Текст книги "Искатель. 1979. Выпуск №4"

Автор книги: Игорь Росоховатский

Соавторы: Сергей Чумаков,Раф Валле
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

мяти. Только не сопротивляйся. Доверься мне.

Доли секунды понадобились новому брату, чтобы заблокировать в памяти ПУРа первый пункт программы.

ПУР развернулся и вслед за новым братом полетел к базе, предвкушая радость разрушения...

На их пути паходилось еще шесть патрульных роботов, воспринявших сигналы ПУРа Седьмого...

IV

На экранах было хорошо видно, как восемь неизвестных объектов ловко обогнули магнитные ловушки, лучами срезали башни радиомаяков. Длинные тела с острыми носами, как у рыбы-пилы, и длинными изогнутыми хвостами. Все восемь были похожи друг на друга, как близнецы.

Петр включил пнформатор. Но ни на один запрос объекты

49

не реагировали. Они разрушили первую линию приборов. Теперь их отделяли от базы лишь две линии приборов и резервные заграждения.

– Неужели они смогли уничтожить всех патрульных? —

спросила Мария.

Ей никто не ответил. Петр с двумя ассистентами готовил ме-зонную и фотонную пушки. Олег был занят наладкой магнитометров. Остальные люди были в других отсеках базы, готовясь к действиям, предписанным в подобных случаях Уставом космических баз.

– Произведем предупредительный выстрел, – сказал Петр.

Он никак не мог научиться командовать.

Яркая игла протянулась через весь экрав к одному из объектов. На ее конце пульсировала точка.

Объект остановился. Пространство вокруг него начало мерцать, он оделся защитной оболочкой.

«Вот как! Они умеют защищаться от луча?» – удивился Петр.

Еще яе ясны их намерения, – жалобно проговорил on.

Если мы продолжим выяснять, то выяснять будет не

кому. Они подошли к входным буям. – Олег взялся за руко

ятку генхаса. В этом вопросе для него все было ясно. Он от

вечал за безопасность базы.

На экране четко обозначился синий треугольник. Затем – четыре точки. Это были позывные базы.

Мария потянулась к ручкам настройки. Опа не сомневалась, что базу наконец-то вызывают куда-то запропастившиеся патрульные роботы. Но вместо обычных фраз приветствия в репродукторах послышалось:

– Предлагаем сдаться. Гарантируем жизнь.

Марии почудилось что-то знакомое в том, как передавался код, в расстановке интервалов. Когда-то она уже несомненно выходила на связь с этим радистом.

«Чего вы хотите?» – диктовал Олег, и Мария послушно

закодировала его слова и ввела в передатчик.

Узнаете потом. Мы не причиним вам зла. Вместе с на

ми вы овладеете Землей. Даем на размышление пять минут.

На экранах было видно, как резко, словно по» команде, остановились и неподвижно зависли все восемь остроносых «рыб-скорпионов».

Мария включила экраны внутрибазовой связи. С них смотрели лица товарищей, находящихся в разных отсеках. Семнадцать лиц с выражением тревоги, удивления, решимости, растерянности, упорства, смятения, страха...

Мария посмотрела на тех, кто был рядом с ней. Петр сел в кресло, вжался в него. Упруго перекатывались желваки, дергался острый кадык, нос будто собирался кого-то клюнуть. Нижняя полная губа еще более отвисла. Лицо Олега было непроницаемо спокойным и слегка торжественным. Пришло его время. Теперь он, а не Петр был истинным командиром экипажа, принимал решения, отвечал за судьбы людей. Ответственность может быть тяжкой и одновременно сладкой ношей. Ибо ее оборотная сторона – возвышение в собственных глазах.

50

Время ускорило свой бег. Оно уходило, как вода сквозь решето. Время штормило. Оно вздымалось вдали грозными валами, готовыми сокрушать все на своем пути. И когда прошла половина положенного срока, Олег разжал твердые губы и сказал:

– Мы сообщим, что сдаемся...

Все – п те, кто находился в одном с ним отсеке, и те, кто смотрел с экранов, – повернулись к нему, одновременно скрестили взгляды. В центре перекрестия была его голова. Вот она резко поднялась. Олег вскинул крутой подбородок:

...– А когда они минуют входные буи и выйдут на контрольную полосу, мы ударим из всех лучевых установок.

