Текст книги "«Пророк» оставляет следы"
Автор книги: Игорь Фесенко
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
5
Павел открыл глаза и тут же закрыл их. Яркие солнечные лучи врывались в щель между неплотно прикрытыми шторами. Отодвинулся к стене, огляделся. Комната небольшая, хороший спальный гарнитур, пол покрыт неярким ковром. «Семен Тимофеевич неплохо живет, – подумал Павел, – получше моего московского полотера». Взглянул на часы: уже десять. Подвернув рукава пижамы, открыл дверь в столовую, тоже залитую солнечным светом, направился в ванную.
– Наконец-то, – услышал он оттуда голос, – а я думал, ты никогда не проснешься. – Набрав в пригоршню одеколон, Яценко растирал щеки. – Брейся, мойся, а я поставлю чайник. Так вот теперь и поговорим, – отхлебывая из чашки горячий кофе, сказал за завтраком Яценко. – Что будем делать? Тень прошлого догнала меня, и я ждал этой минуты. И ждал, между прочим, сигналов прежде всего от твоего отца, Павел.
– Отец очень дорожил вашей безопасностью. И если бы не мой визит сюда, никому бы вас не отдал. Это его слова.
– Спасибо, Павлуша. А кого ты представляешь?
– «Славянскую миссию».
– Ведет борьбу за религиозные свободы граждан России. Так? – улыбнулся Яценко. – Знаю такую организацию. – Чем же я могу быть полезен твоей «миссии»?
– Тут все отработано. Есть даже инструкция-вопросник. – Павел достал из портфеля несколько листков бумаги. – Вот.
Яценко надел очки, вслух прочел: «Возлюбленный брат наш по Евангелию, мир дому твоему…»
– Многообещающее обращение. Ну-ну! – Он молча углубился в чтение.
Павел тем временем выложил на стол две библии, несколько номеров журнала «Свет на Востоке», пачку листовок величиной с игральные карты.
– Братья твои по Евангелию просят, значит, помощи? – Яценко отложил инструкцию и снял очки. – Значит, хочешь бороться с сатанинской властью, то бишь с Советской властью, – собирай и посылай им фактическую информацию. Они обработают и передадут в эфир или опубликуют в этом журнале. Так?
– Так, Семен Тимофеевич.
– Только ведь им не та информация нужна, что в газетах печатается? Собирать нужно все, что может хлестануть по здешним порядкам. Такие сведения на дороге не валяются.
– Сведения не обязательно должны быть правдивы, но правдоподобны, и этого больше чем достаточно. Информацию нужно отправлять в Швецию, Финляндию, Норвегию. Есть для этого подставные адреса. Лучше, когда сообщения исходят от имени разных людей. Но инициалы отправителя должны быть всегда одни для учета вашей работы в центре. Вам придумывать адреса несложно: ведь есть адреса больных?
– Есть, Павлик, есть. А ты мне все это говоришь, словно уже даешь указание. Даже согласия не спрашиваешь.
– Я был уверен после рекомендации отца…
– Ну хорошо, если уверен. Тогда давай дальше.
– Вы будете получать от меня тексты, размножать и распространять их в городе, в его окрестностях. – Павел вынул из портфеля небольшую коробку. – Вот. Портативный печатный станок. Детская игрушка. Теперь посмотрим, что с ее помощью можно делать.
Он достал миниатюрную кассу с крохотными литерами, верстатку. Открыл «Евангелие», набрал несколько строк. Укрепил набор в рамку. Установил ее в гнезде на дне ящичка, цилиндрическим каучуковым валиком накатал на набор краску, затем вставил в пазы на боковых стенках ящика другой валик, побольше и потолще, подсунул под него краешек чистого листка. Крутанул ручку. Извлек отпечатанный текст и протянул его Яценко.
– Превосходно! – не скрыл восхищения Яценко. – Какая милая крошка! Чисто, красиво, как из образцовой типографии.
– А главное, куда проще, чем доставлять литературу через границу. Тексты можно брать из радиопередач. Об этом я еще расскажу. А что касается тайнописи для корреспонденции – еще проще. – Павел, словно фокусник, продолжал потрошить свой чудо-портфель. Вынул флакон-пульверизатор. – Вот, с виду советский одеколон «В полет». Обрабатываете его содержимым лист обыкновенной писчей бумаги, даете ей просохнуть, затем, используя как копирку, пишете сообщение. После по написанному идет любой безобидный текст. Оставлю вам пока пару флаконов. Будем считать, что на первое время я вас вооружил.
