Текст книги "Глаза цвета стали"
Автор книги: Игорь Марченко
Жанры:
Космическая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Наблюдатели на вышках открыли поверх наших голов заградительный огонь из пулеметов. Пригнувшись к самой земле, я почти ощущал дуновение ветра, когда над головой пролетают со свистом раскаленные добела трассы очередей. Глухой треск пулеметов еще долго раздавался у меня в ушах и умолк лишь тогда, когда последнего преследователя разнесли на ошметки.
– “Ничего себе сходили на разведку!” – подумал я, проверяя все ли части тела на месте.
Осторожно выглянув из воронки, я стал взглядом искать своих товарищей. С радостным облегчением увидел, что никто из скаутов не пострадал. Подозвав жестами их к себе, я в пол голоса приказал, чтобы они держали язык за зубами, даже, если их будут пытать.
Чуть помолчав, Слон, чуть дрожащим голосом спросил:
– Капитан, что с нами произошло? Я готов поклясться чем угодно, что видел среди некроморфов человека в странной одежде. У него кожа была золотистого цвета…
– Все объяснения потом, просто молчите. Говорить буду я.
Из деревянных ворот нам навстречу вышел вооруженный до зубов отряд.
– Лежа на животе, много не навоюешь “брат”! – насмешливо выкрикнул Комишира, походкой властелина мира пересекая разделяющее нас расстояние. Я проигнорировал его язвительный тон. – И что интересно вам удалось узнать? Или вы только и делали, что бегали от некроморфов?
Комишира взял из рук ближайшего воина копье и сделал шутливый выпад в мою сторону, словно пугая. Я легко увернулся от острия, по ходу лениво отбив древко ребром ладони.
– Мы выяснили, что нежить рассеялась по всей округе, а ты по-прежнему бьешь как педик!
Солдаты с трудом удержали Комиширу, который отбросив копье, кинулся на меня:
– Увидимся на Совете старейшин, презренный русский пес! Я всем расскажу, какой ты на самом деле храбрец! Дал деру при виде нескольких тухлых дохляков, это лучшее на, что ты способен капитан Алешин! Уже завтра духа вашего здесь не будет, это я тебе гарантирую…
– Не переживай по этому поводу брат, мы и сами уйдем.
– Еще не забыл наш уговор? Я вызываю тебя на поединок! Ты поклялся кровью…
– Всему свое время, приятель. Сейчас я не настроен, драться с тобой. Потерпи до завтра.
– Презренный трус! – японец плюнул в мою сторону, сделав неприличный жест рукой.
Ополченцы, да и все остальные жители поселка встречали нашу маленькую группу криками восторга, один Антон в сопровождении взвода автоматчиков был как всегда невозмутим.
– Сделали себе уколы сыворотки? Делайте! – Строго приказал он, не сводя с меня взгляда.
Чертыхнувшись про себя, я чуть не выдал своего волнения дрожанием губ. В последнее время антиоксидирующий препарат действовал на меня не просто болезненно и угнетающе, а словно русская рулетка – непредсказуемо. Неизвестно когда он меня прикончит. Одно дело умереть в бою и другое погибнуть от обычного шприца, в котором изначально таится моя гибель. От этого мне становилось не по себе и по настоящему навевало ужас.
– К нам никто не присасывался! – криво улыбнулся я, но, прочитав в глазах напарника суровую решительность, я был вынужден подчиниться. Демонстративно сделав себе укол, с вызовом посмотрел на него. – Доволен?
Скауты-разведчики не моргнув и глазом, последовали моему примеру. Я вымученно улыбнулся и, сославшись на усталость, отправился в свое временное жилище, где меня ждала Мари. Бодро взбираясь на вершину холма, с каждым шагом ощущал, что вот-вот потеряю сознание. В ушах появился мерзкий звон, а угол зрения стал стремительно сужаться, предупреждая о скорой потере сознания. Никогда еще мне не было так хреново как сейчас.
– Чертов укол… – бормотал я, преодолевая последние метры до дома с таким трудом, словно я совершал восхождение на Эверест. Ко мне навстречу выскочила Мари и успела придержать за плечи. Я повис на ней всем своим весом, неуклонно сползая на землю.