Свертывание пространства? – пересохшими губами спро

сил Петр.

Это исключительный случай. Он требует исключитель

ных мер, – сказал Олег.

А если они примут меры предосторожности? – спроси

ли с экрана.

Были и другие вопросы, но их задавали уже с облегчением, ибо нашелся тот, кто высказал решение и тем самым принял на себя ответственность, которая многих страшила. Только Петр – Мария это видела по его сморщенному лицу – сомневался в правильности решения. Но времени для сомнений почти не оставалось. Ровно столько, чтобы проголосовать. Пятнадцать – «за». Петр тяжело вздохнул и присоединился к пятнадцати.

Я против, – поспешно сказала Мария, не глядя на Пет

ра. Она еще не проанализировала причин своего решения.

Возможно, главной из них было даже не то, что объекты

проявляли признаки разумности. – Их позывные похожи на

позывные патрульных, – произнесла Мария.

У нас нет времени на тщательный анализ. Они сейчас

атакуют базу, – прицельно прищурясь, напомнил Олег. —

Мы просто предупредим их действия.

Я согласен с Марией! – воскликнул Петр, будто про

буждаясь от забытья. Он выскочил из кресла, как пробка из

бутылки. – Мы не имеем права на обман разумных! Наши

принципы...

Он размахивал руками и был похож на древнюю ветряную мельницу. Он напомнил о том, к чему приводит уподобление противнику, говорил об уставе базы.

– Да, да, лозунги! – кричал Петр. – Называйте их как

угодно, – догмами или шаблонами. Но обмануть другого зна

чит предать сеТэя.

Он думал: «Да, это старые, покрытые пылью и порохом истины, которые нужно просто помнить. Наши принципы – паше главное оружие. Они оплачены кровью а страданиями нредков. Если бы человек все заново проверял на своем опыте, человечество бы не сдвинулось с места. Мы бы остались неандертальцами...»

И когда схлынули все отпущенные им минуты на размышление, Мария передала первую фразу из приветствия космонавтов и патрульных:

– Требуем уважения к разуму.

51

Смертоносные лучи полоснули по защитному полю базы. Его мощность была неравномерной, и в некоторых местах лучи достигли цели. Вспыхнул дополнительный блок, в котором находился большой телескоп.

«Рыбы-скорппоны» ринулись к базе, размахивая хвостами. Они атаковали наиболее слабые места защитного поля. Была повреждена линия воздухообеспечения. Мария почувствовала* что стало душно. Но она вторично передала:

– Требуем уважения к разуму.

Счетчики космических излучений захлебывались неистовым стрекотом. Красные огоньки мигали во всех индикаторах...

– Еще минута – и будет поздно, – угрюмо напомнил

Олег. Его взгляд был исполнен мрачной решимости. Мария с

силой оттолкнула его руку от пускового устройства генхаса,

но это было излишним: генхас не работал, он был заблокиро

ван направленным лучом.

Луч пробил защиту. Падали антепны...

Мария чувствовала, что сознание мутится. Но, борясь с багровыми кошмарами, опа передала еще раз:

– Требуем уважения к разуму.

противилась постановлению школьного совета программистов. ПУР Седьмой случайно подслушал ее разговор с представителем совета. Они говорили о... да, да, об этом самом... о первом пункте V-программы...

ПУР Седьмой почувствовал болезненный укол в то место мозга, где проходила линия энергопитания. Послышался голос нового брата:

– Прекрати вспоминать.

Но тут прежний голос зазвучал снова – и ПУР расслышал фразу. Она была подобна вспышке молнии, сваривающей огненным швом небо п землю, на которой оа родился из отдельных узлов и деталей. Она распахнула шлюзы памяти, ибо была мостом между всеми существами – естественными и искусственными. Она уравнивала их по единому принципу, напоминая о великом и бескорыстном даре создателей своим созданиям. Именно поэтому она ко многому обязывала, и с нее начиналось приветствие патрульных:

– Требуем уважения к разуму.

И он наконец вспомнил содержание первого пункта: «Люди – главная ценность... Защитить их надо во что бы то ни стало...»