Яценко забрал мини-типографию, флаконы и спрятал в сервант.
– Потом переложу. Есть тайничок… А сейчас мне пора на работу. Субботний прием. Это ненадолго.
И он ушел.
Встретились они за поздним ужином. Яценко запоздал, и Павлу пришлось его ждать.
– Произошла со мной прелюбопытная история, – стал он объяснять свою задержку. – После дежурства пришлось подскочить к пациенту. Это недалеко, но за городом. Уезжал, уже стемнело. Так вот на подъезде к городской черте меня обогнал на приличной скорости «Москвич», а ему наперерез с боковой тропинки выехал велосипедист. Водитель «Москвича» вывернуть не успел и основательно зацепил того велосипедиста. Но не остановился, а прибавил скорость. Скрылся, одним словом. Я – к пострадавшему, тот без сознания. Кругом ни души. Положил его в машину и отвез в больницу. Потом с оперативной группой милиции выехал на место происшествия. Вот время и ушло. Когда же с меня снимали свидетельские показания, я себя вовремя остановил. Постой, думаю, не спеши! И ответил, как сбит, а кем – не видел. К слову сказать, велосипедист этот был изрядно пьян.
Павел с интересом слушал, начиная понимать замысел Семена Тимофеевича.
– Я прекрасно все видел и запомнил номер машины. И точное время происшествия. А если смотреть вперед… – Яценко улыбнулся. – Вряд ли наши пинкертоны найдут виновника. Вот тогда наступит наша очередь. Есть возможность найти хозяина «Москвича». Ведь он же трус. А почему бы труса нам не загнать в угол? А? – Яценко замолчал. – Ты спрашивал, есть ли у меня люди, которых можно привлечь к работе?
Есть, Павлик. Есть такие, кто у меня на прочном крючке. Зацепил и держу. И держу в страхе. В любой момент могу прижать. И попросить… И приказать, если хочешь. Сделают со страху все. Только не растрачивал я эти свои «кадры». Все ждал – понадобятся. Так вот и теперь в нашу паутину можно мушку словить.
Слушая эту тираду, Павел все больше проникался уважением к Яценко, восхищаясь в то же время умением отца определять верных людей, на которых можно не только положиться, но и ждать решительных действий.
Воскресенье пролетело незаметно. Яценко лишь ненадолго отлучался в больницу к своей Лизе. После обеда Семен Тимофеевич показал Павлу газету:
– Смотри четвертую страницу. ГАИ наше пишет о месячнике за безопасность движения и указывает на это происшествие: «На загородном шоссе сбит неизвестной машиной гражданин В. В. Смирнов. Доставленный в больницу, он, не приходя в сознание, скончался». Далее речь идет о нескольких дорожных безобразиях. Но не в этом дело. Рыбка плывет к нам в руки не простая – золотая. Вот что я установил. Мигунко Борис Карпович. Адрес: улица Ясенева, тридцать один, квартира сто тринадцать, – в голосе Семена Тимофеевича Павел уловил торжествующие нотки, – служащий закрытого предприятия. Рабочий день у них начинается рано. Думаю, если поедем часам к шести вечера, то как раз застанем дома нашего Борю.
6
Дом и подъезд они нашли сразу.
– Кажется, мы у цели. – Яценко надавил пуговку звонка.
Дверь открылась столь стремительно, словно их прихода ждали. На пороге стоял грузный неопрятный мужчина лет сорока.
– Гражданин Мигунко Борис Карпович? – спросил Яценко.
– Да.
– Мы к вам. – Яценко властным движением руки отстранил его и вошел в переднюю. Павел – за ним. – Где без помех можно поговорить? – потирая руки, спросил Яценко.
– Вот, пожалуйста, – засуетился Мигунко. – Проходите. Я вообще-то один. Семья на даче.
– Нуте-с, голубчик, я вижу газету на столе, раскрытую как раз там, где речь идет о пострадавшем Смирнове В. В. Так что знаете – Василий Васильевич умер.
Глаза Мигунко лихорадочно заблестели, лоб покрылся испариной, губы мертвенно побелели.