– Что с Вами, Дмитрий сан? – тревожно спросила девушка, задыхаясь под моим весом.
– Холодной воды… живо. – Прохрипел я, в последнем рывке вваливаясь в дом и падая на пол.
Дрожащими руками, расстегнув на себе бронежилет и куртку, с ужасом увидел, как кожа на груди прямо на глазах начинает покрываться водянистыми волдырями, словно после ожога.
– Черт! – Я опрокинул на себя маленький тазик с водой, который мне принесла Мари. Стало заметно лучше, но ощущения в теле остались прежние – будто мне в кровь впрыснули кислоту. Боль была такой невыносимой, что неудержимо хотелось орать во всю глотку.
– Вы ранены? Я позову лекаря. – Прошептала девушка, по щекам которой побежали слезы.
– Нет! Никого не надо! – прохрипел я, даже застонав от головной боли. – Для всех я занят…
Мари быстро поняла, что я хочу. Она помогла мне раздеться догола, после чего довела до кровати и накрыла простыней, после чего неуверенно застыла на пороге комнаты.
– Вам принести еще воды?
– Воды?! – наигранно воскликнул я, даже закашлявшись. – Я тут, не жалея живота своего, надрываюсь на войне, а вода единственное, что ты можешь мне предложить? Пиво есть?
Заметив, как девушка смутилась, я через силу рассмеялся и примирительно поднял руки:
– Я шучу. Давай воды. Если меня будут спрашивать скажи им, что я умер.
– Если шутите, значит все в порядке. – Улыбнулась девушка и быстро впорхнула из комнаты.
– Надеюсь, но не уверен… – Пробормотал я и через миг потерял сознание.
Когда я пришел в себя, было уже далеко за полночь. Тишина ночи нарушалась глухими раскатами полевых орудий и сухим треском пулеметов – некроморфы не оставляли нас в покое ни днем, ни ночью. Мари спала рядом со мной, свернувшись калачиком у меня под боком. Что бы не потревожить ее сон, я осторожно встал с кровати и подошел к окну. Раздвинув бамбуковые жалюзи, разглядел при свете тусклых масляных фонарей лениво курящих солдат из отряда Антона. Значит все под контролем. Если бы началась полномасштабная атака, меня выдернули из кровати даже, если бы я пребывал в коматозном состоянии. Заметив, что за ними наблюдают, солдаты смущенно поправили на головах каски и отвернулись, сделав вид, что их заинтересовал шум приближающейся машины. В дальней части улочки заметались лучи прожектора, к дому подъехал патрульный бронеавтомобиль ”Хоку”. Я спешно задвинул жалюзи и вернулся в комнату к Мари. Стал лихорадочно искать свою одежду, разбросанную по всей комнате.
– К Вам гости, Дмитрий сан, – в комнату на цыпочках заглянула сонная Юкка, с интересом окинув меня заспанным взглядом. – Ваш друг просит поторопиться. Вас ждут на Совете.
Склонившись над спящей Мари, едва ощутимо коснулся губами ее щеки.
– Это на тебя так антиоксидант подействовал или бег от кучки мертвяков? – первым делом спросил меня Антон, лениво подпирая борт бронемашины. – На моей памяти такого еще не было. Откуда столько страсти и томности во взоре? Ты никак влюбился?
Я открыл бронированную дверцу и с кряхтеньем уселся рядом с водительским местом, не зная, что ответить. Впервые мне ничего путного не приходило на ум, кроме матерных слов.
– Обычно для тебя не характерно бежать к женщине сразу после боя… – подначивал Антон.
– За собой лучше следи, балабол! – огрызнулся я. – Откуда машина?
– Старейшины выделили. Мне приходится постоянно объезжать все укрепления.
Антон медленно повел машину по петляющим улочкам поселка. Стал внимательно смотреть на дорогу, чтобы ненароком не задавить свиней, так и кидающихся под колеса бронемашины.
– Классную тачку ты раздобыл. Сиденья с подогревом? У меня аллергия…
– Ты меня обманул, – чуть поморщившись, ответил Антон, не обратив внимания на мой шутливый настрой. – Притом гнусно и совсем не по товарищески. Как это понимать?
