то место в ряду с Бразилией, Китаем, Индией. Вот если она займет это место и осознает свою роль в мировом хозяйстве, тогда от нее будет толк.
– То есть, значит, смиренно надо признать подлинное место в жизни и идти учиться в школу?
– Конечно! Вместо того чтобы с тремя классами образования пытаться изобретать водородную бомбу.
Про обиду, которую вызывает отсутствие интереса, я уже писал. Однако же я по-прежнему не понимаю, что оскорбительного в сравнении с Индией, Китаем и Бразилией? Динамичные, растущие страны с экономиками, входящими в мировую десятку. Или кто-нибудь сейчас, в 2005 году, будет продолжать настаивать на том, что мы ближе к Голландии, Швейцарии или Великобритании?
Пусть никого не введет в заблуждение наше присутствие в G 8. Мы там, что называется, «Христа ради». Нас туда приняли из уважения прежде всего к Ельцину. Ну и, конечно, из-за страха перед нашей бомбой. Велика ли честь сидеть за столом, за который тебя пригласили из страха? Хотя кому как… Некоторым, наверное, нравится…
А Сахаров, я уверен, пожалел, что бомбу изобрел. Почему-то вспомнился «кадавр, неудовлетворенный желудочно» братьев Стругацких. Смешно, Как там Минкин меня цитирует? «Смеется»? Да уж, смеюсь. До слез.
– На ваш взгляд, как все это произошло, к этому вели какие-то предпосылки?
– Это произошло просто по глупости, которая привела к катастрофе и признанию долга Советского Союза. Это была глупость, 90 миллиардов долларов повесили на очень слабую экономику, и дальнейшая катастрофа – это был просто вопрос времени. Запад обманул Россию, Запад обещал реструктурировать этот долг и не реструктурировал его. Запад обещал экономическую помощь – и не оказал ее, и оставил Россию один на один с этим долгом, который, в общем-то, делала не она. Я думаю, что это элемент специальной стратегии – стратегии ослабления России, стратегии Запада.
Минкин! Покажите этот кусок Проханову, только не говорите ему, кто его написал. Надеюсь, у вас нет сомнений в том, что Проханов патриот? И спросите его, что он думает об авторе этих строк. Убежден, вы не услышите от него слов о том, что автор русофоб.
Однажды я чуть не разругался с Петром Авеным по поводу признания долга бывшего СССР. Он был одним из авторов идеи признания этого долга и, будучи министром внешнеэкономических связей, провел большую работу по юридическому закреплению этого долга за Россией.
Можно сколько угодно спорить о том, нужно ли было признавать долг или нет. Я бы даже шире поставил вопрос. Нужно ли было вот так выходить из «холодной войны»: смотали удочки и ушли из Восточной Европы, признали за собой долг СССР, и все это фактически без какой-либо компенсации?
Сейчас это уже – история. Поменять ничего нельзя. Однако, оглядываясь назад, я считаю, что за такие «подарки» Запад мог бы заплатить России более высокую цену, чем те несколько миллиардов кредитов, которыми нас потом еще долго попрекали.
Что же нужно было взять? Деньги? Вряд ли. В конце концов, это аморально – брать деньги за освобождение оккупированных территорий. Хотя прагматичные европейцы и американцы в нашем положении не погнушались бы, я уверен. Нужно было требовать ускоренного сценария интеграции России в западное общество. Единовременное вступление в ЕС, ВТО и НАТО. Со всеми вытекающими из этого преимуществами в свободе передвижения, торговли, развитии инфрастуктуры, укреплении обороноспособности.
В конце концов, если считать, что Запад победил в «холодной войне» и доказал превосходство своей социальной и экономической модели, так и навязал бы эту модель проигравшей стороне, то есть нам. Тем более что мы и не возражаем против такого навязывания. Так нет, демонтировали коммунизм и бросили на полдороге. Как Веймарскую Германию. Пусть, мол, в темноте ищут свою особую, национальную модель. Вот мы и ищем… И зреет ненависть к Западу. И растет поколение реванша. История учит, что она ничему не учит. В конечном итоге, от такой близорукости проиграть может само западное сообщество.
– Значит, экономические беды России идут от Запада, так получается?
– Экономические беды России – прежде всего от семидесяти лет коммунизма, которые, грубо говоря, испоганили народную душу и народные мозга. В результате получился не русский человек, a homo soveticus, который работать не хочет, но при этом все время рот у него раскрывается, хлеба и зрелищ хочет.