V

ПУРу Седьмому показалось, будто в его мозгу внезапно вспыхнул контрольный экран и зазвучал чей-то голос. ПУР не различал слов, но голос был знакомым. Он пробуждал воспоминания. ПУР Седьмой вспомнил первую свою учительницу, вводившую в него V-программу – универсальный курс, который положено усвоить любому роботу – от нянечки и уборщицы до интегрального интеллектуала – прежде, чем переходить к специализаций. Ему не хотелось вспоминать содержание V-программы, более того, он знал, что эти воспоминания заблокированы, на них наложен запрет.

Но голос прозвучал еще раз – и ПУРу захотелось нарушить запрет.

Этого не полагалось делать, но почему-то впервые за время существования, чем больше не полагалось, тем более разыгрывалось любопытство. А уж если включалась подпрограмма любопытства, выключить ее, не удовлетворив, было не так просто. Она была предусмотрена еще в первичном программировании, аналогичном безусловным рефлексам человека. Создатели ПУРов считали ее очень важной, так как она способствовала познанию окружающего мира.

Терзаясь сомнениями, ПУР Седьмой попытался хотя бы вспомнить, кем именно наложен, запрет. Оказалось – новым братом.

Пойти еще дальше и сломать запрет ПУР не мог.

Но голос не оставлял его в покое, вызывая все новые воспоминания, связанные с создателями. Особенно с первой учительницей, познакомившей его с V-программой. ПУР Седьмой вспомнил, как однажды, когда он никак не мог усвоить шестого пункта и его уже хотели подвергнуть частичному демонтажу и переделке, первая учительница решительно вос-

52

VI

...Щелканье счетчиков затихло внезапно. Стало необычно тихо. Эта звенящая тишина удивила Марию. Превозмогая боль, она раскрыла глаза и взглянула на экраны. Она увидела, как нарушился строй «рыб-скорпионов», как семь из них набросились яа восьмого и мгновенно растерзали егэ, испепелили, а затем принялись восстанавливать базу. Одновременно они сами преображались, принимая форму обыкновенных патрульных роботов – ПУРов...

53

54

Глава I

О

н был крепок, комиссар, и поддерживал форму: каждое утро сто упражнений для брюшного пресса, столько же на перекладине, укрепленной в дверной раме, час быстрой ходьбы. Так или иначе результат был налицо: в сорок пять лет – плоский живот, легкая походка, гладкое лицо, широкие плечи и железные нервы, что очень полезно, когда служишь в полиции, где работа с каждым днем становится все более хлопотливой и опасной. Но Жермена Вержа все это скорее забавляло.

Он выскочил из машины еще до того, как она остановилась, и очутился перед жандармским офицером, с которым был немного знаком.

Прокурор ждет вас, – сказал офицер. – Он в плохом

настроении.

Это очень кстати; я тоже.

Жандармы оцепили квартал. Над самыми крышами проносились огромные черные тучи. Дом выходил на вытоптанную лужайку. Обычно на ней играли дети, но сейчас она была пуста. Всех жителей эвакуировали. Полицейский кордон удерживал их на расстоянии.

– Это па четвертом этаже, – сказал жандармский офицер.

Он указал рукой на окно, закрытое металлической шторой. В квартире забаррикадировался человек со своими двумя детьми. Он грозил устроить побоище, если его попытаются извлечь оттуда.

– Эти рогоносцы доставляют все больше хлопот, – заме

тил Вержа.

Он растолкал двух жандармов, чтобы пройти. Офицер последовал за ним. Внутри оцепления находилась группа людей в штатском, и среди них прокурор, невысокий худощавый человек с мрачным взглядом. Он не любил Вержа.

Прокурор вышел вперед.

Мы ждали вас, комиссар. Я даю этому цураку два часа,

чтобы сдаться. Затем отдам приказ о его аресте.

Несмотря на ребятишек?

Спасти их – ваша задача. Говорят, вы мастер своего

дела. Так покажите это.

Прокурор отвернулся. Вержа перехватил взгляд инспектора Мора и подошел к нему.

Как все это выглядит? – спросил Вержа.

И хорошо и плохо. Тип несговорчивый. Упрямый. А пар

нишки воображают, что все это как в ковбойском фильме.

Один из них пульнул в полицейского. Промахнулся. Не бу

дем же мы соревноваться в стрельбе с мальчишкой. Положи

тельный момент: есть телефон – парень работает шофером, и

его иногда срочно вызывают.