– В чем именно? – напрягся я, невзначай положив руку на автомат.
– Ты сказал, что подкрепление будет лишь вечером. Я связался с Гнездом и на мой закономерный вопрос о подкреплении тут же нарвался на отборные матюги полковника, который не преминул покрыть меня трехэтажными ругательствами со многими анатомическими деталями и подробностями из человеческой физиологии. Ты выставил меня полным кретином. Зачем?
– Извини, – я хлопнул его по плечу. – Не хотел тебя расстраивать раньше времени.
– Ты ведь знаешь, чтобы расстроить меня сложно. Не делай так больше, а то потеряешь мое доверие. Я хочу узнавать новости первым, а не меж строк из мата Высокова.
– Обещаю, этого больше не повторится.
Машина остановилась у баррикады ополченцев, и дальше мы шли пешком. Антон то и дело поглядывал на меня искоса и, морща лоб, бормотал себе под нос неразборчивые слова. Я не обращал внимания на его поведение, хоть и знал, что он начинает о чем-то догадываться. Не в первый раз после укола антиоксиданта у меня случались приступы дурного настроения, а иногда и псевдо расстройства желудка – нужно же мне было как-то объяснять свое отсутствие. Если так пойдет и дальше, меня вскоре вычислят. Мне была не по душе идея рассказать ему всю правду, но иного выбора не было – без лекарств, которые раньше доставала Светлана, эти антиоксиданты однажды прикончат меня. С напарником я всегда мог поговорить по душам на чистоту в надежде на понимание и сочувствие. Он мой друг и поэтому я мог доверять только ему.
– У тебя со здоровьем все нормально? – неожиданно спросил Антон. – Выглядишь хреново.
– Да все пучком, а почему ты спрашиваешь?
– Мне показалось, ты уходил к Мари бледный как сама смерть.
– Просто вымотался пока бежал. – Как можно беспечнее пожал я плечами.
Антон понятливо кивнул, сделав вид, что это объяснение его удовлетворило, но в глазах осталась тревога. Определенно он что-то подозревал, но пока не решался на разговор.
– Бежали вы так, что любо дорого посмотреть, словно за вами гнался сам Дьявол. Может, расскажешь, что вы там такого увидали? Ведь не мертвецов же испугались?
– Ничего особенного, просто чуть не попали в ловушку Толстяка…
– Да ладно, мне то не заливай. Я видел в бинокль ваши выпученные от страха глаза. Колись.
К счастью мы уже подошли к дому Старейшин, что избавило меня от ответа.
– А, капитан Алешин! – расплылся при виде меня в радостной улыбке глава Совета, старейшина Хабаки. – Нам очень льстит, что Вы не равнодушны к нашим женщинам, но не забывайте, что идет война, и Вы обязаны присутствовать на всех наших совещаниях и церемониях. Вы ведь не желаете нанести нам обиду? Где Ваш меч?
– Я оставил его дома. – Ответил я, заметив недобрый блеск в глазах Комишира.
– А можно поинтересоваться по какой причине? – неожиданно выкрикнул названный брат.
– Иначе у меня непременно возникнет желание, срубить твою пустую голову!
Комишира взвился со стула и яростно подошел ко мне:
– Ха! Остряк! Ты просто знаешь, что без меча поединка между нами не состоится. Ты специально его оставил, тем самым тянешь время! Думаешь, что я полный дурак?
– Я не думаю, а знаю, – парировал я. – Ты никогда не отличался особым умом.
Комишира победоносно обернулся к Старейшинам и быстро заговорил по-японски:
– Достопочтимые отцы, этот чужак снова оскорбил меня, но он дал клятву на поединок, а теперь трусливо пытается ее нарушить. Вы знаете, как небеса карают клятвопреступников? Сначала они насылают на людей давших ему пищу и кров голод и мор, а потом проклинают всех, кто окажется с ним рядом. Я требую высшей справедливости, которая будет заключаться в выборе богов во время поединка. Клянусь Буддой, я не буду убивать этого нахала, а всего лишь хорошо проучу, чтобы он впредь не вел себя столь дерзко и вызывающе.
