Текст книги "99 признаков женщин, с которыми знакомиться не стоит (СИ)"

Автор книги: Игорь Лебедев

Дополнительно все эти рассуждения подтверждаются тем, что в эпохи, когда феминизма ещё не было – скажем, в XIX веке (когда дворянки были вполне независимы материально), да и в ХХ тоже – рассуждения о «скучности молодых девушек» и схемах «учитель и ученица» не были распространены. Это было вполне нормально, когда 30 и даже 40 летний мужчина брал в жёны 20-летнюю. 29-летний Пушкин женился на 18-летней Наталье Гончаровой. А ведь продолжительность жизни мужчин была ещё меньше!

Обратим внимание, что «идеология превосходства зрелых женщин» точно попадает в нужную целевую аудиторию: для карьеристки в возрасте примерно 30 лет, её сверстник – идеальный жених практически по всем показателям. Именно 30-летние парни чаще всего вторят этим рассуждениям. Мужики за 40 вполне могут им противостоять, те же, кто моложе 26–27, ещё не задумываются о браке…

Часто приходится встречаться с мнением, что «настоящие мужчины любят независимых, склонных к стервозности женщин». Мол, с тихими, спокойными, домашними девушками связываются только слабые, закомплексованные люди.

В действительности, всё обстоит в точности наоборот. Если мужчине скучно с «домашней девочкой», то это означает, что ему нужно, чтобы избранница как-то ему противостояла. Из этого следует, что у такого мужчины ещё не изжита подростковая потребность в самоутверждении – причём, в самой простой из его форм. Что может быть проще самоутверждения за счёт противоположного пола? Если мужчина в любом, даже зрелом возрасте связывается с женщиной, обладающей сложным характером (типа, ему интересно её «обламывать») – то это как раз и свидетельствует о его незрелости.

Сильный, состоявшийся как специалист, психически полноценный, знающий себе цену мужчина уже не нуждается в таком дешёвом противостоянии. У него на работе этого полно. А дома ему нужен надёжный и спокойный «тыл».

Здесь в тексте неоднократно превозносились женская чистота души и прочие достоинства, связанные с девственностью. Все зрелые мужики умеют их ценить. Все они, не один автор, понимают: чем моложе женщина, тем она лучше. Тем не менее в не только в женских комментариях, но и любых постингах на форумах, из одного в другое, красной нитью проходит одна и та же мысль: типа, мужики клюют на молодых девушек, так как у этих последних ещё нет опыта и сравнивать их ни с кем не будут. Идём на форум (http://woman.sl.ru/woman/?ForumView&ID=2811800&Date=3) и читаем женские коммы: «Тот, кто ставит во главу угла девственность – просто неуверен в себе. Боится, что до него были лучше». «Мужик, который хочет жениться только на девственнице – это моральный урод и эгоист». А стало быть, он – типичный слабак, он избегает 30 – 35-летних женщин, так как «боится сравнения» себя с другими мужчинами (предшественниками), которое заведомо не выдержит.

Мыслить по-другому женщины не умеют. В их сознании нет и не может быть абсолютных, непреложных истин и идей (и даже шире – духовности). У них нет иного способа постижения мира (и, Уже – выбора мужчины) кроме как через сравнение. И оттого невольно они интерпретируют наши поступки в меру собственной, то есть женской, «испорченности». Такие вещи, как душевная чистота, тонкость, целомудрие являются для женщин непонятной и, в конечном счёте, ненужной абстракцией. Мужчина, по их мнению, не может ценить эти последние взятыми сами по себе. В маленькой женской головке не укладывается, что мужчина может наслаждаться чистотой девичьей души как произведением искусства. По мнению женщин, он может лишь сравнивать себя с некими соперниками. Женское сознание никогда не вместит, как можно любить некий идеал чистоты, связанный с девственностью. И не поймёт, что зрелый мужчина не сравнивает, он вполне самостоятелен в суждениях, он всего лишь любит душевную чистоту и стремится к ней. Ребята, никогда не стыдитесь этого.

