Текст книги "Любийца"
Автор книги: Игорь Матвеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
5
В офис постоянно заходили и выходили люди, и я едва улучила момент, когда в помещении никого не было. Мне не хотелось, чтобы разговор слышали чужие уши, и так сплетни роились вокруг моей особы, словно комары летним вечером.
Я набрала номер и стала ждать, с опаской глядя на дверь. Послышались короткие гудки. Я чертыхнулась и выждала полминуты. Вновь набрала номер – с тем же результатом.
С третьей попытки я дозвонилась.
– Больница, – ответил немолодой женский голос.
– Добрый день, – поздоровалась я, готовая в любой момент прижать рычаг аппарата. – Я хотела узнать, каково состояние Вячеслава Бондарева.
– Вы ему кто?
«Какое твое собачье дело», – подумала я.
– Сестра. Двоюродная.
– Он в реанимации.
– И как он?
После некоторой паузы женщина произнесла:
– Плохо, девушка.
– Плохо… насколько плохо?
– Большая потеря крови. Он без сознания. Да-да, сейчас… это я не вам, – проговорила она.
– Значит, к нему пока нельзя?
– Да вы что, девушка?! – возмутилась моя собеседница и разъединилась.
Едва я положила трубку, как появилась Люба из отдела маркетинга. Бухнула на мой стол пачку буклетов на английском языке.
– Это из «Туранлара». Выбери основное, переведи и распечатай. В первую очередь – данные по фуговальному и облицовочному станку, Виктор сказал к завтрашнему утру. Потом все остальное. Поедешь с ним в Турцию на переговоры.
Она помедлила, ожидая моей реакции.
Я стала листать первый буклет.
– Ты что, не рада?
– Рада, – ровно проговорила я.
Люба внимательно посмотрела на меня.
– А что ты какая-то – не такая?
– Какая?
– Ну, не… да ладно, – она махнула рукой.
«Я уже давно не такая», – подумала я, глядя ей вслед.
6
Прошло несколько дней.
К поездке надо было подготовить массу документов, заказать авиабилеты, дозвониться до турков и договориться о встрече. Я с головой ушла в работу и, честно говоря, была совсем не против: помогало отвлечься от других мыслей.
Но не думать о нем совсем я не могла. Я еще не очень ясно сознавала, зачем мне нужно увидеть Вячеслава Бондарева и что я скажу ему, но чувствовала, что это желание становится моей навязчивой идеей, а от таковых, как известно, избавиться не так просто.
Утром во вторник мы вылетели в Стамбул. Я действительно была рада этой поездке: время в офисе часто приобретало неприятное свойство вытягиваться подобно резине, и если раньше я могла как-то справляться с этим, то в последние дни мне стало просто невыносимо. Даже после звонка в больницу я твердо верила, что мент не умрет, но дождаться того, как он пойдет на поправку, было, конечно, лучше в другой обстановке – чтобы уж совсем не зациклиться на этом. Как ни крути, помочь на данном этапе я ему ничем не могла, ну а потом – потом будет видно.
Так что командировка подвернулась весьма кстати.
Виктор, запасшийся перед полетом десятком газет и журналов, углубился в чтение, а я, равнодушно созерцая клочья грязно-серых облаков в иллюминаторе самолета, вскоре задремала, а потом и вовсе проспала «воздушный» завтрак.
Лишь когда лайнер, сделав разворот, заходил на посадку, Виктор тронул меня за плечо.
Нас встретил бородатый толстый турок, похожий на певца Демисса Руссоса. В руках он держал листок с надписью «Turanlar» – так называлась производившая деревообрабатывающее оборудование компания, с которой Виктор планировал начать широкомасштабное сотрудничество.
Мы почему-то решили, что это и есть управляющий директор «Туранлара» Мустафа Сахин, но оказалось, что бородатый – лишь посланный им для встречи водитель. Действительно, наивно было полагать, что шеф лично поедет встречать представителей какой-то довольно заурядной компании.
Пока мы ехали до офиса, поминутно застревая в плотных пробках, шофер на вполне сносном английском развлекал нас рассказами о Стамбуле.