Слушая его речь, я недобро улыбнулся, наблюдая, как старики согласно закивали головами. Похоже, от поединка мне не отвертеться. Не то, что бы я волновался по этому поводу, просто не хотелось тратить силы и нервы на драку с этим молокососом. Мне вообще его ненависть была не совсем понятна. Да, его отец обучил меня бою на мечах и часто делился своими размышлениями о бытие, но даже я был для него гаиджином – чужаком. Комишира другое дело, его плоть и кровь. Старик очень огорчится, если узнает, что я скрестил свой меч с мечом его сына. Он всегда учил сдержанности. Умный полководец завершает войну, даже не начиная ее.
– Довольно этого спектакля! – прервал я пламенную речь Комишира. – Если ты желаешь подраться, я тебе это легко организую. Но помни. Если победителем окажусь я, ты вернешься домой к своему отцу. Я постараюсь вздуть тебя с минимальным ущербом для твоего здоровья.
– Странные слова для человека, забывшего свой меч дома! – ухмыльнулся японец, медленно обнажая катану и направляя мне в грудь. – Что мне мешает прикончить тебя прямо здесь и сейчас? А может мне отрезать тебе что-нибудь другое вместо ушей? Я уверен эта маленькая шлюшка Мари примет тебя и таким. Ты даже сможешь петь чудным фальцетом…
Покраснев от гнева, я коротко поклонился Старейшинам и, скидывая с себя бронежилет, вышел на улицу, приглашая за собой Комиширу. Он с гнусной ухмылкой вышел следом, небрежно держа меч на своем плече.
– Чем же ты собрался защищаться “брат”? Уж не своим ли дурацким чувством юмора?
Старейшина Хабаки, сердито наблюдая за нашей перепалкой, неожиданно извлек свой меч и порывисто протянул его мне рукоятью вперед, придерживая за лезвие.
– Я буду очень горд, если Вы примите на время поединка мой. Это хороший меч.
Проверив балансировку, насколько раз махнул перед собой для пробы. Рукоять удобно лежит в руке, становясь ее продолжением. Я слегка поклонился в знак признательности. Пусть клинок не такой тонкой работы как мой, но важен не металл, а рука, которая его сжимает. Я принял стойку чудан-но камаэ. В такой стойке меч расположен на среднем уровне, как, будто я собрался уколоть соперника в грудь или солнечное сплетение. Локти выдвинуты чуть вперед, всем видом показывая готовность выполнить ”цуки” или укол по нашему. Некоторые самураи считали эту позицию очень сильной, а я из личного опыта могу сказать, что противник, ставший в нее, делается каким-то ”неудобным”. Комишира принял такую же стойку, скрестив меч с моим. Чтобы без риска для жизни стоять, таким образом, нужно быть абсолютно уверенным в быстроте реакции и способности адекватно оценивать происходящее.
Комишира тихо шепнул, так чтобы никто кроме меня, его не услышал:
– Если Будда мне будет благоволить, я докажу что мой отец ошибся в выборе ученика.
Сконцентрировавшись на мече, я почувствовал, как от моих рук и далее по лезвию, потекла энергия, усиливая любой удар во много раз. Классический захват длинной рукояти представляет для мастера широкое поле возможностей, а сила концентрированного удара такова, что за тысячу с лишним лет человечество так и не изобрело ничего лучше. Доподлинно не известно, пользовались ли могучие русы или северяне какими-нибудь особыми секретами во время битвы на своих чудовищах, но удержание в руках японского меча подчинено неукоснительным правилам, писаными реками человеческой крови.
– Ну и чего ты ждешь? Атакуй трус или боги проклянут тебя навеки! – заводился брат.
Я сделал короткий шаг вперед. Комишира на один шаг отступил. Я про себя обрадовался, когда понял, что он втянулся в мою игру, ожидая моей атаки и последующей за ней жестокой сечи. Только не бывает в битве двух мастеров красивых финтов и выпадов. Все решает один единственный удар, который либо калечит, либо убивает соперника наповал. Японец думает, что я буду играть по его правилам и попадусь в его ловушку. Как же он заблуждается…
– Эй, олух, – шепнул я, мешая его концентрации. – Знаешь, как гаиджины называют педиков?