Надеюсь, что конкретный вывод из этого пассажа мне не надо формулировать?:)

МУЖСКОЙ МАНИФЕСТ

Бытует мнение, что мужчины олицетворяют собою разрушительную, негативную стихию, а женщины – позитивно-конструктивную. Две американские умницы – Ч. Бенард и Э. Шлаффер в своей книге «Без нас вы ничто» (М., «Панорама», 1993 г.) пишут: «Если детям дать по коробке со строительными кубиками, то мальчики будут строить башни. А девочки будут строить дома… Мальчики строили возвышающиеся структуры и башни, чтобы к концу игры иметь возможность их разрушить. Девочки строили защищающие помещения, и радовались своему творению, и оставляли его до конца игры».

Далее читаем: «Мальчики предпочитали рассказывать о приключениях, героях, о боях и триумфах – и почти всегда заканчивали историю плохо. Сначала был ощутимый подъём, причём герой всё больше и больше переживал триумфы и в конце концов поднимался на самую вершину, чтобы затем сорваться вниз с крутого склона».

В историях же девочек «главное действующее лицо сталкивалось с целым рядом трудностей, которые оно преодолевало, чтобы в конце обрести счастье». Наши «аналитики» приводят кучу примеров мужских измен, когда годами построенное счастье в единочасье разрушалось и заявляют, что «после того, как мужчина построил для себя великолепную башню, им овладевает непреодолимое желание развалить её». Типа, мужчины вообще не умеют ничего строить, они только рушат. Наверное, более точной формулировкой мысли авторов была бы идея, что мужская способность к разрушению значительно превалирует над умением строить. Мальчики не умеют радоваться уже построенному, они неспособны это сохранить: подлинное удовольствие они получают при разрушении своей постройки. У мужчин вообще «аллергия к счастью»: «отождествление счастья с неволей – это специфически мужское состояние… Только нанося ущерб, разрушая, причиняя страдания и боль, многие мужчины чувствуют себя свободными и деятельными… Мужчины чувствуют себя пленниками не только в скучном браке или в мещанском особняке, они чувствуют себя пленниками на этой планете».

Занятно, что в конце-концов сами же тётки и проговорились, и сделали самый важный вывод, полностью их опровергающий (мы потом к нему ещё вернёмся) – но не заметили этого.

Очевидно, что мужское стремление разрушать напрямую связано с желанием воплотить в строительстве свою детскую фантазию. В сознании (даже самого маленького) мальчика носится некий смутный идеальный образ башни, который он и стремится воплотить. Мальчик мучается, пытаясь втиснуть этот внутренний образ в очередных несовершенных материальных формах. Но ведь в наличии у него есть только один набор кубиков. Именно поэтому он разрушает одну постройку и начинает другую.

Тот идеал, к которому стремится наш юный строитель, лежит вне реалий каждой очередной постройки. Она – лишь преходящее воплощение бесконечного идеального объекта. Именно на этот идеальный объект и направлено внимание играющего мальчика. Самая игра мальчика – уже есть поиск идеала. И поиск этого идеала, в реальности недостижимого, стремление воплотить фантазии, связанные со смутно ощущаемым идеальным образом и движут мальчиком, когда он разрушает только что отстроенную башенку.

Теперь нетрудно видеть, что у мужчин есть идеал, но лежит он вне не только конкретных объектов (например, построенных из детского конструктора), но и материального мира в целом. Стремление к воплощению идеала, к реализации того бесконечного, что в нас есть – вот что сквозит в этой «способности к разрушению». Таким образом, разрушение есть промежуточный этап в постоянном процессе строительства. Стремление разрушать только что построенное – да и разрушать вообще – более всего доказывает и творческие способности мужчины, и творческое его предназначение в этом мире.