– Крепитесь, голубчик. Вы же мужчина, черт возьми! Что вы трясетесь, словно в лихорадке? Помните «Жигули», которые обошли перед тем, как сбить Смирнова?
– Да.
– Вот почему мы здесь. Вас засекли. А теперь к делу. Вас ни для кого нет. К телефону не подходите, Садитесь к столу. Придется много писать.
Мигунко беспрекословно выполнил приказание.
– Пишите. «Прокурору города Приднепровска». Написали? Хорошо. От Мигунко Бориса Карповича. Заявление. А дальше сами. Все, как было, с подробным описанием, как, сбив Смирнова, выключив фары, вы скрылись, пытаясь уйти от уголовной ответственности.
Поминутно вытирая лоб платком, Мигунко торопливо писал. Яценко ходил по комнате, курил. Павел рассматривал библиотеку хозяина, более чем на половину состоявшую из технической литературы. Потом подошел к Мигунко, дотронулся до плеча:
– Курите?
Тот кивнул, взял сигарету, жадно втянул в себя дым.
– Написали?
– Да.
Прочитав бумагу, Павел резюмировал:
– Все верно. Теперь напишите подробно биографию, укажите близких родственников, чем они занимаются.
– Я оформляюсь на другое предприятие. У меня есть заполненные анкеты. Если подойдут…
– Несите, посмотрим.
Как-то боком Борис Карпович подошел к письменному столу. Задергал ящики. Наконец, нашел анкету и протянул Яценко. Тот прочел, передал Павлу.
– Да перестаньте же трястись! Садитесь! Пишите! Чем конкретно занимается ваше предприятие. И детально. И чем занимаетесь вы лично. Может быть, удастся смягчить наказание. Понятно?
– А зачем вам моя работа? То есть… Если так нужно… – забормотал Мигунко, торопливо хватая ручку.
Павел читал написанные листы и передавал Яценко.
– Все, – вздохнул Мигунко. – Все что можно я тут указал.
– Подпишите, поставьте дату, – распорядился Павел и вдруг неожиданно для Яценко спросил хозяина дома: – У вас найдется водка или коньяк?
На лице Мигунко засветилась слабая улыбка надежды. Он бросился на кухню и через минуту внес на подносе бутылку коньяку и блюдце с нарезанными ломтиками лимона.
– Прошу.
– Наливайте, – распорядился Павел.
Стараясь унять дрожь руки, Мигунко наполнил рюмки. Все вылили. Мигунко поспешно поставил рюмку. Преданными глазами собаки посмотрел на Павла.
– Выпейте еще. Быстро! – скомандовал тот. Мигунко выпил.
– Ну вот, коньяк придаст вам бодрости, и мы продолжим разговор. Правда, в несколько ином плане. У меня в руках два документа, написанных вами. Видите?
– Конечно. Я их подписал.
Коньяк действовал на Мигунко благотворно. Лицо порозовело. Пропала дрожь в голосе.
– Уясните себе степень их важности. За каждую бумажку, я не говорю о их совокупности, если они попадут в нужные руки, вам грозит самое малое – пятнадцать лет тюрьмы.
– Так вы же сами потребовали… Говорили о возможном снисхождении… Объясните, товарищи! – Мигунко смотрел то на Павла, то на Яценко. – Я ничего не понимаю!
– Сейчас поймете. – Павел закурил, кинул пачку Мигунко. – Мы вам не товарищи. Мы теперь ваши хозяева. Да, да! А вы агент иностранной разведки. Начинающий…
– Что?! – Мигунко побледнел.
– Уяснили? Все просто. Бумага о вашей деятельности и деятельности предприятия – ваше… первое… донесение, – Павел умышленно затянул паузу. – Естественно, – голос его стал вкрадчивым, – о вашем двойном преступлении знать никто и ничего не будет… До тех пор, пока вы будете благоразумны.
Мигунко вытаращил глаза и, словно вытащенная на берег рыба, жадно хватал раскрытым ртом воздух.
– Это какой-то кошмар. Вы же из милиции? Зачем так разыгрывать…
– Ничего страшного не произошло, Борис Карпович. Если у вас хватит ума, то и дальше все будет хорошо. Понятно? Быстренько беритесь опять за перо и пишите: «Я, Мигунко Борис Карпович, находясь в здравом уме и твердой памяти, даю настоящую подписку в том, что обязуюсь сотрудничать…» Пишите, пишите.