Заметив раздраженный блеск в его глазах, в следующий миг нанес мощнейший удар своим лезвием по боковине его катаны. Меня пронзила зубодробительная вибрация, когда металл ударился о металл. Моя катана, смахнула половину его меча, оставив в руках Комишира жалкий обрубок чуть меньше трети от прежней длины. У названного брата от удивления и шока предательски отвалилась челюсть. Осколки его железяки еще летели на пыльную землю, а мое острие уже упиралось в его горло, не оставляя сомнений в том, кто победил в поединке. Проблема всех японских мечей была в чрезмерной хрупкости. Если сильно ударить по боковине, ни одно лезвие не выдержит, так приходилось расплачиваться за бритвенную остроту и закалку.
– Это бесчестный поступок труса! Только ты мог решиться на столь подлый удар! – прохрипел Комишира, у которого из глаз чуть не хлынули слезы бессильного гнева и обиды, когда он понял, что я безвозвратно испортил его меч. – Это… это даже хуже, чем, если бы ты просто уклонился от боя и сбежал обратно домой! – и он разразился нецензурной бранью по-японски.
– Теперь своим огрызком можешь картошку чистить! – я отступил на несколько шагов, возвращая меч владельцу. Когда Хабаки с благоговением принимал его из моих рук, позади меня раздался предупреждающий возглас. – Берегитесь!
Я мгновенно уклонился в сторону, одновременно отпрыгнув в сторону. И вовремя. Комишира не находя себе места от душащего его унижения и гнева, выхватил из рук ополченца пику, и я чуть не получил острием прямо в спину. Хорошо один из моих людей просек его маневр и успел вовремя предупредить, иначе не избежать бы мне смерти от подлого удара сзади.
– Ты позоришь себя! – гневно рявкнул Хабаки, приставив острие меча к горлу Комишира. – Если ты считаешь поражение невыносимым, я помогу тебе с уходом в загробную жизнь, став твоим кайсяку! Я обещаю, что не промахнусь мимо шеи, носящей столь презренную голову…
Вероятно, одним из наиболее знакомых русскому человеку японских слов является далеко не самое приятное – «харакири», дословно означающее «резать живот». Этим термином с незапамятных времен называли популярнейший способ благородного исхода в иной мир. Вообще-то ритуальное самоубийство называется «сэппуку», и совершить его можно по-разному. В горячке битвы можно броситься на собственный меч или копье, перерезать горло или прыгнуть со скалы. Но самый возвышенный, утонченный и доблестный путь – распороть живот. Древние японцы резались тупым деревянным ножом. Но позднее народ измельчал, и во избежание длительных предсмертных мучений полюбили использовать «кайсяку», то есть помощника. Ловкий приятель становился сзади и внимательно следил за происходящим, подняв меч. Как только нож вонзался в живот (или чуточку погодя, в зависимости от договоренности и техники резки) он мигом отсекал голову, прекращая ужасный спектакль. Если это была добровольно-принудительная казнь, голову красиво укладывали на дощечку или изящно свернутую ткань и показывали придирчивому жюри. Быть приглашенным в качестве кайсяку не сулило ничего хорошего. Снести голову отнюдь не легко, здесь требовался особенный удар. Не дорубишь – голова безобразно повиснет на лоскуте кожи, перестараешься – она сначала полетит по воздуху, а потом покатится по земле, точно футбольный мяч. В старых хрониках об этом говорится так: «С древности для самурая считалось несчастьем быть приглашенным на роль помощника при самоубийстве. Ибо, если он выполнит свое предназначение, это не добавит ему славы, если же по какой-то случайности ошибется, это будет считаться самой главной ошибкой его жизни». Быть приговоренным к сэппуку считалось милостью со стороны властей, поскольку на этом обычно все и заканчивалось. Честь оставалась незапятнанной, а родственники не подвергались репрессиям. Иное дело – казнь. В этом случае доброе имя самурая затаптывалось, имущество конфисковывали, а чад и домочадцев ссылали в дикую глухомань. Но самым притягательным являлся добровольный уход. Как правило, отважного самоубийцу восхваляли за правильный выбор, цитировали его предсмертные стихи, а его дети ходили с гордо поднятой головой.