Для начала приведу небольшую цитату из одного из последних интервью Виктора Астафьева.
«… – Прошлый век оказался переломным для России. Деревня, на которой она держалась столетиями, была разрушена в одночасье. В чем вы видите главную причину этого?
– Я думаю, что беда исходила даже не от Гражданской войны, хотя она тоже была для России чудовищным бедствием, а от коллективизации. Народ оказался надсаженным, поруганным, найдутся ли в нем сегодня достаточные силы, физические и нравственные, чтобы подняться с колен, не знаю. Ни царя в голове, ни бога в душе. Народ духовно ослабел настолько, что даденной свободы не выдержал, испугался испытания самостоятельной жизнью. Для многих лучше снова под надзор, но чтобы было «спокойно»…
– Видятся ли вам сегодня какие-то подвижки к лучшему?
– Сейчас такое положение, что я не рискую сказать что-либо. Вижу только, что все человечество деградирует. Ну а мы идем впереди всей планеты. Хоть и говорили нам все время, что мы самая читающая и образованная страна в мире, – неправда это. На уровне обычной школы еще держимся. А в профессиональном образовании находимся на уровне полурабочих-полукрестьян. Не будь у нас дач, с голоду бы подохли. Мы, получается, из деревни ушли, а в город так и не пришли…»
Что, Минкин, Астафьева тоже в русофобы зачислим? Самый что ни на есть русофоб. Так нелицеприятно, да о народе-богоносце! Куда это годится? Это ж ни в какие ворота!
Еще раз повторю мысль, высказанную мною еще в первом томе: в течение семидесяти лет коммунистического строительства в России осуществлялась целенаправленная селекция человеческого вида. Все неординарные, сильные, самостоятельные, волевые люди либо уничтожались, либо были лишены возможности продолжить свой род. Поощрялся конформизм, доносительство, предательство, тупая исполнительность, краснобайство.
Результат – это мы с вами. И делимся мы на две части. Одна часть, к которой отношусь я, осознает, что с нами сделали и каких мутантов мы собой представляем. И пытается найти выход из положения, воспитать в себе те способности, которые с рождения были заложены в наших предках и которые истребили большевики.
Другая же часть, к которой относится Минкин, кричит про свою особую духовность и исключительную замечательность, а всякую критику клеймит как злобное отсутствие патриотизма.
– Насколько Запад понимает, что хаос в России может быть угрозой всему миру?
– Я, откровенно говоря, не понимаю, почему хаос в России может быть угрозой всему миру. Только лишь потому, что у нее есть атомное оружие?
– Вот именно. А разве этого мало?
– Я думаю, для того чтобы отобрать у нас атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадить и забрать все эти ракеты к чертовой матери. Наша армия не в состоянии оказать никакого сопротивления. Чеченская война это показала блестящим образом.
А сколько я должен был назвать дивизий, чтобы мое утверждение смотрелось патриотичнее? Десять? Сто? Я, заметим, отнюдь не утверждаю, что нужно отнять у России атомное оружие. Это корреспондент (американский гражданин) утверждает, что хаос в России может быть угрозой всему миру. А на мой вопрос, связано ли это с атомной бомбой, отвечает: вот именно.
Низкая же оценка боеспособности Российской армии пока никем не опровергнута. Позвольте же мне остаться при своем мнении. Если предположить, что в вопросе о боеспособности Российской армии я занимаю антипатриотическую позицию, а следовательно, патриотами являются бравые российские генералы, то тогда Минкин должен мне побольше рассказать про ту модель патриотизма, адептом которой он является.
И пусть он мне объяснит с патриотических позиций, как в его модель одновременно вписываются тьма-тьмущая генеральских дач в Подмосковье, где каждая сотка стоит несколько десятков тысяч долларов, и побирающиеся по Москве голодные солдаты-срочники. Как патриот, он также должен мне рассказать, повышается ли обороноспособность России по мере расцвета работорговли в армии, когда российские офицеры продают солдат чеченам.
И пусть мне Минкин расскажет, как доблестно воевала иракская армия, выученная в наших академиях и вооруженная нашей техникой. Я уже и не вспоминаю Египет с Сирией во время арабо-израильских войн.