Но женское сознание не умеет выйти за рамки убогой бабской конкретики. Женщина видит, что постройку в конце разрушили – и делает вывод, что строить не умеют вообще; что строители способны только к разрушению. И это так в первую очередь потому, что большинство женщин начисто лишены творческих способностей. Это дополнительно подтверждается тем типом конструкций, которые возводили девочки: однообразные маленькие домики, в которых можно просто жить, наслаждаясь незамысловатым женским счастьем, безусловно не несут никакой дополнительной смысловой нагрузки. Одноэтажная постройка утилитарна, она не даёт простора фантазии строителя. Для её постройки не нужно развитого воображения. Но это означает, что у её строителей нет ни того, ни другого. В то время как среди мужских башенок можно по-настоящему развернуться.

Более всего одноэтажные постройки доказывают, что женский «идеал» равен этому конкретному одноэтажному домику и, собственно, полностью исчерпывается этим последним. Однако можно ли говорить в этом случае об идеале? Это просто домик, и всё. Нету у женщин ни идеалов, ни какого-либо творчества. Есть только потребность в счастье, да мечта о домике. Идеал по самому смыслу должен быть идеальным, а не конкретным. И реализуется он путём лишь творческого поиска, а не однократным только построением, когда однажды сделанным довольствуются постоянно. Ибо творчество – это всегда стремление к воплощению идеала.

Более всего приведённый авторами пример доказывает, что мужчина – это строитель, просто ему не всегда удаётся полностью реализовать свой замысел, и тогда он рискует: разрушает и строит заново. Творчество, стремление к новому – связано с риском всегда. А вот женщина – это тот самый гоголевский мешок: «что положишь, то и несёт». И вовсе не случайно женщины не только не умеют, но и не любят рисковать. Женщинское представление о счастье всегда включает в себя отсутствие риска. Это наслаждение, покой и уверенность в завтрашнем дне.

Авторши с воодушевлением приводят пример художественного произведения, в котором «мужчина, который добился своих целей по всем критериям, какие только возможно себе представить, и мог бы быть счастлив, начинает всё разрушать. После того, как он построил для себя великолепную башню, им овладело непреодолимое желание развалить её. Его жизнь представляется ему скучной, и потому он быстро придумывает трагическую развязку». Ну ладно, фиг с ним, с отдельным мужчиной. Развалил он там всё, пусть его всякие дуры осуждают. Могут же в чём-то они быть и правы? Однако далее нам заявляют следующее:

«Если бы это касалось только его одного, мы могли бы посочувствовать этому человеку: ведь этот саморазрушительный импульс ужасен. Однако вполне понятно, что этот мужчина вовлекает в беду, которую он выбрал по своей воле, множество других (невинных) людей».

Обратим внимание, как интерпретируют эту историю бабы, как постепенно всё более и более сгущают краски в описании: начав с внутренней проблемы одного, они заканчивают бедой многих. Нашего бедолагу представляют кем-то вроде террориста-смертника, который и сам в силу своих непонятных мужских «заморочек» не хочет нормально жить, и разрушает жизнь всех окружающих. Особенно же часто авторши нападают на мужскую скуку: мол, все беды именно в ней, это из-за неё мужчины идут на неоправданный риск, и совершают непоправимые и зачастую пагубные ошибки.

Из всего этого повествователи делают вполне «закономерные» выводы: в обществе есть только одна полноценная сила, не создающая никаких проблем ни себе, ни окружающим. Именно женский эталон существования, да и сама женская система ценностей являются самыми здравыми, жизнеспособными и самыми конструктивными. Все бразды правления должны быть переданы женщинам.

Окончательный вывод, к которому вплотную подводят читателя авторы: те особенности мужчин, которые заставляют разрушать однажды так хорошо построенное, есть безусловный вред и для женщин, и для всего общества. С этими в корне порочными мужскими чертами нужно всячески бороться. И умудрённые жизнью авторши рассказывают нам, как.