Комишира медленно опустил голову и бросил пику, окончательно признав поражение. Его взгляд угас, уставившись в одну точку перед собой. Сейчас он был похож на зомби, только в отличие от оного не бросался на всех и не кусался. Японец впал в странный ступор, из которого его не вывели даже двое воинов выливших ему на голову холодной воды из своих фляжек.
– Как его наказать? – Хабаки обернулся ко мне. – Его судьба в Ваших руках, капитан Алешин.
Сплюнув на землю, словно мне в рот попала какая-то гадость, я презрительно ответил:
– Когда прилетит вертолет, я заберу его с собой, заодно избавлю вас от него. Пока проследите, чтобы он и вправду не наложил на себя руки или не бросился на меч. Мне потом не хватит мужества смотреть в глаза его отца, объясняя причину этого поступка. А потом хоть потоп.
Не говоря больше ни слова, я порывисто развернулся и вместе с Антоном направился к своему жилищу. По дороге напарник пытался меня о чем-то спрашивать, но я хранил молчание.
Едва мы успели перекусить скудным завтраком из рисовых роллов с крабами, который приготовили Мари и Юкка, как вестовой из штаба гражданской обороны вызвал меня и Антона прямо на передовую. По всем признакам там готовилась крупная атака некроморфов, которая могла стать для нас последней. По слухам у кромки леса скопилось такое количество нечестии, что это серьезно обеспокоило даже невозмутимых ко всему Старейшин.
– Даже поесть не дадут! – ворчал я, целуя на прощание Мари и подхватывая со стола автомат.
– Что поделать, брат, идет война, – философски изрек Антон, кидая мне через всю комнату ременно-плечевую систему с подсумками и громыхающими флягами. – Вперед, смелей, капитан! Если предчувствия меня не обманывают, сегодня ужинать будем в царстве Аида!
– Ты как всегда оптимистичен, дружище! Это то, чего мне всегда не доставало в жизни.
По улице напротив нашего дома в полном молчании тянулась мрачная колонна пикинеров и мечников, часть из которых была вооружена луками, а некоторые автоматическим оружием и охотничьими ружьями. В самом конце этого разномастного воинства плелись солдаты Гнезда, задыхающиеся под тяжестью пулеметов, гранатометов и ящиков с боеприпасами. Узнав меня, они с дурацким улюлюканьем стали стрелять в воздух, пока я не дал в лоб одному такому стрелку. Патронов кот наплакал, а они тут еще будут устраивать глупый салют в мою честь. Я и так понял, что уже всем стало известно о моем поединке с Комиширой.
Отняв бинокль от глаз, я долго смотрел в сторону побережья, откуда медленно надвигалась сплошная стена густого тумана. Ветерок принес со стороны леса сладковатый запах тлена и гнили, вызывающие рвотный рефлекс. Нечестивые орды медленно пересекали травяное поле, то и дело, проваливаясь в вырытые ямы и калечась на острых как иглы пиках, врытых в землю. Неспешная походка некроморфов вызывала уныние и апатию, давая время лучникам поражать их горящими стрелами с удивительной точностью на расстоянии свыше сотни метров. Но тысячи других продолжали приходить на место павших, заставляя меня все сильнее хмурить брови. Не в первый раз я вижу подобную картину, но удивляло другое – количество нежити. На всем острове едва ли наберется треть от тех сил, что наступали на нас с двух направлений одновременно.
– Беглый. Осколочно-фугасными. – Приказал я в рацию, снова прильнув к окулярам бинокля.
Минометы глухо захлопали у меня за спиной, отсылая в полет смертоносную начинку, начиненную шрапнелью. Все травяное поле затянуло дымом, огнем и кусками подброшенной земли. После первого залпа, солдаты успели выстрелить еще по разу, когда я поднял руку.
– Прекратить! Когда дам приказ, открывайте огонь из тяжелых пулеметов.