– Это город-чудовище, – увлеченно говорил новоиспеченный гид. – Он тянется на сто пятьдесят километров! Никто толком не знает, сколько здесь живет людей: цифры колеблются от десяти до двадцати миллионов. Туристы, мигранты, челноки. А транспорта! В городе более двух миллионов машин, можете себе представить? Вот, кстати, сейчас мы будем переезжать в азиатскую часть.
Я смутно припомнила из уроков географии, что Стамбул расположен одновременно в двух частях света – Европе и Азии.
За окном появились ажурные конструкции огромного моста.
– Пешеходов сюда уже давно не пускают, – продолжал водитель. – Слишком многие сводили счеты с жизнью. Шестьдесят метров вниз: бултых – и ты уже беседуешь с Аллахом, хе-хе…
Через сорок минут мы были в офисе. Господин Сахин оказался симпатичным улыбчивым турком лет тридцати пяти.
– Располагайтесь, – он жестом предложил нам сесть в глубокие кожаные кресла. – Кофе?
Виктор кивнул.
Мустафа крикнул что-то по-турецки в соседнюю комнату, и через пару минут секретарша внесла на подносе чашки с кофе и печенье.
За кофе наш хозяин вел светскую беседу, интересуясь, впервые ли мы в Турции, сколько занял наш полет и какая сейчас погода у нас дома.
– Ну, а теперь о делах, – сказал он, когда девушка унесла пустые чашки.
7
Дальше все закрутилось в неистовом темпе.
Переговоры, во время которых стороны выясняли намерения и возможности друг друга, продолжались часа два. Мустафа говорил по-английски великолепно, за моей спиной тоже была спецшкола и два курса иняза, так что трудностей с переводом не возникло. Господин Сахин сыпал цифрами, рисовал на доске черным фломастером схемы, выстраивал диаграммы. Было очевидно, что бизнес своей компании он знает великолепно.
Потом мы спустились в полуподвальное помещение, где находился демонстрационный зал с образцами деревообрабатывающего оборудования.
Мы ходили от станка к станку, Виктор внимательно слушал объяснения и делал пометки себе в блокнот. Он открывал тот или иной узел машины, внимательно рассматривал внутренности, задавал вопросы.
– Можно фотографировать? – поинтересовался он.
– Да ради бога, – улыбнулся Мустафа. – Секретов у нас нет: наши станки идут в шестьдесят стран мира.
Виктор достал из барсетки миниатюрный цифровой аппарат и принялся снимать.
– Посмотреть бы их в действии.
– Непременно посмотрим, – пообещал Мустафа. – Производство у нас, как я уже говорил, под Анкарой. Желаете выехать сегодня или отдохнете, поездку перенесем на завтра?
Виктор взглянул на меня.
– Как? Не устала?
– С чего уставать-то? – я небрежно махнула рукой.
Мы на скорую руку перекусили в ресторане и часов в пять пополудни отправились в Анкару. Мустафа сам сел за руль и, выехав за город, погнал свой «форд» так, словно уходил от погони. С заднего сиденья я видела, что стрелка спидометра постоянно болтается где-то около 180. При этом Мустафа умудрялся еще и отвечать кому-то по мобильнику. Правда, и дорога была великолепной, да и «гаишников» – или как там они называются в Турции? – не наблюдалось.
Когда въезжали в Анкару, начало смеркаться. Мустафа в очередной раз взял свою «раскладушку».
– Закажу сейчас отель, – пояснил он. – Вы – не супруги, я не ошибся?
Я заверила, что нет. Поговорив с кем-то пару минут, Мустафа объявил:
– Едем в «Эрдим». Я всегда там останавливаюсь.
Мы долго крутились в заставленных машинами улицах и, наконец, остановились у ярко освещенного входа отеля «Эрдим».
– Завтра в 9 утра жду вас здесь, в фойе. Если что – я в триста двадцать четвертом, – сказал напоследок Мустафа.
В номере я немедленно растянулась на кровати, только теперь почувствовав усталость. С четверть часа я лежала, созерцая белоснежный потолок и роскошную люстру, стилизованную под старину, потом пошла в душ смывать дорожную пыль.