Когда Мигунко написал все, что диктовал ему Павел, тот распорядился:
– В конце добавьте: «подписывать донесения буду кличкой «Лихач». Это чтобы каждый раз вы помнили о возможном возмездии и о том, что надо ездить осторожнее.
Аккуратно сложив документы, Павел спрятал их в карман и тут же отсчитал из пачки десять бумажек достоинством в пятьдесят рублей. Улыбнулся:
– Это вам на покупку новых крыла и бампера. Расписки не надо. Следующая встреча состоится через десять дней. Получите конкретное задание. Вот этот… товарищ, – он обернулся к Яценко. – Договоритесь, где вам будет удобнее встретиться с Борисом Карповичем.
– В восемнадцать тридцать в парке отдыха на веранде клуба шахматистов, – сказал Яценко. – Я буду сидеть отдельно в левом углу. Он всегда свободен. Звать меня будете Анатолий Петрович.
– Хорошо, – хрипло отозвался Мигунко.
– А пока прощайте. – Павел направился в переднюю. – Не будьте нюней. Все для вас кончилось благополучно. Только не вздумайте «шутить». Иначе вам – крышка.
7
Вернувшись домой, Яценко решительно подошел к шкафу и вытащил бутылку коньяку:
– Не будем, Паша, менять напиток, а? Коньячок у нашего «Лихача» был, правда, маркой повыше, но и службу сослужил. Здорово ты его скрутил. Хватка у тебя. Репетировали с тобой одно, а ты вдруг в конце повернул так, что даже я удивился. Школа!
Яценко достал закуску и вслед за Павлом стал перечитывать добытые бумаги. Когда кончил читать, спросил:
– Так куда же мы толкнем нашего «Лихача»? Тут я, знаешь ли, запутался, дружок. На кого будет работать? Добывать сведения о том, что на предприятиях делают, или же распространять эти святые писания?
– «Лихача», может быть, сразу сильно загружать не стоит, – сказал Павел. – Нужно проверить сначала, крепко ли он на крючке сел? И уж тогда… А деньги он, между прочим, взял. Значит, не только трусости, но и алчности в нем хватает.
– Значит, «Свет» через него и листовочки распространять пока не будем? – спросил Яценко.
– Пусть на производстве своем покопается.
– Стало быть, это уже для других хозяев поработаем, А литературу кому подбросить?
– Может быть, тем, кого вы раньше изловили.
– Можно, – сказал Яценко. – Ну, махнем за успех!
Глава VIII
1
Несколько раз Павел пытался дозвониться Божкову и на работу, и на квартиру. Но никто не отвечал. Не принесло успеха и наблюдение за домом Божкова. Тот не появлялся. Павел не на шутку встревожился. Лишь на третий день женский голос из дома ответил, что он в отпуске.
– Куда-нибудь уехал? В санаторий? На юг? – поинтересовался он.
– Нет, нет, он на даче под Москвой в Катуарах. Вернется недели через две.
– Не подскажете, как его найти и можно ли навестить? Это один из его студенческих друзей Сафонов, – назвал он первую пришедшую на ум фамилию.
Женщина, не выразив сомнений, продиктовала адрес.
– Спасибо. – Павел сердито повесил трубку: «Я ему покажу отпуск. Мог бы и предупредить. А если ему несли почту? Впрочем… Ее должны передавать только в его руки».
Вечером Павел составил для Брауна подробное донесение о вербовке Мигунко. Приложил к сообщению его подписку и справку о работе предприятия. Отдельно изложил свои опасения по поводу Божкова, о том, что тот по-прежнему пребывает в нервном и удрученном состоянии. Может наделать глупостей. Тщательно уложил все это в особый пакет, который, не повредив, могло вскрыть только то лицо, кому он был адресован, и передал почту Кисляку для отправки по своим каналам. Спросил о Тите Игнатьевиче.
– Как же, заходил сосед дорогой, – сказал Кисляк. – И про вас спрашивал. Пришлось сказать как есть: мол, устраивается работать, поехал в первую командировку. А где жить будет, неизвестно. Поехал Тит на дачу, да видать, ненадолго. Он все каких-то своих фронтовых друзей поджидает. Вот и торчит в Москве.