Ты с ним говорил?

Я ему даже сообщил, что вы приедете. Он, кажется, был

очень польщен. Он сказал: это человек, который понимает.

Оружие?

Военный карабин. Американский, по словам Маше, esoto-

рый его углядел. Два охотничьих ружья у детей.

55

Он умеет обращаться с карабином?

По словам соседей, помешан на стрельбе.

Они стояли в пятидесяти метрах от дома, без прикрытия. Вержа это удивило.

Сейчас передышка, – сказал Мора. – Вначале он вы

пустил целую обойму, одна пуля разбила вдребезги ветровое

стекло машины с радиоустановкой. Машина в укрытии. Он

понял, что лучше поберечь боеприпасы до атаки «индейцев».

Где машина?

Мора указал на угол дома напротив, и Вержа направился туда в сопровождении инспектора. Он любил эту атмосферу: жизнь, приостановленная внезапной драмой, прокурор, который не пойдет ни на какой риск, но потом будет поучать, критиковать всех. Вержа терпеть не мог этих типов, которые никогда и не видели дуло пистолета в двух или трех метрах от своего носа, но со смаком разглагольствуют о «преступном акте».

Шале, водитель поврежденной машины, приветствовал Вержа. Он был сконфужен.

– Не допускайте меня к этому типу, а то я могу так его

двинуть! – проворчал он.

Вержа сел в машину, схватил телефонную трубку, набрал номер, который дал ему Мора, стал ждать. Как всегда в подобных случаях, он был спокоен, в голове и в душе пустота. Краем глаза следил за окном, едва видным из машины. Ответили после четвертого звонка. Низкий голос с парижским акцентом воинственно спросил:

Что надо?

Это комиссар Вержа, – сказал полицейский. – Я хо

чу поговорить с тобой.

Чтоб что сказать?

Спрошу: чего ты хочешь?

Я хочу, чтобы отправили к чертовой матери мою жену,

а меня с моими детьми оставили в покое.

Мы тут помочь не можем.

А почему судья доверил ребятишек этой шлюхе?

Возможно, он подумал, что не такая уж она шлюха, как

ты говоришь!

Шлюха! – отрезал голос.

Шлюхой оказалась инспектор социальной помощи, которая расследовала дело, сволочами – соседи, давшие показания. Вообще, создавалось впечатление, что для осажденного все люди подразделялись на эти две категории. Он называл имена соседей или друзей, которых в соответствии с полом причислял или к той, или к другой группе. Затем перешел к обобщениям. По его мнению, современный мир представлял собой кучу дерьма, а полицейские являлись ее основой, сырьем, так сказать.

У меня сходные мысли, – ответил Вержа.

Если до того, как подохнуть, я отправлю нескольких

на тот свет, – сказал мужчина, – значит, я не совсем зря

прожил жизнь!

В сущности, – заметил Вержа, – тебе противен весь

белый свет и очень хотелось бы облить его помоями.

56

– Еще бы! Мне б здорово полегчало.

Мора и Шале слушали, стоя у машины. На их лицах читался вопрос: контакт установлен? Пару раз комиссару удавалось одними разговорами успокаивать буйнопомешанных. Однажды, правда, он получил в грудь пулю калибра 7,85. Тут могло быть одно из двух. Трудно угадать...

Комиссар приказал Мора установить на крыше машины громкоговоритель, поскреб микрофон, чтобы проверить звук, а затем вновь взял трубку.

Ты подключен к громкоговорителю, – сказал он. – Те

бя услышат за сто метров. Делай свое заявление.

Это неправда.

Пусть один твой парнишка подаст голос, а ты слушай.

Группа, в которой находился прокурор, пришла в движение, когда до нее донесся голос осажденного. Эвакуированные жильцы, сдерживаемые жандармами, тоже зашевелились. Вержа пожелал про себя, чтобы оратор не берег красноречия...

Сначала послышался тонкий голос мальчика лет тринадца-ти-четырнадцати, кричавший до хрипоты: «Шайка подлецов!» А затем подключился отец, с ликованием в голосе прооравший первые слова:

– Все вы сволочи!

Реакция толпы была злобной, и жандармы на всякий случай подняли виптовки.

– И все вы подонки! – последовало продолжение.

