Текст книги "99 признаков женщин, с которыми знакомиться не стоит (СИ)"

Автор книги: Игорь Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Это разделение сознательной, деятельной, волевой – и духовной сторон нашего существа – тяжкое наследие грязных Адамовых «делишек» в раю. Изначально он был целостной личностью, однако потом всё изменилось. Человеческая натура изначально имела возможность вот так «расслоиться», говоря языком современного психоанализа.

Результаты грехопадения Адама оказались куда глубже, чем думают иные, не очень дальновидные люди. Обратное восстановление человеческой натуры теперь не могло идти путём духовного усовершенствования, слёзных молитв, исполнения обрядов, да чтения всяких умных книжек. Типа сидишь себе, да молишься, а вся твоя натура, как вагончик за паровозиком, автоматически улучшается да улучшается… Так, господа только женщины могут полагать: соблюдай себе ритуалы, да всё как-то само собой и уладится. В таком случае самый смысл исполнения обрядов извращается и становится лишь ширмою для нашего себялюбия.

Задумывались ли вы, о искушённый читатель, что в этом смысле все женщины – извращенки? Для подлинного духовного роста нужно изменение всей своей жизни; нужны мощные волевые и сознательные усилия. Ибо наш дух – сам по себе, а рассудок и воля – сами по себе. И ежели двигаться по духовной стезе, то нужно постоянно приводить в соответствие одно с другим. За счёт этой «автономии» задача обратного восстановления человека в прежнем достоинстве многократно усложнялась.

Сотворивший мир и здесь подготовил нам очередную ловушку: не захотим ли мы заполучить все духовные дары христианства «влёгкую», в отрыве от жизненного подвига, то есть ничем за это не заплатив? Всегда есть соблазн выбрать из христианства одни ритуалы и по-бабски начать жить исключительно ими. И Бог как бы испытывает нас: пойдём ли мы по самому лёгкому (то есть – бабскому) пути, соблазнимся ли на этот запретный плод? Поддадимся ли соблазну профанировать самое ценное, что может у нас быть? Лёгкость получения благодати была ничем иным, как испытанием нашей духовной силы, нашего мужества. Принимая этот великий дар, человечество выбирало, кем оно будет: твёрдым, сознательным, волевым, деятельным мужем, или бабой – мелочной, слабой, лукавой и поверхностной. И угадайте с трёх раз…

Вплотную занимаясь этой темой, нетрудно заметить отсутствие какого-то очень важного, существенного звена, соединяющего нашу волю, наше стремление взять настоящий крест, – и благодать. В Евангелии указаний на это звено нет; отсутствует оно и в учении святых Отцов Церкви. Тем не менее, способ объединить духовную и волевую, деятельную составляющую христианства существует.

Обратим внимание на содержание самой последней молитвы Иисуса Христа, только что завершившего Тайную Вечерю и с минуты на минуту должного быть «повязанным» римскими «мусорами». Молитва была длинная – целая евангельская глава. И заканчивается она следующими словами: «Не о них же (Его учениках – К.Б.) только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едины, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня…» (Ин., 17, 20 – 24). Обратите внимание: каждым предложением Иисус повторяет одно и то же прошение. Нельзя, чтобы случайно! Кстати, в греческом оригинале вместо «славы» идёт «догзан», что означает не только «славу», но ещё и «мнение, представление».

Собственно, текст этой молитвы не фигурирует в других Евангелиях, но это нормально, так как Иисус «взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна» (Мк., 14, 33). Из всех евангелистов лишь Иоанн был с Христом на Елеонской горе, и натурально, только он доносит до нас полный текст молитвы. А Марк, приводя эти имена, наверняка завидует, что его не взяли. Как пить дать. В данном случае точность является не «вежливостью королей», но свидетельством, скорее даже намёком на подспудное отношение самого Марка к событию. Как видим, уже среди учеников Христа появляются зависть и разделение.