– Ну и хорошо, что уехал. Спокойнее без этого гроссмейстера-общественника. Да, Вадим Петрович, вы не подумали о тайничке? У меня тут кое-что скопилось, открыто держать в квартире вашей небезопасно.
– Подумал, подумал. Тут чердачок есть в подъезде. У меня ключ подходит. Местечко там приглядел. Если хотите, сейчас снесу. Никому и в голову не придет искать…
Павел уложил в картонную коробку из-под ботинок несколько пакетов, переданных ему ранее Божковым, связал шпагатом.
– Вот припрячьте пока…
2
– Если к завтраку не вернусь, не ждите, – сказал Божков женщине, возившейся на грядке.
Юрьев хорошо слышал слова Божкова, стоя за стволом дерева у забора. Потом увидел и самого Божкова в ярком оранжевом спортивном костюме и белых кедах. Тот зашагал по тропинке к лесной опушке.
Юрьев дождался, пока Божков скрылся за кустарником, и пошел следом. Скоро он увидел в редколесье мелькающее оранжевое пятно. «Пусть зайдет поглубже, там и поговорим», – решил Павел.
Оглядываясь, Павел с удовольствием отметил, что поблизости никого нет, кроме ребятишек, играющих на полянке в футбол. Божков неожиданно свернул к ним. А когда к нему подкатился мяч, ловко ударил по нему и сразу забил гол растерявшемуся маленькому вратарю.
– Дядь, не надо. Мы сами…
– Извините, «Яшин», так уж получилось, – сказал Божков и быстро пошел по тропинке на просеку.
Павел прибавил шагу и тут же наткнулся на двух мальчишек с сигаретами во рту.
– Дяденька, дай прикурить, – попросил один из них.
– Мал еще. Вот скажу отцу.
– А вы его и не знаете, моего отца, – смело ответил мальчик. – Да и вас я тут первый раз вижу, – однако сигарету убрал в рукав.
В это время Павел увидел, что Божков побежал, и ему ничего не оставалось, как поступить так же.
– Тоже мне, усатик-полосатик, – крикнул вслед ему мальчик. И оба весело рассмеялись.
Божков бежал добрый километр, то убыстряя, то замедляя движение. Наконец, перешел на шаг. Потом остановился и начал делать гимнастику.
– Здравствуйте, Андрей, – вышел из кустов Юрьев.
– Здравствуйте, Павел, – неожиданно спокойно, тоном, не предвещавшим мирной беседы, ответил Божков. – Вы зря меня искали. Честно говоря, я потихоньку прихожу в себя. И наши встречи пора кончать, если не хотите неприятностей.
– Неприятности могут быть прежде всего у вас, Андрей, – криво улыбнулся Юрьев. – И не надейтесь, что мы вас отпустим подобру-поздорову.
– Вы рассчитывали, что я так и буду жить в вечном страхе? Это же не жизнь.
«Нельзя отдавать инициативу», – решил Юрьев и нарочито грубо сказал:
– Какого черта вы ушли в отпуск, не предупредив меня? Такого своеволия мы не потерпим.
– Плевал я на вас, – отрубил Божков.
– У вас прорезался голос. А ведь там, на улице Королевы Генриэтты, вы были куда покладистее и благоразумнее. Вас спасли от петли, мальчик. Есть у меня с собой одна интересная магнитофонная запись. Прихватил так, на всякий случай. Если ее прослушают заинтересованные органы на площади с памятником…
– Скажите, – неожиданно спросил Божков, – вас случайно не знакомили со статьей 64 нашего уголовного кодекса? В ней, между прочим, говорится: «Не подлежит уголовной ответственности гражданин СССР, завербованный иностранной разведкой для проведения враждебной деятельности против СССР, если он во исполнение полученного преступного задания никаких действий не совершал и добровольно заявил органам власти о своей связи с иностранной разведкой». Я эту статью, как видите, выучил наизусть и если я к тому же приведу вас с собой, думаю, все это учтут и наказание, которое я, бесспорно, заслуживаю, будет не столь суровым. Вы меня поняли?..
«Что это, действительно серьезно или попытка напугать меня?» – подумал Юрьев.
