Текст книги "Любийца"
Автор книги: Игорь Матвеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
10
Через день я набралась смелости и поговорила по телефону с его лечащим врачом, Ильей Яковлевичем Достманом, представившись, по традиции, «двоюродной сестрой».
– А мне говорили, что у него нет близких родственников, – заметил тот. – Вроде, он жил только с отцом, но тот не так давно умер. Впрочем, это не мое дело. Здесь главное другое: теперь, когда кризис миновал, надо будет обеспечить Вячеславу постоянный уход. Не сейчас, разумеется, пока он еще в больнице, а когда мы выпишем его. Дело, конечно, пошло на поправку, но до окончательного возвращения к активной полноценной жизни еще не так близко. Вы могли бы… мм… ну, понимаете?
Я ответила, что что-нибудь придумаю.
После работы я вновь отправилась к нему.
На этот раз я была единственной посетительницей. Тот, с желтым лицом, полулежал, закрывшись «Комсомолкой»-толстушкой, а другой, к которому приходила женщина, уставившись в потолок, слушал через наушники плеер. Слава читал, судя по яркой обложке, какой-то детектив. Четвертая койка по-прежнему пустовала.
Увидев меня, он отложил книгу и улыбнулся – насколько это позволяли ему потрескавшиеся губы. И опять, как позавчера, произнес:
– Наташа…
Не знаю, возможно, я лишь хотела выдать желаемое за действительное, но мне показалось, что его щеки выглядят чуть более розовыми, чем накануне, а из глаз пропал воспаленный блеск. И еще он был выбрит. Не очень чисто, вероятно, вовсе не такой бритвой, что до тошноты рекламируют по телику, но все-таки…
Он готовился к этой встрече – встрече со мной.
Я подвинула стул, бросила взгляд на тумбочку и не обнаружила ничего, из принесенного мной в прошлый раз.
– Уже все съел?
– Половину. Остальное – в тумбочке.
– Ну, вот, а я тут тебе еще накупила…
Мне очень хотелось знать, чем же это я зацепила его – не меньше, чем причину, по которой и мне стал небезразличен этот случайный знакомый, но я и сама понимала, что больница была не самым подходящим местом для каких-либо объяснений.
Поэтому я выбрала почти нейтральную тему.
– Я говорила с твоим врачом.
– И что?
– И он сказал, что тебе будет нужен уход.
– Наверное, – согласился Слава.
Мужчина, читавший «Комсомолку», отложил газету и с некоторым усилием поднялся. Бросив на нас нелюбопытный взгляд, он подошел к тому, что слушал плеер.
– Перекурим?
– А? – переспросил тот, оттягивая дужку наушников.
– Перекурим, говорю?
– Можно.
И они вышли.
Мы остались в палате одни.
– Он сказал, что тебе будет нужен уход, – повторила я. – Тебя ведь некому будет смотреть, когда ты выпишешься?
Я надеялась, что он не уловит некоторые напряженные нотки в моем голосе.
– Почему это некому?
Мое сердце упало.
– И кому же?
– А разве ты сможешь… оставить меня? – тихо поинтересовался он.
Я не ответила, но все, наверное, и так было написано на моем лице. Он долго-долго смотрел на меня, кажется, впитывая взглядом каждую черточку, и мне чисто по-женски захотелось хоть на секунду взглянуть на себя в зеркало, чтобы убедиться, что у меня все в порядке. Но все, видимо, и так было в порядке, потому что его взгляд излучал лишь тепло и нежность. Когда-то, когда мы только познакомились с Вадимом, так смотрел на меня он.
– Можно мне взять твою руку? – проговорил Слава.
Я придвинула стул еще ближе, и Слава, осторожно и нежно, прижал мою ладонь к забинтованной груди. Мне даже показалось, что мои пальцы уловили стук его сердца. Так мы сидели минуту или две, без слов, потому что слова сейчас были не нужны. И мне хотелось, чтобы никто и ничто не помешало нам как можно дольше. Чтобы не спешили возвращаться те двое курильщиков, чтобы та медсестра с бедрами шириной с передок «хаммера» не заявилась сейчас «прокапывать» Славу, чтобы в палату не заглянул кто-то еще…
В коридоре послышались шаркающие шаги.
Я поспешно высвободила руку.
Дверь открылась.