Иисус молился о том, чтобы первые христиане составляли единое социальное целое. Тем недостающим звеном, которое должно было соединить нашу волю и духовность – было наше сознание и связанный с ним механизм социального наследования. Грубо говоря, в целом обществе изначально должна была воссоздаться такая атмосфера, которая бы ориентировала человека на духовный подвиг, на некую совместную деятельность с другими христианами и со Христом, а не на пошлое потребление. Люди должны были с молоком матери впитать идею, что они составляют между собою одно неразделимое целое; она должна была стать их базовым инстинктом, «пятым элементом» человеческого бытия: «… дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы – тело Христово, а порознь – члены» – пишет апостол Павел (1 Кор., 12, 24 – 27).

Итак, внутреннее, сущностное, глубинное единство первой христианской «партийной ячейки» и должно было обеспечить «приток новых кадров». Эта христианская «стволовая клеточка» должна была оказаться точкой роста, из которой развилась бы целостная, органическая, единая система завтрашнего дня – всё христианское человечество. Но первые христиане своими бесконечными склоками, амбициями да выяснениями, лишь оттолкнули большинство иноверных. Самое же поганое, что своей грубой и неумелой пропагандой они оттолкнули от себя и большую часть иудеев.

Христианство – оно прямо как социализм. Знающие люди говорили, что невозможно построить социализм в одной, отдельно взятой стране. Типа конкуренция со стороны мощного западного производителя не позволит. Точно так же и культивирование подлинного, органично присущего, христианского отношения к другому человеку возможно только тогда, когда оно принято у всех окружающих. Конечно, и у одного человека можно попробовать это отношение развить – титаническим, волевым усилием. Но в этом случае всё неизбежно окончится провалом (если, конечно, наш «подопытный» – не святой).

Но не могут же все люди жить подвигом! Это утопия. Есть ещё и наши милые женщины, и те из мужиков, что пошли бы за ними в своей любви как к сексу, так и к богатству, сытости и уверенности в завтрашнем дне… Таким образом, мы можем приблизительно представить ход «правильного» исторического развития: в обществе (ещё том, древнем) возникли бы две социально-экономические силы – всем известная, рыночная, и другая, с вне-экономическими, духовными механизмами регуляции. И результирующая этих двух векторов и предопределила бы всё дальнейшее развитие социума. В конкуренции с потребительскими ценностями сообщество христиан всё более крепло бы, становясь всё дружнее и всё привлекательнее. К ним бы присоединялись всё новые люди. Как любят писать в Инете, «будь проще, и все к тебе потянутся».

Учение Христа должно было медленно, постепенно, тысячелетиями, преобразовывать «изнутри» погрязшее в пошлом бабстве человечество. Но бабство опять победило (грех Адама и Евы не просто был связан с нетерпеливостью, но и обусловил развитие этого свойства у падшего человечества). Короче, христиане предпочли «взять быка за рога», и сразу же «перескочить в дамки»: действуя путём интриг, они «воцерковили» императора, и его руками начать давить всех инакомыслящих. А дальше понеслось…

Вынужден сознаться, что всё это Кот не очень хорошо сформулировал.

Настоящая же гадость в том, что в конце-концов деятельная, волевая, сильная сторона человеческой жизни всё более и более стала выделяться из христианства. Сначала в виде всяких там кальвинистов да лютеран, которые, честно говоря, в своей деятельности вполне могут обойтись и без имени Христова, – всё равно для них есть оно ширма. А в конце-концов и вообще как бы была отдана на откуп сатанистов. Я сказал – «как бы». Но по крайней мере, что-то очень уж много трубят они о свободе да воле. А кто в этом, между прочим, виноват? Слабо покаяться?…

