Текст книги "По праву закона и совести (Очерки о милиции)"

Автор книги: Игорь Панчишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– А мы вас ждем, Граф, – тихо проговорил Копылов, выходя навстречу.

На вторые сутки после задержания Голодковский пытался передать на волю две записки. В одной он просил некую Родионову уничтожить милицейскую шинель, в другой умолял А. И. Мельцера побыстрее сбыть иконы. 31 мая 1970 года на квартире Мельцера было обнаружено 26 древних икон. В тот же день из квартиры Родионовой была изъята милицейская шинель с погонами майора. Узнав об этом, Голодковский заговорил и выдал своих соучастников: неоднократно судимых Ю. М. Воронова, 1929 года рождения, и Г. А. Майорова, 1934 года рождения. Двух последних удалось быстро найти и арестовать.

– Я к «мокрухе» непричастен! – без конца твердил на допросах Голодковский.

По его показаниям все выглядело следующим образом.

Узнав о смерти деда, Голодковский поехал в Дно и, встретившись со старушкой, прислуживавшей священнику, потребовал свою долю наследства. Та заявила об отсутствии такового. Голодковскому пришлось уехать ни с чем, но в доме деда он увидел множество икон. В один из дней своего безденежья он вспомнил об иконах и предложил Майорову и Воронову «потрясти» старуху. Разработав план ограбления, они выкрали из милицейского общежития шинель, купили в магазине Военторга майорские погоны. Голодковский набросал план расположения дедовского дома и остался ждать в Ленинграде. Воронов и Майоров выехали в Дно.

– В мои планы не входило убийство, – убеждал Голодковский. – На худой конец Воронов, надев на лицо маску из чулка, должен был напугать хозяйку.

Вернувшиеся из Дно Майоров и Воронов сообщили, что старуха их разоблачила и они ее убили. В доме нашли 46 рублей и иконы. Предполагаемых драгоценностей не оказалось.

– Кто был в милицейской шинели?

– Майоров, – ответил арестованный. – В туалете на станции Дно он переоделся в милицейское обмундирование и первым вошел в дом к старушке. За ним следовал Воронов.

– А удостоверение личности работника милиции где взяли?

– Не было никакого удостоверения, – хмыкнул Голодковский. – Для старухи сошло и зеркальце в красной обложке.

Всех троих арестованных под усиленным конвоем доставили в Псков для предания суду.

Интуиция

До сих пор хранятся у Василия Сергеевича Копылова дневники его оперативной работы. Изо дня в день, из года в год велись эти записи. Короткие, лаконичные, предельно будничные, они в то же время фиксировали бурные, зачастую трагические события, сложнейшие переплетения человеческих судеб, страстей.

Вот, например, такая запись.

«С 2 по 22.12.68 г. – выезды в Ленинград по делу Торбенка». Больше ничего. Но за этой короткой фразой – длительная и кропотливая розыскная работа.

В один из дней июля, ранним утром, на окраине Пустошки, на самом въезде в город, был обнаружен труп молодого мужчины. Сбежавшись к месту трагедии, жители ближайших домов без труда опознали его. Убитым оказался студент последнего курса института Торбенок, приехавший на каникулы к матери. Был вечером на танцах, возвращался домой и не дошел до него каких-то десяток метров. Когда Копылов прибыл в Пустошку, работники местного уголовного розыска заканчивали опрос соседей, друзей, посетителей танцевального вечера: нет, не было у парня врагов среди местных. Тогда кто? Чья же тогда жестокая рука выпустила в парня заряд картечи?

Ознакомившись с протоколом места обнаружения трупа, Копылов обратил внимание на одну деталь, оставшуюся не замеченной другими: невдалеке от убитого на асфальте шоссе были обнаружены осколки автомобильного стекла. Откуда они? Аварий на этом участке дороги не зафиксировано. «Какое отношение имеют битые стекла к ружейному выстрелу?» – отмахивались местные оперативники. А у Копылова эти стекла – гвоздем в голове. Дорога – стекла – и рядом труп! Нет, рассуждал Копылов, здесь что-то есть. Но даже если допустить, что между всем этим нет никакой причинной связи, то возникает и напрашивается другое: труп-то у самой дороги Ленинград – Киев, днем и ночью следуют по ней десятки машин. А вдруг кто из проезжих был очевидцем разыгравшейся здесь драмы?