Военные всего мира часто говорят: народ, который не хочет кормить свою армию, очень быстро будет кормить чужую. Красивая фраза. Но у меня есть вопросы. Рассмотрим сугубо гипотетический пример, в котором, чтобы избежать упреков в святотатстве, мы возьмем условных «своих» и условных «чужих». Например, такой: а что, если окажется, что кормление «чужой» армии обходится дешевле, чем кормление своей? То, что в рассматриваемом примере «чужая» оказалась эффективнее, чем «своя», понятно из того, что ее приходится кормить. Что плохого в том, что взамен неэффективной и дорогой «своей» армии народ берет и начинает кормить более дешевую и эффективную «чужую»?
И вообще. Где критерии, по которым можно определить – вот «своя», а вот – «чужая» армии? То, что в «своей» приходится принудительно служить; а в «чужой» нет, вряд ли делает «свою» более привлекательной. И если наличие всеобщей воинской обязанности является единственным отличием «своей» от «чужой», то, может, просто пойти с шапкой по миру, собрать денег, да и нанять кого-нибудь вроде средневековых швейцарских наемников, и пусть они нас обороняют. «Свои» же мальчики останутся целы и невредимы и будут заниматься производительным трудом, а не строительством генеральских и чеченских дач. Не так ли испокон веку делали древние славяне, нанимая варяжскую дружину? И ничего, никто не считал их дураками, а даже наоборот.
– Какова ваша ниша в российской жизни?
– Нету никакой ниши. (Хихикает.)
Здесь-то что не так? Здесь я ведь над собой смеюсь. Это ведь у меня нет ниши[5]5
О нишах чуть ниже. Подождите, там Минкин дает мне перцу.
[Закрыть]. Что ж так переживать? Ох уж мне это доброе минкинское сердце! До всего-то у него есть дело. И даже за меня, грешного, переживает. Прямо первохристианин какой-то.
Интервью закончилось. Мир не рухнул. Стоит и Россия. Но Минкин – не унимается! Дальше опять его текст. Я считаю – шедевр.
Вот единомышленник Чубайса, Гайдара и др. Вот кого назначал Ельцин заведовать Госкомимуществом, точнее, продажей всего имущества России.
Как обычно, у Минкина плохо с логикой. Я, например, из этого текста так и не понял: кем меня назначил Ельцин? Сначала вроде бы понятно – заведовать Госкомимуществом, а потом автор поправился: точнее, говорит, продажей всего имущества России. Чем первая часть фразы неточна, мне непонятно. Да и не заведовал я продажей всего имущества России, поскольку большая часть этого имущества (недра, земля, железные дороги, оборонная промышленность, космическая промышленность, атомная энергетика и еще огромное количество всего) не продавалась. Я заведовал лишь той его частью, которую было принято решение продавать.
В правительстве был человек, который абсолютно не верил, что страна может подняться. И, значит, был там, наверху, для чего-то другого.
Минкин! Где логика? Я уже говорил, что сомнения (как бы так по необиднее высказаться) в блестящих перспективах России у меня возникли в период примаковского премьерства. Причин для этого была масса. Некоторые из них я уже перечислил. Кстати, я и сейчас считаю, что, мягко выражаясь, не все тучи рассеялись. Однако почему из этого делается вывод, что я в период своей работы в правительстве «абсолютно не верил, что страна может подняться»? По-моему, такой вывод – откровенная натяжка. Если угодно, то я верю, что страна может подняться. И много делал и делаю, чтобы она поднялась. Например, вместе со своими партнерами построил всю энергетическую инфраструктуру морского порта в «Усть-Луге». Однако у меня есть подозрения, что оптимистический сценарий – не безусловен.
Странно также выглядит предположение о том, что люди идут в правительство исключительно для того, чтобы «абсолютно верить, что страна поднимется». Как правило, они идут туда «для чего-то другого». Например, для того, чтобы работать. А «гордиться общественным строем» – удел тех нынешних говорунов, которые, боясь делать реальные реформы, пасуют перед лицом их болезненных, но неизбежных социальных последствий.
Перед нами типичный русский холоп (хоть и немец). Будет смотреть, как подыхает лошадь, и пальцем не шевельнет: она же не его – барская, соседская, чужая, зачем ей жить?
Яша, лакей Раневской (Чехов, «Вишневый сад»), когда никто не слышит, говорит старому Фирсу: «Скорей бы ты подох». И тут же просит барыню: «Возьмите меня с собой в Париж! Здесь жить невозможно, одно невежество».