«Кому много дано, с того много и спросится». Из этого следует, что с того, кому дано всё – необыкновенные духовные богатства, благодать и не знаю, что там ещё – в свою очередь, тоже всё спросится. Имея беспредельные дары, христианство и отвечает решительно за всё и всех. Или – не отвечает, и это доказывает, что дары не беспредельны. Тем не менее, трогательно видеть, как христиане скромно отворачиваются от неких негативных событий, происходящих в сей юдоли слёз – всякие там войны, расколы, реформации, сатанинские секты (о гонениях на иноверцев вообще умалчиваю). Мол, это не мы, мы тут ни при чём, это они сами по себе такие плохие…

Чёрт подери, в христианстве есть всё что угодно – благодать, спасение, даже я сказал бы, что и богословие (готов признать это, скорее, ради прикола) – всё, кроме социального покаяния. То есть – покаяния целостного, единого, интегрального. Этим единым целым, полноценным наследником Творца, ответственным сыном Отца своего христианство не было никогда.

Всё это произошло потому, что «сынок», назвав себя «невестой», оказался трансвеститом. Изначально утратив всякий мужской дух, церковь в дальнейшем своём развитии пошла по пути классического бабства. Вот вам дополнительное доказательство сугубого бабства церкви (хотя бы и православной): попробуйте-ка, покритикуйте её! В ответ услышите: ты не смеешь судить об этом, так как ты: не являешься церковным человеком, а наше царствие неподвластно рациональному осмыслению; маловер; в храм ходишь недавно и не обрёл духовного опыта; ходишь не в тот храм; неправильно исполняешь ритуалы; не имеешь «правильного» духовника; не имеешь благословения об этом «суемудрствовать»; на тебя ополчается нечистая сила, желающая твоей погибели; слишком горд и самонадеян, коли думаешь о чём-то кроме спасения, и, наконец, самое главное – раз критикуешь, то значит ничего не понимаешь (нужное подчеркнуть). Короче – «сам дурак».

И никогда-то церковь по-мужски «не зачешет себе репу» и не скажет: «Правда? Чёрт возьми, я подумаю об этом. Может быть, ты и прав…» Она возразит: а как же у нас тогда благодать сохранилась? А как же древние, самые правильные ритуалы? Типа, правильно, досконально исполненный обряд гарантирует наличие благодати; приобщение к благодати помогает в спасении. Раз у нас правильные, неизменные с древности обряды, то дело в шляпе. Ну куда как просто. Ну куда как по-женски: делай то, что делают все, что делали предки – и ты прав.

Да, церковь пошла по пути бабства, но суть в том, что сделано это было не только и не столько бабами, сколько бабством нашим, мужским. И всей этой работой, со всеми занудными рассуждениями, пытался я доказать, что самая главная проблема человека – не женское бабство, но мужское. Женское-то ещё понятно. Оно даже как-то простительно…

Человечество никогда не было мужчиной. Оно всегда было бабой по отношению к своему Отцу. Собственно, это вполне нормально: создав по отношению к Себе иное, Создатель тем самым изначально обрёк его на мучительное ощущение своей со-творённости, своей разъединённости с Творцом, своей как бы вторичности. Возможно, именно это имеет в виду апостол, говоря, что «тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих». Именно этот-то «зазор бытия» и был «гарантом роста», залогом будущего развития всего универсума. Кстати, и направления этого развития, а именно – к Богу. А, собственно, что такое бабство? Это в первую очередь мучение от ощущения собственной вторичности. Эта бабская «вторичность» бытия имела и другую, чисто «искусительную» сторону. Ибо всегда есть соблазн вернуться к «прообразу», «стать как боги» сразу же, одним «революционным скачком». Этакое чисто бабское нетерпение получить всё и сразу, ничем за это не заплатив. Сотворив мир, Бог тем самым обрёк его на утомительное бабство. И мужчиною этому миру следовало либо с самого начала быть, либо стать только потом. Но уже вряд ли станет.