И полетели во все стороны телефонные запросы: установить шоферов, проезжавших той ночью Пустошку. И надо же быть такому везению, в самое короткое время удалось разыскать шофера из Великих Лук, который в тот злополучный вечер проезжал через Пустошку.

Копылов сам его допросил.

– Подъезжаю я, это, к Пустошке, – рассказывал свидетель, – и вижу стоящую на дороге «Волгу», а рядом – какие-то люди. Руками машут, о чем-то промеж собой спорят. Притормозил я, высунулся в окошко. Вижу – ничего серьезного, и поехал дальше.

– Какого цвета была «Волга»? Ее номер? – спросил Копылов, отметив про себя, что названное свидетелем место остановки «Волги» – как раз там, где оказались труп, битые стекла.

– Цвет вроде бы белый, – не очень уверенно ответил шофер. – А вот номер не помню. На номерном знаке была буква «М». Точно – «М», попал номерной знак на миг в свет моих фар, и эта буква застряла у меня в памяти, а номер не успел разглядеть.

– Буква «М», говорите… А где, в начале или в конце сочетания букв: «МИ», «МН» или «ЛЕМ», «ЛОМ»?

– А черт его знает, – смущенно хмыкнул свидетель. – Помню, что была буква «М», а где: спереди или сзади – не скажу…

– Лиц людей возле «Волги» не разглядели?

– Да нет, где там… Темно уже было, да я же не останавливался, притормозил только. Лиц не разглядел, только вот, – внезапно оживился шофер, – мельком заметил, что в салоне «Волги», за задним сиденьем, на полке, яблоки были навалены. Много яблок, и все – крупные. Я еще подумал: не иначе, как с юга везут, у нас в эту пору таких яблок не сыщешь.

Других подробностей свидетель не привел.

– Вот что, ребятки, – собрав оперативников, начал Копылов, – побежали-ка все по домам: надо искать свидетелей. Сомнений нет: стрелял кто-то из той «Волги». Не может быть такого, чтобы выстрел не был кем-то услышан…

К вечеру молоденький лейтенант милиции привел в райотдел двух зареванных, перепуганных мальчишек.

– Вот они, «стрелки», – довольно доложил он. – Это они разбили стекло у «Волги» на том самом месте.

Успокоив ребят, Копылов приступил к допросу.

В тот день мальчишки решили поупражняться в стрельбе из рогаток. Пуляли вначале по воробьям и воронам, а потом залегли в придорожных кустах и стали выцеливать проносившиеся мимо машины. Стреляли камнями по бортам грузовиков, а когда стемнело, пульнули и по легковушке. Камень угодил в боковое стекло. Раздался звон разбитого стекла, и машина остановилась.

– Мы уже хотели бежать, как вдруг увидели, что мимо машины прошел тот дяденька, которого убили, – размазывая по щекам грязные потеки от слез, рассказывал один из сорванцов. – Из машины выскочили два дяденьки, схватили того дяденьку и стали кричать, что он разбил им стекло. Тот дяденька отпирался и хотел бежать. Тогда один дяденька полез в машину, что-то вытащил, и сразу бабахнуло… Мы с Витькой побежали в разные стороны…

Ребята смогли только добавить, что машина была «Волга» белого цвета.

Копылов мысленно набросал такую схему происшествия: мальчишки разбили стекло, рядом случайно оказался Торбенок, его заподозрили ехавшие в «Волге», Торбенок пустился бежать, и вслед – выстрел! «Неужели из-за разбитого стекла они могли пойти на такое?» – задавал себе вопрос Копылов и не находил ответа.

Вернувшись в Псков, Василий Сергеевич представил руководству УВД собранный материал.

– Мне кажется, что нам следует «танцевать» от яблок, – убеждал он своих собеседников. – Свидетель-шофер отметил, что яблоки в салоне «Волги» были крупные, таких у нас в июле не сыщешь… Выходит, что везли с юга. Вопрос – куда? «Волга» шла в сторону Пскова, но номерной знак на ней не псковский. Свидетель запомнил лишь только букву «М». К сожалению, он не помнит места расположения буквы. К какой же области приписана машина: Московской, Мурманской, какой другой? «МОС», «МЕН», а может быть: «ЛОМ», «ЛИМ», «ЛЕМ»? Последние – ленинградские номера. У меня почему-то ощущение, что «Волга» из Ленинграда. Ленинградцы в большинстве своем и едут по этой трассе с юга. Начинать надо с Ленинграда…

– Кроме твоей интуиции, Сергеич, не густо, – задумчиво произнес полковник, начальник управления. – Интуиция, говоришь… Что ж, интуиция оперативника, да еще такого, как майор Копылов, вещь немаловажная, – улыбнулся полковник. – Не возражаю, Василий Сергеевич, начинай с Ленинграда. Однако вначале надо проверить: не ремонтировали ли стекло «Волги» в псковских мастерских?