Вот как Минкин все здорово придумал! Какая глубина проникновения в образ типичного русского холопа! Вот так вот они, холопы, и думают? И им нет дела до того, что барская лошадь может умереть? Как интересно. Сроду бы не мог предположить такого.
Я вот всегда считал, что типичный русский холоп (даже если он, например, немец или еврей) выделяет именно господскую лошадь[6]6
Кстати, хоть с точки зрения «типичного русского холопа», хоть с любой другой, барская, соседская и чужая – это три разных лошади. Соответственно, к ним всем разное отношение. И еще: «типичный русский холоп» – это синоним русского крепостного крестьянина. А он (быть может, Минкин этого не знает) является предком 90 процентов русских людей. В частности, например, и моим пращуром. Предки моей матери – выходцы из европейской части России, из крестьян, а значит, они были крепостными. Гордиться здесь нечем, но и скрывать я этого не собираюсь. Я не могу похвастаться принадлежностью к каким-либо избранным народам, которые счастливо избегали рабства.
[Закрыть], самозабвенно за ней ухаживает, делая смыслом жизни угождение барину. Взамен рассчитывая, что тот, в случае чего, заберет его в Париж.
Однако, как правило, барин плохо замечает рабскую услужливость и верность, воспринимая ее как должное. Барин бросает своего холопа на произвол судьбы сразу, как только тот перестает быть ему нужен. Ну, вот как вас, Минкин, бросил Гусинский.
Ой, извините, я, кажется, ненароком сказал бестактность? Фи, какой мужлан! Конечно же, ничего общего. Безусловно, вас с Гусинским связывала просто настоящая мужская дружба. Как я только мог подумать иначе?
С высокомерным презрением он говорит «они», «русские»… Он не говорит «русише швайн», потому что это неприлично. Но он так думает. Это очевидно.
Он не может думать иначе. Потому что либо «русише шваин», либо Кох —швайн».
Минкин! Опять вы за свое? Нельзя так бахвалиться своей проницательностью. Это «неприлично». Только вдумайтесь, что вы несете: «…Он так думает. Это очевидно. Он не может думать иначе». Минкин! Я так не думаю. Это – очевидно. Уверяю вас, я могу думать иначе. И даже более того – иначе думаю. Также мне очевидно, что более самонадеянного человека, чем вы, я не встречал в своей жизни. Неужели вы думаете, что если вам кажется некий посыл безальтернативным (это ваше неумолимое «либо – либо»), то так оно и есть?
Поверьте, мощь вашего разума не безгранична. Более того, она очень скромна. Даже я вижу границы этой вашей мощи. Что же тогда говорить о по-настоящему умных людях?
Кстати, я продолжаю делать вид, что не замечаю националистических выпадов Минкина. Правильно ли я делаю? Бог его знает… Я давно заметил одну особенность. У части нашей так называемой «интеллигенции» шовинизмом считается только антисемитизм. В отношении же других народов они вполне позволяют себе выпады, которые никогда не позволили бы в отношении евреев. Странно… А я считал, что в этом отношении тоже должны быть все равны. Может, Минкин мне разъяснит, в чем мое заблуждение?
Человек хочет считать себя хорошим и честным. Голубой воришка Альхен воровал и стыдился, чувствовал, что поступает нехорошо, обирая старух в богадельне. Он не идейный.
Будь Альхен таким же идейным, как Альфред Кох, считай он, что старухи – швайн, что они – мусор, что должны подохнуть, тогда чего стыдиться?
Если любишь или хоть уважаешь, обворовать совестно. Но если презираешь, если не считаешь за людей – тогда, как говорится, сам бог велел.
Человек с таким образом мыслей не может не воровать. Особенно если обеспечена безнаказанность, если проделки оформляются в виде постановлений правительства. За мысли нельзя наказывать. Почему же у людей, которым я показывал интервью Коха, возникало желание его наказать? Должно быть, потому, что понимаешь, как он действовал, если он так думает.
Так вот к чему Минкин клонил! Наконец-то! Эта корявая «логика» была нужна для того, чтобы доказать, что я не мог не воровать. Бог мой! Как все оказалось просто…
Минкин, ваши «логические» построения сродни шаманской медитации. Вы без конца повторяете одно и то же в различных комбинациях и, наконец, на сотый раз, вдруг начинаете сами верить в то, что пишете. Ваш метод прост. Сначала вы приписываете человеку мысли, которых он не думает. Потом вы говорите – а раз человек так думает, то он не может не воровать! Правосудие свершилось!