И в этом смысле грехопадение первых людей было ни чем иным как переключением их на женскую систему ценностей. Именно им оказалось подчинено развивающееся человечество. Вспомним пример девушки, которая мечтает о сватовстве. Что первое приходит ей в голову? – в каком будет она платье. А что самым первым сделали Адам и Ева сразу же после вкушения запретного плода? Правильно. Они «сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт., 3, 7). Не потому, что хотели выглядеть посимпатичнее (хотя и этот момент не стоит совсем уж отрицать). Адам и Ева стали по-бабски поверхностными. Они начали обращать внимание не на суть, но на форму. Самым первым своим самостоятельным шагом продемонстрировали они своё бабство – наряды там, нагота, стыд… Именно по словам Адама «я наг» Бог мгновенно «вычисляет» суть происшествия: пипец, людишки переключились на бабскую систему ценностей, их надо кончать…

Бабство человечества также и в том, что так и не создало оно настоящего, мужского богословия – прямого, сильного, смелого, поставившего во главу угла ответственность за продолжение дела Отца. Оно даже не смогло понять ни смысла этого дела, ни собственного места в мире, переключившись на чисто бабские проблемы выживания, размножения и потребления (если вы умудрились дойти до этого места, то можете и сами на эту тему поразмыслить). И до сих пор так и не догадывается оно, что без такого осознания себя, без ответственности за упомянутое дело, любая, самая невинная деятельность обернётся лишь новым строительством Вавилонской башни – с известными всем последствиями.

Впрочем, в условиях, когда каждая новая идея тут же «тестируется» на соответствие её учению святых Отцов Церкви, ибо лишь их построения однозначно являются «спасительными» – ничего нового породить нельзя в принципе. Можно лишь перебирать и компилировать чужие идеи, как цветные камешки в калейдоскопе. И это так потому, что наши горе-богословы тоже, в первую очередь, стремятся спастись! Хотят спастись – и потому не делают ничего. А может, всё же попробовать им стать мужчинами – получив свои таланты, употребить их в дело, то есть пойти на некоторый риск? Вдруг Бог его простит… Вдруг Бог не будет против того, чтобы мы стали мужчинами!

Вот вам один пример. Человечество так и не додумалось до той элементарной, лежащей на поверхности вещи, что в грехопадении Адама и Евы виноват в первую очередь Адам. Ведь Ева была у него всего лишь помощницей. Об этом намеренно несколько раз упоминалось выше.

Итак, Ева была существом подчинённым. Но полную ответственность за подчинённого несёт начальник, не так ли? Тогда и полная, окончательная ответственность за вкушение Евой запретного плода лежит на Адаме. Ну а если копнуть поглубже, то мы выясним, чем занимался Адам в то время, пока Ева «дискутировала» со змеем. И в этом его занятии была полностью собственная его же вина. Однако человечество почему-то обвинило Еву. Типа, коли не она, падла, то Адам до сих пор процветал бы в раю. Между тем, Адам был извергнут из рая именно за бабство – проявившееся в том, что, не признавая своей вины, он перенёс ответственность на Бога, сотворившего Еву: «И сказал Бог:… не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть? Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт. 3, 11–12). Часто ли встречалась вам женщина, признающая свою вину? «И сказал Господь: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела» (Быт. 3, 13). Итак, не желая признать своей вины, стал наш Адам теперь бабой. Как до этого, так и вследствие этого.

Теперь поехали дальше. Первый человек был «начальником» не только над Евой, но и над ангелами. И, следовательно, над их предводителем, выполнявшим в мироздании мощную функцию «транслятора» света от Бога к творению – разумеется, не нашего, солнечного, но его прообраза – света нетварного, Фаворского. То есть – божественной энергии, божественной благодати. Этот «руководитель ангелов», находясь всё время рядом с Богом, и потому ощущая своё могущество, постоянно боролся с искушением занять в мироздании место Творца (и это, кстати, совершенно нормально: такое искушение испытывают вообще-то все первые заместители, и чем могущественнее руководитель, тем сильнее испытывают). Однако до поры до времени он удерживался от соблазна, он ухитрялся держать себя в руках.