Три дня, потраченных на проверку автопарков Пскова и ближайших районов, ничего не дали: «Волгу» с разбитым стеклом не видели. Неожиданно в управление заявился свидетель – тот самый великолукский шофер.

– Не дает мне покоя то убийство в Пустошке, – смущенно объяснил он цель своего визита. – Вроде и я причастен к делу. Нет дня, чтобы я не вспоминал ту встречу с «Волгой». И знаете, что у меня всплыло в памяти: когда я, проезжая мимо «Волги», осветил ее фарами, в салоне вроде бы мелькнули головы женщины и ребенка, похоже – девочки. Ручаться не могу – за рабочую смену столько всего мелькает перед глазами, но в «Волге» еще кто-то сидел…

По дороге в Ленинград Копылов размышлял: если прав свидетель, то убийство произошло на глазах по крайней мере трех человек, а это уже обнадеживает: чем больше очевидцев, тем большая вероятность утечки информации от них. Но вот только как эту утечку «запеленговать».

В Ленинградском уголовном розыске Копылову выделили в помощь двух сотрудников. Втроем они засели за картотеку ГАИ: предстояло отобрать все «Волги» светлого цвета. Одновременно было дано задание проверить мастерские и автохозяйства на предмет выявления случаев ремонта стекол или перекраски легковых машин.

Картотека дала… 10 тысяч «Волг» светлого цвета. К проверке машин подключился весь аппарат ГАИ. Сам Копылов обошел более ста владельцев. Каких только не было встреч! Но результатов они не дали…

И тогда решено было обратиться к жителям Ленинграда через газету. Объявление составили так, чтобы уйти от казенных милицейских фраз. Теперь оставалось только ждать… Прошла неделя, и вдруг звонок: «Майор, к тебе посетительница!» Знакомый холодок в груди: «А вдруг удача?»

Пришедшая – средних лет женщина – удобно расположилась на стуле, вынула из сумочки и положила на стол газету «Смена».

– Я вот по этой заметке в газете, – спокойно глядя Копылову в глаза, сказала она.

– Слушаю вас внимательно, – внутренне подобрался майор.

– Понимаете, какое дело, – продолжала посетительница. – Я, может быть, и не пришла бы к вам, тем более что и муж меня ругал: чего ты, мол, не в свое дело встреваешь? Но вот как прочитала, что несчастная мать того паренька слезами обливается, – места себе не нахожу. Ведь мы, женщины, душевнее вас, мужчин. Уж больно меня горе той матери тронуло.

Помолчав, словно собираясь с мыслями, женщина продолжала:

– Когда я вычитала в сообщении о яблоках в машине и о женщине с ребенком, меня будто током ударило: а не те ли самые эти люди?

Копылов почувствовал, как холодок достиг пальцев рук и те мелко задрожали в нетерпеливом ожидании и предчувствии.

– Я живу в коммунальной квартире, – продолжала рассказывать женщина, – и к соседям аккурат в июле приехали гости из Минска. Прикатили на своей «Волге»…

«Минск»! «Волга»! «М», буква «М» – вот она откуда! – запульсировало у Копылова в мозгу. «Цвет „Волги“, номерной знак?» – уже срывался у него нетерпеливый вопрос, но он сдержал себя.

– Прикатили они, значит, на своей «Волге», – продолжала посетительница, – первые три дня ходили по квартире какие-то расстроенные. А потом – ничего, повеселели. Ну ладно, это к делу не относится. Не понравились мне соседские гости почему-то сразу. Привезли с собой уйму яблок, спелые такие, а дочке моей хоть бы яблочко дали. Ну да ладно, это к делу не относится.

«Относится, относится, дорогая ты моя свидетельница!» – хотелось крикнуть Копылову.