Я ополоснулась, растерлась огромным, как парашют, полотенцем и решила включить телевизор. В дверь постучали. «Кого там несет?» – с досадой подумала я.
– Подождите! Уэйт э минит [1]1
Минутку! (англ.).
[Закрыть].
Я быстро оделась. Открыла дверь.
На пороге стоял Виктор.
– Ну, что, Наташа, сходим в ресторан?
Его глазки подозрительно блестели. Легкий запах алкоголя усиливал подозрения: видимо, он принял некоторую дозу – может, взял с собой, а может, угостился из минибара в номере.
Ну вот, мужика, похоже, потянуло на «приключения». Но есть вообще-то хотелось: наш «перекус» в Стамбуле сейчас, к вечеру, показался мне совсем неубедительным.
– Можно, – я кивнула. – Ты подожди, пожалуйста, у себя, я сейчас.
Я наскоро привела себя в порядок, расчесала волосы, подвела глаза. Через десять минут мы спустились в ресторан.
Помещение, утопавшее в уютном полумраке, было почти пустым: трое-четверо турков, молодой европеец с женщиной. В углу зала стоял большой телевизор с плоским экраном. Шла какая-то развлекательная передача, наверное, юмористическая, потому что па экране постоянно возникали смеющиеся лица. Но ее никто не смотрел.
Подошел официант, протянул меню, но Виктор отмахнулся.
– Давай по чикену [2]2
Chicken (англ.) —цыпленок.
[Закрыть], если не возражаешь?
Я не возражала.
– Что будем пить?
Все развивалось прямо-таки по классическому сценарию. Муж вырвался на свободу – тем более такой, который, как я знала, не пропускал ни одной юбки.
– Сухое красное, если можно, – сказала я.
– Почему нет? А я возьму коньячку.
Нам принесли курицу с каким-то мудреным сложным гарниром, овощной салат, теплый хлеб, раздутый, как воздушный шар, Виктору – двести граммов коньяка, мне высокий бокал вина.
– Ну, за успех нашей поездки.
Мы чокнулись.
…Через час с небольшим мы стояли в коридоре против двери моего номера. Виктор, несмотря на влитые в себя почти пол-литра коньяка, держался на ногах вполне твердо. Когда мы выходили из лифта, он как будто невзначай коснулся моего бедра.
Сейчас начнутся приставания. Ведь недаром же он ныл за столом о проблемах с женой. Сами понимаете, каких.
Он помялся, хотел что-то сказать, но, потоптавшись на месте, вдруг изрек:
– Ладно. Это… короче, спокойной ночи. Завтра не проспи.
Потом отвернулся и пошел к своему номеру. Я проводила его взглядом – не то чтобы разочарованным, но… Напрасно я вообразила, что его потянуло на «приключения»: Виктор просто проголодался. Не в сексуальном – в физическом смысле этого слова. Хотел выпить, посидеть «по-культурному», ничего больше. А меня пригласил из вежливости.
В номере я бросилась на кровать и уткнулась в подушку.
Нет, я отнюдь не собиралась спать с ним: найти предлог, чтобы отказать мужчине, можно всегда. Но то, что Виктор, совсем не примерный семьянин, об амурных похождениях которого ходили легенды и который в офисе не раз бросал на меня понятные каждой женщине взгляды, сейчас, в самых идеальных условиях, не сделал даже попытки, означало одно: как женщина я перестала котироваться окончательно.
8
В девять утра Мустафа встретил нас в вестибюле.
Мы поприветствовали друг друга дежурным «гуд монинг». Виктор был бодр и деловит и источал аромат дорогого лосьона после бритья, разве что чуть покрасневшие глаза напоминали о нашем походе в ресторан.
– Как спалось? – поинтересовался турок.
Я заверила, что неплохо. Не знаю, как Виктор, но я и правда спала крепко и проснулась лишь в половине девятого – даже несмотря на свои невеселые вчерашние размышления о потере женской привлекательности. Л впрочем, то, что это вновь стало небезразлично мне, означало: я действительно возвращалась к нормальной жизни.