Вот Бог творит человека; наш «супер-ангел» переподчиняется теперь Адаму. Соблазны «первого заместителя» от этого лишь усиливаются. Смею предположить, что на момент вступления в общение с Евой, наш «ангельский генерал» ещё находится на изначальной высоте. До последнего момента он остаётся на вершине небесной иерархии. Его падение идёт, если можно так выразится, «синхронно» с перволюдьми и падением их собственным (на самом деле, то один процесс, то другой «забегает вперёд» и оба друг друга обуславливают). Когда «падает» Ева, то тут же падает и наш «горе-руководитель». Искушая Еву, он тем самым искушал и самого себя. И если бы Ева удержалась от искушения, то никогда бы «супер-ангел» не пал. Строгая иерархичность «системы» бы не позволила.

Представим себе следующую картину. Идёт война; мы в гуще боя. Командир находится в центре укрепления, так сказать, на боевом коне, со знаменем в руках. Солдаты бьются с противником и, разумеется, посматривают на него: как там командир, всё ещё держится? Он высоко, он всё знает, ему-то виднее. И пока командир сохраняет боевой дух, солдаты самоотверженно бьются.

Но вот командир проявил слабость, он чего-то испугался, бросил знамя, и побежал. Разумеется, солдаты тут же побегут вместе с ним. И теперь давайте зададимся вопросом: на ком лежит бóльшая вина: на солдатах, или на командире?

Точно таким командиром был первый человек, Адам; что же до «предводителя ангелов», то он был лишь солдатом. Да, «супер-ангел» всё время бился, и всё время хотел «побежать». Да, еле-еле хватало ему сил, чтобы удерживаться от соблазна. Но вначале «битвы» он всё время «поглядывал» на своего «командира» – человека. Да, и впрямь «подъехал» он к Еве. Да, он первым с ней заговорил. Но на момент начала разговора, «падшим ангелом», то есть Сатаною, он ещё не был! С начала общения змея с Евой это был нормальный, богопослушный и добропорядочный ангел. Ну да, внутри у него были всякие проблемы да искушения. Но они не делают ещё падшим. Это падение, очевидно, произошло уже после, и Книга Бытия повествуют об этом открытым текстом, когда Бог – только потом! – говорит змею: «За то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами» (Быт. 3, 14).

Более того. Можно, конечно, вместе с традиционным богословием предположить, что расчётливый преступник, Люцифер, заранее спланировал своё «общение» с Евой так, чтобы «запудрить ей мозги» и достичь желаемого результата. Но давайте взглянем на первую его фразу непредвзято. «Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?» (Быт. 3, 1). Змей сам хочет разобраться в ситуации. Он действует на основании интуиции; он произносит слова, как во сне. Он сам не знает ещё, что дальше будет. Да полноте: имеет ли он заранее состряпанный план потрясения основ Вселенной? Ведь ничто не мешало его остановить. Но этого не делают, и тогда он «срывается» как собака, спущенная с поводка. Подите, докажите здесь злой умысел!

Некоторые куски этого текста я писал в течение двух февральских ночей, причем намеренно уже под утро, сидя в огромных студийных наушниках, уже засыпая и слушая любимую симфонию Моцарта (ми-бемоль мажор, KV 543, она у меня в великолепном исполнении Колина Дэвиса). И при этом – будучи слегка «поддатым». Это сочетание – сонливость, «поддатость» и громкая музыка – идеально для раскрепощения бессознательного. Груз сознания, мысли о том, как к этому тексту отнесутся, сбрасывается только этим путём. Ну что поделаешь? Матерьялу накоплено было туева хуча, и вместить его в полсотни страниц почти популярного текста, да ещё и привязать к «бабской тематике» было на трезвую голову практически невозможно. Так вот: некоторые формулировки оказались неожиданными даже и для самого автора. Я писал несколько абзацев, а потом останавливался и просто офигевал: Боже, откуда это взялось? И даже не знал, что напишу дальше. Пальцы сами летали по клавиатуре. Пьяному писать, вообще-то, очень удобно: сознание почти отключено, и оно не тормозит стремлением найти формулировку получше. Или ссылками на цитаты. (Делаю это откровенное признание специально для критиков).