– Уж потом, когда они уехали в свой Минск и появилась ваша заметка в газете, вспомнила: делаю я уборку в квартире, стала мыть в чулане, он у нас общий, гляжу – под старыми половиками, в углу, что-то завернутое лежит. Развернула, а там – ружье! Раньше у нас в квартире никакого ружья не было.

– Сколько гостей было? – перебил, не выдержав, Копылов.

– Четверо: двое мужчин, женщина и девочка…

«Они! Сомнений никаких: те самые, с „Волги“!» – мысленно поздравлял себя Копылов.

Все остальное: выезд в Минск, закрепление доказательств – было уже, как говорится, делом техники.

– Интуиция твоя, что потянула в Ленинград, не подвела, оказывается, – пожимая руку Копылову и поздравляя с раскрытием преступления, улыбнулся начальник УВД.

Вот что стояло за той короткой и лаконичной записью в дневнике майора Копылова.

ОПЕРАЦИЯ «ПАВЕЛ БУРЕ»

В вагон скорого поезда «Москва – Таллинн» они вошли порознь: об этом договорились еще час назад, встретившись у входа в Ленинградский вокзал. Собственно, Славке было наплевать на конспирацию, которую закрутил с самого начала задуманной операции Бобер. Ну к чему, в самом деле, эти предосторожности, на которых настоял Бобер, если в толпище, что валит по перрону, родное лицо не успеешь разглядеть, не то что чью-то чужую «вывеску» запомнить? Славка так и брякнул Бобру, а тот зло оборвал: «Кончай базарить!» – и Славка целый час до отхода поезда ошивался один по перрону.

Купе вагона было еще не занято, и Славка пристроился у окна, вытащил из «дипломата» две бутылки пива, открыл их и поставил на столик. В коридоре вагона толпились люди, хлопали двери, доносились отдельные возгласы, смех. В купе больше никто не заходил, и Славка не на шутку встревожился: не раздумал ли Бобер в последнюю минуту, уж так он не хотел этой поездки в Псков? Неужели сорвется задуманная операция? Славка уже собирался бежать на перрон, когда вдруг неслышно отошла дверь и вошел Бобер. Молча снял куртку, пыжиковую шапку, аккуратно повесил их на крючок, подсел к столику. Славка услужливо пододвинул ему бутылку пива, себе взял другую. Бобер с брезгливой миной на лице вытер носовым платком горлышко (это он проделывал даже с чистыми рюмками и фужерами в ресторанах) и стал пить большими глотками. Славка смотрел на запрокинутую крупную голову с большими залысинами над высоким лбом, круглое, мясистое лицо попутчика, и ликующая струнка зазвенела в груди: впервые он вот так, доверительно, один на один, со столичным «королем» бильярда и картежного очка! Все же удалось ему уговорить «короля» ехать в Псков! Опорожнив бутылку, Бобер вытер рот платком и только тогда взглянул на Славку.

– Если кто еще зайдет сюда, мы друг друга не знаем, учти, – глухо обронил он.

– Ну чего ты все страху нагоняешь? – деланно рассмеялся Славка. – Кому в голову-то может прийти: кто мы и зачем…

– Ты эти смешки брось! – Глубоко сидящие глаза Бобра нехорошо засветились. – Не битый еще, телок.

Славка обиженно замолчал. «Вот так-то, стараешься для других, солидную поживу „наколол“, навел на нее, а благодарности дождешься, как же». Но вслух сказать такое не посмел.

С первого же знакомства с Бобром Славка враз покорился его авторитету в той среде, где Бобер безгранично «королевствовал». Бобер, как и Славка, работающим не числился, жил без паспорта, квартировал в разных районах Москвы, днями отсыпался, появлялся в час закрытия столичных ресторанов. Покидавшая ресторанное застолье богема, не до конца насытившись развлечениями, искала продолжения услады души и тела, острых ощущений. И вот тут возникал Бобер. Через сообщников-зазывал, к числу которых был приставлен и Славка, Бобер подбирал нужную клиентуру и до зари гонял бильярдные шары или тасовал карты. Среди клиентов Бобра попадались такие, что считали за счастье продуть «королю» сотню-другую. Поговаривали, что Бобер иной раз за ночь брал полкуска, а то и весь кусок. Жил Бобер припеваючи, имел хороший стол, девочек. И хотя его ночные бдения было трудно подогнать под статью Уголовного кодекса, Бобер старался не «засвечиваться», держаться в тени. На то были у него веские причины.