Мальчиков следует воспитывать так, чтобы они не умели разрушать. С самого раннего детства их следует приучать играть в куклы, строить простейшие одноэтажные домики из конструктора, и сохранять их после игры. Во всём, в том числе и игрушечном строительстве, мальчиков следует учить брать пример с девочек, которые олицетворяют собой конструктивное, полезное для общества начало – поскольку разрушать девочки не умеют, а значит никому никогда плохо от них не бывает. Именно женщина с её любовью к счастью, покою и комфорту является эталоном человеческого существа.

Необходимо как-то ограничить мужчин во всех вредных их проявлениях – в том числе и законодательно. Мужчины должны быть такими, как «все», жить так, как живут «все», чтобы «всем» было хорошо. Упрощённо говоря, авторы предлагают нам всем строить одноэтажные удобные домики, и по-женски наслаждаться там миром и покоем. И ни к чему более не стремится. Потому что так удобно им, женщинам.

…Я прочёл эту книгу почти 10 лет назад. Всё это время она лежала на полке с литературой по психологии на самом видном месте, вверху, на уровне глаз, и проходя мимо, я временами подумывал: «Ладно, су*и. Когда-нибудь я всё равно займусь этой темой. Уж тогда я вам отвечу…» И я решил сделать это прямо сейчас.

Строя новую, оригинальную башню, мальчик создаёт то, чего не было. Нетрудно видеть, что и само строительство домиков как таковое – по отношению, например, к рытью землянок – также было изобретено мальчиками. А рытьё землянок – та же самая «башенка» по отношению к обустраиванию пещер. Сколько землянок обвалилось в процессе мужских экспериментов по их строительству?

И в то время, когда девочки играли в искусственные пещерки и заселяли туда игрушечных человечков, которые должны жить там «долго и счастливо», мальчики уже играли в маленькие земляночки. Рыли их и ломали, и придумывали тёплый тамбур, и всячески экспериментировали с многослойным бревенчатым покрытием потолка… И первым, кто начнёт вообще что-либо строить, это будет мальчик, а не девочка. Сама по себе девочка никогда ничего возводить не начнёт – в первую очередь потому, что не умеет ломать. И не является ли то, что женщина стремиться не разрушать, наилучшим доказательством того, что на самом деле создавать она не умеет?

Важно то, что мальчик умеет начинать каждый раз с «чистого листа», с пустого места. Важна даже не способность строительства как такового, а способность начать с нуля, умение не бояться создавать новое, потребность в реализации своего изначального замысла, некоей смутной идеи. И идея эта зарождается изначально всегда в мужской голове.

А девочка никогда не начинает с нуля. Она всегда строит одно и то же. Она видит первый этаж, который некогда возвёл мальчик, и начинает строить типа своё, постоянно и монотонно его воспроизводя. Дальнейшее строительство, всяческие эксперименты, неизбежно связанные с разрушением и риском, не интересуют её вообще: а зачем рисковать? И в одноэтажном домике можно быть счастливым. И если бы не было мальчиков с их «разрушительной способностью», то девочки были бы точно так же счастливы в тёплой землянке или «благоустроенной» пещере. Не умея возводить фантастические башни, девочки никогда не додумались бы до современных домов.

Любая медаль имеет свою обратную сторону. Разрушение только что построенного – вот плата за способность творить новое. Однако этот справедливый расклад женщины не готовы принять. Ты строй себе, но ломать потом не вздумай – говорят они.

Однако будем рассуждать дальше. Если бы мальчики не разрушали свои строения, то девочки не начали бы строить. Благодаря нашим творческим способностям, благодаря вот этому нашему стремлению к воплощению отвлеченного идеала что-то не просто строится, но существует вообще.