– Завтракали? – спросил Мустафа.
Узнав, что нет, он предложил нам перекусить. Мы отправились в ресторан, где по утрам, как и в большинстве заграничных отелей, практиковался шведский стол.
Виктор залпом выпил два стакана апельсинового сока. Я перехватила понимающий и добродушный взгляд Мустафы. Он говорил нам вчера, что несколько лет работал в одной из строительных компаний в Москве, так что, безусловно, хорошо знал привычки русских.
Я ограничилась чашкой кофе и парой миниатюрных пирожных.
Всю первую половину дня мы знакомились с производством, осматривали деревообрабатывающие станки в действии, встречались с седыми важными турками, родители или родственники которых стояли, так сказать, у истоков ныне процветающей компании «Туранлар». Но в середине важных переговоров с главным инженером я вдруг вспомнила о Вячеславе Бондареве, боровшемся за свою жизнь где-то за тысячи километров отсюда. Хотя со времени моего звонка в больницу прошло около недели, мне показалось, что миновало уже никак не менее месяца. Так или иначе, за этот промежуток времени что-то должно было измениться. Может, его уже перевели из реанимации в обычную…
– Наташа!
Я подняла глаза на Виктора. Тот смотрел на меня с легкой досадой.
– Я спросил: какова процедура устранения неисправностей их станков в гарантийный период?
– Да-да, прости, – извинилась я и перевела вопрос.
После обеда мы выехали назад в Стамбул и прибыли туда где-то около восьми вечера. Здесь мы распрощались с Мустафой. Турок был очень доволен: Виктор в самое ближайшее время обещал заказать несколько фуговальных и облицовочных станков и к концу года, если с первой партией все пройдет нормально, намеревался прикупить еще.
Мустафа заказал нам номера в «Хамидие», отеле, располагавшемся в районе Лалели, где процветала активная челночная торговля.
– Если захотите приобрести какие-то сувениры, можете ходить смело: здесь не заблудитесь, – сказал он напоследок. – Большинство турок говорят по-русски. Да и ваших много.
Мы оставили вещи в номере и отправились за покупками. Вернее сказать, купить какие-то подарки хотел Виктор, я пошла с ним за компанию. «Наших» действительно было много: там и тут слышалась русская речь, часто то ли с узбекским, то ли с казахским акцентом. На дверях многих магазинов красовались надписи: «Только оптом». Челноки загружали в автобусы и фургоны огромные, перетянутые широкой клейкой лентой тюки или картонные коробки, на некоторых из них черным маркером были нанесены «опознавательные знаки» типа: «Смыслова Л., Барнаул» или «Сергей, Чебоксары». Похоже, здесь отваривалось все СНГ.
Мне было ничего не нужно, но уезжать совсем без сувенира тоже не хотелось. Я купила за пятнадцать евро симпатичную металлическую ящерицу, покрытую расписной эмалью с яркими, выполненными из имитации драгоценных камней глазами-бусинками.
Виктор же отоварился по полной: приобрел себе кожаную куртку с меховым воротником, два комплекта постельного белья, махровый женский халат – то ли для жены, то ли для любовницы – и кучу игрушек для двоих своих детей. При этом он так отчаянно торговался, словно за душой у него оставалась лишь мятая двадцатка «зелени».
Утром следующего дня мы вылетели домой.
9
– Ну, как слетали, Наташа? – поинтересовалась Люба, пытливо глядя мне в глаза. Я знала, что она дружит с женой шефа, и сейчас, наверное, хотела уловить в моем поведении что-то такое, что могло бы дать почву для размышлений о верности мужа своей подруги – чтобы поделиться ими с последней.
– Нормально, – коротко ответила я.
– А как шеф? – не отставала она.
– Тоже нормально, – проговорила я и демонстративно принялась протирать салфеткой монитор.
Люба обиженно хмыкнула и отвернулась.
Я дождалась, когда она выйдет из комнаты, и набрала номер больницы. На этот раз мне повезло: было не занято.
– Добрый день, – поздоровалась я и, не спуская глаз с двери, торопливо продолжила: – Я сестра пациента Бондарева. Вячеслава. Как он?