Глухая темень плыла за окном вагона, на стыках рельсов колеса выстукивали свое: «Куда вы, куда вы?»

– Только бы верняком дело обернулось, – заговорил Бобер. – А вдруг набаламутила твоя баруха, бесогона нам пустила?

– Да ты что, верняком дело пойдет, – убежденно ответил Славка, подлаживаясь под блатной жаргон попутчика. – Она ведь сама на меня буром поперла, видать алтушки им с подружкой тоже позарез нужны, побалдеть хотят. Про баки говорила: фирмы «Павел Буре», золотые, кусок за них оторвать можно.

– Может, и правда: верняк дело, – раздумчиво произнес Бобер. – Не по духу мне только, что город небольшой. Знаешь, как в провинции: Манька в данный момент знает, с чем Нинка горшок в печку пихает, а Мишке ведомо, в каком кармане у Федьки ампула с водярой схована. Все там у них на виду, засветимся, а потом – аквариум и… именем РСФСР, – монотонно, подражая чьему-то официально-торжественному голосу, Бобер продолжал: – Бобринов Юрий Макарович, рождения одна тысяча… и так далее, уроженец города Донецка, образование… и так далее, находившийся во всесоюзном розыске, а попросту – в бегах от суда и следствия, вместе со своим сообщником…

– Да кончай ты, – оборвал попутчика Славка, впервые обозлившись. – Я же тебе говорил, будет все тихо. Не станут барухи атмас поднимать: сами небось барыги, иначе не искали бы покупателя через блат[1]1
  Баруха – женщина; бесогон – говорить неправду; алтушки – деньги; балдеть – развлекаться, наслаждаться; баки – часы; ампула – бутылка; аквариум – камера; атмас – сигнал тревоги; барыга – спекулянт; блат – знакомство, перекупка (жаргонные слова).


[Закрыть].

– Расскажи-ка еще раз, как ты с той барухой базар завел, – уже примирительно попросил Бобер.

В город Калинин к своей бабушке Вячеслава привело отнюдь не желание повидать родного человека. Просто Славка находился в данный момент на мели.

Те две сотни, что кинул Бобер, подходили к концу, наживы пока не светило, и Славка вспомнил о своей калининской бабуле. Если к ней отнестись поласковее, – а Славка умел сыграть роль любящего внука, – несколько сотен обеспечено.

В Калинине его ждал неприятный сюрприз: бабуля угодила в больницу. Пришлось навестить ее там, да еще на передачку истратиться. Не заводить же сразу разговор о деньгах, надо выждать, и Славка застрял в городе. Жить одному в пустой комнате не захотелось, и он поселился в гостинице «Колос». Через дорогу – ресторан «Теремок», где он столовался.

Вечером, сидя в одиночестве за столиком и растягивая стограммовую рюмку коньяка, Славка увидел входившую в ресторан девушку. По тому, как она отчужденно-деловито искала глазами свободное место, Славка определил: приезжая, зашла просто поесть. И потерял к ней интерес. Поднял он на нее глаза только тогда, когда она, пройдя половину зала, робко приблизилась к его столику, спросила: «Простите, не занято?» Славка небрежно кивнул. Он вприщур оглядел соседку: простушка, не на чем глаз остановить.

– Приезжая? – спросил, лишь бы что-то спросить.

– Да, на несколько дней, – охотно ответила девушка. – На экскурсии, нас здесь из Пскова несколько человек.

– Псков… – задумчиво проговорил Славка и откинулся на спинку стула. – Древний русский город, купеческие палаты, церквушки, иконы старого письма… – Славка знал, что он красив. Когда же напускал на себя рассеянно-меланхолическую истому, его благородный лик, окаймленный густой темно-русой шевелюрой и аккуратной бородкой, был вообще неотразим. И сейчас он чувствовал на себе заинтересованный взгляд соседки.

– Обожаю древнюю историю и все, что связано с ней, – продолжал Славка. – В меру своих сил и скромных возможностей скупаю древние книги, иконы. И еще собираю самовары всех веков и видов. Не поверите, – он улыбнулся, – вся моя московская трехкомнатная квартира завалена самоварами, заграничные гости валом валят полюбоваться. – Славка врал напропалую.