Полагаю, нечто подобное было в самом начале и у Люцифера. Начиная, не знал он ещё, чем кончит. Парень типа импровизировал.

Итак, Бог только потом проклинает змея. Но нас почти пять тысяч лет учили, что змей (то есть Сатана, или Люцифер) уже был падшим к этому моменту! И тогда получается, что Бог проклинает… уже проклятого змея, уже давным-давно падшего ангела. Типа, проклинает повторно! Но ведь если змей пал раньше, то, стало быть, был тем самым и проклят. Иначе, какое же это к чертям собачьим падение? Что оно такое? Или первое проклятие Бога не имело никакой материальной силы? Где здесь, спрашивается, логика? Получается, что теперь Бог произносит эту фразу лишь для красного словца, для… поучения нас; никакой «онтологической нагрузки» она решительно не несёт.

По классической, общепринятой трактовке, как Адам, так и Ева, эти «немощные сосуды», пали вследствие грехопадения Люцифера. Здесь возникает по меньшей мере два возражения. Первое: в какой именно момент совершил своё падение Люцифер? Нам говорят: это произошло случайно. Но простите, полностью случайного на таком высоком уровне ничего не бывает. За нашим «предводителем дворянства» стояли мощные ангельские силы, космические энергии, и не знаю, что там ещё. Это была вовсе не «мелкая сошка». Даже одно государство просто так не нападает на другое – нужно чтобы вошли в конфликт их интересы, сферы влияния, и прочее. А здесь даже не государства – восстал, считай, весь космос, «опухла» лучшая часть ангелов. С чего это вдруг они все ринулись на своего Создателя? Неужто ни с того, ни с сего? Кто предопределил это «время „ч“»?

Перекладывать на Люцифера конечную вину по меньшей мере смехотворно. Между тем, в основных религиях, где фигурируют Адам, рай, грехопадение, ангелы – это делалось всегда. И эти умники рисуют нам схему, которая кажется им самим совершенно логичной и более чем убедительной: сначала «падает» Люцифер, затем, по его наущению, Ева, потом, под дурным её влиянием, Адам… Обратите внимание: человеческое сознание последовательно обвинило во всех грехах сначала змея, потом Еву, и лишь потом себя… И никому даже в голову не пришло заметить, что при этом руководствуются той самой логикой переноса вины, что и у Адама: типа, я не виноват, это всё объективные обстоятельства: жена, которую Ты Сам же мне и дал…

И никто, совсем никто не захотел усомниться: а не слишком ли всё здесь гладко? Человек по иерархии был выше всех ангелов, или нет? Разве не он был важнейшим связующим звеном между Творцом и творением? А если человек был выше, то, чёрт подери, кто первым побежал с поля боя? Кто выронил из рук знамя? Вот самый главный гамлетов вопрос, который куда важнее, чем просто «быть или не быть». Ибо, отвечая на него, постигаем мы то, как быть: признавая свою вину, или перенося её на других. И, соответственно, кем быть: мужиком или бабой? Это важнее, чем просто «быть», поверьте. Бабское бытие, бытие в бабстве – для духа на самом деле есть небытие.