– Так, Бондарев, будем прокапываться…
11
Через пару дней, когда я зашла в палату, обнаружила, что Слава стоит и держится за спинку кровати. Увидев меня, он чуть покраснел и смущенно пояснил:
– Мне уже разрешили вставать. Но ходить пока не очень… получается.
Он быстро шел на поправку. Был ли тому причиной, как принято говорить, «молодой крепкий организм» или мои ежедневные визиты, не знаю. Мне хотелось верить, что второе, точнее – и то, и другое.
Накануне он рассказал мне, что в больницу приезжал милицейский генерал с сопровождающими чинами вручить герою ценный подарок за проявленное мужество. Местное телевидение снимало церемонию – если здесь применимо это слово.
– Так что скоро опять увидишь меня по телику в новостях, – закончил Слава.
– Не опять, а в первый раз: тогда показали только твою машину, – поправила я. – И что же тебе подарили?
– Не догадываешься? Что всем, то и мне, – он выдвинул ящик тумбочки и достал оттуда темно-синюю продолговатую коробочку.
– Часы?
– Чего же еще? Но, если честно, мне непонятна сама формулировка «за проявленное мужество»: если я мужчина, то проявлять что-либо кроме мужества было бы нелогично, как ты думаешь?
«Н-да, непрост», – подумала я.
– Слава, я давно, еще тогда, ну, в самый первый день, заметила, что ты изъясняешься как-то не…
– Не шершавым языком инструкций? В смысле, не по-ментовски?
– Где-то так. Будто ты выпускник какого-нибудь гуманитарного вуза…
Мне показалось, что по его лицу пробежала какая-то тень.
– В общем-то так и было, – пробормотал он и, помолчав, грубовато добавил: – Давай что ли свои апельсины.
Я поняла, что ему не хочется говорить на эту тему.
– Что там Достман? Когда обещает выписать? – спросила я, выкладывая фрукты.
– Ты меня опередила. Я и сам хотел поговорить об этом. Илья Яковлевич сказал сегодня, что я вполне созрел: анализы в порядке, раны заживают нормально. Так что, скорее всего, в понедельник. Но дома полежать еще придется. Он говорит, минимум месяц.
12
И стали они жить да поживать…
«Они» – в смысле мы со Славой. Когда речь идет об отношениях между мужчиной и женщиной, женская интуиция подводит редко: еще с того, самого первого, визита в больницу я почувствовала, что небезразлична этому человеку. А он – мне. И вопрос о том, жить ли вместе двум неравнодушным друг к другу людям, решился почти без обсуждения. Зловредный внутренний голос, пытавшийся образумить меня и напоминавший о девятилетней, как оказалось, разнице в возрасте, я, как могла, снижала до минимальной громкости, хотя заглушить его совсем мне не удалось.
В день выписки Славы из больницы я, собрав все, что могло понадобиться мне на первое время, перебралась в его небольшую двухкомнатную квартиру в «хрущевке». Я решила, что займу спальню, а он будет спать на диване в гостиной. Пока.
Свой «гольф» я поставила в его пустовавший гараж в гаражном кооперативе, располагавшемся за два квартала от дома.
– А где твоя машина? – поинтересовалась как-то я.
– Отцовская машина, – поправил он. – Продал после его смерти. – Он махнул рукой и добавил: – Точнее, почти подарил – за триста баксов. Кому нужен двадцатилетний «Москвич»? А мне и служебного транспорта хватает.
Перед выпиской я еще раз поговорила с Достманом, на этот раз не по телефону, а лично.
– Что вы хотите знать? – Илья Яковлевич сплел пальцы рук, опустив локти на заваленный бумагами и рентгеновскими снимками стол, – классическая поза бюрократа из старых советских фильмов.
– Ну, насколько все это… серьезно.
– Одна из пуль повредила позвоночник. Мы сделали все, что было в наших силах. Теперь только время покажет, как быстро восстановится двигательная функция, – проговорил Илья Яковлевич. Потом осторожно добавил: – И восстановится ли она в полном объеме.
– Иными словами, сможет ли он ходить?
– Не совсем так. Передвигаться на костылях он сможет в любом случае. А вот ходить как все обычные люди… – Достман помолчал. – Здесь главное не переусердствовать, чтобы не нанести вреда. А то медсестры жалуются, что ваш э… брат просто истязает себя, пытаясь, так сказать, ускорить события. Дома старайтесь избегать этого. Нагрузки на позвоночник должны быть разумными. Пусть встает – но не более, скажем, двух раз в день. От силы, трех.