Девушка, отложив вилку, зачарованно слушала дальнейший рассказ своего сотрапезника о тех антикварных вещах, которым за их уникальность цены нет и которые прошли через его руки.

– Моя подружка в Пскове тоже имеет любопытные вещицы, – неожиданно сказала девушка. – Старинная, очень древняя икона, золотые часы «Павел Буре» и хрустальная ваза из самого что ни на есть царского дворца.

Славка вида не подал, что заинтересован сказанным соседкой, а внутри у него все напряглось: неужто эта встреча сулит нечто большее, нежели мимолетное знакомство?

В зале заиграл оркестр. Славка поднялся из-за стола, протянул девушке руку. Та мило улыбнулась, подошла к нему, и они закружились в танце. Уже танцуя, наконец познакомились. Девушка развеселилась, доверчиво льнула к партнеру, говорила о чем-то своем. Славка рассеянно улыбался, слушал вполуха. «Только бы выведать все и не спугнуть», – билась одна и та же мысль. На последнюю десятку он заказал вина, шоколад, угостил девушку. В конце вечера в очередном танце шепнул: «Может быть, заглянем ко мне, я один в номере, недалеко – через дорогу». Девушка вежливо, но твердо отказалась. Тогда очень осторожно, словно вспомнив их разговор за столом только сейчас, Славка спросил: не думает ли ее подружка сбыть за приличные деньги свой антиквариат?

– Очень даже может быть, – ответила девушка. – Я поговорю с ней.

Расставаясь со Славкой, она дала ему свой псковский адрес, служебный телефон…

– Наследил ты, кореш, – мрачно заключил Бобер, выслушав рассказ. – Ну кто ж из нашего брата первой встречной барухе открывается? Зачем звал ее к себе в гостиницу, своим именем назвался? В гостинице был прописан? Усвой на будущее: десятку – коридорной и спи себе без милицейских снов.

– Фамилию-то я ей свою не называл, – неуверенно заявил Славка, сам невольно заражаясь опасениями Бобра.

– Эх ты, сосунок, фамилией, вишь, своей не назвался. А ментам и не нужна твоя фамилия, они больше по кличкам да приметам вынюхивают, нашего брата ищут.

– Но упустить такое барахлишко… кусков пять будем иметь за него, не меньше…

– Ладно, чего уж теперь, – уже спокойно протянул Бобер. – Операцию «Павел Буре» раз начали, будем и кончать.

В то мартовское утро у Ларисы Дубок было приподнятое настроение. На обходе заведующий отделением похвалили ее за стерильную чистоту в палатах, за соблюдение пациентами больничного режима. Ее двое подопечных – оба после тяжелых операций – захотели есть, а это – верный признак, что дело пошло на поправку. Все испортил телефонный звонок. Позвонила на сестринский пост ее знакомая Нина Чащина.

– Ларик, привет! – раздался в трубке ее голос. – Как самочувствие, гражданка «миллионерша»? Радуйся, рыбонька: прибыл покупатель на твои сокровища!

Неделю назад Нина вернулась из Калинина и рассказала ей, что познакомилась там с интересным молодым человеком. Он несказанно богат, скупает антиквариат, готов купить и Ларисины вещички.

– Зачем ты первому встречному об этом? Кто тебя просил? – взорвалась тогда Лариса.

– Да ты что, сама же говорила как-то, что хочешь повыгоднее продать, – обиделась Нина. – И человек этот очень интеллигентный, порядочный.

Лариса смутилась: действительно, был между ними разговор о продаже. Нина успокоила ее: может быть, только пообещал и ехать не собирается.

И вот этот звонок.

– Покупатель что надо, – продолжала тараторить в трубку Нина. – Богатый – за ценой не постоит. Короче: отпрашивайся с работы, собирай свои сокровища и жди, мы к тебе через часок заедем.

Лариса медленно подошла к шкафу, открыла дверцу. Вот они – ее сокровища! Она осторожно взяла в руки тяжелую хрустальную вазу и невольно залюбовалась ею. Свет из окна причудливо заиграл на полированных гранях стекла, золотой окантовке, отчетливо высветил замысловатый орнамент. Работники музея, которым несколько лет назад Лариса показала вазу, откровенно восхищались работой старых мастеров, подтверждали антикварную ценность вещи, называли даже ее примерную стоимость – весьма значительную. Ларисина бабушка рассказывала, что ваза находилась в наборе царской столовой, в семнадцатом году была куплена с рук за 500 рублей – деньги по тем временам немалые.