Прокурор отделился от группы и направился к Вержа, ко

торый не без злорадства следил за ним краем глаза.

– Эта шлюха, моя жена, всех вас перезаразила, всех му

жей, а мужья – своих потаскух, а они – своих сопляков.

Толпа застыла, обеспокоенная. Прокурор подошел к машине.

– Полицейские тоже заболеют, – продолжал голос радост

но. – И судьи, и этот идиот прокурор, которого я только что

видел!

Прокурор вытянул палец* по направлению к Вержа. Он был мрачен.

– Может быть, хватит? – сказал он.

Вержа покачал головой.

– Чтобы излить все, что скопилось за целую жизнь, нуж

но время, господин прокурор!

Выступление продолжалось. Понимать говорящего стало труднее. Он так торопился выдать каждому его порцию, что слова не успевали друг за другом. Отчетливо слышалась только брань, беспощадно клеймящая местные нравы. Он начинал повторяться. Вержа взял трубку.

Ну как, легче стало?

Я мог бы говорить часами, и то было бы мало!

Даю тебе еще три минуты!

Прокурор стал возражать. Но Вержа не обратил на него внимания. Голос из громкоговорителя «сменил пластинку». Теперь бранил себя. Он идиот, безнадежный идиот, им и останется. Каждый раз он позволял обвести себя вокруг пальца. Его дурачили как хотели, Вот почему он хочет подохнуть и

57

своих детей взять с собой, чтобы они не стали такими идиотами, как он. Вержа внимательно слушал, стараясь различить в голосе признаки ослабления напряженности. Прокурор хотел заговорить, но Вержа остановил его нетерпеливым жестом. Он вновь взял трубку.

Ты согласен, чтобы я пришел к тебе?

Застигнутый врасплох, мужчина замолчал.

Я буду один, без оружия. Даю слово!

Слово полицейского?!

– Не знаю, долго ли я им еще останусь. Прокурор очень

сердит на меня за то, что я позволил тебе высказаться!

Мужчина сказал, что прокурор кретин, и потребовал, чтобы ему привели жену. Он ей намылит шею. Вержа ответил, что этого нельзя сделать, пока они не поговорят как следует, по-мужски.

– Я – тебе, ты – мне. Я оказал тебе услугу, теперь твоя

очередь.

На мгновение наступила тишина, необычно зазвеневшая после всего этого шума.

– Приходи, – сказал мужчина.

Вержа повесил трубку. Прокурор посмотрел на него с затаенной злостью.

Вам это все еще и удовольствие доставило! >– проши

пел он.

Да, – сказал Вержа, выходя из машины.

Раздвинув полы пальто, он засунул руки в карманы брюк и медленными шагами направился к дому. Полицейские и жандармы, стоящие группой, в которой находился и прокурор, посторонились, чтобы дать ему пройти. Кто-то сказал: «Будьте осторожны, господин комиссар». Вержа узнал голос молодого инспектора, который ему очень нравился, потому что искрепне верил в свою пропащую профессию.

Следят ли за. ним из-за' железной шторы? Несколько педель назад в Лилле его друга застрелил бандит почти в такой же ситуации. Ощущение опасности. Оно заставляло сердце Вержа биться сильнее. Он любил это ощущение. Только определенная порода людей в состоянии понять его. Разумеется, прокурор не относился к ней.

Он подошел к грязной деревянной двери и толкнул ее. Перед ним была лестница с испачканными ступеньками. Тишина была абсолютной. Осажденная квартира находилась на четвертом этаже справа. На третьем Вержа услышал звук быстрых шагов и шепот. Не готовилась ли эта милая семейка к стрельбе залпом? Полицейский, скатывающийся с лестницы, разбрызгивая во все стороны свою кровь, – редко представляется случай устроить для своих детей такой спектакль. Его нельзя пропустить.

Едва он ступил на предпоследнюю ступеньку, как дверь напротив внезапно раскрылась. Вначале он увидел карабин. Действительно американский. Его держал лохматый, плохо выбритый, одетый в комбинезон мужчина. Рядом с ним парнишка лет четырнадцати-пятнадцати размахивал охотничьим ружьем. Вержа остановился, поднял руки.

– Подойдите, – сказал мужчина.