Он очень пристально посмотрел на меня и, чуть поколебавшись, добавил:
– Пока никакой интимной жизни: можно наделать беды. По крайней мере, мм… около месяца.
Я поблагодарила и торопливо вышла, надеясь, что у меня не порозовели щеки.
Вечером самого первого дня, собираясь ложиться спать, я поймала вопросительный взгляд Славы. Взяв его за руку, я мягко сказала:
– Не сейчас. Тебе надо как следует окрепнуть. У нас все будет – потом.
– Тогда просто посиди… рядом, – попросил он.
Я сбросила тапочки и с ногами залезла на диван. Он осторожно обнял меня, привлек к себе. Мы долго сидели молча. Мне давно не было так хорошо и спокойно – я даже не помнила, с каких пор. Слава протянул руку к столику и включил светильник – сову с горящими глазами, сидящую на стопке книг.
– Какая забавная, – проговорила я.
– Из ГДР. Отец служил срочную в Дрездене, купил, когда уходил на дембель.
По правде говоря, сова интересовала меня куда меньше, чем тот вопрос, что возник у меня еще во время первого визита в больницу.
– Ну, теперь можешь сказать, чем же я тебя… зацепила тогда? – шепнула я.
Слава очень серьезно посмотрел на меня. Некоторое время он собирался с мыслями, потом начал:
– Понимаешь, это все случилось… не так сразу. Когда я остановил тебя там, на дороге, и ты расплакалась у меня на груди, вдруг возникло такое… чувство, что я…
– Что? – спросила я, прижавшись к его шершавой щеке.
– Что я должен помочь тебе. Наверное, сначала сработал чисто мужской инстинкт – защитить, уберечь, пожалеть любую женщину, попавшую в беду. Не знаю, может, ты хочешь услышать, что меня поразили твои прекрасные глаза или… ну, там волосы, фигура… – он улыбнулся. – Где мне было разглядеть глаза и волосы, когда ты летела на своем «гольфе», как космическая ракета?! Нет, Наташа, все случилось потом, – он легонько поцеловал кончики моих пальцев. – Когда в тот вечер я пригнал твою машину и ушел, я решил: все, я выполнил свой мужской долг, сделал, что мог, пусть теперь разбирается в своих проблемах сама. Но пару дней спустя я вдруг поймал себя на том, что часто вспоминаю о тебе. Что хочу увидеть тебя, поговорить… или просто побыть рядом. Несколько раз даже хотел позвонить, но так и не решился.
– Почему?
– А кто я такой, чтобы вмешиваться в жизнь человека, которого и видел-то всего пять минут? У тебя могла быть семья – муж, дети…
– Нет.
– Что – нет?
– Нет, Слава, у меня уже не было мужа. Он ушел. А мой ребенок… – я с трудом сглотнула подступивший к горлу комок, – умер. Когда ты остановил меня на дороге, у меня уже не было никого.
Он привлек меня к себе и стал покрывать поцелуями мой лоб, нос, щеки, ласково и огорченно шепча: «Наташенька, бедная моя девочка…» Его горячие губы спускались все ниже – к подбородку, шее, ямочке между ключицами, рука, проникнув в вырез халата, ласкала мою грудь. Мне вдруг захотелось, чтобы он накрыл меня своим телом, прижал к дивану… Мне хотелось ощутить его страсть и почувствовать себя желанной женщиной и, посопротивлявшись для приличия самую малость, отдаться на милость победителя.
У меня так давно не было этого с мужчиной.
Я почувствовала, что теряю над собой контроль. Нет, нет, Достман предупредил, что пока нельзя…
И я начала очень осторожно высвобождаться из его объятий.
– Нет, Слава, я же сказала… Пора спать, мне завтра рано вставать: надо еще успеть приготовить тебе поесть.
Я поднялась с дивана. Слава огорченно засопел.
– Спокойной ночи, – пожелала я и вышла.
13
Кажется, я вновь становилась женщиной.
Впервые за долгое время мой макияж занял куда больше пяти минут, не без труда отыскав среди своих вещей давно томившуюся без дела плойку, я сделала прическу, маникюр, сменила джинсы на импортный брючный костюм.
И в таком виде показалась утром перед только что проснувшимся Славой.
Увидев меня, он буквально обалдел.
– Я еще сплю… или это не ты?