Минкин! Вы напоминаете мне сталинских прокуроров. Это они действовали методом, который наказывал человека путем приписывания ему действий, которых он не совершал.
Так называемым «методом исключения». Или изобретением Вышинского – «объективным вменением». Причем «исключались» иные возможные альтернативы произвольно, «по вкусу», как в том или ином случае требует политический момент.
То, что вы делаете, Минкин, на русском языке называется – расправа. В 1998 году вы прекрасно знали, что вам ничего не грозит. Что толстая мошна Гусинского и его связи в правоохранительных органах и судах обеспечат вам нужный результат любого разбирательства. Что ваши оппоненты (а вы вдоволь поизгалялисъ и надо мной, и над Чубайсом, и над Гайдаром) достаточно порядочные люди, чтобы не проломить вам череп. Вы знали, что они, оболганные и уволенные, не в состоянии достучаться до оккупированных временщиками СМИ и заявить свою позицию.
И вы витийствовали! Вы предлагали «логику», которая на поверку оказывалась белибердой и сплошной натяжкой. Вы собственные комплексы и ненависть пытались перенести на людей, которые с вами даже не знакомы. Вы не удосужились ни разу выяснить их точку зрения, спросить у них, что они думают по всем этим поводам. А ведь именно этого требует журналистская этика, о которой вы так много всегда говорите.
Вы скучны, Минкин! Я иногда почитываю ваши опусы в «МК». Я едва дотягиваю до середины ваших гневных подвалов. Я заранее знаю, что будет дальше, и мне скучно.
Я вас жалею, Минкин! Однажды в 1998 году я встретил вас в лифте. Вы испугались и зажались в угол. Вы думали, что я вас буду бить. Вы так и сказали. А я вам ответил, что маленьких не обижаю.
Зачем обижать тех, кого господь и так обидел. Таких действительно нужно жалеть.
Но скоро возмущение проходит, и начинаешь Коха жалеть. Он, конечно, проживет жизнь сытую, проживет хихикая. Но человеком он вряд ли станет. Разве что чудо.
Последний вопрос интервьюера «Какова ваша ниша?» звучит жутко. О нишах и ареалах обычно говорят в связи с животными. Потому что среда обитания и родина – понятия не тождественные. Коха спрашивают, как животное. Но это вызвано тем, что сам он наговорил. И Кох не задет термином, спокойно отвечает: нету ниши. Не Дом, не Дело – ниша. Крыша, квота, льгота и маржа.
Впрочем, все сказанное Кохом вызывало бы гораздо меньше эмоций, если бы читатель считал его не бывшим вице-премьером России, а тем, кто он есть: обвиняемым по уголовному делу о квартирных махинациях.
Все. Теперь уже точно – конец. Как жить? Дайте яду: Минкин отказал мне в звании человека. Что ж, сколько веревочке ни виться, рано или поздно тяжелая ноша минкинской оценки ляжет на мои слабые плечи.
Итак, я – животное. Спасибо за откровенность. Премного благодарен. Себя же, по-видимому, автор, безусловно, считает венцом творения? Иначе не раздавал бы он таких оценок!
Однако рассмотрим подробнее ту разновидность двуногих приматов, которую представляет собой сам титан. Достойно ли это ответвление великого племени бандерлогов звания венца творения? Анатомически зрелище, безусловно, убогое. Худосочный, с гипертрофированными лицевыми костями, редкой, клочковатой растительностью на лице. И вот это вот – «по образу и подобию божьему»? М-да…
Но, может быть, за этим заскорузлым фасадом кроется великий дух? Мозг Леонардо? Талант Паганини? Сердце матери Терезы? Может, заглянув внутрь этой сокровищницы, мы обнаружим бриллианты интеллекта?
Уж коль Минкин вспомнил Альхена, то я вспомню и другого персонажа Ильфа и Петрова. Кстати, как и Минкин, тоже – литератора. Никифор Ляпис-Трубецкой, бессмертный автор «Гаврилиады», однажды был уличен репортером Персицким в невежестве с помощью энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Помните бессмертную прозу Ляписа: «Волны бились о мол и падали вниз стремительным домкратом»? Воспользуюсь и я этим испытанным методом. Итак…
«…НИША (франц. niche), углубление (различного размера и происхождения) на склоне или у подножия возвышенности, берега. Различают: нивационные, эрозионные, карстовые, дефляционные, волноприбойные (или абразионные) и др.