Идеал, к которому стремятся мальчики в своём строительстве, не существует в реале. Идея и идеал – это близкие, однопорядковые вещи. Поскольку строительство и последующее разрушение свидетельствуют вот о чём: так как только у мальчиков есть идеал, то и сама идея строительства могла зародиться именно у них, а не у девочек. У этих последних идеала нет, а есть просто пошлая потребность в реальном «домике» и реальном счастье. Идеал девочки, поэтому, просто равен её потребности, тождественен ей. Или сформулируем иначе: потребности у неё есть, а вот идеала-то и нет. Ну что это за идеал, который низведён до уровня материальной необходимости? Мир женщины исчерпывается потребностями в наслаждении, накоплении и размножении; ни тем, ни другим, ни третьим она рисковать не может, не хочет, и не умеет.

(Я бы даже добавил, идеал женщины равен ее нынешним потребностям. Именно этим и объясняется вся «изменчивость-переменчивость», меркантильность, желание выйти замуж или наоборот «насладиться свободой» и пр. Этим свойством, собственно, и диктуется ее выбор мужчин. Не хватает (патологически) денег (в смысле, ощущается потребность) – мой идеал щедрые и богатые, не хватает секса – идеальный мужчина для меня спортивный и темнокожий. Скучно – хочу веселого и не зануду. Пора сдавать сессию – ценю умных, хочу замуж и детей – нужен заботливый верный. и т. п. А мы, блин, трактаты пишем, пытаемся понять, как же попытаться ее понять. :))) Надо просто узнать, что она хочет и чего ей в жизни не хватало – и сразу будет ясно – нужен ты ей или… или она тебе со своими запросами. :)

Да и женщина в целом, взятая сама по себе, как гегелевская вещь в себе, «Ding an sich», равна лишь вот этому «одноэтажному домику», всё остальное – от лукавого. Это «всё остальное» придумали также мы. Это мы создали тот самый, блин, «идеал» женщины – но теперь существующий как вещь для нас, «Ding fuer uns». Мы создали его по канонам того самого нашего творчества. Мы выстроили этот идеал женщины и «вечной женственности» тем же самым способом, как строили в детстве очередную башенку. Собственно, это восприятие женщины как некоего необыкновенного существа – и есть одна из башенок, которую построили мы, мальчики.

Это мы нашли в материнстве некую мистику. Щас замочу вам Брюсова, «Habet illa in alvo»:

 
«Она ступает тяжело,
Неся сосуд нерукотворный,
В который небо снизошло.
Святому таинству причастна
И той причастностью горда,
Она по-новому прекрасна
… … … … … .
… она с безвестной грани
Приносит тайну бытия…
… … … … … .
Ночь – Тайна – Мрак – Неведомое – Чудо,
Нам непонятное, что приняла она…
… … … … … .
Ты охраняешь мир таинственной утробой…
… … … … … .
Пространство, время, мысль – вмещаешь дважды ты,
Вмещаешь и даёшь им новое теченье…
… … … … … .
Иди походкой непоспешной,
Неси священный свой сосуд,
В преддверьи каждой ночи грешной
Два ангела с мечами ждут…»
 

В каждом слове, в каждой строке – святость и божество. Откуда чё взялось, а?!

Именно благодаря мальчикам девочки могут воображать себя чёрт знает кем. «С тех пор, как поэты пишут и женщины их читают…, их столько раз называли ангелами, что они в самом деле, в простоте душевной, поверили этому комплименту» – говорит лермонтовский Печорин. И, замечу – в конце-концов в этот комплимент поверили и мы. И потому девочки – куда более приземлённые создания, чем о них думают. Кстати, сами они обо всём этом прекрасно осведомлены:

 
«Дознался я, что дамы сами,
Душевной тайне изменя,
Не могут надивиться нами,
Себя по совести ценя;
Восторги наши своенравны
Им очень кажутся забавны…»
 

– говорит Пушкин в черновых набросках к 4 главе «Евгения Онегина» (http://rvb.ru/pushkin/01text/04onegin/02edit/0853.htm). Кстати, парень построил классную «башню». Вы когда последний раз её перечитывали?