– Минутку, – послышался на том конце провода женский голос, потом шелест бумаги. – Э… так… вчера его перевели в общую палату.
Я чуть не подпрыгнула от радости на своем крутящемся компьютерном стуле.
– И… к нему уже можно?
– Можно, девушка. Он в восьмой.
– А когда у вас часы для посещения?
– С пяти до семи, ежедневно.
Я хотела еще спросить, что ему можно принести из продуктов, но дверь открылась, и вошел Виктор.
– Большое спасибо, – быстро проговорила я, положила трубку и вопросительно взглянула на шефа.
– Наташа, переведи это и отправь по «электронке» нашему общему другу Мустафе, – он подал мне лист бумаги, задержался. – А чё это ты цветешь, как майская роза?
«Вот черт, неужели по мне все видно?»
Я смущенно кашлянула, постаралась придать лицу обычное выражение и, указывая на листок, спросила:
– Это срочно?
– Чем скорее, тем лучше, – ответил он и вышел.
Я, конечно, все перевела и отправила в «Туранлар», но мысли мои были уже далеко от всех этих деревообрабатывающих станков, накладных и счетов-фактур. Я вдруг очень отчетливо представила себе, как вспыхнут радостью глаза мента, когда он увидит меня входящей в его палату.
А потом меня охватили сомнения. «Ну, кто тебе сказал, что ему это нужно?» – спросил меня внутренний голос. Они, эти голоса, как известно, хоть и говорят часто дельные вещи, но делают это в весьма неприятной манере. Увы, заткнуть его не было ни малейшей возможности. «Ты уверена, что о нем действительно некому позаботиться? – продолжал этот сволочной голос. – Что у него нет жены? Или девушки?»
В конце концов, я решила, что ни Вячеслава, ни меня этот визит ни к чему обязывать не будет. Мало ли кого навещают в больнице! Коллег, соседей, дальних родственников, случайных знакомых, и вообще… «И вообще конституция не запрещает гражданам посещать в медучреждениях других граждан, – сказала я. – Съел?»
На это голос уже ничего не мог ответить.
Виктор слинял с работы где-то в начале шестого. Я деликатно выждала десять минут, подошла к окну и удостоверилась, что его синий «ниссан» действительно отсутствует. Ну, вот, имею полное право уйти пораньше: сколько раз я перерабатывала? Даже если Люба или Игорь и заложили бы меня шефу, я всегда могла напомнить ему, сколько раз оставалась после шести, когда срочно требовалось подготовить какие-то бумаги. Я оделась и побежала на торговый «пятачок», где купила несколько апельсинов и бананов, плитку пористого шоколада, пакет сока манго и два киви. Потом пересекла молодой парк и вышла на улицу Горького. Отсюда до больницы было рукой подать. Я заметила, что невольно ускоряю шаг, и одернула себя: «Куда летишь, голуба? Ждала столько дней – подождешь пять минут».
Сдав пальто и получив изрядно поношенный халат, я поднялась на третий этаж. Где восьмая палата? Я двинулась по коридору, читая на дверях коричневые цифры в пластмассовых белых ромбиках: «1», «3», «5», «7».
Так, теперь поворачиваем на противоположную сторону коридора, где четные номера, и…
«Что это я такое затеяла?!» – с запоздалым ужасом подумала я, постучала в номер «8» – мужская же, надо полагать, палата! – и, услышав «да!», нырнула в помещение, как в холодную прорубь.
Вдоль стен стояли четыре койки. На одной лежал пожилой человек с желтым, изборожденным глубокими морщинами лицом, другая была пуста, у третьей, спиной к двери сидела и тихо разговаривала с кем-то молодая женщина. Мое сердце екнуло. Но в следующий момент я увидела на угловой кровати того, кто был мне нужен. Хотя мент лежал вполоборота к стене, я узнала его по короткой прическе и квадратному затылку.
– Слава!
Не знаю, как это вырвалось у меня вместо «Вячеслав», но, как известно, вылетевшее слово имеет свойство обратно не возвращаться. Он повернулся, его глаза удивленно расширились.