– Не надо торопиться, Андрей, – снова взяв миролюбивый тон, сказал он. – Давайте сядем и поговорим. В конце концов вы можете игнорировать наши не столь уж большие просьбы. Все, что вы сделали, это, конечно, мелочь. И все же мне кажется, Андрей, вы утратили благоразумие. Может быть, вот это образумит вас. – Юрьев полез в боковой карман и вынул пачку сигарет. – Слушайте. – Он нажал какую-то кнопку. Раздался голос:
«Я, Божков Андрей, обязуюсь во искупление своей вины за убийство предоставлять любую требуемую от меня информацию и выполнять все даваемые мне задания и в доказательство сего сообщаю…»
Юрьев выключил магнитофон.
– Ну как?
Божков почувствовал, как этот его и в то же время не его голос парализовал снова его волю и разум. «Нет! Не поддаваться!..» Одним движением он вскочил. В тот же миг его собеседник пружинисто поднялся с земли и одновременно с ним оказался на ногах. Божков готов уже был броситься на него.
– Постойте, это еще не все. – Он держал в руках раскрытый бумажник. Будничность тона обезоруживающе подействовала на Андрея.
– Что еще?
– Фотография, смотрите! – Юрьев поднес бумажник к лицу Божкова. Изнутри выстрелила тонкая упругая струйка какой-то жидкости.
«Мементо мори»[19], – пробормотал Юрьев, отскакивая в сторону. Божков медленно осел на землю. Убрав бумажник, Павел огляделся: вокруг никого, ничто не нарушало лесного покоя, пронизанного теплыми солнечными лучами, лишь где-то вдали звучали детские голоса и слышались гулкие удары по мячу. Закурил сигарету. Несколько раз глубоко затянулся, стараясь успокоиться. Нагнулся над Божковым. «Тут ему лежать не годится, – подумал Юрьев, – рядом тропинка – быстро заметят». Бросил в кусты окурок, подхватил труп под руки и потащил в густой молодой ельник. Прислонил спиной к стволу дерева. Картина получалась такая, будто человек присел отдохнуть и задремал. Расправил ногой примятую траву в том месте, где тащил Божкова, и неторопливо зашагал по просеке в сторону, противоположную той, откуда они сюда пришли.
«Никогда не забывайте, что на другом конце нити вы, а следовательно, ваша безопасность», – всплыла в памяти фраза, сказанная Брауном перед отправкой в Россию. – Я правильно поступил. Такую нить лучше всего вовремя оборвать».
3
– Ты знаешь, Мод, наверное, этот московский гость, которого я в глаза не видывал, подложил мне свинью. Попов подсунул мне залежалый товар, а я, выходит, в свою очередь, им. Этот Кисляк, предоставивший нам ключик от «гробницы», оказывается, уже был использован попами.
– Попами? При чем тут попы?..
– Ну не в полном смысле, конечно. Вернее сказать, представителями некой «Славянской миссии», есть такая религиозная организация. И вот эти ее проповедники, оказывается, использовали Кисляка для распространения их литературы. А мне теперь приказано все это перепроверить. И придется встречаться с этим «Купцом», а это опасно: чуть что – и персона нон грата.
– Тут вам сразу два привета, – встретил Кисляк своего жильца. – Один от Антона Васильевича. Он редко что мне оставляет. А вот для вас передал цидулю. А еще вам привет от Тита Игнатьевича. Заходил, про вас спрашивал: как, мол, Павлик, в командировку съездил, будет ли тут проживать, прописал ли я вас?..
– Вот еще навязался на мою душу, – попытался улыбнуться Юрьев, однако понял, что Кисляк заметил его волнение и чем-то взволнован сам.
– Я, знаете ли, тут на днях должен с Антоном Васильевичем встретиться, а это я не очень люблю, – сказал Кисляк.
Павел взял маленькую, сложенную, словно конфетный фантик, бумажку и прошел к себе в комнату, Появился в пижаме и долго мыл в ванной руки. А когда сели ужинать, неожиданно попросил водки.
– Чем-то вы встревожены? Девица, что ли, вас обидела?
– При чем тут девица, Вадим Петрович. И вообще о каких девицах речь?
– Да я так. Дело молодое…
Выпив вторую рюмку и закурив, Юрьев задумчиво спросил:
– У вас есть на примете какое-нибудь жилье?
– Съехать хотите? Разве что не так?
– Это будет лучше. Может быть, на время. Сосед ваш немного уймется. Скажете, мол, в общежитие переехал племянник. Работать устроился и от общежития ближе ездить. А я буду только навещать вас.