Я не смогла скрыть довольной улыбки. Подошла к нему и потрепала по волосам.
– Не спишь, не спишь.
– Сядь, пожалуйста, – тихо попросил он.
Я аккуратно присела на краешек дивана и шутливо предупредила:
– Руками не трогать. И губами тоже. Времени наводить марафет заново у меня не будет.
Он не сводил с меня взгляда влюбленного мальчишки.
– Какая ты…
Боже мой, кто бы мог подумать, что два таких простых слова могут сделать женщину по-настоящему счастливой?!
– Совсем забыл сказать: вечером зайдут наши ребята, – произнес Слава, осторожно накрыв мою руку теплой ладонью. – Звонили вчера, когда ты ходила в магазин. Не возражаешь?
– Не говори глупостей, – я укоризненно посмотрела на него. – Приготовить им что-нибудь?
– Не надо, Наташа. Они же не наедаться сюда придут, а проведать меня. Хотели поискать мне сиделку, но я сказал, что у меня есть…
– Сиделка? – улыбнулась я.
– Нет. Женщина, которая будет заботиться обо мне лучше всякой сиделки.
– И что они сказали?
– Сказали, что я ловкач: не выходя из палаты сумел найти себе кого-то! А сегодня вечером увидят – кого!
Так вышло, что с сослуживцами Славы в больнице я не столкнулась ни разу. Но теперь знакомство было неизбежным. Не то чтобы мне этого очень уж хотелось, но я понимала, что рано или поздно это должно случиться.
Я взглянула на часы и поднялась с дивана.
– Мне пора, Слава. Позавтракаешь на кухне или принести сюда?
– Доковыляю, – он бросил взгляд на алюминиевые костыли, прислоненные к столу у изголовья дивана.
– Ну, тогда не скучай, – я поцеловала его в щеку. – Позвоню.
…Конечно, перемена во мне не осталась незамеченной ни для Любы, ни для шефа, ни даже для нашей бухгалтерши Зои Александровны, проводившей меня долгим недоверчивым взглядом.
– Я, между прочим, звонила тебе вчера вечером. Тебя не было дома, – объявила Люба, вопросительно посмотрев на меня.
«Не дождешься», – подумала я и согласно кивнула:
– Не было. Могла бы на мобильник. А что за срочность такая?
– Ты как-то говорила, что у тебя есть диск с курсом английского. Хотела попросить для своего оболтуса.
Ее сын Сева, насколько я помнила, учился в седьмом классе, и она часто жаловалась, что «инглиш» у него не идет совершенно.
– Принесу, – пообещала я, усаживаясь за своим компьютером.
Она оглядела мой костюм внимательно и ревниво, как это могут только женщины, потом проговорила:
– Тебе очень идет. Давно ты его не надевала.
Радости или сердечности в ее голосе я не уловила. Наоборот, фраза прозвучала так, будто Люба меня в чем-то упрекнула.
14
Возвращаясь с работы, я все же забежала в магазин и купила несколько пачек печенья: все равно чай гостям предложить придется.
У подъезда я заметила троих молодых крепких ребят. Один из них, в милицейской форме, держал большой полиэтиленовый пакет, и я поняла, что это и есть – они. Из домофона лилась бессмертная бетховенская «элиза»: они ждали, пока Слава доковыляет на костылях до прихожей и откроет.
С легкой растерянностью я подумала: «Ну и что теперь делать? Переждать и зайти чуть позже? Или вместе с ними? Или сделать вид, что я не из той квартиры и подняться на другой этаж? И что потом?..»
Я мысленно «махнула рукой» – а, была не была! – и шагнула вперед.
– Вы, наверное, к Славе, ребята?
Они обернулись и удивленно посмотрели на меня.
– А вы, наверное?.. – начал тот, что был в форме, но как раз в этот миг динамик домофона щелкнул, и раздался Славин голос:
– Да?
– Слава, это я, Наташа. Вместе с твоими ребятами.
Он удивленно хмыкнул и открыл дверь.
Менты вежливо пропустили меня вперед, и мы гуськом поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Ключ от квартиры у меня был, но я нажала кнопку звонка. В прихожей послышался приглушенный стук костылей о ковровую дорожку. Дверь распахнулась.
– О, сколько вас! – шутливо воскликнул Слава.