Ветер расчистил видимость, открыв нашему взору горы изуродованных, шевелящихся тел, лишенных кто рук, а кто ног. Но лишь очень немногие лежали неподвижно – масса некроморфов даже после столь мощного артобстрела продолжала жить своей поганой жизнью, невзирая на утрату конечностей, а многие упрямо ползли по траве в нашу сторону.
– Греческий огонь! – чуть подумав, приказал я, временно решив поберечь боеприпасы.
Мгновенно пришли в движения спусковые механизмы самодельных катапульт, за минуту наполнив небо горящими кувшинами заправленных горючим маслом и обмотанных горящей паклей. Следом за кувшинами полетели огненные стрелы баллист и каменные ядра требушетов. Весь этот огненно-каменный ливень обрушился на головы некроморфов, охватывая языками пламени их гнилую плоть. Раскатывая по земле всю эту скверну в кровавую кашу, японцы не поскупились на огонь и камень. Эффект оказался еще более впечатляющий чем от минометов.
– Теперь сотками по краю леса! – приказал я по рации уже артиллеристам. – Огонь!
Полевая артиллерия дружно бабахнула за спиной, потом еще раз и еще, обрабатывая кромку леса, словно огромным плугом. Не знаю, повлияла ли артиллерия или просто закончилось терпение, но залпы тяжелых орудий выгнали прямо на горящее поле нескольких Толстяков, Охотников и массу Хиляков. Оглушительно ревя от боли, объятые огнем Толстяки, с трубным ревом неслись прямо на передовые позиции, словно атакующие носороги. Расшвыривая зомби со своего пути, они стремились, во что бы то ни стало добраться до нас раньше остальных. Тяжелые туши опрокидывали зомби на землю и бежали прямо по их головам.
– Пулеметчики и стрелки катапульт! Переведите огонь на центр атаки!
Массированный огонь из огнестрельного оружия скосил передовые группы зомби. Изодрал в лохмотья хрипящих, обливающихся слизью Толстяков, которые почти добрались до первых окоп, где оборонялись уже мои люди. Когда силы подвели гигантов, они навеки застыли на земле огромными кулями пупырчатой, гноящейся плоти. Что же до Охотников, мы приготовили для них сюрприз. Когда они огромными прыжками стали преодолевать разделяющее нас расстояние, в дело вступили противотанковые взводы с ручными гранатометами и несколько зенитных самоходных комплекса “Шилка”. Не все из ракет попали в цель, но некоторые поразили прыгунов с завидной точностью, остальных достали зенитчики. Одна ракета из РПГ легко пробивала лобовую броню танка, а Охотника просто разрывал на куски.
– Танками давите на фланги, а пехота довершит разгром!
Азартно подхватив с колена автомат, я передернул затвор и ринулся вместе со всеми в атаку.
Мои бойцы вместе с японскими ополченцами плечом к плечу пошли в атаку. Двигаясь чуть поодаль от рычащих танков, без перерыва выжигающих все перед собой из огнеметов, люди были настроены весьма оптимистично. Нас обогнали бронеавтомобили ”Хоку” стреляющие на полном ходу из спаренных пулеметов прямо в толпу зомби. Мы шагали по еще горячему пеплу тех, кого ненавидели больше всех на свете. Мы смаковали каждый выстрел, каждый взрыв гранаты и запах паленого. У каждого солдата за спиной словно выросли крылья, а в руках были не автоматы, а карающие огонь и молнии. Позади мы оставляли лишь выжженную землю.
Перешагнув через разрезанную очередью на пополам девушку, в когда-то нарядном и модном платье, я внезапно остановился и вернулся назад. Что-то странное мне попалось на глаза, и я хотел это выяснить, чтобы, потом не жалеть о том, что не рассмотрел поближе.
Для верности, несколько раз выстрелив в ее оскаленную зубатую пасть, быстро осмотрел грязный бэдж болтающийся на ее шее на коротком шнурке. “Jenna Stevens” – прочитал я крупные латинские буквы —”Prada” Tokyo, 2013.