– Вот уж не знаю, что и предложить. Это быстро надо?
– Да, тянуть не стоит.
– А что, если я вас к Клаве определю?
– Это кто такая?
– Неужто забыли? Помните, я рассказывал об уборщице, прибирает тут у меня иногда. Это я сейчас ей сказал пока не приходить.
– Уж не та ли, которую ваша гостья в какую-то религиозную организацию вовлекла?
– Вот-вот. Вдовица. Молодая, с двумя детьми. Простая, скромная и тихая женщина, а теперь еще и богомольная. А с вашими, как я определил, богословскими знаниями… Если расскажете ей что-нибудь на этот счет, так лучше родной матери относиться будет. Заметьте: не болтлива. Квартира у нее так себе, в старом доме. Две комнаты. Одна небольшая. Говорила, что пустила бы жильца. Деньги нужны. Одной-то трудно с двумя детьми. Поживете пока у нее, а я, может, еще что подыщу.
Павел не стал больше ничего спрашивать. Уходя к себе в комнату, напомнил:
– Вы завтра же поговорите с этой Клавой…
4
Едва Фомин вошел в кабинет, как позвонила секретарь Михайлова:
– Зайдите, Сергей Евгеньевич. Михайлов вас несколько раз спрашивал. Сейчас вышел минут, говорит, на двадцать. Велел передать, чтобы вы сразу к нему.
Фомин засек время, достал лист бумаги и начал рисовать на нем разноцветными карандашами квадраты, заполняя их короткими записями.
Последний сигнал таинственной таксомоторной «диспетчерской» был перехвачен и записан на магнитофон. Теперь «таксист» доложил, что оставил пассажира у Парка культуры имени Горького. И полчаса подождет его. А потом, дескать, готов принять заказ.
Из парка было много выходов. И все пришлось взять под контроль. Фомину не повезло, он без толку часа полтора проторчал у арки главного входа. Но одно из наблюдений было весьма любопытным. В нем фигурировал знакомый «фольксваген» дипломата. Это уже настораживало. «Так, может быть, все-таки этот Готье?»
После тех первых сигналов движение серой машины по городу проверили. Сам Готье мало на ней ездил. Чаще за рулем была его жена. Она довозила мужа до посольства, а потом или ехала сразу домой, или останавливалась у магазинов, делая покупки. Однажды ее заметили у Донского монастыря. Поставив машину возле психоневрологического диспансера, госпожа Готье пешком проследовала в ворота кладбища, с полчаса бродила между могил и стен колумбария. Но ничего удивительного в этом не было. Простое любопытство – сюда приезжает много иностранцев. Тогда на эти сведения Фомин не обратил внимания, но теперь… Ведь Донской монастырь находился недалеко от того места, где он впервые увидел Готье и его «фольксваген».
Обо всем этом он и доложил Михайлову, поднявшись к нему в назначенный срок.
– Ну что ж, теперь мы просто обязаны проверить все, что может привязывать интересы этой супружеской пары к району монастыря, – сказал полковник. – И смотреть нужно во все глаза. – Он убрал в стол начерченную Фоминым схему и достал отпечатанную на машинке справку. – Читайте. Я ждал вас и хотел, чтобы вы этим занялись. Сейчас же.
В справке говорилось о том, что сотрудник одной из внешнеторговых организаций Андрей Божков был обнаружен мертвым в лесу на станции Катуары Савеловской железной дороги. Обстоятельства неожиданной смерти выясняются. С работы Божкова сообщили о каком-то пакете со странным содержимым, оказавшимся в сейфе покойного. В пакете обнаружили несколько номеров журнала «Свет на Востоке» на русском языке, выпущенных в ФРГ, и Евангелие. Комиссию, вскрывавшую сейф, это несколько удивило.
– Вы что-нибудь знаете о «Славянской миссии»? – спросил Михайлов, когда Фомин вернул ему справку.
– Самую малость. Читал какую-то книгу.
– Ну ничего, я, признаюсь, тоже в этом деле слаб… А сейчас отправляйтесь туда и выясните все что можно об этом Божкове. В Катуары я отправил Мишина.
– Слушаюсь.
5
Через двое суток Фомин чуть ли не наизусть знал биографию Божкова. Отзывы о нем были только положительные, более того, самые прекрасные.