Лариса вытащила вторую вещь: массивные карманные часы с тремя крышками, на одной из которых имелась четкая гравировка: «Поставщик двора Его Императорского Величества Павел Буре». Часы очень древние, а отсчитывали время так, будто только вчера первый раз завел их мастер. Одного только чистого золота в корпусе – 80 граммов. Эту вещь она еще никому, кроме Нины, не показывала. Лариса почувствовала на своей ладони тяжесть часов. «Пусть тебе все это – на долгую память обо мне», – вспомнились слова бабушки. От мысли о предстоящем расставании с дорогими вещами защемило сердце. Но тут же пришли на память слова подруги: «Хороший покупатель… За ценой не постоит!»

Быстро сложив в хозяйственную сумку вазу, часы и икону, Лариса вышла из дома. К подъезду лихо подкатило такси. Из машины резво выскочил молодой мужчина в модной куртке, простоволосый, отвесил Ларисе полупоклон.

– Счастлив с вами познакомиться, Лариса Петровна, – белозубо улыбнулся мужчина. – Называйте меня просто Славиком, – представился он.

«А верно ведь сказала Нина: обходительный, культурный», – отметила про себя Лариса, невольно попадая под обаяние нового знакомого. Увидев через окно такси улыбающееся лицо Нины, Лариса подсела к ней на заднее сиденье. Славик, предупредительно закрыв за Ларисой дверцу, сел рядом с шофером. Нина тронула Ларису за рукав, кивнула на Славика: ну как? Лариса улыбнулась одними глазами: «Начало хорошее». Славик ей решительно понравился.

Но куда они едут? Словно прочитав ее мысли, Славик перегнулся через спинку сиденья, доверительно зашептал:

– Тут у вас в Пскове есть великий знаток старинных вещей. Покажем ему наш антиквариат: его авторитетное слово будет окончательным.

И то, что покупатель не накинулся сразу на ее вещи, не стал их лапать и бесцеремонно разглядывать, и то, что он решил вместе с нею услышать авторитетное мнение специалиста, – все это еще больше располагало к мужчине, укрепляло к нему доверие. Такси остановилось у многоэтажного здания территориального строительного управления на Горной улице. Славик так же стремительно выскочил из машины, открыл дверцу, помог выйти Ларисе и Нине.

– Ну, я пойду, мне на работу, вы уж тут сами, – заторопилась Нина, прощаясь с Ларисой и лучезарно улыбаясь Славику.

Лариса, держа в руке сумку со своими сокровищами, несколько нерешительно последовала за своим спутником к зданию управления. Видимо, снова почувствовав неуверенность Ларисы, Славик наклонился к ней и зашептал:

– Удивлены, что я привез вас сюда, а не в музей? Но ведь, согласитесь, нашу с вами предстоящую сделку афишировать нежелательно. А здесь работает замечательный знаток старины. Мне и свою одну вещицу надо ему показать.

Они поднялись на третий этаж, Славик подвел Ларису к коридорному окну, поставил на подоконник свой «дипломат», улыбнулся.

– Присмотрите, пожалуйста, за моим имуществом, – указал на «дипломат». – Там большие деньги и ценности. Сейчас я приведу эксперта. – И быстро двинулся по длинному коридору. Дойдя до его конца, завернул за угол.

Лариса поставила сумку рядом с «дипломатом», прислонилась к подоконнику.

Через несколько минут Славик вернулся вместе с мужчиной, старше его по возрасту, плотного телосложения, одетым в безукоризненно сидящий на нем костюм. Почти половину его лица закрывали темные очки. Еще издали Лариса услышала их громкий разговор.

– Рад, очень рад тебя видеть, Славик, – улыбаясь говорил мужчина. – Так ты в Псков на своей тачке?

– Не рискнул – гололед, на поезде приехал, – ответил Славик.

В двух шагах от Ларисы мужчины остановились и, не обращая на нее внимания, продолжали оживленно беседовать.

– Какими же судьбами в наш древний град занесло? – спросил мужчина.

– Все та же неуемная страсть влечет своего жалкого раба в дальние странствия, – театрально развел руками Славик и скромно потупился.