58

Под дулами двух ружей Вержа ступил на лестничную площадку. Он улыбался.

– Веселенькую историю ты мне устроил с прокурором, —

сказал он.

Мужчина собирался ответить, но в этот момент Вержа с молниеносной быстротой схватил ствол карабина. Подумав, что полицейский будет вырывать оружие у него из рук, мужчина отклонился назад. Но Вержа, наоборот, упер приклад ему в грудь и отвел дуло. Пуля полетела в поголок. Одновременно другой рукой комиссар оттолкнул ружье, которое держал мальчик, и парнишка потерял равновесие. Ногой Вержа ударил человека в пах, и тот скрючился на полу от боли. Вержа подобрал карабин и ружье и вошел в квартиру. Перед ним стоял, застыв в оцепенении, мальчуган со старым охотничьим ружьем в руках. Он без сопротивления отдал оружие. Его брат поднимался с пола вне себя от злости.

– Успокойся, – тихо сказал Вержа. – Все кончено.

Он подошел к корчившемуся у дверей мужчине автащил его в гостиную, освещенную подвешенной к потолку лампой.

– Открой окно, – скомандовал он младшему мальчику.

Ребенок послушался. Держа карабин так, чтобы он был виден с улицы, Вержа подошел к окну и широко взмахнул рукой. Он услышал победный возглас. Наверняка Мора. Уж, конечно, не прокурор.

Вержа присел, глядя па поверженного противника.

Вы сделали ему больпо! – угрожающе сказал старший

из братьев.

Очень, – подтвердил Вержа. – Уж я в этом деле разби

раюсь. Однажды во время игры в регби мне так же влепили.

Что ему будет? – снросил младший.

Побрапят.

А нам?

Вас вернут матери. Ты ее любишь?

Мы любим их обоих.

«Черт!» – подумал Вержа. К счастью, это не его дело. И, к счастью, у него нот детей. Иначе он бы, вероятно, два раза подумал, прежде чем пускаться в такую авантюру.

Он услышал глухой топот на лестнице: там устремились на штурм. Первым появился Мора. Он сказал:

– Браво, патрон. – Взглянув на тихо стонущую жертву,

прокомментировал: – Как всегда, точное попадание.

Показался прокурор. Он заметил, что так-то лучше. И Вержа так думал. Отдав приказание, чтобы отца и парнишек отвели в полицейский участок, Вержа кивнул прокурору и взял за руку Мора.

– Идем, – сказал он, – мне нужно с тобой поговорить.

* * *

Мора вел машину с большой скоростью. В этом крупном городе на юго-западе страны, как и везде, разумней было бы отказаться от автомобиля. Но теперь, когда человек перестал любить человека, люди предпочитали проводить два часа

59

в одиночестве в своих клетках на колесах, отделенные от других прочным кузовом, нежели полчаса в автобусной давке.

Мора, мы продажные полицейские. Это сказал мне на

чальник полиции. Он говорил обо мне и косвенно о тебе.

Клод?

Да, наша подружка Клод. Подложила мне свинью. Она

сказала судье, что давала мне взятки.

Это неправда.

Это неправда. Но правда то, что я с ней спал, а ты уст

раивал у нее ложные облавы.

Прокурор вас терпеть не может.

Он с радостью потребует для меня «примерного» нака

зания.

Они замолчали. Мора размышлял, время от времени поглядывая на Всржа.

Вы позволите им сделать это?

Нет.

Что же тогда?

Устрою им веселую жизнь! На это у меня уйдет не

сколько дней. Надеюсь, лучших в моей жизни.

* * *

Сильвеной звали высокую блондинку с длинными, до плеч, волосами. У нее были серо-зеленые глаза, и она была очень красива. Вержа любил ее. Уже почти полгода она была его любовницей. Он познакомился с ней во время проверки, предпринятой по требовапию какого-то завистливого конкурента. Сильвена была управляющей «Плэй боя» – комплекса (единственный ее комплекс, говорила она, смеясь) ночных развлечений в центре города. На втором этаже здания располагался огромный бар, где подавали легкую закуску студентам, на первом – довольно дорогой ресторан, а в подвале находилась дискотека, которая закрывалась только на рассвете. Все это принадлежало компании, в которую с помощью подставных лиц вложили долю некоторые именитые граждане. Официальпо они игнорировали это место или осуждали его, что не мешало им регулярно получать с него доходы, значительно превосходившие те, что могли дать обычные банки.