Ничего, кроме того свертка, не обнаружил Фомин в сейфе Божкова. Осмотр содержимого стола тоже ничего не дал. Удивил майора только конверт, в котором лежали триста рублей и несколько визитных карточек представителей каких-то иностранных фирм. Удивило это прежде всего потому, что, уходя, отпускник не взял их с собой и даже не спрятал в сейф. На этом, собственно говоря, его исследования и кончались.
Кончились они еще и потому, что срочно позвонили от Михайлова, и совсем другие события заслонили собой все, что было связано с Божковым.
– Сегодня, через час-другой, будет арестован некий Кисляк, – сказал Михайлов. – В колумбарии того самого Донского монастыря у него ниша. Жена захоронена. В этой нише тайник…
– Готье?
– Да, представьте себе, Сергей Евгеньевич. Супруга Готье днем побывала там, открыла дверцу своим ключом и оставила букетик цветов и вот эту бумажку-фантик. Что в ней, мы еще не можем сказать. Пара каких-то условных фраз. Мы успели сделать для себя фотокопию. А бумажку ту Кисляк забрал. Идет с ней домой. Его «подберут» по дороге осторожно, без шума. А за квартирой будем наблюдать. А поскольку серый «фольксваген» ваша находка, займетесь сразу же Кисляком. Бумажка эта – веский аргумент, она будет при нем. Так что, я думаю, дальше вы сумеете правильно повести разговор. Идите к себе и готовьтесь. «Бой» ему дадите завтра. Пусть у него будет впереди ночь. Скорее всего, он проведет ее без сна. А к утру вы постарайтесь узнать все возможное об этом человеке. Анкетные данные на работе, характеристика и прочее. А дом, окружение не трогать.
Глава IX
1
На новую квартиру Юрьев отправился сразу же, как только «дядюшка» дал адрес. По дороге зашел в парикмахерскую, постригся и сбрил усы. Клава Дронова встретила его приветливо и без долгих разговоров выделила девятиметровую комнату, хоть и примитивно обставленную, но чистенькую. Юрьев не сказал, сколько будет тут жить, но заплатил за месяц вперед, причем вместо тридцати рублей, что она запросила, дал пятьдесят, да еще десятку на продукты: если, мол, захочет утром завтракать. При этом попросил, чтобы хозяйка не говорила соседям, что пустила жильца.
– Да упаси бог, – замахала рукой Клава. – Я вообще стараюсь с ними поменьше. И деток в строгости держу. Хочу вот их в деревню к родне ненадолго отправить. Так что беспокойства вам не будет.
День был воскресный, и Юрьев сразу ушел из дома. Позвонил Ольге из автомата.
– Я готов. Заехать к тебе или ждать, где прикажешь?
– Павлик, милый, я тут наготовила всякой всячины целый рюкзак.
– Тогда я примчусь за тобой на такси.
Два дня назад они договорились, если будет хороший день, вместе отправиться на канал и провести воскресенье где-нибудь в тихой бухте. Все эти дни он не мог подавить в себе чувства тревоги и забыть то, что произошло. Оборвалась такая важная для него связь для получения посылок, и он не имел пока других вариантов. Правда, Браун обещал позаботиться об этом, чтобы полностью не зависеть от Божкова. Но теперь Божкова не было, и Павел, подав сигнал, ждал. Он надеялся, что эта загородная прогулка, присутствие Ольги, которая с каждой встречей занимала все большее место в его жизни, снимут напряжение, дадут возможность забыться. Он даже поймал себя однажды на мысли, что зашел слишком далеко и что порой просто тоскует без нее. И это в его-то положении…
Он с трудом привыкал, особенно в первые дни, к тому, что в этой чужой для него стране все нужно делать самому, что далеко не все можно сделать за деньги. Он привыкал к общему среднему достатку, в котором жили люди. Разные люди. Но эти люди, некоторые из которых ворчали на бытовые неурядицы, в то же время были горячими патриотами своей страны. Удивительными оптимистами, верящими, что если не сегодня, то завтра все будет налажено. Эти люди не боялись за свою судьбу и судьбы ближних. Никто никогда не говорил о безработице, о падении курса акций. Люди верили в то, что они делали сообща. И у этих «инопланетных» людей были свои личные планы и интересы. Они ждали новые квартиры, ехали отдыхать к Черному морю и в Прибалтику.