(Большая Советская Энциклопедия).
НИША, 1) архитект., полукруглое или многогранное углубление в стене здания, иногда обрамленное пилястрами или украшенное сверху навесиком и служащее для постановки статуи, бюста или вазы. 2) Фортиф., углубление в бруствере, прикрытое от выстрелов, для хранения снарядов и зарядов.
(Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.)
НИША ж. ниш м. франц. Полупроем, углубленье в стене, в печи, для статуи, поставца, кровати; впадина, уступ, залом. (Толковый словарь живого великорусского языка В. Даля.)…»
Ну и где здесь про животных? Какая тут связь с ареалом? Забегая вперед, скажу, что, помимо этого, есть еще рыночные ниши, экологические и некоторые другие. Наверное, изредка это слово может быть использовано и в области зоологии. Однако, блистая эрудицией, нельзя утверждать, что как только слышишь слово «ниша», так безошибочно определяешь – речь идет о животных. Иначе получается – как у Ляписа про шакалов. Помните? Которые у него «на Кавказе неядовитые» и «в виде змеи»? Минкин, Минкин! Дремучий вы человек.
Я не собираюсь здесь распинаться в любви к Родине (замечу попутно, что в минкинском тексте это слово написано с маленькой буквы). Как, впрочем, я нигде не собираюсь распинаться в этой любви. Мне кажется, что в любви вообще нельзя распинаться. Это как-то не по-мужски.
Что же касательно квартирного дела, то сообщаю – оно закрыто за отсутствием состава преступления. Кстати, Минкин, вам, как лучшему другу Гусинского, наверное, известно, что обвиняемый – это не преступник. И так как приговора суда нет (как, например, в моем случае) – укорять человека в том, что он был обвиняемый, – неприлично. Хотя, впрочем, что это я. Неприлично, понимаешь! Вас-то это никогда не останавливало.
Год назад «МК» напечатал телефонные разговоры Коха с бизнесменами и чиновниками. Разговор с бывшим первым замом руководителя администрации Президента России, председателем совета директоров РАО «Газпром» и своим соавтором по невышедшей книге о приватизации Александром Казаковым Кох начинает так: «Сань, я педераст». Если Кох имел в виду не свою сексуальную ориентацию, а состояние души, то с этой самооценкой спорить совершенно невозможно.
Когда в конце 1997 года разгорелся хорошо срежиссированный книжный скандал, то один из соавторов, Александр Казаков, был уволен с должности первого заместителя руководителя администрации президента.
Александр Казаков во всей этой книжной истории был святее папы римского: он даже не получал гонорара. Однако его все равно уволили. Ведь нашим оппонентам нужен был лишь повод, чтобы убрать члена нашей команды. Была поднята истерия. В ней участвовала вся подконтрольная Гусинскому и Березовскому пресса, включая Минкина. Результат – казаковский инфаркт, больница, операция.
Я старался почаще навещать своего товарища в больнице. Однажды, пообещав ему приехать, я не смог этого сделать. Я позвонил ему и сказал: «Сань, я пидарас! Я тебя обманул и т. д.». Нормальный разговор двух мужиков. Однако меня подслушивали. Извратили, оболгали, вывалили эту прослушку в прессу, насмеивались.
И вот Минкин тоже юродствует над этой фразой. Ну да, Минкин же сам разговаривает исключительно в рифму, пушкинской строфой…
Финиш. Мне надоело копаться в минкинской блевотине. Да и кончился этот его опус наконец. Все. Ура.
P.S. Минкин свою статью почему-то назвал «Прощай, умытая Россия». Я не могу понять, зачем он переделал Лермонтова? Что он хотел сказать, заменив «немытая» на «умытая»? Я слышал разные версии. Например, такую: будто бы Минкин намекает, что Кох «умыл» Россию, вот она и «умытая». И прочие версии под стать этой. Короче – ерунда какая-то. А может, в этот раз опять – обычное минкинское невежество?
Тем не менее. Не могу удержаться и процитирую бессмертные строчки моего любимого Лермонтова. Они актуальны, как никогда:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ.