Вержа застал Сильвену за завтраком в обществе кассирши. Они сидели в глубине бара, где были заняты лишь несколько столиков. Зал был большой, но уютный, сиденья сделаны из искусственной черной кожи, свет давали прожекторы. По мере их вращения цвет освещения менялся. Вержа это не очень нравилось, но правилось клиентам, что ' было главным.

Он сел рядом с Сильвеной, которая подставила ему губы для поцелуя. Она ела аппетитно пахнущее рагу. Вержа зачерпнул ложкой из глиняного горшочка, стоявшего на столе, попробовал, затем положил себе рагу в тарелку. Кассирша, толстая девица в очках, быстро поздоровалась с ним и положила себе на тарелку внушительную порцию фасоли и мяса.

– По радио только что опять передали, будто ты герой, – заговорила Сильвена.

60

Скоро это кончится, – спокойно произнес Вержа.

Когда-нибудь тебя убьют.

Она смотрела на него и грустно улыбалась.

– Возможно, это будет не так уж плохо! – сказал он со

смехом и вновь принялся за рагу. – Успокойся. У меня еще

столько дел, что пока со мной не может ничего случиться.

Вержа выпил полный стакан воды. Он избегал алкогольных напитков, хоть и любил. Но надо было выбирать: начиная с определенного возраста нельзя позволять себе все удовольствия.

– Пойдем, – сказал он, опустошив тарелку, и поднялся.

Сильвена последовала за ним. За баром находилась маленькая комната, которая служила ей кабинетом. В ней стоял диван. Иногда Сильвена проводила здесь ночь или послеобеденный отдых.

Вержа присел па диван, Сильвена 5 ^гстР°илась рядом.

Они собираются разделаться со мной, – сказал он.

Почему? – удивилась она.

Клод.

Сильвена не смогла скрыть торжества: она ненавидела Е^лод по многим причинам.

– Сказала, что платила мне.

– Каким образом? – спросила Сильвена с иронией.

Вержа расстегнул пиджак.

Возможно, я доверю тебе кое-какие бумаги, – сказал

он. – Ты сможешь спрятать их в надежное место? -Завтра

я принесу все, ты немедленно спрячешь.

Они дорого стоят?

Неслыханную цепу – моей свободы. И твоей соответ

ственно.

Они меня арестуют? – спросила Сильвена.

– Надеюсь, что нет.

Он обнял ее.

* * *

На улице, мощенной круглыми, стертыми от времени камнями, сохраняющимися скорее пз экономии, нежели из любви к старине, стоял обшарпанный отель. Тяжелая дверь из черного дерева всегда была приоткрыта. Вержа толкнул ее ногой, очутился в слабо освещенной прихожей и направился к другой двери, скрытой драпировкой. Не успел он взяться за ручку, как дверь открылась и появилась высокая крупная женщина. Всему городу она была известна как Маржо-ри, а заведение ее пользовалось популярностью. Она протянула Вержа руку без особого восторга.

– Очень мило, что вы зашли ко мпе, – сказала она.

Но любезности в ее голосе не слышалось.

– Справедливые слова, – произнес Вержа и последовал

за Маржори.

Они вошли в довольно просторную комнату, обставленную дешевыми креслами, с баром в углу. Вержа прошел к бару п занял место, предназначенное для бармена. Маржори вскрикнула:

– Куда вы?

61

Он не ответил, открыл ящик, в котором еще торчал ключ, взял черный блокнот и показал его Маржори.

– Я пришел вот за этим.

Маржори залилась краской. Однако она скорее испытывала удивление, чем какое-либо другое чувство.

Зачем вы делаете это, комиссар?

Где эта стерва, твоя компаньонка?

Я не собираюсь вам докладывать.

Она старалась понять. Обычно о визитах полицейских было известно заранее. Этой любезностью она была обязана одному местпому депутату. Маржори почуяла ловушку.

Верша взял ее за руку не грубо, но с такой силой, что она оказалась вплотную прижатой к нему.

– Отведи меня к ней, – сказал комиссар.

Он слегка вывернул ей руку. Маржори поморщилась.

Плохи дела, комиссар? – спросила она.