Без этой красивой выдумки нам скучно было бы жить. Скучно нам всем, не только мужчинам. Уж самой этой мужской скуке, и, возможно, в первую очередь именно ей, обязаны женщины тем, что их превознесли до небес. И если женщина склонна думать о себе как мистическом, таинственном существе в брюсовском смысле, как царице мира, блин, как супер-пупер-мега богине, то ей в первую очередь следует принять и того, кто этим званием её наградил – нашего брата, «не любящего скучать», и вечно чего-то там выдумывающего, строящего и разрушающего. И принять его полностью, целокупно, не кастрировано – то есть не лишённого творческих способностей, любви к риску и способности ломать. А коли это последнее женщина принять не готова – то пусть довольствуется миром в его первобытной, циничной, одноэтажной простоте.

Никакого неба никуда не снисходило. Ибо если так, то «небеса» «сходили» и в утробу лягушки, кобылы, и супоросной свиноматки… Гордиться беременностью может лишь существо, изначально ощущающее собственную неполноценность.

По статистике, именно женщины чаще всего подают на развод, то есть – разрушают собственное «одноэтажное строение». Ежедневное и ежечасное их недовольство действуют ничуть не менее деструктивно, чем наше мужское однократное разрушение. Возьмём для примера «Сказку о рыбаке и рыбке» Пушкина (http://www.rvb.ru/pushkin/01text/03fables/01fables/0799.htm). Вот прямо сейчас сходите по этому адресу и убедитесь: кто в ней разрушал, а кто строил? И у Пушкина же читаем: «И, право, – с нашей стороны Мы непростительно смешны: Закабалясь неосторожно, Мы их любви в награду ждём, Любовь в безумии зовём, – Как будто требовать возможно От мотыльков иль от лилей И чувств глубоких, и страстей!» (в набросках к 4 главе «Онегина»). Слова «любовь в безумии» выделены самим Пушкиным. Кстати, в черновом варианте сразу же вслед за тем идут две строчки, которые знают решительно все русские мужчины: «Чем меньше женщину мы любим…»

И вообще – никаких идеалов у женщины нет. Женщина – это оболочка, которую неким идеалом следует «наполнить». И наполняет женщину ни кто иной, как мужчина. Эта схема действует не только в плане деторождения (здесь она, пожалуй, особенно показательна), но и в любых других областях. И мужчине с его внутренней свободой, с его стремлением к идеалу и творческим духом следует подбирать себе хорошую, чистую «оболочку», а не драный, многократно использованный мешок.

А ежели мы совсем уж ударимся в философию (которая, кстати, тоже является одной из наших мужских башен, причём не самой плохой), если уж захотим рассмотреть Вселенную в целом, в её возникновении и дальнейшей эволюции (этой темой Кот увлекался ещё на втором курсе, хренову кучу идей понаделал, мля), если исхитримся задействовать наше «внутреннее зрение» и узреть, как именно вся Вселенная в целом – и эволюционно, и энергетически – актуализируется в данном объекте (да хотя бы в том же самом младенце в утробе матери), то мы увидим, что и в нашем мужском семени воплощена такая же по масштабам «тайна бытия». И даже маленький Брюсов тоже был заключен именно там. Учёные давным-давно доказали, что в сперматозоиде заключено гораздо больше информации, чем в яйцеклетке.

А если копнём глубже, то поймём, что в этих самых словах Брюсова (а точнее, в творческих способностях мужчин) реализуется то самое «подобие Божие»; творчество Бога-Творца продолжается, должно продолжаться в нашем земном мужском со-творчестве, «the show must go on». «Ибо мы соработники Бога» (1 Кор., 3:9). То есть вся Вселенная возвращается в нас, мужчинах, к самой себе.