Обвинение Евы во всех грехах парадоксальным образом доказывает не мужество, но предельное бабство размышлявшего над этой проблемой человечества. Нормальный мужик обвинил бы в первую очередь самого себя. Где был Адам в те «критические дни», когда Ева предавалась содержательному общению? Лишь поверхностному (то есть – бабскому) взгляду представляется, что Адама не было рядом. При том уровне метафизической взаимосвязи, духовного единства всего со всем, что была в Эдеме, у нашей «парочки» просто не существовало пространственных и временных ограничений (равно как и всяких других). Иными словами – Адам и Ева всегда, в любых ситуациях, в любое время дня и ночи, друг друга прекрасно чувствовали. И издалека, и вблизи. И во сне, и наяву. Каждый прекрасно чувствовал и знал, что с другим происходит. Это ведь Эдем до грехопадения, а не х…вост собачий. Впрочем, первое нам всё равно уже не светит.

Таким образом, становится очевидно, что во время дискуссии Евы со змеем, Адам не мог, например, спать, находится на удалении, или заниматься какими-либо другими важными делами, которые отвлекли его от происходящего. Стало быть, отвлёкся он от своей жены по собственной воле.

Ветхий Завет не просто говорит, он вопиет о том, где был Адам. И вопиет – знаете чем? – своим умолчанием.

Третья Книга Бытия умалчивает об Адаме намеренно. Ибо тем самым как бы говорит: не удержался Адам на высоте своего положения. Не повёл себя парень достойно. Не был на высоте поставленных задач. Он духовно почил. Он расслабился; он перестал думать о серьёзности этой проблемы. Адам был рядом, но занимался совершенно другим. Угадайте, чем?

А он попросту выбрал то, что было ему приятнее. Он, типа, находясь рядом с Евою, забыл о ней и общался с Богом. Мол, что такое Ева? – баба она и есть баба, а я – крутой, передо мной вся Вселенная, вся бесконечная история, да мы сейчас с Богом в паре такого понаворочаем… Короче, парень, вместо того, чтобы на секунду отвлечься и уделить своей женщине (кстати, вполне достойной – она не подпадает ни под один из 99 признаков;) капельку внимания, полностью переключился на свои мужские дела. А дальше всё пошло да поехало…

Но забыть о Еве, полностью пренебречь ею можно было в одном и только одном случае: если наш Адам «вознёсся», употребляя терминологию православной аскетики. Он возомнил себя чем-то другим. Так чем же именно? С Кого мог брать он пример – и для подражания, и для извращения? Других людей пока ещё не было… Вы снова почему-то догадались. Чёрт, какие все пошли догадливые… Адам захотел уподобиться Богу.

Итак, вот новый виток понимания Адамова греха: не мог он, не имел права брать пример с Бога. «Не по чину берёшь» – говаривал у Гоголя начальник взяточника. Типа Бог «расслабился» на седьмой день, вроде как забыв о творении – а теперь надумал расслабиться Адам, забыв о Еве. «Расслабившись», почив, Бог как бы отвлекается от дел, связанных с творением – то есть с тем, что ниже Его по иерархии. Подобным образом, и Адам отвлекается от более низкой своей иерархической «креатуры».

Не имеет никакого значения, чем реально занимался Адам в то время. Он мог общаться с Богом (получая очередные «вводные»), именовать очередную зверюшку (формируя тем самым свою нарождающуюся рациональность), собирать какие-нибудь плоды… Он мог вообще есть, спать, сидеть на горшке… Для нас принципиально то, что Адам посчитал это своё занятие важным и «крутым», а Еву с её «бабскими заморочками» – чем-то второстепенным. Ну мало ли с кем там базарит его «тёлка»? Всё путём, всё под контролем… Адам не просто расслабился, но отвлёкся от неё, он пренебрёг ею. И, следовательно – отвлёкся от всего мира (так как для связанного с Богом Адама его Ева была своего рода персонификацией всего тварного мира). Тем самым начал он всем этим миром пренебрегать. Типа, нужно помышлять о божественном, о Царствии Небесном, а мир – это всего лишь «трамплин», всё равно он должен сгореть. Спасайся, кто может! Так пренебрежение женщиной, гнушение сотворённым миром и духовное ослабление входят друг в друга и взаимно друг друга обуславливают. А мужчину так вообще превращают в бабу…

Смысл грехопадения Евы был в пренебрежении запретами. Смысл грехопадения Адама был в пренебрежении всем сотворённым миром, в гнушении теми ценностями, которые персонифицирует собою Ева.