И вы, мундиры голубые.
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей.
От их всевидящего глаза,
От их всеслышаших ушей.
Ох, где та стена, за которой можно спрятаться от всех этих подслушиваний, подглядываний, подозрений…
– В том интервью очень важна была интонация! Насколько я припоминаю, она была такая; «У вас там все обвалилось, все кончено – а мы, немцы, успели срубить вашего бабла и неплохо себя чувствуем в Нью-Йорке». Похоже, так это и прозвучало… Как тебе такой отзыв?
– То есть они хотели от меня еще и любви…
– Почему же народу не хотеть любви от писателя?
– Правду можно говорить только по отношению к тому, кого ты любишь? А всем остальным надо врать?
– Я тебе цитировал кого-то из великих, чтобы попытаться понять, почему тебя невзлюбили.
– Понимаю… А не является ли высшим проявлением любви говорение правды объекту любви? А, дядя?
– Ну не знаю, я не готов дать ответ. Наверно, нет.
– Ну понятно. Тот, кто любит Россию, должен все время врать про нее.
– Или молчать. Бывают же разные ситуации.
– Ты пришел на интервью, идет прямой эфир, ты заранее никаких вопросов не согласовывал. Тебя начинают спрашивать: какие перспективы вы видите в России? Как вы считаете, великий могучий русский народ с выдающейся русской культурой, с величайшей историей, самый лучший народ в мире – вот он как дальше будет развиваться? Все также бурно-поступательно и замечательно? Или как? И что отвечать, исходя из тезиса о любви?
– Давай я тебе отвечу вопросом на вопрос. Допустим, тебя пригласят на дискуссию про негров. Ты что будешь им рассказывать – все, что ты думаешь о неграх?
– Ну, в общем, да.
– Что – да?
– Буду говорить то, что я думаю про негров.
– Не ври.
– Почему – не ври? Почему ты считаешь, что у меня специальная особая жажда правды только по отношению к русским? Нет. Я и про негров буду говорить то, что я думаю.
– А если бы был расистом и считал, что вообще все негры тупые, – было бы корректно в этом признаваться?
– Во-первых, я такого о неграх не думаю.
– Хрен с ними, с неграми. Я это все к тому, что ты недобро беседовал с русским народом в Америке.
– Я не с русским народом беседовал, а с неким грузином, который проживает в Америке, – с американским гражданином. Это раз. Второе – что касается негров. Эти самые негры не очень-то сильно говорят о том, что они самые великие, что у них самая лучшая культура, что они специально особо духовные, у них специальное предназначение в отличие от всех других народов.
– Есть. Негры, которые живут во Франции, говорят, что они – подсознание Европы.
– Ха-ха! Вот если на эту тему зайдет дискуссия с неграми, ты будешь политкорректен или ты скажешь все, что о них думаешь, про их подсознание, про то, что им должно все прощаться? Что их прадеды были рабами и поэтому белые теперь по гроб жизни им должны? Или все-таки скажешь: идите-ка вы на хер, дорогие товарищи! Бери кайло и иди яму копать. А?
– Мне тяжело про негров рассказывать, потому что у меня к ним особое отношение.
– Если бы, допустим, я вел дискуссию с неким представителем русского народа – а я еще раз подчеркну, что не вел такой дискуссии, – который бы в этой дискуссии говорил: да нет, ну что ж, ну русские и русские, в общем-то, народ как народ, тяжелая такая непростая история, довольно много трагедий, скорее такая беспросветная, очень тяжелая жизнь у народа была, они в принципе с неграми вместе свободными-то стали, недавно совсем, долго потом еще не могли понять, чего с этой свободой делать, устроили какую-то поножовщину. Культура – да, есть, конечно, выдающийся элемент, вот, например, музыка – Рахманинов, Стравинский, Шостакович, Прокофьев. Литература.
– Насвисти что-нибудь из Прокофьева.
– Не, ну я не помню. Из «Ромео и Джульетты» можно насвистеть. Из «Александра Невского». «Петя и волк».
– «Петя» не считается.
– Не, ну не считается, так не считается. Я ж не претендую. Хотя считается, что это мирового уровня вещи до сих пор. Шостакович (Кох пытается напеть Ленинградскую симфонию). Ну Рахманинова, веришь, что я могу насвистеть? (Свистит.)