Антропный принцип, а на самом деле – вторая, человеческая Ипостась Творца, принимавшая в сотворении мира самое деятельное участие… но олухи-богословы до сих пор этим не хотят заниматься. Андрюша так вообще размышляет о «Женщине в Церкви», нах… Так вот: антропный принцип строения Вселенной достигает высшей своей реализации именно в мужчине. Не говоря уже о том, что мужчиною был и Иисус Христос… И коль скоро Творец позволяет себе роскошь однажды «разрушить башенку» созданного Им мира, то, наверное, и мы можем что-то там разрушать – во имя того же самого творчества. Если из человечества будет кончательно вытравлен мужской творческий дух, если мир окончательно скатится к (женским) потребительским ценностям, то он обязательно погибнет. Именно в этом заключается истинный смысл Апокалиписиса. Помните? «…С нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеянья упивались живущие на земле… И я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей…» (Откр., 17:2–4).

Творчество мужчины – это продолжение Божия миротворения (хотя и не всегда). Это вам не брюхо свиноматки…

Давайте немного уклонимся в сторону, и зададимся вопросом: а что плохого в этом женском – тёплом, тихом и уютном – счастье? Кстати: можно ли сказать, что первые люди в Эдеме были счастливы? Существовало ли понятие счастья до грехопадения?

В женских форумах тётки очень часто вопрошают: у меня муж – такой-то, имеет такие-то недостатки, не знаю, что делать: жить с ним, или разводиться? Ей чаще всего отвечают: главное – ваш личный комфорт. Поступайте так, чтобы вам было комфортно, то есть удобно. Какая-нибудь одна при этом обязательно заявляет: мне, например, комфортно быть одной.

Нетрудно видеть, что собственный комфорт при этом возводится в абсолют: у меня есть деньги, достаток, всяческие удобства, ребёнка там я себе завела, купила машину… Женская философия комфорта становится своеобразной религией: так и надо жить, чего ещё искать другого? Почему всё это может быть нехорошо? Кому от всего этого плохо?

Это женское счастье, этот «клеточный комфорт» – эгоцентричен, и в конечном счёте разрушителен. Потому что когда ищешь такого спокойного самодовольного счастья, принципиально исключающего риск, то думаешь о себе исключительно («Когда будут говорить „мир и безопасность“, тогда внезапно настигнет их пагуба» (1 Фес., 5:3). Все эти форумные тётки ищут комфорта лично для себя. Вот и тому мужику из художественного произведения, потерявшему жену и детей из-за молоденькой любовницы, предлагается оставить свою изначально «саморазрушающую» деятельность, потому что плохо от этого женщинам. При этом каково самому герою почему-то никого не интересует. Почему-то по умолчанию предполагается, что если хорошо каждой отдельной женщине, то «щастье» настигнет и сразу всех.

Девочка, которая строит свой одноэтажный домик, вовсе не думает о домиках других девиц, а равно и об этих последних. Она строит только свой домик. Женщина – хранительница очага. Своего очага, и только своего. И если довести эту схему «счастливых одноэтажных домиков» до логического завершения, то мы получим конгломерат никак не связанных, эгоцентричных, равномерно рассеянных бабских мирков. Этот мир как бы распадается, в нём нет никакой внутренней связки. Это мир атомизированных индивидуумов, каждый из которых ищет собственного комфорта, мир маленьких мирков, замкнутых на самих себя.

В мире, где царствует комфорт, единства быть не может. Этих людей ничто не связывает: комфорт может быть у каждого лишь свой. Мир женских ценностей – это мир по определению разобщающий, он разъединяет людей. И вовсе не случайно не существует женская дружба как массовое явление: женские ценности не включают в себя что-либо вне узкого своего мирка. Как неслучайно и то, что женщина ревнует своего мужчину: к его хобби, к его друзьям, к его делу… Да, собственно, ко всему, лежащему вне одноэтажного её домика. Как это ни парадоксально, но женские ценности, в конечном счёте также являются разрушительными.