Мои, наверное, тоже: так сильны были перемены, произошедшие в ладном гаишнике, что остановил меня тогда на дороге. Его лицо приобрело болезненный пепельно-серый оттенок, он сильно похудел, щеки впали и заросли многодневной щетиной. Под белой рубахой виднелся широкий бинт, наискось перепоясывавший грудь, словно пулеметная лента у матроса из революционных времен.
– Вы?! – выдохнул он.
Я шагнула к его кровати. Он попытался приподняться, опираясь на локоть, но локоть подломился, и Вячеслав упал обратно на подушку.
– Наташа…
«Откуда он знает мое имя?» – с изумлением подумала я. Ах, да, тогда на дороге, заглянув в мои документы, он обозвал меня «гражданкой Натальей Уличевой». Оказывается, не забыл…
Я придвинула к кровати стул, села, поставив рядом пакет с покупками. От волнения я даже забыла поздороваться и выпалила:
– Как ты?
Более глупый вопрос трудно было придумать: по нему и так было видно – как. Но он не ответил, а просто впился в меня воспаленным взглядом нездорового, очень нездорового человека. Его сухие потрескавшиеся губы сложились в улыбку – слабую и недоверчивую. И еще мне показалась, что в ней промелькнула искренняя радость.
С полминуты мы смотрели друг на друга, и я все не знала, как начать. Чтобы ликвидировать возникшую паузу, я потянулась к пакету и пробормотала:
– Я вот принесла тебе…
Тут заметила на его тумбочке стаканчик импортного йогурта, пару яблок и еще что-то в яркой упаковке. Ну, вот, я не первая. Значит, не единственная. «Что ты такое вообразила, дура?! – завозмущался внутренний голос. – Что до тебя у него не было никакой личной жизни? Что он монах, подрабатывающий на досуге в ДПС?»
Он перехватил мой взгляд.
– Это… ребята принесли. Из милиции. Но как вы узнали? Ну, о том, что я… что со мной?..
– По местным теленовостям.
Я достала апельсин, повертела его в руках и вдруг проговорила:
– Не знаю почему, но я… вспоминала о тебе еще до того… что с тобой случилось.
– Вспоминала или думала?
– Вспоминала… И думала.
– И я тоже.
Я попыталась пошутить:
– Наверное, жалел, что не оштрафовал меня тогда за превышение скорости?
Слава не принял шутку.
– Жалел, но совсем по другой причине, – серьезно ответил он. – Что не познакомился с вами… с тобой тогда ближе. Чем-то ты меня, ну…
– Очаровала?
– Зацепила, – он скосил глаза на соседнюю койку, возле которой сидела женщина. – Знаете… знаешь, больничная палата – не лучшее место для таких разговоров, – он помолчал. – У нас еще будет время все рассказать друг другу.
«У нас еще будет время…» Значит, он имеет в виду – что наши отношения будут иметь продолжение?
В этот момент дверь палаты открылась, и вошла медсестра – средних лет женщина, расплывшаяся телом почти до бесформенности. Вопрос: «Где талию будем делать?» из известного анекдота – как раз про таких. Шаркая ногами, она подошла к пустующей койке, взяла стоявшую там стойку для капельницы.
– Так, Бондарев, будем прокапываться, – она выразительно посмотрела на меня, извлекая из кармана халата бутылку с надписью «Рефортан».
Я встала, отодвинула стул, освобождая ей место. Начала доставать из пакета все, что купила на «пятачке», и выкладывать на тумбочку. Слава коснулся моей руки; его пальцы были сухими и горячими. Хотел о чем-то спросить, но я и так поняла – о чем.
– Конечно, Слава, я приду.
– Завтра?
Я покачала головой, и мне показалось, что на его серое лицо набежала тень.
– Завтра еду с шефом по делам, вернусь поздно. Так что увидимся послезавтра.
Я помедлила, но медсестра уже начала прилаживать бутылочку с лекарством на стойку.
Я возвращалась из больницы, размышляя о том, что мы почти ничего не сказали друг другу – и в то же время сказали очень много.