Тот, кто полностью пренебрегает тварным миром во имя ценностей духовных, во имя собственного «спасения», совершает то же самое.

Адам пренебрёг Евой… Нет, не так. Он ослабил к ней духовное своё внимание, свою душевную заботу. И, как только он духовно расслабился, почил (слово это и означает «духовное расслабление»), то вся система «Ева-Адам-Люцифер-творение» стремительно покатилась к чёртовой бабушке. Это ведь была целостная система, как и всё вообще в том мире. «Страдает ли один орган, с ним страдают все органы». Да и вообще – все мы единое тело Христово, и потому не смеем противопоставлять себя другим. Когда расслабился Адам, это тут же сказалось на Еве. Расслабилась Ева – и «схавала» плод. И пошлó, и пошлó… Вот он, корень зла. Вот куда уходит своими корнями проблема мирового бабства: в наш, мужской эгоизм. С него-то всё и началось. Вот в чём провинились мы, мужики, перед женщинами, перед человеческой историей, перед Богом, и перед творением в целом, так как «каждая тварь покорилась суете не добровольно».

Ведь очевидно, что если в мире всё иерархично, то должна быть и самая крайняя, самая глубинная причина бабства – как женского, так и общечеловеческого. Так вот, повторяю: она – в мужском эгоизме. В нашем стремлении к почиванию, к духовной расслабленности. Ибо дальше, за мужчиной, идёт только Бог, а искать первопричину в Нём было бы уже сатанизмом.

В своё время, когда я допетрил до этой «концепции мужского эгоизма», то почувствовал вдруг, как что-то внутри перевернулось. Будто бы щёлкнул некий выключатель. Я стал смотреть на мир совершенно другими глазами. Зрение стало каким-то другим – стереоскопическим, что ли… И многие проблемы, о которых часто говорят женщины, и которые ранее воспринимал совершенно абстрактно, вдруг представились в новом свете. Ваш Кот стал гораздо лучше понимать женщин. Даже и общение с ними изменилось. Но самое интересное – вот уж никак не ожидал! – что сами женщины тоже учуяли эти изменения. На меня стали смотреть другими глазами. И не один раз даже довелось мне услышать фразу: «Ты понимаешь меня лучше, чем самая близкая подруга». Почему-то раньше таких вещей мне никогда не говорили… Но вернёмся всё же к Адаму.

Конечно, нельзя утверждать, что уже в раю Адамом обуревал классический мужской эгоизм в современном его виде, – вовсе нет. Этот последний обрёл законченные свои формы уже после грехопадения. То описываемое явление, которое имело место у Адама, было своего рода прото-эгоизмом, как бы его прообразом или зародышем. Выражаясь языком диалектики Гегеля – его пред-бытием. Эгоизм имел некое пред-бытие, он не возник из ничего. Это пред-бытие в результате грехопадения перешло, преобразовалось в бытие. То есть диалектика их взаимоотношения такова, что мужской эгоизм не есть адамов первообраз в «снятом виде» (гегелевское aufheben). Скажем так: если у Адама его «прото-эгоизм» был лишь искушением и развитие его шло классическим путём (по великолепному учению Нила Сорского – «прилог»-«сочетание»-«сложение»-«пленение»), то после грехопадения он перешёл в другое качество и стал уже свойством, как бы преобразовался в него, стал эгоизмом собственно. Обрёл, так сказать, соответствующий ему «психический орган». Такова диалектика грехопадения – всё то, что было просто преодолимым искушением, превращается отныне в свойство, как бы онтологизируется. Теперь его просто так уже не победишь… Впрочем, для начала нам самим следует в нём себе признаться, так сказать, отследить его в себе.