Понимание этой находки не сразу дошло до моего сознания. Тревожный звоночек в душе буквально взвыл от чувства опасности. Вызвав по общей связи, ушедшие вперед передовые отряды, я скомандовал отступление, чем вызвал бурную череду протестов и негодования.
– Какого черта ты творишь?! – набросился на меня с упреками Антон. – Мы их почти добили!
– Позже объясню. Возвращай людей к укреплениям, и продолжайте сдерживать натиск оттуда.
– Какой натиск если мы почти победили?
– Выполняй приказ! Хоть раз доверься моей интуиции и не спорь.
Еще раз, посмотрев на сжатый в кулаке бэдж, я был твердо уверен, что принял правильное решение. Зато пришедшая ко мне за разъяснениями делегация Старейшин и группа командиров взводов, не разделяли моего мнения по этому поводу. Каждый из них хотел знать причину.
– Посмотрите на это! – я швырнул на стол трофейный бэдж. – Что скажите о нем?
Лютый почесал затылок, вертя бэдж в руках:
– И что это за хрень? Это ради нее была остановлена атака?
– Именно! Похоже, вы ни черта не поняли, что это значит. – Меня искренне огорчила их недогадливость.
– Так просветите нас капитан. – Осторожно сказал Хабаки.
– Без особого удовольствия, – я подошел к большой карте Шикотана и ткнул острием ножа в то место, где был активирован портал на побережье. – Всего тридцать километров отделяют нас от портала. Значит, этим тварям требуется почти двое суток, чтобы доковылять сюда.
– Мы по-прежнему не поймем, при чем тут этот кусочек пластика… – напомнил Хабаки.
– Немного терпения. Если бы мы знали, куда ведет портал, мы бы точно смогли определить, откуда тянутся эти бедолаги, идущие на его зов, словно светляки на свет лампы. Этот бэдж принадлежит участницы модельного показа коллекции моды в Токио 2013 года.
– И что это должно значить? – пожал плечами Лютый. – Я по-прежнему не догоняю…
– Ты на самом деле такой тупой или долго тренировался? – рассердился я. – Портал ведет прямо на улицы Токио, самой некогда густонаселенной столицы в мире! В то время там проживало свыше сорока миллионов жителей. Только вдумайтесь в эту цифру! Сорок миллионов! Это примерно по тысяче зомби на каждого мужчину, женщину и ребенка на острове.
С каждым моим словом, ужас понимания постепенно отражался сначала на лицах Старейшин, а потом и у остальных. Вот теперь догадка дошла даже до самых тупых.
– Что вы предлагаете капитан? – дрожащим голосом спросил Хабаки.
Я сел за стол и налил себе полный стакан настойки. Залпом опрокинул в себя.
– Если портал и дальше будет функционировать как сейчас, в скором времени – примерно через неделю – весь этот проклятый остров будет кишеть гнилью и спрятаться от них не удастся. Не то чтобы я был против гостей, но от встречи с этими нам лучше “тактично” отказаться.
– И в чем именно будет заключаться наш тактичный отказ? – Хабаки нахмурил брови. – Вы не перестаете удивлять меня капитан, нам угрожает нешуточная угроза, а Вы продолжаете шутить.
– Не знаю, как вам, а мне смерть угрожает каждый день. – Хмыкнул я.
Я подошел к радиостанции и принялся настойчиво вызывать Гнездо. Это получилось только с пятой попытки. Потом пришлось ждать, пока меня соединят с полковником.
– Высоков слушает, – ответил знакомый бас, но, узнав меня, немного смягчился. – Чего тебе, Алешин? Созрел для авиаудара или будешь запрашивать эвакуацию своих оболтусов?
– Мы тут чисто случайно выяснили, куда ведет портал. Судя по косвенным уликам… в Токио.
Услышав, как полковник грязно выругался, я с издевкой подул в микрофон:
– Не слышу вашего ответ. Прием…
– И каким таким случайным образом вы выяснили?
– Нашли дохлую девку-иностранку с беджем на груди.
– Значит так Алешин, немедленно высылаю к тебе вертушку. Бери с собой Сергеева и столько солдат, сколько сможешь. Немедленно вылетай на базу. У меня для тебя есть грязная работенка.