Мы «веселою гурьбой» ввалились в прихожую. Парни разделись, скинули обувь. Прошли в гостиную и по-хозяйски сложили диван: Славе с его поврежденной спиной это было, конечно, не под силу. Потом расселись, подвинули журнальный столик и извлекли на свет божий бутылку коньяка, копченый рулет, полбулки хлеба, какие-то консервы в пестрой банке. Я почувствовала легкий укол обиды. Они что, считают, будто со мной он голодает?
Слава опустился в кресло, отставил костыли и проговорил:
– Ребята, это Наташа. Моя хорошая знакомая. Наташа, а это, слева направо: Виктор, Сергей и Саша.
– Очень приятно, – сказала я.
– Взаимно, – произнес Сергей, мент в форме. – Ну, что, раненый, отметим твое э… выздоровление?
– Не совсем, чтобы выздоровление, – заметил Слава, кивнув на костыли. – Скажем так: возвращение.
– Пусть возвращение, – согласился Сергей.
Я забрала хлеб, консервы и рулет и пошла на кухню.
…После двух-трех порций коньяка некоторая взаимная неловкость пропала, и все пошло, как обычно и проходит на подобных «мероприятиях». Парни рассказывали анекдоты, новости милицейской жизни и забавные случаи из своей практики. Когда все было выпито и съедено, я отправилась готовить чай.
Пару раз до меня донеслись взрывы смеха: разумеется, в дело пошли анекдоты, не предназначенные для нежных женских ушей. Как все подвыпившие люди, гости Славы говорили громче обычного, и один раз я услышала: «А она ничего, Слава. Только…» Только «что» – я не уловила. Хорошо, если бы говоривший не имел в виду нашу разницу в возрасте. А за «ничего» – спасибо.
Когда чайник закипел, я бросила в каждую чашку по пакетику чая, залила кипятком. Составила чашки на поднос и вернулась в комнату.
Посидев еще с полчаса, ребята стали прощаться.
Слава подхватил свои костыли и заковылял за гостями в прихожую.
– Спасибо, парни. Заходите.
– Ну, теперь не так часто, – улыбнулся Виктор, а Саша, посмотрев на меня, шутливо добавил: – Ты в надежных руках.
15
Погода стояла теплая, но о прогулках на свежем воздухе Слава не хотел и слышать. Я понимала, почему: не очень-то приятно предстать перед соседями и знакомыми неуклюжим инвалидом на костылях.
– Ты мне еще коляску купи! И вози, как столетнего старика! – раздраженно бросил он мне однажды, но я не обиделась, хорошо понимая, что может чувствовать мужчина в подобном положении.
В конце концов, мне удалось убедить его выходить на балкон, правда, Слава старался поскорее сесть на низенькую табуреточку, так что из-за перил была видна лишь макушка его головы.
Вынужденное бездействие тяготило его, и я принесла ему свой ноутбук. Это был старенький «эйсер», но со встроенным модемом, и Слава нашел себе хоть какое-то занятие: выходил на одну из электронных библиотек Интернета, качал детективы и боевики отечественных авторов, а потом читал запоем.
– Колоссальная экономия средств! – говорил он. – А так пришлось бы покупать эти книжки в магазинах.
– Кормилец ты наш! – шутила я. – Ты еще начни их распечатывать и продавать соседям.
– Так принтера нету, – отвечал Слава. – Принесешь с работы – начну.
Его коллеги лишь деликатно позванивали, но больше не заходили. И правда, если даже третий – лишний, то что уж говорить о четвертом, пятом и так далее?!
Мы впервые стали близки через полторы недели после выписки – и к черту Достмана с его ограничениями!
…В тот вечер мы поужинали и, прижавшись друг к другу, сидели на диване и смотрели телевизор. Сова-ночник из ГДР не мигая созерцала нас в полутемной комнате своими огромными круглыми глазами. Я ощутила, как все возрастает напряжение Славы, как его руки блуждают по моему телу под халатом, выискивая самые чувствительные участки с целью возбудить и меня. Пальцы его левой руки проникли в чашечку моего бюстгальтера и принялись нежно покручивать сосок груди, правая рука гладила живот, спускаясь все ниже, до трусиков, в трусики…
Это могло плохо кончиться.
– Слава, пора спать, – пробормотала я. – Мне завтра на работу.
– Нет, – твердо проговорил он, не отпуская меня.
– Что нет?
– Я так больше не могу. И не хочу.
– Но Достман сказал… – неуверенно начала я.