Великолепны!

Она больше не сопротивлялась, и, держась за руки, они направились к двери, которая вела в коридор, обитый довольно уродливыми деревянными панелями. Они прошли его, и Маржори открыла другую дверь, ведущую в кухню. На стуле сидела женщина помоложе, с дряблым розово-белым лицом и раскладывала пасьянс. Она подняла голову и с удивлением посмотрела на вошедших. Вержа быстро засунул руку в карман ее жакета и вытащил набитый деньгами бумажник. В нем был также листок с фамилиями и цифрами.

Не обращай внимания, – сказала Маржори, – он спятил!

Справедливые слова, – сказал Вержа.

Он обратился ко второй женщине:

Арлет, ты пойдешь с нами. Осмотрим комнаты.

Маржори решила перейти к открытому сопротивлению. Она

отказалась подчиниться.

Согласно хорошо известному выражению, которое я обо

жаю, ты усугубляешь свою вину! – сказал Вержа.

Я должна, позвонить, – потребовала Маржори.

После обыска ты можешь звонить хоть архиепископу,

если тебе захочется.

Слово «обыск» произвело впечатление.

И правда, – сказал Вержа, – я забыл вас предупредить.

Это действительно обыск.

Чье это приказание?

Мое.

Комиссар взял под руку с одной стороны Маржори, с другой – Арлет.

Пошли. Сколько сейчас клиентов?

Двое, – ответила Маржори.

Успокойся. Я не помешаю им закончить свое дело. Про

стая констатация факта.

Женщины стали упираться. Вержа пожал плечами и на

пряг мышцы. Несмотря на сопротивление, они сделали шаг

вперед. Оп нажал сильнее, и Маржори сдалась.

– Вам это дорого обойдется, – сказала она со злостью.

Они подошли к лестнице, ведущей из коридора.

62

– Я не Клод, – продолжала она. – Если вы хотите де

нег, комиссар, то зря стараетесь.

Он засмеялся.

– Пока что я хочу бросить взгляд!

На втором этаже находилось шесть комнат, по три, одна напротив другой. Маржори подвела их ко второй по правой стороне. Она высвободилась, чтобы достать из кармана дежурный ключ. Постучала и сейчас же открыла. На кровати лежали молодая женщина и седой мужчина лет пятидесяти, который сердито приподнялся на локтях. У него был вид сенатора, но только вид, к большому сожалению Вержа, знающего всех местных сенаторов в лицо.

– Полиция, – сказал комиссар.

Он подошел к постели, поприветствовал лежащего мужчину, извинился вполне искренне. Мужчина сказал, что будет жаловаться.

– На вашем месте я бы реагировал так же, – сказал Вер

жа очень вежливо.

Он обратился к девице:

– Патриция или Морисет?

Эти два имени были записаны на листке, найденном в бумажнике Арлет.

– Патриция, – ответила девица.

Вержа велел ей прийти вечером к нему на службу, чтобы дать «кое-какие показания». Он заметил, что Маржори исчезла. Он это предвидел.

Выходя из комнаты, он кивнул мужчине. Арлет ждала его, слабо улыбаясь.

Вержа схватил ее за руку.

– Следующая комната, – сказал он.

В ваших интересах повременить, мой вам совет.

Маржори бегом поднималась по лестнице. Она запыхалась.

Вас просят к телефону, – сказала она.

Сейчас, скажи, чтоб подождали.

Маржори колебалась. Лицо комиссара приняло жесткое выражение.

Никому не понрагится, что ты препятствуешь проверке.

Даже тому, кто на другом конце провода.

Негодяй, – процедила она.

Вержа искоса взглянул на нее, забавляясь.

– Оскорбление полицейского при исполнении служебных

обязанностей. Ты распустилась, Маржори.

В другой комнате молоденький юноша забавлялся с брюнеткой, которая думала в этот момент о чем-то совсем другом и не скрывала этого. Юноша пытался возмущаться. Вер– жа задал брюнетке те же вопросы, что и предыдущей девице. И она ответила, что ее зовут Морисет, уточнив даже, что так же звали ее бабушку, у которой была аналогичная профессия после войны 1914—1918 годов. Она добавила, что в те времена полицейские пе совали нос не в свое дело, против чего Вержа не стал возражать.