– A-а, понимаю, понимаю, – положив Славику на плечо руку, улыбнулся мужчина, – что-нибудь наглядел для своей коллекции?

– Да вот тут, – Славик подошел к окну, легонько отстранил Ларису, открыл «дипломат» и, вытащив оттуда маленькую – в ладонь – иконку, протянул ее мужчине. – Да, кстати, – спохватился Славик, – познакомьтесь: Лариса Петровна – Генрих Осипович Зуев, непревзойденный ценитель и знаток антиквариата.

– Ну-ну, Славик, ты уж слишком о моей скромной персоне, – развел руками Зуев, кланяясь Ларисе. – В пределах своих познаний готов помочь. Ну-ка, ну-ка, посмотрим. – Он стал пристально разглядывать иконку, зачем-то колупнул ногтем оправу, послюнявил палец и потер им заднюю стенку оклада. Возвращая иконку Славику, завистливо вздохнул:

– Везет тебе, Славик, бесценная вещица. Сколько просят за икону?

– Три куск… ой, простите, три тысячи запросили.

– Ну что ж, вещь того стоит, – задумчиво протянул Зуев.

– Генрих Осипович, не посмотрите ли у Ларисы Петровны вещицы? – пряча иконку в «дипломат», попросил Славик.

– Рад буду услужить. Конечно, в пределах моих скромных познаний. – Зуев уставился на Ларису темными кругами очков.

Лариса стала торопливо открывать замок сумки.

– Только не здесь, – с легкой укоризной в голосе остановил Ларису Зуев. – Тут же постоянно ходят люди, сами понимаете: нездоровое любопытство и тому подобное. Давайте поступим так… – Секунду-две Зуев раздумывал. – Вы, уважаемая Лариса Петровна, побудьте минут десяток здесь, а мы со Славиком зайдем в мой кабинет и осмотрим ваши вещи и, кстати, покажем их моему коллеге, тоже опытному антиквару. И тогда уж не обессудьте: приговор наш будет окончательным и не подлежащим обжалованию, – заразительно рассмеялся своей шутке Зуев и добавил: – А может быть, вы боитесь, что мы удерем с вашими вещами, ну, скажем, на парашюте с третьего этажа, а?

– Ну что вы, что вы… – засмущалась Лариса. – Ради бога, пожалуйста.

Забрав у нее сумку, Зуев и Славик ушли за поворот коридора.

«Какие хорошие люди! – подумала Лариса. – И какие авторитетные: кто-то ведь доверил Славику вещь за три тысячи рублей». Зуев ей понравился особенно, хотя из-за темных очков она так и не смогла рассмотреть его лица. «И, боже мой, сколько, оказывается, у нас в Пскове знатоков антиквариата, а я и не знала…»

Мимо Ларисы по коридору сновали какие-то занятые люди с бумагами в руках, из-за дверей кабинетов доносилась дробь пишущих машинок.

«И такие крупные специалисты – знатоки старины, работают здесь рядовыми служащими, – продолжала размышлять Лариса. – Интересно, сколько же предложит мне Славик? Уж если за такую махонькую иконку – три тысячи, то меньше чем за пять тысяч я свою икону не отдам. А за часы, вазу?» Лариса взглянула на наручные часы. Прошло уже десять минут. «Видимо, спорят о достоинствах и ценности вещей», – решила она. «Почему же они так долго?» – спустя еще десять минут подумала Лариса. Смутное чувство тревоги стало заползать ей в душу. «Нет-нет! – гнала она вкравшееся подозрение. – Быть того не может: такие представительные дядечки. И к тому же они – в кабинете. Зуев вышел в одном костюме. „С парашютом, что ли, с третьего этажа?“ – вспоминала она шутку Зуева. Да вот же и „дипломат“ свой с деньгами и иконой Славик оставил на мое попечение. – Лариса обернулась и увидела… пустой подоконник! „Когда же успел забрать, почему я не видела?“» – чуть не закричала Лариса, и ноги сами понесли ее в конец коридора. За поворотом начинался другой, маленький коридор, никаких кабинетов здесь не было и в помине, коридор обрывался лестничной площадкой. Еще не осознав весь ужас случившегося, Лариса стремглав сбежала по этой лестнице вниз и очутилась у главного входа, через который полчаса назад она вошла со Славиком.