– Достман сделал свое дело, Достман может уйти, – продекламировал Слава.
– Вильям Шекспир?
– Вячеслав Бондарев. Полное собрание сочинений, том первый, страница тоже первая…
В следующее мгновение он накрыл меня своим нетерпеливым телом, распахнул полы халата и потянул трусики вниз. Уже не раздумывая больше над разумностью своих поступков, я лихорадочно обхватила его за плечи и, облегчая ему задачу, приподняла бедра. От его сильного рывка тонкая ткань трусиков затрещала. Пульсирующая страстью плоть, освобожденная из его спортивных брюк, начала яростно и слепо тыкаться в низ моего живота, и я рукой помогла ей найти заветную цель.
– Наташенька, – выдохнул он, войдя в меня. – Наташенька… я люблю тебя.
Слившись в единое целое, мы словно падали в затяжном прыжке с огромной высоты. Звук телевизора утих где-то вдали, и теперь в ушах свистел то ли ветер, то ли горячее дыхание Славы. Или это был шум моей крови – не знаю. Я почувствовала, как по телу прокатилась теплая волна. Я знала, что за ней последует другая, выше и жарче, третья, потом последняя, самая сильная, самая горячая, которая принесет мне волшебный миг женского экстаза.
Через две или три минуты Слава громко застонал, его тело содрогнулось – раз, другой, третий – и обмякло.
Волшебный миг оказался таким коротким.
Слава и сам почувствовал это. Чуть отдышавшись, он прижался ко мне и виновато прошептал:
– Прости, Наташенька…
– За что?
– Все вышло так… быстро. Я знаю, у женщин это по-другому. Ну, им нужно больше времени. Но я просто не мог…
– Все хорошо, Слава, – я нежно поцеловала его в губы.
Мы долго лежали молча.
Моя жизнь вновь начинала обретать смысл, простой, заключающийся всего в двух словах – любимый человек. И не только любимый тобою, а тот, для которого и ты – любимая женщина. Пусть в первый раз у нас не получилось – не совсем получилось, – но у нас еще будет время, у нас вагон времени, целый товарный состав времени!
– У тебя когда-нибудь была девушка, Слава?
– Была.
– И что случилось?
– Ушла к другому. Ничего нового.
Я нашла его руку, легонько сжала ее.
– Если тебе неприятно…
– Да нет, – равнодушно отозвался он. – Все давно отболело.
Некоторое время он молчал.
– Вот ты спросила меня однажды, почему я изъясняюсь как-то… не по-ментовски. Наверное, потому, что в свое время отучился три года на филологическом. Она тоже. Там мы и познакомились. Встречались два с половиной года. Я познакомился с ее родителями, она – с моим отцом. Дело шло к свадьбе, мы строили планы на будущее. И вдруг – все, будто кто сглазил.
– Что «все»?
– Я же сказал: ушла к другому. К одному из наших преподавателей. Солидный был мужик и с перспективами. Впрочем, не буду наговаривать, может, и любовь у них. А у нас с ней тогда что было? Я бросил учебу, чтобы не встречаться с ней, никогда больше не видеть ее. Может, это и глупо, я же шел на диплом с отличием… Но тогда боль была сильнее рассудка. Почти год сидел дома, можно сказать, на шее отца: ничего не мог заставить себя делать… Потом немного отлегло. Увидел как-то объявление о наборе в школу милиции, поступил. И стал ментом с незаконченным филологическим образованием. Теперь сею на дорогах разумное, доброе, вечное…
Я решила отвлечь его от невеселых мыслей, которые сама по неосторожности и вызвала.
– Знаешь, когда я была студенткой, за мной тоже ухаживал один доцент. У него была такая смешная фамилия, Недайборщ. Украинская. Представляешь?
– Почему смешная?
– А почему «не дай борщ»? Кому «не дай борщ»? За что «не дай борщ»?
– Н-да, логично, – согласился Слава. – Но человек-то он был хороший? Выходишь ведь за человека, а не за фамилию?
– Может, и хороший. Но у нас с ним так ничего и не было. У меня с ним.
Неожиданно Слава повернулся ко мне и, прижав губы к моему уху, прошептал:
– А правильно я сделал, что стал ментом: иначе я не встретил бы тебя, Наташа. Знаешь, я потом, ну, когда мне немножко полегчало, подумал, что жизнь – она всякая, будет еще и у меня в ней хорошее. И я не ошибся.