Дружба – в высоком смысле этого слова – и есть символ объединения людей. Не может быть объединения людей по принципу «одинаковых домиков». Объединяет между собой лишь идеал, лишь идея. Тот, кто ориентирован на личный комфорт, на индивидуальное счастье в уютном одноэтажном домике, кто лишён идеалов, у кого нет своих, пусть даже плохоньких идей, не может дружить. Стремление к личному комфорту людей друг от друга отделяет. А стремление к построению чего-то своего, к реализации собственной идеи, всегда притягивает людей. Вокруг интересного мужчины всё время что-то происходит, пусть он разрушает, всячески куролесит – но с ним не скучно, к нему люди тянутся. Однако что есть интересный мужчина? Это человек, у которого есть свои идеи, то есть мужчина творческий. Умеющий разрушать.

Система мужских, то есть творческих ценностей не направлена на саму себя. Мужчина живёт не столько собственными, сколько мировыми проблемами. Мир мужчины – это мир, объединяющий других людей, включающий их в «орбиту своего влияния». Именно мужчина является «точкой роста» нашего мира: человека, семьи, человечества.

Отсутствие своих идей, неимение идеалов вне узкого своего одноэтажного мирка превращает женщин в послушных, безвольных единиц. Девочка строит одноэтажные дома… но это так потому, что и сама она – точно такой же одноэтажный домик. Узкое, однобокое стремление к материальным ценностям зомбирует её, делает существом духовно несамостоятельным. «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» Стремление ко всё большему наслаждению и комфорту не просто лишает человека идеалов и идей, но погружает его в пучину самого пошлого, тварного детерминизма. Понимание любых реалий, лежащих вне плоского материального мирка становится для него невозможным. Даже мужчина, попавший в этот поток, стремительно перестаёт быть мужчиной. Вместо строителя из кубиков он сам превращается в кубик. Взгляните на американцев – все они стали жалкими кубиками в чьих-то могущественных руках. Но ведь женщина является такою изначально…

Женщина – не строитель, не творец, но кубик из конструктора. Именно поэтому понятие женской дружбы несёт противоречие в самом себе: ну как могут дружить, скажем, два одинаковых элемента в конструкторе? А два разных? Они – жертва обстоятельств, произвола внешнего строителя, который временно поставил их рядом. Женская дружба реализуется чаще всего именно по этому принципу.

«Нетрудно заметить, что движение к разрушению есть и у мужчин, и у женщин. Только у мужчин это как бы промежуточный этап в их деятельности: разрушение нужно для того, чтобы созидать дальше. В развитии, идущем путём законов той же самой диалектики (отрицание отрицания, или, что то же самое – евангельский пример зерна), разрушается старое, и на его развалинах выстраивается новое. Разрушение в этим мире происходит очевидно, оно как бы лежит на поверхности. Но в конечном счёте мужское разрушение созидательно.

А у женщин разрушение – это как бы закономерный итог всей их деятельности. Или, иными словами, тотальное строительство одноэтажных домиков неизбежно приведёт к разрушению всей цивилизации в целом (вспомним, что в благополучной Швеции почему-то самый высокий уровень самоубийств). Однако этот тип разрушения – окончательного и бесповоротного – на поверхности как раз и не лежит. То разрушение, которое привносят в наш мир женщины, не является очевидным. Женская деятельность лишь на первый взгляд кажется спокойной, безрисковой и для всех безопасной. Но на самом деле она разрушительна: на основе женских ценностей мир не может существовать, он неизбежно распадётся. И когда авторши жалуются на разрушительную деятельность мужиков, то на самом деле они чуют, что разрушительна в конечном итоге их, женская, работа по построению одноэтажных домиков. Женщины обвиняют мужчин в том, что более всего наличествует в них самих.

Каждая девочка оставляет после игры свою постройку потому, что она боится за свой кусочек личного счастья, за свой собственный одноэтажный комфорт. Так как она знает, что другого она построить не может. Женская деятельность вовсе не является созидательной, она, скорее, не неразрушительна».

Система мужских ценностей – мужских, говорю я, а не тех, что господствуют в западном потребильском обществе – это то, на основании чего объединяется, должен объединяться наш мир. Мир наших мужских ценностей не должен погибнуть, погребённый под бабским любостяжанием. Мы должны его сохранить. Мы не должны допустить нового грехопадения людей.